Сны Безумца

  Саид-Хамзат Нунуев

   

Сны Безумца
Роман



"В ближайшее десятилетие
может быть создано  генетическое   оружие
 массового уничтожения.
Быстро прогрессирующее развитие генетики
способно уже в ближайшие годы
 стать причиной проведения невиданных по масштабу
этнических чисток", – 
Из отчета Британской медицинской ассоциации
  (http://hghltd.yandex.net/


    -  Никто не спасет свой народ, не вылечив все человечество.
      - А как можно вылечить все человечество? Кто наделен такой силой?
      - Человечество можно лечить только силой человеческого разума и совести. А сила и разум обострены у тех, кто больше всех испытывал и испытывает на этой земле страдания от несправедливости, насилия, лжи;  сполна познал их горький вкус, но не озлобился, не потерял свой изначальный божественный, пророческий дух.
 Из диалога Голоса с Безумцем


Часть 1   
 ПАЛОМНИК



 «Мы сотворили уже человека и знаем,
что нашептывает ему душа;
 и Мы ближе к нему,
чем шейная артерия».
Коран. Аят 15. (16). Сура 50:



У  вайнахов  есть что предложить всему миру.
 Есть право сделать такое предложение.
И весь мир примет это предложение,
если  хочет выжить.
Из записок Безумца

 



 
 
         **

        Мухдан карабкался на эту Вершину всю жизнь и вдруг почувствовал, что  не достигнет её уже никогда. А может, эта Вершина придумана, создана для того, чтобы люди всегда безуспешно стремились покорять ее?
Она – словно волшебный магнит, притягивала и притягивает разум всех мыслящих людей. Разум то устремляется ввысь, к свету, к добру, к любви, то срывается в темную бездну дикости, ненависти. И тогда жертвы насчитываются  миллионами.
Что толкало, звало Безумца на Вершину, преодолевая  устанавливаемые лжепророками и откровенными слугами сатаны коварные  барьеры?
        Любовь! Огромная, Грандиозная, Неземная Любовь  к Всевышнему Аллаху, свят Он и велик, к своему народу, ко всему человечеству, чьим разумом манипулируют. Осознание того, что мир, обезбоженный, обездобренный, лишенный искренней любви и подлинной нежности, гибнет на глазах.  Осознание того, что человечество не просто должно вернуться к Богу, не только возлюбить Бога, а возлюбить неистово, так, как никогда раньше в обозримой истории, потому что человечество, отодвинувшее Бога,  реально тонет в новом всемирном потопе пошлости, лицемерия,  лжи. В мире, где новыми пророками объявлены лжеученые типа Фрейда, где самые святые человеческие чувства названы обычной животной похотью, а человеческая совесть объявлена болезнью, трусостью. И всю эту дикость, безнравственность, возведенную на уровень научных достижений,  преподают школьникам и студентам как последнее слово науки.
Мир, человеческий мир, гибнет не случайно, не по каким-то объекттвным законам, не сам по себе, его губят злодеи и провокаторы на самом высоком интеллектуальном уровне, прибрав безмерное количество денег, добывая их грязными ростовщическими путями и методами, недозволенными в Откровениях Бога – в Библии и Коране.
 «Неполноценных», каковыми объявлены главным образом мусульмане, убивают, стравливают между собой и с христианами, изводят, растлевают. Полагют, что таким образом они создают земной рай для избранной части человечества, достойного большего. А так нельзя. Так не получится. Не для того Всевышний Аллах создавал людей разными и равными. Такая несправедливость – вызов самому главному Проекту Творца, связанного с человеком и человечеством.
 Поэтому Мухдан хотел подняться повыше, чтобы окликнуть все человечество, весь мир, всю Вселенную! Воззвать людей вернуться к Богу, как во времена величайших пророков, вернуться к совести, к добру, к любви, ибо без всего этого жизнь людей на земле теряет всякий смысл.
Мухдан терял сознание. Возможно, он не рассчитал свои силы. Возможно, он не рожден для таких восхождений. Но его вновь и вновь звала и поддерживала та самая  великая сила, которая существует во Вселенной – Любовь к Создателю, долг перед Ним. Толкала через головы всевозможных ряженых посредников, появляющихся временами и заявляющих о своих особых, доверительных отношениях с Богом для очередного кровопролития.
Мухдан тем больше ненавидел алчных, честолюбивых, невежественных  посредников, лицемеров и льстецов, чем больше  любил Аллаха и пытался самостоятельно понять Его высокие намерения. Ему казалось, что это возможно, судя по тому, как он понял Откровения Всевышнего. И в этом была вся его жизнь. Вся жизнь, отстраненная от погони за мирскими благами теми методами, которые позволяют себе многие окружающие его люди, называющие себя мусульманами.
Когда Мухдан терял сознание, или был близок к этому состоянию, его мысли и переживания обретали вид, форму какой-то пестрой мозаики. Близко – не понятно. Но издали – очертания главного остаются. В этой мозаике была своя тайна. Она позволяла её домысливать, становиться соучастником замысла Всевышнего.
 Мозаика пробуждала мысль. «Ты хочешь найти путь к Богу? Ищи его самостоятельно. Изучай Откровения, размышляй над Сунной, проследи путь величайших пророков, талантливых богословов, мыслителей, которые всю свою жизнь остерегались запрещенного, не объявляли себя сотоварищами Бога…» – подсказывали ему Разум и Совесть.
Но Мухдан, карабкаясь, долго еще не понимал, что на языке разума и совести с ним разговаривает сам Всевышний Творец.

**

       Мухдан  почувствовал, что его земной путь близок к завершению. Никогда еще смерть не казалась ему такой близкой.  «Успеть бы совершить полуденный намаз», - подумал он и направился в сторону реки, чтобы совершить омовение. Он медленно, усталой походкой  прошел сквозь густую прибрежную ольховую рощу, спустился поближе к травянистому бережку реки и на минуту задумался: «Неужели это в самом деле конец?»
       В памяти один за другим проплывали события прожитых впустую лет. Комок подкатил к горлу, глаза обожгли  слезы. Умирать ему было совсем не страшно. Он сам просил у Бога смерти. Было обидно за такой безрезультатный, странный итог.
     «Творец миллиарды раз сталкивал галактики, взрывал бесчисленное количество звезд, чтобы мы появились на свет, вдохнул в нас совесть, вложил разум и любовь. Неужели для того, чтобы мы пороли себе животы в слепой алчности, дешевом честолюбии, дикой ненависти друг к другу?
     Нормальный человек со здравым рассудком не может не понимать, что Творец, сотворивший все сущее, существует! И этот Творец не может быть слепой случайной стихией. Этот Творец может быть только Всевышней, Всезнающей, Абсолютной Нравственной Силой совершенно иного, неземного,  Высочайшего Измерения, и эта Сила сотворила нас, вдохнула в нас совесть и разум с совершенно определенными намерениями. Но какими? Ответ на этот вопрос и является фундаментальной философской основой Истинной Веры.
     Ислам утверждает, что Всевышний создал человека для того, чтобы человек понял, что Он, Аллах, существует. Но зачем мы Ему нужны? В каком качестве мы явимся единомышленниками, соучастниками его  Вселенского Проекта? Какими духовными, нравственными, интеллектуальными качествами должны обладать те, кто вступает на этот истинный Путь, истинный Тарикат поиска Бога, Путь реализации Его Намерений?
     Творец  сотворил нас не ради того, чтобы мы становились такими, какие мы есть сегодня.  Наши  лицемерные религиозные процедуры и обряды при наших грязных мыслях и грязных делах – фиговые листочки.  Мы всячески пытаемся обмануть Всевышнего, но обманываем самих себя. Мы тяжело больны,  и мало кто желает вынести верный  диагноз для того, чтобы начать излечиваться. Одни – потому что инфицировали нас этой болезнью, другие – потому что им выгодно, чтобы человечество оставалось больным, третьи – по банальной тупости или трусости.
     Я – безумец. Так сказали врачи, потому что они меня не боялись. Но почему не находятся смельчаки, чтобы сказать народу правду о его болезнях? Неужели кругом все лицемеры,  насильники, воры, - здоровые, а я один – сумасшедший?  Или наоборот, все кругом сошли с ума, а я почему-то сохранил рассудок? Так разве может быть?!»
     В последнее время в условиях новой российской «демократии» Мухдан растерялся основательно. Теперь вообще все перемешалось, спуталось; стерлись грани добра и зла, совести и бессовестия, красоты и безобразия, благородства и подлости, любви и ненависти. Сознание людей, народов откровенно поработили телевидение, кино, миллиардные тиражи яркой и пустой печатной продукции. В мире, кричащем о демократических и либеральных ценностях, прочно установился тоталитаризм купленных грязным капиталом СМИ, манипулирующих продажными журналистами и купленными писателями сознанием людей, отлучающий людей от Заветов учений своих величайших  пророков,  от Бога.
      Главным в жизни стал финансовый успех, и люди с удивительной легкостью прониклись  пагубными страстями добывания денег любой ценой, страстями накопительства, стремлением к превосходству друг над другом роскошью.  За деньги люди, даже те, кто называют себя мусульманами,  теперь продают всё и всех. Деньги теперь новый Вселенский божок, раз ему только искренне поклоняются, ему только верят.
      А как хотелось справедливости и доброты тогда, в годы детства и юности, когда Мухдан был абсолютно уверен, что рожден  не только для того, чтобы исполнить завещание деда и отца, восстановить справедливость, найти и назвать преступников, совершивших насилие над народом, но и избавить все человечество от подлинного зла.
      Он, Мухдан, очевидно, уже бессилен что-либо изменить.  Ему в такой жизни теперь не место.

      Ураганный ветер со всех сторон нагнал тяжелые свинцовые тучи. Начали сверкать молнии, громыхали грозы, полился небывалый ливень. Речка быстро разбухла, а через минуту превратилась в свирепый, грохочущий грязный  селевой поток. Он вырывал с корнями прибрежные деревья, смывал с глинистых берегов огромные каменные глыбы, сносил мосты, валил прибрежные мачты электропередач, стягивал в бешенный поток животных, которые паслись в оврагах и возле берегов.
    Мухдан с тревогой и удивлением стал наблюдать за взбесившейся стихией. 2Теперь в потоке появились крыши домов, мебель, вещи и предметы домашнего быта; поплыли трупы людей, и всего было так много, что стало очевидным: погибают целые села и города!
     А по дну реки теперь уже громыхали не только камни, валуны, рухнувшие железобетонные стены домов,  но и остовы танков, артиллерийских установок, ракет, боевых вертолетов, самолетов…
      Это плыла и грохотала  грязь войны и Мухдан подумал: «Наверное, нечто такое и должно было предварить мой окончательный уход из этой неудавшейся, несостоявшейся жизни, как итог проваленной миссии…»
        Вдруг Мухдан увидел, как за ветки поваленного дерева над взбесившимся потоком зацепилась чья-то белая хрупкая ручонка.  Это какая-то тонущая девушка  безуспешно пыталась спастись, выползти на берег.  Мухдан быстро подбежал, схватил её за  руку, помог  выбраться на берег, при этом сам чуть не утонул.
     Девушка была еле живая, дрожала от холода и испуга. Она была такой  тощей, хрупкой, что Мухдан без  труда поднял ее на руки, отнес в середину ольховой рощи, осторожно уложил в густую, мягкую траву, постелив свою ветровку.   
     К тому времени ливень прекратился, и вновь выглянуло обжигающее летнее полуденное солнце. Девушка ожила, широко раскрыла свои большие зеленые  глаза.
      «Слава Аллаху! Она будет жить! А ведь чуть не погибла. Но кто она такая? Очевидно, Бог хотел, чтобы я вытащил ее из этого грохочущего  ада…»
       В эти минуты в свои зрелые годы Мухдан  и совсем юная Девушка были  похожи друг на друга своим одиночеством, своей ненужностью никому в этом большом,  обозленном, сумасшедшем мире.
       Вскоре Девушка очнулась, смущенно и виновато улыбнулась, заговорила нежным, дрожащим детским голоском:
       - Ты, Совесть, думаешь, что я твое последнее приключение?
       Мухдан понял, что это не простая девушка. Он давно догадывался, что Бог не случайно сводит его с особыми людьми.
       - Кто ты, дочка?
       - А кого можно выловить в лавине трагедий нашего народа? – ответила спасенная вопросом на вопрос.
      - Мухдан молчал. Не знал, что ответить на этот странный вопрос.
      - Подумай, отчего все наши беды? Что мы потеряли прежде ума, удачи, радости, счастья? Чего нам не хватает, чтобы вернуть все это?
      Мухдан опять молчал.
        - Все, что я перечислила, и многое другое  уносит этот грязный поток лжи и бесславия. Поток нашей новейшей истории. А я – Эс. Некоторые из тех, кто меня особенно любят, еще Эсилой называют.
       - Эс? Эсила? Память? Ты – память нашего народа?! – Восторженно спросил Мухдан.
       - Да, я - Эс, Память.  Пока слабая, больная, бедная, в чужой гуманитарной одежонке, почти голая, но я все-таки Память. Не утонула благодаря тому, что ты, Совесть, еще живешь на этом свете, хотя жизнь и тебя потрепала основательно. Вот если бы ты меня не заметил, не захотел протянуть руку помощи…
       - Ты называешь меня Совестью? Неужели ты это увидела? Как я тебе благодарен, Эсила. Но я уже не  молод, и во мне мало кто нуждается. Я только мешаю теперь людям в этом рыночном бесприделе, рыночном мире лжи и наживы. Подумал, не пора ли уходить. Хотел попросить об этом у Всевышнего на полуденной молитве. 
       - Я не выживу без тебя, - умоляюще посмотрела ему в глаза спасенная. – В мире должна жить хоть какая-то Совесть, пусть старая, немощная, пинаемая всеми. Меня, Память, совсем потеряют, если Совесть исчезнет окончательно. Но ты не отчаивайся! Я вдохну в тебя новую жизнь, если сама окрепну, вместе мы все вспомним, освежим, пробудим сознание и совесть нашего несчастного народа, преданного своими и пинаемого чужими…
     Мухдан, удивленный, восторженно вслушивался в каждое пророческое слово спасенной, а девушка продолжала:
      - Еще не все потеряно, Совесть, если мы вместе, если я вырвалась из плена Иблиса. Я тебе многое расскажу. Пусть только наш народ вспоминает себя, кто он, откуда, какая миссия Всевышним на него возложена.  – И мокрой, теплой щекой прижалась к его плечу, словно соединяясь с ним, превращаясь с Совестью в единое целое. 
      Безумец дрожащей рукой бережно гладил ее  мокрые волосы, прикасался к ним губами и чувствовал, что действительно молодеет, его тело набиралось силой, а душа и сердце наполнялись небывалой, необъяснимой радостью, надеждой, гордостью. Он в тот же миг начал чувствовать себя частью чего то совершенно великого, потрясающего, хотя и не совсем осознаваемого. Эсила - Память понемногу вселяла в него невероятную уверенность и силу.
      У Мухдана уже выпрямилась спина, взгляд стал зорче, все тело наполнялось давно забытой энергией и желаниями молодости.
      Безумца все больше охватывало странное, всеобъемлющее чувство  любви. Любви как к особому дару Бога, ради которого на земле и живут, любят эту землю, не хотят с ней расставаться. 
       Из глаз Мухдана опять потекли слезы. Теперь это были слезы радости от того, что Бог его руками спас прекрасное сокровище – Память народа, значит, и Надежду народа! Значит, добрая Надежда еще будет жить на этой обезумевшей земле. Значит, где-то еще помнят  Заповеди и Заветы Пророков! Значит, и ему, Совести, еще рано уходить из этой жизни! Значит, эта молитва, которую он сейчас совершит, все-таки не последняя, не прощальная.
       - Давай помолимся вместе, сможешь? – спросил Мухдан.
       - Да, смогу, ответила Девушка.
       Они еще не завершили полуденную молитву, как на поляну на сумасшедшей скорости вьехали черные внедорожники с громадными колесами, затемненными стеклами и пулеметами, торчащими во все стороны сквозь лобовые и боковые стекла. Тут же вместе со скрипом тормозов из машин выскочили бородатые молодчики в бронежилетах, обвешанные всеми видами стрелкового оружия  и быстро встали в круг.  Следом выскочил важный бородач в пестром халате,  прыгнул прямо в круг, начал танцевать,  издавать какие-то восторженные звериные вопли.
     Круг танца расширялся, и танцор танцевал, прыгал уже в русле спавшего потока, на дне которого еще лежали трупы людей. Были и раненые, которые  стонали от боли, взывали к милости и состраданию. Но никто на них не обращал внимания.
      Сопровождающие тут же начали салютовать, открыли бешенный огонь в воздух из пистолетов, автоматов, пулеметов.  Огонь был такой плотный, что с неба на землю падали окровавленные голуби, ласточки, журавли, все, что там пролетало.
     Тут же прибежали и стали в круг какие-то женоподобные мужчины с большими, круглыми животами и громадными задницами. Они вытаскивали со всех карманов и швыряли танцующему под ноги пачки денег: рубли самыми крупными купюрами, доллары...
     Бородач исчезал в этих деньгах, так много их было, они приводили его в невероятный восторг, он издавал какие-то обезьяньи крики, топтал эти деньги, затаптывая их в грязь, прыгал еще выше, сколько мог, как козлик, выпущенный вдруг на свет из темного и грязного сарая.
      Вдруг, заметив Совесть и Память, охранники набросились на молящихся.   Каждый кричал то, что считал нужным: «Мужика в расход, девчушку в кусты! Отмыть и подарить Боссу!» «У, какая молоденькая и хорошенькая, давно о такой мечтал». «Так она ж почти голая! Бери ее!» « А старик – извращенец, малолетку совратил, ну-ка, дай я его из гранатомета!». «Ну-ка вон отсюда, оборванцы! Откуда вы такие взялись?!»
     Тут же подбежали слуги главаря: «Вы кто? Бомжи? Цыгане? Покажите ваши паспорта!» «Да какие у них могут быть паспорта, посмотри на них, какие они жалкие!» «Откуда вы взялись, голь проклятая?! Ну-ка быстро-быстро-быстро отсюда, пока не пристрелили и в реку не бросили! Вы что, не знаете, кто на этой поляне, кто в этих машинах?» «Нет, пусть малышка остается, позабавимся…»
     Неизвестно, как бы решилась судьба двоих несчастных, но тут на поляну въехала другая группировка, еще более многочисленная и более вооруженная. Завязалась перестрелка. Победили вновь прибывшие.
     - Чего медлите? За ноги и в овраг его! – крикнул кто-то хриплым басом и пустил в тело только что плясавшего, теперь корчащегося от боли главаря  всю обойму пистолета Стечкина.
      Вояки тут же исполнили его приказ, бросили тело экс – главаря на съедение волкам, воронам.
     Теперь уже новоявленный босс, полуголый, весь в тюремных татуировках, важный,  словно павлин,  распустивший хвост, театрально вошел в круг. Пустился в дикий пляс.
      Опять салютуют из всех автоматов, пулеметов, гранатометов; опять к ногам танцора пузатые женоподобные коммерсанты, банкиры и чиновники швыряют пачки долларов и дикий восторг устанавливается на поляне, на которой все еще не высохла кровь только что выброшенного в овраг предшественника, кровь тысячи простых невинных людей, жертв бандитской разборки, начатой бандитским ельцинско-березовским Кремлем, в которой засели ставленники семибанкирщины, потомков средневековых тамплиеров, укравших когда то в Иерусалиме в Храмовой горе двести тонн золота и с тех пор ставших рабами этой проклятой кражи.
     - Что это? – не понимал Мухдан.
     - Те были просто мусульмане, а эти – чистые мусульмане, - пояснила все помнящая и все знающая Эсила. Но не успел Мухдан удивиться увиденному, как на площадку ворвалась еще одна колонна, в сопровождении сотен мигалалок, с оглушительными сиренами, которая состояла не только из джипов, но и бронетранспортеров, танков. По небу их сопровождала эскадра боевых самолетов. Колонна, естественно, расстреляла всех плясунов, оттащила их трупы в канаву и сами устроили грандиозную пляску на теплой крови только что убитых.
     - А это кто? – еще больше удивился Мухдан.
     - А это – «сверхчистые» мусульмане, их вожди прямо их Аравии, - пояснила Эсила.
     - И сколько это будет продолжаться? – вырвалось у Мухдана.
     - Пока ты не обнародуешь то, что тебе все время шепчет Голос, - загадочно сказала Эсила.
     - Голос? Откуда ты знаешь?! – удивился Мухдан. Голос преследовал его всю жизнь, врачи называли это слуховыми галлюцинациями.
     - Я ведь Память. Забыл? Я все помню и знаю, – лукаво улыбнулась девушка.
     - Эсила! Так все-таки все, что со мной происходило и происходит – не бред, не болезнь? – дрожащим от волнения голосом спрашивал Мухдан. – Все беды, трагедии наши…  Все имеет смысл?!  Где ты раньше была, Эсила? Почему так долго не приходила?
     - Чтобы вот так встретиться с тобой в самый решающий момент и придать тебе новые силы, - ответила, улыбаясь, Эсила – Ты что, на самом деле собирался умирать, унося с собой все, к чему пришел не без моей помощи? Не стыдно тебе? – лукаво спрашивала  Память.
     Мухдану все стало понятно. Все только начинается. Все еще  впереди.

       Пользуясь разборкой между воюющими на деньги западных спецслужб за сферы влияния, Мухдан с Эсилой, взявшись за руки,  медленно, не оглядываясь, пошли вверх, в сторону снежных  вершин и оказались на какой-то площади. Здесь происходило что-то странное. Сотни бородатых стариков с криками «Аллах – акбар!» бросали в небо костыли. А это что такое? – спросил удивленный Мухдан у Эсилы. 
     - Я что-то такое не припомню. В моей памяти такое еще не было, - виновато ответила девушка. Тогда Мухдан остановил проходящего мимо юношу:
     - Скажи, молодой человек, что это здесь происходит?
     - А это – бригада противовоздушной обороны Ичкерии. – ответил юноша. - Старики учатся сбивать самолеты противника.
     Память и Совесть не стали вмешиваться, пошли дальше.
     Шли долго, медленно. Босоногой девушке трудно было ступать по острым  камням, колючкам. Многое заросло, одичало в долгой судьбе медленно забывающего себя народа.
     Тропинки как таковой не было,  были лишь заросшие колючками, цепляющимися за прохожих,  скользкие тропы, расходящиеся  в разные стороны, с указателями:   «Путь коммунизма»,  «Путь к Богу», «Самый верный путь к Богу», «Путь истинной свободы», «Верховная Академия наук», «Верховный комиссар справедливости», «Генеральный правозащитник», «Уполномоченный представитель Бога», «Генеральный избавитель от всех бед»…  Те тропинки были проложены всевозможными  разбойниками, лжепророками, лжевождями, лжеучеными,  специалистами по манипуляциям сознанием людей,  да дикими зверями.
      Ступая на иные тропы, надо было остерегаться капканов, расставленным   охотниками за душами, чтобы народы никогда не двигались в правильном направлении.
     Поднявшись на полянку, покрытую ровной густой травой и редкими деревьями,  Мухдан и Эсила  присели, чтобы отдохнуть.
     - А ты похожа на  царицу Нифертити из Мисара, - неожиданно заметил Мухдан. (СНОСКА, МИСАР – ЕГИПЕТ)
     - Нифертити была хурриткой из Митанни, твоей сказачно далекой пра-пра-бабушкой,  -  загорелись глаза у Эсилы – Это интересная судьба. Ее звали Таду, она была дочерью царя Митанни Алалу.
     - Митанни? Меттане, меттиг – местность, край, - уточнил Мухдан.
     - Правильно. Правайнахское слово. Так вот, имя Нифертити ей дали жители Мисара. Ее брак с  фараоном  Эхнатоном три с половиной тысячи лет назад означал примирение и союз между двумя вечно соперничающими, воюющими друг с другом государствами. Но у Таду была еще одна великая миссия, и она с ней почти справилась. Она победила всех египетских жрецов и их языческих идолов и обратила своих подданных в единобожие, которому ее научил отец, Алалу, прямой потомок и последователь величайшего пророка Ибрахима.
     - Три с половиной тысячи лет назад? Единобожие? В Мисаре? – попросил уточнить Мухдан.
     - Трудно было объяснять народу о существовании невидимого Бога как метафизическую, трансцендентную сущность, как сейчас говорят, поэтому Богом было названо Солнце. Но добиться от древних племен и народов отказаться от своих родовых идолов, истуканов и обратить их взоры и мысли в сторону одного Бога – уже было революцией. Революцией анунахов – хурритов, народа утра человечества. И Таду это удалось.
     - Ты подтверждаешь мои догадки. Я всегда чувствовал, что Ислам в нашей крови, в наших генах изначально. Настолько он отвечает нашему мироощущению, – искренне продолжал восторгаться Мухдан.
     - История древнего Междуречья сохранилась. Даже писанная на глиняных табличках. Она когда  ни будь обязательно заговорит, - начала рассуждать Эсила и Мухдан все больше удивлялся.
     - О чем ты?
     - В руках у злоумышленников бесценная библиотека, но она спрятана за семью замками. Ее вывезли из Двуречья библейские археологи и спрятали в подземелья. Речь идет о десятках тысячах глиняных табличках с клинописными письменами, найденными археологами  в Х1Х веке в Мари во времена великих археологических открытий. Тексты отчасти прочитаны. Они доказывают, что ветхозаветские истории – не мудрость еврейских писцов, а чистейший плагиат. За тысячи лет до еврейских писцов, которые все исказили, сфальсифицировали и написали на свой лад, была величайшая цивилизация, цивилизация Восхода, Утра человечества, цивилизация Храмов и Духа, цивилизация пророков Нохи и Ибрахима, мир им, созданная хурритами, древними анунахами, нахами, хурайшитами, предками сегодняшних вайнахов – нохчи, галгай.
     С тех пор, как признали Ветхий Завет историческим документом, мировая историческая наука ушла в сторону от истины. А ведь в Исламе ясно сказано, что Писания были даны людям Всевышним Аллахом, свят Он и велик, но они были искажены.
     Откуда Пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, безграмотный пастух, мог знать историческую правду, которая происходила за многие тысячелетия до его рождения, если ему об этом не сообщил сам Творец? Откуда у безграмотного пастуха могла возникнуть величайшая в судьбе человечества идея объединения всех пророков человечества всех ветвей религий Нохи и Ибрахима и заложить глобальную идею объединения всех людей монотеизма в единую общечеловеческую исламскую умму?
    - Эсила,  по-подробнее, пожалуйста. Кое что в общих чертах нам известно, - попросил Мухдан.
     - Далекие прапредки вайнахов - хурриты, люди Завета пророка Нохи, анунахи, тысячелетиями были господствующим народом на всей территории древнейших цивилизаций Шема (Шумеры), Митанни, Вавилона, Ханаана, Урарту. Хурриты хотели всю землю превратить в один огромный Храм Единого Бога, Бога пророков Нохи  и Ибрахима.
     Это была эпоха Храмов и все самые передовые достижения в науке, технике, все основные богатства, направлялись на цели строительства Храмов, а не на войну, как теперь. На смену эпохе Храмов с уходом хурритов пришла эпоха Войн.
     Среди хурритов было дерзкое и воинственное племя, которое сегодня называют гиксосами. Это были горные хурриты, которые, спускаясь на долины, часто создавали проблемы  земледельцам. Были они язычниками и фигурки своих божков - идолов во время походов всегда носили с собой.   
     Однажды в год засухи, когда вымер весь скот, гиксосы громадной голодной толпой напали на Мисар и покорили ее в течение одного года. Жрецы Зиккуратов объясняли позорное поражение правителей Мисара тем, что они начали обожествлять своих фараонов. Ведь хурриты строили зиккураты богам, а в Мисар стали приглашать хурритских мастеров для строительства храмов – пирамид для себя, для увековечения своих персон.
     Хурриты смеялись над честолюбивыми соседями, которые сушили своих царей и прятали их в громадные каменные могилы (пирамиды), давали пирамидам свои имена, будто этим они продлевают им жизнь, или, во всяком случае, увековечивают их славу.
     Однако со временем  фараоны в Мисаре вновь окрепли, и они начали притеснять, изгонять гиксосов. Эти события исказили писцы, сочинившие Ветхий завет как религиозную идеологию выживания. С тех пор по миру стала ходить искаженная писанная история, затемнившая подлинную историю хурритов, прямых предков вайнахов. Ведь ни один археолог или востоковед не нашел в Мисаре ни единое доказательство пребывания там евреев, будь то предметы материальной культуры или какое-то характерное захоронение. Историю творили анунахи, хурриты, и их историю избранников Бога украли и сфальсифицировали.
     - Потрясающе… ты не представляешь, как ты кстати появилась, -  восторженно бормотал  Мухдан, - а я еще иногда сомневался во всем этом.
     - Ты меня спас. Не дал утонуть. - улыбалась Эсила.
     Переждав паузу, Мухдан попросил:
     - Эсила, расскажи о себе.
     Девушка молчала. Мухдан посмотрел на нее и увидел недоуменный взгляд:
     – И как ты себе это представляешь? Ты знаешь, сколько у меня всего, чтобы рассказывать? Тебе о чем конкретно?
     - Ну, хотя бы о Нифертити. О Таду, как ты говоришь.
     -Таду Хепа была единственной и очень любимой дочерью царя Алалу. Красавица была необыкновенная. Вообще хурриты были очень красивым, стройным, белым народом. Не зря ведь даже райские гурии в священном Коране названы хур – аль – айн, списывая их портреты с наших далеких прабабушек.
     Алалу  в детстве и юности переживал почти такие же чувства, его посещали такие же размышления, как и Ибрахима. И лишь позже, когда он был зрелым молодым человеком, ему повстречался один странствующий дервиш по имени Дики. Познакомились они случайно в пустыне. У принца Алалу поломалась колесница и он решил переночевать в пальмовом оазисе возле колодца. Там же он и познакомился с ним.
     Совершив скромную трапезу, двое случайных знакомых хотели лечь спать, как вдруг Дики сказал:
     - Луна не может быть Богом, потому что она кем – то создана.
     - Ты о чем? – спросил принц.
     - Так размышлял Ибрахим из Шема.
     - Ибрахим из Шема? А кто он такой?
     - Он давно умер, но он был величайший пророк, который дружил с самим Богом, - ответил нищий.
     - С ним разговаривал Бог? – удивился Алалу.
     - А Он со всеми разговаривает, кто умеет Его слушать, - спокойно ответил Дики.
     - Как? И со мной? – привстал принц, ошарашенный ответом нищего.
     - А у тебя есть совесть? – спросил Дики.
     - Совесть? Разумеется…
     - Научись слушать, что тебе подсказывает твоя совесть. Это и есть язык Бога. Создав нас разумными, Он не оставил нас одинокими сиротами. Он с нами всегда. И Он, Бог, сделал нас разумными для того, чтобы мы, люди, знали, что Он, Бог, есть, и чтобы мы постигали Его замысел.  В этом поиске – величайший стимул  жизни и развития всех людей.
     Немного помолчали. Алалу обдумывал слова странного скитальца, которые сразу же запали ему в душу.
     - И Бога нельзя увидеть? Он – тот, который создал все вокруг,  все видимое и невидимое? – спросил молодой человек.   
     - Ты сейчас говоришь словами Ибрахима! Где ты их слышал? – удивился Дики.
     - Нигде! Я сам так думал, - признался Алалу.
    - Так знай же, Алалу, ты можешь стать таким же любимчиком Бога, как и Ибрахим! Нам следует расширять умму Ибрахима! – оживился Дики. Он явно был обрадован тем, что встретил единомышленника в лице самого принца хурритского царства Митанни.
     Алалу странника не отпустил и с тех пор он стал жить в царском дворце. Дики стал его учителем и духовным наставником. В свою очередь Алалу заложил все эти мысли в сознание своей дочери – Таду.
     Эсила все еще была слаба, и Мухдан предложил ей отдохнуть, продолжить рассказы позже, когда она окрепнет.
    Они присели на ствол сваленного то ли бурей, то ли бомбами дерева. Эсила, вздохнув, все же продолжила рассказывать, теперь уже о пророке Нохе.
     - Пророк Ноха спускался с горы в новый мир, очищенный Большим Потопом. За ним следовали его сыновья, их жены, сотни пар спасенных животных и зверей. На Земле начиналась новая жизнь, которую следовало строить по законам божественного  разума и божественной совести, вдохнутые в человека.
     Пророк был уверен, что люди, узнавая о страшной трагедии их предшественников, больше никогда не опустятся до животных. Что в них больше не уснет все божественное – совесть, доброта, справедливость, благородство, и с этих позиций они будут строить свою новую жизнь, не разделяясь и не враждуя, любя и жалея друг друга.
     Не хотел Пророк, чтобы потомки его сыновей опять не поделили эту щедрую, прекрасную землю. Чтобы опять одни захотели больше других, чтобы опять  бушевали страсти, от которых будут литься реки крови.
     Не хотел Пророк, чтобы главные усилия людей были направлены на вражду, на взаимное уничтожение друг друга.
     Не хотел Пророк, чтобы одна часть человечества, накопив громадное количество денег,  захотела стать богоизбранной, пытаясь превратить своих менее богатых братьев в безвольных  лакеев, рабов.
     Не хотел Пророк, что обманутые люди и народы все больше  отдалялись  от Бога, позволяя множеству религий растаскивать и искажать Его Заветы жить по совести, ибо совесть – язык Бога с человеком.
     Не хотел Пророк, чтобы самыми лютыми врагами Бога становились те, кто присвоят себе право говорить от Его имени. Чтобы торговля своей фальшивой святостью, рабская лесть сильным мира сего становились для посредников между Богом и человеком осуществившейся мечтой о легкой, сытой жизни.
     Не хотел Пророк, чтобы самое святое в этом человеческом мире – человеческая совесть, - была объявлена болезнью, трусостью, и пассивное большинство людей  позволяло  Иблису манипулировать своими разумом и совестью…
     Не хотел  Пророк, чтобы сытость, изобилие, роскошь расслабили волю людей, чтобы люди становились  изнеженными, равнодушными существами, которым уже будет безразлично, есть ли Бог, или нет Его, вырастет у них сильное, мужественное потомство, или нет.
     Многое не хотел тогда Пророк,  хотя и тревожился: образумятся ли люди после Потопа? Не скатятся ли вновь к уровню животных, забыв божественное начало в себе?
     Вскоре сыновья Нохи расплодились и стали делить землю. Один из потомков отказался. Он сказал, что не хочет быть потомком сыновей Нохи, но хочет быть потомком самого Нохи.
     - Но почему? – Спросили у него.
     Потомок ответил:
     - Вскоре сыновья Нохи так расплодятся и разойдутся, что начнут спорить, враждовать, воевать, убивать друг друга,  забыв, что все они – дети одного отца. Поэтому он хочет вечно носить имя своего отца Нохи – нохчи. И добавил, что  придет время, когда только нохчи, пройдя через самые жестокие муки, испытания, смогут, в конце концов, выступить с воззванием о самоочищении, о необходимости всем вернуться обратно к Заветам Нохи- – к  самому истоку, к Нохчалла!
    Мухдан был поражен. Эсила говорила именно о том, о чем он всю жизнь размышлял, пытаясь самостоятельно находить ответы. Безумец был в растерянности, не зная, что ему теперь делать от внезапно отыскавшегося ключа от волновавших всю жизнь  проблем.
     Эсила замолчала, словно не желая больше утомлять Мухдана.
     Он бережно поднял девушку и понес ее дальше на руках.
      – Вон там – Мухдан кивнул в сторону солнечной поляны у истоков всех тропинок и родников, - там мы начнем новую жизнь. Жизнь по Завету Нохи в упорном труде, слушая свой разум и свою совесть. Чечнецы ведь любят трудиться, особенно – строить. 
       Мы построим на этой поляне другой город – город Совести и Света.  Назовем этот город твоим именем – Эсила. Это будет правильный, добрый, ласковый город, все помнящий и все знающий. Ибо ничего у людей в этом мире не получится, если потеряют память. Все беды во все времена – от беспамятства.
      Эсила взбодрилась и на глазах крепла. Мухдан придавал ей уверенность. К ней возвращался румянец, а взгляд наполнялся жизнью,  и даже, как показалось Безумцу, свойственным юношеству озорством.
     У Эсилы поистине божественная миссия - думал Безумец, - так много она должна рассказать, чтобы народ вспомнил себя, вышел из вековой спячки,  ясно осознал свои перспективы. Чтобы народ, прозрев,  помог всему человечеству.
    -  Этот город станет, - уверенно говорила Эсила, умеющая читать мысли Мухдана, - центром новой человеческой мудрости и согласия, как многие тысячи лет назад вершина Горы, с которой сошел Пророк. – Немного помолчав, добавила: - У нас теперь есть что предложить человечеству. Человечество поймет, оценит, примет.  Никто никогда не предложит ничего правильнее, чем возвращение к истоку. Туда, где начало новой жизни после одичания. Там, где наш Отец. Один. Общий. Отец всех людей, всех пророков – Ноха, его Завет, сохраненный нахами тысячелетиями в своей крови –  Нохчалла!
     И тут произошло чудо, которое Мухдан ожидал всю жизнь. Точнее, Безумец всегда был уверен, что рано или поздно ему явится сам Пророк и скажет что-то самое важное, главное.  И вот Он пришел…
    - Пророк!!! – Вскрикнула Эсила. Мухдан завороженно замер.
    - Новый город, город Света и Совести? Так вы его назовете? – улыбался седой старец с длинным посохом и уставшими глазами, – и правильно.  Люди истосковались по такому городу.
    - Правда? Людям нужен такой город? – вырвалось у Мухдана.
    - Город разрастется во всю земную ширь.  В свете, совести, доброте, любви этого города растворятся все земные пороки, - уверенно продолжил Пророк. И добавил для убедительности: – Никто, кроме Всевышнего, не знает, какая сила Им вкладывается в маленькое зернышко, ложащееся в подготовленную, истосковавшуюся почву.
     - Получается, все не так безнадежно? – хотелось еще раз убедиться Мухдану.
    - Ваш союз не случаен, - продолжал улыбаться Пророк, кивая на Эсилу. – А вот без нее пропадете. Берегите ее. И не отпускайте. Она ведь еле вырвалась из плена.
    - Как? Она была в плену? – спросил Мухдан у Пророка.
    - А разве не от этого были все беды человечества? Она была в темнице. Чудом спаслась. И ты ее выловил из обезумевшего потока ложной, искаженной истории.
    «Память. История. Фальсификация фактов. Фальсификация философии монотеизма, открытая Всевышним в мире народа утра – хурри. Десятки тысячи клинописных табличек, спрятанные в подземелье,  якобы по требованию Ватикана. Спрятанная история. Арестованная правда. Ложь, превращенная в религиозную идеологию. Стертая память народа Бога, народа Утра, народа Неба, народа Ана, анунахов…» - вертелись мысли в голове у Безумца, разбуженные Пророком. А Пророк озвучивал последний Завет, единый Завет для всего человечества:
     - Вера в Бога, вера во взаимную любовь Бога и человека развили благородство человеческого духа, обеспечили человеку духовный, психологический комфорт при всех издержках тех или иных религий. Велика роль священнослужителей, долгое время шедших в первых рядах просветителей, цивилизаторов. Однако жизнь не застряла на месте, и Священный Коран объявил посредников между Богом и человеком отжившим, паразитирующим звеном. Но ортодоксы не хотят сторониться. Они почувствовали вкус легкого, престижного хлеба на эксплуатации религиозных чувств добропорядочных верующих. Человечество не объединится в единой умме правоверных до тех пор, пока оно не устранит упертых догматиков – обрядоверов, не понимающих философской сути Ислама, застрявших между буквами Откровений. 
    - Но как все поправить, Пророк? – спросил Мухдан.
    - Скажи людям, пусть больше слушают свою совесть.  Потому что совесть – от Бога. Все остальное можно превращать в ложь, в лицемерие, даже если при этом постоянно будет произноситься имя самого Всевышнего Аллаха.  Совесть – это Нохчалла. Нохчалла – это совесть, укрепленная мужеством и благородством!
     - А поверят?! – вырвался у Безумца отчаянный крик, желая окончательно убедиться в том, что много раз слышал от самого Голоса.
     - А ты говори. Говори, пиши!  Пиши, говори! Пусть потомки Нохи разносят по всему миру тарикат Нохчалла! Нет ничего вернее, мудрее, прекраснее!
     - Это правда?  Это в самом деле так? И я - не сумасшедший? – кричал уже Мухдан, готовый зарыдать от счастья.
     - Правда, - уверенно ответил Пророк и также тихо исчез, как и появился.
     Мухдан проснулся, потрясенный происшедшим только что. «Нет, это не сон! Конечно, не сон! Это же совершенно ясное, совершенно конкретное сообщение! Подтверждение истинности Голоса!»
    Было еще темно. Оставалось еще некоторое время до утреннего намаза.
    Мухдан встал, совершил омовение, широко раскрыл окно и выглянул в сторону восходящего солнца. Утренняя свежесть бодрила. Он вздохнул в полную грудь: «О, Всевышний, слава Тебе! Знаю я, чувствую я, что эта Твоя Весть бессмертна! Ничего сатана не сможет сделать с этой Вестью! Она сильнее сатаны. Она настолько очевидна, что человечество встряхнется, одумается, прислушается своего внутреннего голоса! Ведь каждый человек изначально рожден с этим внутренним голосом совести. Поэтому каждый ребенок в Исламе – ангел.
     Люди поймут, примут эту Весть. Они даже поймут, почему церковники и прочие богочиновники скрывают это от людей. Потому что без посредников   люди, их религии станут ближе друг к другу!
О, Бог! Как все просто и гениально! Это та искра, которая способна зажечь свет во всем тускнеющем, все больше погружающемся во мрак мире! Это та искра, от которой может стать тепло, могут обогреться души всех честных, порядочных, совестливых людей, которых сегодня объявляют неудачниками, людьми второго сорта.
 С самого детства внушают бесстыдство.  Проклятое западное телевидение, кино, теперь и Интернет, большинство печатных изданий только этим и занимаются. Молодежь спаивают, превращают в наркоманов, в безвольных, бесполых, бесстыжих существ. Страшный человеческий порк, из-за которого было утоплено человечество, реанимировали мягким словом «ориентация». Заблудшим и оступившимся придают образ чуть ли не героев. О, Аллах, это же специальная программа сатаны по борьбе с человеческим родом, с человеческой совестью!
Совесть – вот самая большая, главная сила, способная противостоять убийственным планам сатаны. И вряд ли я так безумен, одержимый этой мыслью.
А Ты ведь вел меня к пониманию этого долго, всю жизнь, о Бог! И сегодняшняя весть – это не бред, не случайность, не рядовое событие. У этой вести долгая история и долгое будущее впереди, до самого Судного Дня! О, как я благодарен Тебе, Всевышний!»

Из записок Безумца.
     Рыночный мир, где все подчинено власти денег  – мир жестокой, яростной схватки за эти деньги. Не только политика с политиком или коммерсанта с коммерсантом, но и священнослужителя со священнослужителем, писателя с писателем, врача с врачом.  Яростная схватка друг с другом за жизненное пространство. Лютая ненависть друг к другу вместо здорового соперничества, состязательности в постижении истины, Бога. А на поверхности – сплошная ложь, лицемерие, убожество больных душ. Если милостыня – то демонстративная. Если набожность – то рекламная. Если награды – то купленные. Если любовь – то превращенная в животную похоть.
     Нельзя с таким миром соглашаться. Нельзя жить в мире, где самое дешевое, невостребованное понятие – человеческая совесть. Не для того пророку Нохе Всевышним дано было возрождать послепотопное человечество, чтобы оно вновь скатилось в дикость, в скотство. Не для того нам дано Вселенское сокровище Нохчалла, чтобы мы променяли его за те же грязные деньги и те же грязные удовольствия, ублажающие наше алчное, ненасытное чрево.


**
 
       Мухдан, четверть века назад вернувшийся из Брагунской психбольницы, в одно время замолчал. Ни с кем не общался, уединился в своем хуторе. Здесь он обзавелся небольшим хозяйством, которое худо-бедно позволяло кормиться, одеваться, покупать муку, керосин, мыло, книги, канцтовары. Других особых запросов у отшельника не было.
       Люди из близлежащего аула Арцаха запоминали и передавали друг-другу редкие высказывания Мухдана, не вдаваясь в их смысл. Какое может быть отношение к словам «безумца со справкой?» Его часто так и называли: к1отарара тентиг «хуторской безумец». Детей в этом ауле пугали не милиционером, а им, Безумцем.  «Вот придет из хутора…» А среди высказываний отшельника-безумца были такие: «Бог в нас, в нашей совести, нигде его больше нет»; «Евреи – не этнос, а вирус. Но вирус полезный, чтобы человечество не уснуло, излечилось от собственной беспечности, глупости и трусости». А однажды, говорили, Безумец и вовсе потряс людей, заявив приблизительно следующее:
       - «В моих словах и записях – основа будущей общечеловеческой религии обновленного монотеизма. Человечество либо примет революцию в религиозном сознании,  либо погибнет!»
       - «А кто ты такой, чтобы делать такие заявления?» - говорят, спросили у Безумца, на что тот ответил:
       - «Я -  прямой потомок пророков!»
       В советские времена к Мухдану особое внимание проявляло могущественное КГБ. Поэтому люди сочиныли небылицы, что он написал какое-то загадочное письмо то ли в Политбюро ЦККПСС, то ли в Академию наук СССР. И с тех пор, якобы, его заставили замолчать, уединиться на хуторе, установили за ним постоянную слежку.
       Были и такие слухи, что КГБ специально прятало его в юности в психушку, чтобы напичкать лекарствами и повлиять на его мозг, который выдавал какие-то сверхразумные прозрения, объяснить которые не смогли даже компьютеры.
      Мухдан все молчал, и личность его обрастала все новыми легендами и мифами. Говорили даже, что он при желании может стать невидимым, общаться с потусторонними силами.
       Был такой случай, когда к нему на хутор зашли люди, чтобы расспросить о пропавших лошадях. В печи горел огонь и кипел чайник, а его не было. Люди кричали, звали, а он не отзывался. Люди решили, что он на небесах, в аудиенции с потусторонними силами и убежали в страхе. А он в это время просто доил корову в сарае и не хотел, чтобы его увидели за таким не совсем мужским занятием.
       Между тем, родственники утверждали, что Мухдан вполне нормальный человек, просто он уединился от людского равнодушия и глупости. Что он – на самом деле  человек не обычный, но не умалишенный.
       «Мне проще и приятнее с животными, чем с людьми, наделенными Богом разумом и совестью, а они не хотят пользоваться ни одним, ни другим» - говорят, заявлял отшельник.
       Родственники свидетельствовали, что Мухдан с самого детства молится, соблюдает пост. Стоит на коврике или овечьей шкуре с красным пионерским галстуком на шее и что-то долго шепчет Творцу…
       Мухдан научился  самостоятельно читать Коран, но мало что понимал, потому что плохо знал арабский язык. Многое прояснилось, когда достал совершенно редкий в те годы Коран в переводе на русский язык. Несколько раз перечитывал его с ручкой и тетрадью в руках, сравнивал с Библией.
       Чтение было самым важным, основным занятием, или даже смыслом жизни как в хуторской, так и до хуторской жизни Мухдана. Его самые близкие люди – библиотекари из отдела межбиблиотечного абонемента республиканской библиотеки имени Чехова, которые заказывали ему книги со всех углов СССР и даже отдавали на руки, что категорически запрещалось. Но Мухдан был аккуратным читателем и всегда возвращал книги к назначенному сроку. Свою дружбу с сотрудниками библиотеки  постоянно подкреплял сушеным мясом, мёдом, черемшой, другими хуторскими богатствами.

**

     Окончательно рассорившийся с властью, потерявший работу Мухдан оказался не нужным никому - ни родственникам, ни друзьям.   Больно было ежедневно замечать это изменение. Унижаться, просить новой работы, помощи Мухдан не хотел. Поэтому неплохо чувствовал себя в уединении.
     Любовь к крестьянскому труду  у Мухдана была в крови. Для начала купил лошадь, выпросил у дяди брошенную под навес телегу. Привел в порядок водяную мельницу, ту, в которой часто ночевал в детстве. Теперь она была заброшена колхозом, когда купили себе электрическую.
     Обработал земельный участок возле мельницы. Засевал ее кукурузой. В один момент отшельник почувствовал себя вполне счастливым человеком. Радовал сынишка Ноха, который рос мальчиком трудолюбивым, послушным, смышленым.
     Чуть позже Мухдан завел пасеку и увлекся ею так, что жалел, что не освоил профессию пчеловода намного раньше. Он мог часами возиться с ульями, наблюдать за поведением пчел, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие.
     Однажды пчелы помогли Безумцу упорядочить свои религиозные чувства. Это было открытие, в уникальности которого Мухдан в последующем убеждался еще не раз.
     В тот вечер пчеловод задумался над тем, как здорово устроена работа улья, как умно, невероятно умно ведут себя эти маленькие труженицы.
     В каждом улье – матка, командир, эла (царь) как ее называют чеченцы. Под руководством этого царя молодые пчелы откладывают личинки, кормят их, и к периоду их зрелости из одних делают разведчиков, из других – летных пчел, из третьих – санитаров, чтобы постоянно чистили улей, а из постаревших летных пчел, которые уже не могут летать и приносить мед, делают стражников, комикадзе. Они, нанося неприятелю, потревожившему улей, последний удар жалом, умирают. Все настолько продумано, настолько изящно и великолепно, что пчелу никак нельзя назвать неразумным существом.
     Словом, умная пчела, как и умные муравьи и многие тысячи других живых существ – живут в своих измерениях.
     Умная пчела в своем измерении творит чудеса, но ей не дано знать, что вощины в ульи кладут люди, что люди же и забирают у них мед.
     Точно также в своем измерении творит чудеса человек. Но человеку в своем измерении тоже не дано знать, для чего он рожден на этот свет, кто и для чего зажигает солнце, звезды, родил человека таким любопытным, дал ему разум, совесть, любовь к земной жизни. То есть, измерение человека, как и измерение пчелы – это всего лишь частица чего – то грандиозного, всесильного, абсолютного. Это грандиозное, всесильное, абсолютное (можно добавить сотни других эпитетов, как сказано в священном Коране), и есть Бог. И отрицать существование такого Творца – слабоумие, шизофрения, называйте как хотите, но разумный человек никак не может отрицать очевидное. Разве что, если ему за это хорошо платят.
      Мухдан начал глубже задумываться о цели сотворения Богом человека, о смысле существования такого человеческого измерения.
 
 

Документы и свидетельства

     Представитель общества “Мемориал” А.Н.МИРОНОВ с 9 по 12 октября 1999 г. находился в Чечне.
      При посещении горного села Элистанжи МИРОНОВ зафиксировал зону сплошных разрушений (300 на 800 м). По словам местных жителей, разрушения возникли 7 октября около 12 часов дня в результате бомбардировки с большой высоты. Характерной особенностью разрушений является взаимное перекрывание зон поражения отдельных боеприпасов. Таким образом, имела место ковровая бомбардировка.
      34 человека из числа погибших, похоронены на кладбище в с.Элистанжи; согласно списку, составленному со слов местных жителей, это в основном женщины и дети. Кроме того, тела погибших в Элистанжи беженцев из других сел, укрывавшихся там (число их не установлено), были увезены родственниками для похорон на родовые кладбища. 
      В селе Элистанжи и его окрестностях наш наблюдатель не обнаружил никаких объектов, которые можно было бы принять за военные.


