Жизнь наградила нас

«Средь шумного бала…»
Сегодня день Святого Патрика. В честь этого мы с друзьями, для приличия напялив на себя, кто что мог зелёное, решили, как следует повеселиться. А именно – по пути от начала главной улицы до Красной площади заходить во все распивочные. Конечным пунктом назначения был любимый бар «Лепесток», которым заведовала моя давняя знакомая, Рита. За всё время, что мы были там прежде (а бывали мы там со студенческой периодичностью часто), такого, что творилось в тот день, не видели никогда. Да сама Ирландия позавидовала бы масштабу развернувшегося гулянья! В самом центре, на площадке, расчищенной от столов, под задорную музыку, от которой мог бы пуститься в пляс даже наш вечно угрюмый ректор, танцевала небольшая группа разодетых и разрисованных молодых людей. Моё внимание в ней привлекла девушка – ни дать, ни взять эльфийка, по ошибке забредшая сюда прямо со страниц книг Толкина. Её голову венчала миниатюрная корона, умело спрятанная в копне ярко (правдивее было бы написать – ярко-ярко) оранжевых волос. Тонкий стан был облачён (простите, но говорить менее высокопарно я не могу из-за важности момента) в тёмно-зелёное платье, соблазнительно подчёркивающее талию и открывающее спину, на которой (о, и теперь помню своё удивление!) красовался кленовый лист. Ей-богу, его можно было спутать с только что сорванным настоящим. «Боже мой, кто это?» – спросил я у Риты. «Если имеешь в виду девушку, которую ты поедаешь взглядом уже которую минуту кряду, то это – Аделаида (ну какое ещё могло быть имя у неземного существа). Она в нашем городе руководит студией ирландского танца, вот я и пригласила её с группой. И судя по тебе да ещё паре очарованных мужчин, пригласила не зря». «Угу», – наобум сказал я, даже не заметив издёвки, как всегда ехидной знакомой. В таком же забытьи прошли для меня ещё пару песен, под которые Аделаида умело порхала, словно в этом мире существовала только она и музыка. Прикованный к стулу, я несколько мгновений не мог встать с места, попросту не веря, что она сама (!) подошла ко мне и пригласила на танец. «Ну и здорово же я напился, раз такое мерещится», – подумал, уже обнимая её за талию. Звучала грустно-романтичная мелодия, над текстом которой при нормальных обстоятельствах я непременно бы посмеялся. Но в те мгновения эти стихи казались мне верхом совершенства. Да что говорить, – я помню их до сих пор.

Ты меня ждала на причале,
Не смыкала очей ночами,
Он увидел тебя, голубка,
И забыл о вечности Дьявол.

«Мне кажется, я тебя люблю», – сказал я, как только звуки умолкли. «Это ужасно глупо». Эти слова словно окатили меня ведром холодной воды. Однако моя чудесная фея продолжила: «Но мне кажется, я тебя тоже». Вот так. Оказывается, такое бывает, и теперь я – живое тому свидетельство. Так что скептикам, кто не верит в существование любви, в целом, и любви с первого взгляда, в частности, я могу смело показать язык. Ха! Завидуйте!

Просто вместе
Сегодня День святого Патрика, а я один. Ты ушла, громко хлопнув дверью, не успев перед этим сдержать горестный всхлип. Я обидел тебя, забыв, какая ты у меня ранимая. Засиделся за починкой дрели, что-то уж совсем с ней не ладилось, а тут ты – как всегда обитаешь где-то в своём мире, игнорируя тот факт, что я занят. Громко защебетала о том, что увидела по телеканалу «Культура». Я вспыльчив, по-мужски груб. Ну и сказал, не подумав. Паршиво. Ещё хуже стало, когда обнаружил в первом ящике стола записку. Ты любишь незаметно прятать их во всех уголках дома, чтобы я, вот как сейчас, их случайно (случайно ли?) обнаруживал. Сегодня твоим изящным, каллиграфическим почерком (ну какой же ещё может быть у феи?) в ней были выгравированы стихи.
Я полюбила быт за то,
что он наш общий быт,
что у меня твоё пальто
на вешалке висит.
За тесноту, за тарарам,
где всё же мы в тепле,
за то, что кофе по утрам
варю лишь я тебе.

Ты пришла спустя 1 час и 43 минуты. На 20-ой секунде минуты следующей вошла в комнату и, как ни в чём не бывало, продолжила: «Так вот, по Культуре запустили цикл передач – с Людмилой Штерн, подругой Бродского и Довлатова. И в одной из серий рассказывалось, что Иосиф Але…». Подхватил (какая ж ты у меня худенькая) на руки, закружил, засмеялась. Как же я тебя тогда целовал!

