Саат. глава 2. Волосы Вероники. 2. Взаперти

Саат. глава 2. Волосы Вероники. 2. Взаперти.

Мальчик тряс женщину за плечо, но та не отвечала. Не просыпалась. Только голова безвольно мотнулась из стороны в сторону.

- Мама. - Тихо позвал он.

Кричать нельзя, в городе второй день орудуют вооруженные люди в черной форме, стреляющие на любой звук без разбора. Они вчера и так обстреляли их семью. Заставив укрыться в этом темном подвале, и трястись от страха, пока над головой, на улицах города, гремят разрывы орбитальной бомбардировки. Два часа обстрел. Два часа перерыв, во время которого Мурманск превращается в безумное варево пытающихся убить друг друга людей. Перестрелки, стычки, схватки… И снова обстрел по вскрытым укреплениям. Не прекращаясь. Второй день… Мальчик снова потеребил женщину за плечо.

- Мама…

- Молодая совсем… - раздался сзади голос, нарушивший царящее в сумраке молчание. Он так и не понял, мужской был голос, или женский. Слезы уже проступили, готовясь вырваться предательскими всхлипами, но сердце еще не верило. – Жалко…

Их было человек десять в этом подвале. Он сам, мама, сестры, Вера и Лика, еще пара ребятишек, которых он не знал, старичок, и несколько бабушек. Взрослые мужчины были там, наверху. Умирали, пытаясь отстоять право на жизнь. Только он об этом еще ничего не знал…

- А то они смотрят, молодая, старая. Палят почем зря. Живыми – то мы им и не нужны… Дочка, сколько ей было то?

- Тридцать. – Буркнули в ответ очень знакомым голосом. Лика.

Красавица Лика, так сильно похожая на маму. Только молодую. Лика была старшей из них. Четырнадцать лет. А учитывая. Что в городах, подобных Мурманску, женами и матерями становились рано, она уже считалась девушкой «не выданье». Он отвел взгляд от маминого плеча, и посмотрел на сестру. Невысокая, как и мама, белокурая, с едва наметившийся грудью и по-девичьи угловатой фигуркой. И с окаменевшим, очень серьезным взглядом ореховых глаз.

К Лике прижалась Вера. Такая маленькая и испуганная Вера. Тугая светло-русая коса растрепалась, и спутанные прядки торчали в стороны или упрямо лезли в глаза. Яркие, голубые, как у папы глаза. И закушенная от волнения пухленькая губа. Она всегда так делает… И она тоже не верит. Знает, но верить не хочет… У нее сегодня день рождения. Одиннадцать лет. Подарки только… Моргнула язычком пламени свечка, неизвестно где найденная кем-то из взрослых, и Вера всем телом вздрогнула, а он снова перевел взгляд на плечо мамы. И смахнул с глаз слезы.
 
- Мама…

Мама закрыла собой Веру от осколков снаряда, когда они пытались вчера вырваться из кольца. Не смогли. Нашли этот подвал, где и укрылись от обстрелов. Вот только мама уберегла его сестру, но сама получила серьезные раны. А искать врача среди напалмовых пожаров никто не стал.

- Мама…

- Ваня, прекрати! - рявкнула Лика. Вера опять вздрогнула, и заплакала. - Нет у нас больше мамы. Нет.

- Не говори так… - взмолилась Вера.

- Но это так, солнышко. – Лика обняла сестру, и легонько провела по волосам ладошкой. Как это обычно делала мама. – Мы теперь одни с вами… Одни…

- А папа?

- Папа наверху, Вань. Скорее всего, тоже уже убит. Или будет убит…

- Нет! – Он сорвался на крик. – Папа сильный. Он их победит. Он…

Скрипнула дверь, по подвалу скользнул слепящий луч фонаря, и следом загремели выстрелы. Он видел, как одна из старушек накрыла собой Лику, получив несколько пуль в спину. Как остановились глаза Веры, непонимающе смотря перед собой, а на лбу медленно наливалось кровью пулевое отверстие. Через секунду Вера упала в проход, затушив собой свечу, и выстрелы стихли.

- Осмотреться. Могут быть выжившие.
 
По полу и стенам заскользили лучи фонарей, загрохотали шаги. Их было четверо. Четверо крепких, хорошо подготовленных мужчин. Они быстро осмотрелись, заметили его, и осветили фонарями.

- Командир, тут мальчонка, лет семь, может десять. Куда его?

Ответа слышно не было, боец разговаривал по гарнитуре. Но жест, перечеркнутое большим пальцем горло, который он показал товарищам, говорил сам за себя.

- Кип, стой. – Окрикнул его второй. – Помоги бабку скинуть… Ого.

Тело старушки откинули в сторону, и в свете фонарей полыхнули испугом и злобой глаза Лики.
 
- Хорош улов. – Хохотнул один из мужчин.

- Да ну, малолетка.

- А тебе с ней детей не рожать. Только делать. Пару раз.

Лика испуганно отползла в угол, выиграв всего лишь метр расстояния, и вызвав приступ хохота у бойцов.