1995 год.
    Мухдан вздремнул всего на пару часов. Проснулся на рассвете, и невыносимо тяжелое горе тут же придавило его душу,  повисло тупым, грозным вопросом: как с этим дальше жить?! Он чувствовал, что ничто уже не сможет облегчить его боль. Но есть один человек, ради которого стоит дальше жить. И жить разумом, а не эмоциями, ибо, расслабившись, он может травмировать и его юную, хрупкую душу.
     Горе - вчерашний налет российских самолетов на хутор. В клочья разорваны его сорокалетняя  жена  Амина и двое дочерей, школьниц. По телевизорам сообщили, что федеральная авиация уничтожила в лесу еще один лагерь сепаратистов-бандитов.
     Мухдан остался жив, потому что находился в лесу. Жив еще Ноха, единственный сын, студент. Он в Грозном.  Должен вернуться домой. О происшедшем, возможно, ему уже сообщили.
     Мухдан понимал, что он больше не уснет.  Понимал, что впереди уже не будет той жизни, которая изредка радовался, вселяла надежды.
     Кончилась жизнь. И не потому, что его горе тяжелее горя других, которые потеряли еще больше родных и близких. И не потому, что он какой то особенный, хуже или лучше других. Просто он знал, что не сможет принять и простить эту дикую несправедливость. Не сможет больше уживаться с этим миром, с его повадками, капризами, сюрпризами. Не тот это мир, каким его замыслил Бог! Что-то сорвалось, провалилось; где-то не сработало, не в ту сторону занесло... И вот этим воспользовался Иблис.
     Сатана торжествует, он на коне! А кто его сбросит с коня? Может, такие, как он, Мухдан, и тысячи таких, как он?  Может, специально Аллах, свят Он и велик, делает так мучительно больно, ведь от боли прозревают намного лучше, чем от праздности ?!
      Эта мысль позволила ему глубоко вздохнуть, подняться с кровати, взглянуть на часы. «Скоро приедет Ноха. Что я ему скажу? Скажу, как не смог сберечь его мать и двоих сестер? А ведь он говорил, давай уедем куда ни будь к братьям ингушам или в Дагестан, в Азербайджан, где люди верят в Бога и поэтому хотя бы не убивают друг друга.  Женщин хотя бы обезопасим.  А я,  дурак  наивный, уверял его, что нас никто не тронет, потому что мы никому не сделали ничего плохого, и никому не желаем зла...»
     Мухдан встал с кровати и замер на месте. Словно прирос босыми ногами к деревянному полу с прогнившими досками, на которые брошен давно стертый линолеум. «Как ходить теперь по этой холодной, злой, бездушной земле, вырвавшейся из-под воли Творца?» - наверное, говорило ему подсознание. И по подсказке подсознания, наверное, он сделал первый шаг и сказал: «Ла-илаха», второй шаг, и сказал: «Илалла», так и начал ходить по комнате кругом: «Ла-илаха илалла, ла-илахи илалла...» Начал ходить быстрее, потом еще быстрее, ходьба превратилась в бег и теперь Мухдан понимал, что он совершает зикр.
     Мухдан никогда не ходил на зикр. Не думал даже как-то об этом. И теперь он совершал этот зикр в одиночку не для того, чтобы понравиться Аллаху, просить у него какое-то облегчение для себя даже в такой тяжелой для души ситуации. Очевидно, сам Всевышний выводил его на какой-то иной путь нового осмысления своей жизни, своего места в этой стремительно меняющейся далеко не в лучшую сторону жизни.
    Мухдан в этом волшебном круге на самом деле начал испытывать какое-то облегчение. Боль, вроде бы, отступала и сознание обращалось напрямую к Творцу. Только к Нему. «О, Творец, вот я весь под Тобой. Все мои мысли обращены только к Тебе. Не прошу я у Тебя никаких благ, никакой пощады, только убеди меня, что я страдаю по Твоей, Творец, воле, что Тебе это нужно, а не Иблису. Знаю, легких путей Ты не даешь тем, кого больше любишь, но ведь Ты однажды утопил людей, вышедших из-под Твоей воли. В чем же теперь Твоя воля? Забери мою жизнь тоже, или укрепи меня на пути праведном, на пути, в тарикате угодном Тебе!»
     В кругу усиливающегося зикра Мухдан чувствовал, что он шаг за  шагом поднимается над земными коварствами и злобой, становится ближе к Богу. Это успокаивало душу.
     Прошло несколько дней. Был полдень. Прибывающих на тезет (ПОХОРОНЫ, СДЕЛАТЬ ССЫЛКУ) становилось меньше. Многие разошлись на полуденную молитву. Мухдан уже начал серьезно волноваться: почему так долго не приезжает сын? Автобусы не ходят? Или не сказал ему еще никто о горе?
В тот осенний день в маленьком ауле  были еще похороны.   Хоронили каждый день.
Обойдя  тезет, где еще не удалось быть, и выразив соболезнования родным и близким погибших, Мухдан медленно направился в сторону дороги, сворачивающей на равнину. Здесь останавливался автобус и другие машины, которые развозили людей. Вдруг и сегодня не приедет сын, можно будет встретить кого-то, кого можно расспросить о нем.
Пусто было на дороге.  Мучительно тихо, безлюдно.
 «Может, перекрыли дорогу и он поехал обратно? Или задержали, подумав, что боевик. А потом узнают, что он студент, и отпустят…»
Солнце медленно опускалось за гору, задевая кроны могучих буков и грабов. Оно прощалось с еще одним тревожным днем, уступая очередь злой, беспокойной  ночи. Какой же долгой будет она, эта ночь, если Мухдан так и не узнает ничего о сыне…
 « А может, в гости к кому-то из друзей или родственников поехал? Вряд ли. Он ведь знает, как я волнуюсь, даже если никто не сказал о случившемся… »
Там, за поворотом -  ущелье  вдоль скального берега, где проложена узкая, петляющая дорога. Мухдан сел на бревно, приспособленное  кем - то под скамейку. Сидел, опустив голову, время от времени поглядывая  в сторону поворота.
 «Пусть будет так, как должно быть. Я согласен с любой волей Всевышнего.  Ведь даже у пророка Мухаммада, да благословит Его Аллах и приветствует,  судьба забрала  единственного сына - Ибрахима. Если бы Бог в этой жизни одаривал избранных и наказывал злодеев - самым богатым человеком, наверное, Он сделал бы своего Посланника. Его одарил бы Он множеством лучших сыновей. Мудрость Творца - в ином. Надо терпеть, терпеливо и с благодарностью принимать любые удары в этой грешной земной жизни».
Со стороны аула идут какие-то люди. Мухдан медленно встал, направился  в сторону рощи. Неудобно. Что ответить, если спросят, чего сидишь,  куда направился?  Не буду же я объяснять, что волнуюсь настолько, что не могу ожидать возвращения сына у себя дома…  Скажут, совсем спятил безумец.
Вот и ольховая роща. Лес всегда лечит душу. Деревья всегда забирали у Мухдана тревогу, делились энергией. Но сегодня и они какие-то необычные, чужие.
Мухдан опять медленно направился в сторону дороги. Там по- прежнему было пусто.
Вечерело. Сразу стало прохладно. Мухдан успокаивал себя, видя, что на дороге все еще не появляются  машины. «Точно. Перекрыли дорогу. Они это часто делают, когда какую-то боевую операцию проводят.  Берегут они людей…»
Не успел Мухдан так подумать, как у поворота показалась машина. Она ехала быстро, подняв густой шлейф пыли. Вот она сравнялась с Безумцем. Мухдан поднял руку, остановил девятку.
– Скажи, а разве дорога в город не закрыта?
– Нет, свободная! – жевал юноша яблоко.
– А по дороге ты не обгонял автобус или машину?
– Нет, ваша, свободна дорога. Может отвезти куда-нибудь?
– Нет, спасибо. Поезжай. Счастливой тебе дороги.
 «Что-то с ним, конечно, случилось. А с кем в наше время не случается? Счастливчиками оказались те, кто не дожил до этих дней. В раю, оказывается, жили до сих пор, и не знали сами…»
Ноги понесли безумца опять в рощу. Домой не хотелось.  Не мог. Не сможет он ни поесть, ни поспать. « А закатную молитву я и здесь, на лесной полянке совершу».
Снял обувь, произвел омовение у воды, пиджак бросил на траву, вместо коврика,  помолился. Не просил у Бога вернуть сына домой. Он никогда Творца не отвлекал на частности. Он только просил справедливости. Для всех. Для всего человечества. Так, рассказывали ему, молился Кунта- Хаджи.
Сорок  шесть свежих могил за полгода насчитал Мухдан на днях на кладбище. Какая разница, на чьей стороне они воевали, или не воевали вовсе, от чьих пуль погибли. Все они – жертвы. Невинные жертвы. « Их убили мы, старшие. Это мы не смогли предотвратить беду. А она, беда, зрела давно. Тридцать лет зрела, с тех пор как вернулись домой с Казахстана. С тех пор мы, старшие, плодили на этой земле безработицу. Не позволяли людям вернуться в хутора, не давали им землю, не строили заводов и фабрик.
 У чеченцев обида за выселение в 1944 г, говорят. Месть за Кавказскую войну, говорят. Не будет мира у чеченцев с русскими, говорят. Чушь собачья! Ссорят нас. Нашей молодежи, нашему народу ничего не надо кроме работы, возможности нормально, безбедно жить на своей земле. Но не дают ведь! Кто-то вечно возмущает всю Россию, не только Северный Кавказ. Кто-то очень не хочет, чтобы мы множились, как народ. Если бы нас все время не убивали, сколько бы нас было! А те сорок шесть трупов за полгода – это же целый аул через лет сорок-пятьдесят! Кто же и почему  нас убивают под различными предлогами через каждые полвека? Кому мы здесь мешаем? Не случайно же это происходит! Хватит ли у нас ума когда ни будь с этим разобраться?
Мухдан сидел в роще до полуночи. Совсем озяб. Медленно поднялся и тяжелой походкой пошел домой по совершенно пустой улице.


1997 год, лето.
     Мухдан приходил сюда в каждую пятницу, священный для мусульман день, рано утром в любую погоду при любом состоянии своего здоровья. Он брал из-под шиферного листа возле четырех каменных чуртов ( СДЕЛАТЬ ССЫЛКУ чурт (чеч) – памятник, стела над могилой) низкую деревянную скамейку, садился на неё и начинал с родными беседу. Рассказывал новости, делился своими мыслями и планами. Он ждал этих встреч с семьей, не представлял свою жизнь без них. Так продолжалось уже почти три года.
     Сельское кладбище находилось на краю села в западной части прямо над обрывом глубокого ущелья, в дали от дорог и людской суеты. В любое время года здесь было совершенно тихо, даже птицы редко чирикали, лишь речка на дне ущелья начинала важно гудеть, когда разбухала во время обильных дождей в  начале лета.
     В последние годы свежих могильных бугров стало намного больше. Над некоторыми возвышались высокие стелы из покрашенных зеленой краской железных труб. Это над могилами юношей, погибших на священном пути джихада.
     У Нохи, единственного сына Мухдана, нет могилы. Есть только каменная плита рядом с тремя другими каменными стелами матери и двух сестер,  не разукрашенные никакими красками и символами. Мухдан своими руками на камнях выбил имена и даты их гибели.  Даты смерти на чурте Нохи нет, хотя его убедили, что федералы сына пытали, а потом расстреляли.
     Сегодня Мухдан пришел к чуртам особенно взволнованный. У него были для семьи важные новости. Совершив положенный обряд молитвы, привычно взяв из-под листа шифера скамеечку и присев, он начал, обращаясь к сыну:
     - Знаешь, Дики, ко мне во сне явился Пророк. И вообще – это был странный сон. Мне еще явилась память в образе девушки. Странно… но такие серьезные мысли облегчают мне боль. Наверное, потому что я не хочу, чтобы люди страдали, как я. Ты же знаешь, сын, как мне больно, невыносимо… -  и побежали слезы ручьями. Много слез, потому что горя, боли много. Слезы словно освобождали душу от слишком тяжкого груза. Стало стыдно за свой сон, за свои несбыточные надежды. Безумцу подумалось, что веря во все эти сны, питаясь надеждами, он словно предает сына, соглашается с тем, что он мертв, что его нет, и больше никогда не будет.
     Словно оправдываясь за свои слова и мысли, отец продолжил: «Знаешь, сын,  мы с тобой, наверное, скоро встретимся.  Сомсом отправляет меня в хадж в Мекку. Буду просить у Аллаха, чтобы Он скорее забрал меня. Нет в этой жизни ни правды, ни надежды, что она скоро появится. А я не могу жить среди этой злобы и лжи, обманывая себя какими-то надеждами. И потом, что меня здесь удерживает? Мой единственный сын, ты там, а я, дурак, прозванный всеми Безумцем, здесь. Что мне тут делать? От меня даже собаки шарахаются. Правда – правда. У Сомсома во дворе огромная, злющая черная собака какой-то редкой заморской породы. Говорят, Сомсом за нее заплатил цену новой автомашины. Люди боятся даже близко к забору проходить, а как только меня увидит, хвост поджимает и забегает в свою будку.
     А Сомсом, чем богаче становится, тем больше уподобляется своей собаке. Автоматчиками себя окружил, боится, что его украдут. Но почему-то решил сделать из меня хаджи. Решил, что я после хаджа поумнею, не буду говорить опасные вещи. Мы же с ним всегда не ладили, ты знаешь.
     Недавно он мне говорит: «Мне стыдно, что ты мой двоюродный брат, что у нас с тобой одна фамилия…»  я  говорю, возьми тогда фамилию своей жены…  Обиделся. Ты же помнишь, ему не нравилось, что я выступал против коррупции при власти коммунистов. Потом ему не нравилось, когда я говорил, что Дудаев – авантюрист, харизмой которого грамотно пользуются московские агенты влияния западных спецслужб. Он всегда хотел и хочет ладить с любой властью, как и наши священнослужители, потому что озабочен только одним – делать деньги.
      А теперь эти деньги сделали его несчастным человеком. Семью куда-то в Нальчик отправил, сам ночует в разных домах. Человек он, конечно, не плохой, такой, как многие. Хочет идти в ногу со временем. Только ему со мной, с братом не повезло.  А мне меняться уже поздно. Не получится. Я ведь безумец…
     У Мухдана была тайна, которой он не мог делиться ни с кем, даже с самыми близкими людьми. Лишь однажды с доктором проконсультировался. Доктор сказал, что это – слуховые галлюцинации. И Мухдан решил, что ему все-таки неспроста дали имя Безумец, что-то в нем не так. Но как тогда объяснить, что таинственный Голос подсказывает ему совершенно разумные, мудрые вещи? Может он просто так отмахнуться от этого чуда и быть такой, как все?!
     - Ну, что тебе еще рассказать, Дики?  Аллах, наверное, хорошо сделал, что забрал тебя, пока твоя душа не очерствела, не испортилась от такой жизни, где царствует только ложь и насилие. 
      Комок опять подкатил к горлу,  Немного помолчав, Мухдан продолжил:
     - Пока ничего не изменилось. Все по-прежнему. Молодежь изнывает от безработицы. Это просто чудо, что она не превращается в поголовных алкоголиков или наркоманов. Все заводы, предприятия, фабрики разрезаются на металлолом. Ничего не восстанавливается. Пенсий давно не выплачивают, учителя и врачи без зарплаты. Мне по - человечески жалко Аслана Масхадова, он честнее и благороднее многих наших доморощенных политиков последних лет, но Москва ему не помогает и не поможет. Ему не помогли даже выгнать из республики всех этих шпионов Запада - хаттабов. Они очень нужны здесь сегодняшнему Кремлю. Такое тревожное ощущение, что Москва опять готовит новую волну геноцида.
     Пытаюсь что-то писать, говорить, но кому интересно мнение сельского сумасшедшего?
      Вокруг власти, как обычно, армия льстецов и лизоблюдов. Их задача, как обычно, не подсказывать руководству разумное, а набивать карманы поплотнее, пользуясь хаосом.
     Так у нас всегда, вокруг всякой власти. А Москва все это видит и ждет удобного момента, чтобы отомстить гордым и упрямым  чеченам за свое позорное поражение.
     Москва у нас, как известно, многоголовая. Одна голова хочет, чтобы любая проблема рассосалась сама по себе, без ее усилий. И чтоб народ с Кавказа разъезжался оздоровлять мужицкую кровь, и чтобы пострелять, обучая имперскую армию. Другой голове вообще нужен на Кавказе, особенно в мусульманских республиках,  вечный  очаг мирового терроризма и бандитизма, пока земля для них не оголится.
      Мировая война сионизма с исламом все больше набирает обороты.  Те, кто ее не хотят замечать – малодушные существа, которые, не вмешиваясь и делая вид, что ничего не знают, надеются спасти свои собственные шкуры.
     Некоторые сознательно прислуживают, соблазняются на их подачки. А ведь денег у Иблиса – море! Он может их печатать сколько угодно. Получается – деньги управляют миром.  Деньги и купленные на них средства массовой информации. Россия теперь полностью под властью этой сатаны. Там даже Совет безопасности страны возглавляет главный вор и проходимец. Тот самый вор, который не стесняется откровенно говорить, что самый выгодный вид приватизации – это приватизация российских чиновников. Он откровенно смеется и издевается над русскими, а русские – как чеченцы, не могут никак найти согласия между собой. Вот нас и стравили – дурных чеченцев с дурными русскими.
     Ну, да черт с этим Березовским и с этим непостоянным Кремлем. Меня больше тревожит ситуация у нас дома, как ведут себя наши священнослужители… Они готовы облизывать любую власть, под какими бы лозунгами она не приходила. Они бы согласились и Папе Римскому, и даже Иблису служить за подачки. А как  вести себя народу, на кого и на что опереться, если духовные отцы ведут себя, извини, как… не хочу произносить этого слова на кладбище…
    Поэтому, сын, хочу просить у Бога, чтобы он скорее соединил нас с тобой. Уверен, Он услышит меня, если просьба прозвучит из священной Мекки.  Сомсом и не догадывается, какой подарок он для меня сделал. Так что подожди немного. Очень скоро мы с тобой будем вместе. Я буду просить, молить об этом Всевышнего и думаю, что Он меня услышит. Оставлю завещание, чтобы меня похоронил вот здесь, рядом с тобой, сын…

 
Из записок  Безумца.
 
     В судьбе каждого человека самая тяжелая победа – победа над собственным эго – (нафс). Но только поднявшись над нафс, победив его, человек приближается к Богу. Только так становятся на правильный тарикат (путь к Богу). Только так становятся суфиями.
      Нохчалла – это и есть самый древний, изначальный  путь ко Всевышнему от самого праотца всех народов и пророков – Нохи.  Нохчо, умеющий слушать свою совесть – он и есть подлинный мусульманин, подлинный  суфий, верно понявший святого Кунта-Хаджи.
 
   **

 
1998 год.

     Самолет медленно поднялся над заснеженными белыми полями, домами, извилистыми лентами  дорог и через короткое время затерялся в дымчатых облаках. Это был не обычный рейс. Все пассажиры – паломники в святую Мекку.
     Мухдану показалось, что он наконец-то отрывается от земли, все больше, катастрофически утопающей в грехах, что все остается в бесславном прошлом, и там, впереди – надежда на избавление, надежда на то, что он все-таки уйдет из этого обезумевшего мира не до конца униженным, не превращенным в абсолютное ничто.
     Паломник испугался, что заплачет, потекут слезы и эту его слабость заметят попутчики. Он повернулся в сторону иллюминатора и начал вглядываться в пустоту: «Скоро все исчезнет, сгинет навеки, как кошмарный сон. Скоро конец глобальному лицемерию, глобальному безволию и трусости человечества, все больше уступающему Разум и Совесть подлости, алчности, жестокости, малодушию.  Совсем скоро мне покинуть этот обезумивший мир. Уверен, Всевышний услышит мою мольбу…»
    Мухдан откинул голову на спинку, перестав вглядываться в туманную пустоту. «Люди совершают паломничество, чтобы попасть в Рай? У разных людей ведь разные понятия Рая.  Если для людей, от зари до зари гнувших спины в физическом каторжном труде Рай  объяснялся метафорическим языком как бесконечное безделье среди обилия еды, медовых и молочных рек в окружении юных красавиц, то для души борца такой Рай – сущий Ад.   Аллаху ведь нужны единомышленники, готовые отдать свои жизни не взамен санатория по имени «Рай», а совершенно убежденно и бескорыстно, в борьбе со всеми мерзостям сатаны! Бездельник и пустышка не могут быть мусульманами по определению ни в этом, ни в том мирах, сколько бы он не молился, не постился, не вымаливал для себя покой и изобилие.   Мусульманин – вечный борец. Неустанный, упорный борец со злом, где бы это зло себя не проявляло. Благодушная, отстранившаяся от реальности, переставшая бороться  набожная  пустышка – не участник проекта Бога наполнения Вселенной Разумом и Совестью! 
    Прости, о Всевышний Аллах, если опять грешу своими вольными размышлениями. Ведь так мне говорят мои разум и совесть! Высшие ценности, которыми Ты меня одарил.  Просто в моем представлении Рай - это вечная, бескомпромиссная борьба со всякой грязью, нечистью, досаждающими нормальным, хорошим людям. Я бы для людей продвинутых, одухотворенных предложил другие метафоры и аллегории объяснения сущности Рая.  Хотя разумные люди понимают, что Рай и Ад – соответствующие состояния человеческих душ в высшем, вечном  мире, все чаще именуемом в науке тонким миром или иным измерением… Но разве нашим невежественным участникам религиозной самодеятельности, прозванным в народе мясоедами, это обьяснишь? Объявят Делан мостаг1а. (СДЕЛАТЬ СССЫЛКУ, враг Бога)
В священном Коране ясно сказано, что Всевышний ближе к каждому человеку, чем его кровеносная артерия. Ясно сказано, что между Творцом и верующими не должны быть посредники. Значит, Бог в парямом диалоге с каждым на языке разума и совести!
         В одно время Мухдан  был уверен: - стоит где-то проронить эти слова, что совесть - язык Бога, и люди мгновенно поймут их величие. Поймут волшебную силу этих слов, способных объединить воедино все мировые религии, создать в мире единую идеологию совести. Ведь этой волшебной формуле нет и не может быть альтернативы. Ведь она, и только она, эта формула, повернет все человечество от контрцивилизации  потребления и похоти, контрцивилизации лжи и лицемерия к цивилизации духа и достоинства.  Как же иначе остановить несущееся в пропасть человечество, когда даже из Бога посредники сделали выгодный товар?!
Но, начав осторожно делиться с людьми, Мухдан увидел, что люди реагируют на это откровение как-то вяло, не желая даже задумываться. Кто-то быстро соглашался: «да, конечно». Кто-то находил, что это красивая аллегория. Кто-то предупреждал, что можешь остаться без головы. А большинство вообще отмалчивались, не желал вступать в «бесполезную» дискуссию ни о чем.
Позже Мухдан начал заводить на эту тему более серьезные, аргументированные разговоры с серьезными, как ему казалось, людьми. Убеждал, что рано или поздно человечество  вынужденно будет признать эту истину, что эти три слова, являющиеся сутью подлинного Ислама,  в конце концов объединят верующих всего мира в единую исламскую умму!
 - «Так чего-же ты волнуешься, раз знаешь, что все так и будет?»¬¬¬ – спросил один из собеседников. У Мухдана вырвалось:
 - «Так ведь нас сегодня убивают! Завтра будут убивать других. Послезавтра уже может стать поздно…».
- «Вот и будут все медленно умнеть, когда их будут убивать. А сейчас людям лень тебя слушать, тем более, размышлять над тем, что ты им хочешь внушить».
Однажды Мухдан подумал: «А может и чеченская война Богом была допущена для того, чтобы мы дозрели до этой истины? Чтобы она, это истина, стала осмысленной и понятой, пройдя через подобную глобальную катастрофу?
Ведь что есть война? Это доведенный до крайности эксперимент над человеком, над его выдержкой, стойкостью, волей, мужеством, разумом, мудростью. Все великие мысли, идеи, открытия во всех областях так или иначе, прямо или косвенно связываются с экстримом, с войной. Благодушие консервирует волю и разум человека, гасит его энергию. Войны подстегивают человечество, придают ему иные скорости, иную логику мышления, иные приоритеты и ценности.
У войн свои  законы, очевидно, позволяемые Богом. Войны – самое страшное зло, несущее с собой не только стрельбу, взрывы, убийство. Войны – испытания для тех или иных философских концепций, даже для тех или иных религий!
О, Бог, сделай так, чтобы эта подлая, грязная, неправильная  война хотя бы мудрости прибавила моему народу на многие годы вперед!»

     Рядом с Мухданом сидел невысокого роста, полноватый, суетливый мужичок, возраст и социальный статус которого невозможно было определить визуально. Вдруг ему  лицо  мужичка показалось знакомым. Он его определенно где-то видел.  «Тьфу ты! Это же тот самый муфтий – болтун, который рьяно обслуживал одну из недавних банд республиканских властей! Кажется, ту, которая позже почти вся перебралась в первопрестольную. А чего он в Мекку-то летит, ведь их Мекка – это Москва! Во всяком случае, они продолжают упорно молиться в ее сторону!»
     - Эй, приятель, я тебя узнал. Это ты на деньги, собранные для строительства центральной мечети  в Грозном, купил вагон водки?
     Мухдан был уверен, что экс-муфтий обидится. А он широко улыбнулся, рассмеялся во весь свой златозубый рот:
      - Надо же было спасать деньги от инфляции. Ты что, приятель, забыл,  какое было время? 
     -  И что, спасли?
     - Не успели. Федералы захватили Грозный.
     - Значит, федералы забрасывали подвалы домов с мирными жителями, расправлялись со всем движущимся и шевелящимся, нажравшись вашей мусульманской водкой?
     - Ээ-э-э, приятель, вздохнул экс-муфтий, ты, наверное, откуда-то из глухого села или хутора. Поэтому многое еще более страшное и ужасное не знаешь. Иначе забыл бы про водку. Она бы тебе парным молоком казалась. А вот я кое - что повидал за последние годы.  Расскажу – никто не поверит, что такое люди делают.  – Через несколько секунд продолжил, - не перестаю удивляться, почему до сих пор не сошел с ума, почему  Бог еще держит такого свидетеля, как я, на этой земле.
     У Мухдана был обостренный дар различать истину от фальши. Он понял, что эти слова экс-муфтием произнесены искренне, от души.  Тут же изменил свое мнение о нем.
     - Я тебе верю, - вырвалось у Мухдана, - извини. Я не хотел тебя обидеть.
     - Ничего. Спасибо за искренность. Это самое важное. Тем более, мы в пути к Дому Аллаха.
     Немного помолчали.
      - Меня зовут Идрис-Хаджи, а тебя? – спросил попутчик.
      -  Мое имя – Мухдан.
     - Похоже на Мехди. Возможно, твои родители хотели, чтобы ты явился как пророк Мехди, с миссией нового спасителя человечества. 
     - Возможно, - равнодушно ответил Мухдан. – А люди меня прозвали Безумцем.
     - А так чаще всего и бывает, - оживился Идрис – Хаджи. – Послушай-ка одну притчу. В давние времена один крестьянин спас птенца ласточки от верной гибели. Счастливая мать - ласточка говорит: «Ты спас моего детеныша, поэтому я тебе расскажу одну новость. Завтра должен политься дождь. Но это – не обычный дождь. Кто выпьет воду, в которую упала хоть одна  капля того дождя, сойдет с ума…»
     Крестьянин до вечера и всю ночь наполнял все кувшины, запасаясь чистой водой.
     Как сказала ласточка, с утора полил сильный дождь, а к вечеру все люди сошли с ума. В здравом уме оставался только тот крестьянин.
     Но вскоре произошло неожиданное. Односельчане прозвали сумасшедшим того крестьянина, потому что он не был похож на всех… Крестьянину пришлось вылить чистую воду, выпить грязную и стать таким, как все.
     - Возможно, я и на самом деле безумец, - вздохнул Мухдан.- только мне очень тяжело терпеть ложь и несправедливость. Не могу я с этим соглашаться и жить спокойно, как другие люди. 
     - О! Мухдан, у тебя самая опасная болезнь, - еще больше оживился  Идрис - Хаджи. – От нее умирают быстрее, чем от рака. – Потом добавил: -  Этим рейсом летят в основном большие начальники. Министры, Главы Администраций, ответственные работники административных органов. Поэтому не очень откровенничай. Они – опасные люди. И никто из них – не мусульманин! Получается, хадж совершают люди, играющие роль мусульман.  Почти за каждым – банды  убийц под видом охранников. Они не знают что такое жалость, человечность. Такие люди не мусульмане и никогда не станут таковыми. 
     - Как это так? – искренне удивился Мухдан, ведь в Мекку летим, Хадж совершаем?!
     - А хадж для них, дорогой, реклама! И путевки у большинства – бесплатные. Их нам арабы дали, чтобы распределить среди самых достойных. А кто у нас самые «достойные»? Сам понимаешь…  Ты думаешь, вернувшись оттуда, они станут лучше? Уж поверь, я их хорошо знаю. И упрекать их бесполезно, потому что любой на их месте вынужден будет вести себя точно так же. Такую ситуацию создает нам наша родимая Москва и наша народная беспечность, трусость.
     - А священнослужители, вместо того, чтобы принять сторону народа, вселять в него силу и уверенность, чаще всего пасутся у этих мутантов! Вы же этим самым дискредитируете самого Бога, называя себя божьими людьми! – не вытерпел Мухдан, но Идрис-Хаджи, кажется, не сильно обиделся:
      - Ты, Мухдан, говоришь, что ты из правдолюбов. Вот что я тебе скажу. Ты будешь говорить правду, пытаться что-то менять, но люди будут смеяться над тобой. А если умрешь в битве за правду, вообще назовут идиотом беспросветным. Народ уважает лишь тех, кто обогатился, окружил себя автоматчиками, построили высокие замки, заимели крутые машины. А как они все это накопили, как захватили власть, создали себе положение – народ совершенно не волнует, даже если знают, что все это украдено у них же! Надо сперва вылечить народ! Каков народ, таковы и муллы. - Немного помолчав, добавил:  -  В священном Коране, сура 2, аят 244 прямо сказано: «Аллах – обладатель милости к людям, но большая часть людей – неблагодарны!»  Люди – не ангелы. В таком мире живем, приятель, это надо знать, чтобы не спотыкаться на каждом шагу,  не проклинать жизнь, не стать в ней изгоем. 
     Слова Идрис–Хаджи вернули Мухдана к своим постоянным размышлениям: почему, на самом деле, люди так жестоки, несправедливы, неуживчивы, завистливы, алчны? И если большинство людей порочно, то почему так мало одиночек, которые задают сами себе вопрос: а чем я лучше? Ведь если попробовать взглянуть на себя, на свои деяния и мысли объективно со стороны, мы – все мы,  просто чудовища! Все без исключения! Хотя бы потому, что мы часто совершенно равнодушны к чужим бедам и страданиям, пока они не войдут в наш собственный дом. При этом каждый обидится, если ему скажут, что он плохой мусульманин. А ведь наверняка не такая была задумка у Творца, когда Он создавал человека!
     Причина человеческой трагедии в несправедливости общественного строя, или в том, что человек – ненасытная тварь, ему все равно не хватает, сколько бы он не имел? 
     А разве только что погубленный СССР был плохим социальным строем? Все было на его красном знамени – свобода, равенство, братство, счастье! Но чем больше коммунистическое руководство кричало об этом, тем больше оно воровало, утопало во лжи, лицемерии. Так в чем же дело? Дело в природе человека? Но ведь дал Бог людям и разум, и совесть! Их отодвигают? Зачем? Потому что не знают, что на языке разума и совести с ними разговаривает сам Бог? Конечно. Но как это все же объяснить это людям? Или это сознательно скрывает? Кто?
      Может, во все времена были люди, которые страшно боялись человеческой совести? Боялись говорить, что совесть в человеке прямо от Бога? Может, они искажали Откровения Бога, где однозначно говорилось, что совесть – постоянный язык Бога с человеком? 
     Но почему не об этом говорят наши священнослужители  людям каждый день, постоянно? Потому что в этом случае им и обслуживаемому ими власти будут задавать неудобные вопросы?
     Словно подтверждая размышления Безумца, экс-муфтий нагнулся к нему и сказал:
     - Знаешь, Мухдан, меня как духовника начали по-настоящему уважать не тогда, когда я ходил нищим праведником и пытался достучаться до сердец людей своей праведностью, а когда на часть тех денег, которые были собраны на строительство центральной грозненской мечети, купил своим сыновьям иномарки джипы и усадил рядом с ними с десяток автоматчиков!
     Это откровение в очередной раз поразило Безумца:
     «Выходит, дело действительно безнадежное, раз сам священнослужитель в таком признается…» - повернул он голову в сторону иллюминатора, не желая больше слушать весь этот пошлый пессимизм лицемера от духовенства.
       - Это очень серьезные вопросы, - добавил Идрис – Хаджи, обращаясь к отвернувшемуся собеседнику,  -  но ведь все это начинается не у нас в Чечне, сейчас весь западный мир такой. И это – одна из самых серьезных мотивов,  подпитывающих сепаратизм, религиозный радикализм нашей горячей молодежи. Она ведь не терпит фальши. Считает, что мудрость – это геройство и самопожертвование, а не терпение и гибкость.
       Мухдан по-прежнему молча вглядывался в иллюминатор, в небесную пустоту, не желая продолжать разговор.  Это, очевидно, не очень нравилось Идрис-Хаджи. Он продолжал:
        - Впрочем, Мухдан, если даже, зная, что тебя народ не поддержит, будут считать безумцем, и, тем не менее, ты  будешь стараться делать все от тебя зависящее для просвещения и воспитания народа, ты - святой.  Я – не святой. Я так не смог.
       Вскоре в салоне самолета появились стюардессы, которые разносили еду.                Один из пассажиров начал сильно возмущаться. Он громко повторял один и тот же вопрос:
      - Я еще раз спрашиваю тебя, это мясо халяльное, или нет?!!
      - Я не знаю, о чем вы спрашиваете, я говорю вам, что это – говядина. Мы знаем, что нельзя подавать мусульманам свинину, - оправдывалась стюардесса, как могла.
      - Не хватало еще, чтобы вы нас на пути к Аллаху кормили свининой, дура! – еще больше вышел из себя мужик. -  Я спрашиваю, халяльная эта говядина или нет?!
      - Объясните мне, пожалуйста, что такое  «халяльная»? – пыталась понять стюардесса дрожащим от волнения голосом.
      - Ты, я уверен, хорошо знаешь что такое «кашерное», потому что ты из тех и нарочно так поступаешь с мусульманами! Так вот, «халяльное» - это то же самое для мусульман! Так халяльное оно или нет?!
      - Я же вам честно сказала, не знаю! – уже разрыдалась девушка.
     - Дурочка! Ты просто обязана это знать! Обещаю, что ты больше не будешь работать. Ты вылетишь, как пробка, вместе со всем своим начальством, как только я завершу паломничество!!!
    - Ты знаешь, кто это шумит? – нагнулся Идрис-Хаджи в сторону Мухдана.
    - Нет. Кто это?
    - Этот человек – людокрад. На счету его банды не один десяток загубленных жизней. Он по заказу, за деньги убивал людей, резал им головы, главным образом чеченцев. И об этом все знают. Но уважают, льстят. Ему кажется, что он праведный мусульманин и перестанет им быть, если поест кусочек мяса животного, которого не зарезали ножом. А безвинных людей, которых  сам резал, он не берет в расчет. Вот такие, Мухдан, мы мусульмане.
     А хочешь знать кто вон тот, лысая огромная голова без шеи, которого приросла прямо к плечам? Это бывший заготовитель, сейчас стал министром торговли, когда свою собственную дочь уложил в постель одному из главарей бандитов. А рядом с ним – уголовник, которого Дудаев из тюрьмы вместе с другими выпустил. А сел он, когда убил своего друга и всю семью его зарезал. Затем дом спалил. Бизнес не поделили. Теперь он  глава администрации в своем районе. Говорят, хорошо воевал против русских. А почему бы ему не воевать, те, вернувшись к власти, снова бы его посадили.
     Но с нами и не такие летят! Вон впереди с длинным носом – специалист по оружию. Все знают, что связан с ФСБ. Те через него КАМАЗы оружия в Чечню доставляют, будто его у нас мало. Это в дополнение к  тем горам оружия, что подарили Дудаеву после вывода воинских частей. Миллионер, говорят. Поставил у себя в ванной золотой унитаз. А вон тот в узбекской тюбетейке – отец нефтяного короля. Говорят, хвастается, что его сноха каждый день принимает ванны из свежего парного молока, а у сына за границей есть собственный самолет и замок на берегу Средиземного моря. А вон тот с толстой шеей – ветеринарный врач. Министерский чиновник.  Сделал громадное состояние, когда в Ставропольском крае разразилась эпидемия ящура, а весь скот подлежал уничтожению. Этот специалист торговал справками, что мясо здоровое, и все мясо было привезено и съедено у нас в Чечне. Скольких людей он заразил – ему наплевать. Вот сейчас совершает хадж, чтобы вернуться оттуда очистившимся от всех грехов.
     А вон тот усач впереди – банкир. Деньги сделали вместе с братом на фальшивых авизо.  Когда денег стало слишком много, нанял убийцу и убрал своих компаньонов – еврея, служащего банка, который все это ему организовал, а затем и собственного брата. Теперь вот банк свой в Москве создал. А вон еще один фирмач, бывший промосковский политический деятель. Теперь вот к Масхадову переметнулся. Ценность нефти ведь не теряется от смены политической ориентации властей. Дальше перечислить, кто с нами летит?
     - Не надо, не перечисляй, - равнодушно махнул рукой Мухдан. Он и сам знал, какую грязь вывела на поверхность и эта проклятая война и предшествовавшая ей грабительская приватизация в условиях безбожной России и ее безвольных, опущенных, раздираемых всеми кланами и бандитами колоний. Странно, что эти люди вообще знают, что есть такие святые места, как Мекка и Медина. Наверное, иногда вспоминают, что смертны.
     - А ты знаешь, Мухдан, все эти мерзавцы по-своему правы, - захотел экс-муфтий продолжить беседу, - знаешь, почему?
     - Почему? – посмотрел Безумец в его златозубый рот.
     - Потому что им все равно большинство людей завидует. – Через секунду, убрав ехидную улыбку с лица: - наше общество сегодня разделено на таких и на тех, кто им завидует, пресмыкается перед ними. Так лучше быть такими, чем теми, кто таким завидует. Разве не так? – Мухдан не отвечал. – А знаешь, почему так происходит и сколько такое уродство будет продолжаться?
     - Знаю, - ответил Мухдан.
     - Ты хочешь сказать, пока люди не повернутся лицом к Богу?
     - Нет.
     - ?!!
     - Прежде чем повернуться лицом к Богу, люди должны повернуться лицом к производству. Из зверя человека сделало орудие труда – палка, если не забыл Энгельса. А человек становится человеком только в процессе производства. Иначе человек вынужден становиться добытчиком, хапугой, преступником. Деньги становятся  самоцелью, Богом. А там, где Бог деньги…
     - Ты совершенно прав! – Взорвался  Идрис – Хаджи. – Надо вернуть людей к земле, к производству, если мы хотим, чтобы они были добрыми, хорошими мусульманами или христианами! Одними религиозными процедурами и обрядами человек не только верующим, даже человеком не станет. Производство – вот главная молитва, главный пост, главный хадж! И кто сегодня не побоится это провозгласить –  пророк!
     - У человека в производстве воспитывается совесть. Потому что все на чистоту, - продолжил Мухдан, - хорошо поработал – хорошо получил. А у добытчиков воспитывается другая психология – хорошо обманул – больше хапнул. То есть,  бессовестие, обман ему приносят деньги, а не честная работа.  И Бог таким нужен как санитар, могущий отмывать им грехи, в которых они увязли, а не как друг души и советчик. Для таких даже хадж – коммерческая сделка с Богом.
     - Как ты прав! – продолжал экс – муфтий свой восторг. - Производство! Конечно, производство, любое - промышленное или сельскохозяйственное. Из человека сперва надо сделать человека, прежде чем делать из него мусульманина или христианина. А мы разваливаем, растаскиваем свои колхозы и совхозы, заводы и фабрики разрезаем и сдаем на металлолом. Мы – как волки, и Бог у нас – Деньги…
     - Вот если бы наши святоши об этом говорили нашему народу и прежде всего нашей власти, чем каждый раз определять нравственность и духовность населения по женским платкам и по длине их юбок.
     - А ты – молодец, очень правильно рассуждаешь, похвалил Идрис – Хажджи своего попутчика, - я хочу с тобой подружиться, нам есть о чем поговорить, порассуждать.
     - Я думаю, что люди не глупее нас, все всё прекрасно понимают. Просто нет настоящего хозяина ни у России, ни у нас. Самое худшее – ему не дают и в скором времени не дадут созреть. Везде марионетки.  – Помолчав, добавил: - На гербе России мутант с двумя головами, обе смотрят одна на Запад, там его духовная  Мекка, другая на Восток, там нефть и газ. А югу этот мутант только хвост показывает и гадит на юг, на «лиц кавказской национальности». Такой механизм запущен теми, кто привели к власти этого алкоголика и убивают народы, физически и морально, спрятавшись за его спину.    Сами же развели боевиков, создав чудовищную безработицу, а затем подарили им горы оружия. Отстреливать нашу молодежь – любимое спортивное увлечение этого мутанта – урода, этой двуглавой химеры.
     - Тише, нас могут услышать, - испугался экс – муфтий, видя, что попутчик слишком далеко заходит, - ты оскорбляешь герб империи.
     - Мне можно. Я же безумец. Со справкой. Мой диагноз – слуховые галлюцинации и паранойяльное состояние обостренного чувства справедливости. Чувства справедливости, стыда, чести, совести -  оказывается, в наше время – болезнь. Причем, болезнь самая опасная, безнадежная, ибо не излечивается. В противном случае придется признать сумасшедшим все остальное человечество…


    **
 

Из записок  Безумца.
 
     Давно пора перестать пугать людей Богом. Бог – не пугало. Бог – тот, который дал нам жизнь, разум, совесть, любовь! Главное - жить по разуму и совести, творя благое и любя друг друга!
     Творящий благое – вот подлинный мусульманин, а не тот, кто пытается выделиться пестрыми одеждами и усердиями в обрядах и процедурах. Те немыслимые зверства, та великая несправедливость, которые свалились на головы чеченцев – результат лицемерия и бездушия набожных фанатов не в последнюю очередь.
      Почему в мире все время по-прежнему соседствуют низость и благородство, алчность и щедрость, жестокость и милосердие, и почему человечество никак не может самоорганизоваться как единая дружная семья, не тратя основные силы и средства на производство оружия для уничтожения самого себя?
       Почему добрые, умные, благородные люди так плохо организованы, позволяют манипулировать собой, терпят над собой насилие, унижение, ложь, профанацию своих самых святых чувств? Может, потому Иблис так силен и крепнет из года в год, потому что люди совести так беспечны, наивны, безвольны, по сути совершают преступление против самих себя?
 
    **
      Люди никогда не поверят земным божкам, сделанным из мяса и костей, таким же, как и они. Люди верили и верят в Бога, в Создателя, в Творца, в Защитника, Милостивого и Милосердного! Вот и конфликт. Конфликт между слугами Иблиса, и теми, кто на прямом пути, кто в тарикате совести, в тарикате нохчалла, знают они об этом или нет.
      Грядет революция. Революция совести! Революция НОХЧАЛЛА!!!


**

    В то же самое время, когда самолет с паломниками  направлялся в Мекку, над освященным ярким солнцем, заснеженным берегом озера Кезеной Ам  совершала круги другая летающая машина - военный вертолет самой последней модификации. Несведущие могли подумать, что в кабине сидят летчики-испытатели и эти странные круги – ни что иное, как свидетельство их высочайшего профессионализма.
     Летчики действительно были профессионалами, но круги и виражи делались не в целях испытания вертолета, а в целях исполнения прихоти важных пассажиров: зятя Президента страны, вице-премьера, курирующего силовой блок в правительстве, секретаря Совета безопасности государства, министра обороны и еще двух генералов, находящихся в особой близости к Президенту. В данном случае все они были жестокими браконьерами, которые устроили охоту на самый редкий, исчезающий вид кавказских туров.
     Вооруженные автоматами и пулеметами, они с маниакальной жестокостью плотным огнем уничтожали все живое, что оказывалось в зоне поражения, будь то взрослая особь, детеныш, любое другое животное. Разгоряченные обильно выпитым, им хотелось только одного: чтобы там, внизу, побольше падало животных, обогревая теплой кровью белый снег. Их возбуждали и эти тела, то неподвижные, то бьющиеся в конвульсиях, то раненные и пытающиеся уйти от шума свирепой машины. Но браконьеры кричали летчикам: «Уходят! Круг, еще круг! За ними! Вон еще в лощине один притаился!»
     Вечером, в конце бойни, в лесной резиденции, на дагестанском участке, именуемом  охотничьим домом, им на горячих шампурах преподнесли шашлыки из обычной козлятины и сказали, что это – мясо тех самых туров, над которыми накануне была устроена столь удачная охота. Браконьеры все это с аппетитом жрали, похваливая и обильно запивая пивом, водкой,  умилялясь, какой восхитительной была охота, как много животных каждому удалось перестрелять! Трупы убитых животных, между тем, остались гнить в  глубоких расщелинах, так как добраться до них было невероятно трудно. Браконьеры догадывались, но им был важен сам процесс, а не трофеи.
     - Послушайте, мужики, случайно, мы не всех туров перестреляли? Хоть пара штук осталось? – зашевелилась совесть в одном из генералов.
     - А чего их жалеть? Они все равно не наши, не русские, - сказал  зять Президента и у генерала расширились глаза, не понимая, что тот имеет в виду. Зятя поддержал секретарь Совета безопасности государства, самый богатый еврей в стране:
     - А что? Лет через десять – двадцать  все равно все эти земли захватят басурмане. Чего нам о каких-то диких козлах беспокоиться? Нам бы от двуногих козлов и баранов избавиться. Надо стравить этих дикарей друг с другом.
     - Силой не отдадим! – громогласно заявил Министр обороны, не обращая внимания на слова секретаря Совета безопасности.
     - Уж помолчал бы, - вступил в разговор вице-премьер. - Ты с тремя чеченами три года воюешь, хотя повесил Президенту лапшу на уши, что одним десантным полком за сутки дудаевцев одолеешь. Ты так  справишься со всей исламской умой, если он сюда навалится?
     - Шиш им, басурманам. Не долго им осталось хозяйничать в этом Раю, - сказал секретарь совета безопасности,  странную фразу, на которую никто не обратил внимания.
     - Ну, Бог с ними, с басурманами, с чеченами, с козлами и баранами, давайте братцы выпьем за женщин! – предложил тост хозяин охотничьего дома, волосатый аварец Гаджиханов.
     - А за каких женщин? Где тут женщины? – попросил уточнить зять Президента.
     - За своих жен будете пить дома, а сейчас – за тех очаровательных телок, которые придут к вам в номера! А уж что с ними делать – решайте сами. За качество товара отвечаю лично.
    - Во-о-от это мужской разговор!
    - Ты, орел, как всегда верен себе!
    - Молодчина! Настоящий хозяин! – раздавались восторженные пьяные голоса.
    - А давайте следующий тост – за хозяина! За его будущее кресло Президента Дагестана! - предложил зять Президента.
    - Ур-ра-а-а-а! – закричали гости все разом и в очередной раз осушили стаканы.
    Этот крик дошел и до пилотов вертолета, которые пили чай в отдельной избушке.
    - Слушай, Сеня, - сказал пилот своему товарищу, - если бы сейчас бросить пару гранат вон к тем, гулящим,  в России что-то изменилось бы к лучшему?
     - А хрен его знает, - отмахнулся тот,-  Россия всегда была и останется страной господ и холопов. Господа будут гулять, а холопы терпеть и обслуживать. Даже если господином станет какой-то пархатый жид или таджикский дворник.
      Генералу Мельникову Анатолию Ивановичу было под пятьдесят. Он возглавлял службу личной охраны Президента и неоднократно подтверждал как личное мужество, преданность своему хозяину, так и сильно развитую интуицию, что нередко предостерегало его босса от больших неприятностей, если не сказать – роковых ошибок. Полезность охранника своему господину заключалась еще и в том, что господин нередко напивался до потери сознания, до мокрых штанов, а трезвый охранник в таких случаях оказывался весьма к месту.
   Нынешний нескучный вечер в охотничьем дворце в горном ущелье    завершался особым сюрпризом: генералу досталась очаровательная длинноногая блондинка с запахом мороза и хвойного шампуня в волосах, будто ее только что выловили в хвойном лесу. Она сидела в кресле в коротком красном шелковом халатике, когда Мельников вошел. Он поздоровался, слегка прикоснулся губами к ее пушистым волосам.
       - Какая ты молодая. Как тебя зовут?
      - Ирина, - ответила девушка тонким подростковым голоском. Мельникову стало не по себе. Его единственная дочь Олеся почти того же возраста, и даже похожа на нее. 
      -  Сколько тебе лет?
       - Восемнадцать.
       - А не врешь? Может, ты несовершеннолетняя?
       Ответ девушки удивил Анатолия Ивановича:
       - А какая разница? Шестнадцать. Жить ведь надо на что-то…
       - Так ты что, на жизнь вот так зарабатываешь?
       - Конечно. Мне сказали, что заплатят сто долларов.
       - Кто сказал?
       - А Вы что, не заплатите? – откровенно испугалась девочка.
       - Да нет, заплатим, конечно. Тот, кто обещал, заплатит в десять раз больше. Просто… просто ты такая юная… тебя же замуж кто угодно возьмет,  - говорил генерал, падая на кровать.
       - У нас в Пятигорске одни пьяницы и наркоманы. Нормальных женихов нет. Заводы и фабрики закрываются. Работать негде. Маму сократили, а отец нас бросил и ушел к другой женщине. Девчонки рады хоть такому заработку. – Речь блондинки была неуверенной, сбивчивой. Возможно, она выдумывала эту историю, чтобы скрыть подлинную причину, почему она решила продавать свое подростковое тело. Мельников обратил внимание на ее руки со следами уколов в вену…
       - Сволочи! – вырвалось у расслабившегося генерала.
       - Кто? – не поняла девушка.
       - Те, кто развалили страну, теперь грабят Россию. Крутят Президентом, как хотят. Они всех сделали несчастными, а скоро вообще все подожгут, чтобы скрыть свои делишки. Вот, в Чечне что творим.  Они думают, что все им пройдет. Не пройдет! Скоро Россия проснется, очухается. Я жду того дня, когда будем охотиться не на животных, а за теми подонками, кто сегодня убивает всех слабых и беззащитных!
       - Говорят, вы охотитесь на вертолете?
       - Я не охочусь! – взорвался Мельников. – Меня приставили охранять одного ублюдка, родственника Президента. Его жена – иудейка попросила. Ненавижу всю эту жидовню! Ну, погоди, не все еще потеряно. Россию на колени им не поставить! Скоро все они начнут драпать. А не начнут – захлебнутся тем, что награбили. Русский мужик еще жив. Просто вздремнул малость. Растерялся. Все народы России встанут рядом с русскими, потому что русские никогда им не были врагами. Мы вместе создавали и защищали все то, что сегодня грабится всей этой ненасытной сворой мерзавцев!
       - Значит, будет война? – наивно спросила девушка, которая знала о войне преимущественно по американским кинобоевикам.
       - А пусть даже война! Лучше умереть, чем жить в таком унижении. Ты, девочка, не понимаешь, не догадываешься, сколько там, наверху, грязи! Ты даже не представляешь, какая там проституция! Твоя работа, ты… вы все ангелочки невинные…
      Девушка, желая успокоить мужика и приступить к своим обязанностям, скинула с себя красный  халатик, обнажая свое юное, упругое подростковое тело, подошла к его кровати, легла рядом, начала ласкать, как опытная гейша.
        - Подожди! Не надо, - оттолкнул ее Мельников. Он представил себе, что вот так с совершенно незнакомым взрослым мужчиной могла бы быть его дочь. – Я хочу тебе сказать кое что.
       - Что же, папенька? Я слушаю, - начала кокетничать девушка. Слово «папенька» вообще отрезвило Мельникова. Он чуть не ударил Ирину.
       - Не называй меня так, слышишь?!
        - Ладно, не буду, а как мне тебя называть?
        - Бросай ты это дело, Ирочка. Я тебе помогу. Вон, в шкафу висит мой пиджак. Там во внутреннем кармане мой бумажник. Возьми визитку, деньги, сколько хочешь. Позвонишь мне в Москву. Я помогу тебе устроиться на учебу, работу, куда хочешь. Только перестань этими делами заниматься. Договорились?
       - Ты боишься, что тебе со мной будет плохо? Со мной заболдеешь... - улыбаясь, она опять начала возбуждать Мельникова. Тот ее взял за худые, холодные плечи, оттолкнул от себя, приказал:
       - Ну- ка оденься! Быстро!
       Ирина испугалась, подчинилась. Долго копалась в его бумажнике, медленно исчезла, натягивая верхнюю одежду на голое без белья тело.
     Генерал, конечно, не знал, что данная охота и вечеринка с девицами – один из эпизодов, имеющий целью дискредитировать «не своего» человека рядом с Президентом. Впрочем, как и множество других тайных операций и мероприятий, за которыми стояла могущественная «тайная контора».

     **


     В первую ночь прибытия на святую землю Мухдан  ночью вышел из гостиницы и направился в сторону горы Арафат, ходил по стопам посланника Аллаха, да благословит Его Аллах и приветствует, произносил слова молитвы. Ему показалось, что кто-то за ним наблюдает. Он остановился,  спросил:
     - Меня кто-то слышит?
     - Да,  слышит, - ответила Эсила. Она стояла рядом, улыбаясь, в ослепительно белой мусульманской одежде. И только глаза озорно и радостно смеялись.
     - Ты? Эсила? Ты не покинула меня? Ты еще будешь приходить? – удивленно и восторженно спрашивал Мухдан. 
     - Хочу вернуть тебя к жизни, как ты меня однажды, - все еще улыбалась девушка.
     - И ты знаешь, Эсила, что я жажду умереть после паломничества, вернувшись домой, чтобы быть похороненным  рядом со своим сыном, буду просить об этом Аллаха? – погрустнел  Мухдан.
     - Да, знаю, но Аллах, свят Он и Велик, не услышит твоей молитвы, - серьезно ответила Эсила.
     - Почему же?
     - Потому что твой сын жив, во-первых, во-вторых, Всевышнему нужны на земле такие люди, как ты. Грядут новые времена, новая эра. И у тебя есть что сказать людям, человечеству.  Разве ты забыл слова Пророка?
     - Мой сын Ноха жив? Что ты сказала? И ты знаешь, где он? – уставился Безумец на девушку, затаив дыхание.
     - Я не помню его смерти.  И я знаю, что вы оба нужны нашему народу. Не спрашивай больше о нем, - почему-то попросила Эсила и Мухдан почувствовал, что она все же знает больше того, что говорит.
     - Хорошо, не буду спрашивать. Скажи только, Эсила, я когда ни будь увижу сына еще живым?
     - Да, - коротко ответила девушка. И Мухдан на радостях сменил тему:
     - Говоришь, буду нужен. Кому?  Я стал лишним даже  родственникам и односельчанам.
     - Это тебе так кажется, Мухдан. На самом деле многие тебе завидуют, уважают, даже побаиваются. Твое время впереди, будь уверен, - весело убеждала Эсила.
     - Но ведь сегодня невозможно жить в таком унижении! – вырвалось у паломника, - я не о себе, я о всех честных, порядочных, скромных людях, которых большинство.            
     - Неужели, Мухдан, ты думаешь, что зла и безумия сейчас на Земле больше, чем когда - либо раньше?  –  серьезно спросила Эсила.
     - Я отвечу словами поэта, - сказал Мухдан. – Поэт сказал: «Бывали и похуже времена, но не было еще времен подлее…»
     - Понимаю, - с грустью ответила Эсила, - но знай, что зло безобидно, ибо оно обнажено. Гораздо опаснее праведность, ибо больше всего и чаще всего за видимой праведностью прячет свое коварство Иблис. Борьба давно вышла на иной уровень, а мусульмане все еще  умиляются своими средневековыми победами, застряли в дремучих догмах, превратили свою вечно живую, устремленную в будущее веру в суеверие. Надо научиться бороться современными методами, ибо борьба, а не молитва - главный Закон земной жизни. А ты хочешь просить у Бога смерти…  Это похоже на самоубийство, строго осуждаемое Кораном.  В любом случае это - малодушие. Неужели ты, Мухдан, в самом деле, сдался? В твои-то зрелые годы?
     - Все погнались за деньгами, за роскошью. Престижны только богатые. Что могу изменить я, человек с мандатом из психбольницы? – посетовал паломник.
     - Ты же знаешь, Мухдан, что в мире ничего никогда не происходит случайно. Почему ты думаешь, что только тебе трудно жить среди алчности, лицемерия, малодушия, жестокости и прочей грязи земной жизни? – спросила  Эсила, потом добавила:  - Таких, как ты, с диагнозом обостренного чувства справедливости, немало. Только не молчи и не бездействуй. Скоро ты найдешь много единомышленников.
     - Все не так просто, - продолжал Мухдан сопротивляться. -  Враги Аллаха, свят Он и велик, завоевывают в мире позицию за позицией. Они уже совратили молодежь, перессорили не только верующих разных мировых религий, но и христиан с христианами, мусульман с мусульманами. Они ссорят целые народы, государства, развязывают гражданские войны, которые никогда не заканчиваются. Число убитых и обездоленных за последнее десятилетие в мусульманских странах не сосчитать.  Мусульмане должны понимать, что с ними делают и сплачиваться, объединяться. Но этого не происходит. И не произойдет, особенно в арабском мире. Арабский мир для мусульман – пройденный этап. Здесь давно правят оборотни и их уже не одолеть.  Раскол расширяется.   
     - И кто главный виновник? – спросила Эсила, желая узнать мнение самого Мухдана. Тот ответил сразу же:
     - Благодушие, беспечность, наивность, глупость! – спалил Безумец, - а еще – многие священнослужители из разных стран и различных вероисповеданий. Эти ряженые куклы, возомнившие, что они - уполномоченные посредники между Всевышним и человеком! Те самые святоши, которые путают разум людей, не дают им объединиться вокруг Единого Бога. Те самые оборотни, которые разделяют и ссорят верующих, превращают свой сан в кормушки, обслуживают любую власть, любых денежных мешков, лишь бы хорошо подкармливали! – Немного погодя, продолжил. - Вот с этими я бороться совершенно бессилен, потому что они прячутся за имя Бога и любую разумную мысль, если она им не нравится, выдают за ересь! Они замутили народ своей показной, рекламной  набожностью, а сами погнались за мирскими благами. Молодежь ведь видит это лицемерие и обращает свои взоры к так называемым радикалам, фундаменталистам… Ваххабитов плодят безработица, нищета и лицемерие наших продажных волосатых ртов, а не их якобы природная агрессивность. А сионисты и шовинисты только рады отстреливать наших оступившихся. Это их самый любимый вид охоты.
     - Всегда так было и так будет, - холодно и спокойно ответила Эсила. – Знаешь, почему?
     - Почему?!
     - Потому что вместе с подлинными священнослужителями, понимающими особую ценность своей миссии, были, есть и будут проходимцы, паразитирующие на священных религиозных чувствах людей. Их особенно много и они особенно активны во времена смут, когда сознание большинства людей помутнено.
     Мусульмане планеты  по ошибке продолжают смотреть в сторону арабского мира. Но там – сплошное предательство, гниющее болото. Взгляд надо перевести на Кавказ. Здесь самвые чистые родники, способные очистить любые болота, остудить любую ненависть, смыть любую кровь.
      Общества переживают и не такие уродства. Надо терпеть, Мухдан. Терпение – лучшее из лекарств. Терпение – путь к прозрению. Терпение – твое лучшее достоинство. Твое терпение испытывает сам Всевышний, как он испытал однажды пророка Ибрахима, предложив ему принести в жертву собственного сына. Ведь нет на этой земле глубже и преданнее любви, чем любовь отца к своему сыну. На этой любви держится земная жизнь. Терпение – главный призыв священного Корана. И тебя Всевышний испытывает не случайно, окружив грязью, лишив единственного сына.
     - Но сколько можно терпеть? – недоумевал Безумец, - все беды и несчастья людей на земле так или иначе связаны со священнослужителями, которые поддерживают любые авантюры политиков! Одни лжепророки в Чечне призывали к «священной войне» с неверными, а патриарх всея Руси благословлял русских солдат на убийство чеченского народа…  Что значит, какова цена любви отцов к своим сыновьям, если отцы не могут  уберечь своих сыновей от смерти, от войн, происходящих с благословения тех же оборотней?
     - Это действительно серьезный вопрос, - согласилась Эсила. – Самая сильная власть – это власть над душами людей. Всегда были, есть и будут «пророки», которые хотят распространить такую власть хотя бы над небольшой группой людей. Поэтому раскалываются мировые религии, возникают десятки ответвлений и тысячи сект. Православные, католики, баптисты, пятидесятники, сунниты, шииты, суфии, ваххабиты… Кто остановит это безумие? У кого-то должно хватить разума, совести и мужества назвать безумие безумием?!! Вот этот человек и станет первым настоящим мусульманином!
     - Значит, это все так серьезно… Я догадывался, -  почти сдался Мухдан.
     - Не одолев эту человеческую слабость, эту поистине страшную социальную болезнь, человечество не впишется в новую постиндустриальную эру,  -  продолжила Эсила современной терминологией. -  Человечество погубит себя. Для многих, прежде всего крупных ученых мира, это стало очевидной истиной.
     - И что же надо делать, Эсила?
     - Надо вернуться к основам Откровений, к самым первым пророкам! Туда, где ясно обнаруживаются корни далеких предков сегодняшних нахов – анунахов. О, Мухдан, ты, как и весь твой народ, очень многое не знаете. Крепко забыли. Я здесь, с тобой, чтобы напомнить. Я тебе кое что расскажу. Ты поверишь. И сделаешь так, чтобы тебе поверили все люди.
     - И как это сделать?
     - А ты просто скажешь об этом людям. Забыл разговор с Пророком?
     - Я? Заурядный хуторской безумец? Я пробовал. Ничего не получается. Видимо, и тот сон был продолжением моих больных надежд.
     - У тебя есть союзник! – неожиданно заявила девушка.
     - Союзник? Кто же это? – заинтересовался Безумец.
     - Страх, - коротко ответила  Эсила.
     - Страх?! – Еще больше удивился Мухдан, - Какой страх?
     - Обыкновенный человеческий страх! – Вновь уверенно заявила девушка. – Человечество, развивая науку, вплотную приблизилось к тому, что без осознания роли и силы нравственности, Бога, оно обречено к самоуничтожению! Наука движется семимильными шагами, а религиозники всех конфессий все еще копошатся в средневековых догмах. Еще миг – и отставание может стать роковым. Мы приближаемся к тому рубежу, которого так опасался пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует. К рубежу 1500 летия его уммы.  Поэтому нужен радикальный сдвиг в человеческой духовности, нужна религиозная революция, чтобы не скатиться в пропасть безнравственности и бездуховности.
      Торжество Иблиса очевидно. Достаточно просто прийти домой и включить телевизор. Да ты сам все хорошо знаешь. В любом случае, догадываешься. Роль ислама в ожидаемой революции колоссальна! Кто станем мюридами такой революции, если не ты и такие, как ты, суфии?!
     Мухдан молчал, не зная, что ответить, что спросить. Видя его растерянность и непонимание, Эсила начала пояснять:
     - Ты, наверное, слышал о Законе ускоренного развития истории. От начала каменного века до возникновения государственных образований прошло более сорока тысяч лет. От первых государств до начала эпохи индустриализации – пять – семь тысяч лет. От начала эпохи индустриализации до постиндустриализации – двести пятьдесят лет. Всего несколько десятилетий от компьютеров первого поколения до сегодняшних революционных достижений в сфере генной инженерии. Остались считанные годы до изготовления генетической, этнической бомбы, когда создадут вирусы, нацеленные уничтожать народы с определенной генетической структурой.
      Наука будет позволять проводить над людьми, над другими биологическими видами любые эксперименты, и кто будет регулировать и ограничивать эти эксперименты? И из чего, из каких принципов будут исходить эти регулировщики, из принципов рыночной алчности и вседозволенности, или из принципов божественной совести? Но где гарантии, что будут исходить из совести, если сами многие религиозники ее потеряли в погоне за мирскими соблазнами?
     - Я начинаю понимать! -  перебил Мухдан. – Перед реальным страхом самоуничтожения человечество вынуждено будет вернуться к совести, к Богу!
     - Да, - ответила Эсила, - но на принципиально ином уровне! Это и будет новым принципиальным духовным сдвигом, новой религиозной революцией!
     - Но кто? Какой пророк ее провозгласит?! – вырвалось у Безумца.
     - Вопрос не в том, кто впервые произнес слово «Бог», - ответила Память. – а в том, что узнать о необходимости существования Бога было заложено изначально в разум и совесть человека. Точно также в человечество уже заложен инстинкт самосохранения, и реализовать этот инстинкт в полной мере ему поможет Ислам, как самая последняя и молодая мировая религия, признающая всех пророков всех мировых религий монотеизма!
     Но Ислам во многом дискредитирован Иблисом. Кроме того, есть проблема непримиримости религий в своих обрядах и процедурах. Нужно возвращаться к истокам всех мировых религий, к самым первым пророкам, ибо их никто не отрицает и при таком подходе есть возможность обозначить точки соприкосновения, точки для нового принципиального объединения всех мировых религий, религий величайших пророков человечества. Такая основа – Завет пророка Нохи – Ноев Завет, который называется Нохчалла. Забыл, что тебе говорил Пророк?
     Немного помолчав, Эсила продолжила:
     - Думай над этим, помни это и помогай всем людям всех национальностей и религий прозревать в этом.  У тебя получится, потому что у истины рано или поздно появляется множество сторонников. В конце концов, так побеждали мировые религии. Человечество – коллективный пророк,  не только одиночки. Человечество фильтрует и принимает на веру вероучения из многих тысяч, возникающих почти повсеместно и почти ежедневно с тех пор, как люди научились думать и размышлять, научились слушать свою совесть. Человеческий разум и совесть – вот кто подлинные носители Откровений Бога вместе со своими прозревшими по воле Всевышнего на определенных этапах пророками. К примеру, почему признан святым Кунта-Хаджи, мир его душе? Потому что именно его вероучение спасло чеченцев от явной погибели и сблизил со своими братьями ингушами, не позволило упасть духом во время последующих нечеловеческих испытаний в ссылках. Кунта-Хаджи, физически не самый крепкий человек, скорее болезненный, силой своей Правды одержал верх над десятками дагестанский шейхов и алимов, обосновывавших вероучение мюридизма, войны до гибели последнего повстанца, чтобы затем оказаться в  Раю. Да, кое кому народы Северного Кавказа очень нужны в Раю, но не на Кавказе.
       Разум и совесть людей за последние тысячелетия еще более обострились. Человечество шагнуло далеко вперед в своих философских, мировоззренческих, религиозных поисках. Древние и средневековые догмы их не совсем удовлетворяют. Люди требуют не чуда, что примитивно и неестественно, а научности. Продвинутым нужна научно обоснованная, научно аргументированная вера, а не застывшая мертвая догма.  Для этого человеку нужно глубже заглянуть в себя, а не вглядываться в небеса. Поэтому в священном Коране сказано, что Творец ближе к каждому из людей, чем его артерия, проходящая рядом с сердцем. Только так. Иначе наше ряженое, амбициозное обрядоверие всех цветов радуги не выдержит обостряющийся спор с Иблисом.
     Возникла долгая пауза. Безумец был вновь ошарашен, на этот раз  Эсилой. Многое прояснялось. «В самом деле, люди должны заглянуть в кромешный ад, чтобы ужаснуться… Ужаснуться и прозреть… А прозреть им должны помогать такие святые, как Кунта-Хаджи. И они обязательно должны появиться в этом Аду, сотворенном опять сатаной на Северном Кавказе».
 