Так, а не иначе
День Святого Патрика. Случайно найдя на полке краски для боди-арта, смиренно выдохнул, уже зная, что меня ждёт «боевой», бело-зелёный окрас и вечер под задорные ирландские мелодии. Как и в день, когда мы впервые встретились, ты будешь танцевать, словно паря по воздуху, а я, попивая пиво, буду блаженно тебе улыбаться. Знаешь, на недавних посиделках с друзьями я слушал их сетования на жён: «пилит», «просит всё больше денег», «не даёт проходу, вот еле-еле выбрался сюда», «подозревает в измене». Хочешь, верь, хочешь – нет, а молчал я один. Ну что я мог им сказать? Что ты запустила в меня своей туфлёй, из-за того, что я обозвал Есенина «бездарным деревенщиной», и это один из «скандалов», случившихся за последние пару месяцев? Так они мне не поверят. Да и сам я бы на их месте не поверил. Но, к счастью, я на месте своём – рядом с тобой. И почему-то почти уверен, что ты тоже никогда не жалуешься на меня подружкам, даже если мы и ругаемся, даже если я бываю не прав. Не потому что у нас полная идиллия, – потому что, как и я, стоишь горой за то, что имеешь, не позволяя даже самым близким влезать в наш мирок, созданный только для двоих. ЧТО?! В скором будущем троих? Что ты только что, в громе задорной музыки, прошептала мне на ухо? Мне показалось, или это было что-то, вроде: «Я беременна»?! Нет, мне не послышалось. Утром наблюдал за тобой – изменилась: хотя и такой же мягкий, но более уверенный взгляд женщины, открывшей одной ей доступное знание, более округлые черты фигуры, неспешная, словно защищающая кого-то походка. Да что ж я за дурак! Ты же намекала мне – в очередной записке, что я обнаружил в кармане своей куртки. В ней были стихи, которые я по своему невежеству посчитал просто красивыми рифмами, а не прямым следствием твоего «интересного положения». Но…лучше поздно, чем никогда. Ну мы теперь заживём!
В нём будет закалка твоя и моя,
Твои и мои черты.
И всё же он будет лучше, чем я.
И даже лучше, чем ты.

Вечный Твой поэт и вечный Твой любовник
Уже вторую неделю вы проводите в Ялте. К нашему огромному сожалению, мне не дали отпуск. Что ж, поплескайся там за меня, моя Ундина! Я-то ведь знаю, как ты любишь плавать, а Серёжка – собирать ракушки.  Помню, как давным-давно летом мы поехали за город. Накупавшись, я вышел на берег, думая, что ты пошла вслед за мной. Оборачиваюсь, а тебя и след простыл. «А ну вылезай, а то поймаю!» – негромко говорю, зная, что ты где-то поблизости. В ответ – плеск воды и хихиканье, вот уже столько лет освещавшее волшебным звоном наш дом. А как ты однажды ругалась, когда я вручил тебе букет из кувшинок, зная, что это твои любимые цветы. «Что ж ты сделал! Они же теперь умрут», и к моему полному шоку, расплакалась. Вообще я уже перестал удивляться твоим чудачествам. В конце концов, именно им я и должен быть благодарен за то, что ты такая удивительная. Теперь ты уехала, а я всё равно: пью только травяной чай, а не «пыль от чая, засунутую в марлю»; все косточки и недоеденный хлеб отдаю бездомным собакам; загадываю желание, увидев «16:16» на телефоне (комбинация цифр может быть любая), или всего лишь одну звезду на всём небе. А на тех выходных коротал ожидание вас в лесу. Сколько мы там вместе ни лазили, ты никогда не забывала взять с собой наш старый плед, шоколадку для сына и термос с чем-нибудь согревающим (от всё того же чая, заваренного очередным немыслимым способом, до пряного, иногда переперчённого глинтвейна). «Я у тебя уютная женщина!» – всегда говорила ты на привале, победоносно извлекая свои пожитки из рюкзака. Ты так любишь дурачиться и шутить, а я, с возрастом становящийся и вовсе несносным, в ответ на тебя ворчу. Но ведь ты знаешь, что это – так, для порядку, чтобы не выпячивать своё и без того очевидное обожание.
А вообще…бросайте свою Ялту, возвращайтесь скорее! Я плохо сплю, не слыша за стеной сопение мальчугана, не чувствуя, просыпаясь посреди ночи, на себе твоей руки.

«Благодарю, что приходила»
«День Святого Патрика. Наш день. Мой миленький, прости меня! Что ушла. Что вовремя не разглядела этой болезни, отмахиваясь от твоих требований сходить к врачу. Доигралась. Но об этом – больше не надо. Лучше – о нас.
Подумав, ты согласишься, что мы – люди редкой судьбы. Потому что прожили слишком красивую жизнь, полную взаимной любви и счастья. Зря ты думаешь, что по-настоящему меня волновали, трогали за самую душу, только стихи да танцы, что я была слишком далека от «земных мелочей». Я обожала тебя всего, а значит, и каждую, связанную с тобой мелочь (даже разбросанные по всему дому запчасти от  инструментов), тихие (многие считают их обыденным, неинтересными) вечера, когда Серёжа убегал погулять, или корпел над новой моделью корабля, ты – копался в компьютере, а я возилась для вас с ужином, или убиралась. Это было чудесно. Так что не горюй, не кляни судьбу, – всё справедливо, всё так, как и должно было случиться. Хотя бы оттого что одна я, без тебя, не справилась бы с воспитанием Серёжи, с его поднятием на ноги и провожанием в большое взрослое плавание – добровольно погасла бы и отправилась вслед за тобой. Да и денег я ни зарабатывать, ни копить никогда не умела. Ты не такой, ты сильнее, сметливее, ты сможешь всё сделать за нас двоих. Надеюсь, вы исполните нашу семейную мечту - съездите наконец-то в Ирландию! Станцуете там за меня хорнпайп (только не забывай, и научи, наконец, Серёжу, что движения руками в нём почти отсутствуют, а то вы вечно ими размахиваете). А я в ответ улыбнусь вам с неба.
Противоположности свело.
Дай возьму всю боль твою и горечь.
У магнита я - печальный полюс,
ты же - светлый. Пусть тебе светло».