-Беги, дурак! – Взвизгнула сестра, выводя его из оцепенения. Он повернулся к двери, и даже успел сделать пару шагов прежде, чем ударом приклада его отшвырнули назад…

Иван открыл глаза. Этот сон всегда обрывался на этом месте, будто оберегая его. Воспоминания в реальной жизни не так ярки, как образы в снах. Но и без этого сна он хорошо помнил, что было после. Настолько хорошо, что хотел забыть. Очень хотел. Но сон, и связанные с ним воспоминания возвращались. Всегда. Когда он пришел в себя, спецы привязали его к какой - то трубе, и заставили смотреть, как они насилуют его сестру. Лика пыталась вырваться, ее били. Она кричала, но ее снова били. Она звала на помощь хоть кого-нибудь, умоляла прекратить… Но ее били. Насиловали и били… И снова насиловали… Сколько это продолжалось, Иван сказать не мог, но достаточно долго, чтобы он перестал плакать, и начал проклинать. Он не видел лиц. Но слышал их смех. Видел, как упиваясь своей безнаказанностью, эти четверо заламывали руки его сестре, заставляя…

Мужчина резко сел в кровати, и провел ладонью по глазам, прогоняя наваждение. Иногда эта пытка памятью становилась невыносима. У Лики были чудесные, теплые, ореховые глаза… Но в тот день Иван впервые увидел в этих глазах ненависть. Холодную, колючую, всепоглощающую ненависть… Дед Веня нашел их в этом подвале. Он убил спецов. Древним, чудом стреляющим пистолетом, потратив на каждого всего по одному патрону. Он обнимал Лику, пытался ее согреть и успокоить. Но ему пришлось отойти от Лики, чтобы отвязать его… «Отомсти им, брат!» И выстрел. Она вытащила пистолет из ближней к ней кобуры, и прострелила себе голову. Навсегда оставив ему на память полные ненависти ореховые глаза.

Иван поднялся с кровати, и вышел из комнаты отдыха экипажа. Последние дни он предпочитал отдыхать в ней, а не в богато и со вкусом обставленной пассажирской каюте. Мужчине было некомфортно среди роскошных диванов из натуральной кожи, и мягких замшевых подушечек. Нужно было срочно чем ни будь себя занять, пока воспоминания не взяли над ним верх. Вот только на маленькой яхте заняться было решительно нечем. «Антей» предназначался для комфортного передвижения высших чинов комитетов в недальних инспекциях, а потому не обладал длинными коридорами и просторными залами. Почти половину пространства занимала каюта пассажира, представлявшая собой небольшую квартирку с душевой комнатой, туалетом, двумя спальнями и маленькой гостиной, выполнявшей так же роль прихожей. Учитывая размер кровати в одной из спален, Иван сильно сомневался, что путешествующие чиновники выползали из нее во время перелета.

Вторая, носовая, часть яхты была отдана на откуп членам экипажа. Комната отдыха на шесть человек, свои душевая и туалет, камбуз и кабина пилотов. Все довольно тесное и аскетичное, но до боли напомнившее Ивану родные десантные корабли, где всегда находилось место, но никогда не было одиночества. За последние одиннадцать дней от исходил и излазил яхту вдоль и поперек. Выгреб все запасы провианта и воды, которых ему с лихвой хватило на столь длинный перелет. Ахита от еды отказалась, упрямо не желая признавать восстановленное мясо едой. Это беспокоило Ивана. Мужчина привык к тому, что инопланетянка была постоянно рядом. Даже к «лечебным гляделкам», как он про себя называл процедуры борьбы с головной болью, он тоже привык. Но до вчерашнего дня девушка – саат вела себя так, будто голодовка ее совершенно не беспокоит. А вчера просто упала в коридоре, потеряв сознание, и предоставив спутнику самому разбираться с посадкой.

Единственным полезным трофеем, найденным на «Антее» стало довольно необычное устройство. Иван уж точно держал такое в руках впервые. «Переводчик Универсальный Синхронный. Модель 206», как гласила надпись на маленькой шкатулке, найденной в той самой спальне с огромной кроватью. А в шкатулке – небольшая улитка гарнитуры. Просто серебристая раковина, одеваемая на ухо, и маленький динамик. Проверить было не на ком, но гарнитуру он все равно надел. Мало ли что. Улитка слегка завибрировала, в горле кольнуло, но не очень больно, и в динамике раздался приятный женский голос:

- Укажите ваш родной язык.

- Русский. – В горле запершило, но почти сразу прошло.

- Параметры установлены. Настройка завершена. Приятного пользования переговорным устройством.

Он разместился в кресле пилота, ставшим родным за эти дни, и включил мониторы наружного наблюдения. По расчетам бортового компьютера, взаперти ему оставалось пробыть не более двух часов. Потом… Об этом «потом» Иван предпочитал не думать. Посадить бы яхту на поверхность, не сгорев при этом в атмосфере, а там разберемся. Почему то же Ахита выбрала именно эту планету. На мониторах ярко-белым буйством отобразилась одна из двух звезд системы Диадема. Фильтры надежно защитили глаза, но картина все - равно была впечатляющей. «Антей» проходил достаточно близко, чтобы ощутить на себе всю ярость огненного шара. А где – то вдалеке уже была видна вторая звезда этой системы, вокруг которой и вращалась заданная планета. Мужчина еще раз пересчитал маршрут. С нынешней скоростью яхта выйдет на орбиту планеты через шесть часов. Иван выбрался из кресла, и отправился на камбуз.