     Мухдан проснулся.
     «Нет, это не просто сны. Если даже сны, Эсила – определенно ангел. И его ко мне присылает сам Творец! Тем более, здесь, в священной Мекке!»

    **

     На святой земле Мухдан решил задавать Творцу вопросы, которые его волновали больше всего.
     - Развей, Творец Всевышний, мои сомнения. Мне кажется, что религия и вера – это не одно и то же, - спросил Безумец у Бога.
     - Разумеется. Религия – это форма проявления, отправления веры, - начал отвечать Голос.  -  Основная разница в том, что религия – это внешнее, то, чем недобросовестные люди и преступники свободно могут  манипулировать, выдавая себя за набожных святош. Вера – это внутреннее, то, что душа человека и Бог на самом деле испытывают друг к другу без посредников и свидетелей. Это – самое сокровенное.  Характер и силу этого сокровенного может знать только сам  человек и его Творец - Бог.  Только человек и его Творец без посредников, осужденных священным Кораном, связаны друг с другом мостом разума и совести.  Именно этому учили подлинные суфии – учителя, устазы. Это, а не обрядоверие вытекает из философии священного Корана.
     - А вере безразлично, какой на тебе  халат – черный, зеленый или желтый. В вере главное – состояние души человека. Не так ли, о Всевышний?
     - Если тебе твоя совесть так подсказывает и в своей вере тебе важнее сущность, а не лицемерие – значит, это так. Никто в мире не подрались, не убили друг друга за то, что у них в душах любовь к Творцу и желание творить благое, что самое главное в Исламе. Это их только возвеличивало, делало людьми, приближало к Всевышнему. Всегда ссорились, воевали и убивали друг друга из-за того, что кто-то не так и не тому молились, не те символы объявляли святыми. Подумать только - живые люди убивали друг – друга из-за иллюзий.  Они жертвовали самым святым, что есть в этом земном мире – человеческими жизнями якобы во имя Бога. И сейчас продолжают это делать, и будут продолжать делать до тех пор, пока не поймут, что самое ценное в них – это их разум и совесть. В них – Бог, а не в стенах пестро разукрашенных храмов и иконах, не в длинных бородах святош и не в церковных свечках. Только венувшись к своим чистым истокам добра и любви  Ислам завершит миссию покорителя человеческих душ, избавителя от земных бед, а не угрозама терроризма, на что несознательную молодежь упорно повсеместно провоцирует сатана, не жалея никаких денег и оружия. 
     - О Всевышний, давно слышал изречения суфиев, что настанет время, когда будут искать человека, не совершившего хадж в Мекку, чтобы попросить у него справедливого решения спора. Настолько хадж превратится в обыденность, когда толпами провалят туда все грешниками - лицемеры, преступники,  проходимцы. Неужели это время близко? Как такое возможно - святое паломничество, дело всей жизни праведных суфиев, дервишей, истинных  мусульман,  один из столпов исламских обрядов сегодня для многих становится рекламной турпоездкой, от которой даже в некоторых муфтиятах греют грязные руки?
     - Ты задал очень правильный вопрос, - ответил Голос. -  Поменялись условия совершения хаджа, а вместе с условиями и изначальный смысл. Человек, шагая по раскаленной пустыне дни и ночи подряд, рискуя жизнью, думал только о Боге и о том, как ему на самом деле очиститься от грехов, вернуться обратно другим человеком. Хадж становился существенным рубежом, важнейшим событием в жизни паломника. Сейчас - не так. Сейчас смысл и значение священнослужители преподносят так, будто Мекка - это большая общественная баня для смывания грехов. Поэтому вору, убийце или коррупционеру ничего не стоит заплатить и слететь туда - обратно через какую-то туркомпанию за пару недель. А если еще наворуешь, погрешишь, можно еще раз слететь...  Не в этом замысел, смысл хаджа. И не так сегодня все объясняют некоторые посредники от Ислама.
     Все изменится, когда люди начнут руководствоваться не измышлениями недоучек, занимающихся религиозной самодеятельностью, а подсказками собственной совести. Отправляйся в хадж, но при этом возьми себе в попутчики собственную совесть, и тогда все будет в порядке. Совесть человека еще никому не врала, никого не заводила в тупик.
      Если большинство людей и народов откажется от того, что им подсказывают их разум и совесть,  если не вернутся к самым истокам Ислама, их ждет печальный конец, как во времена пророка Нохи. Нужен будет новый Потоп, новый Ноха, новое человечество. Но лучше оставаться со своими испытанными пророками.
     - Это как, Творец?!
     - Это – если вернуться к самым истокам  единобожия. Туда, где еще монотеизм не разделялся на многие  большие и маленькие осколки  и основой веры была человеческая совесть. Живите по совести, ибо совесть – язык Бога с каждым из сотворенных в разуме людей, гласил главный Завет Нохи.
     - И назывался этот завет – Нохчалла?
     - Завет Нохчалла прошел испытание временем. Никто в мире не пережил столько потрясений, трагедий, бед как те, кто по сегодняшний день его не потеряли.
     - Все началось с Кавказа и возвращается к Кавказу?
     - Можно и так сказать. Но для этого на Кавказе должны утвердиться прочный мир и взаимопонимание. Кавказ ждут впереди невиданные испытания. О роли Кавказа знаем не только мы с тобой, но и Иблис, - уверенно заявил Голос. – Иблис рвется на Кавказ. Иблис ссорит и убивает народы. И у Иблиса есть свои купленные союзники. Расскажи о них людям. И люди  поверят правде.

**

Арабский исламский мир расколот и непримиримо враждебен. Его изнутри  разлагает Иблис. Очищение Ислама может начаться только от тех, кому был дарован Ислам изначально – от потомков пророческого рода анунахов – от вайнахов.
Слуховые галлюцинации.


**
 
     В долине Мина, куда паломники совершали поход для избивания сатаны камнями, произошло событие. Одному чеченцу стало плохо, он потерял сознание. Врачи его забирали, но никого не было рядом. Мухдан решил сопроводить земляка, побыть с ним хотя бы до тех пор, пока он не придет в сознание.
     По документам Мухдан узнал, что больного зовут Везихаким Тарчоков.
     Везихаким, у которого установили сильное отравление,  очнулся в реанимации только на третьи сутки. Мухдан все время находился рядом с ним, ночуя в коридоре.
     - Салам Алайкум! Как самочувствие? – улыбался Мухдан незнакомому человеку.
     - Ваалайкум салам. Что со мной? Где я? – удивленно спрашивал больной.
     - Ты, говорят, отравился чем-то. Но теперь, слава Всевышнему, все позади. Теперь, говорят, ты через пару дней бегать будешь.
     - Я ты кто такой? Что-то не припоминаю тебя.
     - А мы с тобой не знакомы. И я о тебе ничего не знаю. Просто увидел, что забирают человека в больницу. Кто-то сказал, что ты чеченец, вот  я решил не оставлять тебя одного.
     С того дня между Везихакимом и Мухданом завязалась дружба. Так случилось, что  и обратный рейс у них совпал.
     Тарчоков в салоне самолета поменялся местом, чтобы быть рядом со своим новым приятелем.
     Поправившийся Везихаким оказался человеком весьма активным, деятельным. По годам он был почти ровесник Мухдану, но потолще и живее.  Его интеллигентность подчеркивали очки от близорукости, которые, очевидно, давно носит, судя по глубокому красному следу на жирном, круглом носу.
     Мухдан ни о чем Везихакима не спрашивал – кто он, чем занимается. И вот теперь в полете новый знакомый сам разоткровенничался.
     - Великое дело сделали! Богоугодное! Жалею, что еще раньше не совершал  хадж. Теперь буду летать сюда каждый год! – поделился он своими впечатлениями и намерениями с Мухданом.
     - А зачем каждый год? – не понял Мухдан и хотел добавить: «лучше потратить эти деньги на другие добрые дела», но воздержался.
     - Как это «зачем»? – сделал попутчик удивленный вид. – Потому что так Аллах хочет!
    - А ты уверен? – спросил Мухдан. У соседа глаза полезли поверх очков на узкий лоб.
     - Не понял…
     - А ты Коран почитай, - посмотрел Мухдан внимательно в бегающие за очками глаза собеседника. - Аллах обязывает тех, кто по состоянию здоровья и по финансовому положению имеет такую возможность,  хотя бы раз в жизни совершить далекое путешествие к исламским святыням, чтобы в долгой дороге и у Каабы размышлять о своей душе, о вечном, покаяться в грехах, вернуться обратно  предельно чистым и с добрыми намерениями на всю оставшуюся жизнь.  Разумному, совестливому человеку достаточно и одного раза, чтобы превратить свой хадж  в некий водораздел между жизнью необдуманной, грешной и новой, осмысленной, праведной. Разве не так?
     - Ну-у-у-у…
     -  Количеством хаджей вряд ли что меняется, если они не меняют душу человека к лучшему. А многократные хаджи… так, по моему, поступают разве что ради саморекламы, будто с каждым паломничеством автоматически повышается статус:  дважды хаджи, трижды   хаджи…   
     - Это ты правильно говоришь, - обдумав, согласился Тарчоков. – Я таких тоже знаю. Они знают про Ислам совсем поверхностные вещи, но заучили наизусть несколько аятов и сур на арабском, повторяют их по любому поводу и без повода и умиляются своей ученостью и святостью. Шьют себе какие-то экзотические одежды и парят в облаках, будто они уже совсем рядом с Аллахом, свят Он и велик.  А я вот тоже не мулла, - продолжил Везихаким. - Но я - поэт, философ, профессор, композитор, драматург, доктор сельскохозяйственных, юридических и философских наук, генерал, академик трех академий, мое имя носит одна из звезд в Млечном пути и я был выдвинут на Нобелевскую премию, но не пропустили. Сам знаешь, как к нам, чеченцам относятся…  Написал восемнадцать романов, двенадцать пьес, три симфонии, пять киносценариев, тысячи двести одиннадцать стихотворений. Один киносценарий у меня украли в Голливуде. Мерзавцы, сами ничего толком писать не умеют.  Вот, судиться буду. Отсужу несколько миллионов долларов, мечеть в селе построю именем своего отца. Он у нас в свое время всю зону зэков в Воркуте держал.  А ты, может,  читал мои произведения, научные  труды?
     - Извини, живу все больше на хуторе. Оторван от, так сказать, цивилизации, - скромно ответил Мухдан. 
     - А почему на хуторе? В городе что, работы нет?
     - Можно, наверное, найти, если поискать, - продолжал Мухдан разговор без особого желания.  -  Но жить отшельником проще. Меньше встречаешься с проблемами сегодняшней жизни. Так о чем твои произведения?
     - О мафии, о коррупции,  о бандитах! Есть фантастика, детективы. Я ведь многое знаю, потому что сам в одно время был  главарем одной из знаменитых московских бандитских группировок. Поносовской.  Слышал, наверное, о такой. Ха-ха-ха-аа! Поэтому очень правдиво, достоверно получается. Вот, переводчиков нашел. Скоро мои романы будут выходить на английском, немецком, французском, турецком, арабском, китайском, папуасском  языках. Пускай  о нас, о чеченцах, весь мир знает!
     - Трудно, наверное, одновременно быть и писателем, и профессором, и академиком, и композитором...
     -Э, - махнул рукой Тарчоков, – это дуракам трудно. Все это можно купить за деньги.
     - И даже художественные произведения?
     - А что произведения? – усмехнулся Везихаким, - нет ничего проще. Самые голодные люди в Москве – это писатели, поэты, композиторы. Заплати копейки, и они тебе любой литературный шедевр напишут за три месяца. А если без запоя, то и за два. Вот так сегодня продвинутые интеллигенты становятся творческой элитой нации. Тебе рассказываю, потому что ты мне, можно сказать, жизнь спас, стал почти другом. Я тебе многим обязан.
     -  Ничем ты мне не обязан. Я просто не знаю, как в чужом краю чеченец может оставить в беде чеченца. Так бы каждый поступил.
     - Не каждый, - не согласился Тарчоков. – Изменились сейчас чеченцы. Не те, что были когда-то в Казахстане, в беде.
     - Может быть, - не стал Мухдан спорить.
     -  И ты все время на хуторе? И что ты там делаешь? Неужели телят и кур выращиваешь? – рассмеялся попутчик на весь салон самолета.
     - А что в этом плохого? – не понял Мухдан. - Зато я настоящий профессор, доктор наук в этом деле, а не фиктивный, за деньги…
    - И ты думаешь, что народ сейчас таких ценит? – удивился Везихаким. – Да ты ему просто не интересен, даже если ты пророк! Люди на что смотрят? На твои титулы, звания, на твой дом, лимузин…   Вот тогда ты в глазах у людей – личность, лидер, авторитет! А так – всю жизнь проживешь среди своих телят и кур! Говорю тебе, потому что хочу помочь тебе! – убеждал Тарчоков.
     - В чем? Как? – не понял Мухдан.
     - У тебя высшее образование есть?
     - Есть…
     - Какое?
     - Я  исторический когда – то заканчивал.
     - Значит так, продай свою скотину, курятник и накопи немного денег. Через год – ты кандидат наук. Через два – три – доктор, сразу станешь академиком. Знаешь, сколько в Москве сейчас академий? Зато звучит как – академик… Потом помогу трудоустроиться, начальником где-нибудь станешь.
     - Стать начальником больше шансов  у тех, кто в тюрьме сидел, или в банде какой-то был…
     - Вот именно! Люди, которые одно предложение грамотно написать не могут, давно ходят в министрах, профессорах, банкирах, а ты, – историк с высшим образованием, на хуторе прозябаешь! Ну и кого ты хочешь удивить? Кто сейчас оценивает такие подвиги?!
     - А я не считаю свою жизнь ни подвигом, ни трагедией, – с грустью заметил Мухдан, - просто так сложилось. Долго объяснять.
     - Нет, тебе надо помочь, - не сдавался Везихаким, - я тебя обязательно устрою…
     - И на какую работу ты меня трудоустроишь? – поинтересовался Мухдан.
     - Есть должности, которые уголовники и бандиты тянуть не могут. Им ведь нужны толковые заместители и помощники.
     - Ты предлагаешь мне работу заместителя уголовника или бандита? – не понял Мухдан, шутит собеседник или говорит серьезно.
     - А ты хочешь идти против времени? – сделал собеседник еще больше удивленный вид. – Или ты хочешь восстать против рыночного мира? Ты знаешь, ты понимаешь, что такое рыночное общество?!
     - Это когда буквально все, включая честь и достоинство,  можно купить и  продать, как картошку, за деньги?
     - Вот именно! И не мы с тобой так придумали и делаем, но нам с тобой приходится жить в таком мире, в таком обществе! – поднял академик трех академий указательный палец. Он так делал, очевидно,  чтобы подчеркивать свои особо ценные мысли.
     - А зачем в таком случае мы называем себя мусульманами? Зачем хадж совершаем? – спросил Мухдан, хотя чувствовал, что этот вопрос на собеседника вообще никак не повлияет.
     - А чтобы очиститься от грехов! – неожиданно уверенно ответил Тарчоков. - Аллах ведь дает нам такую возможность!
     - Погрешил, совершил обряд, очистился. Погрешил, обряд, опять ты чистый… так?
     - Наше духовенство говорит, что так! А что тут удивительного? Ведь наш Аллах – самый Милостивый и Милосердный! Разве ты не знал? – расширились глаза у собеседника.
     - Вот Тебе, Бог, твои молитвы, посты и хаджи, а в наши дела не вмешивайся. Так что ли? А я думал, что мусульманин – тот, кто, прежде всего совестливый и честный человек, который не спекулирует милостью и милосердием Всевышнего.
     Везихаким на короткое время замолчал. На его лице читались  удивление и недовольство. Он на самом деле говорил с Мухданом искренне, от души желая помочь.
     - Я такого, как ты, впервые встречаю, - сказал он после паузы. – Я  хотел тебе помочь, как брату. И запомни: ни ты, ни я, ни тысячи таких, как мы, этот мир уже не изменим! У этого мира есть свой хозяин и он свое так легко нам не отдаст, - заявил Тарчоков, подняв пять палец, особо выделяя слово «хозяин».
     - И кто же этот хозяин? – заинтересовался Мухдан.
     - Тот, кто имеет столько денег, сколько и не снилось отдельно взятому государству. Тот, кто может вкладывать эти деньги в какие угодно проекты, пусть самые авантюрные. Иными словами,  хозяин – тот, у кого больше всех денег. А ты как думал? – ехидная улыбка засияла на его широком, упитанном, глянцевом лице.
     - А я думал, что хозяин – Бог, - серьезно ответил Мухдан.
     - Э-э-э, куда тебя, брат, занесло! Бог – хозяин на небе, - уверенно заявил академик и показал пальцем повыше на небо. – А на земле хозяин тот, кто сильнее. А сила – у тех, у кого больше денег. И Бог в эти земные дела не вмешивается. В этом Его величайшая мудрость. Так что на Бога надейся, а сам шевелись.
    Через несколько секунд, набравшись мыслями, Тарчоков продолжил: - Вон, видал наших священнослужителей, раскатывающихся на шикарных джипах, которые стоят не менее ста тысячи долларов? Они их что, в гараже у  Бога на прокат берут? Ничего подобного. Они умеют дружить с теми же деятелями, которых ты называешь уголовниками и бандитами. Ты к ним в заместители не хочешь, а они им грехи отпускают. Не бесплатно, конечно. Иначе они в городских переполненных автобусах ездили бы. – Немного погодя, продолжил: - Не будь наивным, Мухдан дорогой. Тому, кто не хочет идти наниматься хозяину, приходится идти наниматься  слуге хозяина.  Всё остальное – сказки.  Я знал наших крутых ребят, которые принципиально не хотели работать на евреев. Сейчас они работают на тех, кто работает на евреев! А что делать? Жить то надо.
     - Это точно, жить приходится, - вздохнул Безумец.
     - Нет! Ты из каких-то принципов спрятался на хуторе! – пошел Везихаким опять в наступление. – Это что же происходит – самые лучшие, умные, скромные отошли в сторону, уступили все должности этим безмозглым бандитам, а они теперь воображают, что стали политической и интеллектуальной элитой нации!  Так нельзя, Мухдан! Я из тебя через пару лет сделаю доктора наук, известного писателя. У меня в Москве есть нужные евреи. Они все могут. У них – власть!  Они сейчас хозяева России, а не эти алкаши без штанов, которые за соевую колбасу и ножки Буша родину свою СССР Америке и Израилю продали.  Еще через год ты станешь лауреатом какой-то премии, это тоже в руках евреев. Надо быть круглым дураком, чтобы не дружить с ними. Они умеют быть благодарными. Вот меня лично они обещали завалить всякими премиями и наградами.  Понимаешь масштаб? Короче, делай, как я говорю, и ты станешь уважаемым человеком, устроишься на работу и так принесешь гораздо больше пользы своему народу, чем живя отшельником на хуторе. Договорились?
     - Евреи – прагматики, они не станут вкладывать в такого, как я, даже если я соглашусь с ними сотрудничать, - возразил  Мухдан, чтобы завершить этот неприятный разговор. Но этим только раззадорил академика - композитора.
     - Послушай меня внимательно, - доверительно потянулся Тарчоков к самому уху Безумца. – Евреи сейчас на Северном Кавказе прокручивают один очень важный для них проект. Сейчас у них конкретный интерес по Северному Кавказу. Там у них кто-то придумал, что средневековый Хазарский Каганат был иудейским государством, хотя он был на сто процентов тюркским государством. Иудеями там были какие-то кочующие купцы. Словом, они положили глаз на весь Северный Кавказ от Каспийского моря до Крыма и им нужны союзники из местных, которые будут поддерживать их далеко идущий замысел. Мне они сказали, напиши книгу про хазар, будто в те времена в Хазарии жили евреи и чеченцы были заодно с ними. То есть, и евреи, и чеченцы – выходцы из Хазарии. И что Семендер – столица Хазарии, была в Чечне. Я сейчас над этим работаю.
     - А зачем тебе это? Ты же сам не веришь в то, о чем собираешься написать?
     - Дорогой Мухдан, ты же знаешь, в рыночном мире – закон курятника. Кто выше залез, тот и гадит на того, кто ниже. На верхних полках сегодня не самые добрые и совестливые, а самые бесстыжите и богатые. А я не хочу, чтобы на меня сверху гадили. Вот и ты пожалеешь, если не послушаешься моих советов. Ты мне очень симпатичен своей скромностью и порядочностью, вот поэтому я с тобой откровенен. Хочешь, подключу тебя к проекту? Взлетишь мгновенно, и деньгами тебя завалят! Клянусь тебе!
     Возникла пауза. Мухдану все стало понятно, и собеседник был ему уже просто не интересен. А тот продолжал:
     - Послушайся меня. Я на самом деле помогу тебе человеком стать. Запомни, я Везихаким Тарчоков! Я зря слова на ветер не бросаю. Я  четырнадцать чеченцев сделал кандидатами наук,  пятерых – докторами. Большинство из них не могли запомнить даже тему своей диссертации. Некоторые из них открыли свои собственные институты, стали академиками. Воспользуйся возможностью, помогу тебе, пока могу. И ничего с тебя не возьму. 
     - Спасибо, не хочу, - тихо ответил Мухдан, а чуть позже  задумался: «А ведь в его доводах и предложении что-то есть… Это, наверное, последний шанс стать таким, как все:  обзавестись новой семьей, успокоиться… Но что сказал бы Голос»?
     Словно чувствуя сомнения Мухдана, Везихаким достал из бумажника и протянул ему визитную карточку:
     - Вот, возьми, моя визитка. Надумаешь – позвонишь.
     Уже через мгновение Мухдану стало стыдно за свою минутную слабость: «О, Всевышний Аллах, что же это происходит с народом? Что мы делаем со своей молодежью, со всеми добропорядочными людьми?  Духовная и светская интеллигенция – большинство проходимцы, занятые только собственным благополучием. Каждый создает себе свой теплый, престижный мирок. Каждый  оторван друг от друга, служат совершенно разным хозяевам.   И наплевать всем чеченцам друг на друга. Откуда же такое равнодушие, такое неуважение друг к другу?  Да оттуда же. Все ведь все друг про друга знают. Какие они политики, какие писатели, какие духовники, какие ученые. Знают, какой мулла какому политику или банкиру служит, какой политик на какие спецслужбы работает, какой писака или журналист кем куплены, какой ученый в каком метро купил себе ученую степень  или звание академика; какой общественный деятель или правозащитник кому хочет понравиться…
     Идёт настоящая гражданская война за место под солнцем и чем безобразнее мерзавец, тем больше ему хочется почестей, наград, славы, признания.  А гибнет молодежь. Ни в чем не виновная, чистая, не испорченная, верящая в святое и вечное реликтовая молодежь реликтового народа, которую называют бандитами, террористами… Гибнут мирные люди, до которых властям никогда не было дела.  А теперь, когда объявили свободу и демократию, собственная интеллигенция, как светская, так и духовная,  цинично обманывает и предает свой народ, его историю, веру, будущее.  А я жалею, что не такой, как они: не престижен, не известен, не богат, не на слуху?
     Я, оказывается, слишком мало знал о масштабе трагедии. Не честно, оказывается, прятаться на хуторе. Так, сидя в сторонке,  душу  не сохранишь, когда в доме пожар и все горит синим пламенем…
     Впрочем, когда разгорается пожар, то без разницы, кто его тушит.
     Может, позвать на помощь светлые умы человечества со стороны? Ведь не одни чеченцы болели и болеют на этой земле болезнями беспамятства, беспечности, неверия, алчности. 
     Когда умирает человек, нам ведь без разницы с какого аула придет доктор и кто он по национальности. А нам сейчас нужны не врачи с купленными дипломами, званиями и степенями,  не те, которым очень хочется казаться, а те, которые есть. Как пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, как аулия Кунта–Хаджи, как Лев Толстой, Федор Достоевский, Махатма Ганди, аятолла Хомейни…
      Нет пророка в своем отечестве? Ну, тогда довольствуйтесь муфтиями на час и тарчоковыми. Преклоняйтесь и пресмыкайтесь перед так называемыми полевыми командирами, окружившими себя уголовниками и игнорирующими любую государственную власть.
    …И все-таки мы - народ, наверное, не самый плохой. Просто мы сейчас оказались в эпицентре провокации, как наименее обустроенные в экономическом плане и поэтому бедные и обозленные. Есть силы, которым мы очень нужны бедные и обозленные, потому что именно такие надежно предсказуемы и управляемы. Ведь чем голоднее собака, тем быстрее она побежит за тем, у кого кусок хлеба. В собак нас превратили. А говорили, в волков…

**


     Но вот, хадж позади и паломники прилетели обратно. Самолет совершил посадку в Махачкале.
     Здесь, в аэропорту, сложилась ситуация, которая вновь потрясла Безумца. Всех попутчиков Мухдана – министров, фирмачей, банкиров, именитых бандитов встречали колонны иномарок с такой радостью и восторгом, как не встречали в советские времена космонавтов. Весь этот лицемерный, пошлый восторг, блеск, шум, карнавальное настроение исчезли вдруг, в один миг и растерянный Мухдан остался совершенно один в  пустом и холодном зале аэровокзала. Никто его не пригласил с собой в машину, хотя машин, большей частью полупустых, были сотни!
     В пустом зале на Мухдана издали подозрительно глядел подвыпивший милиционер с бутылкой пива в кармане. Из пестрого киоска, разукрашенного самыми яркими на свете пластиковыми  цветами, наблюдала за ним пышная торговка пирожками.
      Мухдану было не до еды. Было поздно, обидно, одиноко. Темнело. Нужно было срочно решать, как отсюда выбираться.
     Взяв свою потрепанную сумку, Безумец вышел на площадь. Там стояло несколько легковых автомашин, очевидно, частные такси. Мухдан подошел к самым старым, побитым жигулям, ошибочно полагая, что побитые и грязные машины возят дешевле. Он попросил довести его до Махачкалы, до самой дешевой гостиницы, понимая, что в сгустившихся сумерках вряд ли уже найдет устраивающий его транспорт, который доставит его в беспокойную, обозленную недавней войной Чечню. В которой, словно в бредовом сне, среди остовов расстрелянных домов и пепелища военной грязи вырастали роскошные замки тех, кто в этой войне в итоге «победили».

     Дешевый номер в гостинице «Ленинград» возле холодного моря действительно соответствовал своей стоимости. Грязные стены с отчетливыми следами побоища с клопами и тараканами, давно не работающий черно-белый советский телевизор «Рекорд», покрытый толстым слоем пыли, желтое порванное полотенце, коричневое, никогда не глаженное постельное белье и ядовито-фиолетовая, толстая гардина времен недавнего ширпотреба, висевшая на единственном мутном окне на  канцелярских скрепках.
     Мухдан прилег, не снимая с себя даже верхнюю одежду. Он подумал, что не сможет, наверное, вообще уснуть. Представил себе, как вскоре доедут его крутые попутчики - хаджи. Как их будут обнимать сотни льстящих людей, будто они и не люди уже вовсе, а божества во плоти. Как тепло и радостно сейчас в их великолепных дворцах, обставленных роскошной импортной мебелью. Какой будет пир, изобилие, какими разнообразными блюдами, сладостями и фруктами будут ломиться их громадные, длинные столы. А позже их ждут теплые ванны, сверкающие мрамором и золотом, мягкие спальни… К их высоким званиям – министры, президенты, директора, начальники, добавится еще и «хаджи», что будет свидетельствовать об их особой приближенности к самому Богу!
      Радостным, поистине счастливым будет их завтрашнее утро. Все будут стремиться обняться с ними, прикоснуться к ним, как к языческим идолам, будто одно прикосновение к их телам будет приближать их к самому Всевышнему Аллаху.
      А у Безумца, прилегшего с сожалением о том, что не купил у той толстушки в пестром киоске  пирожки, уже живот урчит и стоит перед ним проблема добраться до дома на общественном транспорте. В селе вряд ли кто заметил его отсутствие. А если кто и заметил, то крикнет издали: «Мухдан, ты не заболел? Совсем в своем хуторе пропал…»
      Безумец вышел из номера, чтобы походить немного возле холодного ночного моря. Оно всегда влекло его какой-то волшебной, магической, необъяснимой силой,  умело щедро делиться этой силой. 
     «Может, все-таки стоило просить у Всевышнего смерти? – начал он сомневаться, - ведь я за этим летал! Мало ли что кто во сне скажет. Придумала же Эсила – мой сын Ноха жив…  Был бы жив, разве он молчал бы? Не нашел бы возможность замолвить о себе все это время? И еще наговорила, что от меня что-то зависит.
     Что я могу изменить в этом все больше утопающем в грязи бесчеловечном  мире?  На самом деле ничего не изменится. А если и изменится, то только к худшему. Чтобы болото очистилось, надо, чтобы хотя бы маленький ручеек из чистого родника в него вливался. А где этот ручеек? Где родник? Его остатки уничтожены человеческой алчностью, предательствами, а еще и  доблестной федеральной авиацией… »  - с этими мыслями Безумец бродил по берегу холодного, волнующегося моря.  Вдруг остановился и попросил, как у давнего приятеля:
     - О, Аллах, может, все таки заберешь меня? Может, так будет лучше?
     Он долго прислушивался к шуму моря, вглядывался в ясное, холодное звездное небо, но никаких знаков не получал.
     Мухдан, съежившись, присел на пляжную скамеечку. Один напротив огромного, безбрежного холодного моря. Один против глобального, жуткого человеческого лицемерия.  Но абсолютно свободный, со свободной, чистой совестью, как Кунта-Хаджи перед империей смерти, созданной аварскими авантюристами.  Как средневековый странствующий суфий – дервиш, убегающий  от срама деспотической  власти.
     В следующий миг Мухдан оказался возле того самого Пророка, который приходил, когда они с Эсилой были вместе.
       - Ты почему каждый раз быстро уходишь, мало разговариваешь со мной и не желаешь меня выслушивать? – спросил Мухдан у Пророка  и, чтобы обосновать свой упрек, добавил: - мир ведь сошел с ума,  неужели Ты не видишь? Неужели Тебе безразлично?
     Пророк не сразу ответил, потом ответил вопросом на вопрос:
      - Ты уверен, что хочешь выслушать меня, и этот разговор тебе будет интересен?
     - Иначе не спрашивал бы! – удивил Мухдана  странный вопрос Пророка.
     - Не обижайся, - улыбнулся Пророк, – в любом разговоре важна не истина, а заинтересованность в ней, способность собеседника воспринять ее.  Чаще всего, любую истину люди трактуют по-своему, и делают они это не из-за злобы, а в меру своей информированности, подготовленности, уровня интеллекта, опыта. Но раз ты уверен, что мир сошел с ума, значит, уверен, что необходимо его излечить. Значит, тебе наш разговор не наскучит.
     - Сейчас в мире столько двуличия, лжи, - посетовал Мухдан. - Слово - и сказанное, и написанное - обесценилось настолько,  что его никто не воспринимает всерьез, если оно не сопровождается материальным интересом каждого. Деньги свели людей с ума.
     - Были времена, когда до истины дозревали одиночки. Этих одиночек называли пророками. Позже дозревать начали многие и необходимость в одиночках отпала. Сейчас дозревших и дозревающих множество, но они разобщены, они не верят, или не знают силу объединения. Они не умеют пользоваться тем, что давно уже пророками сказано в Торе, Библии, Коране. И виноваты в этом, главным образом, люди, называющие себя мусульманами.
     - Вот ведь как! – Удивился Мухдан -  И почему же?
     - Потому что только Коран объединяет всех пророков, всех людей доброй воли в единую общечеловеческую умму. Кто так же, как мусульмане, имеют право говорить и стремиться к объединению всех мировых религий, ведь Бог един и все люди – братья! Это – основа всех мировых религий. В глубине все религии говорят об одном и том же.
     - И кто же против этого? – попросил Мухдан Пророка уточнить.
     - Амбициозное духовенство, эксплуатирующее религиозные чувства людей, не заинтересовано в таком объединении, - быстро ответил Пророк. -  Надо исцелить вначале целителей человеческих душ,  а потом упрекать всех  «сходящих с ума». Но я понимаю, что это очень трудно сделать. Потому что у истины и праведности нет более страшных врагов, чем истина и праведность. Я тебя удивил?
     - Пожалуй…
     - Поясню на примерах. Вот, некоторые лицемеры совершили хадж. Стали хаджами, не будучи мусульманами. Они и до хаджа не были мусульманами, и после него не будут, оставаясь ворами, насильниками, преступниками. Вот такая показная, рекламная праведность – самый страшный враг праведности подлинной, угодной Богу. Вот в чем коварство праведности, которая по сутине является таковой.
     В начале и в ходе смуты в Чечне, обернувшейся самой жестокой, зверской войной, имя Аллаха, свят Он и велик, произносилось множество раз на каждом углу. Страстно и самоотверженно провозглашались лозунги о свободе, достоинстве, чести. Слова были правильные. Сплошная святость и праведность! Толпу завораживали набожные недоучки и энергичные проходимцы. Но ведь истина подлинная была в том, что чеченцев провоцировали!
     Иблис больше не говорит неправильных вещей. Иблис понимает, что интеллектуальный уровень и информированность людей возросли, и поэтому требуется больше коварства.  Яд смешивается с медом и  преподносится в посуде из драгоценного фарфора!
     - Я тебя понимаю, - согласился Мухдан, - сам об этом думал. Вот, к примеру, наши новоявленные святоши постоянно и упорно говорят очень правильные слова  о необходимости молиться, поститься, слушаться родителей, избегать наркотиков, алкоголь, соблюдать религиозные обряды и процедуры. Но ведь, возомнив себя духовными отцами народа и  святыми праведниками, они ни слова не говорят о чинимом над народом чиновниками всех уровней произволе.  Не говорят, потому что обслуживают любую власть, какая бы ни приходила, кормятся у воров, в том числе у воров у власти, создают в республике видимость благополучия.
     - О таких сказано, что их головы будут отрубаться тупыми топорами…
      - Странно, Пророк, я, между прочем, ни о чем нисколько не жалею. Ты видишь, я не хотел бы быть на месте тех успешных с точки зрения земных соблазнов людей. Но почему  Бог сделал таким спокойным и счастливым меня, и лишил разума и совести этих несчастных? Или они не понимают, какое это невероятное богатство – душевное спокойствие, чистая совесть, честность перед Творцом? Почему, за что на меня снизошла безграничная милость Всевышнего?!   
     - Ты неисправим, - шепнул ему Иблис, который в следующий миг оказался рядом. -  Жизнь тебе демонстрирует, что ты каждый раз остаешься в дураках, а ты упорно держишься на своем. Ну, кому хорошо от того, что ты здесь один шляешься по берегу моря как бездомная собака? Где твой дом, семья, объятия восторженных родственников? Ты ведь завидуешь тем, за кем приехали на роскошных иномарках, у которых дети уже успешные бизнесмены или чиновники, кто уверены в своем завтрашнем дне.  Завидуешь, но выдумываешь себе какую-то святость, особость, потому что упустил время и догонять уже состоявшихся сверстников почти нереально. Но тебе придется смириться с участью неудачника. Только не на кого тебе обижаться. Я сколько раз твержу тебе об одном и том же!
     - Да, дружок, ты как всегда прав, если забыть, что ходим мы все таки под Богом, а не под тобой, и Ему, в конечном счете, судить о каждом по его делам.
     - Ну, вот, сбылась еще одна твоя мечта, слетал в Мекку, - продолжал Иблис, - и что, осчастливился? Что-нибудь поменялось, или поменяется в мире? Оставь глупые попытки спасти все человечество, тебе же много раз говорили, что это – болезнь, бред, шизофрения! Почему ты уверен, что умнее и чище других? Займись каким-нибудь бизнесом, семью новую создай, не дряхлый старик еще. Человеком стань, люди уважать тебя начнут.
     - Правильно говоришь. Плохой я семьянин. Плохой я был отец своим детям,  плохой  муж жене, которых потерял.  Но все образумится. Бог захочет – все станет на свои места. А я буду стараться. Но ни о чем не буду жалеть, ни у кого ничего не буду просить,  и никому не буду завидовать. Как не завидовали пророки, как не завидовал Кунта-Хаджи.
     - Ишь ты, чего возомнил о себе! – издевается Иблис, - Пророки и святые остались в прошлом. В другие времена живем. Сейчас люди обустраивают мир не проповедями и молитвами, а конкретными делами. Нужны конкретные проекты и инвестиции, нужны деньги, иными словами.  Мир обустраивают люди, умеющие делать эти самые деньги, а не те, которые им завидуют, и свое безделье и лень выдают за святость.
     - Деньги созидают, но деньги и разрушают! Кому нужны великолепные города, если жить в них будут бездуховные существа, живущие ради того, чтобы утолять свою плоть и похоть? Кто гарантирован от прихотей обладателей безмерного количества денег? Кто даст гарантию, что им не захочется, в конце концов, уничтожить добрую половину человечества интереса ради, от скуки?   Плоть не должна слишком отрываться от души. О душах людей тоже кто-то должен заботиться. Почему я должен думать, что этим должны заниматься кто-то другие, а не я?
     - А, делай что хочешь, - махнул рукой Иблис. – Скучно  с тобой. Ничего нового и разумного ты все равно не скажешь. Так и умрешь упрямым неудачником.
     Возникла пауза. Мухдан стал прислушиваться к расслабляющему, успокаивающему шуму ночных морских волн. Было прохладно, одиноко, но какая-то высокая гордость, какое-то необъяснимое достоинство наполняло сердце и душу. 
     «Сидеть на хуторе – в самом деле, не лучший вариант, даже если буду больше читать, больше размышлять, больше писать. Надо попробовать влиять на события, ситуацию. Как это лучше сделать? Обратиться к тем, кто проводит в республике реальную политику? Но кто из них самый разумный, главный? Аслан Масхадов. Конечно, он, кто же еще, не Басаев же с Хаттабом и Радуевым. Вряд ли мой визит к Президенту что-либо изменит, но попробовать надо. Вдруг он мне расскажет что-то такое, о чем я не знаю, и это изменит мое отношение к происходящему». 
     Шагая вдоль песчаного берега, куда докатывались самые настырные волны, Мухдан продолжал размышлять:
     «Как наши люди все еще далеки от понимания необходимости прозрения! Они все еще в погоне за деньгами, за материальным, как будто нищета – главная опасность грядущего века, когда главная опасность – нищета духа, слабость разума, игнорирование совести. Вот почему Голос еще много лет назад мне сказал: « Ты не избавишь от бед и страданий свой отдельно взятый народ, если не избавишь все человечество!»   Но с чего начать? Что мне делать? Голос, прошу Тебя, подскажи мне. Я опять как школьник, хуже школьника, потому что у школьника хотя бы вся жизнь впереди».
      Голос не заставил себя долго просить:
      - А ты вспомни, о чем я раньше тебе говорил.
      - И я смогу изменить весь мир? – возобновил Мухдан свой диалог с Голосом.   
      - Мир изменишь не ты, а те истины, которые Всевышний вложит в твои уста. И ты будешь не одинок. Скоро у тебя неожиданно появятся новые друзья. Те, кто попытаются тебе навредить, окажут тебе услугу. Но я не могу рассказать тебе обо всем. Иначе тебе будет не интересно. Ты будешь думать, что кто-то ограничивает твою волю.
       - Ладно. Спасибо и на этом. Не буду больше спрашивать.
      Мухдан раскрыл глаза. Сон на холодном воздухе у моря был коротким. Вернувшись в номер, Безумец опять уснул.
 
     **
 
 Размышления преследовали Безумца всюду:
– Зачем так, о Аллах? Я не за себя говорю, а за миллионы. Все порядочные, нормальные люди, пытающиеся жить по совести – бедны, ущербны. Сперва думалось, что всех воров и мерзавцев поймают, пересажают, что дни их сочтены, а они теперь – элита нации.  Шагнули вверх, во власть, а не в тюрьмы. Они теперь министры, депутаты, начальники. А теперь еще и хаджи. Может, о Аллах, совесть ты людям даешь в наказание, а не в награду?
– А кто тебе, Мухдан, обещал, что жить со мной будет легко?  Разве великим пророком со мною было легче, чем тебе сейчас? – Зазвучал мягкий голос.  Мухдан сперва не поверил своим глазам.  Рядом на скамейке сидел… он же, Мухдан, его двойник. Безумец не удивился:
– Но ведь я обыкновенный человек, а не пророк, и хочу жить нормально, в достатке, чтобы меня тоже уважали, встречали, гордились мной, и чтобы семья у меня была, как у всех!
– Правильно. – ответил двойник, - И не будет больше пророков, до самого Судного Дня. А знаешь, почему не будет?
– Почему?
– Потому что пророки уже заложили себя в каждом разумном и совестливом человеке. Каждый человек на земле – носитель частицы Адама, Нохи, Ибрахима, Мусы, Исы, мир им, пророка Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует. Тот, кто осознаёт себя их частицей –  тоже свят. Последнего пророка не будет не потому, что не будет святых и достойных, а потому, что их будет много,  но им надо об этом сказать. А им все время  твердят, что они всего лишь поумневшие обезьяны, которыми руководит так называемый основной инстинкт. Что все их дела и мысли, даже сны мотивированы теми самыми животными инстинктами. Был такой еврей - Фрейд. Он называет движущей силой человека и человечества похоть, а не любовь к Богу, и его упорно тиражируют и пропагандируют по всмему миру как пророка.  Вот люди и расслабляются, давая волю своим инстинктам, ни в чем себе не отказывая. И даже религии для них – что-то вроде гигиены для душевного комфорта на всякий случай, на жалкие остатки совести.
– А кто им должен это сказать? Кто наделен таким правом или даром?
– А в этом пусть соревнуются лучшие из народа. Сумеют - слава им.   Ты повис между мной, совестью, и своей ленностью. Ты был мне верным другом. Верность и порядочность  не  позволили тебе разбогатеть, стать таким, как многие твои сверстники. Ты остался без влиятельного окружения один на один вместе со мной и Богом.
– А разве этого мало?!
– Это не мало. Это здорово. Но этого недостаточно. Надо еще суметь заразить людей своими убеждениями, вылечить хотя бы одну заблудшую душу. Ты - Мастер, но у тебя нет учеников, которых ты убедил бы в том, что хлеб нужно зарабатывать честно, не обкрадывая других. Сегодня министров и богачей встречали их подхалимы и лизоблюды, и ты им завидовал черной завистью. Были бы у тебя ученики – они встречали бы в твоем лице Истину, Совесть, и этим они духовно обогащались бы и радовали бы твою душу Мастера. Так что подумай. Не я один виноват в твоем сегодняшнем статусе отверженного, маргинала, как сейчас модно говорить.
- Мучаете вы меня, - пожаловался Безумец, - то Голос, то Эсила, то ты, двойничок. Одни галлюцинации - то слуховые, то в виде сна. Я, наверное, действительно безнадежно болен и мое место опять в психушке.
– Нет, дружок, не галлюцинации. И те, что раньше, не были галлюцинациями. Ты нормальный человек. Ты убедишь в этом людей, если сумеешь донести до них свои прозрения. Не важно, кто источает истину, человек со статусом безумца или признанный в обществе эвлия. Она, Истина, все равно всплывет, рано или поздно.
– А не льстишь ли ты мне? – начал Мухдан понемногу успокаиваться.
– Ты однажды сказал самое главное. Тебе суждено было дозреть до величайшей  истины, что совесть – язык Бога с человеком. Почему в таком случае ты не понимаешь, что с тобой разговаривает сам Бог? Чего же ты испугался? Сделал первый шаг – иди до конца! Пророки никогда не отступали, не уступали, не сворачивали обратно с полпути. За ними стоял Бог. А в тебе – частицы всех пророков! Ты старше всех пророков на тысячи лет, следовательно, у тебя больше информации, больше материала для анализа. Смелее говори людям правду!  Скажи, что в каждом из них - частица пророков! Скажи, что хватит казнить себя, мучаться и воровать, мучатся и лгать, мучаться и насиловать. Они так делают, потому что в обществе утвердилось мнение, что все равно все кругом воруют, лгут и насилуют, и что только таким образом вможно жить богато, престижно. А ты сумей доказать, что это - заблуждение, что такое общество оторвано от Бога, какие бы религиозные ритуалы и процедуры они не соблюдали.
– Мне предложить людям, чтобы они последовали моему примеру и были такими же бедными и непрестижными, брошенными и неинтересными, как я? И мне поверят? За мной пойдут? Какая чушь. Люди хотят жить здесь и сейчас. И чиновники от религий им такую жизнь гарантируют, отпуская в той или иной форме все их большие и маленькие грехи. За это они имеют свою долю. Ты мне предлагаешь отнять хлеб у нахлебников от религии? Они позволят мне вмешиваться в их активную религиозную самодеятельность?
– Ни один из пророков не был трусом, они черпали огромную силу и мужество от постигнутой ими с помощью Всевывшнего истины.  Поэтому они рано или поздно покоряли сердца и души миллионов. Не уверен  в себе, в своей правде – займись делом по проще. Аллах не возлагал на душу то, что непосильно человеку. А если уверен – борись! В какой форме - решай сам. Можешь обнародовать наш разговор. Только не надо плакать. Плакальщиков хватает и без тебя, - голос Двойника становился все тверже. 
– Ты злишься на меня, потому что обругал тебя. Но ты мне действительно испортил жизнь. Если бы не ты, Совесть,  я устроился бы на работу, где можно было бы хапать и наживаться, как другие. Я бы брал безвозвратные ссуды, как многие. Я «пускал бы воздух». Я бы льстил и примазывался к любой власти. Народ все это мне бы с легкостью и охотно простил, как только увидел бы, что я богат. Что у меня роскошный дом, престижная машина,  могу разбрасываться деньгами…   Народ не прощает мне мое чудачество, мою бедность, мою верность тебе.
– Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Скажи откровенно, ты хочешь быть таким, как все? Ты вправду завидовал тем высокопоставленным проходимцам, которых так помпезно встречали, а тебя оставили одного? В тебе это что-то оборвало, изменило?
– Я их презираю. Но народ их чтит.  Они престижны…
– Перед Богом,  или перед Иблисом?
– Но почему Бог так несправедлив? Почему только мерзавцы купаются в роскоши и им все завидуют?
– Ты имеешь в виду здесь, в земной жизни?
– Да.
– А ты не веришь, что есть Бог и земная жизнь – всего лишь испытание?
– Мухдан промолчал. То ли от морской прохлады, просачивающейся сквозь открытую форточку,  действовавшей отрезвляюще и успокаивающе, то ли от железной логики Совести - Двойника, он совсем остыл, успокоился.  Ему в самом деле стало стыдно за свою минутную слабость. А вот укор в  ленности и трусости сильно задел. Было о чем подумать. И, тем не менее, ему не хотелось уступать настырному Двойнику.
– Приятель,  я никто без силы, без денег. Я – почти старик.  Не надейся на меня. Найди для своей пропаганды кого-то помоложе, посостоятельней. Я на самом деле беден и не престижен. Смотри,  у меня в номере нет даже корки хлеба и бутылки кефира.
Двойник некоторое время молча, с укором глядел Безумцу в глаза.
Он проснулся.


Из записок Безумца.

     Глядя на солнце, дающее свет и тепло; глядя на звезды, на цветущую землю, на реки, на море, на все вокруг, я подумал: У НИХ У ВСЕХ - СВОЯ ПРАВДА. И она четко обозначена Всевышним Создателем.
     И даже у маленького муровья, у рыбы в воде – своя правда.
     Но в чем правда человека? Неужели в том, чтобы ненавидеть и убивать друг друга?
     Тот, кто сотворил, дал разум и совесть, как никому больше, не сообщил человеку его главную правду?
     Всевышний дал человеку Откровения, объясняя, для чего Он сотворил человека и человечество. Но человечество запутало себя в этих Откровениях, когда в основу поставило не суть, не дух, а религиозные обряды и процедуры.
     Правда человека – жить в постоянной связи со своим Всевышним Создателем на языке разума и совести. СЛУШАТЬ СВОЮ СОВЕСТЬ – вот главная, универсальная правда каждого человека!
     Бессовестие – безбожие, даже если к таковым относятся Папа Римский, всепланитарный Патриарх,  верховный Муфтий или вселенский Будда.
     Попытки замазать свое бессовестие показной набожностью – лицемерие.
     Лицемерие убивает в человеке человека и делает его противником Бога.
     Лицемерие – правда Иблиса. 
     Лицемерие – основной грех для разумного человека, продавшего Иблису свою совесть, свой постоянный диалог с Богом.




 

 

      
Глава 2
БЕЗУМЕЦ


"… И избивают пророков без права,
 и избивают тех людей,
 которым приказана справедливость"
 (Коран. Сура 3, аят 20)


     Когда священнослужители теряют совесть,
религии превращаются в чудовища.

 Безумец.


     « …будут отстроены Храмы,
но духовенство станет развратничать
 и купаться в роскоши
 и совершит тысячу преступлений»
Мишель Нострадамус               
                Из послания Генриху Счастливому.
                27 июня 1558 года.




