Синее озеро на вершине горы...
Дом спал и во дворе висела выстиранным бельем тишина. Спать хотелось и ему , да и силы его, сорокалетнего , тоже были на исходе. И если бы не натуральный допинг - кофе с лимонном, то вряд ли бы Яромир бодрячком пружинил своими длинными ногами. И как бы не хотелось ему побыстрее увидеть её, обнять и приголубить, но вспомнив мнение своих друзей о его непредсказуемости и желание дать поспать ей, утомленной ожиданием, он решился отложить нажатия кнопки звонка. Прилег в машине, укутавшись походным спальником...
Заснуть ему удалось лишь на несколько минут, когда пронзительный металлический скрежет и грохот мусорных ящиков разбудил не только тех, кто спал, но, кажется, даже и усопших ранее. Местные уборщики, безжалостные ко всем, кто спит в ранний час, к себе , к начальству и архитектору дома, гениально придумавшему этот способ коммунальной услуги, молча и тупо делали свое дело.
Труден был путь, но и он подходил к концу. На короткий звонок в дверном мышином глазке мелькнула мимолетная тень, что-то охнуло, ахнуло, лязгнули запоры и, наконец, распахнулась настежь тяжелая металлическая дверь. И как вполне достойной наградой гибкие руки женщины в красивом халате обвились вокруг шеи высокого и статного мужчины.
В тот момент она глазами , пожирающими уставшего и успевшего сказать "- Это -я!" чуть слышно произнесла, " Ты -сумасшедший!" , и огромными и влажными от счастья глазами, и ещё сонная, но уже с бьющимся сердцем , по обыкновению, наступив своими маленькими ножками на его огромные, ещё пыльные ноги, повисла на его груди.
И только разомкнув руки и ощутив своим еще теплым сонным лицом его двухдневной щетины колючего "ёжика", на правах желанной женщины, оторвала свои обнаженные ноги от его разгоряченных ступней и скрестила их вокруг торса. Губы её продолжали терзать и упиваться его губами и никак не могли насытиться терпким запахом мужчины, запахом авто, дорожной пыли и вкусом такой давней и сладкой прошлой любви.
- Яромир! - так сладко произнесла она и снова прильнула к его роднику, не давая иссякнуть ключу родниковых чувств. Но вот и сердце успокоилось и взглянув в эти счастливые глаза, они смогли разглядеть друг друга.
- Олюшка! - выдохнул и он, и прижал её к своему сердцу, так , что она выдохнула и хрустнула своими тонкими косточками. Это была она, она во всём своем великолепии: и волосами , и лицом чистым и не смятым после сна, запахом женщины, с запахом чистых полевых цветов, с тонкой талией - её гордостью, и ногами, длинными, упругими, готовыми прыгать и скакать вместе со своей прекрасного возраста хозяйкой.
Потом были раздевания и озирание вокруг очень знакомого места. Всё было по - прежнему: та же резная с гобеленом тахта в прихожей, со вкусом подобранные картины, полочка для обуви, необычная по стилю и вкусу выбранная в антикварном магазине, напольные вазы с сухостоем и цветами - всё говорило о изящном вкусе и утонченности хозяйки.
Всё было необычно и в то же время - обычно для него, эстета в душе и аскета по жизни. Всё уживалось в нем, огромном, неглупом мужике, обладающем к тому же и силой и прозорливым умом. Смотрел бы и смотрел на всё это великолепие, но накрытый стол, манящая ванная, легкий голод и элементарное приличие призывали к действия . Яр подавил в себе желание всё это отложить и знакомство с женской обителью было оставлено на потом. Приглашения за стол повторять ему не пришлось.
Как потом оказался в мягкой кровати Яр не помнил. Только смутное воспоминание о её пальчике, приложенном к его губам и её убедительная просьба закрыть глаза на 10 минут, сделали веки тяжелыми и он впал в состояние невесомости.
