Мизансцена человек и смерть. Исполняется впервые

 

Итак, представьте,

где-то

когда-то

а, может, нигде и никогда

на окраине маленького городка

на балконе ветхого двухэтажного домика

многозвездной весенней ночью

сидит человек и пьет мятный чай.

Он не стар и не юн,

не беден, ни богат

не одинок и не печален,

спокоен, задумчив, мечтателен.

Он пьет чай и смотрит на звезды.

На небе ни облачка.

Но черная тень, сорвавшись из-за горизонта,

приближается

и приближается.

Звезды гаснут,

небо темнеет,

город погружается во мрак.

Тень имеет форму птицы

и характер старого льва.

Она медленно подлетает,

уменьшается до размеров филина

и с тихим свистом

опускается на перила балкона.

А человек пьет чай.

Так, словно, важнее дела не осталось.

Наконец человек говорит:

- Иногда жить становиться невыносимо.

Так больно, что воздух вокруг чернеет,

в груди умирает каменное солнце,

а ум отказывается рождать смыслы и связи между вещами.

Где ты была десять лет назад, когда я звал тебя,

моя жена умерла, и я был готов идти за ней,
чтобы не оставлять ее одну в твоем царстве?

Где ты была восемь лет назад,

когда погиб мой единственный друг

в той черной войне?

Ты собрала там полчища теней и среди них он, мой бедный единственный друг.

Где ты была семь лет назад, когда сгорел дом, в котором я был счастлив?

Там жила моя мать.

 Старший брат сам превратился в огонь, спасая память о ней.

Где ты была? Тогда?

Жить бывает настолько больно

Мизерикорд невесомый в ножнах на дело просится,

Невесомый, а сил не хватает

чтоб дать ему волю, просто дать ему волю.

Внутри поселяется прожорливый демон,

слизывающий кровь по капле.

Он душит и смеется,

смеется и душит,

а человек зовет тебя, Смерть,

но ты не приходишь…

И почему сейчас? Сейчас, когда я, наконец, спокоен и счастлив?

Смерть отвечает: неинтересно,

неинтересно брать то, что никому не нужно.

Ее птичий рот наполнен звездами и ветром,

а вовсе не трухой, как вы могли подумать.

Смерть отвечает:

- Предложил бы тебе кто старые дырявые башмаки,

или, скажем, сломанный велосипед, без колес и руля,

или прохудившуюся суму, которая даже для подаяний не сгодится, -

ты взял бы? Ну ответь!

То-то же.

Иное дело счастливая жизнь,

полная радости и вдохновения

везения и гармонии…

Человек смеется, закрыв лицо руками.

Его смех горек, как пожухлая полынь:

- Мне вот интересно, действительно, можно ли убить Смерть?

- Можно убить кого угодно, - птица превращается в человека.

Он такой же, точно такой же, просто близнец собеседника,

только без одежды и души в глазах.

- Можно убить кого угодно, - повторяет Смерть, - но этим

ты убьешь и жизнь.

Свою.

Совсем.

На никогда.

Получится, ты и не рождался.

Не мучился, не радовался, не горевал,

не женился два раза, не имел детей…

- Хватит, я понял. Тогда бери, что тебе причитается и уходи.

- Я пришла просто напомнить о себе. И только.

Еще некоторое время ты свободен от встреч со мной.

Я собрала свою жатву,

но вечной жизни

пообещать тебе, увы, не могу. 

Это означало бы убить себя. А по сути – тебя.

- Да понял, я. Лети. Дай посмотреть на звезды!

Они сегодня великолепны.

Их песня помогла уснуть моему маленькому сорванцу

и я, наконец, могу спокойно выпить мятного чая.

Так

Что б

И тени твоей не было, пока срок не придет, договорились?

Птица лишь кивнула,

сорвалась с перил,

помахала крылом.

Не было битвы,

лишь разговор в ночи

на окраине сонного города

и вечности.