Из записок Безумца:

     Ученые давно ищут связующее звено между неандертальцами и кроманьонцами. Звена не найдут, ибо его не было. Неандертальцы – земляне, полудикари, которые поедали трупы своих умерших соплеменников. У неандертальцев не было ни разума, ни совести, ни художественного воображения. Законом их земной жизни был инстинкт.
     И вдруг, в одночасье по историеским часам, каких – то 40 тыс. лет назад на земле неизвестно откуда появляются кроманьонцы. Появляются прямые предки современных людей, которые обладали совершенными знаниями практически во всех сферах жизнедеятельности. Чуть позже появляются каналы и акведуки, крепости и города, на землю приходит высочайшая цивилизация, многие технологические решения которой остаются загадкой для науки по сегодняшний день. Отдельные ученые утверждают, что эти анунаки (ана нах) жители неба, пришли на землю из космоса, с 12-й взорвавшейся планеты солнечной системы. Так ли это на самом деле? Для нас не это важно. Важно то, что именно с анунаками (анунахами) связывают ученые прошлое народа утра, народа восхода – хурритов.
      Именно из хурритов вышли все величайшие пророки человечества. Именно хурритов называет современная антропология прямыми предками нахов, нохчи, народа пророка Нохи. Именно на нахах, вайнахах лежит ответственность за спасение в сегодняшнем гибнущем в лицемерии, алчности, бездуховности мире заветов пророков от Адама, мир ему, до Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует. Это тем более актуально, что арабский мир повержен, разложен изнутри евреями. От арабского мира более не следует ожидать импульсов дальнейшего развития философии и идеологии Ислама. Арабский мир – лишь обуза, болото, в которое будут засасываться и умершвляться любые реформистские идеи, так необходимые исламской умме в сегодняшнем стремительно меняющемся мире.
     Есть еще одна проблема. На земле много людей, родившихся от смешанных браков «людей неба» анунахов с земными дикарями – неандертальцами. Дикая кровь – основа бездуховности. Дикая кровь – зов к утолению животных страстей. Идеология дикой крови – гедонизм. Война двух кровей – война духа и золота, на финишной прямой. Нахи, потомки анунахов, не имеют права оставаться сторонними наблюдателями. Время действовать!


    **

     Вернувшись из хаджа, Мухдан решил встретиться с Асланом Масхадовым, поговорить с ним, как говорится, по душам.
     Когда  секретарша спросила, не родственник ли он Президенту, Мухдан махнул головой и его пропустили.
     Уже в беседе с Масхадовым Мухдану стало понятно, что Президент – глубоко уставший, в какой-то мере растерянный человек, у которого  много советников, дающих совершенно противоположные советы, в зависимости от своих личных материальных интересов. И все они ему, очевидно, до смерти надоели. А остановиться на чем-то на своем конкретно, очевидно, не хватало ни политического опыта, ни человеческой воли. И от этого вызывал сочувствие и сострадание. 
     Но Мухдана поразила открытость,  искренность Президента. Человек со стороны подумал бы, что эти двое давно, еще с детства хорошо знают друг друга, что они – близкие друзья.
     - Трудно? – спросил Мухдан, усаживаясь напротив в скромное зеленое кресло, предложенное Президентом и внимательно заглядывая в его усталые глаза.
     - Не жалуюсь, - коротко ответил Масхадов, - Я же сознательно втянулся во все это. Какие проблемы в горах? Люди не сильно ругают власть?
     - Люди власть всегда за глаза ругали, - ответил Мухдан. – не буду отнимать много времени. Скажи, Аслан, дадут нам создать свободное государство?
     - И не дадут, и не надо, - определенно ответил Аслан, чем шокировал гостя.
     - Это как же? – искренне не понял Мухдан. – А за что воевали?!
     - Воевали, потому что втянули и не давали выйти из нее, - делился Президент,  и ему невозможно было не поверить.  –  А не надо, потому что мы к этому не готовы. Не надо обманывать себя. Ты спросишь, почему в таком случае полез в президенты? Отвечу: думал, что смогу договориться с Кремлем, что там помогут выпутаться.
     - Не помогают?
     - Нет, не помогают. Помогают не мне, а Басаеву, Радуеву и Хаттабу. Завалили их деньгами, оружием. Планируют здесь кровавую гражданскую войну, чтобы чеченцы убивали чеченцев.   - Вздохнув,  продолжил: - Издал Указ, чтобы все эти самозванцы, авантюристы хаттабы в короткое время покинули республику, но вмешался секретарь Совета Безопасности России, этот мерзавец, провокатор  Березовский, опять дал деньги, укрепил моих непримиримых врагов. Что-то крупное замыслили. Республика в экономической блокаде, и даже торговать, обмениваться товарами с сопредельными регионами не дают, не говоря уже о сопредельных государствах.
     - И какой же выход? – озабоченно спросил Мухдан.
     - У меня лично только два выхода, - признался Президент, - либо допустить гражданскую войну, в которой Кремль будет помогать не мне, а Басаеву, Радуеву и Хаттабу, либо ждать прямой оккупации со стороны Кремля. В первом случае меня, возможно, уберут свои, а во втором случае, очевидно, федералы. Вот я и жду своего финала, и чем быстрее он наступит, тем лучше, потому что жертв будет поменьше.
     - Других вариантов нет?
     - Другие варианты просто не существуют с нашим национальным уровнем самосознания и с нашими традициями внутринационального диалога. Его не было и нет. Всегда так было. Одни надеялись на Турцию, исламский мир, другие на Россию. И все время разделялись. Нет у нас единства, и не будет. Нами всегда играются. Одни капканы, тупики и лабиринты.
     - Аслан, а почему ты со мной так откровенен? Ты же меня не знаешь. Я же могу и работать на кого-то…
     Масхадов сперва улыбнулся, потом весело засмеялся: - А ты думаешь, что у нашего народа есть что-то такое, что стукачи еще не донесли на Лубянку? Нас так хорошо изучили, что о нас знают не только то, что сегодня происходит в доме каждого, но и что будет завтра, через неделю, месяц, год, два, десять. Я не знаю ни одного политика, прокремлевского или прикидывающегося сепаратистом, кто искренне был бы озабочен судьбой своего народа. – Немного подумав, добавил: - Все эти промосковские авантюристы, которые просили танки для свержения Дудаева – где они? Переживают за войну, за то, что здесь происходит? Ничего подобного.
      - И где они?
      - Они выпросили для себя хлебные, доходные должности и живут на русских харчах,  припеваючи. Дипломаты, банкиры, чиновники. Значит, для чего просили танки? Осчастливить свой народ или себя? Как ты думаешь, чувствуют они хоть какое-то угрызение совести, даже если здесь все чеченцы друг другу глотки перережут? Поэтому я и говорю, что никакой суверенитет нам не нужен. - Опять помолчав, с тоской в глазах, промолвил: -  Предотвратить бы новую войну. Вот в чем проблема.
     - А будет она, Аслан? Неужели нет других вариантов? – тревога в голосе Мухдана.
     - Представь ситуацию, - начал объясныть Масхадов. -  Собки загнали кошку на самую макушку дерева. Внизу предлагают варианты. Одни говорят: - «Надо вызвать кран и спасти бедолагу». Другие говорят: - «Ничего не надо делать, проголодается - сама спустится». Третьи говорят: - «Надо немедленно застрелить, чтобы неповадно было возноситься, чтобы другие ее примеру не последовали»! Я думаю, выберут третий вариант.
     - Собаки, загнавшие наш народ в этот капкан, это, конечно, филатовы, березовские, гусинские, жириновские, боровые, бурбулисы, полторанины и прочая пятая колонна в окружении Ельцина?
     - Разумеется.
     - Значит, будет война…
     - Непременно. О ней в Москве мечтает не только прозападная жидовская пятая колонна, но и всякие фашиствующие шовинисты, политиканствующие генералы. Им нужен реванш за свое инсценированное поражение, за Хасав– Юрт. Разозлили русских обывателей, теперь их же самолюбие хотят удовлетворить новым массовым кровопусканием. Вот такой сепаратор тут установили. С одой стороны льется кровь обманом вовлеченных в войну чеченцев и простых русских ребят, с другой – деньги для проходимцев, рейтинги для политиков, звезды на погоны военных. Одним словом, не война а сплошная проституция, извини за выражение. - После недолгой паузы добавил: - На днях с генералом Лебедем разговаривал. Говорит, что будет даже не война, а откровенный, циничный геноцид. Как бы его самого не убрали. Ну, да ладно. Думаю, что Аллах, свят Он и велик, закаляет наш народ для какой-то особой миссии в будущем. Ты, собственно, по какому вопросу? Есть проблемы в горах?
     - Есть у меня и личный вопрос. Признаюсь, очень тяжелый. Три года назад авиация федералов хутор мой разбомбила. Семья погибла. А потом сын, студент, пропал. Меня убедили, что его нет в живых, но я трупа сына не видел. Может быть такое, что он жив? Есть в России какие-то секретные тюрьмы? Кто мне смог бы помочь в этом вопросе?
     Президент долго молчал, не зная, как лучше ответить Мухдану. Потом все же собрался, вздохнул и сказал:
     - Это была война без правил, Мухдан. Это была бандитская война, самая жестокая, коварная, опасная. На этой войне все было возможно. Дай Аллах тебе силы. Дай Всевышний, чтобы ты нашел сына.  А кто может помочь? Я даже не знаю. Многие ищут. Пропавших, официально известных, около четырех тысячи. Созданы разные правозащитные общественные организации. Посоветуйся с ними. У них кое-какой опыт. С нами, с чеченскими властями, в Москве по этим проблемам  даже не разговаривают.
     - Неужели им нас нисколько не жалко, Аслан?
     - Простым русским людям конечно жалко. Но в Кремле много провокаторов. Там просто играются этим алкоголиком Ельциным, как марионеткой. Хотят развалить Россию, дестабилизировав весь юг страны. Иначе, зачем оставили у нас столько оружия? Зачем финансируют ваххабитов? Все делается для того, чтобы война здесь никогда не прекращалась. Так будет до тех пор, пока во главе России не появится решительный и волевой человек, патриот страны, а не тряпка в руках жидовских олигархов.
     - А появится он? – озабоченно спросил Безумец.
     - Разумеется. Иначе нельзя. Россия – не банановая республика. Это – сильнейшая ядерная держава со своими ратными и революционными традициями. Она умеет собираться, мобилизоваться, когда её загоняют в угол. С такой страной, с таким народом долго  шутить нельзя. Слышал – русские долго запрягают, но быстро скачут.  Россия скоро отряхнется, выпрямится, и все эти ельцинские кукловоды березовские побегут, как крысы с тонущего корабля. А русские убедятся, что с чеченцами лучше по-хорошему. Потому что вернее и мужественнее чеченцев защитников им не найти, в случае чего. Нам бы только не мешали договориться, понять и простить друг друга.
     - Аслан, а в Москве знают, что ты так думаешь? Неужели там думают, что ты и все мы им враги?
     - Кремль оккупирован агентами влияния Запада. У власти – прозападная пятая колонна, ты же знаешь. Ведь даже Дудаев десятки раз пытался договориться с Кремлем. Его устраивал тот вариант федеративного договора, который был заключен Москвой с Татарстаном. Но встрече Дудаева с Ельциным упорно помешали в Администрации Ельцина. Помешал лично такой деятель с фамилией Филатов. – Вздохнул, немного подумал и продолжил: - Они не хотят, чтобы война здесь заканчивалась. У них, у международных сионистов, свои далеко идущие планы относительно России и Северного Кавказа в частности. Поэтому нам, чеченцам, ни в коем случае не надо было ввязываться в эту авантюру с сепаратизмом. И сейчас важнейшая задача – перестать играться в этот убийственный эксперимент. Договориться хоть с самим чертом, чтобы не допустить новую войну. Самое главное для нас – сохранить свой народ, как завещал великий эвлия Кунта-Хаджи.
     Мухдан поверил Президенту, хотя по-прежнему чувствовал к нему жалость. Не сможет он выйти из своего положения достойно. Не такой лидер сейчас на данном этапе нужен народу, а более решительный и мужественный, готовый, как говорится, на непопулярные, но необходимые действия, чтобы спасти народ. Такой, как Кунта-Хаджи,  не побоявшийся открыто бросить вызов имаму Шамилю и всей его романтической, но убийсвенной идеологии мюридизма, хотя сам предпочел позорный плен. Такой же вызов необходимо бросить ваххабизму, превращенному сатаной в знамя неравной смертельной схватки. Схватки, в результате которой чеченцы как нация могут и не состояться.
     Масхадов напомнил Мухдану толстовского  трагического героя прошлой Кавказской войны. Он, по сути, находился в тисках двух стихий. С одной стороны – купленные Березовским и компанией экстремисты, как местные, типа Радуева и Басаева, так и международные, типа Хаттаба с сотоварищами. С другой стороны – жаждущий реванша федеральный генералитет и жаждущая развала России прозападная пятая колонна.
     Попрощались холодно, словно чувствовали, что никогда больше не увидятся, а новая беда - не за горами.

**


 Из записок Безумца

     Человеческий разум ограничен своим человеческим измерением. Границы разума заканчиваются там, где встают вопросы пространства и времени, сотворённости чего – либо и кого – либо, включая самого Бога. Но человеческий разум наделен свойством осознания своей ограниченности и поэтому божественен. Поэтому предназначение человека – вечный поиск истины, Бога, а не наслаждение удовлетворением животных страстей.
     Следовательно, человек никогда не может быть по-настоящему счастлив без постоянной реализации своей основной человеческой миссии – постоянный поиск истины, Бога. Постоянный поиск средств и способов служения Богу, и тем самым укрепления дружбы с Богом, осознание крепости и нерушимости этой дружбы.
 


     **

     Самое тяжелое, мучительное – неизвестность. Когда пропал родной человек и ты не знаешь, что с ним, жив ли, мертв ли, если жив и ждет помощи, то как об этом узнать?
      Не передать тому, кто не пережил, какая это мука – ложиться спать и просыпаться, мучаясь постоянной неизвестностью.
     Мухдан на этот раз решил сходить в солидную организацию под громким амбиционным названием  - Чеченский Интеллектуальный Центр. – ЧИЦ. Может, там будет полезно с кем-то посоветоваться. 
     Начал стучаться – все двери были закрыты на замки. Прошелся по первому, второму, третьему, четвертому этажам – ни единой души.
     «Как же так? – удивлялся Безумец, - середина рабочего дня, на улице возле здания сотни самых роскошных автомашин, и ни единой живой души, даже нет сторожей и уборщиц, чтобы спросить, в чем дело?»
     И вдруг – взрыв аплодисментов! Словно что-то взорвалось в середине здания.
     Выйдя из оцепенения, Мухдан направился в эпицентр взрыва, в пристройку, которая выходила во двор. Эта пристройка была связана подземными ходами с другими филиалами  Интеллектуального Центра республики.
     Тихий, замкнутый и закрытый мир, который жил исключительно своей внутренней жизнью, мало интересуясь проблемами за своим совершенно  безопасным в любых ситуациях мирком, позволяющим скромно, но стабильно выживать.
   «Интеллектуалы» из этого мирка редко выходили на поверхность, в люди, предпочитали оставаться незаметными, не привлекая к себе внимания. Это было внешне похоже на скромность и мудрость обитателей этого подземного царства на государственном бюджете. «Интеллектуалы… Кладези ума и мудрости… Ничего их не интересует, кроме науки… - подумал Безумец. Ему неудержимо захотелось послушать этих мужей науки, хоть чуть – чуть приобщиться к великому таинству здесь происходящего. Он незаметно вошел, несмело присел на краешек стула в последнем ряду.
     Все оказалось более чем прозаично. Собравшиеся со всего города интеллектуалы чествовали юбилей директора гуманитарного направления  – историка, профессора, академика, обладателя бесчисленного множества званий, премий, государственных и общественных наград.
      - Наш юбиляр – светила не только отечественной, но и мировой науки! – провозглашал оратор с трибуны. -  Его наград ,  регалий не перечислить. – И тем не менее, начал перечислять. На это ушло около полчаса времени.
     Затем оратор начал рассказывать о человеческих качествах юбиляра.
     Мухдан все время ломал  голову: а что же написал этот великий ученый? Чем он знаменит? Как называются его труды? Каким проблемам народа и республики они посвящены? Каким образом эти труды продвинули  науку, культуру края, прояснили прошлое народа, помогли росту национального самосознания,  воспитанию молодых людей в духе уважения хотя бы к самим себе?
      Но ни этот оратор, ни последующие ничего об этом не сказали.
      Восхваления юбиляра набирали обороты. Один оратор был красноречивее другого.
     ЧИЦ учредила премии и звания «Мудрейший из мудрых», «Мудрее мудрой совы», «Главный академик планеты», «Интеллектуал века», «Человек Вселенной» и щедро раздаривал их присутствующим.
     Гости в свою очередь вручали награды юбиляру: то самую престижную премию самых мудрых  интеллектуалов «Золотой павлин», от позолоченной задницы которой расходился хвост, украшенный разноцветными бриллиантами; то «Священные четки», бусины которой были спущены, по утверждению чиновника из муфтията, из камушек, подобранных прямо из райского потока.
     Один земляк прилетел из Москвы и привез свидетельство, что именем юбиляра названа одна из звезд солнечной системы. Какой-то умник пытался пояснить, что в солнечной системе нет других звезд, кроме самого солнца, есть только планеты, но его никто не стал слушать.
     За вечер на юбиляра несколько раз надевали какие–то черные халаты и квадратные шляпы, в подтверждение того, что юбиляр избирается почетным академиком то одного, то другого из бесчисленного множества московских академий. Особенно старался новый знакомый Мухдана по паломничеству в Мекку Везихаким Тарчоков. Он утверждал, что посвятил юбиляру поэму, симфонию, и договорился в Большом театре поставить балет о творчестве великого историка.
     Мероприятие затягивалось. Сладким речам и подаркам не было конца. Мучительно думая над вопросом, чего же великого совершили эти люди, чтобы так восхваляли друг друга, Безумец поймал себя на мысли, что все эти академики и профессора на самом деле – заурядные пустышки, которые ничего особенного для народа и республики не сделали, и поэтому закомплексованы не своей неполноценности. И вот такими самовосхвалениями компенсируют свое убожество. Поэтому такие спектакли самовозвеличивания доставляют им хоть какое-то успокоение, а самым тупым, возможно, и восторг. Такой порок честолюбцев устраивает и правительственных чиновников, которые с удовольствием продадут им любую награду, любое почетное звание по прейскуранту.  Выбирай, как по меню в ресторане.
     Все под единым неформальным богом, имя которому – Деньги - грустно размышлял Мухдан, невольный участник этого интеллектуал-шоу.
     «Собравшиеся в этом зале «великие» и «непревзойденные» - те, которые просто поедают бюджетные деньги, отдыхают в лучших курортах, раскатываются по конференциям и симпозиумам в курортных городах, издают пустяшные, никому не нужные монографии, увязли во всевозможных поборах, создают видимость титанической работы, раздувают штаты, - размышлял дальше Мухдан. - Те, кто действительно по призванию хотят что-то исследовать, открыть, понимают важность гуманитарных наук для самосознания, просветления народа, упорядочения его мировоззрения, оттесняются на обочину, пытаются представить  дилетантами, маргиналами. Самая главная, самая подлая война – на полях гуманитарных исследований! Именно здесь либо защищаются, либо предаются интересы народа, а не там, где кричат на митингах о любви к своему народу и тут же убивают друг друга.

     Но вот послышались странные, плавные звуки в каком-то просторном кабинете. Мухдан приоткрыл дверь. Там сидело множество людей, которые горько рыдали. Они лили так много слез, что слезы превратились в целое озеро и в том озере тоже по пояс стояли и громко рыдали люди.
     - Что случилось? Почему вы плачете? – удивленно спросил Безумец.
     - Мы любим родной чеченский язык. О-о-о-о, как мы его любим, сил нет терпеть! – ответил кто-то и завыл пуще прежнего.
     - Да-а-а-а, мы люби-и-и-им свой родной язык, Язык своей маа-а-атее-ери! – подхватили все, и вой стал еще сильнее.
     - Подождите, а почему вы в таком случае не разговариваете на своем родном языке? – спросил Безумец.
     - «А мы его бережее-е-е-ем»! «Да, бережем, чтобы не износи-и-ился!» - отвечали плачущие.
     - Подождите, а почему вы все плачете? – не понимал Мухдан.
     - А он ведь умира-а-а-ает, сказали в ЮНЕСКО ... – Пояснил кто-то. – Наши дети ведь не умеют ни читать, ни писать, ни говорить на своем родном языке-е-е-е, на языке своей ма-а-а-те-рии-и-и.
     - А зачем детям выдавать аттестаты зрелости, если они не умеют читать, писать и говорить как следует на своем родном языке? Куда смотрит Министерство образования? – не понимал Безумец.
     - А там вообще читать и писать не умеют, там умеют только считать и высчитывать, - бросил кто-то, - вон, спроси сам, они тоже громче всех плачут, что любят свой родной язык.
     И в самом деле, какие-то люди плавали прямо в центре озера с какими-то громадными калькуляторами, и ни на что не реагировали. Только считали, вычитывали…
       А в соседней комнате – тишина абсолютная. Там один мрачного вида чудак прямо в середине комнаты возводит картонную башню из картонных кубиков.
     - Приятель, ты во что здесь играешь? – спросил Безумец.
     - Это не игра, это серьезный научный труд, - возмутился картонный зодчий и стал пояснять: - видишь – на каждом кубике записано чеченское слово, которое вот-вот забудут наши потомки. А я эти слова собираю, возвращаю, так сказать, в народную память. По телевизорам все это буду показывать. Кроме того, много слов, которые у нас украли  другие народы. И сейчас эти слова они считают своими.
     - Например?
     - Например, слово бобёр. Шли однажды двое чеченцев вдоль реки. В болотистом овраге один чеченец увидел одиноко, грустно сидящего зверька. Смотри, - говорит чеченец другому, -  сидит как бобер (сирота). Русские это услышали и назвали пушистого зверька бобёр.
    - Сам понял?
    - Конечно. И еще слово абрикос – чеченское.
     - А как ты узнал?
     - Шли двое чеченцев по Европе. Один залез на дерево и стал есть какие-то желтые фрукты. Внизу который остался,  кричит: «Эй, Абукъосум, брось и мне!» Французы это услышали и назвали фрукт абрикос. Кроме того, Испанию открыли вайнахи!
     - Как это?
     - Шли двое вайнахов – Къурейш и Ваха по Европе. Шли, шли, дошли до удивительно сказочной страны на берегу моря, утопающей в садах и виноградниках, напоминающей рай земной.
     - Ай!  Аз – пани е! (Это рай есть) – крикнул Къурейш. Местные племена это услышали и назвали свою страну Испанией.
     - Да, это серьезный научный труд. А почему, приятель, ты не хочешь, чтобы наше потомство запомнило слова, даты, события, которые идут из глубин тысячелетий, скажем, из урарто-хурритского мира?  -  спросил Безумец.
     - Тс-с-с-с-с, - вздрогнул  со страха  картонный зодчий, начал  испуганно оглядываться по сторонам, -  нас могут услышать. Ты же знаешь, что эта тема под запретом. А я – не искатель приключений.  Я скоро про этих хурритов комедию потрясающую напишу. Буду обласкан всеми властями.
     Вдруг двери распахнулись от удара. Ворвались двое отчаянно дерущихся. Разнять их было нереально.
     - А эти чего дерутся? – спросил Безумец у  строителя башни.
     - Это – чеченец и ингуш. Они давно дерутся, с прошлого года.
     - Из-за чего же?
     - Началось с того, что чеченец обвинил ингуша, что они украли весь чеченский фольклор, все чеченские песни. Что наши ножай-юртовские певцы самые певучие  певцы в мире, и что нет в природе силы, которая может остановить их массовое хоровое  пение. А ингуши так петь не умеют. А теперь спорят из-за слова «шорты». Чеченец говорит, что это слово придумали их предки, а ингуш – что их. Чеченец говорит, что шорты, в отличие от трусов, очень широкие, от слова шорта (просторно). Поэтому это слово принадлежит чеченцам. А ингуш говорит, что предки чеченцев вообще ходили без трусов, широких ли, узких ли. Черкеску одевали прямо на голое тело…
     - А то, что сюда рвутся громадные грязные деньги под фальшивыми хазарскими знаменами? Что могут оставить без шортов и трусов  и тех, и этих? Это их не волнует?
     Строитель картонной башни опять весь в ужасе затрясся:
     - Тс-с-с-с-с-с! Услышат ведь!!! О таком вслух не говорят!
     - Ну и лепи свои картонные башни, раз так безопаснее, - сказал Безумец и захлопнул дверь.
     - А Лев Толстой – он разве русский? – доносилось из зала напротив. Это же чеченец  Лоьма Товсултанов! Однажды полковая санитарка Маша  загуляла с генералом Александром Чеченским и родила этого мальчика. А генерал не забрал мальчика, потому что ревновал санитарку к Денису Давыдову, считал, что ребенок от него. Но он ошибался, ребенок от нашего, от Чеченского!  Он же очень умным вырос. Все совпадает!
     А Багратион –  брат Шейха Мансура. Мать Мансура однажды ездила в Тифлис грецкие орехи продавать. Там и познакомились с одним грузином в винном погребе.  Иначе зачем бы Мансур отпускал Багратиона на свободу, когда в Анапе взял в плен? Лермонтов тоже чеченец, у нас ведь больше поэтов на душу населения, чем у любого другого народа.   Пушкин, правда,   эфиоп. Но где только наши не шабашничали! Менделеев – ингуш, потому что золото очень любил, хотел получить золото из различных сплавов, пока всех их не выстроил в одну систему.  Чайковский – чеченец из Ножай-Юрта, музыку очень любил. Кроме того, фамилия у него переводится с чеченского как «чай къевсина». Ленин – калмык. Но там тоже чеченцы баранов пасли. Кто их видел, чем они в дикой степи с калмычками занимались. На каждый случай откуда муллу в степях найдешь? У страстной любви свои законы, в отличие от шариатских. Между прочем, у русских вообще никогда не было и нет выдающихся людей, кроме Бабы Яги и Иосифа Кобзона!
     Мухдан посмотрел на вывеску возле двери. «Тихо, идет научно-практическая конференция».
     Не стал мешать науке, быстро отошел в сторону.
      В тот же миг Безумец  очутился в длинном просторном коридоре.  По обе стороны коридора – множество массивных дверей с надписями: «Здравнадзор», «Торгнадзор», «Обрнадзор», «Культнадзор»,  «Дорнадзор», «Пожнадзор», «Технадзор», «Всехнадзор» «Главстрах», «Главужас»… 
     А в конце коридора, в большом актовом зале - сплошной рёв, какой-то громадный хор профессиональных плакальщиков.  Безумец приоткрыл дверь. Это был на самом деле хор. Люди с широкими тупыми лицами и огромными брюхами выстроились в правильную пирамиду. Плакали и те, кто внизу, и те, кто на самом верху.
     - Кто эти люди? Что происходит? –  спросил Мухдан у тихой, как мышь, уборщицы в больших очках на грустных, умных глазах,  которая в прошлом, очевидно, занимала какую-то интеллигентную должность.
     - Это чиновники всех уровней, - быстро ответила женщина.
     - А почему они плач… или поют? – спросил Мухдан.
     - А ты послушай. Им стыдно.
     - Стыдно? Почему? Из-за чего?
     - Они вынуждены брать взятки у бедного народа, вот им и стыдно.
     - Почему вынуждены? Кто их вынуждает?
     - Те, кто над ними. Над каждым чиновником есть начальник и каждый должен брать и делиться. Вот им и стыдно. Придут сюда, поплачутся, потом вон в тот зал, там комната намазов, и снова в свои кабинеты за дело.
    - Странно. А я всегда думал, что у чиновников вообще не бывает ни стыда, ни совести. Что у них статус такой – брать и ни о чем больше не думать.
     - Они же тоже люди, заступилась женщина, - жалко их. У них тоже есть семьи, дети. Есть сыновья, которых надо женить; есть дочери, которых надо замуж выдавать;  есть жены, которым надо шубы покупать. А все дорожает.
     - А у тех, кого они обдирают, нет семей? Для них ничего не дорожает?   
     - Сейчас каждый сам за себя, иначе не проживешь, - вздохнула уборщица, и добавила: - А я вот рада и благодарна, что мне дали работу за взятку всего  тысячи долларов. Просили три.
    - А хватает зарплаты?
    - А я еще в университете подрабатываю, на кафедре философии. Там у меня ставка профессора.
    Мухдан виновато улыбнулся, попрощался кивком головы, вышел из коридора. 
     За углом в коридоре – очередь, упирающаяся в невзрачную дверь, обитую дешевым потертым дермантином. За такой дверью обычно в советские времена принимали пустые бутылки.
     - А что тут? – спрашивает Безумец у крайнего в очереди.
     - А тут улицы, звания, награды всякие продают.
     - Улицы? Какие улицы? – не понял он.
     - Ну, не улицы, а названия улиц. Заплати, твоим именем тоже назовут какую-то улицу. Лучше, конечно, если ты умрешь. Но в честь живых тоже можно. Только ставки более высокие.
     Мухдан не находил слов. Он стал невольным свидетелем диалогов тех, кто выжидал в очереди:
     - Мне предлагают назвать именем моего  брата улицу на окраине села. Там всего два дома, в которых не живут, хозяева в Европу уехали, и кладбище. Кто про эту улицу знать будет? К покойникам почта не ходит.
     - Лучше на окраине. Центральные слишком часто меняют.
     - Но ведь мой брат был бригадным генералом! Именем Какашева назвали большую улицу, где сотни домов, хотя Какашев и не воевал совсем, был у нас заведующим буфетом, который пропил этот буфет и сел в тюрьму.
      - Зато у него сын теперь в правительстве. Известный какаш, то есть, Какашев. С охраной ходит. И денег у него, говорят, много!
      -  А в нашем селе вообще улицу назвали именем человека, который где-то в России зарезал свою тёщу и находился в уголовном розыске.
     - Ты про Барбоса что ли?
     - Барбос – его боевое позывное. А фамилия у него Бидаев.
     - Уж лучше улица Барбоса, чем улица Бидаева. На такой улице только в противогазах жить…
     - Зато он три русских танка подбил!
     - А тут без разницы, кто тёщу зарезал, кто танки подбил, кто в штаны наложил.  Это никому не интересно. Главное – заплати.
    - Что же это происходит?! – возмущается женский голос. – Сказали, сперва пусть мой брат, поэт,  купит орден «Къоман сий». Купили. Потом сказали, пусть купит звание академика. Поехали в Москву, купили в метро. Теперь говорят, пусть в хадж слетает, должен быть хаджи.  Откуда у нас такие деньги? А бесплатная путевка нам не достанется, пока все родственники больших начальников не закончатся. А они у них никогда не закончатся. У них ведь женщины по три раза в году рожают! Так их много!
     Безумец быстро прошел этот узкий коридор.
     Затем он оказался в каком-то странном кабинете без окон и дверей. За письменным столом при слабом свете свечи он увидел какое-то существо, похожее на человека.
     Мухдан сразу понял - это был Иблис! Весь в делах, не обращает на него никакого внимания. Похож на профессора – с шевелюрой, как у Эйнштейна. С умными и (странное дело!) добрыми глазам. А люди его рисуют как полуживотное, с копытами, похожее на козла, с длинными ушами и рогами. На самом деле, оказывается, Иблис  совсем не такой!
     - Привет, старина. Можно с тобой поговорить?
     - А что, нормальные люди Безумца уже не слушают? – спокойно ответил Иблис, не отрываясь от каких-то бумаг.
     - Нормальным людям я не интересен, - сказал Мухдан. – Да и мне нормальные люди, о которых ты говоришь, честно говоря, мало интересны. 
     - Почему же так? – удивился Иблис и впервые посмотрел Мухдану в глаза.
     - Нормальные люди думают, что я безумец. А я знаю, что безумцы – они. Я бы хоть с чертом дружил, лишь бы этот черт был умным и деятельным.
     -  «Черт» - это, конечно, я…
     - Любой черт - Иблис, сатана, дьявол, бес лучше тупицы, продающей историю, культуру своего народа, либо дискредитирующей Бога под видом того, что он особо приближенный к Нему и пытающийся извлекать от этой мнимой близости дивиденды. Сатана, напротив, своими кознями подгоняет людей к Богу. В мире нет ничего опаснее лжи, лицемерия,  когда человек, произнося и проповедуя нужные власти, востребованные властью «правильные» шаблоны и догмы, на самом деле утоляет свое честолюбие и алчность. Поэтому я предпочел бы служить тебе, Иблис!
     - А не боишься в этом признаваться?
     - Кого? Мне Всевышний дал Разум и Совесть, чтобы я слушался их и выполнял их волю. А они мне подсказывают, что честно выполняющий свои обязанности Иблис быстрее придет к Богу, чем лицемеры, наловчившиеся обманывать не только доверчивых людей, но и самих себя. Ненавижу лицемеров! Если ты против лицемеров – то я с тобой, Иблис. Возьми меня в друзья. Так будет честно перед тобой, перед Богом и перед самим собой.
     - Ты либо действительно безумец, либо действительно общаешься с самим Богом, - ответил Иблис. – Ты высоко поднялся над человеческой тупостью и равнодушием. Но знай – ты сжигаешь все мосты. Обратного хода к нормальной жизни у тебя не будет. Тебя, скорее всего, проклянут, но, возможно, когда ни будь назовут и пророком. Но спокойной земной жизни у тебя не будет.
     - Поверь, Иблис, я уже не честолюбивый юноша и мне безразлично, что будет лично со мной. Обидно уходить из этого мира, чувствуя себя слепой, безвольной пустышкой. Ведь я ничего не смог сделать для устранения или уменьшения даже тех явных уродств, бытующих среди людей. Я знаю, что единственный разумный смысл существования человека на земле – это служение Богу. Но как больно видеть, что и это служение либо превращено в фарс, либо в источник наживы.  Самое честное существо – это ты, Иблис, потому что, работая против Бога,  не скрываешь этого, не лицемеришь, не выдаешь себя за доверенное лицо Бога, как это делают участники религиозной самодеятельности.
     - Да-а-а, плохи дела на земле, если праведники ищут поддержку  не у богословов, а у меня, - ответил Иблис. – Но неужели ты думаешь, что из-за твоих льстивых речей я изменю свою природу и перестану пакостить? Я ведь в этом случае превращусь в ангела. И меня вообще не будут замечать и вспоминать.
     - Ты деятелен! Ты хоть что-то делаешь! – вскипел Безумец. – Деятельный человек или существо намного ценнее в мире, чем демагог и пустослов, который всем давно надоел, нажил брюхо и от которого шарахаются!  Посмотри на этих толстозадых священников, которые за деньги освящают «святой» водой роскошные лимузины воров в законе, отпускают грехи головорезам! Или посмотри на лизоблюдов, обслуживающих любую власть, под какими бы знаменами она не приходила! Разве наша молодежь все это не видит? Разве нужно быть святым, пророком, героем, чтобы  громко заявить об очевидных безобразиях?!
     - А почему ты решил, Мухдан, что меня все это огорчает? – рассмеялся Иблис. -  Это все моих рук дело! Или ты пришел поздравить меня?
     - Я пришел, потому что и надо мной, и над тобой есть Бог и Он все прекрасно видит и знает. Я пришел к тебе как к деятельному существу, который ускоряет погибель лицемерного, опустившегося, преступного человечества. Я тоже хочу, чтобы такое человечество погибло, как во времена Пророка Нохи! Но первый, кто осознает необходимость принципиально нового мировоззрения, или революции в сфере духовности – это будешь ты!
     - Вот как! – пришел Иблис в изумление. – Это почему же?!
     - По закону исключения. Если священнослужители не в состоянии будут обеспечить императивный принцип всех Откровений Бога – «Бог един и все люди братья» - то кто-то же должен это сделать? Бог не может создавать провальные проекты, и Он в любом случае доведет свой Проект до конца. Он не может допустить гибель человечества из-за животной алчности и тупости чиновников от конфессий.
     Возникла пауза. Иблис отложил в сторону бумаги и более внимательно посмотрел Безумцу в глаза:
     - Наивный ты человек, Мухдан. – Немного погодя, продолжил: - Ты же не знаешь, не догадываешься о всех масштабах злодейства, осуществляемых и замышленных мной. Люди, на которых ты зол, плохи и беспомощны не от того, что они ничего не понимают, а от того, что знают, что им не сравниться со мной в силе! Ты даже не представляешь себе, Безумец, насколько близко всех вас я подвел к краю пропасти! С каким наслаждением я буду наблюдать, как вы все один за другим туда будете проваливаться, как безмозглые, беспомощные черви! Сам Бог будет плакать, обливаясь горькими слезами, но и ему ничего не поможет! И вот тогда я один буду по-настоящему смеяться! Это будет Вселенский смех! Это будет настоящий праздник моей души, который я готовил миллиарды лет! Ну что, расхотелось стать моим другом?!
     - Нет, не расхотелось, - спокойно ответил Безумец.
     - Это почему же? – не понял Иблис.
     - Потому что на следующий день, как мы все окажемся в пропасти, ты будешь плакать, сходить с ума от скуки. Ты же останешься без работы…
     Такого ответа Безумца Иблис явно не ожидал. Пауза затянулась. Поняв, что он попал в точку, Мухдан продолжил:
     - Главный закон жизни – борьба. Этот закон универсален и для праведника, и для Иблиса. Лишь круглые идиоты мечтают о вечном покое и роскоши. Поэтому и небесный Рай они видят именно таким. По мне лучше тысячи раз погибать на пути джихада, чем соглашаться с рабской покорностью и постыдным покоем. Но я не хочу погибать в ложном джихаде.  Я хочу ускорять неизбежное,  и в этом мой джихад! Ты, Иблис, думаешь, что я не знаю, о чем ты говоришь, намекая на свою силу?
     - О чем же?
     - Ты говоришь о секретных разработках в лабораториях владельцев богатейших трансеациональных компаний. О генетическом оружии, которое способно избирательно уничтожать любое количество людей. Это – та самая пропасть, в которую ты задумал всех нас свалить.
     - Возможно…
     - Но ты этого не сделаешь.
     - Почему же, интересно?
     - Потому что испугаешься.
     - Вас, людей?
     - Не людей, но Бога! И этот твой приход к Богу будет самым искренним  и настоящим. Вот где и когда начнется новая подлинная вера людей в Бога! Потому что ты, будучи сам в прошлом Иблисом, хорошо будешь знать свои методы, и знать как с ними бороться.
     - М-да-а-а-а, - многозначительно промолвил Иблис, - убедительно говоришь. Я об этом как-то и не задумывался. Все только ругают меня, вешают на меня все свои глупости, слабости и преступления. Воруют везде и всюду -  виноват Иблис.  Насильничают, прелюбодействуют – виноват Иблис. Грабят банки, воруют бюджетные деньги – якобы по моим наущениям. Разбиваются на дорогах, не соблюдают правила дорожного движения – опять я виноват. Даже пьяницы и наркоманы пытаются все сваливать на меня. Что бы они без меня делали? И за что же тогда я должен любить людей?
     - Ты прав, Иблис.
     - От такой жизни действительно все больше сатанеешь. А ведь и у меня есть и душа, и разум. Но почему-то никто не догадывался обращаться к ним. Ты – первый. В тебе, Мухдан, что-то есть. Видимо, в вашей жизни действительно надо быть безумцем, чтобы разумно мыслить и принимать адекватные решения.
      Раздался какой-то сильный взрыв, от которого на глухих стенах вдруг образовались окна. Мухдан выглянул в окно. Недалеко за жилыми домами поднимался столб густого черного дыма. Это «чистые» мусульмане устраивали подрывы «нечистым» - госслужащим из соседнего здания.
     Вдруг Безумец обнаружил, что «Эйнштейн» исчез, а  рядом, улыбаясь, как всегда, сидит… очаровательная Эсила.
     - Ну что, чем недоволен? – спросила красавица, прищурив свои вечно меняющие цвет от настроения озорные глаза. Сегодня они были ярко зелеными.
     - Странные вещи сегодня узнаю. Оказывается, Иблис более рационален и полезен, чем иные наши ученые  и богословы – пустословы! Ты разве не видишь? Стыд и срам, - возмущался Безумец. – Ничего они все вместе взятые не написали нужное и полезное для народа, а как хвалят друг друга! Чем ничтожнее пустышка, тем сладкоречивее. Противно все это. Жалею, что зашел сюда.
     - Ты не прав, Мухдан, - сделалась Эсила серьезной. – Они все - дети своего времени. Все они – уязвимы от условий, в которых живут. Это тебе, хуторянину - отшельнику, проще судить других. Окажись ты в их среде – станешь таким же, как они, а может и хуже.
     Безумец молчал. Он чувствовал, что девушка права. Она всегда была права и Мухдана это не злило. Напротив, он радовался, когда Эсила приводила в порядок его временами разбегающиеся, воспаляющиеся мозги.
     - И что ты, красавица, предлагаешь?
     - Я предлагаю помочь им.
     - Помочь? Каким образом? Разве они нуждаются в чьей либо помощи? – не понял Безумец.
     - Конечно! – уверенно сказала Эсила, внимательно и серьезно посмотрев Мухдану в глаза – с ними ведь не разговаривает Память, как с тобой. Твой долг – поделиться с ними своими знаниями и находками. Напиши все как есть. Но если и после этого они будут сопротивляться…
     - То что тогда? – хотел поймать Безумец Эсилу на слове.
     - А ничего. Просто они в таком случае «нахи, которые не нахи…». Но это не страшно, поверь. Вскоре поднимется столько «нахов, которые нахи», что все кругом изменится.
     - И кто же их поднимет?
     - Ты, - просто и уверенно сказала Эсила.
     - Я? Каким образом?
     - А о чем с тобой говорил Пророк? Забыл? Совесть – последняя неприступная крепость Бога на земле. Совесть – основа тариката Нохчалла, Завета пророка Нохи. И нет на этой земле ничего глубже, вернее и надежнее.
     - Но как я один смогу вернуть человечество в мир утерянной совести? Ты случайно не принимаешь меня за пророка?
     - Пророков много среди людей. Надо только пробудить их дремлющий разум и слабеющую совесть.  Твое дело – бросить семя в почву, как тебе велел Пророк. А пришло время его созревания или нет – решать не тебе, а Всевышнему.  Еще немного помолчала и добавила: - Смелей, Мухдан, ты еще не старик и при своей жизни увидишь, как все эти люди восторженно выйдут из мрачного подземелья на свет. Как они, один за другим, будут отказываться калечить себя и всех, кто вокруг них.
     - Хотелось бы верить, - вздохнул Безумец. – Лицемерие прочно вошло в нашу плоть и кровь. 
     - Люди должны ужаснуться, чтобы в них проснулась протестная энергия. Но очень важно, чтобы эта протестная энергия не была разрушительной. Поэтому предлагай людям вспомнить себя, свои глубокие корни, идущие в самую глубину самых первых человеческих цивилизаций;  свою уникальную, реликтовую генную память. И тогда проснется коллективная совесть. Ты будешь не одинок.
     Безумец задумался. Эсила опять была права. «Проще всего обвинять людей во всяких грехах и слабостях, - согласился Безумец. -  Надо помогать прозревать, излечиваться, находить и узнавать себя, вселять чувства уверенности в себе и в свой народ. Народ, и это совершенно очевидно, далеко не простой…»
     - Эсила, я  слышал, что пророк Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует, просил для своей уммы тысячи пятьсот лет. Почему именно такой срок, ни больше и не меньше, ведь до конца этого срока осталось почти ничего?
     - В мире невероятно укрепится власть иблисидов, начала Эсила.
     - А кто такие иблисиды? – перебил её Мухдан.
     - Иблисиды - это  люди, разных национальностей и рас, которые захотят править миром с помощью денег, игнорируя Заветами и Заповедям пророков, даже отстраняя самого Бога. У иблисидов, рожденных, укрепляемых и размножаемых Иблисом путями спекулятивных, ростовщических и иных мошенничеств, появятся столько денег, что они будут иметь возможность создавать сверхдорогие научные лаборатории. В этих секретных лабораториях, не подконтрольных никому, они будут способны менять земные законы. Они всерьез почувствуют себя земными богами, способными тихо, незаметно убивать целые народы, или производить на свет человекоподобных биологических мутантов. Все это будет происходить как раз в то время, когда исламская умма приблизится к своему полтора тысячелетию.
     - И тогда исламская умма погибнет, исчезнет?
     - Либо погибнет, исчезнет, либо получит новое невероятное развитие.
     - Когда мусульмане победят иблисидов?
     - Нет, когда иблисиды сами испугаются того, что они сделали и собираются делать, и примут Ислам.
     - А разве такое возможно? – удивленно спросил Мухдан.
     - А у них не будет иного выбора, - коротко ответила Эсила и добавила: Пророк Ноха, имя которого нохчи за собой сохранили, говорил: «Все люди забудут, что они мои потомки, забудут мой Завет жить по совести, потому что начнут обожествлять, преклоняться перед богатствами, роскошью.  Но сохранится одно племя, которое будет носить мое имя и тоже в одно время очень близко подойдет к тому роковому порогу, чтобы тоже меня предать, повернуться в сторону золота. Бог пришлет ему тысячи бед и развеет его по всему миру, чтобы раскрыть окончательно глаза: что лучше – золото, орудие сатаны, или совесть - голос Бога?
      - И тогда мой народ поймет, что нет в этом мире ценности дороже совести?!
      - Придет эра возвращенного Бога и все люди станут настолько счастливыми, столько энергии у них появится, что они устремятся в холодный космос, чтобы согреть его своим душевным теплом, чтобы возвестить всей бескрайней Вселенной, которая кажется безжизненной, но которая наполнена величайшей нравственностью и мудростью : «НЕТ БОГА КРОМЕ АЛЛАХА И МУХАММАД – ЕГО ПРОРОК!»


**
 


Диалоги с Голосом
 

     - О, Всевышний Аллах!
    В своих Откровениях Ты предлагаешь людям молиться за свои души, просить у Тебя милости и сострадания. Но как жалок человек, просящий только для себя. Разве люди могут быть счастливы и удовлетворены в собственном благополучии, если страдают окружающие их люди? Почему Ты, о Творец, не предлагаешь людям молиться друг за друга, за всех, ибо только так в них могут закрепляться подлинные человеческие чувства?
     – Любить и жалеть людей больше, чем себя – это следующий, высший этапа развития человечества, - начал отвечать Голос, -  Его приход возможен после того, как проблемы человеческой плоти (голод, холод, унижения) отойдут на задний план и потребность благородства человеческой души  станет более востребованной.
     К благородству приходят через достаток, но между достатком и благородством есть период фантомных болей былой нищеты, былого унижения. И эти боли заставляют вдруг разбогатевшего человека теряться, кидаться со стороны в сторону, не находя для себя адекватной системы поведения.
     Но процесс облагораживания людей неизбежен, ибо Бог не может допускать угасание в человеке, в человечестве божественного, иначе не было бы смысла творить человека, вселять в него разум и совесть.
      Но если ты всерьез задумался над сутью того, о чем спрашиваешь, значит это – как первая капля дождя, подающая на истосковавшуюся во влаге плодородную землю. Значит, будут еще капли, будет дождь, будет богатый урожай. Так было задумано изначально.


**
 


 
      Сомсом в последнее время редко захаживал к родственникам. Слишком крутым бизнесменом стал. Для пущи важности выезжает на двух черных джипах. Охранники, обвешанные автоматами и пистолетами – шестнадцать человек.  Дядя Салман, которому скоро восемьдесят, удивился, увидев его на пороге. Вышел встречать за ворота, хотя у чеченцев не принято старшим встречать и провожать младших.
      - С добром твой приход, Сомсом.  Давненько ты к нам не подъезжал. Я уж начал думать, забыл ты старика.
      - С добром тебе жить, Ваша,    (СНОСКА: ВАША _ БРАТ, _ ВЕЖЛИВОЕ, УВАЖИТЕЛЬНОЕ ОБРАЩЕНИЕ)  прости, не успевал. Дела ведь. Чуть расслабишься – сожрут акулы. Такие времена настали. Один чечен злее другого. Из пасти друг у друга вырываем, как сярмаки.   (СНОСКА: СЯРМАК _ ДРАКОН).
      - Времена не знаю, а вот люди меняются не в лучшую сторону, это точно, - согласился Салман, - настали времена, о которых наши шейхи еще сотни лет назад говорили, что люди будут поедать людей, лжецы будут смеяться, а праведники плакать. Зайдем в дом, или под навесом посидим?
      - Давай под навесом. Душно, наверное, в доме.
      - Пошли.
      Салман знал, что племянник пришел не просто так. Поэтому предложил сразу же приступить к делу:
      - Можешь говорить свободно. Нас никто не слышит.
      Сомсом все же решил соблюсти этику:
      - Как здоровье, Ваша? Ничего тебя не беспокоит? Как печень?
      - И печень, и почки. Камни там. Но, черт с ними. Скоро понесете на носилках на край села. В миг от всех болезней, от всех горестей и печалей избавлюсь.
      - Ну, на край села не спеши, Ваша.  Ты еще молодой. Вон, щеки как у восемнадцатилетнего. Хочешь в санаторий? Путевку достану.
      - Не надо, спасибо, - вежливо улыбнулся дядя, - мы и так в санатории. Лишь бы стрелять перестали. Ты лучше свое здоровье береги. На твоих плечах, говорят, очень большой груз важных дел.
      - Да с делами справляться не сложно, сложно с глупцами воевать! – посетовал Сомсом.
      - Даже так? – насторожился дядя, внимательно глядя в глаза племяннику. – И кто же эти глупцы?
      - А ты не знаешь? Мухдан, твой любимчик и друг! Кто же еще?!
      - И что же он сейчас натворил? – всерьез обеспокоился Салман.
      - Он не успокоится, пока в могилу меня не сведет! Его зря в свое время из дурдомам выпустили.
      - Но он не совсем сумасшедший,  он ведь иногда говорит очень умные вещи, - насторожился дядя, -  Некоторые даже считают, что он святой…
      - Идиот он настоящий, а не святой! – взорвался бизнесмен. – Ты разве сам не видишь, Ваша? Ни семьи, ни кола, ни двора! А ведь ему уже за пятьдесят,  столько же, сколько мне!
      - Ну, не у всех получается…
      - Не защищай его, Ваша! – перешел племянник на крик. – Я разве не пытаюсь помогать ему? Сколько раз я ему делал выгодные предложения?!    Правильно говорят, что чеснок и после хаджа чеснок.
      - Но ведь позором покрыли бы себя. О чем ты говоришь, Сомсом?
      - А сейчас? Сейчас он меньше нас позорит? – кричал племянник все громче.
      - Тише, тише, Сомсом, на улице услышат. Но что же он натворил? Говори яснее.
      - Он опять взялся за свое. Богословов критикует, что они лижут задницы любому политику. Он что, не понимает, что сейчас не те времена? Прошли времена партийных собраний и митингов. Сейчас за любую критику голову снимают! Хорошо, если одну, могут весь род вырезать!  Нам какое дело с этими ваххабитами, неваххабитами, пускай сами между собой разбираются. Все знают, что они не из-за любви к Богу воюют, а из-за любви к деньгам и власти. Но все же помалкивают. Пусть и он молчит, не портит жизнь себе  и своим родственникам.
      - Чего же говорит Мухдан? Ты сам слышал что-нибудь?
      - Стал бы я слушать этого придурка, - брезгливо улыбнулся бизнесмен, - люди рассказывают. У нас ведь одна фамилия. Все мы можем пострадать из-за него.  Поговори с ним, пожалуйста, Ваша. Скажи, чтобы помалкивал. Я бы и машину ему легковую купил. Не новую, но ездить можно будет. Пускай пассажиров развозит, на хлеб себе зарабатывает, но пусть язык свой ядовитый за зубами держит, пока кто-то ему его не вырвал.  Хорошо?
      - Ладно, я попробую поговорить с ним, - пообещал дядя. - Не думаю, что он совсем конченный человек. Он же все-таки хаджи. В Мекке побывал.
      - Да, побывал, потому что я его туда отправил. Думал, вернется – поумнеет хоть чуть – чуть, а он…  с Масхадовым, говорят, о чем-то шептался, теперь, говорят, ходит и рассказывает, что до  Ельцина доберется.   
      - Успокойся, Сомсом, думаю, что не все так страшно, как тебе доносят твои подхалимы. Кстати, а почему ты сам с ним не поговоришь?
      - Ха-ха-ха! – засмеялся бизнесмен. – Он ведь однажды при людях назвал меня вором! Меня, своего двоюродного брата! Я то ему простил, но он этого не понимает. Русские говорят, горбатого могила исправит. Но если он и дальше мне будет мешать, я ему хребет сломаю! Это точно! – Немного помолчав, добавил: - только ему пока об этом не говори. Надави на совесть. Может, одумается?
     - Ладно, я поговорю с ним, - еще раз заверил дядя.
     Племянник тут же ушел, отказавшись от чая,  который предложила внучка Шамсуди.  Сказал, что заглянет через пару дней.

**

       Всемирный потоп – величайшее пророчество, обращенное в будущее – в сегодняшний день. Человечество тонет в неверии: в лицемерии, лжи, жестокости, разврате, подлости. Все это было и раньше, но не в таких глобальных размерах, как теперь, и все это не было вознесено в достоинство, как теперь!
       Человечество ждет новых Откровений Бога, а они – старые, но забытые: «Живите по совести, ибо Бог на языке совести в диалоге с каждым из вас!»

