А какие у нас были плавники

- Пойдем, я тебе кое-что покажу, - рассмеялась Нитка, крепко схватила за меня руку и потащила в кусты.
Я нервно хихикнул. Все-таки головы у подрастающих джентльменов забиты всякими пошлостями. И это не зависит ни от воспитания, ни от образования, ни от фаз луны.
- Знаю, о чем ты думаешь, - отмахнулась подруга моего детства, светлоглазая и рыжекосая, одетая в потертые джинсы и бесформенный реглан с капюшоном, а все равно самая прекрасная в мире. – Я тебя обязательно поцелую, только позже, ладно? Там такоеее…
- Неужели ты обнаружила в этой несчастной луже настоящее лохнесское чудище?
- Чудище, чудище, - Нитка нетерпеливо отмахнулась, - только наше, васильковское. Сам увидишь.
Я заинтересовано хмыкнул и бросился в догонку.

Мою подругу Нитку, по новообретенному паспорту – Наташу, нельзя было назвать фантазеркой. Скорее уж - меня. Это я рассказывал ей небылицы, когда она болела или грустила. Большим успехом пользовалась одна – о невидимом драконе, обитающем на ее крыше. Это я нарисовал ей карту города из наших любимых книг. Это я почти убедил ее, что раньше мы были блестящими рыбами с синими, как океан, глазами и познакомились в самой глубине черного моря очень-очень давно, еще когда наши родители были совсем малышами и не знали друг друга.  «А какие у нас были плавники…», - мечтательно вздыхала она. – «Серебряные, как бабушкин сервиз и влажно-нежные как ее розы по утрам!» Кажется именно тогда она окончательно покорила мое бедное сердце и с тех пор все душные ночи нашего васильковского детства были положены на алтарь ее радости.
Однако Нитка не всегда мне верила безоговорочно:
- Признайся, это небылица!
- Небылица - смутное воспоминание о том, что знал о себе когда-то, а потом забыл или когда-нибудь еще забуду, - бодро рапортовал я, напичканный под завязку сказками для умеренно взрослых людей.- Когда-нибудь мы умрем и станем рыбами с серебряными плавниками, будем играть сутками с волнами розового моря неведомого мира и я буду рассказывать тебе, как мы были людьми и собирались сдавать какие-то скучные выпускные экзамены.
- Такое даже в хелоуинскую ночь не стоит рассказывать, - смеялась моя девочка.

В общем, если столь благоразумная барышня, не может найти слов от полноты каких-то удивительных чувств, чтобы объяснить нечто, чему она стала свидетельницей, пока я дрых и мечтал о ее алых губках, то я даже не знал что и думать. Поэтому бежал, изо всех сил стараясь не запутаться в собственных отросших за то лето до непомерной длины конечностях, и по возможности не сильно сжимать ее нежные пальчики. Больше всего на свете и тогда, и вообще – всегда, я боялся причинить ей боль.
- Вот смотри, только постарайся потише дышать. Ты пыхтишь, как запорожец тети Вали!

Нитка присела на одно колено прямо на влажную траву, раздвинула кусты и кивнула в сторону пруда. Имея такое громкое название, он, тем не менее, уже лет пять-десять оставался просто очень большой лужей. Кажется, там даже головастики повывелись.
Я помню, вглядывался во тьму илистого берега, стараясь разглядеть хоть что-то. Как назло луна спряталась за предгрозовые тучи и увидеть даже выражение лица подруги было затруднительно.  Я уже было решил повернуть голову и наскоком вырвать причитающийся мне поцелуй, как черная гладь пруда блеснула бледно-сиреневым всплеском и на ее поверхности, светясь изнутри и освещая все вокруг на расстоянии нескольких метров, появилась голова.  Толи лягушачья, толи тритонья, то ли вообще не пойми кого. Голова была широкая и приплюснутая, сверху ее венчали два великолепно-озорных оранжевых глаза, а снизу – живая, разумная, неподдельно-ехидная улыбка чеширского кота; сияющая, как внезапно появившийся из-за туч месяц.
- Кто это?
Нитка хихикнула в ладошку:
-  Я немного опасалась, что сегодня он не появиться и что мне вчера все просто привиделось. Но, гляди-ка, все правда.
- Мы вчера расстались около полуночи… ты что же, после этого еще на пруд бегала! Вот же сумасшедшая! А если маньяк какой-нибудь, или еще что?!..
- Тише, Янчик, не злись. Мне просто не спалось, а тебя будить не хотел. А потом, сколько тут  до моего дома – пять минут, не о чем говорить.
От ее нежной виноватости, я растаял, как медуза, выброшенная на берег:
- И все же, как ты думаешь, что это за чудо такое?
Нитка  пожала плечами:
- На тритона похож. Только светится почему-то. Как собака Баскервиллей.
- Думаешь фосфор?
- А, может быть, он с Чернобыля приплыл, там, говорят, и котята двухголовые встречаются и летающие козы.
- Ага, а еще кентавры и русалки, - расхохотался я. От звука моего смеха чудище вздрогнуло, неловко повернулось вокруг своей оси, встряхнув короткими лапами и с тихим всплеском скрылось на дне пруда.
- Ну вот, зачем испугал его? – расстроилась Нитка. – Может он стесняется людей и вылазит на поверхность только по ночам. А теперь и по ночам не будет. Нету теперь у этого малыша доверия к миру.
- Ничего себе, малыш, да он метра полтора в длину!
- Ну и что, разве ты не заметил, какая у него наивная морда,- парировала подруга.
- Ничего не наивная, а вполне себе ехидная,
 - я поднялся и подставил ей свой локоть.
- Ну ты сравнил, - фыркнула Нитка, встала на ноги и медленно направилась к дому.
В тот вечер мы больше не говорили о «чудище», и вообще больше не вспоминали. Зубрили алгебру и химию, вместо того, чтобы целоваться.
И, напрасно: как показала жизнь, ни то, ни другое нам не пригодилось, а вот несколько лишних поцелуев, может быть и смогли бы убедить Нитку, что я ее единственный на всю жизнь… а так...
Сразу после выпускного мы разъехались по разным городам. Тот небольшой поселок, где мы выросли, остался в прошлом, как и воспоминания о «светящемся чудище».

***

Две тени на задворках моего угасающего сознания. Две тени скрашивающее мое мокрое одиночество на дне загнивающего пруда. Две тени – юноша и девушка. Солнечные и теплые. И уже не верится, что это мы с тобой. Наверное это наказание мне – не нужно было отпускать твою руку. Никогда.

Как же я испугался, что я, тот, шестнадцатилетний, с несгибаемой верой в сказки, могу узнать себя в этом странном зубастом обличье то ли тритона, то ли жабы. Но где уж мне -  тому, юному влюбленному - заподозрить такую ужасную развязку нашей с Ниткой лавстори. А Нитка… она вряд ли когда-нибудь появиться в Василькове. Еще при жизни, я слышал: она вышла замуж, родила двойню и работает главбухом в какой-то крупной компании. Выходит, ей как раз, алгебра пригодилась, в отличие от меня, всю жизнь искавшего лик первой любви в кривых мазках капризной кисти. Но знаете что, я не теряю надежды. Верю, однажды, мы с ней встретимся в розовом море неведомого мира и наши серебряные плавники будут отражать свет двух солнц в бирюзовом небе.