XIX Глава

Несколько дней, данные мне отцом на передышку после соревнований, рассыпались как пепел. Не успев толком зализать раны, я отправился на тренировки со своими подопечными.

Когда хитростью, когда грубостью и жёстким контролем я уверенно двигал их вперёд. Групповые отработки ближнего боя даются сложно, девчонки из группы так вообще отказываются пробовать свои силы в бою с парнями. А зря, ведь в реальной ситуации никто не посмотрит на то, что они девушки. Заставляю их работать в команде и опираться на напарника. Небольшими, но уверенными шагами мы с ними двигаемся вперёд, и это меня несказанно радует.

Они занимают всё моё время, от самого рассвета и до заката. Утром мы начинаем тренировки, обедаем вместе в нашей столовой, ужинаем там же и тренируемся до позднего вечера. Я никогда не думал, что смогу стать нормальным куратором, терпеть детей чуть ли не большую часть суток, но у меня это получается. Моя группа безустанно оттачивает навыки и ни в какую не желает меня отпускать.

В этом смысле Каину и Кайлу повезло больше. Группа «В» исправно бегает на тренировки. Они уже поняли, что Кайла лучше не злить. Как-то раз он устроил им хорошую взбучку, после которой ни один из них не рискует даже пикнуть без команды этого тирана.

У Каина всё намного проще: его группа тренируется в режиме экономии энергии и сломя голову бегает с тренировок. Самое противное во всём этом то, что мы отчитываемся за успехи своей группы и слова Каина о том, что его группа не ходит на тренировки, никто даже и слушать не станет. Всем нужен только результат.

После тренировок я ночую у Джевелс. Учитывая моё выжатое состояние, её покои становятся как никогда привлекательными. Они ближе к тренировочному корпусу, чем мои, да и их хозяйка ублажает меня как может. Благодаря своей темноволосой бестии я сбрасываю всё напряжение в секунды и проваливаюсь в сон. Наутро просыпаюсь, убегаю обратно в зал, к своей группе, бодрый и отдохнувший.

Группа под моим кураторством неделю, и всё это время я страдаю хроническим недостатком сил и паталогической ленью, но выбора у меня нет. Такое впечатление, что, откажись я под страхом смерти идти на тренировку, эти черти всей гурьбой ввалятся в покои Джевелс и отнесут меня туда сами.

Мне снится сон. Я вхожу в ванную в своих покоях и вижу кровь. Она везде, белый кафель сплошь залит алыми пятнами и отсвечивает от света лампы. Кровь растекается всё дальше, уничтожая последние белые островки пола. Я не двигаюсь, стою на месте как вкопанный и чувствую, как мои ладони покрываются чем-то вязким. На них тоже проступает кровь, но откуда она? Вытираю руки об полотенце, оставляя на нём те же алые пятна, что и на полу, но это не помогает. Ладони утопают в крови. Её становится всё больше, я по колено в ней… По пояс, теперь она доходит мне до плеч. Чувствую, как тону в ней. В ужасе кидаюсь к двери ванной, но не могу выбраться. Остервенело дёргаю за ручку, но тщетно. Я захлёбываюсь кровью, иду ко дну и чувствую в себе пустоту. Всё вокруг рухнуло и жизнь не имеет смысла, до сих пор живой, но мёртв морально. Почему?

Резко распахиваю глаза и судорожно втягиваю воздух, пробуждаясь ото сна. В последний раз кошмары терзали меня в глубоком детстве, позже я забыл о них — что стряслось сейчас? Что значит этот сон?

— Рик, всё нормально? Ты чего вскочил?

Я лежу на спине, а Джевелс уютно устроила голову на моей груди. Таким шевелением я наверняка напугал её.
 
— Ничего, всё нормально, просто сон.

Целую синеглазую в макушку и глажу её по волосам. Мне не нравится этот сон, он странный и внезапный. Укладываю голову назад на подушку. Нужно спать, утром я обязательно вернусь к этому сну.

— Просыпайся, родной, иначе твоя группа мне дверь вынесет!

— Они уже здесь?

— Нет, но если ты опоздаешь ещё на полчаса, то они точно пойдут искать тебя по всем кабинетам.

Вот чёрт, я уже опоздал. Лениво потягиваюсь и встаю с кровати, времени расслабляться у меня нет. Завтракать я не хочу, а вот от воды не откажусь. Плетусь на кухню и осушаю налитый до краёв стакан. На его стенках остаются капли; совсем как в моём сне, они стекают вниз, к донышку, и сливаются в единую лужицу. Растерянно смотрю в стакан, мысленно возвращаясь ко сну: что он значит? Почему именно кровь и почему на моих руках?

— Рик, ау, ты чего там в стакане увидел? С тобой всё в порядке?

Несколько раз моргаю и трясу головой, словно пытаюсь выбросить из головы мысли, заполнившие сознание.