Бороться с этим даже его могучий организм не мог. И уже засыпая, Яр вспоминал свои былые времен. Были времена , когда он дважды в неделю, на сверкающем красавце Вольво , будучи за рулем, подъезжал к северной столице за грузом, когда за плечами уже были тысяча верст, вдруг чувствовал и кожей ощущал это страшное чувство, чувство летящей ему навстречу беды. Это чувство сонного умиротворения и усталости, а потом, после неведомого толчка и ощущения липкого страха от картины неожиданной встречки и неизбежного лобового удара, ему уже не забыть никогда. Он знал и помнил это состояние несколько раз в жизни, на секунду засыпая за рулем. И вспоминал потом лицо и трубный голос ангела...
Это невероятно трудное испытание, вести тяжелый автопоезд на утренней заре, когда в стремительном потоке сквозь утреннее солнце проносятся навстречу и попутно такие же, смыкающие свои веки, бедолаги, как и ты, жертвы дорог и бизнеса. И только какая-то неведомая сила, крыло Провидения, рука покойной матери, труба Ангела - хранителя выводили его из небытия трубным звуком и уводила несколько раз от встречной смерти.
Для замерзшего сердцем мужика утреннее солнышко ничто, по сравнению с эффектом, когда любимая женщина ранним утром, в ночной прозрачной рубашке с отороченным нежным верхом и свободным низом, вся воздушная и с загадочной улыбкой, опустившись на край сонной взбаламученной кровати, вдруг, увидев под одеялом молодой животрепещущий росток, легким движением своих воздушных пальчиков убирает с его пути последнюю крахмальную преграду...
И нет слаще чувства, когда мужчина, просыпаясь, чувствует у своей груди ее жаркое дыхание и видит непреодолимую тягу женщины к тому, что дало жизнь всему живому, что мыслит, творит и любит на этой земле...
Вкрадчивыми движениями, словно боясь вспугнуть, Яромир, как камышовый кот, уже проснувшись, чуть дыша, прицелясь в её щечку своей двухдневной щетиной, пьянея и робея от её волшебного запаха, позволил себе величайшее удовольствие почувствовать свою Возлюбленную внутри себя, наслаждаясь её чудным запахом, запахом зрелой женщины, этим плодом из Эдема...
И стараясь запомнить сие счастье, чтобы потом памятью своей не захлебнуться в ночной тишине, лишь помня тепло и аромат ее груди, сладость губ и бездонность благодарных глаз, он закрыл от великой своей любви глаза и открыл свое сердце...
- Ты всё проспал, мой милый! - ворковала Ольга, - я смотрела как ты спал и ты во сне был великолепен и спал младенцем! ты столько проехал и выглядишь потрясающе! Я тобой восхищаюсь!
У Яра в тот момент от её слов, знавших цену расстояний и трудных дорог, словно выросли крылья. Восхищение любимой, восхищение его мужских возможностей творить чудеса и руками, и рулём, и всем, чем можно покорять женщину, выдохнуло у него фразу благодарности.
- Меня несли крылья и я летел на шелест твоего длинного платья... И я тебя так ждал, как ждут своего часа приговоренные Небесами к счастью...
Замолчали, любуясь друг другом. И не было ласковей и слаще музыки играющей для них обоих. И стучали слишком громко совершенно голые сердца.
И потом некоторое молчание и совершенно проникновенный внутрь тебя ее взгляд, проверяющий состояние твоей Души , наслаждение и бесконечное обожание. Пальцы Ольги скользили по рельефной груди, крутым плечам, чуть рифленому животу и не было никакой преграды, чтобы продолжить путешествие пальцев. Но это вызвало бы преждевременные бурные эмоции. Здесь же невысказанная нежность, величайший такт и желание продлить любование было для обоих мерилом выдержки и окраски отношений от синего к фиолетовому...
А в груди его, и еще где-то в глубине, было только тепло да легкие ссадины - царапки от её магнитных пальчиков, такая благодарность и метка за чудный вечер и ночь. И ничто не могло омрачить его состояние, только легкая улыбка и ее звенящие слова,
- Ты мой герой, последний, но ты не крайний в степени совершенства. Теперь ты вся моя жизнь и мое мучение по ночам, наяву и болезном бреду.