                Слуховые галлюцинации


      Салман  тут же послал внука на хутор к Мухдану, чтобы он привез его на своей машине.
      - Добрый день, Ваша! Случилось что?
      - Ничего особенного, Мухдан, просто скучно стало, и решил немного поговорить с тобой. 
      Мухдан сидел на том же стуле, на котором несколько часов назад сидел его двоюродный брат. Он, конечно, ни о чем  не догадывался.
      - Ты человек начитанный, Мухдан, начал дядя из далека. – Скажи, пожалуйста, как тебе наша сегодняшняя жизнь? Доволен ты ею?
      - Жизнь делают люди, - ответил Мухдан. Какие люди – такая и жизнь. Но в жизни всегда есть люди хорошие, умные, и плохие, глупые. Борьба между ними определяет напряженность или спокойствие жизни. Если дураков слишком много, случается война. Люди начинают убивать друг друга. Что у нас и происходит в последние годы. Те, кто должны были оберегать народ от безумства, потакают им.
     - Кого ты имеешь ввиду? – уставился дядя на Мухдана.
     - Наших болтунов, называющих себя священнослужителями  прежде всего. Разделились на ваххабитов и сторонников России, как будто боги у них разные и разный Коран читают.
     - И ты их откровенно при людях критикуешь? – удивился Салман.
    - Конечно, - спокойно ответил Безумец, - я же мусульманин, а теперь и хаджи. Обязан говорить правду.
      - Все понятно! – грубо оборвал его дядя. – Тебе, конечно, как всегда, больше всех надо гнаться за «правдой»…
      – А что случилось, Ваша? Кто-то пожаловался на меня? Этот наш новый чеченский олигарх местного масштаба Сомсом?
      - Не обзывай его! Он твой  брат! – Испугался дядя.
      - Да ты что, Ваша, если он узнает, что я его олигархом назвал, он посчитает себя самым счастливым человеком! Олигарх – это значит сверх богатый, всесильный, имеющий влияние на власть! – рассмеялся Безумец.
     - Ты, говорят, как-то оскорбительно выражаешься о наших богословах… Как ты их называешь? – смотрел Дядя в глаза племяннику.
      - Не всех. У нас очень много порядочных, умных богословов, которые знают свое дело и не лезут ко всем политикам. А только тех, кто готов обслуживать любую власть, лишь бы подкармливала. Я их называю волосатыми ртами! Язык не поворачивается назвать их священнослужителями.
      - Это точно! – неожиданно для себя громко засмеялся Салман, но тут же опомнился, перевел свой веселый смех на кашель: - Слишком грубо говоришь. Не все волосатые рты возле политиков источают ложь и лесть. Есть среди них и порядочные рты…
      - Есть, но о-о-о-чень мало, - затянул Мухдан, -  до такой степени мало, что таковых сегодня не найти и под микроскопом. 
      - Почему ты ими так не доволен? – решил все же уточнить дядя.
      - А ты слышал, чтобы кто-то из них хотя бы раз обращался к чиновникам с призывом не конфликтовать из-за власти, не грабить наши национальные богатства, не заключать ни с кем невыгодные народу контракты, не воровать, не брать взятки? Чтобы кто-то призывал открывать заводы и фабрики, создавать людям рабочие места, чтобы люди могли честно зарабатывать и честно кормить свои семьи, отдавать людям то, что положено?
      - Нет, такое я не слышал, - уверенно ответил Салман.
      - А ты слышал хотя бы раз, что такой-то религиозный деятель отказался от подачек со стороны банкиров, фирмачей, отказался от джипов, квартир, которые им дает власть за то, что хорошо ее облизывают?
      - Нет, не слышал. Но слышал, что обижаются, когда кому-то выпадает больше.
      - А ты слышал, как к таким подачкам относился святой Кунта-Хаджи?
      - Да, слышал. Он этого не допускал.
      - А ты знаешь, что бы эти плящущие мясоеды сделали с эвлия Кунта – Хаджи, если бы он вернулся и начал требовать, чтобы чиновники прекратили издеваться над народом?
      - Нет…
      - Они бы его тоже объявили безумцем! – уверенно заявил Мухдан.
      - Да что ты говоришь? – вскочил, поднял Салман руки от неожиданного заявления Безумца.
      - А чему ты удивляешься? Они же уже убили своей тупостью и продажностью до сотни тысячи ни в чем не повинных людей и им ничуть не страшно за содеянное! Об этом надо говорить, кричать! Молчать – значит быть соучастником преступления.
      - Но почему тебе, Мухдан, больше нужно, чем всем остальным? Почему ты не можешь помалкивать, как все? – искренне не понимал дядя.
      - А ты слышал, что человек перестает быть мусульманином, когда он терпит ложь, проявляет трусость там, где положено проявить решительность и прямоту?
      - Да, такое я тоже слышал, - тяжело вздохнул дядя, присаживаясь на место. - А ты слышал, Мухдан, что  за правду иногда могут и голову отрезать?
      - И слышал, и знаю.
      - И как ты к этому относишься?
      - Пусть отрежут головы сотне, чем опустят и превратят в куриц сотни тысячи!
      - А если полетит не только твоя голова?
      - Одним вором станет меньше, если ты имеешь в виду Сомсолту!
      Возникла неловкая пауза. Салман собирался мыслями. Мухдан решил облегчить ему задачу:
      - Не волнуйся, дядя. Я знаю, что он пожаловался на меня. Я даже удивлялся, что он до сих пор этого не делал. Не буду я больше трогать наших волосатых ртов. Это для меня слишком мелкая и, честно говоря, мерзкая тема. Я решил опять уединиться на дальнем хуторе. Как тогда, при чекистах. Хочу оставить потомкам кое-какие записи. Из того, что мне сообщает сам Аллах. Успокой Сомсома. Скажи, что его ждет опасность с другой стороны. Со стороны денег, которые он, как и многие, обожествляет.
      Дяде все же было жалко Мухдана за его вечное, как ему казалось, и пустое правдоискательство.
     - Послушай меня внимательно, Мухдан. Хочу спросить у тебя. Вот я, конечно, человек темный, не начитанный и не такой умный, как ты, но попробуй ответить мне на вот такой вопрос. Неужели ты думал, что только ты знал о том, что люди воровали и лицемерили в советское время? Неужели ты думаешь, что только ты знал о том, всю эту политику суверенитета Дудаев и его окружение придумали только для того, чтобы воровать и грабить? Неужели ты думаешь, что и впредь будут меньше воровать и лицемерить? Люди приспосабливаются к любой власти и поправляют свои материальные дела. Пройдись по улицам наших сел и городов. Кто хорошо живет, кого больше уважают? Тех, кто беден и честен, наподобие тебя, или тех, кто имеют добротные дома и иномарки, о которых все знают, что они воры или  взяточники? 
     Безумец внимательно все это выслушал и задал в свою очередь неожиданный вопрос:
     - Ваша, а ты в Аллаха веришь?
     - Как это так? – вскипел дядя, - Как тебе не стыдно такое спрашивать? Я, между прочем, еще в советское время в числе первых совершил хадж в Мекку!
     - Мекку священнослужители, точнее, волосатые рты превратили в баню для преступников всех мастей, - уверенно заявил Безумец.
    - Как это так? – только смог выдавить из себя Салман.
    - Они утверждают, что хадж очищает от всяких грехов.  Вот поэтому проходимцы всю жизнь грешат, издеваются над людьми поборами, чтобы в конце жизни совершить хадж и очиститься, стать «безгрешными, как грудные дети». Вот и получается, что святую Каабу превращают в баню для мерзавцев…
     - Не гневи Аллаха, как ты смеешь? – Поднял дядя голос.
     - Творца гневят лицемеры. Поэтому у нас – войны, несчастья, - уверенно сказал Мухдан. – В погоне за богатствами, о которых ты говоришь, мы измельчали, потеряли всякое достоинство и честь. Те, которые возводят хоромы на ворованные деньги и пытаются отмывать их мовлидами и подачками – на  скользком  пути. Они – не мусульмане. Они обустраивают свою земную жизнь, но превращают в ад свою вечную жизнь. Были бы они мусульманами,  верующими, они бы себя так не вели. А волосатые рты им так не говорят, потому что кормятся у них. Они делают все, чтобы они воровали, грабили, издевались и при этом чувствовали себя комфортно, без мук со стороны совести. Так на ком в таком случае больше греха – на преступниках, или на волосатых ртах мясоедах, которые благословляют  преступников?
     Дядя молчал. Племянник был настолько убедителен, что он не находил слов. Пауза затянулась, и Безумец завершил свою беседу следующими словами:
     - Мир обезбоживается и в нем все труднее жить. Люди мельчают. Они перестают уважать друг друга, потому что знают, кто из них чего и сколько стоит. У нас складывается симбиоз волосатых ртов  и грязных рук. Одни поддерживают других. И те и другие мутят сознание людей  и обдирают их. Одни спекулируют именем Бога, другие – властными полномочиями. Поэтому надо что–то радикально менять. Необходима революция в сфере религии. Революция, которая не оставит места лицемерию, безумию, малодушию и другим смертельным порокам, если мы хотим быть нужными Всевышнему Аллаху. – И добавил самое неожиданное: - И я знаю, Ваша, как и когда эта революция будет происходить.
     Дядя не стал больше ни о чем говорить, спрашивать. Он подумал, что даже слушать, общаться с Безумцем – большой грех. Понял, что его не уговорить, не изменить, не переделать.


Из записок Безумца.
 
    Я понял, что такое Ислам после того, как понял, что не является Исламом.
    Не является Исламом лицемерные усердия в религиозных обрядах и процедурах, забывая при этом, что главная обязанность мусульманина – «творить благое» в земных делах. Набожность людей, обкрадывающих народ, будь это высокие чиновники или заурядные жулики – не более чем лицемерие  попытки обмануть окружающих и самого Всевышнего.
    Не является Исламом халат или борода,  чепчик или четки, если за этими атрибутами скрывается льстец и проходимец.
     Не является Исламом, когда мусульмане разделяются и враждуют, убивают друг друга.  Истинный мусульманин не будет лишать жизни никого, если это – не явный враг, цель которого – уничтожить с оружием в руках тебя,  твою веру,  близких, имущество, как об этом сказано в священном Коране.
    Не является Исламом слепая приверженность религиозным догмам, если не умеешь трактовать эти догмы в соответствии с меняющимся временем, если не умеешь находить в священных Писаниях те истины, которые наиболее актуальны в данное время.
     Надо становиться порядочным человеком, прежде чем вступать на молитвенный коврик, а не с коврика пытаться демонстрировать свою рекламную набожность и фальшивую святость.
     Все указанные и другие пороки – совершенно не совместимы с Заветом пророка Нохи - НОХЧАЛЛА. Следовательно, Нохчалла – самый чистый, изначальный Ислам, самый верный тарикат (путь) Ислама!


   **
     - Ну что, поговорил ты с этим болваном? – вошел во двор Салмана Сомсолта в следующее утро.
     - Да, поговорил, - грустно ответил дядя, повесив голову, и племянник понял, что никаких утешительных результатов эта встреча не дала. – От своих мыслей он не отступает, наоборот, еще больше себя воспаляет, но сказал, что переберется на  хутор и не станет никому мешать…
     -Так я ему и поверил! – вскипел бизнесмен. – Ладно, попробую уговорить его полечиться. Говорят, у нас в городе поселился один выдающийся психиатр. Но это будет моя последняя попытка. Дальше я с ним церемониться не буду! Отправлю его куда ни будь подальше отсюда. Пусть с руководством государства воюет. Чечня ему уже по масштабам мала.
     Салман не стал задавать племяннику  вопросов. Сомсолта выбежал на улицу, не попрощавшись. Тут же колонна его черных, громадных машин скрылась за поворотом.

 Из записок Безумца

     О, давший мне жизнь, Бог!
     Ты позволяешь мне глубоко мыслить, выходить за догматические представления о Вере, о Тебе.  Свобода, приобретенная любовью – так  бы я это назвал.
     Такую свободу, внутреннюю свободу, мне кажется, может обрести каждый человек, чувствующий себя внутренне чистым и свободным. Мне кажется, что в свои зрелые годы я такую свободу приобрел, потому что не воровал, не насиловал, не лукавил, горячо любил Тебя, народ, землю, и все остальное, что может любить нормальный человек.
     Но  разумному, думающему человеку не может быть всё время легко, просто, весело. Жизнь – это работа, борьба. Лишь такая жизнь, лишь такой осознанный выбор служению добру подобает верующему искренне в Тебя человеку. 
       Сегодня глубоко травмированное нахское общество с головой бросилось в омут так называемой западной цивилизации. Наши неплохо образованные сыны и дочери хотят покорить эту цивилизацию, стараясь быть ярче всех в этом потребительском, блестящем безумии.  Мы сегодня даже из своей религии сделали инструмент демонстрации собственного престижа. 
В невероятно сильном стремлении быть любой ценой значимыми, престижными,  наделенными особым  вниманием в болоте этой цивилизации разврата и растления (контрцивилизации), чеченцы не знают, не понимают, что гораздо престижнее и перспективнее быть самими собой, не лгать себе и Всевышнему, понять силу величайшего генетического кода Нохчалла, заложенного в себе. Не зная себя, своего прошлого и будущего, мы собираем все болезни гниющего в роскоши Запада.
 

**

       Мухдана вели на площадь, чтобы на виду у всего народа отрубить ему голову. Такое решение вынес шариатский суд, который возглавлял бывший начальник районного отделения КГБ Шок Хамлоев.  Когда СССР развалили, сотрудник вспомнил, что его дед был известным богословом и быстро поменял свою  ориентацию с чекистско-атеистической на демонстративно исламскую.
      А народ на площади – в основном безработная, обозленная нищетой и неустроенностью масса. 
      Мухдану однажды  Голос нашептал:
         «Эти горы – особое место. Бог никогда не оставлял их без внимания. Здесь никогда не прерывался процесс развития человеческого духа. Отсюда скоро начнется новое очищение всего человечества!»
       Безумец серьезно относился к своим «слуховым галлюцинациям». Он все больше убеждался, что это – вовсе не болезнь, а нечто иное.
       Мухдана схватили, связали, и вот теперь ведут по широкой улице на глазах у огромной толпы к эшафоту.
       «Нет предела Твоему терпению, о Бог! – шел и думал приговоренный, - председатель шариатского суда - тот самый начальник райотдела КГБ, который отравлял мне жизнь более десяти лет за мою набожность и любовь к истории своего народа. Теперь он утверждает, что является потомком какого-то знаменитого шейха!  Шейха–то того чекистская  империя имела по полной программе!  Внучика и на учебу в школу КГБ направляли из-за особых заслуг шейха-оборотня! И вот теперь все по новому кругу. Потомок оборотня теперь уже судит меня не от имени советской власти, а от имени шариата. Дьявольская спираль…
       …А теперь от меня требуют, чтобы я публично отрекся от  истины. От самой главной Истины в этой земной жизни!»
       - Почему ты назвал уважаемого  богослова волосатым ртом? – кричит судья, слюны вылетают из его золотого рта.
       - Потому что я не могу назвать его не только священнослужителем, мусульманином, но и человеком.
       - Почему же так?
       - Потому что он предал нашу святую веру, когда согласился стать семейным священнослужителем одного вора – фирмача.
       - Что ты подразумеваешь под «семейным священнослужителем»?
       - Это когда священнослужитель отпускает любые грехи вору и членам его семьи. Готов ноги им мыть, лишь бы платили. Волосатый рот, торгуя именем Аллаха, создает вору душевный комфорт, убеждает его в собственной безгрешности. За свою роль полпреда Бога он получает неплохие подарки. Кто же он после этого? Мусульманин? Человек? «Волосатый рот» - самое мягкое определение.
       - А кто наделил тебя правом так строго судить людей?
       - Аллах Всевышний, свят Он и велик!
       - Вот ведь как! И как же он тебе об этом сказал?
       - На самом совершенном языке во Вселенной -  на языке совести!
       Члены шариатского суда о чем-то недовольно перешептывались, Мухдан решил воспользоваться паузой:
       - Духовенство творит эти безобразия в то время, когда Иблис атакует нашу святую веру со всех сторон, пытается возбудить   против мусульман ненависть всей мировой общественности!  В мусульманских странах не дают погаснуть конфликтам, войнам! Ислам пытаются превратить в религию глупцов и террористов! Надо бы собраться вместе, любя и уважая друг друга, а мы враждуем, подозревая друг друга, кто больше схватил кусок от разваленного советского государства. С ума можно сойти от нашей необузданной алчности! Какие же мы мусульмане, если забываем о главном.
       - О чем же?
       - О том, что надо сперва становиться людьми! И лишь потом открывается возможность становиться мусульманами!
     Мухдан видел смеющиеся лица тех, которых он всю жизнь мечтал вылечить, спасти, но они теперь не только выкрикивали гневные слова, оскорбления, но начали швырять камнями, комьями грязи. Безумец понимал, что теперь уж точно прощения ему не будет и готовился к самому худшему. Но тут он проснулся…
 
**



Записки Безумца.

     Сучье племя…
     Оно есть среди любого народа. Это племя людей, которые не чувствуют себя теми, среди которых живут, враждебны к ним, и им доставляет удовольствие, когда народу плохо.
     Сучье племя не опасно, когда оно занято где-то на производстве, честно зааатывает свой хлеб. Честь им и слава. Но сучье племя, которое вайнахи называют нах боцу нах – нахи, которые не нахи, весьма опасны там, где решается судьба народа. В политике ли,  исторической науке, литературе, везде, где формируется национальное самосознание и национальное достоинство. Сучьему племени нисколько ни жалко, даже когда погибает народ, среди которого живет и чувствует свое инородство.
     Сучье племя не опасно для больших, многочисленных народов, которым не грозит ассимиляция. Большие народы сами их ассимилируют. Но оно смертельно опасно для малых народов, ибо вносит раздор, провокации, стравливает между собой. Скажем, чеченцев с ингушами.
     Если же представители сучьего племени попадают в руководство, так это вообще беда. Именем народа они способны наносить невероятные травмы.
     Сучье племя часто возвышала советская империя. К такому опыту, очевидно, присматривается и империя «демократическая».

**
 
       Мухдан узнал, что в Грозном начал работу опытный врач – психиатр, профессор по фамилии Алиев. Он решил пойти к нему, еще раз проконсультироваться, как много лет назад на отдыхе возле моря.  А вдруг он все же болен и  с этими размышлениями над вечными вопросами пора прекращать.
       - Ассалам Алайкум! – с громким приветствием вошел к доктору Мухдан, на вид еще крепкий, не сломленный, не сгорбленный никакими болезнями  мужчина.
       - Ваалайкум Салам! – стоя встретил врач пациента, - садись, пожалуйста, – указал на стул.
       - Как дела, как семья, что беспокоит? – начал пациент задавать вопросы врачу.
       - Спасибо, все нормально. А как у тебя? Как семья? Как здоровье?
       - Все в порядке, слава Аллаху.
       Оба замолчали. Стало тихо. Доктор внимательно рассматривал седую шевелюру пациента. В его огромных карих глазах он не видел ни страха, ни беспокойства, что обычно бывает у больных. Этот человек был, можно сказать, самым необычным из всех его грозненских пациентов.
       - Доктор, знаешь, почему я пришел?
       - Расскажи, узнаю.
       - Я пришел, чтобы ты ответил мне на один вопрос.
       - Какой же? – еще больше удивился психиатр.
       - Я давно хочу узнать: я сошел с ума, или с ума сошел весь мир?
       Алиеву настолько понравился этот вопрос, и он его так насмешил, что долго смеялся, не находя что сразу и ответить.
       - Когда кто-то сомневается, в здравом ли он уме, это признак того, что он здоров. Но постольку, поскольку ты сомневаешься, а человечество не сомневается, значит, с ума сошло человечество.  Так я думаю, ответил доктор шуткой, продолжая улыбаться.
       - Спасибо, что успокоил, - сказал пациент, потом представился: - Меня зовут Мухдан. А еще меня называют Безумцем. Это потому что я в юности однажды в дурдоме в Брагунах сидел.
       - Вот как. И как ты туда попал?
       - Долго рассказывать, доктор. Боюсь, надоем тебе. Все не так просто. Со мной с раннего детства происходят странные вещи. То я попадаю в места, которые обычные люди не видят, то отчетливо слышу чей-то голос. Одни говорят, что это – галлюцинации. Я сильно сомневаюсь…
       - И что же говорит тебе этот голос?
       - Разное всякое. В основном по части религии. Но мне нужен собеседник. Такой, как ты. Чтобы и с медицинской, и с иной позиции помог бы мне разобраться в себе.
       - А давай так сделаем, - предложил психиатр, - у меня своя методика, я никогда ни в чем не тороплю своих пациентов или тех, кто приходит за консультациями. Сегодня мы с тобой расстанемся, но если ты посчитаешь нужным и придешь ко мне еще раз, то ты мне будешь рассказывать свои сны. Ты запоминаешь сны?
     - Да, некоторые. И они очень странные. Их даже снами трудно называть.
     - Вот и договорились.

**   
 
     Мистическое мироощущение сформировало характер Мухдана. Он с невероятной лёгкостью относился ко всем жизненным проблемам. Он давно потерял ощущение страха, беспокойство, неуверенность, даже если месяцами жил без копейки в кармане в своём одиноком хуторе. Наслаждался своей волей, безмятежностью, всевозможными философскими прозрениями.   
     Мухдан осознавал, что в своих размышлениях достиг такого уровня, что ему не только на хуторе, но и во всём мире тесно, и что Бог вот-вот предоставит ему какую-то волшебную трибуну, с которой он, словно пророк, обратится ко всему человечеству и человечество рано или поздно его услышит. Поймёт, что его устами Бог сообщает не просто истину, а истину в качестве всеобщего спасения, перерождения. С этой истиной в человеческой истории начнётся отсчёт нового времени.
     Пациент хотел получить от доктора исчерпывающую консультацию. Но насколько он профессионален?  Поймет ли он, когда он будет  рассказывать сны выдуманные, и насколько общение с ним окажется полезным?
     А доктор Алиев не переставал думать о странном больном. Он почувствовал в нем какую-то особую одержимость. Только что это за одержимость  -  одержимость навязчивого состояния, бреда, или одержимость  какой-то на самом деле  открывшейся ему, по воле Всевышнего,  истиной?  Ведь одержимы были в свое время все пророки, которые  не признавались, преследовались, а иных публично избивали камнями, казнили.
     Профессор даже переживал, что Мухдан может больше не придти к нему на прием, жалел, что адрес не спросил. Но он пришел. Постучался в дверь, вежливо поздоровался.
     - Ну что, профессор, начнем с моих вчерашних снов, или о другом о чем-то поговорим? – спросил Безумец, усаживаясь на скамейку.
     - А о чем бы ты сам хотел мне рассказать? – вежливо спросил доктор, улыбаясь.
     - Ты меня в тот раз обрадовал, - улыбнулся Мухдан в ответ, -  сказал, что это не я, а весь мир – сумасшедший. Теперь я понимаю, почему не уживаюсь в этом мире.
     - Ну а жить надо, - уверенно сказал профессор, - жить надо вопреки всему и думать о том, как улучшить этот мир. Ну, какой сон ты мне сегодня расскажешь?
    - Рассказать, говоришь… Ну так слушай.  Вчера мне приснилась гора. А она не горой оказалась, а огромной  пирамидой, намного больше пирамиды Хеопса в Египте. Только заросла она густым лесом, стала рукотворной горой. Я долго бродил вокруг горы, было утро, а к полудню я нашел пещеру, которая оказалась входом внутрь горы. Я вошел, а там – громадная библиотека. Каких только книг там не было! Большие, с пожелтевшими страницами,  в переплете из коричневой кожи. Маленькие, в обложке, покрытой серебром и золотом. Были свитки, тексты, завернутые в трубочку. А главное – таблички. Глиняные таблички с иероглифическими письменами. Их было так много, они лежали на полках, а полки были один над другим под самую вершину горы!
     Седой старик, охранник библиотеки, сказал мне, что здесь – вся мудрость, все знания, явные и тайные, накопленные человечеством. И даже, сказал он, здесь есть письмена, оставленные свидетелями пришельцев с неба. Их звали анунахами. Нахами из Ана. Ана – это тот мир, откуда пришли нахи семнадцать тысячи лет назад по какому-то непонятному нам календарю.
     Ана была когда-то целой планетой. Сейчас там пояс астероидов. Ее сейчас ученые называют переставшей существовать двенадцатой планетой.
     Нахи, прилетевшие с Ана, положили на земле начало пророческому роду.  Со временем нахи забыли свою родословную. Но не все. Во многих говорит генная память. Все станет на место, когда люди войдут внутрь этого храма – зиккурата, который принимают за обычную гору.
     - А фараона внутри пирамиды ты не увидел? – спросил доктор, то ли шутя, то ли всерьез.
     - Нет, ответил Мухдан. – Предки нахов – шумеры, строили пирамиды не для фараонов, а для богов. Это позже египтяне стали приглашать шумерских мастеров на сооружение пирамид для себя. Фараоны захотели сами стать богами. Этот спор тянется по сей день. Судьбу человечества решит именно этот вопрос – кому верить и служить, Богу Всевышнему, или божкам земным, земным фараончикам. Многие предпочитают фараончиков, у них деньги. А у Бога небесного нет ничего, кроме голоса совести.
     Доктор, кажется, понял, что Мухдан ему вовсе не сон рассказывает. Но он захотел продолжить игру, предложенную пациентом.
     Ну, и что тебе еще рассказал тот древний библиотекарь?
     - Это была долгая, удивительная беседа. Я заходил в гору молодым человеком, а вышел оттуда зрелым мужиком.
     - Стало быть, ты, как буддийский монах, вышел оттуда просветленным?
     - Можешь считать и так. Во всяком случае, у меня теперь есть такая информация, от которой не сможет отмахнуться никто, никакая фараоновская собака!
     - Фараоновская собака? Это что за образ? – удивился доктор.
    - Фараоновские собаки – это те жалкие слуги фараонов, которые за похлебку соглашаются утверждать, что фараоны – боги, что нет других богов, кроме земных фараонов.
     -  Ты  серьезно думаешь, что такие собаки есть сегодня среди нас?
     - Они всегда были. Но их никогда не было среди нахов. Нахам опускаться не позволял внутренний генетический зов – Нохчалла. Но теперь на испачканной крови нахов созрели мутанты. Они уже в историческом споре между духом и золотом выбирают золото. Они – собаки фараонов. На словах утверждая, что они нахи, вайнахи, мусульмане, и даже совершая хаджи в Мекку, они думают только о деньгах. И легко продаются тем, у кого много денег. А много денег - у сатаны, у современных  фараонов.
     Доктор немного задумался, потом спросил:
     - Как ты думаешь, тот храм в горе – это реальность?
     - Я, когда вышел оттуда, повел туда людей. Наших профессоров, академиков. Они все увидели своими глазами. Но, выйдя оттуда, они сказали, что ничего этого нет. Что это – своего рода горный мираж.
     - А почему они это сказали?
      - А потому что они – слуги фараонов. Фараоны им платят деньги. Кроме того, фараоны позволяют им воровать бюджетные деньги, которые отпускаются как бы на развитие науки. Они делают бизнес на всем.   Они превратили наши республиканские вузы в коммерческие учреждения. Без взяток туда никто не поступит. Причем, взятки растут с каждым годом. Таким образом, специалистами становятся не одаренные дети, которые должны были им стать, а дебилы, отпрыски богатых родителей, таких же дебилов, сделавших состояние на бессовестии и бесчестии. Вот в чем погрязла наша научная интеллигенция, поэтому она уязвима. Каждого взяточника можно в любое время арестовать и посадить в тюрьму. Поэтому они панически трусливы.  А иные писаки, собаки фараонов, открыто продают историю своего народа фараончикам, рвущимся сюда с громадными деньгами. Но фараончиков сейчас называют не оккупантами, а инвесторами. А их собаки становятся самыми раскрученными писателями, учеными  и прочими деятелями.
      Задавили дух народа пустышками, которые они называют научными работами и художественными произведениями. Им так проще и удобнее. Ведь если они будут соглашаться, что мы – потомки пророков, им же студенты будут задавать неудобные вопросы. К примеру, раз чеченцы такие именитые, то почему вы, дорогие наставники и покровители наши с ярлыками профессоров и академиков, такие мелкие, алчные, голодные? Откуда вы такие взялись?
      Доктор слушал, затаив дыхание. А Мухдан продолжал:
     - А еще я видел сон…
     - Рассказывай.   
     -  Человек еще держался на воде, и не знал, что скоро утонет. Не знал, что берег слишком крутой, и он сам на него никогда не выберется. А на берегу отдыхали люди. Ели, пили, веселились.  Кто-то увидел утопающего,  и бросил в воду яблоко. Еще кто-то кинул банан. Ребенок бросил мороженое. Кто-то засмеялся, кто-то сказал: «бедненький»…
     Кто-то  побежал, нашел где-то и бросил в море спасательный круг. Тогда тонущий сообразил, что может утонуть, зацепился за спасательный круг и начал экономить силы.
     А бросивший круг  уже побежал за шлюпкой. Вытащил утопающего, обогрел, накормил и вернул к жизни.
     Тонущий оказался принцем.
    Быстро нашлись те, кто бросали ему яблоко, мороженое, банан. А тот, кто вытащил его из воды, оставался в стороне.
     И принц скоро начал рассказывать, что он непременно утонул бы, если бы не яблоко, банан и мороженое.
     Проснувшись, я задумался: что же означал этот сон? И догадался:  тонувший – это наш народ в его многовековой истории.  А спасители – как всегда в безвестности. На поверхности всегда мелькают какие-то «великие» разбойники, шейхи, имамы, писатели, генералы…  Вот так всегда пишут историю несвободных народов. Тонущих народов.
      - Ладно, - сказал доктор, вздохнув, - на сегодня хватит, мне надо все обдумать.  Следующий сеанс проведем завтра.
 

     Из записок Безумца

      Развиться, подняться к своим истокам раскалываемый всеми, кому не лень, Ислам не может начать в современном арабском мире.  Потому что здесь не разберешь -  кто подлинный мусульманский богослов, а кто  его враг - еврей, мимикрирующий под того же богослова, разлагающий дух, философию Ислама изнутри.  Поэтому арабский мир расколот и не способен объединить исламскую умму в самый драматический период, когда в противостоянии с западной идеологией разврата и растления решается его судьба.
     Мудрая философия Ислама получит новое развитие на Кавказе, когда   здесь обнаружат и разоблачат провокаторов, пытающихся  превратить Ислам в служанку грязного капитала и амбициозных политиков, а суть веры заменить демонстративным обрядоверием, суеверием, неоязычеством.
    Решающее слово по возрождению изначального Ислама - за Ноевым народом – нохчи, который Всевышний веками испытывает всевозможными бедами и страданиями, но который не сник, не покорился, не потерял достоинства, наоборот, окреп как никогда, возвысился, следуя генетическому зову из глубин тысячалетий.
     Начинается новая эра человечества – эра возвращенного изначального единобожия и окончательного торжества исламской уммы. Эра тариката Нохчалла - завета пророка Нохи!
 
 

**

      - Ну, и что ты на этот раз мне расскажешь? – спросил доктор Алиев, по-прежнему веживый, добрый, улыбающийся, как только ответил на приветствие Мухдана и усадил его напротив себя.
      - Я часто вижу во сне, как надо мной вершат суд, - спокойно ответил Мухдан.
      - Суд? Какой?
      - Шариатский.
      - Понятно.
       - В последний раз меня допрашивали:  «Ты утверждал, что не боишься Бога»?  -  «Зачем же мне Его бояться, - отвечал я, -  если я Его люблю больше, чем самого себя, если я готов к любым мукам, готов вечно гореть в огне, если Ему это нужно; если я вообще ничего не мыслю вокруг себя без Всемогущего Аллаха и без постоянных размышлений о Нем?»  -  «Ты говорил, что ты - не раб Аллаха?» – спрашивали меня. «Я не могу быть рабом Аллаха, если частица Аллаха в моей душе и моем сердце! - отвечал я. - Аллах не хочет, чтобы я был Его слепым рабом. Поэтому Он дал мне разум, чтобы я мыслил, и дал мне совесть, чтобы я был с Ним в постоянном диалоге».  «Ты все выдумываешь! Ты говоришь то, что не написано в Коране и чего нет в суннах!» - кричали на меня. Я отвечал, что в священном Коране и суннах не написано как делать жижиг-галниш или варить борщ, но там сказано, что человек должен думать о ближнем, накормить голодного, обогреть сироту.  Как он это будет делать – приготовит для голодных яичницу или заставит жену испечь для сирот пирожки – это дело самого верущего. Главное в Исламе – «творить благое». А что такое «благое» – это  тебе подсказывает твоя совесть.
      Всего в священных Писаниях верующим не пропишешь. Да и надобности нет. Аллах ведь создал человека свободным и разумным. Человеку дано мыслить, стремиться вперед, ввысь, а вы его все время тянете назад в средневековое стойло, - отвечал я, - боитесь, что вы лишитесь монополии на эксплуатацию религиозных чувств людей, на свои особые доверительные отношения с Богом, которого вы приватизировали и получаете от своей «святости» нетрудовые доходы, как правильно говорили в советские времена. Оставьте людей в покое наедине со  своей совестью и разумом, и тогда Ислам покорит мир.
      Сейчас людей, особенно молодежь, отпугивают от Ислама ваши волосатые рты и примитивные догмы, которые давно стали банальностью. Вы не выдержите исторический спор с Иблисом, если на ваших лицах не появятся улыбки, а людям не скажете, что Аллах в диалоге с каждым из них на языке совести»!
       Шариатский суд вынес вердикт: «Пусть всенародно признается, что обманывает людей, что никакого голоса Бога я не слышу, никогда не слышал и слышать не могу. В противном случае всенародно отрубить мне голову!»
       Некоторые члены суда возражали: «Он ведь безумец, в психушках лечился, может, оставить его без внимания, пускай себе болтает…»  Другие настаивали: «У этого человека дьявольский ум! Люди ему верят! Если дальше так продолжится, он поставит под сомнение всю нашу святую веру!»
       Меня схватили, связали и вели по широкой улице на площадь. Я такое часто вижу.
       - Так тебе и надо, безбожник несчастный! Ты что, умнее всех? С Богом он разговаривает! Станет он общаться с таким придурком! – кричал кто-то в толпе.
       - Всю жизнь он лез не в свои дела. Он из нашего села. Наконец-то нас избавят от этого шарлатана! – радовался еще кто-то.
       - От такой дурной головы лучше избавляться, чем носить его во вред себе и людям!
       - «Ха-ха-ха-ха…» - дружным хохотом ответила толпа на эту реплику, высказанную кем-то хриплым пропитым голосом.
      -  «Почему люди так злы? – думал я, - неужели они всегда такими были, а я просто не замечал? Неужели боялись  высказать открыто, что обо мне думали, а теперь, видя мою обреченность, осмелели? Что же я им сделал плохого? Разве не беспокойство по поводу несправедливого отношения к ним со стороны власти определило мою странную судьбу? Почему же люди сегодня, когда мне особенно нужна их поддержка, так не справедливы?»
       Не видел я в глазах толпы ни жалости, не сострадания.
       - Люди, что же я вам сделал плохого? – не выдержал и крикнул я в толпу.
       - А что ты сделал хорошего, придурок? – быстро ответили мне.
       - Безбожник! Будь ты проклят! Скоро Аллах сам тебе покажет, есть Он или нет! – крикнул еще кто-то.
       «Ах, вот оно что! Эти мерзавцы у власти и эти прихвостни от духовенства заранее обработали толпу. Они внушили им, что я не верую в Аллаха, богохульствую… ну, тогда кое-что проясняется…  Но односельчане мои! Они ведь знали, что я еще при советах и КГБ был самым верующим человеком в селе, с пионерского возраста ни один намаз или пост не пропускал, а будучи комсомольцем, взялся восстанавливать самую древнюю в Чечено – Ингушетии мечеть, что в Макажое, за что был гоним. Помогла справка из психбольницы. Чего же они-то молчат и даже радуются, что избавляются от меня?» - думал я. Вот такой сон...
      - Мухдан, скажи честно, ты ведь сны выдумываешь? Ты пришел ко мне не как к психиатру, а как к психоаналитику, чтобы разобраться в себе? – улыбаясь, по-доброму спросил доктор.
     - Я их слегка приукрашиваю, - сознался пациент, - ведь все, как было, не запомнишь…
     - Вот что я тебе скажу, - сказал доктор. – Прежде всего ты – честный человек перед Всевышним и перед своей совестью. И это – главное. Но вот какая штука. Чрезмерная честность сегодня в психиатрии, по мнению отдельных авторов, отнесена к психическому расстройству. Даже диагноз такой определен – воспаленное чувство справедливости. Словом, в сегодняшнем диком рыночном мире больше востребованы люди циничные, безжалостные, жестокие. Эдакие роботы – прагматы. И достоинство человека определяется по толщине его кошелька, а не потому, сколько в нем порядочности, честности, гуманности, благородства. Последних все больше относят к категории неудачников. Вот такова реальность.
     - И что, это уже навсегда? – спросил Мухдан.
     - Не думаю. Общество, говорят философы, развивается спиралеобразно. Духовность вернется, но на более высоком уровне. Скоро весь мир убедится, что рынок – это не всеобщее благо. Хотя бы потому, что законы рынка позволяют торговать буквально всем. А когда все продается и покупается – то это страшно. У такого общества нет будущего.
     - Доктор, если в двух словах, я нормальный человек?
     - Понятие «нормальный» меняется вместе с меняющимся миром. С точки зрения жестокого, циничного рыночного мира – нет. А вот с точки зрения божественной нравственности и заветов наших пророков – абсолютно нормальный.
     - Значит, священнослужители, которые приспособились к законам рынка…
     - Ты абсолютно прав, - не дал доктор договорить, - они служат Иблису, а не Богу.
     - Если я когда ни будь обнародую свои беседы с Богом…
     - Всевышний тебе судья. И время, которое рано или поздно все расставит по своим местам. А по поводу своего здоровья можешь не переживать. Ты абсолютно нормальный человек. Но время таких, как ты – впереди. И тебе никто не вправе мешать. Особенно те, кто считает себя служителями Бога.
     - Мне кажется, доктор, что ты сейчас сказал очень нужные мне слова. Спасибо тебе.
     - Спасибо тебе за твою чистую душу. И еще за то, что поверил мне.
     Они расстались, улыбаясь друг другу.
 
 

**

      Пока щла война, все вроде было понятно. Вот оккупанты, вот их приспешники, присосавшиеся к их кормушкам, вот ополченцы, сплотившиеся в Народную Освободительскую Армию, вот несчастный народ, страдающий от них всех. До войны тоже все как будто  было понятно. Вот халявщики, набросившиеся на народное добро под видом борьбы за свободу народа.  Вот–вот верблюжье молоко должно было потечь из кранов, да русские сантехники подвели. Уехали, сволочи, чтобы не обслуживать молокопровод, а чеченам  гордость не позволяет копаться в канализационных вонючках. Вот коммуно - чекистская  партноменклатурная оппозиция. Жаждет реванша. А вот опять народ, лишенный зарплаты и пенсий, вечно страдающий от безработицы,от неустроенности.
     А вот теперь, после войны, ничего не понятно. Вроде бы победили. Да еще как! Такую громадную армию выдворили за пределы Ичкерии! Невиданная в истории человечества победа горсточки смельчаков над многомиллионной армией, вооруженной по последнему стову науки и техники.  А что-то не так. Не спокойно. Даже тревожно. Почему? Кто виноват? Что делать?
     Такие мрачные мысли вертелись в голове у Мухдана. Думал он над этими загадками и той ночью перед тем, как заснуть.
     И вот Безумец видит сон.
     Оазис посреди пустыни. Заброшенный колодец, одинокий верблюд возле колодца, философски разглядывающий бескрайний горизонт.
     В колодце нет воды. Там на дне какой-то чудак что-то упорно ищет, выбрасывая из колодца всякий мусор: камни, куски глиняных горшков, кости давно умерших животных, рога, копыта…
     – Ты кто, мужик, что ты там делаешь? – крикнул ему Безумец, случайно оказавшийся здесь.
     – Я купец, – кричал мужик со дна колодца. -  Когда-то, проходя мимо этого колодца с караваном, я уронил сюда золотой динар. Вот его я и ищу, - ответил мужик.
     Когда Мухдану снились вещие сны, он тут же просыпался в большом волнении. Вот и сейчас он быстро проснулся и тут же начал размышлять: что бы это значило? Думал – думал, и, наконец,  догадался!
     «Все понятно. Я ведь, засыпая, думал над тем, что же, в конце концов, происходит с нашим народом, с нашим государством. А вот ответ. Точнее, метод, как искать истину. Его надо искать таким же образом, как тот купец искал золотой динар: попробовать определить всех виновников в наших несчастьях. И тогда отыщется истина, затерявшаяся среди многих событий, явлений, действий, мнений, мусора хаоса…»
     Мухдан почувствовал, что хлама будет много, поэтому начал все записывать в тетрадь:
     – Те госчиновники, которые воровали при советской власти и не хотели потерять такую возможность, поэтому упорно сопротивлялись нормальному реформированию общества, злобно сопротивлялись гибели коррумпированной коммунистической системы.
     – Те, кто воспользовались возможностью мстить существующей власти и призвали народ к восстанию, не имея для этого никакой просчитанной программы, кроме пустого популизма.
     – Те, кого устраивал любой хаос, чтобы открыто грабить, воровать, насиловать.
     – Те, кто остро захотели реванша, восстановления своей власти и не погнушались выпросить у России танки и деньги, чтобы пойти на свой народ войной.
     – Те, кто окружили президента, чтобы воровать национальные природные ресурсы. Вывозили из республики нефть и нефтепродукты,  лес, технику, транспорт, станки, оборудование, все что угодно, и доход клали в собственные карманы, а не в бюджет независимого государства.
     – Те, кто грабил банки, заводы, фабрики, государственные организации, колхозы, совхозы, товарные базы, склады, нисколько не задумывались над тем, что все это воруется у своего же народа.
     – Новые чеченские чиновники, как правило, неспециалисты и без всякой морали, которые кинулись на «доходные места» в фискальные ведомства (милицию, налоговые, прочие контрольные службы), но  не для того, чтобы навести порядок, или пополнить госказну, а чтобы набить собственные карманы. Подобные деятели пристроились во всех структурах государственной службы и воровали, грабили открыто и цинично, не веря ни в какой суверенитет и свободу.
     – Откровенно тупая часть населения, которая дала себя обмануть на популистских лозунгах и пустых декларациях, не понимая, что в большой политике прямых и простых путей не бывает.
     – Те, кто ради достижения власти над душами людей и завоевания ложного авторитета эксплуатировали религию, раскалывали народ на «правильных» и «неправильных» мусульман.
     – Те, кто с оружием в руках по воровским законам разделили на сферы влияния послевоенную Ичкерию, его нефтедобычу, и кормятся на беззащитности населения, нисколько не волнуясь за бюджет и экономическую состоятельность   независимости республики.
     – Те, кто под видом представителей и послов Ичкерии разъехались по всем странам мира и разбазаривают государственные средства в шикарных отелях и ресторанах.
     – Те, кто выпрашивают у заграничных государств гуманитарную помощь якобы для страдающих или пострадавших от войны людей (чаще всего детей) и кладут эти средства в собственные карманы.
     – Те, кто, пользуясь слабостью государства, занимаются похищением людей, требуя за них выкуп.
     - Те, кто занимается «приватизацией» народного добра, включая здания, помещения, земельные участки. Дикий грабеж буквально всего, начиная от электропроводов и крышек канализационных люков, кончая целыми заводами и предприятиями.
     – Те, кто могли бы помогать, подсказывать прагматическую политику, обеспечить республике экономический и социально-политический успех, но не хотят служить непрофесиональной временной власти.
     – Новые чеченские капиталисты,  успешно работающее на российском и международном рынке, предпочитающие держаться подальше от проблем Ичкерии, лишь бы им самим было хорошо.

     Таким образом, перебрав всех, Безумец пришел к неожиданному результату: а где же безвинные, среди которых можно искать правду? Куда они подевались? Ведь остались, как говорят в таких случаях, только женщины, старики, инвалиды, и дети? Выходит, чеченцы обречены?
      Весь день ходил Мухдан хмурый, «Интересно, нашел ли тот купец свой золотой динар?» – вспомнил он ближе к вечеру про сон.
     И вот в следующую ночь во сне он вновь оказался у колодца. Сидит купец на дне сухого колодца и плачет. Ни камней, ни глиняных черепков, ни костей, ни золотой монеты.
     – Чего ты плачешь, купец, не нашел свой динар? - спросил Мухдан.
     – Расскажу я тебе правду, - говорит купец, - может,  полегчает на душе.   
     И поведал такую историю.
      «На этом месте раньше не было ни колодца, ни оазиса вокруг него.  Здесь, как правило, кончались припасы воды, и многие путники  со своими караванами погибали. Но вот Всевышний смилостивился и сообщил одному путнику, умирающему здесь от жажды : «Вырой колодец и там появится вода. Но каждый, кто напьется и напоит водой своих верблюдов, должен бросить в колодец хоть небольшую сумму денег, кто сколько сможет. Эти деньги будут доставаться тем, кто будет расчищать колодец, и таким образом колодец вечно будет служить людям и их верблюдам, утоляя жажду, спасая им жизнь».
     Все знали это условие, все пользовались водой в колодце, но никто денег туда не бросал. Даже вот я, который искал здесь золотой динар, никогда сюда денег не бросал. Я надеялся отыскать чужие деньги. Вот так людская жадность погубила этот чудесный колодец. Виноваты в этом мы, люди, включая и меня».
     Проснулся Мухдан весь помудревший. «Все понятно. Виноватые мы все. Все мы воруем, лжем, лицемерим, малодушничаем. В колодец республики ничего не бросаем. Откуда взяться верблюжьему молоку, когда мы верблюдов даже водой напоить не сможем из высохшего колодца? Потекло бы молоко, и ржавые краники, закрученные пьяным сантехником Ваней, заменили бы на золотые и серебренные, если бы, грабя, хоть что-то возвращали республике. Не любим мы свою Ичкерию. Не верим в нее.  И поэтому непременно её потеряем»

**


Из записок Безумца:

     Я – суфий.
     Потому что моя Вера – выше всяких религиозных догм и предрассудков.
     Потому что я верю в истинного Бога, который не разделяет,  не ссорит людей, а объединяет и мирит.
     Потому что мой Бог не под роскошными куполами из золота, а в моей душе, в моем сердце, в моем разуме, в моей совести.
     Потому что моему Богу не нужны блеск и мишура, а нужна обычная  человеческая справедливость и доброта, нужна забота о тех, кто в этой заботе нуждаются, будь это слабые, больные или безработные.
     Потому что мой Бог презирает алчность, роскошь, желание одних возвыситься над другими своими материальными, часто неправедно добытыми богатствами.
     Потому что я смог подавить в себе собственное «Я», которое у суфиев называется нафс, и тем самым смог оторваться от земного, чтобы приблизиться к Всевышнему Аллаху, свят Он и велик.
     Потому что я знаю священный Коран не из чужих уст, чужих толкований и рассуждений. Не от сегодняшних  тупых, продажных волосатых ртов, претендующих на роль посредников между Богом и человеком, а из прямого диалога с Богом на языке собственного разума и  собственной  совести.
     Потому что всю свою сознательную жизнь считаю тарикатом к Всевышнему Аллаху, свят Он  велик, и тарикат (путь) мой начинается из самых истоков всех мировых религий единобожия, от самого первого послепотопного пророка – Нохи, мир ему. И этот тарикат в духе великого суфийского эвлия Кунта-Хаджи Кишиева.
     Потому что я предстану перед Всевышним в Судный День с чистой совестью и только Он, Всевышний, знает почему.
     Потому что Бог, наделив нас разумом  совестью, на самом деле сотворил нас единомышленниками, соавторами величайшего земного проекта, а не ничтожными существами, безвольными рабами.
     Потому что никто никогда не предложит ничего более реального, более примиряющего, более близкое к научному сближению и объединению всех мировых религий, чем возвращение к самому истоку монотеизма – к НОХЧАЛЛА.
 
 **

      Генерал Мельников Анатолий Иванович сопровождал Президента Ельцина в аэропорту Шереметьево. Они встречали Президента США Буша, который летел, чтобы поддержать своего коллегу накануне очередных президентских выборов. Вчера вечером Анатолий Иванович во время игры в бильярд позволил себе дать совет Президенту, хотя прекрасно понимал, что он ему не понравится:
       - Борис Николаевич, нам бы лучше остановить войну в Чечне, перестать убивать там людей, губить своих солдат. Это Вам больше помогло бы на выборах, чем дружба с американским президентом. Русский народ не принимает эту братоубийственную глупую войну.
     - А ты меня не учи! – рявкнул Ельцин, - Чеченов надо наказать, и мы их накажем, чтобы другим неповадно было идти против меня!
     - Надо же было их выслушать, прежде чем начать с ними войну, – не стерпел генерал. – Оказывается, Дудаев восемь раз обращался к руководителю нашей администрации, чтобы Вы приняли его с весьма приемлемыми для нас предложениями. И все восемь раз Филатов это скрыл  от Вас. Докладывал избирательно только то, что Вам не понравится, чтобы разозлить Вас.
     - Откуда тебе это известно? – удивился Борис Николаевич, выпрямившись и нервно сжимая в руках кий.
    - Ваш Глава сам об этом болтал, хвастаясь. А потом я сам это в документах обнаружил.
    - Странно. Я разберусь - заявил президент.
    - Войну за Вашей спиной давно готовили. Для этого чеченцам из армейских складов СССР оставили эшелоны стрелкового оружия, сотни единиц танков, ракетных установок, самолеты. Те, кто готовили эту провокацию на этом не успокоятся, они втянут в войну весь Кавказ, весь  юг России. Надо бы остановиться, пока не поздно, - продолжал генерал.
      Ельцин долго молчал, тяжело дыша, грузно прохаживаясь вокруг стола, очевидно, обдумывая сказанное Мельниковым. Потом решил закончить разговор на эту тему:
     - Не лезь не в свои дела!
      Через минуту Генералу  позвонили на мобильник:
       - Анатолий Иванович, разрешите доложить, у нас ЧП  -  Генерал узнал голос своего заместителя.
       - Что за «ЧП»? Говорите яснее! – крикнул генерал. 
       - Задержали чеченца у Спасских ворот. Террориста. Он рвался в Кремль.
       - У Спасских ворот? Он что, взорвать их хотел?
       - Нет, но рвался к Президенту.
      - Рвался со взрывчаткой, с оружием? – не понимал генерал.
      - Нет, не было у него взрывчатки и оружия с собой…
      - А теракт? Он что, кулаками хотел его совершить? – начал злиться Мельников.
      - Не знаю… то есть, взрывчатка могла быть спрятана, или у него могли быть сообщники. Кто их знает… - голос заместителя все больше становился неуверенным. – Да, еще. У арестованного в кармане нашли справку из психбольницы.
      - Кто-нибудь в курсе о происшествии?
      - Не знаю… впрочем, из ФСБ только что звонили. Им кто-то сообщил.
      - Детский сад! – заключил Мельников. - Не отдавайте арестованного никому, я буду через полчаса.
     О происшедшем Президенту Мельников не доложил. Чувствовал, что здесь что-то не так. Решил сперва разобраться.

       Задержанного привели в наручниках в  комнату дежурного офицера.  За столом сидел сам генерал Мельников.
       - Кто такой? – спросил генерал арестанта, с виду солидного, интеллигентного человека с седой потрепанной шевелюрой.
       - Сайдумов Мухдан Умарович, чеченец. Мне необходимо поговорить с Президентом. Это очень важно.
       - Вы пришли к Президенту России со справкой из психбольницы? – задумал генерал решить проблему сразу.
       - Справка из психбольницы – самая верная бумага, чтобы уцелеть в наше сумасшедшее время, -  спокойно ответил Мухдан и генерал понял, что перед ним не безнадежно больной человек.
       - Хорошо, - успокоился генерал, показал на стул, чтобы арестант мог присесть. -  В таком случае, если у Вас с мозгами все в порядке, почему Вы не обратились в приемную Президента? Там бы взяли у Вас заявление, выслушали бы Вас.
       - Там меня выслушал бы в лучшем случае какой-то дежурный клерк, а мое заявление тут же выбросил бы в корзину. А теперь со мной беседует сам начальник службы охраны Президента генерал Мельников.
        - И что же Вы хотите сказать Президенту? – поинтересовался генерал после небольшой паузы.
        - Если Вам интересно, могу рассказать. Но Вы сможете потом организовать мне встречу с Ельциным?
        - Не обещаю. Но послушать Вас мне интересно. Если что-то стоящее, Президенту будет доложено. Это я Вам обещаю.
        - Спасибо. Большего я и не ожидал, - признался Сайдумов. – Но мой рассказ не будет коротким, потому что слишком много у чеченцев не высказанного и не выслушанного за этими высокими стенами. От этого все наши беды. И ваши, и наши.
         - Я готов Вас слушать, - согласился генерал, доставая из бокового кармана пиджака сигареты. – Вы курите?
         - Нет, спасибо.
         - А мне позволите?
         - Ради Бога.
         Мухдан в самом деле начал издалека. Из такого далека, что генерал даже не  представлял себе, что такое далеко реально существовало.
       - Чеченцы, ингуши, да и все кавказцы очень самобытны, - начал Сайдумов, внимательно заглядывая в глаза генералу, словно желая его загипнотизировать,  –  не зная их историю, уходящую в глубь древнейшей шумерской цивилизации, в Месопотамию, не зная их жизненную философию, менталитет, империя никогда не достигнет на Кавказе желаемого мира и согласия. Вы опять там наломаете дров.
        - Вы хотите сказать, что Россия опять готовится напасть  на несчастную Чечню? Хотите, чтобы Россия признала вашу республику в качестве субъекта международного права? – торопил генерал, хотя только что обещал внимательно выслушать до конца.
        Мухдан не сразу ответил. 
        - Нет, Анатолий Иванович, все не так просто, - мягко улыбнулся Мухдан, - я хочу сказать, что надо в корне поменять политику Кремля по отношению  к Чечне. Там все-таки не безумцы. И Масхадов не безумец. Ему нужно помочь выпутаться из ситуации. А я подозреваю, что какие-то силы отсюда опять готовят масштабную провокацию. Поверьте мне, с сепаратистами можно договориться. Их отсюда, из Москвы, кто-то очень мастерски и коварно втянул в этот конфликт. Это – управляемый из Москвы конфликт! 
       Генерал молчал. А Сайдумов продолжил:
       - Когда во время недавней войны город Шали объявил себя зоной мира и не пустил в город ни одного сепаратиста и ополченца, развесил везде белые флаги, именно на рынок и роддом Шали были направлены ракеты класса «земля – земля»! Сотни убитых на месте детей, стариков, женщин! Что это? Как это объяснить? Об этом Президент Ельцин знает, или все делается за его спиной?
       Генерал по-прежнему молчал. Мухдан, видя, что ему интересно, опять продолжил свой рассказ:
       До начала этой войны у Дудаева практически не было сторонников, кроме незначительного числа из руководства, которое грело руки на бесхозном добре. Над его выходками, над ним,  все  смеялись, как над шутом. Чеченцы не глупый народ и они прекрасно всегда понимали и понимают, где реальная, прагматическая политика, а где авантюризм.   На очередных выборах они готовы были отдать свои голоса за более трезвого руководителя, и именно этого испугались здесь в Москве, потому что в этом случае обнажилась бы все подноготная всех авантюр через Грозненский аэропорт! Всех грязных операций с нефтью, которые проводила команда Черномырдина в тайном сговоре с Дудаевым. Ведь все эти четыре года, как Чечня якобы отделилась от России, закачка в республику российской нефти не прекращалась! Президент знал об этом?
      - Возможно, многое от него скрывали, - согласился генерал.
      - Я тоже так думаю. – оживился Мухдан еще больше, - Надо все это ему объяснить и помочь нашей республике обрести максимальную свободу в составе России, примерно так, как в Татарстане.  Большинство населения – за это. А вместо этого здесь, по всей видимости, готовят новую резню. Нельзя этого допускать!  Вторая война будет очень долгой, изнуряющей и кровавой, если начнется. Убежден, что кто-то ожидает именно такого развития событий…
       Слушая арестанта, Мельникову действительно начали проясняться многие странности, связанные с этой маленькой южной республикой. С Мухданом своими мыслями он, разумеется, не делился, просто не имел права, но чувствовал, что так дальше продолжаться не может. Нельзя эту проблему и дальше пускать на самотек, на усмотрение сомнительных людишек, которые, по сути, явно и цинично грабят великую страну, отвлекая внимание обывателей на «чеченских бандитов» да и на всех «лиц кавказской национальности»…  Кто-то явно ловит жирную рыбу в мутной воде…
       - А теперь, если интересно, я расскажу Вам, почему провокаторам удалось дестабилизировать обстановку в Чечне.
       - Рассказывайте, я слушаю Вас, - сказал генерал и что-то шепнул офицеру, подозвав его к себе. Офицер тут же снял с Мухдана наручники.
       - Безработица. Та самая безработица, которая возникла с 1957 года, когда чеченцы начали возвращаться домой из тринадцатилетней ссылки в Казахстан и Киргизию, - начал Безумец свой рассказ. – Но началась трагедии все-таки немного раньше, в середине тридцатых годов, когда большое количество семей горцев было сослано в Сибирь и Казахстан во время кампании по раскулачиванию. Беглые кулаки и их семьи прятались в лесах, горах, не имея возможности возвращаться в свои аулы, а с началом Великой Отечественной войны всех их местное НКВД записало в политбандиты, будто они симпатизировали Гитлеру и жаждали победы фашистов. Все это и послужило формальным поводом нашей преступной депортации, хотя Чечено-Ингушетия не была оккупирована и быть предателями, как в Западной Украине, чеченцы просто не могли.
     - Логично, - согласился генерал. Мухдан продолджил:
     - Возвращающихся из тринадцатилетней ссылки чеченцев и ингушей тогда в горы не пустили. Шаройский, Чеберлойский, Галанчожский, Галашкинский и другие высокогорные районы просто не восстановили. Не пустили  туда, где они вечно занимались в основном животноводством. Задержали на равнине. Смельчаков, которые пробирались в горы и пытались возрождать хутора, отлавливали и заточали в тюрьмы, а постройки уничтожали бульдозерами. Села на равнине расширялись, но в города не превращались, потому что не развивали промышленность. В этом случае вырос бы рабочий класс из вайнахов, а вместе с ним и количество коммунистов из числа чеченцев и  ингушей.  Если бы вайнахов-коммунистов стало больше коммунистов русскоязычных, пришлось бы отдать им руководящие посты в республике, а этого шовинистический Кремль не хотел. В такой ситуации чеченцам и ингушам ничего больше не оставалось, как освоить технологию отхожего промысла. Более трети населения кормило себя за счет сезонных заработков на стороне. Благо, тогда существовала правительственная программа «Сельское строительство», согласно которой колхозам и совхозам СССР возвращались из центрального бюджета деньги, на которые строились объекты производственного и социального развития на селе.
      Мельников внимательно слушал, а Сайдумов живо продолжал, видя, что его рассказ генерала заинтересовал.
      - В начале девяностых годов в связи с переходом на рыночные отношения данную программу свернули. Функции Госплана СССР были урезаны, а позже этот главный плановый институт страны вообще был упразднен. Более трехсот тысячи здоровенных людей, лишившись возможности кормить свои семьи привычными заработками на стороне, остались в республике, голодные и обозленные. Вот они и стали невольно сторонниками Дудаева и его голодного окружения. Ведь известно, что утопающий за соломинку хватается. – Подождав немного, продолжил:
     - Но очень скоро и эта категория людей разочаровалась в политике дудаевцев.  Затем в игру вступили другие силы и другие интересы, о которых я Вам говорил…
      - Мне кажется, что Вы верно рассуждаете, - согласился Мельников, встав из-за стола и расхаживаясь по комнате. – Более того, я уверен, что в случившемся нет вины чеченского народа. Просто вашу ситуацию грамотно использовал те, кто развалили нашу страну и теперь хотят расправиться с Россией.  Можете быть уверенными, я побеседую с Президентом и это будет лучше, чем к нему на прием попадете Вы. Я ведь здесь лучше знаю наши внутренние порядки.
      - Да, да, конечно! – быстро, с удовольствием согласился арестант. – Я считаю, что мне просто повезло, даже если вы меня в тюрьму посадите!
      - Сажать тебя в тюрьму никто не собирается, - ответил генерал, переходя по-приятельски на «ты». У тебя есть где пожить в Москве? Ты ведь приехал из Грозного, насколько я понимаю?
      - Да, есть. У меня здесь родственники, - соврал Безумец.
      - Вот тебе моя визитка. Позвонишь, если будет необходимость. Не штурмуй больше ворота Кремля. Не солидно все-таки. Оставь мне свои координаты. Сейчас тебя отвезут, куда скажешь.
      Генерал  поручил офицеру проводить арестанта до выхода, вернув ему документы, вещи. Мухдан направился к двери, но вдруг остановился.
     - Что-нибудь еще? – спросил Мельников.
     - Не могу не спросить, Анатолий Иванович.
     - Спрашивай, я слушаю.
     - Анатолий Иванович, кто Россию губит?
     Возникла пауза. Сайдумов продолжил:
     - Ведь вымирает Россия. Что с молодежью делают! Ее ведь откровенно совращают, спаивают, превращают в бесполых существ, в наркоманов…
     Мельников молчал, не зная, как лучше и коротко ответить. Мухдан продолжил:
     - С Чечней нет проблем, Анатолий Иванович. Даже если уничтожат половину населения, что происходит не впервые, чеченцы оживут и возродятся, потому что там знают, во имя чего живут и как надо жить в ладу со своей совестью и честью. В нашей крови фантастическая сила, называемая Нохчалла.  Может, мы сможем вам помочь, генерал, поделиться с вами?
     - Потом обсудим, - ответил генерал. Думаю, что мы с тобой еще встретимся.
     - Еще один вопрос. Личного плана. Скажите, Анатолий Иванович, возможно ли, чтобы в России были тайные, закрытые тюрьмы, или могут ли в тюрьмах тайно содержаться люди, чтобы они оттуда не могли связываться со своими родными?
     - У тебя кто-то без вести пропал? – догадался генерал.
     - Да. Единственный сын. Студент. Он три с половиной года назад в автобусе возвращался с Грозного в аул. По дороге сняли военные.
     - Понимаю. Таких тюрем нет. Но некоторые федеральные подразделения чинили произвол. Поэтому боюсь…
     - Понятно. Спасибо.
       Мухдан вернулся и от души пожал на прощание большую, теплую руку кремлевского генерала.

