Меня осталось на согрев чернил

(Из сборника эссе «Мой календарь знаменательных дат»)




«...Но она меня ищет
                И ищет…

                Забавно до слёз».


                (Сесар Вальехо)


Я познакомилась с Сесаром Вальехо в конце июля 1984 года, когда мне самой было чуть больше 18-и лет. Я зашла в какой-то книжный магазин и, пролистав небольшую, с ладонь, книжку стихов и прозы – отдала за неё 70 копеек, потому что обратно отдать её уже не смогла. Скорее всего, это был тот самый «вот тебе рубль на обед и ни в чем себе не отказывай», из студенческой бедной стипендии. На «обед», соответственно, оставалось 30 копеек. Я тогда ещё не подрабатывала, зато очень скоро, всё чаще «зависая» вот так над какими-то завораживающими меня фразой или словом – «заработала» себе гастрит (вместе со школьными не съедаемыми завтраками, чего уж там). За духовную пищу всегда приходится платить дорого … Но почему-то без такой пищи все друзья-подруги и даже члены семьи как-то обходились, а я – нет. (И это при том, что дома книг было немало, да и районная и институтская библиотеки – пожалуйста – подберет тебе (на вкус библиотекаря...) что нужно. Но в том-то и дело, что именно я сама (не знаю как (!?!) находила (наверное, как Карлик Нос), то, что придавало пряность и «волшебность» тому, что я называла с большой буквы – Поэзией.

«Анды, обрывистые крутизны, высокие плоскогорья, на которых кое-где золотится редкое жнивье, дикие нагромождения скал. Печаль и в особенности тоска, тоска постоянная, молчаливая. Таковы здесь и люди; молчаливые и суровые, они похожи на Анды. Известные стихийными бедствиями,  истерзанные бедствиями социальными, они замкнулись в вековом страдании, которое словно сливается с вечностью», – так изображает перуанский прозаик Сиро Алегрии среду, в которой ему довелось учиться в одной из начальных школ Трухильо, главного города провинции, где преподавал студент местного университета Сесар Вальехо. Вот таким показался ему этот учитель при первой встрече: «Длинный, худой, весь какой-то торжественный, похож на облетевшее дерево». Особенно впечатление на мальчика произвели его волосы: «черным-черная густая грива прямых жестких волос». («Почему у него такие волосы?» – «Потому что он поэт»)…

Смешно: и этот перуанский поэт, будучи мальчишкой, и я думали о Поэтах почти одинаково. Ну, что в них, непременно, должно быть что-то особенное (во внешнем виде или в образе жизни), отличное от других. Став взрослее, понимаешь, конечно, что в поэтах (и людях вообще) «самое-самое» может быть вовсе и не каким-то «сверх»-особенным, выдающимся, непременно выдающим в человеке его «избранность» (в высоком смысле слова, синоним – «лучший», необычный, по сравнению с серыми, однообразными, не замечающими и не придающими значению ничему, кроме того, чтобы они могли прагматично, рационально использовать в своей жизни. Конечно нет. Это не главное. Как и верно то, что, любящий поэзию в себе, а не себя в поэзии – не гонится ни за какими «рейтингами» и «имиджами». Ему это ни к чему. А если нечто схожее и происходит в его повседневной жизни, то как-то само собой, и самим поэтам кажется вполне обыденным, поэтому, зачастую, и не замечается вовсе. (Возможно, я ошибаюсь, но я и сейчас думаю также: само мышление художника выдаёт его целиком и полностью, через поступки или какие-нибудь житейские мелочи (житейскую неприспособленность, некоторую отстраненность от социума и т.п.).

Понятия не имея, кто такой Вальехо, а всего лишь пролистав его стихи, останавливаясь то на одних строчках, то на других, я очень быстро поняла, что заглянула в какой-то другой, притягательный для меня мир. Хотя, если посмотреть предвзято: чего уж там такого необычного? Но для меня – определенно что-то было, и, скажу, забегая вперед, есть и по сей день. Чаще всего, это были даже не целые произведения, а  несколько строк, а то и одна строчка, раскачивающая мою собственную мысль. Я подчеркивала их тоненько простым карандашом или выделяла на «полях» скобочкой с восклицательным знаком. Так вот, с тех пор прошло … (сами посчитаете, сколько лет), а «выделенное мною» тогда, отзывается и по сей день и будит во мне какие-то особые эмоции. Значит, что-то такое… есть и во мне. Кто-то сравнил такой личностный поиск с тем, как раньше по приемнику ловили нужную (или наудачу) волну, где звучало то, что было созвучно на данный момент. Действительно, похоже. Но бывало и так, что услышанное, перебивало то, что только что владело тобою, и надолго (а быть может, и навсегда), ненавязчиво перестраивая на СВОЮ волну.

Не знаю, что по этому поводу думало издательство «Художественная литература», но обложка у книжки была более чем невзрачная. При этом указывалась фамилия «художника». Был указан тираж и автор-составитель, он же – автор предисловия. Но к моему удивлению, не было указано, чьи переводы перуанского поэта предлагались читателю. Насколько мне известно, его переводили и позже, и несколько (или совсем) по-другому. Однако переводы были «безымянными» и почему-то, скопом, отнесены на счёт издательства.