- Ты меня сделал такой, ты научил меня снова жить и быть женщиной. Я знаю, что снова могу быть любимой и любить . Ты дал мне возможность стать Женщиной и подарил мне надежду любить.
Она сказала и прозрачная слеза в предчувствии их разлуки начала торить свой путь на её щеке, словно мячик на поле для гольфа. А он смотрел на этот, невесть откуда взявшийся ручеек, и , понимал, что она скорее права, чем просто искусно слезлива, молчал, понимая, что бабья слеза как вещун - ещё не знает, когда и почему это случится, но знает, что это непременно будет . И как ему хотелось сказать всё, что накопилось на сердце, но выразить он смог лишь немногое.
- Ты, ласкушка, этого заслуживаешь. Ты заслуживаешь и ласковых слов утром, и вечером, на ушко и в глазки. Ты заслуживаешь шуток, добрых и до коликов в животе, когда , просыпаясь утром ты уже улыбаешься и засыпая , ты смеёшься своим заливистым смехом . Ты заслуживаешь ласкового поцелую за вкусный приготовленный наш поздний ужин и просто за свой мизинчик или локон...
- Да, твой поцелуй как благодарность за вкусный обед, который я позабыла посолить! Ты же знаешь, что я ем всё недосоленное... А за что ты целовал меня в шею, сквозь мои волосы? я там ощутила нежность до мурашек! Смотри они у меня с монету...
Её немой вопрос так и остался витать в воздухе, а благодарностью его было притяжением её к себе и губами, всей своей энергией, тонкой и вкусной, в ответ на её поёживание и блажество, он припал к её тонкой и такой родной шее, что долгий поцелуй в Благодарную точку опять напомнил ей, что она женщина ...
А он смотрел на нее, а глазах его она читала.
-Каждому из нас очень хочется Счастья. Простого, тихого, светлого... Так, чтобы прижаться к родному плечу, забывая всё плохое! Рассказывать взахлёб всё, что наболело, или молча смотреть в бесконечность любимых глаз...
-Каждому из нас очень хочется Нежности... Наивной, как первые весенние цветы, ласковой, как солнечные лучи... Чтобы всю и без остатка! Когда эту нежность дарит любимый человек, хочется ответить ему тем же. Нет! В тысячу раз сильнее!
-Каждому из нас очень хочется Веры – порою, её так не хватает! Чтобы, когда почти сломалась или сломался, кто-то тихо шепнул: "Ты сможешь, у тебя всё получится!" Чтобы засыпать с уверенностью, что Завтра непременно наступит!..
-Каждому из нас хочется Любви! И даже тем, кто говорит, что никогда уже не сможет её обрести. Любовь одинаково нужна и бедному, и богатому, и умному, и не очень... Да всем, всем без исключения, нужна Любовь – то прекрасное и нежное чувство, которое и делает нас счастливыми!
Глядя в её счастливые глаза, и читая в них уверенность , что, вот он ,её герой, который может всё, он смотрел в её широко открытые глаза. Там была Байкальская глубина, чернота Космоса, и живость водяного потока.
- Ты меня сильно идеализируешь. Я могу перевернуть не все, что выше сил моих, я просто физически не смогу, а вот все, что чище и выше чувств моих - я к этому стремлюсь.
- Я тебя люблю! - она закрыла ему рот поцелуем, но приоткрыла вновь.
- Хочу тебя слушать и слушать...- и легла ему ладошками на грудь.
- И порой сердце замирает, от твоего любящего сердца. Ведь оно своей мощью и жертвенностью может и заштопать мне раны на сердце, а может и убить одним молчанием, помнишь как было? И даже запросто убить равнодушием.
- Прости, у меня были трудные дни, я была с памятью и без памяти...,- она шевельнулась и тихо вздохнула .
- Для того чтобы любить надо очень-очень верить в себя, в меня, верить так, чтобы твоя жизнь была без меня невозможна и никчемна, без меня ты можешь сгореть в пламени страстей, в дыму тления быта и быстро зачахнуть от нехватки простого ежеминутного прикосновения... Сможешь ли ты?
Её рука легла ладошкой ему на рот и закрыла поток его сомнений.
О
Свидетельство о публикации №216031602333