**

     Мухдан не переставал думать о своем пропавшем  сыне Нохе никогда. Он вспоминал где-то услышанную мудрость: нельзя слишком сильно привязываться ни к чему и ни к кому, чтобы, потеряв, не почувствовать конец жизни.  Мухдан жил теперь с главной целью в жизни: по возможности предотвратить других от подобных несчастий. Сделать так, если возможно, чтобы его вселенская боль облегчила возможную боль других людей, которая неизбежна при войнах, провокациях, других народных катаклизмах.
     Иногда, чтобы немного облегчить боль, он переносил свои мысли и переживания в тетради.

Из записок Безумца:
           В этом мире нет ничего невыносимее, чем потеря родного человека. 
     Смерть человека, тело которого можно положить в землю, в которую и сам в свое время ляжешь – не самое тяжкое испытание. Самое тяжкое испытание – потеря родного человека, тем более потеря невинного, абсолютно чистого, как ангел, человека. Почему Всевышний посылает такие муки? Вот что я об этом думаю.
     Человек, его разум и совесть прозревают и закаляются не от легкой и приятной земной жизни. Такая жизнь, напротив, пьянит души людей, делает их мелкими, завистливыми.
     Боль, огромная человеческая боль совершает в душах людей революцию, революционный пересмотр ценностей жизни. Эта боль может совершаться от таких жизненных стрессов, как вопиющая несправедливость, не замечаемая или игнорируемая обществом. Это послужило причиной моего отшельничества в советское время. А теперь – потеря единственного сына. Необычного сына.  Эта боль для меня равносильна вселенской катастрофе.  И поэтому, наверне, думая только о вселенских проблемах человечества я могу что-то противопоставить этой вселенской боли. Ведь и пророк Ибрахим, мир Ему, доказал свою пророческую миссию, когда ради исполнения желания Творца готов был жертвовать собственным единственным сыном.
      Иными словами, великие дела вершатся, возможно, людьми, понимающими цену Великой Боли, Великой Революционной Очищающей Боли.
     Не бойтесь людей, испытавших такую Боль и не озлобившихся. Они больно другим людям не сделают. Бойтесь тех, кому не ведома боль. Они с легкостью делают ее другим людям.
      Упаси вас, о люди, от настоящей, подлинной боли. И да благословит Творец вашу Очищающую Боль, ибо она – ваш самый верный проводник ко Всевышнему в Судный День.

**

     В тот вечер Сомсом заехал к Мухдану хорошо выпивший. Ему интересно было доказывать родственнику, насколько тот далек от жизни, наивен и глуп, и насколько он, Сомсом,  верен в своих делах, размышлениях, оценках, поступках, прогнозах.  Хотя Мухдан – человек, безусловно, начитанный, даже в чем-то талантливый, со своими твердыми принципами и понятиями. Этим он и был ему интересен.
     - Ну что, братан, - так он иногда по-свойски обращался к Мухдану, - в Москву ездил, с Ельциным встречался? Что же ты ему там наговорил?
     - Старайтесь, сказано в священном Коране, – равнодушно ответил Мухдан. – А уж что получится – Ему одному ведомо.
     - Брось ты все это, братан, займись главным.
     - А что главное, Сомсом?
     -  Ты еще не понял, что в этой жизни самое главное?
     - А ты понял? Поделись, - улыбнулся Мухдан,  встречая родственника у ворот. – В дом пойдем, или во дворе посидим?
     - Давай лучше во дворе. Там, в багажнике арбузы. Возьми сколько надо.
     Через минут десять, когда разрезали арбуз и сели у стола во дворе дома, Мухдан вернулся  к начатой теме:
     - Ну так что главное в жизни, Сомсом? Неужели опять скажешь, что деньги?
     - А что, я уже говорил тебе? – сделал брат удивленный вид.
     - Тебе это и говорить не надо. У тебя это на лбу написано, - улыбнулся   Мухдан.
     - А ты собираешься мне доказать, что это не так?
     - Бесполезно с тобой говорить на эту тему. Давай лучше арбуз поедим. Какой спелый. 
     - Мухдан, а помнишь, что я тебе говорил тридцать лет назад, когда тебя хотели уволить из редакции?
     - Напомни.
     - Я тебе говорил, оставь это свое упорство. Ты идешь поперек райкома партии, власти. Тебя  вышвырнут, и никто тебе не поможет.
     - А разве я тогда был не прав? Там же было сплошное воровство вместо рационального использования имеющихся ресурсов. Фальсифицированные соки, приписки, взятки… Я до сих пор утверждаю, что зона произрастания черемши – зона произрастания женьшеня. Выращивать женьшень в сотни раз выгоднее, чем кукурузу или картошку. А сколько неиспользуемой земли пропадает до сих пор при любой власти на склонах гор и в оврагах. Посадите грецкий орех, постройте небольшие цеха по производству масла грецкого ореха. Или засейте все овраги и пустыри акацией и липой, другими медоносами.  Вы же понимаете, что это – реки чистейшего лечебного меда! Это же громадные деньги при рациональном использовании брошенных земель и пустырей. Если нет денег, организуйте повсеместно белхи, или субботники, как их сейчас называют. Народ с удовольствием будет выходить на богоугодные дела!
     В Кабардино-Балкарии накоплен прекрасный опыт террасного садоводства, далеко ходить не нужно. Да таких предложений – десятки! Вот где честные деньги, а не ворованные. Такое впечатление, что от честных денег у чеченских чиновников начнется пандемия неизлечимого поноса.
     - А я знал, что в условиях нашей республики и страны все эти твои идеи – мечты Дон Кихота, - возрозил Сомсом.
     - Почему?
     - А потому! Ты что, дурак на самом деле, или прикидываешься? Не понимаешь, как у нас решаются все вопросы? Вот, к примеру,  вынесли постановление Правительства о создании в республике плодовых совхозов. Целых семнадцать штук создали и съели выделенные под их создание государственные кредиты. Через три года все эти совхозы ликвидировали, придумав стихийное бедствие – небывалые заморозки. Деньги вернули через Госстрах и тоже прикарманили. Через год – новое постановление – о развитии в республике отрасли виноградарства и виноделия. Уже не десятки, а сотни миллионов рублей прокрутили. Новое постановление – о борьбе с алкоголизмом, и под этот удачный шумок опять получился пшик. А денежки ведь прокручены! Вот так жили люди в те времена, а сегодня – вообще бардак. Только не поленись – и ты уже миллионер. Завтра такой возможности может уже не быть.
     - А я думаю, что при божеском отношении к земле все должно быть по-другому, оптимистически заявил Мухдан.
     - А почему ты так думаешь?
     - Хотя бы потому, что не все в республике рвачи и подонки. Должны же появиться и настоящие хозяева.
     - Хозяин – тот же чиновник, дорогой, пока земля хотя бы отчасти будет оставаться собственностью государства! – вскипел Сомсом. – В России все воровали, воруют и будут воровать, и ты никуда из этой системы не высунешься! Здесь все почище, чем в наркосистеме!
     - А вот представь себе такой вариант. – загорелся Мухдан. - Правительство создает, скажем, Агропромбанк, задача которого – кредитование всех передовых сельскохозяйственных проектов, прошедших государственную экспертизу. Возникает десятки, сотни частных фермерских хозяйств по производству самой различной продукции, включая те же женьшеневые хозяйства, заготпредприятия по сбору лекарственного сырья и производству лекарств, пчелиные пасеки, зверохозяйства, да все здесь можно сажать, собирать и выращивать. И людям работа, и государству выгодно. Ну, что мешает налаживанию такой работы?
     - А вот я тебе отвечу, что мешает, - оживился опять Сомсом. – Банкир не будет ждать выгоды в перспективе, ему нужно все сейчас и сразу! Он создаст любые собственные структуры под банковские кредиты, чтобы быстрее можно было отмывать деньги. Нет разницы – строительные, ремонтные, посреднические, торговые, любые, лишь бы быстрее прокручивать деньги. А твои фермеры с их травками, зверьками, буренками и пчелками его только раздражать будут! Кое – что он, конечно, будет кредитовать для видимости, но только за такие откаты,  что брать такие воровские кредиты станет совершенно невыгодным.
     - А на что власть, общество, народ? Неужели никто контролировать его не сможет?
     - Ты что, не знаешь наш народ? – Искренне удивился Сомсом. – Проходимец украдет миллиард и бросит селу несколько монет для ремонта крыши мечети или ограды кладбища – и у села счастья полные штаны, особенно, если мулле или имаму мечети что – то перепадет. Они на каждой молитве будут прославлять благодетеля. Не важно, что ты украл на лекарствах у тяжело больных, чтобы отдать мертвым на забор. А кому нужен ты со своими проектами? Кого волнует, что ты, скажем,  полжизни угробишь на то, чтобы как-то в горах развили перерабатывающую промышленность, создали рабочие места? Да на тебя будут смотреть как на чудака! Люди уважают богатых, друг мой, даже если богач эти деньги сделал, положив в постель начальству собственную жену!  Задницы богачам-проходимцам облизывают вдоль и поперек! Вот такой у нас наш хваленый супермужественный чеченский народ на самом деле! Примеры нужны тебе?! Почему ты со своей правдой в глазах народа шут, неудачник, безумец, хотя в хадж тебя отправлял, а те, о которых я только что говорил – уважаемые люди? Ну, ты сам подумай, если твои мозги от упрямства в мышцы не превратились! – Сомсом был почти разъярен.
     - Ты всегда в людях видишь только самое плохое, чтобы оправдать свои авантюры и мошенничества, - решил Мухдан перехватить инициативу.
     - Я говорю тебе про жизнь, дорогой, - тяжело вздохнул Сомсом. – И пусть лучше ничтожества завидуют мне, чем я буду завидовать ничтожествам. Идеальных людей не было,  нет  и не будет.  Их не было даже во времена праведных халифов. Так что, Мухдан, определяйся. Либо ты наконец-то становишься уважаемым в нашем обществе человеком, либо кончишь свою жизнь каким-то болтуном правдоискателем, над которым даже соседские домохозяйки будут за спиной шушукаться и смеяться. Чем ты лучше тех, которых собственные жены увезли на край света, нисколько не задумываясь о том, кем и каким станет их потомство? Я, кстати, считаю эту массовую эмиграцию, особенно за Запад, в Европу – мягкой смертью нашего этноса.
     - И что ты мне предлагаешь, чтобы я стал уважаемым человеком? – интересно стало Безумцу.
     Сомсом с минуту обдумывал, смачно доедая ломтик сочного арбуза. Потом начал говорить с весьма серьезным видом, нисколько не сомневаясь, что делает для родственника весьма полезное и важное дело:
     - Значит так. Подскажу я тебе один вариант. Самый простой. У меня в Грозном есть один дворик. Его мне подарил один должник. Находится дворик в Заводском районе. Во дворе я поставлю весы. Ты начинаешь закупать цветной металл. Алюминий, медь, бронзу. Деньги для начала я тебе дам. Прибыль будем делить пополам. Через полгода купишь себе машину, через год – квартиру. А потом заведешь себе новую жену, новую семью, начнешь жить, как люди.
     - Можно вопрос?
     - Задавай, - весело разрешил Сомсом, элегантно вытирая салфеткой свои пухлые губы, холеные пальцы. 
     - У кого я буду покупать металлолом?
     - А какая тебе разница? Мы даем объявление, указываем адрес, нам приносят металл. Нам без разницы кто его принесет, хоть сам Ельцин или Басаев.
     - Откуда они его приносят… тоже без разницы? – начал понимать Мухдан.
     - Абсолютно.
     - Даже если жулики демонтировали дорогущее импортное оборудование из наших заводов? Положим, оборудование стоит миллионы долларов, а нам сдают за пару сотен рублей? – высказал Безумец  свои сомнения открытым текстом.
     Сомсом молчал. А Мухдан продолжил:
     - Безработица – главная причина всех  наших бед во все времена. Заводы и фабрики важнее даже мечетей, потому что есть хадис: «Можно наступить на Коран, если нужно дотянуться до хлеба». Потому что голодный человек – скорее вор, чем мусульманин. А мы разбираем на металлолом заводы, фабрики, станки, оборудоваеме. Это же прямое преступление против своего народа, против Бога!
     - Неисправимый ты романтик, - вздохнул Сомсом. – Кто в наше время думает о таких мелочах? Не ты же грабишь. Это на совести других. Ты честно выкупаешь то, что тебе продают.
     - Нет, Сомсом, мне такая работа не нужна. Если бы я на такие вещи соблазнялся, тоже, наверное, раскатывался на иномарках. Но я бы тогда потерял уважение к себе. А это – самая большая и невосполнимая потеря, - серьезно ответил Мухдан. – Впрочем, я никого не осуждаю. Каждый живет своим умом, по потребности своей души. Мне это не надо. Спасибо. Лучше телят пасти.
     - Но ты же телятами не ограничиваешься! – взорвался Сомсом. - Ты же лезешь в политику, осуждаешь власть, влиятельных людей! До Москвы уже добрался! От тебя же твоим родственникам нет покоя! – кричал родственник. –  Все же начинают вспоминать, что ты – мой ближайший родственник по отцовской линии! Ты же мне мешаешь всю жизнь! – это было откровенное обвинение.
     - Я, Сомсом, живу своим умом.
     - Да, конечно! Но что тебе дает твой куриный ум? Ты стал богаче, тебя стали больше уважать? Помнишь, как я тебя приглашал в Москву, когда люди в течение нескольких дней становились миллионерами?
     - Воздух пускать? – вспомнил Безумец.
     - Называй как хочешь, воздух, вода, но люди приносили реальные огромные деньги! И их тут же начинала уважать вся эта быдла, которая называется народом. Разве не так? Вот ты, святой,  заходишь к родственникам в гости и не даешь денег их детям. А другой бандит, воздушник, вор, заходит и сует в руки детей купюры. Кому рады твои родственники, тебе, святому, или ему, бандиту и вору? Вот то-то же! Или уходи подальше в лес и живи там со своей совестью и святостью, не высовываясь, или делай то, что люди делают!
     - Деньги…
     - Да, деньги! Потому что именно так устроена сегодняшняя жизнь. Кончилось время монахов и дервишей. Человечество поумнело. Оно поняло, что главное в этой жизни – материальный успех, а не пустое созерцание луны и звезд на голодный желудок. Не будь дураком, устрой как-то свою жизнь, пока окончательно не постарел. Стакан воды в постель тебе некому будет подавать. В дом престарелых пойдешь? Не пущу я тебя туда, чтобы ты весь наш род не позорил! Я тебя лучше увезу куда ни будь далеко,  в психушку  спрячу, чтобы бежать не мог! Клянусь тебе, я не шучу!
     - Хорошая идея к стати, - заметил Безумец. – Там бы я точно никому не мешал. Я сам пойду туда под псевдонимом, чтобы не подумали, что это ты меня туда упрятал.
     - Хватит шутить. Думай над моим предложением. Перестань упрямиться. Уверен, что ты согласишься. Тебе просто деваться некуда.  Только деньги, что я вкладываю, вернешь через год.
     Мухдан ничего не ответил. Расстались они, как часто это бывает, холодно.

**

       Скажи людям, что если они не сумеют или не захотят заступиться за тех, кто честен, искренен, бескорыстен, то люди лживые, подлые, алчные сядут на них.
                Слуховые галлюцинации.


**


      По бешеной скорости мчащегося на хутор эскорта иномарок Мухдан понял, что разговор с состоятельным братом предстоит нелегкий.  Отшельник догадывался, что его взбесило на этот раз.
     - Все, Мухдан, конец моему терпению! Или ты прекратишь свою болтовню, или я тебя застрелю! Люди мне только спасибо скажут! – выскочил из машины  незваный гость, остановился на приличном расстоянии.
     - Не кипятись, Сомсом. Зайдем в дом. Дождь собирается. Дам тебе чай успокаивающий.
     - Чаем ты мне не поможешь. Что ты написал во все газеты в последний раз?
     - Правду написал, как всегда.
     - И что? Чего ты добился? Они хоть опубликовали твою «правду»? Дурак же ты, Мухдан, ты же прекрасно знал, что все редакции дружно настучат на тебя тем, кого ты вздумал критиковать!
     - Пошли, пошли. Поговорим. Я давно знаю, что я дурак. Но лучше быть дураком, чем лицемером и трусом.
     - Лучше почему? Перед кем?
     - Перед Богом. И народом. Я дурак, потому что не перестаю верить и в Бога, и в народ.
     Сомсом молча вошел в хижину.
     - И что, нравится тебе жить в такой берлоге злым медведем? – сморщился гость. – А мог бы жить в городе в роскошной квартире. Ведь великолепное предложение я тебе сделал по приему цветного металла.
     - Поздно меня переделывать, Сомсом. Нет, я тебе, конечно, благодарен. Но не мое это – начать хапужничать, прожив уже более полвека.
     - И что мне с тобой делать? – начал гость немного успокаиваться.  Генеральный меня вчера предупредил. В последний раз, говорит, предупреждает. Ему доложили и о том, что ты мотаешься в Москву.
     - В Москве я ничего плохого не говорил.
     - Может, не говорил, но ты на самом деле становишься опасным. Ты переходишь все границы. Ты посягаешь на самое святое – на образ их жизни! Откаты, взятки, воровство было всегда и всегда будет! Повторяю, это – их образ жизни! И все знают, что священнослужители у них карманные. Все знают, что власть всегда пытается имитировать благополучие, а на самом деле издевается над самыми бедными, слабыми. Тебе время не изменить, Мухдан. Все терпят. Потерпи и ты, прошу тебя, - гость говорил сбивчиво. Очевидно, еще не полностью успокоился.
     Помолчали. Пауза затянулась.
     - Слушай, Мухдан, а давай я тебя на самом деле отвезу куда ни будь.
     - На курорт? В санаторий?
     - Можно и на курорт. Только ты сбежишь оттуда через неделю. Я тебя знаю.
     - Тогда в дом пристарелых. Или в дурдом какой-то с очень строгой системой пропусков. Определи меня в какую-нибудь психушку,  подальше от этой обезумевшей Чечни. Уверен, там будет спокойнее. Может, на самом деле поумнею, успокоюсь среди таких, как я?
     - Ты серьезно? Ты согласен? – вырвалось у брата.
     - Серьезно. Согласен.
    - Ты знаешь, тогда у меня было бы что ответить Генеральному. Он ведь на самом деле почти решил уволить меня. А терять такую работу мне не хочется. У меня ведь новая строительная фирма, понимаешь?
     - Давай, определяй меня куда хочешь и смело докладывай руководству, что избавился от меня. Я согласен!
       Мухдан непрерывно испытал острую, невыносимую боль от осознания того, что  нет ни жены, ни детей. Что нет Нохи, его любимчика и помощника. Как теперь жить на своем хуторе, где буквально все говорит, кричит о них, напоминает, как мир несправедлив и жесток? Когда все кругом словно спрашивает: а что стало с Нохой на самом деле? А вдруг видели не его труп? А вдруг он жив еще и где-то страдает, ждет помощи?
     Уехать отсюда подальше и попытаться успокоиться, обдумать все хорошенько, в том числе и свои взаимоотношения с Богом – это, понимал Мухдан, теперь совпадает с интересами его родственника.

      **
 

Диалоги с Голосом

    - Всевышний Творец, скажи, почему с течением времени люди вроде бы умнеют, достигают потрясающих результатов в науке, в технологиях, но почему не становится меньше плохих, злых людей? Они необходимы человечеству, раз их род никак не вырождается?
     - Баланс – один из основных земных законов, - ответил Голос. Человеческое общество регулирует сомо себя. Есть плохие люди, но есть и праведники. Если бы не было первых, не было бы нужды во вторых. Конечная цель земной жизни, земных испытаний, - отфильтровывать разные души. Каждая душа найдет для себя в подлинном мире то, что обрела в грешной земной жизни – ясно сказано в Коране. 
     - О, Творец, а как решить такую проблему: у нас бедных презирают, а разбогатеть праведными путями почти невозможно, когда живешь среди воров в обществе воров и проходимцев?
     - В мире праведном будет особенная партия избранных. Это – партия тех, кто сохранил достоинство, честь, человечность в условиях, когда это было почти невозможно. Именно такое поведение предполагает тарикат Нохчалла. Ведь сказано, Нохчалла – это обретение терпения и мужества после того, как всякое терпение заканчивается. Именно с таких людей и начнется скоро очищение человечества от всевозможной грязи.  Надо только верить в себя, быть уверенными в силе своей правды.
     - Следовательно, самое тяжкое испытание для человека – это испытание сытостью, роскошью? То есть, испытание тем, насколько человек готов не соблазняться этими излишествами?
     -  Возникает почти тупиковая ситуация: у утопивших себя в роскоши разум и совесть заплывают жиром и они уже не способны адекватно вести себя, а бедные сушат свои души в зависти к богатым. Не многим удается подниматься над этими грешными страстями и оценивать все трезво, следуя голосу своего разума и совести. Но такие люди необходимы. Они есть и будут, иначе в очередной раз придется прибегать к радикальным мерам.
     - Радикальные меры – это новый потоп?
     - Или что-то пострашнее. На этот раз человечество может само погубить себя. Но  даже в этом случае не будет конца земной жизни.
     - Потому что Всевышний  не может создавать провальные проекты?
     - Проект не будет провален в любом случае. Ведь отрицательный результат – тоже результат. Но лучше бы людям поглубже шевелить мозгами, не ограничиваясь исследованиями только в научно – технической сфере. Лучше бы конкретнее разобраться, кто тормозит развитие сферы духовности в свете новых вызовов времени.
     - То есть, вернуться все-таки к Богу, не пытаясь самим занять Его место?
     - Можно сказать и так. Ведь человек никогда не поверит человеку, сделанному из мяса и костей. Все станет на свои места только с осознания  первого, главного Завета, оставленного потомкам пророком Ноха – слушайте голос своей совести, это – голос Бога в каждом.   В Коране ведь ясно сказано – не нужны посредники между Творцом и человеком. Бог каждого одарил тем, чем человек может общаться с Богом напрямую.  Поэтому в священном Коране сказано, что Аллах ближе к каждому человеку, чем его кровеносная артетия!
 
 
 **

          Хутор окружила толпа людей. Но толпа не была агрессивна. Люди были без оружия и они все молча глядели на Безумца. Так продолжалось некоторое время, и Мухдан успел заглянуть в растерянные глаза некоторых из них.
– Чиновники воруют, грабят, купаются в роскоши, а народ прозябает в нищете, – послышалось из толпы.
– Я знаю больше, – ответил Безумец.
– Все заводы, фабрики, колхозы, совхозы разграблены, страшная безработица не сокращается, а увеличивается. В республике нет производства, нет экономики вообще, а власть лишь создает видимость благополучия, строит себе дворцы, утопают в роскоши и разврате.
– Я знаю больше, – ответил Безумец.
– Мы называем себя мусульманами, молимся, постимся, совершаем хадж, но везде открыто воруем, даже  в больницах, родильных домах.  Везде сплошная, открытая коррупция,  приписки. Власть не отдает людям даже то, что жертвуют международные благотворительные организации. Христиане жертвуют мусульманскому населению, а мусульманские чиновники прикарманивают.
– Я знаю больше, – ответил Безумец.
– Если так дальше пойдет, народ опять потенциально будет готов к восстанию. Этой протестной энергией народа опять какие-то проходимцы воспользуются. Подбросят какие-то внешне привлекательные идейки, дадут денег, оружие, и опять война, еще более страшная и опустошительная. Половина населения будет убита и искалечена, начнется новый массовый исход. Об этом многие мечтают, особенно те, кто рвутся на наши райские земли, кто объявляет всех мусульман бандитами и террористами.
– Я знаю больше, – ответил Безумец.
– Но почему ты так спокоен? Что ты знаешь больше того, о чем мы говорим и спрашиваем? Ты считаешь, что ничего страшного и непоправимого не происходит? – обиделись люди на Безумца.
– Люди не верят в Бога, – ответил Мухдан, – а Бог наказывает тех, кто в Него не верит. Бог в душах, в совести каждого, а не где-то на небе сидит и считает с калькулятором в руках, кто сколько молитв, посты, хаджи совершает, жертвует  из части наворованного. Если люди не одумаются, не перестанут лицемерить, а священнослужители не перестанут обслуживать любую бездарную, преступную власть – Аллах, свят Он и велик,  не помешает нашему народу самоуничтожаться. Так будет происходить со всеми народами, пока в результате жестоких ошибок, потрясений и катастроф на земле не отфильтруется умма достойных. Умма подлинных мусульман, верно понимающих философию Священных писаний. Но Творец не может создавать провальные проекты. Грандиозный Вселенский божий проект «Человек и человечество» должен состояться до наступления Судного Дня.
– Получается, у нашего народа нет шансов выжить, сохраниться? – спросили у Безумца.
– Шансы есть, – ответил Мухдан, – если мы ужаснемся. Если ужаснутся сегодняшние воры и проходимцы, называющие себя чиновниками, фирмачами, банкирами, бизнесменами, прочими крутыми дельцами, а замордованный, обнищавший, напуганный народ  перестанет перед ними пресмыкаться. Чиновники сегодня воруют именно то состояние, которое должно было бы стать основой новой социально ориентированной экономики. Не дворцы, но заводы и фабрики они должны были строить; не роскошные иномарки, но станки и оборудование они должны были завозить. Не пошлой лестью и дорогими игрушками, но служебными успехами по обустройству жизни людей они должны были одаривать лидеров народа, а лидеры должны были быть элементарно умны, чтобы различать предательскую лесть от добросовестной службы. Но кто все это услышит, кто поймет в сегодняшней массовой эпидемии алчности?
– А что делать, чтобы поняли? – спросили у Безумца.
– Грехи сегодняшних хапуг и расхитителей обязательно отразятся на их детях и внуках, – уверенно ответил Мухдан. – Психологическое давление на этих отпрысков будет настолько сильное, что они вынуждены будут  либо уезжать и растворяться в большом космополитическом мире, либо, комплексуя, становиться алкашами и наркоманами.
Всеобщее народное презрение этим отпрыскам в любом случае обеспечено. Это расплата. Она неизбежна. Точно так же, как сегодня расплачиваются дети бывших высоких партийных чиновников, о которых говорили, что они взятки только золотом берут, которые в свое время также равнодушно смотрели на самую высокую в стране безработицу, презрительно называли свой народ шабашниками, спекулянтами, тунеядцами.
 Чиновники должны это понять и ужаснуться, а народ должен смелее требовать исполнения своих конституционных прав – права на труд и права на жизнь. Ведь у нас Москва именно такую Конституцию устанавливала, не жалея никаких бомб, ракет, снарядов и карательных операций, путем откровенного, циничного геноцида.
– Скажи, а почему именно с нашим народом такое происходит? Есть ли какая-то особенная причина? – спросили у Безумца.
– Есть, – уверенно ответил Мухдан. – Вы задали хороший вопрос. Все дело в генетической информации, которую несут собственно нахи. Эта информация не меняется с ростом или сокращением численности этноса. Ведь семечко горной сосны намного меньше, скажем, семечки тыквы. Но в них – разная информация. Разное жизненное пространство требуется одному и другому. Тыква вырастает на навозной куче и живет один сезон. Горная сосна вырастает среди скал, где нет никакой почвы, и живет тысячи лет. Те, кто хотят покорить мир деньгами, а не духом, боятся нашего семени. А мы, не зная себя и своей миссии на земле, поддаемся провокациям, позволяем себя убивать, калечить, рассеивать, изводить.
Нахи – отпрыск великих анунахов, создавших на земле первые цивилизации, подаривших человечеству величайших пророков. Не осознавая свое прошлое, свою судьбу, миссию, в силу утери исторической памяти, мы растрачивали и растрачивают свои силы  на реализацию чьих-то авантюрных идей. Поэтому чиновникам и всякого рода политическим слепцам необходимо доходчиво и убедительно объяснить особенности характера своего народа, который они предают каждый раз. Чтобы они использовали эту энергию на созидательные, а не на разрушительные цели.
Но это произойдет не раньше роста нашего общенародного, общенационального самосознания. Над этим надо работать. Надо обличать тех так называемых историков и археологов, которые упорно продолжают служить нашим врагам, отрицая явное даже тогда, когда отрицать это практически невозможно. Есть поверие, что историю пишут победители. Но гораздо хуже, когда историю пишут предатели! 
– Но работа с национальным самосознанием – процесс длительный, на это требуются десятилетия. Получается, нам следует ожидать в скором времени новой войны? – испуганно спросили люди.
– Она возможна, – ответил Мухдан. Слышали такую песню:
«Сколько ангелов на Русь не зови,
Не спускаются. Не спускаются…»   
        Молитвами и заклинаниями можно тешить лишь собственную беспечность, беспомощность.  А над судьбой народа надо работать.
     В следующий миг Мухдан понял, что вокруг хутора и не люди вовсе, не толпа, а темный лес и кустарник. И не люди вовсе ему задавали вопросы, а он разговаривал сам с собой. Нет никого кругом, кто бы задавал такие вопросы, интересовался такими проблемами.
      
 
**

      Диалоги с Голосом

     - О, Всевышний Творец! Почему же так долго продолжается человеческая шизофрения многобожия?
      Твердя о единобожии, о том, что Бог един и все люди – братья, богословы тем не менее проповедуют разные представления о Тебе. Ведь Ислам, признавая всех пророков единобожия, уже ставил перед собой цель создания единой уммы единобожия. Почему не получилось? Что не сработало и продолжает не срабатывать? А может, не нужно объединяться, и разные религии – такая же особенность душ и менталитета этносов, как, скажем, разные свадьбы, разные одежды, разные танцы и песни и такая  разность – не порок, а богатство?
     - Религии – не свадьбы, не обряды, и даже не традиции. Религии – это идеологии. А разные, порой противоречащие друг другу идеологии - это прямая причина конфликтов, разжигания вражды и ненависти. Иными словами, разность религиозных идеологий  - козырь в руках Иблиса. 
     Человечество приняло крен в неверном направлении. В направлении всеобщей глобализации при максимальном оттеснении религий, совести, самого понятия справедливости. Это – опасно, но Иблис от своего не отступит.
     - Творец, а что можно было бы предложить человечеству в качестве безошибочного пути для объединения, если необходимость такого объединения люди все же почувствуют?
     - Безошибочный путь только один – возвращение к истокам. К первому послепотопному  пророку - Нохе, к заветам Нохи, к отцу всех пророков и всех людей на земле.  Отцу, в той или иной мере признанному всеми мировыми религиями. Возвращение к тем заветам, которые человечество получило задолго до того, как оно разделилось на иудеев, христиан и мусульман. А те в свою очередь на множество ответвлений и сект. Ведь сегодня чаще всего ссорятся и воюют между собой последователи одних и тех же верований. И это – действительно человеческая шизофрения в тяжелой форме.
     - Я, Творец, даже знаю этот путь, который идет прямо от пророка Нохи. Называется этот путь –  Нохчалла, тарикат Нохчалла!
     - Так и расскажи людям о всей красоте и величии этого чуда, донесенного вашим народом в своей крови ценой невероятных потерь и страданий из глубин тысячелетий до наших времен. Кто не согласен – пусть предлагает человечеству лучшее. Жизнь – борьба, вечный джихад,  а не праздное безделье среди ворованной роскоши и пустые обряды в земной жизни в надежде на еще большее безделье в изобильном Раю.

    **

       Похоронная процессия. Медленно приближаются к кладбищу маленькие черные фигурки. Но вот картина вблизи. Мухдан видит теперь фигуры, лица людей. Видит и приходит в недоумение:  в похоронном обряде одни женщины! Причем, женщины с обнаженными головами.  Их черные, рыжие,   седые локоны  свисают до земли.
      «О, Всевышний, что же это такое? Когда у чеченцев умерших хоронили женщины? И чеченцы ли они, и на земле ли нахов все это происходит?» - вырвался у Безумца отчаянный крик и долго ему никто не отвечал. Все кругом молчали, и женщины с обнаженными головами, и горы, и поля. И даже родники притихли, исчез их веселый разговор с камушками. И птицы перестали летать. Эсила, как всегда, пришла выручать.
     - Нет больше у твоего народа больше мужчин, даже самого народа нет, - грустно сказала девушка, выйдя из похоронной процессии.
    - Как это нет? Почему нет? Куда же все подевались? – засыпал Мухдан вопросами память. Эсила не сразу ответила. Обдумывала, очевидно, ответ, чтобы Мухдан все хорошо понял.
     - Каждому народу Всевышниий отпускает определенное количество ума, совести, богатств, чтобы народ укрепил, сохранил себя, - глубоко вздохнув, начала отвечать Эсила. - В конечном счете, все зависит от того, на что народ все это расходует. Если на развитие, укрепление себя, своей экономики, культуры, самосознания - то народ крепчает, сохраняется во благо себе и окружающим народам. Если нет, то Всевышний Аллах изводит его руками самого же народа и развивает вместо него другие народы. Об этом ведь ясно сказано в священном Коране и в этом – высшая справедливость нашего Творца.
     Немного помолчали. Мухдан начал понимать, о чем говорит Эсила.
    - Я понял. Но в чем провинились чеченцы? Почему, как они сами себя так наказали? – спросил он у памяти.
    - Чеченцы никак не хотели узнать себя, свое прошлое, хотя оно, это прошлое, кричало, как могло, пытаясь обратить на себя внимание. Даже тех, кто хотел донести до них свою историю, свое славное пророческое прошлое, чеченцы объявляли чудаками, популистами, мифотворцами. Личная неприязнь и зависть к тем, кто не боится открыто провозглашать  славную историю своего реликтового народа, в них перевешивало любовь и заботу о самом народе. Так росла интеллигенция нигилистов, верхоглядов, космополитов, пресмыкающаяся перед всем чужим, только не исконно своим. Наряду с этой развивалась и другая не менее страшная для народа беда.
     - Какая же?
    - Я уже говорила, что  Всевышний отпускает каждому народу определенное количество богатств. Эти богатства чеченцами тратились впустую. Они уходили как песок сквозь пальцы. Крутые чеченские бизнесмены предпочитали вкладывать деньги в роскошные дворцы, золотые унитазы, лимузины, в норковые шубы для своих любовниц, вместо финансирования хотя бы нескольких необходимых народу проектов, возвращающих их славное прошлое. Частные и бюджетные деньги  тратили  на все что угодно,  только не на подготовку нескольких  ученых востоковедов, специалистов по древней истории, лингвистов,  археологов.  На изготовление хотя бы  копий экспонатов из музеев мира, которые рассказывают о культуре хуритов, урартов, нахчматьянов, эров, цанар, гаргареев, таргомосиан, дзурдзуков, других известных славных предков своего народа. Все оставили армянам и туркам, хотя сами армяне призывали вайнахов забрать свое. Некоторые из литературных сочинителей вступили в сговор с сионистами, рвущимися на наши райские земли.
      Национальные богатства  уходили на обретение и демонстрацию роскоши, создание ложной престижности, видимости благополучия.  Не создавали ни основы производящей экономики, ни произведения и памятники, укрепляющие самосознание и дух древнейшего народа. Люди предпочитали пустой блеск, мишуру, роскошь, а не укрепление фундаментальных основ народного духа.  При этом каждый кричал о  любви к своему народу, к своему родному языку, считали себя горячими патриотами.
     В конце концов, все это вылилось в то, что чеченские дети перестали уважать свой народ. Им захотелось стать похожими не на своих славных предков, о которых им ничего не рассказывали, а на героев голливудских  кинофальшивок, которые демонстрировали и демонстрируют все каналы телевидения и интернет двадцать четыре часа в сутки. Народ оправдал надежды не Всевышнего Аллаха, который создал его древнейшим на планете, а иблиса, цель которого – растление беспечных, беспамятствующих.  Вот и настал последний день чеченского народа. Народа, у которого даже на похоронах  не осталось ни одного достойного мужчины.
     - Эсила, так неужели ничего нельзя  изменить? Неужели все потеряно? Что же теперь делать, Эсила?!! – кричал Безумец изо всех сил, пока не проснулся в мокрой от  пота постели.

**
 

Из записок Безумца

      Почему необходимо сохранять народы, их культуры, самобытность? Почему унификация человечества чревата его деградацией, вырождением? Эти вопросы, к сожалению, не подвергаются исследованиям, хотя их актуальность очевидна. Причина отсутствия исследований, скорее всего, в том, что большие народы думают, что это – не их проблемы и считают, что чем больше малых народов они поглотят, тем лучше. Это неверно.
      Культуры народов – это отдельные мировоззрения, цивилизации, тысячелетиями вырабатывавшие оптимальные условия для устойчивого развития в соответствии с их психофизическими особенностями.  Многочисленный биологический вид (в данном случае многочисленные народы) теряют обостренность чувств национальной самобытности, национального самосознания. Их уровень самосознания и патриотизма переходит в качественно иной уровень. На первый план выходят не вопросы нравственности, чести и достоинства индивидуума, а размеры территории империи, сила ее армии и флота, военные или спортивные победы.
     Все проблемы с покоренными территориями и народами империя желает решать преимущественно силовыми, военными путями. Это тешит его шовинистический дух величия. Величия численностью и размерами. Таким образом, империи обречены плодить среди покоренных народов льстецов, лизоблюдов. Особенно это относится к классу нацменовских чиновников, этой пятой колонны глупых империй. Глупых, потому что возможны и умные империи, сохраняющие и развивающие покоренные народы словно цветы в прекрасной общей клумбе
     Все разговоры про самобытность народов, о необходимости сохранятьи развивать их язык, историю, культуру, другие особенности в глупых империях носят  декларативный, пропагандистский характер, раз на самом деле сокращаются уроки истории народа и родного языка, а гуманитарные научные учреждения покоренных народов, вместо того, чтобы заниматься подлинной наукой, становятся институтами пропаганды великодержавности и пошлого верноподданичества.
   

**

     Издали он напоминал величественный храм, зиккурат.  Тем более, к нему со всех сторон в одиночку и толпами стекались люди.
     Но это был не храм. Это был Завод. Самый обыкновенный Завод. Под огромной шатровой крышей – производственные, административные  корпуса, складские помещения.
    Над Заводом сиял какой-то нимб святости. Завод грел, облагораживал души людей, потому что здесь все было предельно понятно, чисто, справедливо: что заработал – то и получай. Хочешь заработать больше – работай больше, лучше. Люби свою работу, и никто тебя не уволит. Можешь не тревожиться за свою жизнь, жизнь своих детей и внуков, за их будущее.  Завод всех обеспечит работой, всех накормит, оденет, выведет в люди…
     На Заводе никто не смел врать, лукавить, бездельничать. Здесь все были связаны между собой негласным Кодексом чести – каждый за всех и все за одного.
     Здесь никого товарищи не оставят в беде. Обязательно подставят плечо, помогут, успокоят, вернут к жизни.
     Здесь не знают, что такое лесть, лицемерие, лукавство. Зачем, когда все предельно понятно и просто? Приходи утром вовремя на работу, поработай положенные часы, а вечером – домой, к семье. С чистой совестью. С отработанной нормой. И вечером на намазе, когда предстаешь перед Всевышним, ты опять чист и спокоен. «Спасибо Тебе, о Творец, за то, что даешь возможность жить и работать честно, достойно, честными и достойными воспитывать своих детей и внуков…»
     Завод успокаивал и облагораживал дух. Люди видели конкретный результат своей работы, пользу от этой работы и это ощущение полезности приближало их к Богу. А как же иначе? Ведь главное в мировоззрении и философии Ислама – «ТВОРИ БЛАГОЕ!»
     Творить благое каждый день, каждый час, всю жизнь! Поколение за поколением! Вот что позволял ЗАВОД! Вот что быстрее делает из человека подлинного мусульманина, а не бесконечные молитвы на пустой желудок, не истерические крики «Аллах акбар!». Разве кто - то сомневеается, что Всевышний Творец велик?
     Завод – подлинный храм души человека. Завод поднимает людей к Богу, потому что делает людей чистыми и откровенными, порядочными и нужными друг другу. Завод – не базар, где каждый норовит обмануть друг друга, извлекать прибыль из обмана, а не из честно произведенной продукции.
     Завод… Как это я раньше не задумывадся о твоей всемогущей, всеочищающей сущности? – размышлял Мухдан.
     Тут он проснулся.
      Удивительная тишина в ауле. Тревожная тишина. Тревожная, потому что нет рядом ни одного завода, ни одной фабрики, словно напустили порчу на народ, заговорили…  Тревожная, потому что и сегодня, как всегда, главы семей размышляют, где бы что достать, где бы что урвать, откуда бы что стащить… Ведь все кругом уже разграблено. Поезда с товарами перестали ходить. Рельсы и шпалы уже разобрали. От былых заводов и фабрик – одни бетонные стены торчат. Колхозные и совхозные фермы заросли бурьяном и кустарником. Все железное  сдали в металлолом. Бетон не принимают. Иначе сдали бы все вместе с бетонными надгробиями – чуртами, откапывая их на кладбищах.
     В этом селе, как и во всех других селах Чечни, живет не нация производителей, а нация добытчиков. Голодные и злые, потому что добывать можно только больше неправдами, чем правдами. Злые на себя и друг на друга, потому что урывать ведь приходится друг у друга…
     Каждый думал только об одном: где бы что урвать, стащить.
    Были и те, кому урвать, стащить удалось. Повезло… Их было заметно по роскошным иномаркам, на которых они подкатывали по пятницам к мечетям.


Из записок Безумца
    Смысл человеческой жизни – жить теми радостями, которые он доставляет людям. И стоит человек столько, сколько он отдает семье, близким, всем достойным людям, а не столько, сколько он вкладывает в роскошь и собственный фальшивый имидж, в том числе имидж набожного святоши.








    

Часть 3
 ГОРА



«Если Всевышний пожелает достичь нас,
 чтобы дать нам знать о Себе,
тогда Он снизойдёт к нам посредством нас самих» .
Мухйи ад-Дин Мухаммад Ибн ал-Араби.
 

 



         «Сегодня в Церкви есть все: иконы, отпущение грехов, торговые точки по продаже всяческих ритуальных услуг: «богоугодных» свечек,  календариков и иконок, и единственное, чего там не хватает, так это, пожалуй, самого Господа…»
                Д. и Н. Зима.
 Расшифрованный Нострадамус

     Почему эта высокая, заросшая густым лесом, громадная Гора – пирамида, возвышающаяся над южной окраиной аула, стала столь значимым в жизни Мухдана?  Почему Безумец до сих пор относится к Горе, как к святой? Это из генной памяти, когда в эпоху своего младенчества человечество поклонялось всему, что ему казалось значимым, особенным?
     Возможно, в раннем детстве Мухдан и преклонялся перед Горой, как перед религиозной святыней, потому что, из рассказов старших в казахстанских степях знал, что она им очень дорога. Мальчик был почти уверен, что Гора – живая. Знает все, помнит все, слышит все. Это она, Гора, позвала, и они приехали сюда, домой, на Кавказ.
     Повзрослев, Мухдан стал еще больше дружить с Горой. Ему с ней было легко, радостно. Он был счастлив с Горой, потому что знал, что и она – Гора, рада ему. В любом случае, Гора – причина его необычного мироощущения, его любознательности, его уверенности в том, что ему Богом дана необычная судьба. Гора – его друг, который не даст в обиду, но и не простит, если будет растрачивать свою жизнь впустую, ленясь, не стараясь реализовать надежды, возложенные на него отцом и дедом, самим Всевышним.


**
   
       Из  раннего  детства  Мухдану   ясно  запомнился  один  необычный  эпизод.  Позже,  когда  он  рассказывал  его  матери, та  приходила  в  изумление: «Ты  никак  не  мог  это  запомнить,  ведь  тебе  тогда  едва  исполнилось  два  годика! Как  ты  мог  так  ясно  запомнить  разговор  людей,  когда  сам  ещё  еле-еле шептал какие- то  словечки!»  А  Мухдан  помнил.  Причём  помнил  всё  до  мелочей. 
       Это  происходило  в  Казахстане, в  степном  посёлке, возле  речки, текущей  среди толстых, искалеченных  молниями  вековых верб.  У  местных  эта  странная  рощица  у  речки  издревле  вызывала  особый трепет.  Она  считалась священной. Сюда  приходили  с  молитвами, здесь  совершался  обряд  жертвоприношения с незапамятных времен.
       В  тот  день, который, скорее всего, был днем жертвоприношения, отец  Мухдана, как и некоторые другие, зарезал  барана  в  той  роще  и  голенького мальчишку  завернул  в  тёплую  шкуру.  Мухдан  помнит  это  тепло,   баранью  кровь, которой  измазалось  всё  его  тело. Отец  улыбнулся, макнул  пальцем  в  кровь,  которая  была  в  большой  медной  чаше,  и  помазал  ею Мухдану  лобик,  нос,  щёки  и  подбородок.  Сказал:  «Вот  теперь  ты  будешь  жить  долго-долго,  пока  не  исполнишь  свой  долг».
       Собрались  люди,  которым  раздавали  куски мяса.
       День  был  солнечный.  Светило  висело  прямо  над  головами,  было  очень  жарко  и  люди  толпились  в  тени  деревьев.
       Мухдан  побежал  к  речке, чтобы  смыть с себя  кровь,  но  никто  при  этом  не  обратил на  него  внимания.  В  той  реке,  на самом дне, будто  кто-то  сидел  и  упорно  звал,  тянул  мальчика  под  воду. Мухдан  сходу  окунулся  и  больше  не  всплывал. Но  он  почему-то  не  захлёбывался,  не  терял   сознания  и  чувствовал себя в  воде  как   рыба,  плавал  среди  них,  будто  приветствовал  их.  И  те  ему откровенно  были  рады.  Их  мордашки  дотрагивались  до  его  лица, тела  и  чистили  его  от  кровяных  пятен. Мальчик был  в  эйфории.
        Позже,  встав  взрослым, он  строил  догадки:  «А вдруг это  было то, что  называется   клинической  смертью  и  я  находился  в  раю?»
       Через некоторое время Мухдана  кто-то  схватил  и  поднял над водой, положил на берег. Он  лежал  на  гимнастёрке  отца.  Отец  сидел,  закрыв  лицо  ладонями.  Потом  отец  заговорил:
      - Простите  мне, люди,  мои  слёзы, не  смог  удержаться. Ведь  это - необычный  мальчик. Он  мне  дан  Аллахом  в  ответ  на  мои  молитвы. - Затем,  через  некоторое  время, он  поведал   такой  рассказ: 
     - Это  было  пятнадцать  лет  назад  в Сибири. Наша  семья  туда  была  сослана,  записав  в  кулаки.  Было  очень  тяжело, мы  умирали  от  голода, холода, болезней. Настала  очередь  моего  отца,  который,  лёжа  в  бараке, то  терял  сознание,  то  бредил, то  приходил в  себя  и  начинал  нормально  разговаривать.  В  тот  вечер  он  пригласил к постели меня, своего  единственного сына,  и  сказал:  «Сын  мой,  я  слышал  от  одного  странного  человека, что  нашим  народом в какое-то  время  утеряна  память. С тех пор мы – как умалишенные. Если бы мы вспомнили себя, узнали свою историю, кто мы такие и откуда, то у нас хватило бы сил и ума заботиться обо всем человечестве, не только о себе. Но есть силы, которые не дают нам вспомнить себя. Поэтому над нами издеваются все, кому вздумается. Эту  память, эту силу  могут  восстановить только  очень  образованные и смелые люди,  способные  провести  большую  исследовательскую  работу.  Для  этого  надо  много-много  учиться.  Я обязываю  тебя  учиться, сын мой, верни  нашему  народу  утерянную  память и  заодно найди и отомсти тем, кто с нами так жестоко и несправедливо поступает!   Иначе  наш  народ  ждут одни  лишь  беды,  которые  будут  тянуться бесконечно…»
    Выполняя  волю  отца, я  стал  учиться.  Я  закончил  школу,  педагогическое  училище, хотел  учиться  дальше,  но  пришлось  уйти  на  войну.  Меня  несколько  раз  ранило, но какой-то голос  успокаивал: «не  волнуйся,  ты  выполнишь  волю  отца».
      Года  три  назад  я  почувствовал,  что  не  смогу уже исполнить  завещание  отца,  и  тогда  я начал  молиться, чтобы  Бог дал мне хотя бы одного сына,  чтобы   я  возложил на него  свой  неисполненный   долг.  И  вот родился  Мухдан… Я  его сейчас чуть  не  потерял…»
       В вербовой роще на берегу реки  в тот миг стало удивительно  тихо,  рассказывал Мухдан  матери. Мне  запомнился  шорох  листьев  над  головой,  тепло  степного  ветра,  и  счастливые  глаза  отца, которые  к  тому  времени  перестали  слезиться.  Вот  и  всё.  Как  будто  какой-то  волшебник – киношник  заснял  всё  это  до  мелочей  и  вложил  в  мою  память…»
      Тот  осенью  отец, инвалид войны,  скончался.
      А мать однажды рассказала маленькому Мухдану о таком случае. Возле поселка в той самой вербовой роще остановился на несколько дней небольшой, из трех повозок и одной палатки цыганский табор.  Женщины  с детьми ходили по дворам, просили милостыню, предлагали погадать. Одна немолодая цыганка, пришедшая во двор, внимательно, удивленно  смотрела в глаза Мухдану. Мать испугалась, потому что была наслышана, что цыгане крадут детей. Она быстро дала ей горсть пшеницы и поторопилась выпроводить со двора. Цыганка остановилась возле самой калитки, и, позвав мать к себе, сказала: «Это необычный мальчик. У него не детские глаза. Если он вырастит, он может изменить мир…»
     Эти события повлияли на замкнутый, необычный характер Мухдана и, возможно, сыграли свою роль в тех странностях,  объяснить  которые он не может. 


Диалоги с Голосом
     - О, Всевышний, приоткрой тайну, что ждет человечество впереди, в чем наибольшая опасность? – спросил Безумец. Голос ответил:
     - Я сотворил человека свободным, чтобы он учился и развивался на своих сомнениях, ошибках, заблуждениях, находках, открытиях, озарениях. Чтобы борьба стимулировала его развитие вперед, чтобы не прогнил человек в болоте застоя, безволия и сытости. Но трудности бывают временные и длительные. Те и другие необходимо преодолевать.
     Сейчас человечество вступает в длительный этап трудностей, связанных с новым видом цивилизации.  Вместе с радикальным облегчением человеческой жизни, цифровая, биохимическая, информационная цивилизация предполагает ограничение свободы человека, превращение его в безвольную, ничтожную частицу глобально заорганизованной всепланетной системы.
      Иными словами, человек становится абсолютно зависимым, уязвимым от власти, от земных людей.
     Ощущая над собой безграничную власть человека, человек волей или неволей отдаляется от Бога. Не все, конечно, иначе пришел бы Конец Света. Но общество  обретает характерные черты.
     - И так будет длиться долго? До каких пор? – вырвалось у Безумца.
     - По историческим часам недолго, - ответил Голос. И вот почему. Земные ученые пришли к выводу, что Вселенная на девяносто пять процентов состоит из так называемой темной материи. То есть из того, к чему  человеку пока не удается подступиться. На те же девяносто пять процентов не используются возможности человеческого мозга. Но ведь и одно и другое сотворено в реальном физическом измерении, подвластном эмпирическим исследованиям. Значит, есть громадные резервы. Но беда в том, что вопросы духовности, нравственности сильно отстают. Вот в этом направлении и нужно больше шевелить мозгами. Вот почему в Исламе столь высоко обозначается роль образованности, научного поиска, что и происходило раньше на  Востоке.
      Сейчас мусульман губит философия предопределенности, фатальной неизбежности судьбы. Это сковывает исследовательский дух, вселяет благодушие. Надо бы арабским шейхам больше наукой, экономикой  интересоваться, а не гаремами и скакунами. Но иблис не позволит им это делать. Напротив арабский праздный образ жизни бедуинской философии благодушия будут распространять на все мусульманские народы, лишая их будущего.
     - Это точно, вырвалось у Мухдана. – японцы на своих островках, вечно сотрясаемых землетрясениями, цунами, лишенных всяческих полезных ископаемых, нефти и газа,  создали великую цивилизацию, а арабы, которые сидят на энергетических запасах мира, еще ни один конкурентоспособный компьютер, ни один нормальный автомобиль не сделали. Израиль, воюющий с арабами за их земли, запускает ракеты в космос, а арабы возятся со своими гаремами, кобылами и яхтами…
     - Люди могут называться мусульманами и не быть таковыми, но есть и подлинные мусульмане, хотя они и не совершают положенных процедур. К примеру, в Норвегии стыдно, не принято демонстрировать свою роскошь. Это считается позором.
     - А в Чечне люди реально гибнут, чтобы возноситься друг над другом, демонстрируя свои престижные лимузины и роскошные дворцы. Причем, богатеют, обкрадывая своих же, и эти «свои» в свою очередь пресмыкаются перед теми, кто их обкрадывает…
     - Это такие мусульмане, глядя на которых человечество должно ужаснуться, - согласился Голос.  – И следуя логике философии отрицания отрицания, такое уродство и должно стимулировать оживление Нохчалла.
 