— Всё нормально.

— Завтракать будешь?

— Нет. Я пойду.

— Ты сегодня вечером опять ко мне придёшь?

— А ты не хочешь?

— Ну, сладкий, когда я не хотела, чтобы ты ко мне приходил?

Улыбаюсь и получаю поцелуй в губы: короткий, но многообещающий. Иду по коридору, а в голове до сих пор вертится сон — как мне выкинуть его из головы? Сегодня у меня нет ни малейшего желания гонять ребят по тренировочному залу, нужно придумать им что-то новенькое.

В зале только группа Кайла и мои ребята. Обливаясь потом и буквально задыхаясь на ходу, группа «В» преодолевает полосу препятствий, но Кайл и не думает останавливаться. Видимо, они опять в чём-то провинились.

— Прошу прощения, знаю, опоздал. Сегодня мы не будем отрабатывать физические дисциплины. Вам в детском корпусе говорили о рамках субординации и их исполнении?

— Да.

— Не «да», «да» вы будете говорить, когда вам сделают предложение руки и сердца. Как должен отвечать образованный шпион?

— Да, сэр!

— Правильно. Я не требую от вас постоянного выполнения этих норм, мне самому всё это не нравится, но тем не менее знать и уметь соблюдать эти рамки вы должны. Сегодня мы будем учиться выполнять именно их. Так что сейчас мы идём к моему кабинету, вы выстраиваетесь в очередь и по одному заходите в мой кабинет, согласно всем известным вам рамкам субординации. Как только вы выходите за пределы моего кабинета — можете считать себя свободными на сегодня от любых занятий. Все поняли?

— Да, сэр!

— Отлично. И да, только не вздумайте шуметь возле кабинета. Я думаю, напоминать, что соседний кабинет принадлежит Райану, не нужно. Если он услышит ваш гомон, то мне точно придётся весь день гонять вас по залу. Будете такие же выжатые, как ребята Кайла. Договорились?

— Да, сэр!

О Боже, я уже и сам не рад, что вспомнил про субординацию.

— Тогда шагом марш к моему кабинету.

Они послушно поворачиваются и настоящим маршем шагают за мной к кабинету. Как я соскучился по нему. С удовольствием падаю в своё кожаное кресло и оглядываюсь по сторонам. Я давно тут не был. С тех пор как мне под кураторство досталась группа, я не бывал ни здесь, ни в покоях: всё моё внимание и силы тратятся на ребят.
Тихий стук в дверь, и я, изо всех сил стараясь перенять командный голос отца, говорю дежурную фразу, позволяющую зайти в кабинет. Забавно, это и для меня хорошая практика.

— Разрешите войти, сэр.

— Войдите, Джошуа. Что у вас?

— Разрешите доложить, сэр. События на северном фронте вышли из-под контроля. Шпионы, находящиеся на границе Канады, ждут ваших распоряжений.

— Пусть начинают наступление, вышлите подкрепление к северному фронту.

— Есть, сэр!

— Это всё?

— Так точно. Разрешите идти, сэр?

— Идите, Джошуа.

— Есть!

Минус один.
Забавно, я велел им импровизировать и подкидывать мне разные интересные задачки… Они один за другим входят в мой кабинет, и, что лестно, все блестяще отчитываются передо мной в рамках этой треклятой субординации. Что ж, Рик, они молодцы — и это надо отметить. Пишу себе в ежедневник заметку. Такое надо обязательно поощрять.

Снова стук в дверь, снова мой грозный голос, от которого меня самого пробирает на смех, дозволяет войти следующему посетителю.

— Разрешите войти, сэр.

Джевелс? Ну да, чему я удивляюсь, она мастер эффектных появлений. Что ж, мне нравится эта игра, и я хочу её продолжить.

— Войдите, Джевелс, у вас что-то срочное?

— Да, сэр. Разрешите доложить. Шпион-боевик Джевелс Розали Смит безумно соскучилась по многоуважаемому сыну Главы Штаба Рику Райану О’Харе. Ситуация выходит из-под контроля, она самовольничает и позволяет себе вламываться в его кабинет по собственным праздным целям.

— Что же мне с вами делать, Джевелс?

— Не могу знать, сэр.

— Я вас накажу. Думаю, это будет разумно.

— Как пожелаете, Господин.

Ох, какой переход. Держу пари, мои глаза уже застланы туманом желания. Она покорно склоняет голову и потупляет глаза в пол, но эта смиренность лишь прикрытие. Мне ли не знать, какая она хищница.

— Иди сюда.

Хлопаю себя по коленям. Синеглазая шагает ко мне. Забравшись на колени, она утыкается носом в мою шею и медленно целует её. Это было бы замечательно, если бы за моей дверью не стояло по меньшей мере пять человек, которых я обещал отпустить пораньше.

— Мне надо отпустить ребят.

