Наступил славный второй день Светлой Седмицы по Пасхе.
Машенька Егорова безучастно смотрела в окошко на то, как три мартовских кота готовились к драке и иногда оборачивалась на гроб, в котором покоилась ее бабушка. Машеньке шел девятый годик. Ее матушка умерла четыре месяца назад, поэтому девочка почти привыкла к смерти. А папы и дедушки у нее не было.
Однако, в этот раз смерть была особенной. Никто из присутствующих этого не знал. Потому что это было большой тайной и даже - чудом.
Когда мама заболела, она всегда лежала в углу за шторкой. Такой она и запомнилась Машеньке: бледной, худенькой, кашливой и добренькой.
Все изменилось - после ее смерти. Бабушка озлобилась и стала заставлять девочку выполнять многую работу по хозяйству. Машеньке очень нравилось собирать яички в курятнике, хрупкие и теплые. Но она ненавидела навязанную ей обязанность доить козу Муху, которая всегда норовила ударить или боднуть.
Накануне Светлого Христова Воскресенья Машенька всей пятерней прыснула бабушке молока в кашу, чтобы та оскормилась. Полными ложками, вкусно причмокивая, под внимательным машиным взглядом, бабка съела эту самую кашу. И умерла. На Пасху.
Раздрай котов был в самом разгаре, но Машенька смотрела на это как-то отстраненно, безразлично. "Это ли - не чудо, - думала она, - я всегда буду поститься".
Печальное повествование. Все-таки, что ни говорите, Глеб, а жизнь в России на любителя. Я помню похожее, как еще в школе гоняли нас в колхоз, в деревню Старово, у черта на куличках. Поселили нас с приятелем в избу к колхозникам. Вечерело. Захожу и вижу лучина горит, электричества еще там не было, горит лучина, и выхватывает мерцающие силуэты двух детей, мальчика и девочку. За столом старик весь в бороде. Жуть, а ведь жили, куда ты денешься...
Жили при лучине, а попадали в рай, под свет божественных софитов. А мы? - Задницу поднять не желаем, чтобы кнопку телевизора переключить. Я думаю, что ещё неизвестно, где лучше жили.
Света в Старове еще не было, а вот радио было. На стене за печкой висела черная тарелка. Помню, передавали что-то про Ханса Кристиана Андерсена. Старик послушал, и говорит: "Ишь ты, "Крестьян", мать твою". Сколько лет прошло, а поди ты, в памяти осталось. Нет, не верьте тому русскому, который в сердцах проклинает Россию. Эти как раз и любят ее больше всех!
Либерал эластичен. Он направлен сразу, как паук, в разные стороны: восемь лапок на надцати сетях. И, плетя сети своим крестообразным задом, напевает песенку :
"Не верьте тому пауку, Который проклинает сеть свою".
Пустая попытка перевербовки. Но, однако, какой же вы эластичный. Если бы я был злым демоном, то превратил бы вас в волшебный ластик, стирающий память. Вы - замечательно соответствующий материал.
Какая "перевербовка", окститесь, сударь. С Вами по-человечески, а Вам всё козни мерещатся. Вот Вы и есть пример вырождения, поразившего Россию. Вы уже не люди. Прощайте.
Гордо развернулся и ушёл. На третьем шаге из внутреннего кармана его кашемирового пальто выпало достоинство. Он презрительно обернулся, но не стал останавливаться, чтобы подобрать утерянное.Удаляясь всё дальше и дальше,размахивая мужскими бёдрами, он напоминал мне старинный корвет, могучий и непреклонный перед жуткими валами волн.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.