По-моему понятно, почему я останавливаюсь на этом моменте. Книжечка являла собой –«Избранное» (в основном – стихи и немножко прозы, то, что было «избранно» по личной воле составителя). Если бы чей-то перевод оказался мне тогда ближе (интуитивно, разумеется) я бы, скорее всего, стала  искать этих переводчиков, а там, глядишь, и открыла бы для себя новых поэтов. Конечно, пусть позже, я всё равно постепенно открывала для себя воистину неизвестный материк латиноамериканской литературы, но только проделанный путь мог быть для меня значительно короче…

Но отбор поэтов велся, судя по всему, строгий. Во всяком случае, Вальехо, надо понимать, напечатали у нас только потому (хотя он умер 46-и лет отроду в 1938 году), что он был «правильным»: из бедной многодетной семьи, зарабатывал на жизнь и учебу тяжелым трудом, в том числе – работал в вольфрамовых шахтах, чтобы в 1910 – 1915 гг. изучать литературу в Свободном университете г. Трухильо. В 1922 году был арестован по ложному обвинению и целых четыре месяца провел в тюрьме; в 1927 посетил СССР, а в 1928 вступил в коммунистическую партию Перу. В ходе Гражданской войны тесно сотрудничал с республиканцами. Практически, был «революционером», а значит – «своим». Писал прозу, был журналистом (но меня это тогда не очень интересовало, да и статьи эти, скорее всего, были «политически правильными», так что я до сих пор думаю, что немного потеряла, не разыскав их).

Известно, однако, что в 1923 голу он перебрался в Париж, где сблизился с французскими, испанскими и латиноамериканскими сюрреалистами (Висенте Уидобро, Пабло Неруда, Тристан Тцара).

Понятно, что выпуская в 1984 году небольшой сборничек поэта, в предисловии больше писалось о непосильном труде трудящегося народа Перу, борьбе республиканцев и т.п. Из этой информации действительно можно обрисовать плоский, трафаретный (ходульный) портрет перуанского революционера, но не поэта. А вот почему лет в 15 Сесар пытался покончить жизнь самоубийством, а главное – как решился передумать (или что этому, к  счастью, помешало, после чего он уехал  в Лиму, а затем, в 1923 году – в Париж, где сошелся с разными интересными творческими личностями – написано ничего не было. И о том,  что стало помехой тому, что у Вальехо, по всей вероятности, не сложилась личная жизнь (а ведь она у него, наверняка, была!..):

«…пели мельничные крылья циферблата
и кружились и наматывали сами
обе жизни на одно веретено…» –

ведь это о любви.

...И вообще, каким он был человеком на самом деле!?..  Ни о чём таком в кратком «правильном» предисловии, разумеется, прочитать невозможно. Только по крупицам, выуживая что-то из текстов самого Вальехо, можно попытаться составить робкий, тоже, увы, приблизительный портрет юного «поэта-бунтаря».

Как истинный перуанец (вспомним описание Сиро Алегрии Анд и их жителей, он, похоже, чаще был замкнут (хотя, возможно, просто не хотел давать понять себя другим), а среди шумного, многоголосого Парижа, окруженный братьями-поэтами, – был душевно одинок. Так, что некому было подставить ему плечо в трудную минуту, некому было довериться, чтобы позволить обнаружить скупую мужскую слезу.

«… Он боль вверял свидетелям немногим;
То – четверги и локтевая кость,
Дожди и одинокие дороги».

Известно также, что он постоянно бедствовал (но  в юности я по-своему романтизировала образ «поэта»: глупо, но, в частности, бедность, в моих глазах, была, скорее, достоинством настоящего поэта, чем недостатком). Мда…

Говорят, также, что Вальехо тяжело болел, однако «…истинная причина его смерти так и не была установлена». А ведь ему было всего 46 лет (!) – самый расцвет мужественности и очень важный переход на иную ступень миропонимания.

Мне кажется, сломила «худого», черноволосого  (а на фотографии в Википедии он и правда похож не на мощного орлана, кружащего над Андами, а, скорее, на грустную галку), непосильная его конституции – работа. Он уже с юности чувствовал в себе «размах крыла», но только при помощи такой работы, он мог отложить немного денег, чтобы навсегда вырваться из рабского ярма кабалы вольфрамовых шахт в иной мир, пусть Анды и были его суровой Родиной.

Студентом он наверняка считал, что литература, поэзия – это те самые точки опоры, с помощью которых можно повернуть человеческую жизнь к лучшему. Лично я – верила. «…неблагодарно было бы страдать!», – писал он с юношеским максимализмом.

Позднее, судя по его стихам, он пришел к иному выводу…


***
«На самом деле небо не близко и не далеко от земли. И смерть не близко и не далеко от жизни. Всегда перед нами река Гераклита».

***
«Не надо ничего бояться. Не надо ни на что надеяться. Ты всегда жив – более или менее. Ты всегда более или менее мёртв».

***
«Умирают, только сделав что-либо. Ты что-то сделал, раз умираешь».

Так писал повзрослевший Вальехо-прозаик.

Похоронили драматурга, публициста, политического деятеля, перуанского поэта и прозаика, «бунтаря и новатора» на кладбище Монпарнас. Во всяком случае, упокоившись на французской земле, он смешал свой прах и дух со множеством настоящих поэтов или Художников, то есть людей, иначе видящих и слышащих этот мир.

«…..Луна! Слепое сердце тишины!
По синему вину из чаши черной
Зачем на край закатной стороны
Плывешь ты каравеллой обреченной»

ПС: Но я и половины не написала о том, что мне дало соприкосновение с поэтическим миром странного поэта, родившегося в суровом климате, жившего среди суровых климатических условий и таких же человеческих отношений, внесшего свою лепту в Евпропейскую литературу – Сесара Вальехо. Не написала, потому что это уже зона моего интимного отношения с его поэзией. Есть граница, за которую я не допускаю никого из любопытствующих и даже близких по духу людей. Просто это невозможно.
Сесар Вальехо: родился 16 марта 1892 в Сантъяго-де-Чуко, Перу – умер 15 апреля 1938 года в Париже, Франция);

*) заголовок – цитата из стихотворения С. Вальехо


Сесар Вальехо. «Избранное», М., Изд-во «Художественная литература», 1984г.