— Ну, я по тебе соскучилась. С тех пор как ты ночуешь у меня, я привязалась к твоему вниманию.

— Ты шутишь? Прошло всего пару часов.

— Я знаю.

Она целует меня в губы, невинными глазами вглядывается в моё лицо и явно не собирается дать мне закончить тренировку.

— Слезь с меня, мне надо отпустить ребят.

— Не хочу.

— Джевелс, я серьёзно.

Нехотя незваная гостья слезает с меня. Отпускаю ребят и возвращаюсь в своё кресло, как она всё-таки не вовремя.

— Рик, нам ведь хорошо вместе, правда? Хорошо, когда никого рядом нет, когда нам никто не мешает. Ни Каин, который за тобой хвостом ходит, ни Ольга. Правда?

Ольга… Вот чёрт, я совсем о ней забыл. В последние дни я уставал настолько, что даже не находил в себе сил добраться до своих покоев и проведать её. Услышав её имя, я застываю на месте. Я должен к ней пойти. Веду себя как свинья: бросил её в своих покоях и забыл о ней.

— Мне надо идти.

— Господи, да куда, Рик?

— К Оле.

— Всё же было нормально? Зачем тебе туда?

— Надо! Пусти меня.

Отодвигаю Джевелс от двери и вылетаю из кабинета. Что я скажу моей рыженькой? Почему меня не было? Понятия не имею, но одно знаю точно: я вёл себя как последняя скотина. Джевелс отстала, она вряд ли пойдёт за мной в покои, оно и к лучшему.

Комнаты пусты, Ольги нет, и только шум воды подсказывает мне, что она в ванной. Сажусь на диван и покорно жду её появления. Краем глаза замечаю записку на прикроватной тумбочке, интересно, что там?

«Прости меня. Я больше не могу так. Ольга».

Хватаю воздух ртом, словно из меня выбили весь кислород, и лихорадочно расставляю мысли по местам. Эта записка, написанная Олей, шум воды в ванной. В один прыжок оказываюсь у двери, дёргаю за ручку, но она не поддаётся — дверь заперта.

— Оля! Открой! Не вздумай ничего с собой сделать, слышишь! Открой дверь! Прошу тебя, Оля!

Я кричу что есть силы, но безуспешно. Всё, что мне остаётся, — выбить дверь, и я хватаюсь за единственный возможный шаг. Один удар, другой — и дверь слетает с петель.

Сердце, кажется, пропускает удар. Белый кафель залит кровью. Из крана струится вода, а Оля распростёрлась на полу без сознания и с окровавленными запястьями. Я застыл в двери и не знаю, за что хвататься: лицо Оли бледное, а весь пол сплошь укрыт алыми пятнами. Соберись тряпка, ей, возможно, всё ещё нужна твоя помощь!

Я бросаюсь к ней и проверяю пульс. Её кожа прохладная, а остатки крови в вене отбивают слабые удары.

— Оля, держись, пожалуйста, держись, малышка.

Срываю полотенца с крючков, нужно срочно перевязать запястья и остановить кровь. Она порезала себе вены. Заматываю её руки, мои ладони измазаны её кровью. Поднимаю обмякшую, перепачканную в крови рыженькую из алой лужи и со всех ног вылетаю из покоев. Её срочно нужно отнести к Ким.

Боясь опоздать, практически бегу к медицинскому корпусу и по пути натыкаюсь на Каина. Нет, только не ты, пожалуйста. Глаза Девингема лезут на лоб от увиденного.

— Что случилось?

— Не сейчас, Каин, мне нужно к Ким, и как можно скорее.

Не останавливаясь, на ходу я буквально шиплю на Каина и бегу дальше, по этим проклятым нескончаемым коридорам. Влетаю в кабинет Ким. Она вскакивает из-за стола и подбегает ко мне.

— Что с ней?

— Она вены перерезала. Ким, пожалуйста, сделай что-нибудь. У неё пульс слабый, скорее.

— Пошли, её нужно в операционную.

Я за несколько очень быстрых шагов покрываю расстояние от её кабинета до палаты и кладу Олю на операционный стол. Веки плотно закрывают её бездонные зелёные глаза, руки безжизненно лежат на столе, а медные, испачканные кровью волосы окружают мертвенно бледное лицо. Мне впервые в жизни так страшно.

— Иди отсюда, не путайся под ногами! Как только что-то будет ясно, я тебе скажу. Иди ко мне в кабинет и сиди там!

— Хорошо.

Я опустошён, такое чувство, что даже убит морально. На негнущихся ногах плетусь в кабинет Ким. Падаю на кушетку. Всё точно, как в моём сне: капли крови на кафеле, мои руки в её крови, опустошённость и чувство тупой, ноющей боли где-то внутри.

Это моя вина. Я виноват в том, что она сделала. Я в шаге от того, чтобы стать убийцей.