      
**
 
Мальчик сидел на песчаном берегу теплой, тихой летней речки, там, где возле корней могучей вербы образовалось небольшое озерцо. В воде плавали косяки рыб, и Мухдан мог смотреть на них часами.
Он страстно любил это место и бегал сюда каждый день. В ненастье, когда земля промокала и становилась прохладной, садился на толстую ветку векового дерева прямо над водой.
Мальчик сидел, свесив ноги, и смотрел на воду, на рыбки, и ему было здесь очень спокойно и хорошо. Мать возмущалась, выговаривая: «Совсем одичал наш Мухдан!  Так бы и сидел он сутками у воды. Что-то с ним неладное происходит. Надо попросить у казаха - муллы, чтобы он оберег ему какой-нибудь выписал». «Оставь его, – успокаивал дядя, – он необычный ребенок. Он задает такие вопросы,  которые и взрослым в голову не приходят. К примеру, на днях он спросил у меня, «Ваша, когда я стану взрослым, я  обязательно убегу на Кавказ. Вы пойдете вместе со мной?» Он уже строит какие-то серьезные планы.
Чувство святости родины в Мухдане начало формироваться с самых ранних детских лет по рассказам старших. Очень часто долгими зимними вечерами в степной глуши, на окраине казахского поселка Каратугай, в низкой саманной землянке,  они рассказывали своим детям и внукам, в числе которых был и Мухдан, как прекрасно там, на Кавказе, откуда их сослал жестокий Сталин по ложным доносам своих подчиненных.
 Мухдан пытался мысленно представить величественные, сказочной красоты горы, по склонам которых стекают струи холодных, чистых родников. У подножий гор – аулы и хутора, утопающие в густых плодовых садах. А плоды здесь такие разные, вкусные и растут круглый год! Ранней-ранней весной, когда еще лежит плотный слой снега, из–под этого снега и прошлогодних листов выглядывает черемша. Весной все поля покрываются ягодами земляники, дикой малины, клубники. Летом созревают черешня, вишня, яблоки, груши, сливы, персики. Ближе к осени и до самой зимы – айва, виноград, груши, орехи. Всю зиму в лесу можно лакомиться мушмулой, дикими грушами, кизилом, калиной. А сколько здесь съедобных трав, корней, сколько целебных растений!
На Кавказе все друг другу как братья и сестры, – понимал Мухдан из рассказов, – здесь никто никого зря не обидит, а если обидит – вмешаются старики и все рассудят по справедливости. Там на Кавказе нет жестоких комендантов, солдат и милиционеров, которые наказывают безвинных людей, избивают их, отправляют в тюрьмы на долгие годы. Там – свободная земля свободных и счастливых людей. А как там люди умеют веселиться! Как устраивают праздники - ловзар, как часто ходят в гости друг к другу!
Рассказы, рассказы со все новыми подробностями. Детишки слушают, затаив дыхание, иногда задают неожиданные вопросы, к примеру, растут ли там на деревьях куски сахара, или мягкая ли там земля, как вата. Старшие смеялись от таких вопросов, отвечали, что фрукты на деревьях намного слаще сахара, а ложиться в густую траву, мягкую и пахучую, приятнее, чем на вату.
  Мальчик  влюбился в Кавказ, в горы. Был уверен, что горы его ждут, узнают его и обрадуются, как только он придет к ним.
 Однажды отец сказал: «Вернемся на Кавказ – построим Мухдану дом на макушке самой красивой горы. Женим его на самой красивой девушке. У них будет много-много скота, народятся много-много красивых и здоровых детей. И никто уже не посмеет согнать Мухдана, его семью из своего дома в горах. Ведь Сталин умер. А другого такого изверга уже не будет».
Мальчик думал, что Сталин – это тот самый страшный, злой дракон, о котором мать иногда рассказывала.  Дракон с огромной головой, как у змеи и туловищем громадной ящерицы, который то родник перекрывал, то девушек в ауле крал, а когда кто-то приближался, чтобы изгнать его, он из пасти выбрасывал длинные языки пламени, сжигая все вокруг. И почему-то Мухдан был уверен, что Сталин – это не последний дракон, который захочет завладеть Кавказом. Что и в его жизни, когда он вырастет, непременно появится еще более страшный и коварный дракон, с которым ему предстоит сразиться. Мухдан рос в ожидании этой схватки.
Семья Мухдана жила ожиданием разрешения выезда на Родину. И вот  Мухдан прибегал к речке, чтобы попрощаться с ней. Он рассказывал речке о горе, которая находится на Кавказе и скучает без него, ждет его приезда. Мальчик клялся речке, вербе, всей роще, что никогда их не забудет, что когда ни будь непременно сюда вернется. Вернется, чтобы вновь искупаться, крепко обнимать черствые стволы вековых  деревьев, с которыми так подружился, налюбоваться рыбками, которые к тому времени уже станут большими.


 **

       Была весна 1957 года.
       Старые, грязные грузовики, пыхтя и урча, делая пробуксовки в рыхлой гальке, дергаясь и раскачиваясь, тяжело карабкались  вверх по ущелью все выше в горы. Они были загружены людьми, которые сидели в кузовах вместе со своим нехитрым домашним скарбом, доставленным товарными вагонами из Казахстана на Грозненский вокзал. Здесь же сидели, раскачиваясь и подпрыгивая вместе с машинами, он, Мухдан, его тетя, родственники, несколько других семей возвращающихся на родину односельчан.
      Не все там - в морозных, голодных степях умерли. Вот, потянулись обратно, вопреки всему. Среди возвращающихся – дети, для которых чужбина – родина.  Как их встретит Даймохк – земля предков? Как сложится новая жизнь там, где веками лилась кровь предков, откуда они, в конце концов, были поголовно изгнаны властью самых справедливых и гуманных в мире коммунистов?
      Кругом со склонов гор свисала буйная зелень. Это было похоже на сказку. Это был совсем другой мир, более волшебный, чем даже Мухдан себе представлял.  Мальчик, родившийся и выросший в степи, был в восторге от этой буйной сказочной зелени.
      Через некоторое время впереди открылась еще более величественная, фантастическая картина: предстали горы во всем своем могуществе и великолепии!  Обнажилась ровная долина, залитая солнцем, которая уходила далеко и упиралась прямо в подножие исполинов. По обе стороны петляющей дороги и в неглубоких лощинах – сплошной ковер пестрых весенних цветов, яркой зелени. Здесь – молодые травы, там – яркий  кустарник весь в желтом цвете. Везде леса, рощи, одинокие высокие деревья у самой дороги. Все кругом наполнено жизнью, все благоухает и цветет!
      Густой запах зелени разносится свежим ветром, который дует из ущелий, над которыми – синева дальних гор, а еще дальше - снежные вершины.
      Увиденное заворожило мальчика. Он подумал, что знал эту землю именно такой. Необычайно прекрасной, залитой солнцем, доброй и ласковой!

     С трудом поднявшись на очередную вершину, грузовики  заглохли.
     Люди осторожно, как завороженные, сползали с кузовов автомашин на травянистую землю.
     - Я одна, одна вернулась! – тихо сказала старушка в большом клетчатом платке и упала на землю. – Нет со мной никого. Все там, там, в чужой земле! – касалась она губами свежей весенней травы и горький стон, плач, вырвавшийся из впалой, иссушившейся груди тихой старушки, эхом проносился по ущелью. Ее плач тут же был подхвачен другими женщинами, и все это вылилось в один громкий, горький хор, который, безусловно, доходил до самого Бога. И Бог понимал и принимал этот стон. Бог знал, что это – стон очередной проигранной борьбы ангелов с дьяволом. Стон, который должен пробудить такую великую энергию неприятия, несогласия, протеста, жажды справедливости, возмездия, которая рано или поздно направит народ в правильном, нужном направлении,  угодном Его Вселенскому Проекту, назло всем дьяволам всех мастей и эпох.
      Лица мужчин были хмурыми, задумчивыми.
      У каждого было что вспомнить, что поведать этим милым горам, лугам, ущельям, домам, деревьям, травам.  Ведь они так долго были несчастны вдали от этой живой земли,  которая тоже плакала и страдала, тоже была так несчастна  без своих любимых детей…
       Мухдан, как и другие маленькие дети, в недоумении наблюдал за странным поведением взрослых и понимал только то, что происходит нечто очень важное, значимое, раз все плачут.
      Но вот подошел еще один грузовик,  и еще одна женщина упала на землю, неистово зарыдала. Никто не упрекал ее. Даже мулла, казавшийся таким сильным и всемогущим, отошел в сторону. Стоял возле ольхи, и плечи его вздрагивали. «Неужели плачет?» – удивился Мухдан. И тут увидел, что плачут все взрослые! Со всех грузовиков! Рыдают, никого не стесняясь и ничего не видя вокруг себя. Седой старик упал на колени, и трость выпала у него из рук в густую траву. Подошла и опустилась возле него на колени еще одна седая старушка, громко рыдая. Заплакали маленькие дети, не понимая, что случилось со всеми взрослыми.
     Лишь Мухдан не плакал. Он знал, что ему нельзя плакать. Он должен встретиться  со своим драконом, чтобы изгнать его раз и навсегда. Чтобы никогда больше не страдали, не умирали, не плакали люди. И он это сделает. Потому что будет много-много учиться, и научит свой народ как не страдать, как сделать так, чтобы никогда больше не изгоняли его со своей прекрасной земли, земли-сада, земли-рая!

      Мухдана сразу, с первого взгляда поразила круглая, лесистая гора, которая возвышалась посредине долины. Она, вся зеленая, аккуратная, гордая, не только выделялась от горной гряды тем, что стояла особняком, но чем-то волшебным, необычным притягивала к себе.
      Мухдан долго смотрел на нее, будто гора ждала именно его все эти века и тысячелетия. Он подумал, что именно на вершине этой горы будет стоять его дом. Именно в этот дом он приведет свою очаровательную невесту.
– А где наше село? – спросил Мухдан у дяди, когда тот вышел из ольховой рощи с красными проплаканными глазами. Все взрослые, опомнившись, стыдясь своей минутной слабости, возвращались к машинам.
– Наше село там, возле той горы Горга , – ответил дядя.
– Горга, это потому что она круглая и красивая? – догадался Мухдан.
– Да, поэтому ее так и назвали.
Теперь у Мухдана был новый друг. Прежний друг – степная речка в вербовой роще – осталась там, в далеком уже Казахстане. А здесь – новый друг, могучий и красивый, добрый и надежный – гора Горга! Мальчик навсегда запомнил тот день и тот миг – миг встречи со своим новым другом –  Горой.


   **

Из записок Безумца

Мечеть глядела на Гору. Гора глядела на мечеть.
 Они были привязаны друг к другу, но оставались разными.
Мечеть была домом для обрядов. Гора была маленьким символом всей Вселенной.
 Мечеть была построена людьми для вспоминания Бога. Гора была подарена Богом людям для укрепления их душ, для придания смысла их жизни.
 Не везде и не у всех есть такие горы. А нахам она дана Богом. Хотя не все нахи и сами понимают, что есть у них такая Гора.
Люди, совершая молитву, обращались в сторону Горы. Там, далеко за Горой, была священная Мекка. Гора и Мекка были на одном направлении.
Гора учила многому. Лучше всего ей удавалось учить терпению. Терпеливый – одно из десятков Имён Всевышнего. Терпеливость Могущественного отличается от терпеливости слабого, вынужденного терпеть. Тем не менее, терпеливые находятся на пути к Богу (в тарикате) в отличии от тех, которые сгорают, вспыхивая. Такие Богу не нужны в Своём грандиозном Вселенном Проекте. Мусульмане не должны быть слабее своих эмоций. Их дух должен быть также силен и невозмутим, как Гора. Ибо ничто  не вечно, кроме Бога.
 Собаре лаьмнаш. Горы терпения. Кто, где, как ещё будет учить терпению, как Гора? Как можно вырастить, воспитать достойную, выдержанную, стойкую молодежь вдали от Горы, от его чудесного примера?
 Война часто выращивала полудикарей с туловищами людей и нравом зверей. Эти полулюди, полузвери наполняли  гору и гора их терпела.
Мутанты брали в заложники мирных людей и приводили их на гору, рыли ямы и бросали их туда, требовали выкуп. Мутанты называли себя мусульманами и не стеснялись совершать зикр над ямой, в которых томились взятые в заложники люди. Гора видела и терпела. Горы умеют терпеть. Горы в ожидании…
Доходят до Горы отравленные ветры еврейских смут, начиная с восстания масон на Сенатской площади в Петербурге в 1812 году. 
  Много зла и ненависти посеял на Кавказе полпред масон Ермолов, которому блестяще удалось заложить конфликт между русскими и чеченцами на добрых двести лет. Конфликт, который с каждым разом раскручивается вновь и вновь Иблисом, наследниками кровавого палача.
И Шейх Мансур, и Бейбулат Таймиев  предпринимали всевозможные усилия, чтобы договориться с Россией жить в мире и согласии на правах послушного и верного младшего брата, но не лакея. Однако провокационные замыслы иных политиков - космополитов всегда приводили к чудовищному кровопролитию.
Горцев двести лет зажимают и избивают в тисках между мировым сионизмом и имперским шовинизмом, а между ковкой то помещают в горящие угли, то опускают в ледяную воду. Так закаляют в горах стальные клинки.




     Его звали Али и его еще знали как муллу. В какое-то время его имя и призвание слились вместе и его стали звать Алимулла. Алимулла не обижался. Кто-то замечал странности в поведении Алимуллы. Ведь у него никогда не было семьи  и вот уже сто лет, утверждали некоторые (но им не верили) у Алимуллы не менялась внешность. Кроме того, он каким-то образом избежал выселения в 1944 году, хотя спустя несколько лет его видели во многих местах Казахстана и Киргизии.
    Жил Алимулла на хуторе близ Макажоя и без особой надобности с людьми не общался, хотя безустанно путешествовал по горам без всякого оружия. На вопрос, почему же его не выслали в 44-м вместе со всеми, Алимулла отвечал, что находился в это время в Анди, и так-как в совершенстве знал язык андийцев, в нем не узнали чеченца. Алимулла на самом деле пользовался большим авторитетом не только в горах Чечни, но и в Дагестане, особенно среди андийцев. Была у Алимуллы еще одна способность – он лечил людей. Просто проводил ладонями по больному месту и человек тут же испытывал облегчение. А еще Алимулла двигал на расстоянии железные предметы, например, алюминиевые ложки и вилки. Словом, необычный был человек Алимулла.

       Горные районы Чечни в последние почти сто лет после завершения Кавказской войны, добровольной сдачей в плен имама Шамиля и триумфа учения великого эвлия Кунта-Хаджи, жили особой духовной жизнью. Каждый взрослый человек чувствовал на себя пристальный взгляд Всевышнего, каждый прислушивался мудрого голоса собственной совести, ибо знали, что на языке совести с каждым разговаривает сам Бог. Следуя учению великого Кунта-Хаджи, люди держали в идеальном состоянии дороги, мосты, родники, насколько это было возможно. Вековые грушевые деревья у горных дорог были огорожены аккуратными заборчиками. Люди оберегали эти места, где отдыхал Кунта-Хаджи, чтобы их случайно не осквернила пасущаяся скотина. Их огораживали плетеными заборами вокруг.
      Каждый родник был огорожен аккуратной каменной кладкой, вдоль берегов рек нельзя было увидеть никакого мусора. Ведь Кунта-Хаджи учил, что вода священна, нельзя ее пачкать. В рощах и лесах не было ни одного случайно срубленного дерева, ибо Кунта-Хаджи учил, что все деревья – живые, и им также больно, как любому человеку, животному или зверю. Кунта – Хаджи призывал прятать топор, когда входишь в лес и напрасно его не вынимать, потому что все деревья вздрагивают, боятся топора, а напрасно пугать кого-то –  грех.
       Обо всем этом Мухдану еще бабушка рассказывала, отвечая на вопросы любознательного мальчика. И еще она тогда говорила: «Кунта – Хаджи приходит на помощь каждому, кто его зовет в трудную минуту. Ведь он не умер, он живой…»
       Теперь, проходя рядом с грушевыми деревьями, в тени которых  отдыхал святой Кунта – Хаджи, мальчик осторожно перелезал через ограду и  нежно прижимался к коре своими губами. Никто ему не говорил, что так надо делать.  Просто сердце подсказывало. И еще Мухдан всегда помнил, что на нем святая обязанность исполнить завещание. А кто ему в этом сможет помочь, если не Кунта – Хаджи, столь любимый и уважаемый в народе?
      
         Мухдан, полный сирота, жил с тетей. Помогал дядя, колхозный мельник. Иногда дядя просил Мухдана ночевать на водяной мельнице, присматривать, чтобы кукурузное зерно равномерно стекало к жерновам. Мальчику сперва было страшно, но стыдно было признаваться. Потом начал привыкать. И вдруг на мельнице начали происходить странные вещи: то камни начинают падать на шиферную крышу, то разобьется в дребезги стекло керосинового фонаря, то дверь мельницы ни с того ни с сего загорится. А Мухдану стыдно все это дяде рассказывать, подумает, что не хочет, боится на мельнице ночевать, вот и придумывает. А мельница и на самом деле далеко, в сотнях метров от села, за речкой и глубоким ущельем.
      В ту осеннюю ночь странности начали происходить с особой наглостью. Опять камушки посыпались на кровлю, в окошко, разбили стекло. Влетела головешка, упала, дымя, прямо у ног Мухдана. Юноша попробовал открыть дверь, выглянуть, но дверь оказалась запертой снаружи. И тогда он на самом деле сильно испугался. Вспомнил слова бабушки. Начал звать на помощь:
       - Кунта Хаджи, помоги мне! Очень прошу, помоги…
       Через минуту дверь открылась и заглянул невысокого роста, седобородый человек в сером плаще с добрыми, юными глазами. Он держал в руке небольшой мешок:
       - Извини, что ночью. Мука у меня кончилась. А живу я далеко, с утра сюда добирался. Меня люди называют Алимулла. Я живу в Чеберлое, возле Макажоя. Хорошо, что мельница опять заработала. Она ведь долго бездействовала.
       Юноша обрадовался пришельцу. Решил рассказать ему о странностях на мельнице.  Под конец осторожно спросил:
       - А может, Алимулла, это черти делают?
       - Не думаю, - спокойно, успокаивающе ответил Алимулла. – Черти сами по себе не опасны, пока они не вселяются в души людей. Не бойся, я останусь с тобой. И если они опять начнут безобразничать, мы их поймаем и накажем!
       - Правда?!! – обрадовался юноша, - ты останешься со мной до утра?
       - И даже завтра я буду с тобой, пока не разберемся, - улыбнулся Алимулла.
       Перед тем, как уснуть, Мухдан решил рассказать необычному гостю  одну историю и попросить у него совета.
       - Моего дедушку и его братьев записали в кулаки, овец, коров и лошадей отобрали и сослали в Сибирь, -  начал Мухдан. – Дедушка там умер. Бабушка рассказывала, что он там простыл и заболел. Дело было холодной осенью. Всех заставляли делать саманные кирпичи, а дедушка носилки таскал. За ними наблюдали люди, которых называли стрелками. Эти стрелки подгоняли людей. Избивали кого хотели. Больной дедушка падал на скользкой земле, на нем была порванная обувь. У него был жар, он кашлял, не мог стоять на ногах, но его все равно избивали на глазах у всех. Женщины плакали, умоляли не бить больного человека, но его не переставали бить  прикладами винтовок. Ночью он умер.
      Перед смертью он позвал своего сына, ему было лет тринадцать, и сказал, что он ему завещает учиться много-много, чтобы он нашел того, кто так с ними поступил и отомстил ему. Тот мальчик – мой отец, через год вернулся обратно на родину. Помог двоюродный дядя, который нанял проводника за деньги и тот проводник привел семью обратно через всю страну.
     Вернувшись в аул, моя бабушка, отец и две тети не могли жить дома, потому что их опять бы арестовали. Они выкопали в лесу землянку и жили в этой землянке, как звери. Лишь пять лет спустя им разрешили вернуться в село. Тогда и мой отец женился. Но он не смог выполнить завещание своего отца, потому что вскоре началась война и его призвали на фронт.  А потом  вовсе весь народ сослали в Казахстан.
       Я родился в Казахстане, - продолжал Мухдан рассказ, а Алимулла его очень внимательно слушал. - В школу пошел здесь и учусь в седьмом классе. А отец умер еще в Казахстане и перед смертью он мне строго наказал много учиться и выполнить завещание дедушки, которое он не смог исполнить. Мать моя тоже умерла и я живу с тетей. Вот теперь я учусь, стараюсь учиться отлично, но что мне сделать, чтобы исполнить то завещание наверняка? Что делать, когда закончу школу?
       Алимулла не сразу ответил,  собирался мыслями. Потом сказал:
       - Мухдан, ты достаточно взрослый мальчик, и вопрос ты задаешь серьезный, поэтому, мне кажется, с тобой уже можно говорить серьезно. Я ведь не случайно к тебе зашел. Я ведь наблюдаю за тобой с тех пор, как однажды увидел, как ты перелезал через огрождение и обнимал грушевое дерево возле дороги. Ты – не обычный мальчик, но если однажды решишь, что быть необычным означает быть лучше других – ты станешь обычным и Бог лишит тебя дара провидения. Ты со временем будешь знать значительно больше меня и придет день, когда я у тебя буду спрашивать совета, а пока послушай, что я тебе скажу.
       Алимулла чуть выше поднял фитиль керосиновой лампы и придвинулся поближе к Мухдану. Они сидели на широкой тахте из тяжелых грабовых досок:
       - Наша земля, наш Кавказ – удивительное место на этой земле, - начал Алимулла. – Здесь так много неразгаданных тайн и многие из них спрятаны глубоко в земле. До поры до времени. Всему должен наступить свой срок. В пятом классе вы изучали историю древнего мира. Помнишь обложку учебника?
       - Да. Там египетская пирамида…
       - А знаешь, почему они строили такие гробницы, похожие на горы?
       - Нет. Почему? – Мухдан слушал, затаив дыхание.
       - Я однажды попал в такую пирамиду. Это – целая гора! Я был внутри этой горы. Это – грандиозный храм с колоннами, высокими  стенами, расписанными загадочными письменами. Гора всего один раз пустила меня внутрь, потом опять тщательно закрыла вход. Это священная гора и наши далекие предки, которые тысячи лет назад продвинулись на юг, знали о ней. Вот они и начали делать пирамиды – зиккураты, похожие на ту гору. А гора – у нас, в Нахистане. И тот, кто будет впущен туда Аллахом, свят Он и велик, вынесет оттуда великую истину, которая спасет мир у самой последней черты.
         - Ты, Алимулла, предлагаешь мне искать ту гору, чтобы исполнить завещание? – спросил Мухдан, когда возникла пауза.
       - Я думаю, что гора сама тебя позовет, если отныне все будешь делать по зову Совести, а не по зову Иблиса, - ответил Алимулла.
       - А я сумею различать зов Совести от зова Иблиса? – настороженно спросил Мухдан.
       - А вот это ты должен решать сам! – уверенно сказал Алимулла. – Вот эта свобода выбора – самая великая свобода, даруемая Богом человеку!
       Мухдан не стал больше утомлять Алимуллу вопросами. Было уже поздно и юноша принялся стелить себе и гостю постель.
        В ту ночь Мухдан рядом с гостем крепко уснул и спал сладким сном, пока солнце  не поднялось высоко над горой.
        Весь наступивший день Алимулла помогал Мухдану молоть кукурузную муку.
       Ночью странности на мельнице начали повторяться.
       - Оставайся здесь и не бойся. Я сейчас приду, - сказал Алимулла юноше и тихо вышел. Через короткое время он вернулся, привел с собой юношу постарше  Мухдана. Тот был растерян,  пытался вырваться из рук Алимуллы и убежать. Но Алмулла его успокаивал:
      - Не бойся, ничего плохого я тебе не сделаю. Просто ты расскажешь все как есть, и мы тебя отпустим.
      - Это наша мельница, а не колхозная. Это у моего деда его отняли,  кричал,  пытался вырваться юноша.
      - Хорошо, пусть ваша. А в чем вина этого мальчика Мухдана, которого ты пытаешься напугать? Кто тебя на такое надоумил?
       - Никто. Я сам.
       Мухдан сильно удивился, увидев перед собой своего двоюродного брата Сомсолту. Сомсолту, которого, уже взрослого, станут называть Сомсом. Возможно, из-за его ненасытной любви к деньгам.
       -  Сомсолта, ты что тут делаешь? – спросил Мухдан. Тот молчал, виновато опустив голову.
       Вскоре все успокоились. Из рассказа  юноши Алимулла и Мухдан поняли, что эта мельница была построена его дедом, братом дедушки Мухдана.  Но деда раскулачили и мельницу отобрали. Отдали колхозу. Дед умер в Сибири, а отец  Сомсолты, находясь в Казахстане, все время вспоминал эту мельницу, говорил, что обязательно отберет ее обратно. Но не смог. Работая в Казахстане на рудниковой шахте, он погубил свои легкие и, вернувшись на родину, вскоре умер. А Сомсолта чувствовал, что долг теперь остался за ним. Вот и пытался сделать так, чтобы колхоз от нее отказался, как от нечистой силы.  Или хотя бы напакостить тем, кто сейчас хозяйничает на мельнице, даже если они приходятся ему близкими родственниками.
       - А у моего дедушки, брата твоего дедушки, тоже  отняли пять тысяч голов овец, тоже отдали тогдашнему колхозу. Нам их колхоз теперь вернет? – спросил Мухдан, и этот вопрос многое прояснял.
       - В самом деле, многие пострадали, - сказал Алимулла, - виновных теперь не найдешь. Надо смириться. Слава Аллаху, свят Он и велик, разрешили домой вернуться. Не надо теперь друг с другом враждовать. Этим мы все только Иблиса будем радовать. Надо потерпеть. Всевышний ведь все видит и рано или поздно все расставит по справедливости по своим местам.
       - Можно я скажу? – спросил Сомсолта, как только Алимулла перестал говорить.
       - Говори, конечно, – разрешил Алимулла.
       - Я думал, что перед памятью отца обязан что-то делать. Знаю, что Мухдан и его дядя ни в чем не виноваты. Простите меня. Я больше не буду сюда приходить.
       - Вот и хорошо, молодец! – похвалил Алимулла. – Я бы хотел, чтобы вы с Мухданом расстались друзьями. Тем более что вы – близкие родственники. Не возражаешь, Сомсолта?
       - Нет, конечно. – Он изподлобья хмуро смотрел на Мухдана, пытаясь понять, как он относится к такому предложению.
       - Ну, тогда обнимитесь, - предложил Алимулла и ребята тут же с удовольствием обнялись.
       - Молодцы! Да будет вами доволен Аллах! - обрадовался Алимулла.- Вы только что сломали Иблису позвоночник, - и, довольный, заулыбался своей необычайно доброй улыбкой.
       - Пошли, я тебя провожу домой, - предложил Алимулла Сомсолте и они вышли. Тут же заглянув обратно, Алимулла спросил у Мухдана:
       - А если я сегодня не вернусь, скучать не будешь?
       - Нет, не буду. А ты еще придешь когда-нибудь?
       -  Постараюсь. Ты только не переживай. Все во власти Всевышнего.
      Мухдан много раз сдышал от взрослых, что Кунта-Хаджи не умер, что он не может умереть. «А вдруг Кунта-Хаджи приходит к людям как Али-Мулла, как другие хорошие люди? А почему все чеченцы и ингуши не хотят стать такими, как Кунта-Хаджи? Власть не разрешает? Но разве Аллах будет такую власть долго терпеть?»
     В тот вечер Мухдан на молитве обратился к Всевышнему с необычной просьбой: «О, Всевышний Аллах, если можешь, веди меня по пути святого Кунта-Хаджи! Сделай так, чтобы я когда ни будь продолжил его путь. Сделай так, чтобы меня услышали люди, и люди перестали ненавидеть, убивать друг друга. Сделай так, если даже за это мне самому придется умереть!»

 **

Из записок Безумца
 
Смерть матери потрясла меня, повлияла, наверное, на мой характер и судьбу.  Отцом мне тогда стал Салман, младший брат отца, а матерью  –  бабушка Жовзан.  Очень любила и жалела меня  тетя Кужан, жена дяди.
Бабушка меня любила особенно, как никого и никогда на этом свете. И я это чувствовал. Если кого – то из людей на этом свете можно назвать ангелом, то моя бабушка ангелом и была. 
Салман часто упрекал жену за то, что она недостаточно внимательна ко мне, иначе я не ходил бы такой грустный, не уходил  бы все время в лес, на речку. А я  убегал не потому, что ко мне плохо относились, просто нравилось мне быть одному,  нравилось подолгу оставаться один на один у горы, где речка, лес. Нравилось размышлять в одиночестве. Многое мне хотелось понять. Людт  замечали, наверное, странности в моем характере и поведении. Но находили, очевидно, объяснение – сирота…
Лишь позже, став студентом университета, я понял, что все эти вопросы, которые не давали мне покоя с ранних лет, тянут меня к уединению, давно волнуют умы всего человечества на протяжении всей  истории и вопросы эти составляют целую науку, которая называется философией. Как мне были знакомы переживания и искания великих  философов – Сократа, Гегеля, Аристотеля, Канта… а ведь ничего не меняется в этом мире в вечных философских вопросах. Просто придумывают новые, более удачные слова для описания одних и тех же  явлений и переживаний.
 
**

        Бабушке Жовзан было за шестьдесят, но она была еще крепкой женщиной, несмотря на свою худощавость и маленький рост. Могла даже рубить дрова и косить сено. Но в то лето Мухдан принципиально не пускал ее в горы на сенокос. Во-первых, тяжело было подниматься по крутому склону. Во-вторых, уже не тот возраст, чтобы махать косой. Но бабушка была непреклонна:
       - Пусти, Дики, в последний раз. Может, и вправду больше никогда горы не увижу… -  Чуть не прослезилась и Мухдан сдался:
       - Хорошо. Медленно, не спеша, поднимемся, но сено косить я тебе не дам. Побудешь там пару суток и спустимся.
       Вернуться обратно через двое суток не получилось. Пошли дожди и Мухдан с бабушкой застряли в своем шалаше почти на неделю. Потом они вернулись в аул, пока сено не высушится. Через неделю Мухдан снова засобирался в горы, а бабушка опять:
       - Я пойду с тобой, Дики…
       - Нет, Бабушка,  не пущу!
       - Дики, как ты будешь копна подносить? Кто тебе будет сено на макушку скирды подавать? Один ты там ничего не сделаешь. А помогать тебе кроме меня некому, каждый своим делом занят, у каждого свой сенокос. Богом тебя молю, пусти в последний раз!
      Мухдану опять пришлось сдаться, и они поднялись на гору. Только поднялись и перевернули сено, чтобы просушилось с обратной стороны – опять пошел дождь. Было совсем темно, когда, уставшие и промокшие, они вернулись домой. Через несколько дней все повторилось в точности. Бабушка опять настояла, чтобы Мухдан взял ее с собой. Но на этот раз весь день стояла солнечная погода и Мухдан с  бабушкой соорудили высокую, красивую скирду на склоне горы. Они любовались ею, расчищали вилами бока, как  откуда - то верхом на лошади прискакал колхозный бригадир:
       - Вам кто разрешил здесь косить? – кричал он на бабушку, забыв поздороваться.
       - О чем ты говоришь, Дурди? Здесь же косить колхоз разрешает, - недоумевала бабушка.
       - В этом году разрешили косить только за Плачущей горой. Разве вы не знали? А здесь уже не покос, а пастбище, - возмущался бригадир. - Я вынужден буду забрать эту скирду и отвести на колхозную ферму!
      - Дурди, мы ее с таким трудом в этом году сделали, все лето шли дожди, ты же знаешь. Не отбирай, пожалуйста, больше мы не будем здесь косить, - начала плакать, умолять бабушка.
       - Перестань, не плачь, не посмеет он забирать. Как это он заберет? – не понимал внук. А Жовзан, которую всю жизнь преследовала проклятая власть, чувствовала, что опять произойдет самое худшее.
       - Эй, ты, мужик, если ты такой герой старух обижать, слезай с коня! – Крикнул разозленный Мухдан и направился в сторону всадника. В руках у юноши был топор, с помошью которого изготавливал подпорки стога сена. Бригадир явно испугался и дернул за уздечку, чтобы удрать.
       - Скирду я  конфискую. А если заберете – то сядете в тюрьму! – кричал Дурди, удирая на своей пестрой кобыле.
      - А это мы посмотрим, попробуй только! – кричал вдогонку Мухдан.
       Сено с гор свозили обычно зимой гусеничными тракторами на санях. Бригадир понимал, что если Мухдану удастся  свести сено первым, то оно может ему остаться. Вряд ли правление колхоза стало бы отнимать сено у круглого сироты. А вот если бригадир опередит и доставит сено на колхозную ферму, то вряд ли ее отдадут нарушителю. Из этих соображений бригадир, вся жизнь которого была лакейское служение власти, быстро свез сено на ферму и демонстративно уложил ее на самом видном месте. С такой подлостью пятнадцатилетний Мухдан сталкивался впервые. «Надо застрелить мерзавца» - сразу же пришло в голову и он в тот же вечер начал плавить пули из свинца. Свинец, гильзы шестнадцатого калибра и охотничью двустволку Мухдану дал дядя, когда он чуть повзрослел и уже оставался на мельнице неделями. И вдруг юноша вспомнил слова Алимуллы, о необходимости жить по голосу Совести, а не Иблиса:
       «А мысль застрелить Дурди мне подсказала Совесть, или Иблис? Если я его застрелю и убью, у него ведь останутся дети. Их у него много. А если меня поймают и посадят, или тоже убьют, что станет с моей бабушкой? Могла мне такую мысль подсказать Совесть? А Иблис? Иблис мог. Точно, эту подсказку мне сделал Иблис. Значит, Иблис действует через гнев. Значит, ничего нельзя делать в гневе. Надо подождать, пока пройдет гнев и все решать в спокойствии. Совесть говорит с человеком, когда он спокоен.  Но ведь прощать человеку подлость тоже нельзя! Когда мерзавец чувствует безнаказанность, он, наверное, еще больше наглеет. Что же делать? Что же делать?» - Этот вопрос некоторое время терзал Мухдана, пока не пришла другая мысль:
       - «А! Знаю что делать! Я подожгу эту скирду! Имею право, это мое сено. Его у нас просто нагло унесли, украли. Это мы с бабушкой трудились целый месяц!»
       Как только стемнело, Мухдан положил в карман телогрейки коробку спичек и направился в сторону колхозной фермы.
     «Стоп! А мысль поджечь сено мне подсказала Совесть, или Иблис? В прошлом году зимой в колхозе забили и сдали на мясокомбинат часть скота, потому что колхозу не хватило кормов. А как говорил Кунта-Хаджи? Он говорил, что можно даже не держать уразу, если это мешает заготовке кормов. Ведь состояние животного, лишенного человеческого языка и человеческого разума – на прямой совести человека! То сено, которое я собираюсь поджечь, может вывести из зимовки одну корову, два теленка или пять-шесть овец. Получается, эту мысль мне тоже подсказал Иблис, а не Совесть. Совесть, конечно, хочет, чтобы я остановился, подумал еще раз…»
       Вскоре Мухдан  шел обратно и успокаивал себя: «Ничего страшного. Корову продадим, а весной купим телку. Весной картошки побольше посажу на том месте возле мельницы, которое недавно облюбовал. Огорожу участок, чтобы кабаны не раскопали. Осенью продам несколько мешков картошки и поменяю свою старую  телогрейку на новую куртку или пальто. А то стыдно уже в ней ходить. Голодать тоже не будем. Уж кукурузной муки нам всегда хватит…» И уже на пороге дома всерьез подумал: «Интересно, много ли я совершал поступков по подсказке Иблиса? Кто бы мне ответил на этот вопрос? Где же ты, Алимулла? Почему о тебе так долго ничего не слышно? А ведь обещал не пропадать…»
       Через день произошло странное событие. Возле ворот дома Мухдана остановилась машина, доверху груженая сеном. Люди вошли во двор и спросили, где его выгрузить. Оказывается, председатель колхоза узнал о поступке бригадира, поругал его сильно, что обидел сироту, и приказал вернуть сено. Бабушка от радости не могла остановить слезы. А Мухдану было невероятно стыдно за свои намерения, хотя и не исполнил их.
       На следующий день по дороге в школу ему случайно повстречался Алимулла. Мухдан сильно обрадовался, поздоровался, крепко обнял его.
       - Я знаю, что тебя волнует, - сразу сказал Алимулла. – И знаю, о чем ты просишь у Всевышнего. Молодец, пока ты сильнее Иблиса. И не думай, что ты в одиночестве.  Будешь получать помощь и поддержку в разное время от самых разных людей, если и впредь будешь прислушиваться только к голосу Совести. Продолжай хорошо учиться. Это для тебя сейчас самое главное!
       - Алимулла, а ты мне покажешь вход в гору?  – быстро спросил юноша о том, что его  волновало после рассказа Алимуллы когда - то на мельнице.
       - Ты туда войдешь обязательно, если будешь хорошо учиться, продолжать различать голос Совести от голоса Иблиса.
       - Я буду стараться… У меня еще один вопрос, Алимулла.
       - Спрашивай.
       - Он очень важен для меня. Скажи, кому мне мстить, чтобы отомстить за дедушку, за весь наш народ, за всех?
       - Ты хочешь, чтобы я тебе назвал имя?
       - Да, конечно!
       - Это невозможно. Почему, ты поймешь сам, если, повторяю, будешь много и хорошо учиться и будешь наблюдательным. Пока я могу тебе сказать, что твой враг, враг всех добрых людей – это зло, вырастающее на чьей – то самоуверенности. Христиане его называют гордыней человеческой.
       - Алимулла, а разве христиане не враги мусульман?
       - Нет, конечно, - строго посмотрел он в глаза Мухдану, - пророк Мухаммад, да благословит Его Аллах и приветствует, говорил, что пророк Иса ему брат, как и все другие величайшие пророки человечества. Запомни. Люди, признающие, что Бог един и все люди братья – не должны никогда враждовать друг с другом, тем более воевать.  Иначе крепнущий Иблис одолеет всех по одиночке. Думай о том, как сблизить всех людей доброй воли, все религии единобожия. У тебя и у твоего народа есть правло так думать. Крепко это запомни, если хочешь, чтобы Всевышний откликнулся на твою мольбу!
 
 
**
 

С каждым днем все дальше и выше поднимался Мухдан в гору. Он внимательно изучал все тропинки, полянки, деревья, скалистые обрывы, лощины, громадные валуны, родники. Особая радость - разнообразные плодовые деревья на заброшенных хуторах. Возвращаться в хутора хозяевам власть не разрешала, требовала, чтобы все оставались в границах села. Но люди приходили на свои хутора,  косили сено, кое-кто из смельчаков  пытался ремонтировать прохудившиеся домики и сараи.
На одиноко бродящего по лесистым склонам мальчика смотрели с удивлением. Повстречавшись с ним, спрашивали: «Ты что, мальчик, заблудился?»  «Нет, не заблудился!» – уверенно отвечал Мухдан. Некоторые его в шутку прозвали лесным мальчиком.
Однажды произошло удивительное событие. Мухдан нашел в горе пещеру. Мальчик смело вошел в нее, будто неведомая сила звала, заманивала все дальше и дальше по узкому подземелью туда, где было светло, будто солнечные лучи проникали сквозь землю.
Мухдан чувствовал, что в этой пещере еще никто не был, по этой дороге еще никто не шел. Он был первый, его манил чудесный свет впереди. Он ведь всегда догадывался, особенно после рассказа Алимуллы, что эта необычная гора его ждет, собирается раскрыть ему особую тайну, давно всеми забытую, утерянную, и от этого все беды его гонимого народа. Поэтому страдали и плакали его родители. Поэтому умерли все его братья и сестры. Сколько людей осталось лежать там, на чужбине, на чужой и далекой земле. Но вскоре все должно измениться. Ему, Мухдану, расскажут, что потеряно народом, от чего так помутнен его разум, почему так легко позволяют Иблису каждый раз обманывать себя, заманивать в капканы. А Иблис ведь поэтому Иблис, что умеет превращаться то в шейха, то в имама, то в писателя, то в академика, то в генерала, в кого угодно!
Мухдан шел уверенно к свету в глубине подземелья, и вскоре он увидел, что вся эта гора – вовсе не гора, а огромный храм, внутри которого много залов, комнат. Мальчика вскоре заворожило множество каменных и гранитных колонн, соединенных между собой. И полки с книгами… Множество книг от пола до самого высокого потолка!
Но здесь кто-то есть!
- Ваша, добрый день.
- С добром твой приход, Мухдан.
- А ты знаешь меня, Ваша?
- Знаю, конечно. Я давно тебя здесь жду.
- Меня? А зачем?
- Чтобы ты рассказал людям, что эти горы – не пустые бугры. В них – источник для выздоровления человечества, когда оно тяжело заболевает. Но многое скрыто. Нужно уметь искать и уметь находить.
- Где искать и находить, Ваша, здесь? В этой библиотеке?
- Прежде всего в своей крови. Там, в крови вайнахов  главная библиотека с невероятным объемом информации.
- В крови… а как читать эту библиотеку, Ваша?
- Способ только один – прислушиваться к голосу собственной крови, не отвлекаясь на обилие прочей информации, которую специально распространяют, чтобы заражать людей все новыми видами болезни разума и совести.
- А разве разум и совесть могут болеть, Ваша?
- Это будут главные болезни наступающих времен.
Мальчик хотел еще что-то спросить, но человек исчез. Тут же исчезла и сама библтотека.

       Спустя много лет, Мухдан иногда склонялся к мысли, что то событие, связанное с пещерой в горе, было все-таки галлюцинацией, сыгравшей значительную роль во всей его дальнейшей судьбе. И тогда он начинал сомневаться: а может, в самом деле, у меня «не все дома»? Но как быть с теми голосами, шумами, время от времени раздающимися в ушах с самого детства? В этих шумах отчетливо слышны стоны сотен, тысяч людей, топот и ржание лошадей, гул стремительно несущихся боевых колесниц, звон и треск воинских доспехов, щитов, свист сабель и стрел, крики женщин и плач детей, смех предателей, призывы предводителей и молитвы праведников…
     Тогда, в юности, Мухдан выскакивал во двор, на улицу, крепко зажимая уши, целовал амулет, выписанный местным муллой, произносил молитвы и заклинания из святых писаний, как его учил тот же мулла, и ему становилось легче. Через минуту совсем отпускало и на душе становилось удивительно легко и приятно, будто душа только что побывала в Раю. И Мухдан благодарил Бога, что эти странности происходят с ним, что именно ему Всевышним определена такая необычная судьба.
Когда ни будь Гора на самом деле оживет, восстанет, и тогда придет в бешенство КГБ, обком, Кремль; засуетятся, забегают тщедушные чеченцы из различных чиновничьих нор, почувствовав, что земля, сотрясаясь, уходит из-под их ног, обнажая замалчиваемую реальность, что могут вернуться НАХИ, КОТОРЫЕ НАХИ – ПРЯМЫЕ ПОТОМКИ НОХИ!
Но чекисты будут стараться отрицать то, что происходит. Пригонят тысячи бульдозеров, экскаваторов, грузовиков, эвакуируют население, чтобы никто ничего не увидел, не узнал, и  начнут выравнивать гору. Другие будут пытаться  облить гору черным мазутом и спалить его, чтобы люди близко не подходили. Но пойдут дожди, которые потушат огонь, смоют мазут, и потекут мутные реки.  Дожди  будут литься долго, упорно, не переставая,  вновь и вновь обнажая мраморные колонны замков-зиккуратов, и тогда чиновники в бешенстве вновь и вновь будут присылать в горы бульдозеры, экскаваторы, самосвалы. И будут называть это битвой  за коммунизм.  Они долго ещё будут биться в этом обреченном к проигрышу сражении.

**

Из записок Безумца

Мои дети, внуки, правнуки будут жить, не зная о существовании Горы? К чему они будут привязаны? Чем возвысятся, обретут неодолимую силу их души? Чей зов будет наполнять смыслом их жизнь? С каких высот будут обращаться к Богу? Кого возьмут в защитники, в свидетели, в друзья? Кто они без Горы, без вечного Памятника величия их душ? Где найдут еще такую Крепость, такой Заслон, такой Пьедестал? Кто они, эти потомки, без Горы в этом мутном океане лжи и распутства, где все, включая смысл жизни, подчинено позывам плоти?
Человек и в глубокой древности не мог прожить без могущественного Зиккурата. Моим Зиккуратом была и остается Гора. Поэтому мой дух высок, могуществен, величав, как Гора, и сам Всевышний смотрит на меня с таким уважением, будто я сам – Гора.
       А какие духовные связи установятся с Богом у моих потомков на бескрайних просторах чужбины,  вдали от Горы, если я хотя бы не расскажу об этой горе?
 
На той горе, говорят, когда-то стояли святилища. Это места, где молились языческим богам, приносили им дары. 
Людей всегда тянуло к горе. Рощи на его склонах они называли священными. Здесь никогда не срубали живые деревья, а только собирали хворост да разрубали буреломы. Сюда не разрешалось заходить охотникам, здесь никогда не стреляли. 
На Горе и у его подножья люди веками и тысячелетиями вспоминали о богах и Боге, обостряя свою Совесть, а Совесть всегда спасала людей. Так и жили. Поэтому и сохранились. А что защитит теперь, когда весь этот сгусток совести остался где-то далеко-далеко позади среди потемневших от времени камней? Если мои дети, внуки, правнуки окажутся оторванными от Горы, что не исключено, они заболеют, не понимая, откуда и от чего исходит таинственный Зов. А это неизбежно. Зов  на генетическом уровне. Он будет волновать вечно, но ни один врач не поставит верный диагноз. В лучшем случае скажут про латентную, скрытую память. А о чем она, эта латентная память? Что еще блуждает в глубинах нашего подсознания? Понимают ли, будут ли понимать дети и внуки, что они никогда не будут вполне счастливы без Горы, без распознания Его вечного зова? И кто в этом виноват? Получается, виноват я. Я трижды виноват в отличие от многих, потому что многое понимаю из своего диалога с Горой и Голосом, по воле Всевышнего.
Ту гору пытались покорить орды монгольских кочевников.
По той Горе били пушки.
На эту гору шли танки, сжигая, сплющивая, уничтожая  все живое и неживое на своем пути. Но у подножья той горы все злое, недоброе теряло силы. Лишь однажды у горы появилсмя великий Тимур, посланник Аллаха с правдой Ислама. Тимур почувствовал Силу Горы. Он был пророк, и это скоро откроется сполна, хотя этого больше всего боится рвущийся сюда сатана! В горе остался дух Тимура. Дух,который тоже в свое время оживет, когда народу в очередной раз будет трудно от бесконечных провокаций сатаны. Дух, как символ силы Веры. Воскресшей силы, как во времена великого Тимура!
 Гора, как знак Бога, была неподвластна времени, наблюдающей над осуществлением грандиозного Вселенского божьего проекта «Человек». Величие Горы возвышало души  людей, живущих возле Горы. 
Гора звала, притягивала к себе не только живых, но и мертвых. Зная это, алимы успокаивали людей на смертном одре там, в Сибири, Казахстане и Киргизии: под землей беспрерывно ходят верблюды, перетаскивая тела похороненных в чужой земле на Родину, к подножью Горы. И люди верили в этот образ, в эту величайшую, добрейшую метафору, потому что знали, что Бог есть, раз есть сотворенная Им Гора, и Бог не может быть несправедливым. Бог не может просто так разлучить ни ребенка с матерью, ни отца с сыном, ни души людей со своим могучим пристанищем – с Горой. Нельзя никого никогда разлучать с тем, без чего он не может жить. Нельзя разумному, совестливому человеку превращать жизнь в невыносимую боль. Так учит Сила Горы.  Так учит Великий Ислам!

   **
Сентябрь в том году, помню, был по-летнему жарким и я отходил от первой в своей жизни большой неудачи у подножья горы, возле речки: накануне я не  прошел по конкурсу в юридический институт.
– Что, Гора, – спросил я тогда, – не оправдал я твоих надежд?
– Все еще впереди, – успокоила меня Гора, – главное – не отчаивайся и готовься к новым экзаменам. Приучай себя к борьбе, к  горьким неудачам и радостям побед. Не игнорируй маленькие победы и не недооценивай маленькие поражения. Все в этой жизни имеет свойство накапливаться.
В ту же минуту я обратил внимание на крутой обрыв,  скалу, не очень высокую  – метров тридцать. Мне и раньше приходило в голову покорить его, но не решался. А тут – вызов Горы: достигай, мол, маленьких побед. После поражения на вступительных экзаменах покорение скалы означало маленький реванш.
… У меня не было опыта альпинизма.  Я не понимал, оказывается, что означает оказаться в середине обрыва без всякой страховки. Я не знал, что взгляд снизу на скалу, и взгляд с середины скалы вниз – это разные вещи.
Не знал, что карабкаться вверх по скале намного легче, чем спускаться с нее… Короче, я намертво прилип к скале и застрял. Подниматься – метра три. Опускаться – практически невозможно. Это означает упасть на камни и переломать себе все кости.  Если, конечно, вообще можно остаться в живых.
– Растеряешься – разобьешься, – шепнула мне Гора.
– А чего-ж ты меня раньше не предупредила? – обиделся я на Гору.
– Ты в этой жизни должен будешь сам многое постигать, - сказала Гора, -  никто еще в этом мире не ценил чужие советы, пока сам себе лоб не разбивал.
– Что же мне теперь, так и висеть, пока не сорвусь?
– Попробуй отдохнуть. Наберись сил.
Короче, выкарабкался я наверх. Полчаса не мог встать на ноги. Колени дрожали, во всем теле такая мучительная усталость, постепенно переросшая в небывалую эйфорию!
 Эйфория была от того, что не упал, не разбился! От того, что не только не разбился, но и поднялся, покорил скалу! Душа ликовала, была такая радость, такой восторг, будто только что заново родился, или воскрес из мертвых. Это радостное потрясение перечеркнуло потрясение неудачи с поступлением в институт. «Как мало, оказывается, нужно для счастья, – подумалось мне тогда, – и мы даже не подозреваем, где оно, счастье, в чем оно, как много еще ждать всяких сюрпризов в долгой человеческой жизни!
 Как много для меня значили эти полчаса, что я карабкался наверх, чтобы не сорваться, не разбиться.  А если бы я просто лежал там внизу на траве, грея живот на солнце, жалея себя? Я бы и не заметил, как промелькнул этот час - полтора. Вот такая она, значит, жизнь. Можно прожить её со смыслом и с целью, карабкаясь, рискуя и побеждая,  и тогда она долгая и насыщенная.  А можно и просто проспать,  ничего особенного не замечая и ничего после себя не оставляя.
– О, Гора, спасибо тебе за урок.
– Пожалуйста. Поздравляю с первой победой!
 

**
 
       Чеченцы многое готовы были прощать, переносить, терпеть, лишь бы опять не изгнали на чужбину, дали возможность жить там, где могилы их предков, где самим так хотелось ложиться в землю в свой последний час. 
       Мухдан видел своими глазами, понимал сердцем и разумом, что страдания его народа еще не закончились, что с ним по-прежнему поступают несправедливо.
      В горы на хутора не пускают, на равнинах заводов, фабрик не строят, а Грозный давно превращен в город для русского «пролетариата». Всё сделают, чтобы приток сельских жителей на промышленные предприятия стал практически невозможным.
      Было еще много обид на местные власти и все эти обиды обостряли его чувства патриотизма, нежной и горячей любви к своему несправедливо гонимого и притесняемого народа.
      Эти чувства нежного патриотизма еще больше обострились после того, как Мухдан увлекся историей, стал хорошо понимать, что история его народа сильно искажена, преподносится в крайне упрощенном, искаженном виде.   И только потом, спустя почти полвека, седой, больной, переживший многое, но от этого только ставший мудрее, Мухдан отчетливо понимает: если у его народа и есть какое-то превосходство, то оно дано Богом только для того, чтобы думать о всех, болеть за всех, желать всем только добра! Всем людям. Всем народам. Всему человечеству. Ведь Бог сотворил всех равными и свободными, чтобы в равноправной и свободной борьбе совершенствовали себя, приближали себя к Нему, к Богу!

    **   





 

 
Мухдан со второй попытки через год после окончания школы стал студентом исторического факультета Чечено-Ингушского государственного  университета. 
Юноша с первого курса, с первого взгляда был влюблен в удивительную, как ему казалось, девушку по имени Хеда.  Мухдан думал, что умрет, если разлучится с ней, был уверен, что женится на этой тихой блондинке с большими зелеными глазами. 
 О, эта Хеда… Мухдан действительно  тогда был уверен, что так крепко никто и никогда не любил и не полюбит. Она была особенная! Она была чем-то похожа на киноактрису Анастасию Вертинскую из знаменитого тогда кинофильма «Человек – амфибия».  Такие же удивительные, восторженные, романтические глаза, которые в следующий миг могли стать очень грустными.
Мухдану нравилось пытаться развеселить девушку. Ей в его копании, чувствовал он, тоже бывает хорошо.
 Их встречи проходили чаще всего вечерами в небольшом читальном зале студенческого общежития, где они жили. Она на седьмом этаже, Мухдан - на третьем. Весной они гуляли  по скверу, сидели на скамейках, ели мороженое. Иногда Мухдан  вместе со всей девичьей комнатой приглашал её в кино. Был такой кинотеатр «Родина», самый популярный среди студентов, потому что был рядом с университетом.
Чтобы выглядеть щедрым кавалером, Мухдан чаще других ребят ходил на овощные базы разгружать вагоны с картошкой, с мешками сахара, соли, макарон. За весь день работы зарабатывал десять рублей. На эти деньги можно было и в ресторан девушку пригласить, но Хеда Мухдан не приглашал, потому что знал, что она не пойдет. Она была девушкой строгой, скромной, как, впрочем, и все вайнахские девушки, которые с нам учились.
Мухдан любил делать ей небольшие подарки, а она любила их получать. Он дарил ей духи, кулоны, книги, а однажды подарил белый шелковый шарфик. Ей он так понравился, что носила почти всегда. А может, она хотела, чтобы ему было приятно.
Мухдан так мечтал ее нежно обнять, чтобы никогда больше не отпускать из своих крепких объятий! Он каждый раз не мог долго уснуть, мучаясь и страдая. 
Однажды Мухдана  все-таки неудержимо потянуло на подвиг.  Было это далеко за полночь. Двое дольше, чем обычно засиделись  в читальном зале, были одни. Мухдан весь горел от страсти, сходил с ума, просто не мог совладеть собой.
В коридоре было темно. Было тихо, все спали.
– Давай постоим у окна, – с дрожью в голосе сказал он ей.
– Уже совсем поздно, – ответила она.
Мухдан осмелился, взял ее легонько за локоть и потянул к окну. Она остановилась, с удивлением уставила на него свои сверкающие в полутьме глаза.
– Ты что, Мухдан?
Книжки упали с его рук.
– Я не могу, прости, Хеда…
Он попытался ее обнять. Она сильно испугалась:
– Не сходи с ума! – чуть ли не крикнула она. И этот крик его отрезвил.
– Легко сказать… «не сходи». А если я сошел?!
– Лечиться надо!
«Ох уж эти чеченские девушки! – размышлял Мухдан позже – Это -сущее испытание, наказание, кара небесная!»
Мухдан, конечно, понимал, что эта девичья, женская чистота – самое ценное сокровище его народа. «Это - самое важное. Это что-то рядом с Богом. Это от Бога. Это милость Бога, что Он еще не позволил нашему народу совратить своих женщин!»
«Видит Бог, как я тебя любил,   
Как мечтами о тебе я жил.
О, как  сладостны бывали эти муки,
И как горьки вечерние разлуки»
     - писал Мухдан в тетради для лекций, любуясь, как всегда, ее очаровательным профилем.
С девушкой Мухдан делился, как несправедливо коммунистическая власть поступала и поступает с чеченским народом. Как это власть упорно пытается держать чеченцев в приниженном состоянии. Как чеченцев не пускают на работу на грозненские промышленные предприятия, как не строят заводы, фабрики, не создают рабочих мест в сельских районах, и вообще, отстранены от реальной власти в своем собственном доме. Как игнорируют  культуру, историческую память народа. В Грозном, к примеру, нет ни одного памятника чеченцу вообще! Как будто ставится такая цель – стереть память о народе в своем собственном доме.
В Грозном действует православная церковь, но нет ни одной мечети. Стоит памятник палачу Ермолову, но нет памятника ни одному чеченскому герою Гражданской или Отечественной войны, ни одному деятелю культуры.
Хеда вроде бы слушала внимательно, но думала, понял Мухдан позже, о чем-то  другом.  О чем? Неужели все время думала только об одном – как удачно выйти замуж?

**



В том году студентам исторического факультета предстояло пройти археологическую практику. Мухдан ждал начала работ с нетерпением.

Глубокая ночь. Мухдан парил над горами, над башенными аулами и останками древних строений, пытаясь все разглядеть, понять, прояснить. Но ночь тянется долго. Неизвестно, когда рассеется мгла и выглянет солнце. Но оно обязателно когда ни будь выглянет и все обнаружится. Заговорят даже камни. И тогда народ прозреет. Прозреет и протянет руку помощи даже тем, кто еще в беспамятстве. Которых специально держат в беспамятстве, как средневековых степных манкуртов...
Но вот к склеповому захоронению крадутся какие-то люди. Крадутся тих, озираясь, не видит ли их кто. Вот они осторожно, один за другим заходят в самый большой склеп. Долго оттуда не выходят. Мухдану стало интересно. Он тихо спустился с небес, заглянул внутрь, что же они там делают?
 Мухдан узнал этих троих. Один – важный работник обкома КПСС. Друкгой – один из руководителей КГБ. Третий – нашумевший археолог.
 - Бросай. Нет, положи вон под тот камень, - советует работник обкома. Археолог достает из-за пазухи и сует под камни железные кресты.
- Замечательно. Завтра студенты придут и найдут, - говорит чекист. – Пускай думают, что их предки были христианами.
- Не в этом самая большая проблема, - замечает археолог.
- А в чем же? – хором спрашивают работники обкома и КГБ.
- А проблема в том, - заявляет археолог, что до этих земель простираются две знаменитые древнейшие археологические культуры. Одна, с западной стороны, называется Майкопской. Другая – восточнее. Называется Куро-Аракская. Обе эти культуры, которым по меньшей мере четыре, пять тысячи лет, доходят через Закавказье до великих Переднеазиатских цивилизаций – Урарту, Митанни, Шумеры. Если об этом узнает местная националистическая интеллигенция, они просветят свой народ, чьи они потомки.
- А ты на что? На что твои ученики, на которых мы тратим столько сил и средств? – возмутился работник Обкома КПСС,
- Но ведь о переднеазиатских корнях вайнахов говорит не только археология. У этих дикарей и язык тот же, что и язык урарто-хурритов, шумер. Об этом тоже не следует забывать...
- А мы помним, помним, не беспокойся. Ты за свою контору отвечай! – пригразил чекист.
- Ну и что ты предлагаешь, раз такая проблема существует? – задал археологу вопрос работник КГБ.
- Надо контролировать деятельность всех археологических экспедиций. Нельзя сюда пускать людей, типа профессора Крупнова.
- Крупнов? Он же лауреат Ленинской премии! – удивился работник КГБ.
- Лауреат, но ни хрена не понимает в национальной политике КПСС, болтает, что вздумается, - ответил археолог.
- Не пустим больше на Кавказ. Что дальше? – спросил работник КГБ.
- А дальше – ограничивать раскопки зоной, которая не подпадает под Майкопскую и Куро-Аракскую культуры. Есть более поздние периоды, входящие в Кобанскую, Каякентско-Харачойскую периоды. Самый лучший вариант, раскапывать средневековые поселения, курганы, городища степной зоны. Они как раз оторваны от следов, ведущих в мир первых человеческих цивилизаций.
- Например? – спросил чекист.
- Например, Алхан-Калинское городище. Вот пускай там копаются годами и десятилетиями, как черви. Там они как раз ничего не найдут кроме глиняных горшков и лошадиных костей.
- Хорошо, учтем, - согласился работник обкома. Пойдем отсюда. Пахнет как-то дурно.
- Мне тоже пахнет дурно от ваших разговоров! -  крикнул, не стерпев, Мухдан. Он думал, что они на него сейчас набросятся и был готов вступить в борьбу. Но произошло невероятное. Все трое мгновенно превратились в старых дряхлых ворон. Они тут же вылетели из склепа и исчезли в ночной темноте. Мухдан проснулся.

**
   Однажды в руки Мухдана попала пустая пачка из-под сигарет с названием Арин Берд. Сигареты были произведены в Армении. Арин Берд – это ведь по-чеченски. Скала в долине. С этим вопросом студент обратился к старейшему языковеду, профессору. Поймал его прямо в коридоре.
- Булат Вагапович, извините, не могу не спросить. Вот, пачка сигарет. Гляните - Арин Берд. Это ведь по-чеченски?
- Это по-урартски, - сразу же уверенно ответил профессор. – Но урарто-хурриты – это прямые предки сегодняшних вайнахов.
- А почему в школьных учебниках по истории пишут, что Урарту – это древнее государство армян?
- Как тебя зовут? – поинтересовался профессор.
- Мухдан. Я студент исторического факультета.
- Найди, Мухдан, свободную аудиторию. Поговорим. На такой серьезный вопрос невозможно ответить двумя словами.
Мухдан побежал, нашел свободную аудиторию. Они зашли, закрыв за собою дверь.
- Ты, Мухдан, затронул судьбоносный для нашего народа вопрос, - начал профессор, сев за преподавательский стол и протерев платочком свои массивные очки. Мухдан сел напротив и внимательно слушал. – У нашего народа очень древняя, удивительная история,  но нам не дают и не дадут пока о ней говорить, преподавать ее учащимся школ и студентам.
- Не дадут? Кто? Почему? – не понял Мухдан.
- Вот у меня на днях вышла книга о древности нашего языка. По постановлению бюро обкома партии весь тираж изьяли и сожгли прямо во дворе типографии. Вот такие дела, Мухдан. Я больше молчать не буду. Пусть делают что хотят. Наши коммунисты почему-то думают, что они быстрее построят коммунизм, если у народов не будет должного самосознания, самоуважения. Всех хотят выровнять, обезличить, поставить в одну безликую шеренгу.
Мухдан молчал. Он мало что понимал. Но верил профессору, хотел хоть как-то принять участие в его проблемах.
- Булат Вагапович, а почему они боятся нашей истории?
- Потому что обнаружится, что младший брат на многие тысячелетия старше старшего брата. Советской империи в таком случае трудно будет  ассимилировать народ с такими глубокими корнями, с такой самобытной историей. История ведь часть политики. Вот такие дела, Мухдан. Но ты особенно не переживай и не втягивайся в эти проблемы. Тебя проще простого исключить, повесить на тебя ярлык националиста.  А ты делай вид, что ничего не знаешь, ничего не понимаешь. Кричи как все «Слава КПСС», «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи». Но при этом помни, придет день, когда наш народ обретет подлинную свободу,  у нас будут собственные Академии наук, порядочные ученые, которые не будут всего бояться.  Наш народ обязательно прирастет к своим древним корням, уходящим в глубь   Закавказских и Переднеазиатских цивилизаций – Урарту-Биайни, Митанни, Шема – Шумеры. 
Через пару недель после этого разговора профессора сняли с работы. Чтобы прокормить свою семью, ученый устроился вахтенным рабочим бурильных установок и в свои далеко не молодые годы совершал регулярные авиарейсы до Уренгоя и обратно.
Узнав об этом, Мухдан предложил студентам провести манифестацию протеста. Но никто в указанное время к указанному месту возле кинотеатра «Родина» не явился. Но сигнал в КГБ, оказывается, дошел.


**

 Записки Безумца

 Ни одна еврейская смута в этой стране не прошла мимо Горы. У подножья горы погибали парни из русских деревень, парни из чеченских аулов. Какая вражда могла быть между ними? Все они у Аллаха, Свят Он и Велик, в списках мучеников.
 Гора – обелиск их доблести, но она и свидетель отравленных ветров! Много всего она записала на свою матрицу из далекой и близкой истории. Ничего не забыла. Оттого она – Вечная Память, которую не удается стереть, смыть, заразить вирусами. Она величава, как велик дух тех, кого закалили, словно стальные клинки.
О, как ты могуча, величава, поразился однажды человек, а Гора в ответ лишь усмехнулась. Она ответила, что более величав и могуч настоящий человек!
Человек удивился. Он спросил, а как отличить настоящего человека от ненастоящего? И Гора ответила: чтобы стать настоящим человеком, человек должен пройти через нечеловеческую боль и остаться человеком; пройти через нечеловеческую несправедливость, унижение, лишения и остаться человеком. Тот, кто до конца остался человеком и сохранил вопреки всему благодарность Богу за то, что он человек – намного сильнее, могуч, достойнее меня, Горы. Я готова упасть, сравняться с землей перед величием такого человека!
Каждый день прилетали огромные тяжелые самолеты и бросали на гору бомбы. Каждый день прилетали вертолеты и били по горе ракетами. Сутками подряд по горе стреляли из пушек, танков, системами залпового огня «град». И тогда появлялись мужественные, бесстрашные воины, которые сознательно шли на смерть, чтобы защитить честь Горы.
 Их всегда было мало по сравнению с врагами, пришедшими захватить гору, но они каждый раз удивляли мир фантастической силой своего духа,  уверенностью в правоте своего сопротивления.
 И тогда Аллах, Свят Он и Велик, забирал их к себе, чтобы спасти Гору, чтобы не оставить Гору сиротой, чтобы не пришли к Горе уроды, выращенные иблисом.
 Ведь все бы давно погибли, не зная милости врага, если бы кто-то не призывал остановиться, сложить оружие во имя сохранения себя. Во имя сохранения Горы.
 Вот и полита гора обильно кровью своих защитников. Все они, их души – ангелы, сидящие на деревьях на склонах горы. Еще и от этого она священная, славная, эта Гора.
Мы – не безродные, не бездушные существа. Мы связаны невидимым духовным, генетическим родством с миллионами  ушедших поколений людей, с их мыслями, чувствами и переживаниями. Мы крепко связаны с Тем, Кто нас создал. 
У нас есть Гора – Зиккурат. У нас есть генная память и не согнувшийся в веках и тысячелетиях дух. Мы спасемся. Мы сохранимся. Мы доживем до Конца Света и Судного Дня нахами. С полной, чистой нахской кровью в жилах. Потомки Пророков не могут уступить свою Вершину ни безродным манкуртам, ни тем более тем, кто их плодит.


**


В тот день Мухдана вызвали в ректорат.
Там было полно людей. Всё административное и партийное руководство. Все строгие, сосредоточенные. Столько сидячих мест в кабинете ректора не было. Стулья, очевидно, собирали со всего первого этажа.
Рядом с ректором сидел какой-то худощавый хмурый незнакомец. Оказывается, это был представитель республиканского управления КГБ, главный обвинитель.
– Ну что-ж, Сайдумов,  рассказывай всё как есть, – начал ректор мягко, спокойно. – Нам известно, что ты недавно хотел организовать митинг в защиту одного умалишенного профессора. Нам известно также, что ты создал в стенах нашего университета  тайную националистическую организацию. Мы всё знаем. Хотим лишь от тебя услышать, как она называется, сколько в ней членов, какая программа…
Мухдан почему-то подумал, что его разыгрывают. Или испытывают. Дело в том, что когда Мухдану сказали, что его вызывают в ректорат, он был уверен, что там собираются утвердить его кандидатуру на пост комиссара студенческого строительного отряда, комплектуемого для выезда на летних каникулах на стройки в Карелию.
– Вы считаете, что я не достоен быть комиссаром? – продолжал Мухдан думать о своем
- Ты сейчас договоришься, комиссар! – крикнул, не выдержав, представитель КГБ. – Отвечай на вопросы, иначе в другом месте с тобой будем разговаривать! Как ваша организация называется и сколько в ней членов? Отвечай! – сверкали его острые глаза, словно пытались проткнуть студента насквозь. Но Мухдан на самом деле ничего не понимал. Он только знал, что в двух строительных отрядах уже набралось по сорок с лишним человек.
- У нас два отряда, в каждой по сорок человек… 
Руководство зашумело, заволновалось, цокало языками и раскачивало головами. А у чекиста глаза уже сверкали,  как у зверя. Ректор стал чернее тучи. Чекист вскочил с места.
– Ну, рассказывай, как дела в отряде? Так, кажется, вы себя называете? Мы знаем, что у вас даже оружие есть. Но лучше, если ты сам об этом расскажешь.
– Оружия нет. Есть форма. Сто комплектов.
– И где вы его храните? -  продолжал чекист наступление.
– В комитете комсомола.
– В каком? В нашем? – вскочил с места ректор. – Не может этого быть!
– Может! В вашем университете всё может быть. Я говорил вам об этом. Теперь убедились? – торжествовал чекист.
Ректор тут же позвал секретаршу.
– Срочно зовите сюда Надуева, секретаря комитета комсомола!
– А он тут, в приемной сидит.
Вошел Надуев, всегда осторожный, улыбчивый. Поздоровался:
– Здравствуйте, – встал рядом с Сайдумовым.
– Повтори, что ты сказал, – приказал Мухдану чекист.
– Я сказал, что мы еще не весь отряд сформировали. Но заявления ведь еще поступают. До июня, к моменту отправки в Карелию, думаю, отряд будет сформирован. Разве не так? И форма у нас уже есть, сто комплектов.
По кабинету прокатился вздох облегчения. Люди заулыбались, раздобрели. А ректор даже из кресла вскочил, как будто с пружины:
– Вы, ребята, имеете в виду стройотряд? Вы про стройотрядовские формы говорите?
– Ну да… вы разве не утверждаете меня в качестве комиссара?
Шум, среди которого слышался чей-то смех, усиливался. Теперь помрачнел чекист. Ему пришлось крикнуть, чтобы обратить на себя внимание.          
- Да он дурачком прикидывается!  Он нас за идиотов принимает, все больше воспалялся чекист. – У нас в руках документы, под которыми ты собирал подписи студентов! Тебе не отвертеться! Рассказывай все, чем вы тут ночами в общежитиях занимаетесь, а то дело вашим отчислением не закончится! В тюрьму сядете, понятно?!
Мухдан  не знал, чего от него хотят, что он должен отвечать, в чем признаваться. Он пытался внимательно посмотреть в глаза своим преподавателям, секретарю комитета комсомола, который стоял рядом, попросить у них совета, но те прятали глаза, лица у них были равнодушные, будто и не присутствовали здесь вовсе.
- Значит так, - взял слово ректор. – Сайдумов, у нас в руках бумага типа заявления, под которым, как нам известно, ты собирал подписи. Заявление ни куда ни будь, а в Москву, в Центральный Комитет КПСС. Надо же, куда вздумали! Заявление, что в Грозном нет памятников Асланбеку Шерипову, Ханпаше Нурадилову, словом, чеченцам. Теперь вспомнил?
- Ах, да, вспомнил! Подписывались мы под такой бумагой. А что в этом плохого? Асланбнк Шерипов – командир Красной Армии. Ханпаша Нурадилов – Герой Великой Отечественной войны…
- А что, кроме вас об этом некому думать? – начал опять выходить из себя ректор, - У нас что, нет в республике советских, партийных органов власти, чтобы решать, кому какие памятники ставить?
- Ермолову же стоит памятник, хотя он не большевик, не герой войны… - попытался Мухдан возразить и этим вызвал шквал негодования уже у всех присутствующих:
- «А твое какое дело?» «Молод еще, сопляк!», «Он еще учить всех нас будет» - доносилось со всех сторон.
        – Тише, товарищи! – окончательно взял инициативу в свои руки чекист, - Сайдумов сознательно нас путает. У меня есть факты!
Все опять притихли. Гость из КГБ достал из папки какую-то фотографию, поднял её высоко над головой:
– Это работа вот этого героя. Фотография проекта скульптуры Ханпаши Нурадилова. Скульптура не прошла экспертизу и поэтому отгружена в безлюдное место. Но этот ищейка его нашел и теперь пытается кого-то в чем-то обвинить! Более того, он ходит и возмущается, почему все вывески в Грозном на русском языке.  Чем же тебе хоть русский язык не угодил? Разве не русский язык вывел ваши народы из вековой тьмы и мракобесия?! Посмотрите на него! Вот такой бунтарь у вас учится и готовится учить детей! Что вы на это скажете?
В кабинете ректора опять стало тихо. Вступать с работником КГБ  в спор никто не решался. Все сидели, понурив головы. Казалось, никогда часы в кабинете ректора не шли так громко, как сейчас.
– Я ничего не имею против русского языка, - начал Мухдан осторожно оправдываться. -  Это великий язык, он нам необходим, но нельзя исключать из обихода чеченский язык. Иначе это - насильственная русификация, искусственная ассимиляция. Это противоречит национальной политике КПСС.
Пока незнакомец собирал новые аргументы против Мухдана, заговорил ректор.
– Ну что ж, коллеги, что вы думаете по поводу всего это? Прошу вас высказаться.
Высказывания были разные. Чеченцы предлагали исключить Мухдана из университета. Русские, напротив, были более сдержанными и объективными. Каждый говорил о заботе партии и правительства об образовании и воспитании темных, бесписьменных горцев, забитых религиозными предрассудками.
Три часа Мухдан слушал эти лекции. Наконец, его отпустили, заставив написать объяснительное.
Посовещавшись, руководство университета и гость из КГБ решили, что исключить из университета Мухдана должны его же товарищи, перед этим строго осудив. Это послужит примером остальным.

И вот судьбу Мухдана должно было решить комсомольское собрание. Исключение их комсомола означало быть автоматически исключенным из университета.
Накануне Мухдан узнал, кто его главная доносчица. Это была секретарь партбюро факультета. Выслуживалась дама. Но были у Мухдана и сочувствующие. Доцент Елфимов, к примеру. Он практически научил студента, как вести себя, что говорить, чтобы не исключили. Но Мухдан так говорить, так вести себя не мог. Там среди студентов сидела Хеда… Парню проще было погибнуть, чем публично, испугавшись, отказываться от своих слов и действий.
Удивили Мухдана  выступления товарищей. Тогда он впервые столь отчетливо понял, насколько разными могут быть люди, называющие себя чеченцами.
– По случаю с Сайдумовым мы можем судить, что в нашей группе очень слабо поставлена интернациональная и атеистическая работа – задавал тон групкомсорг. – Он опозорил нашу группу на весь университет. Он должен быть наказан самым строгим образом. Он не может учить школьников. Чему он их научит? – возмущенно вопрошал он. Из его рта с черными от кариеса зубами летели слюны. Так страстно он негодовал.
Слово взял еще один обличитель – неудачный ухажер Хеда. Был он какой-то красный, толстый, круглый. Непонятно откуда появилось у него мужество, чтобы нанести удар в самый ответственный момент.
– Сайдумов считает, что он самый умный. Он всем надоел со своими урартами и хурритами.  На самом деле он - националист. Я сам слышал от него не раз, как он ругал власть, ругал наш обком КПСС и даже ЦК КПСС! Эти разговоры нас действительно позорят. А эта фотография… кто его просил фотографировать? А если бы какие-то шпионы об этом попросили? Он бы продал нашу родину, я уверен в этом.
– Да что вы говорите! Как вам не стыдно? – вскочила тогда Светочка Плотникова. – Он самый честный из нас. Я бы с ним пошла на любую разведку, а с вами – нет!
– Я тоже уверена, что после сегодняшнего разговора он многое поймет. Об исключении из комсомола не может быть и речи, – заступилась другая студентка, ингушка.
Хеда молчала. Она все время промолчала, как немая. Позже она сказала:
– Все ведь знают про наши отношения. Мое выступление ничего бы не изменило.
Это была правда.
Удивил Мухдана в тот день Алихан, ингуш из станицы Слепцовской. Он всего полгода назад перевелся  из университета в Орджоникидзе и ни с кем тесно не общался. Все считали его тихоней. Но в этот день он словно взбесился. Ему было совершенно наплевать на то, что его быстрее Мухдана могут исключить из университета,  ему важнее было высказать, очевидно, давно накопившееся.
– Мы что, не хозяева в своем доме? Разве мы требуем чего-то противоречащее Конституции нашей страны? Уверен, в Москве не знают, какой диктат чинят над нами наши доморощенные перестраховщики.   Они готовы обвинить любого студента в национализме.  Давайте станем смелее, всех ведь не исключат! Я предлагаю провести перед университетом митинг, если Сайдумова посмеют исключить из университета!
Президиум собрания вскочил с места. Они пытались остановить Алихана, перекричать его, но он упорно продолжал свою пламенную речь:
– Между прочим, именно такие учителя, как Мухдан Сайдумов воспитывают героев! Именно у таких учителей, как Сайдумов, появляются впоследствии Александры Матросовы, Гастелло, Ханпаши Нурадиловы! А у трусливых, осторожных учителей родятся спекулянты, завторги, завбазами, прочие торгаши, ворюги, проходимцы!
После такой речи Алихан демонстративно покинул аудиторию, хлопнув дверью.
Многие выступали уклончиво, без охоты. Но когда вопрос поставили на голосование, большинство все-таки проголосовало за исключение из комсомола. А  заступнику Алихану объявили тут же строгий выговор.

КГБ этого было недостаточно. Им нужно было запугать студентов, во-первых, во-вторых, продемонстрировать, что нормальные люди так себя не ведут. Значит, Мухдан – сумасшедший!   Кто бы прислушивался к его речам, к речам идиота? А если нужно будет – и с работы потом легче будет увольнять. Такой вот был стиль работы у этой структуры. 
Направляя Мухдана на принудительное «лечение», руководство, между тем, обнадежило: «Поправишься – можем опять зачислить на тот же курс…»
 
 
    **

    «Бог дал людям разум, чтобы люди почувствовали себя хозяевами Вселенной. Дал им совесть, чтобы они своим разумом правильно распоряжались. Бог заложил в людях чувство прекрасного, и, самое главное, Бог дал людям чувство любви! Человек может любить и восторгаться своей любовью! О! Как это прекрасно! – размышлял Мухдан за высокими,  побеленными известкой кирпичными стенами Брагунской психбольницы. - И чего это люди не ладят друг с другом, вечно воюют, убивают друг друга? Неужели нельзя как-то договариваться? Наверное, все эти люди, жаждущие войн, насилия, никогда по-настоящему не влюблялись».
     И тут мысли юноши резко оборвались. Он опять увидел перед собой волшебный профиль и затылок  Хеда, которая все время сидит на первом ряду у окна. Сидит тихо, не отвлекаясь, внимательно улавливая каждое слово преподавателя. И в перерывах между лекциями и семинарскими занятиями она такая – тихая, спокойная, мало разговаривает, редко смеется. И глаза такие удивительные, грустные и умные, как будто они что-то видят и знают гораздо больше, чем все остальные. Не случайно ведь Бог дал такую стройность, такие глаза, такой ум и такой характер одной девушке! 
    Иногда Мухдан начинал сомневаться в своих намерениях жениться на ней любой ценой:  «Ну куда ты ее повезешь? Она – городская, привыкла к городскому образу жизни. Ты – из села. Да и жилья у тебя нет в селе собственного. О ней думай, раз любишь ее, а не о себе… но я буду любить ее всегда, всю жизнь, - успокаивал себя влюбленный юноша.
     Здесь, за высокими белыми стенами «дурдома», Мухдан окончательно растерялся: «Теперь она точно за меня, безумца, не выйдет. Но я буду хранить в душе и сердце эту любовь, как самое большое сокровище в моей жизни.   А пока  остается только тихо отойти в сторону, не приставать к ней, даже если восстановят и будем вместе продолжат учебу»…
 
**

Диалог с Голосом

        Это был явный, отчетливый  контакт Мухдана с Голосом, здесь в Брагунской психбольнице:
        - Не отчаивайся,  все только начинается,  -  услышал юноша  чей-то голос из-за стены. Голос был мягкий, близкий, будто говорящий находился  совсем рядом, но его не было видно. Так близко и ясно Голоса он еще не слышал.
        - Кто ты? Где ты? Почему я тебя не вижу? - испугался юноша,  начал озираться по сторонам.
        - Я – твоя совесть. Значит, Голос Бога.  Готовься к сложной судьбе. Легко бывает только легкомысленным людям.
        -  Где ты? Тебя можно увидеть? – повторил взволнованный Мухдан свой вопрос.
        - Я повсюду. В разуме и совести каждого, кто хочет и умеет ко мне прислушиваться. Читай Коран, там об этом сказано.
        -  Но я не осмеливаюсь даже думать, что общаюсь с Голосом Бога. Я буду обращаться к тебе как к Совести, или как к Голосу. Мне так подсказывают мои разум и совесть.
       - Значит, так и поступай, - согласился Голос, -  Но не забывай: поменьше лжи и лицемерия. Ты же захочешь рано или поздно обнародовать наши диалоги во имя разума и добра.
        - И во имя Твоего, Совесть, торжества, - успокоился Мухдан, и сразу так легко и приятно стало на душе, будто всю жизнь с раннего детства ожидал этого контакта.  Нарастало чувство странной, волнующей радости. -  Знаю, Голос, что строго не осудишь, если даже в чем-то буду невольно заблуждаться. Ведь Ты через всех своих пророков сказал на все времена в этой земной жизни: «По вашим намерениям судимы будете»!
        - Все правильно. А люди от себя добавили: «Благими намерениями вымощена дорога в ад!»
        - Да, все не так просто в земной жизни. Трудно предугадать: где прорыв, а где тупик. Надо избавляться хотя бы от очевидных глупостей.
        - Трудно будет избавляться.
        - Почему же?
        - Потому что эти глупости кому-то очень нужны, ими пользуются. Глупость людей – самая доходная статья в бизнесе сатаны.
 

**

Неделю спустя после того, как Мухдана  исключили из университета и направили на принудительное лечение, навестить его в Брагуны приехал дядя, Салман.  Он тогда заведовал складом строительных материалов в местном райПО.  Дяде искренне  жалко было племянника, судя по тому, как часто он с тех пор навещал племянника с сумками, набитыми продуктами.
В тот вечер у дяди с Мухданом состоялся долгий разговор. Салман  решил Мухдана то ли вылечить, то ли перевоспитать, ну, на худой конец, пристыдить.
– Ты чё это, Мухдан, чепуху несешь? – вытирал он платком пот с лысой головы, сидя на скамейке в скверике во дворе больницы. Племянник молча сидел рядом, а дядя продолжал: – Тебе чё, больше всех надо? Ты чё, героем, народным защитником хочешь стать? Зачем тебя КГБ не любит?
– А что, они тебе это сами сказали? – спросил племянник.
– Слышал я. Я с ректором университета разговаривал.
– Ты к ректору-то зачем ходил?
– Чтобы восстановили тебя, дурака.
Это было для Мухдана приятной новостью.
– И что тебе ректор сказал?!
– Обещал восстановить, если тебя здесь вылечат.
– Не может быть! –  вскочил Мухдан от радости.
– Может! Я ему пять тысяч рублей обещал.
А от этих слов Мухдану стало стыдно. Все-таки очень порядочный и добрый человек его дядя. Он всегда был таким. В детстве Мухдану казалось, что дядя его любит больше, чем своих собственных детей.
– Скажи честно, Мухдан, ты действительно считаешь, что ты умнее других, умнее преподавателей, профессоров, которые говорят одно, а ты другое?
– Я не умнее, Ваша . (Ваша (чеч) брат. Уважительное обращение к старшим) СДЕЛАТЬ СНОСКУ!!! может быть, намного глупее. Я просто порядочнее их. Они служат властям, боятся их, и поэтому скрывают от них правду. А я хочу служить нашему народу. В меру своих возможностей.
– Какую правду? – заинтересовался дядя.
– О нас… о нашем народе. О том, какая у нас история, кто мы, и что с нами теперь делают.
Дядя задумался. Минуту спустя, сказал:
– Знаешь, Мухдан, сколько образованных алимов  из нашего народа уничтожила эта власть? – потом сам же ответил на свой вопрос, – вообще никого не оставила. Всех уничтожила! Этой власти нужны такие ученые, чтобы они умели читать, писать и повторять только одно: слава КПСС и да здравствует советская власть! Но при этом воровать, брать взятки не запрещается. Неужели тебе трудно держать свой язык за зубами? Закончишь университет, я же тебе помогу на работу устроиться. Ты же до председателя райПО можешь дорасти! Эх, было бы у меня высшее образование, я бы стал секретарем райкома партии, или председателем райисполкома! Ты думаешь, там образованные, честные люди сидят? Да там только деньги считать умеют и на все им наплевать. Уж поверь мне, я это точно знаю!
– Ты прав, Ваша, надо в люди выходить. Я разве против? Я согласен, – улыбнулся Мухдан виноватой улыбкой.
– А если согласен, перестанешь болтать лишнее! – посмотрел дядя внимательно в глаза племяннику.
– А что лишнее, Ваша?
– Все, что не нравится властям. Ты что, не знаешь, что всякая власть от Аллаха?
– Даже такая безбожная, как наша?
– Даже такая! – крикнул дядя. – Ему там виднее. Мы же с тобой не знаем, во что все это завтра обернется.
– А мы что, должны молча и тихо сидеть, пока он не пришлет нам другую власть?
– А что ты сделаешь? – еще громче крикнул дядя, – сможешь один изменить власть, мир?
– Может быть, и смогу, – дерзнул Мухдан.
– Каким образом? – насторожился дядя, полагая, что Мухдан вконец свихнулся на самом деле.
– Например, напишу книгу, в которой все объясню людям. И в людях проснутся разум, совесть.
– Тоже мне, Карл Маркс, – засмеялся дядя, решив, что племянник шутит.
– Ваша, мне кажется, что я рожден для какой-то вести, от которой люди прозреют, начнут жить по-новому. И мне об этом шепчет какой-то внутренний голос, - неожиданно для себя разоткровенничался Мухдан.
– Чего-о-о?!
– Пусть меня считают сумасшедшим, пусть, но я убежден, что рожден для того, чтобы сообщить человечеству что-то очень важное, - не мог юноша держать в себе давно накапливающееся.
– Что, например? Мне, дяде, ты можешь доверить свою великую тайну? – насторожился Салман.
- Я пока и сам не знаю, – честно признался Мухдан. – Но Бог ведет меня по какому-то странному пути в глубь истории. Там спрятана какая-то истина, которую от нас тщательно прячут.
Дядя еще больше заинтересовался.
– Ну, о чем идет речь? Приблизительно хоть можешь сказать?
– Это связано с Кавказом и исламом, Ваша. Кавказ – это колыбель человечества. Из этих гор уходили люди на Юг до Африки, на Восток до Китая, на Запад до Америки, на Север до вечных льдов. На Кавказе есть пришлые люди – тюрки, персы. Но есть и аборигены, в их числе мы – вайнахи. Мы прямые потомки тех, кого называют детьми пророка Нохи. Мы нохчи. Мы все это крепко забыли, потому что потеряли письменность. А евреи письменность никогда не теряли, поэтому записали себе в историю и религию всю человеческую мудрость. Но многие эту мудрость неправильно используют. Нужно вернуть всему человечеству то, что изначально Богом было дано нашим, нахским предкам. Кто-то это должен сделать рано или поздно. Это должен сделать потомок нахов. Если это сделаю не я, то это сделает другой. Но мне кажется, Ваша, что Бог избрал меня.
Речь Мухдана, очевидно, была вполне искренней. Он это видел по удивленным глазам Салмана.
– Тебе здесь лекарства дают? – тихо спросил дядя.
– Дают, – ответил Мухдан.
– А ты сегодня пил?
– Пил, – соврал племяник.
– Я скажу, чтобы тебе дозу увеличили.
– Ты мне не веришь, Ваша. Решил, что я безнадежно сумасшедший, – оставалось Мухдану только вздохнуть.
– У нас в роду был один такой, – сказал дядя. – Он умер еще до сорок четвертого года. Так вот, он всем твердил, что у него в горах табуны лошадей, отары овец, что он потомок князя. Все знали, что у него даже нормальных штанов нет, но все соглашались, что он единственный чеченский князь. Боюсь, что и ты походишь по жизни каким-то таким пророком, если не оставишь свой бред. Подумай хорошенько.
– Между мной и тем князем есть разница, – быстро отреагировал Мухдан.
–  Какая же?
– Я апеллирую фактами. Достоверными историческими фактами и свидетельствами. От них невозможно отмахнуться, а везет мне с этим не потому, что умнее или лучше всех. Просто мне Всевышний помогает. Не знаю, почему. Но точно знаю, что помогает. Мне кажется, что меня любит Бог. Могу я так думать?
– Бог всех любит. Аллах, свят Он и велик,  самый милостивый и милосердный.
– Но не все его любят так сильно, как я.
Эти слова как-то заметно подействовали на дядю. Мухдан знал, что он очень набожный человек, хотя как член КПСС и ответственный работник, боялся это показывать.
– Что ты сказал? Ты сказал, что любишь Бога?
– Больше, чем свою жизнь. Более того, моя жизнь ничто, если в ней нет Бога. Бог – это всё. Всё, что ни Бог – глупая суета. Бог дал нам разум и совесть, чтобы понять это.
Дядя с минуту восторженно смотрел Мухдану в глаза. Чуть не прослезился от нахлынувших чувств. Обнял племянника, прижал к себе. Дрожащим голосом спросил:
– Хочешь, заберу тебя отсюда сейчас же?
– А мне и так не долго осталось. Врач сказал, что через пару недель выпишет.
– Вот и хорошо. Все у тебя в жизни будет хорошо, если будешь верить в Бога и надеяться на него.
– Я это знаю, Ваша.
Мухдану казалось, что с этой минуты дядя его полюбил сильнее прежнего, потому что с тех пор до самой своей смерти в 1980 году он не сказал ему ни одного грубого слова. Терпеливо переносил все его странности, тратился на него, когда это было нужно.

**

Из записок Безумца

 
«Я был никому не известным сокровищем, и создал человека, чтобы он начал искать меня» – говорит Аллах, свят Он и велик.
Богу нужен человек. Иначе Бог не создал бы человека. Человеку нужен Бог. Иначе человек не выживет. Вернее, человечество в целом не выживет без верно понятых Законов Бога, без божественной нравственности.
Но люди нарушают Законы Бога. Восстают против Бога. Это не люди. Это сатана в образе людей.
Но зачем Бог создал и терпит сатану? Он нужен, наверное, среди людей как воплощение зла. А зло необходимо людям для того, чтобы различать добро, для того, чтобы пробуждать в людях протестную энергию добра. Ведь не знали ли бы мы, что такое тепло, не испытав холода. Не знали бы, что такое свет,  не увидев тьмы. Не знали бы цену хлеба, не испытав голод.
Козни сатаны – это, вероятно, пороги, и только преодолевая их, человечество может совершенствоваться. Чем коварнее и труднее пороги, чем тяжелее испытания – тем тверже становится дух, светлеет разум людей. И только слабые гибнут в бессильной схватке с сатаной. Выживая, мы становимся сильнее! Как отдельные люди, так и целые народы.
 Жестоко? Но кто дал человеку, народам права быть слабыми? Всевышнему, очевидно, нужны не плачущие, но борющиеся мусульмане. Умма борцов, желающих улучшить земной мир, а не хор плакальщиков, вымаливающих у Творца рай после смерти.
Терпение Бога. Безмолвие Бога. Об этом люди глубже задумываются, когда встречаются с явной, иногда величайшей несправедливостью.

 
**

 С Брагунской психбольницей у Мухдана связанны, как не странно, не самые грустные воспоминания. Были и светлые, и веселые дни. Светлые – по тому что это было ярким солнечным летом. Веселым – потому что соседом по палате был веселый человек по кличке Милцо. От слова милиционер. Он с юности «работал» милиционером.
 Здесь в Брагунах, он носил милицейские штаны – галифе, мундир, а под широки кожаным ремнем – деревянный пистолет. Был он высокого роста, худощавый с длинным острым носом. Взгляд у него был строгий, но не злой. В глаза людям он не смотрел, а смотрел куда – то в сторону, словно в Конституцию или Уголовный кодекс. До того он любил законность и правопорядок. В его присутствии никто не смел кричать, ругаться, громко смеяться. Милцо тут же подходил и предупреждал, что заберет в тюрьму. Особенно Милцо не нравилось, когда кто-то сорил. Но уж если кто окурок бросал в неположенном месте – Милцо тут же хватался за пистолет и нарушителю ничего не оставалось, кроме как поднять окурок и отнести его в урну, или положить  себе в карман.
Милцо был единственным человеком в те годы, кто осмеливался открыто ругать власть. Он говорил, что в политбюро сидят одни воры, которые не думают о народе, а думают только об армии, которая их же и защищает. «А народ нечего защищать, он ни у кого ничего не украл и ему нечего прятать»  – говорил Милцо. Его взгляд на социально – политические процессы в мире отличались от взглядов Мухдана, но любое его высказывание заставляло задуматься.
Всех людей на земле Милцо делил на три категории – на людей, зверей и жидов. Все остальное – партии, религии и даже национальность  – чепуха, выдумка, говорил Милцо. Все это, мол, не имеет никакого значения. Важно кто ты: человек, зверь или жид.
В самом деле нет никаких коммунистов, демократов,  анархистов; нет даже мусульман, христиан и буддистов. Все это – ерунда, утверждал Милцо, исходя из собственной теории. Человек – либо человек, либо зверь, либо жид.
- А как, по каким признакам ты их разделяешь? – спрашивали у Милцо, и ему очень нравилось отвечать на этот вопрос.
- Человек – это тот, у кого с рождения Бог в душе, кто никогда не опустится до зверя, или жида. Человек рад помогать людям, он любит людей и от этого счастлив. Зверь – это тот, кто ворует, лжет, убивает, всего хочет для себя, ничего не боится и у него нет совести. А жид – хуже зверя, потому что труслив, и поэтому никого не убивает, ни с кем открыто не дерется. Но он хитер, изворотлив, при этом в нем нет ни стыда, ни жалости, и готов ради наживы на все, если даже погибнет половина человечества.
        Перевоспитать, переубедить, переделать зверя или жида не возможно, поэтому все эти коммунизмы и социализмы – ерунда. Жиды и звери все равно все погубят. Опасность жидов еще и в том, что в своей войне с человеками жиды используют зверей, натравливая их на людей. Вот поэтому и возникают войны…
 
Вяло текущая шизофрения Мухдана, как однажды объяснила длинноногая медсестра Ольга, протекала в стенах Брагунской психушки до середины июля.
Ольга, между прочим, не отказывалась зажиматься с шизофреником между забором и карликовыми абрикосовыми деревьями. Очень любила она это дело. А Мухдан тем более. В нем еще горела страсть к очаровательной Хеда.
 Мухдан мог часами обнимать загорелое, плотное тело молодой медсестры. Молодые понимали, что ничего серьезного из этого не последует, понимали, что все это скоро кончится и полностью без остатка отдавались во власть страсти.
Позже она приходила к тому потаенному месту с одеялом. Они оставались, крепко обнявшись друг с другом, пока не порозовеет небо перед восходом солнца.
 Главной проблемой молодых был только Милцо. Он не потерпел бы такого безобразия, если бы узнал. Потому приходилось уходить, когда он засыпал, и возвращаться, пока не проснулся.
С Ольгой Мухдан серьезные разговоры не разговаривал. Ей это не нужно было, ему тоже. Она говорила, что любовь лечит. Ей так врач сказал. Может, она считала, что лечит Мухдана? Или сама у него лечилась? Во всяком случае, им такое взаимное лечение было не в тягость.



 

Диалоги с Голосом
   
     - Всевышний Творец, подскажи мне, чтобы развеять  сомнения: что есть истина?
     - Истина – это то, что невозможно  отрицать, заменить, невозможно не признавать, рано или поздно. Истиной можно игнорировать, истину можно искажать, но не вечно. Ты это, кажется, хотел услышать?
     - О, да.  Я объединил несколько истин и пришел к той, которую человечество, кажется,  не сможет отрицать, исказить, заменить, не признавать,  при всем своем  старании.
     Истина первая – Бог един, все люди – братья  и правы все пророки, которые возвещали об этом.
     Истина вторая – раз Бог един и все люди – братья, то не должно быть в мире раскола по религиозным признакам и мотивам.
     Истина третья – пока существуют разные религии – разные идеологии, существует реальная возможность использовать эту разность в качестве инструмента провокационных политических технологий. Разность работает на конфликты, войны, насилие, что противно Богу.
     Истина четвертая – невозможно создание принципиально новой единой мировой религии для объединения человечества, отрицая предыдущие Откровения Бога и величайших пророков человечества.
     Истина пятая – существует только одна мировая религия, признающая все Откровения Бога и всех пророков человечества – это Ислам.
     Истина шестая – и в исламе верующие начали делиться, враждовать между собой. Существует только один бесспорный путь самоочищения Веры – возвращение к истоку, к первому послепотопному пророку, отцу всех народов и всех пророков – Нохе (Ною), к его завету – нохчалле.
      Истина седьмая – человечество не может нравственно или физически глупо погубить себя, как во времена Нохи, ибо в этом случае терпит крах величайший проект Бога, связанный с человеком и человечеством, ибо Всевышний Творец не может создавать провальные проекты по определению.
     - Все правильно, ответил Голос. – Эти истины разум человеческий не сможет отвергнуть. А слушающие голос собственной совести не смогут не возрадоваться возможности возвращения к единству. Это – прямая дорога, прямой тарикат к миру и согласию, прямой удар по тем, кто уже убедил себя в необходимости взять на себя функции земных богов.
    - О, Всевышний! Ученые в один голос утверждают, что вся Вселенная на девяносто пять процентов состоит из темной материи. Так ли это и что это значит?
     - Не нужно быть большим ученым, чтобы понять очевидное. Приведем один пример. Вот, к примеру, пчела. Никто же не скажет, что она глупа. У пчел очень правильно, строго организованный образ жизни. Такого порядка, такой строгой дисциплины и ответственности, какие в семьях у пчел, нет даже у людей, считающих себя намного разумнее этих крошечных созданий. Но пчелы никогда не узнают, что рядом есть люди, которые изготавливают для них ящики, закладывают рамы с вощинами, утепляют их гнезда, а когда плохо с медосбором, подкармливают сахаром. То есть все то, что выходит за рамки того, что им дано – для них та самая темная материя. Так же и с человеческим измерением. Вы пользуетесь только тем, что вам дано. Но ваши души после вашей смерти узнают больше, в зависимости от того, к чему вы их подготовили в земной жизни. Сказано ведь в Коране, что каждая душа получит то, что обрела для себя.
     - О, Творец! А чьи обретения самые ценные?
     - И об этом в Коране множество раз сказано однозначно: - тех, которые уверовали и творили благое.
      Творить благое каждый должен исходя из того, чем он занимается, что он может и не может. Разные уровни творения благого, скажем, у высокого правительственного чиновника и у безграмотного чабана. А что является благом, а что злом –  Создатель ему постоянно подсказывает на языке, который вы называете совестью. Есть, скажем, чиновники, которые поступают вопреки совести, а потом пытаются сгладить свой грех намазами, мовлидами, другими процедурами, которые они совершают якобы ради Бога. Богу такие процедуры от бессовестных лицемеров не нужны. Пусть они сперва повернутся лицом к людям, прежде чем обратятся к Творцу.
     - О, Творец, а почему священнослужители людям  так не говорят?
     - А потому что многие служат тем, кто грешат, воруют и делятся с ними. А Богу они служат только на словах, всем своим видом внушая доверчивым людям, что они – Его уполномоченные на земле. Плохо им придется. Их души сполна узнают, что такое Ад.
     - Творец, ответь мне, почему Ты создал меня в мире, где царствуют ложь и насилие, где богатеют воры, наглые, бессовестные проходимцы, а не трудолюбивые и талантливые?
     - Чтобы ты протестовал, боролся за справедливость.
     - А почему Ты, Всевышний, позволяешь людям  лицемерить, подменять подлинную любовь к Тебе и к Твоим Заветам рекламными религиозными процедурами и обрядами? Почему бездарь, неуч, хам, демонстрирующие свою лицемерную набожность, оскверняют веру, спекулируют Твоим именем, а ты все это терпишь?
     - Чтобы люди сами увидели и поняли это уродство, прозрели и смогли стать на истинный путь подлинной веры.
     - Творец, а почему народ столь туп, безволен, труслив? Почему люди думают, что они ничего изменить не смогут, что все давно Тобой предопределено и все равно будет так, как Ты захочешь?
     - Предопределены Законы Вселенной. Но человеку дана свобода, в рамках которой он может обустраивать свою земную жизнь. Фатальная неизбежность человеческой судьбы во всех мелочах – выдумка злодеев. Главный закон человеческой жизни – борьба. Главная задача мусульманина – борьба.  Посланник Всевышнего, да благословит его Аллах и приветствует, всю жизнь провел в борьбе. Но теперь – борьба не с мечом в руках, а силой разума и совести  против безумия и бессовестия.
     - Творец, о какой борьбе Ты говоришь? Как я, жалкий одиночка, могу бороться с мировой системой зла, выращенной всем грязным золотом земного мира?
     - Ты и все будут оставаться жалкими одиночками до тех пор, пока будете считать себя жалкими одиночками. Человек, считающий себя жалкой одиночкой, не верит в своего Творца, он лишает себя Его поддержки и становится несчастным. Главная беда людей не в том, что они одиночки, а в том, что не нашли еще свою Веру, хотя и называют себя христианами, мусульманами и прочими правоверными.
     - Бог, а кто истинный верующий?
     - Тот, кто верит, что Творец ближе к нему, чем его кровеносная артерия.
     - Творец, а кто самый опасный для веры?
     - Тот, кто обманывает людей от  имени Творца.
     - Творец, а как понять, чего же Ты хочешь от каждого человека?
     - Для этого  Всевышний в постоянной связи с каждым на языке совести. Кто умеет слушать и прислушиваться к голосу собственной совести – тот слушает Всевышнего.
    - Творец, а почему Ты в Коране так часто упоминаешь и осуждаешь посредников между Тобой и людьми?
     - Чтобы люди больше доверяли своему разуму и своей совести. Поэтому у Творца нет на земле уполномоченных, какими бы титулами пап, патриархов, епископов и муфтиев они себя не наделяли. На земле все равны, все братья, нет избранных и недостойных народов. Люди сами портят и уродуют свою жизнь, теряя связь со Всевышним, со своим  Разумом и Совестью.




**


 

4 Часть
ОЗЕРО


 

**

       Если, будучи в здравом уме и бодром расположении духа, уверен в своих прозрениях настолько глубоко, искренне, что никакие силы не могут тебя разубедить, никакие муки не вынудят отказаться; если эти прозрения и вытекающие из них последствия кажутся тебе судьбоносными для всего человечества, очищающими и выводящими человеческий дух на новый уровень, то эти мысли - от Бога.
        Высказывай их, пиши об этом смело, это -  долг  мусульманина.  Ведь в священном Коране об этом сказано прямо. 
         
                Слуховые галлюцинации


 
     В одно время Безумец  придумал молитву, обращенную к пророку Нохе:
     «О, великий Ноха, отец всех людей, спаситель всего живого на Земле, сделай так, чтобы все люди вспомнили, что они – братья и сестры. Сделай так, чтобы они поняли – что любить и помогать друг-другу – это и есть любовь к Тебе, к Богу, то, что спасет их как в этом, временном, и в том, вечном мирах!»
     Позже, став ученее и умнее, Мухдан понял, что молиться можно только обращаясь непосредственно к самому Создателю, Творцу, Всемогущему Аллаху, свят Он и велик.

**

Мухдан где-то прочитал, что самая старинная мечеть на территории Чечни – в Макажое. Он сам видел развалины мечети, когда ездил на экскурсию к озеру Кезеной-Ам, будучи школьником. Всё лето они, девятиклассники, своими руками строили школьный спортзал. За это школьников и премировали поездкой  на Кезеной-Ам по узкому серпантину в заоблачную сказку. Это - одно из самых ярких впечатлений, оставшихся в его памяти на всю оставшуюся жизнь. Такое он видел впервые – море среди горных вершин!
В воде  есть что-то очень важное.
Вот некоторые выдержки из Откровения:

«…Из воды Мы создали все живое»
(Коран. Сура 21 – Пророки, аят 30)
 
«На водной глади Всевышний поместил свой Трон»
(Коран. Сура 11 – Худ, аят 7)

Мухдан еще в детстве слышал от алимов, что все творения и вещи, сотворенные Всевышним, живые и неживые, на какое-то время дня или ночи прерывают славословие Творцу. Одна лишь вода не перестает ни на миг возносить хвалу Господу, утверждали суфийские шейхи. Вода – ближе к Богу, чем все остальные творения во Вселенной. Аллах дал превосходство Воде, обратив ее в источник жизни, в начало жизни всего живого.
Водная гладь дает душе человека покой. В воде - таинственная сила, укрепляющая дух, усиливающая добрые надежды.

Это озеро ворвалось в жизнь юноши и осталось там чистым, волшебным  талисманом, как и Гора.   Одна из причин, возможно, то, что вокруг этого озера уже сорок тысяч лет, доказали ученые, живут люди. Предки наши. Стольким поколениям людей ласкало душу это бирюзовое чудо. Все ведь осталось в генах и передалось потомкам, на их внутренний мир красоты. Ничто ведь не исчезает бесследно.
А позже Мухдан видел море.
Море…
Морской прибой, крики чаек, уединение…
Ты способен уединяться, ты умеешь слушать водную стихию? Это разговор со Всевышним, - размышлял Безумец. - Он рядом с тобой. Он слушает твою душу. Будь откровенным. Не утаивай ничего. Растворись в этой стихии. Забудь о мелочном, суетном. Все пустое, все мираж и обман кроме души. Дай волю душе. Успокойся. Затеряйся на миг в объятиях вечности.
Помолчи. Помолись. Вспомни себя всего, с седьмого колена, из глубин веков и тысячелетий. Прислушайся к живому голосу своей крови.
Завтра жизнь продолжится. Завтра ты захлебнешься другой жизнью. Кругом ложь, лицемерие, разврат, плотские утехи. Зверинец. Никуда от этого не денешься. Не тобой все это сотворено и не тебе лечить человечество, если болен сам. Вылечись сам. Вода тебя поможет. В воде – память. Укрепись памятью. Приходи  к воде с верой. Очисти свою совесть. Освежи разум.
Вода ближе к Творцу, чем все другое. Вода - святая. Дружи с водой, чистой и доброй, величайшим творением Всевышнего. Никогда не пачкай  воду. Дружи с ней. Пусть вода будет другом твоей души. И твоя душа станет невероятно сильной и вечной, безмерной и могущественной, как все воды родников, рек, озер, морей и океанов! О, какое силище!
Мухдан однажды под водой громко произнес: «Ла илаха иллалла, Мохьамадан расурулла-а-а!» (Нет Бога кроме Аллаха и Мухаммад посланник Его!) Он был уверен, что эти святые слова в один миг слились с вечностью, остались в памяти вечности. Такие поступки, диктуемые разумом и совестью, невероятно укрепляли юношу, его нежную душу, поднимали над земной рутиной.
Всевышний одарил вайнахов озером Кезеной-Ам, множеством удивительных рек, родников, водопадов. Мы еще не осознали, как мы богаты. Мы любимцы у Творца, ибо Он  нам  подарил этот рай.  Мы в раю уже на  земле!  Надо лишь научиться быть благодарными. Так думал Безумец.
Мухдан твердо решил, выйдя из психбольницы, аккуратно совершать намаз, строго соблюдать все предписанные для мусульман религиозные обряды. Но первый намаз после больницы, начиная новую жизнь,  он решил совершить в стенах самой древней заброшенной Макажойской мечети. Ведь  действующей мечети в республике все равно не было ни одной. А стены мечети в Макажое, думал он, хорошо сохранились и еще никем не осквернены. Другие сохранившиеся здания мечетей в республике были превращены в клубы, склады, хранилища удобрений…

**

« Солнечная страна, залитая его золотыми лучами. Страна мусульман, и не одной мечети! Ни одного храма, куда можно тихо войти с чистой душой и вдоволь пообщаться с Творцом…
 Так нельзя. Нельзя так трусливо мириться с безрассудством власти. Нужно этой власти хотя бы показать протест народного духа. Кто это сделает? Кто это начнет с себя?
 Пусть это сделает тот, кому нечего терять. Тот, кто уже объявлен сумасшедшим.
 Стоп. А вдруг я принесу вред идее? Вдруг, начавши смеяться надо мной, сумасшедшим, люди начнут смеяться и над великой идеей? А как сделать так. Чтобы мечеть возникла, и никто не знал, что это сделал я?
 Так не получится. На это нужны годы, а люди будут меня видеть здесь. Ну и пусть. Все равно это будет делом моей жизни. Все равно будет в моей стране хоть одна мечеть! Хоть одно место, где человек сможет спрятаться от  лжи и лицемерия власти, глубоко вздохнуть и встать перед Творцом: вот я, Аллах Всемогущий! Вот я со всеми своими делами и мыслями. Весь покорный, весь согласный с любым  Твоим  Судом.  Я не знаю, Бог, что ты от меня хочешь. Не знаю, зачем Ты меня сотворил именно таким, а не другим. Дал мне именно такую душу. Но если бы я знал, о Аллах Могучий, что Тебе угодно, как стать Тебе полезным, нужным, даже другом, я бы перенес любые муки! Я бы тысячи лет горел в любом Твоем огне, о Аллах, если бы знал, что Тебе это нужно! И не нужно мне молочных рек и шоколадных берегов Рая. Не нужна мне вечная беззаботность и праздность.  Знать бы, о Создатель, что совершать, как жить так, чтобы максимально отдать всего себя Тебе, Твоему Замыслу.  Я бы просил тебя, о Бог, сделать меня страдальцем, чтобы я мог забрать все беды и страдания всех людей. Такую душу ты мне дал, о Аллах. Не могу жить на земле, видя ложь, несправедливость; видя как страдают невинные, как глумятся над слабыми наглые, подлые.
 Дай мне силы, о Бог, бороться со злом, ложью, насилием. Удовлетвори, успокой мою душу, о Творец! Дай ей насладиться истиной. Сделай меня ближе. Сделай меня другом, единомышленником,  но не рабом! И прости меня, о Бог, за это безрассудное желание!
Не могу я жить, о Бог, слабым, немощным свидетелем своей беспомощности. Что мне совершить, о Бог, чтобы хоть как-то облегчить свою взбунтовавшуюся душу? Зачем мне нужно больше других? Зачем не могу жить спокойно и в довольствии, как все? Я не такой, как все? Ты меня другим сотворил, о Аллах? Какую судьбу ты мне прописал на будущее? Я смогу что-нибудь изменить в этом жестоком, ужасном, но прекрасном, солнечном мире, или закончу свои годы в стенах печального дома, став посмешищем для людей?
 Но это только мои, безумца, глупые выпросы и сомнения. А ведь должны приходить в храм и другие люди. У каждого - своя боль. У каждого - свой ум. Свой характер, своя душа, и каждой душе нужен свой приют, свой друг. А кто подлинный друг, если не Ты, Творец, подаривший всем самое дорогое – жизнь? И как это можно, чтобы люди не возродили ни одного храма, чтобы хотя бы изредка приходили на встречу с Тобой?»
Мухдану становилось легче от таких размышлений. Более того, идея восстановить мечеть овладела им сразу, всего, всю его душу.
 Он плохо представлял себе, как он это будет делать без денег, без материалов, без помощников. Не думал, как к этому отнесутся люди, власть. Он не хотел думать, что эта идея может быть бредовой, возникшей в большой душе, в большом сознании, в психиатрической больнице, прозванной в народе дурдомом.  Пусть даже так, но это - та идея, которая наполняет огромным смыслом его жизнь. Это не абстрактная история народа, которую не хочет принять народ в силу того, что ее трудно осознать, невозможно увидеть, потрогать рукой. Храм – это то, что можно действительно увидеть. Можно войти в него. Не только войти, но и от души помолиться, остаться с Богом наедине!
С такими мыслями мир засиял, заиграл, запел для Мухдана другими красками, звуками, запахами. Все вдруг на самом деле обрело смысл. Все стало значимым, понятным, логичным. Густые травы, кузнечики, птицы, вершины гор и облака, солнце смотрели теперь на Мухдана, как на человека нужного, полезного и даже необходимого.
Здесь, в безлюдных диких горах среди громадных заброшенных людьми скал, останков древних поселений и могил предков Мухдан в один миг, в одночасье, после долгих – долгих  мучительных поисков вдруг обрел себя, вдруг понял, куда вел его Бог с раннего детства по глухим лабиринтам необычных желаний, необычных видений, загадочных голосов.

**

По дороге в Чеберлойский котлован,  куда Мухдан пробирался  в кузове попутной грузовой машины, вспоминал о пророке Ибрахиме и его сыновьях – Исмаиле и Исраиле, которые очищали священную Каабу от языческих идолов. Было это много тысяч лет назад. С тех пор много чего произошло, изменилось, много воды утекло. Но перед человечеством стоят те же судьбоносные вопросы, что и тогда. Нисколько они не изменились. И человечество, очевидно,  не сильно поумнело. Научились легко добывать хлеб, хорошо одеваться, богато жить, игрушек себе разнообразных придумали. А вот души мало изменились. В них те же страсти, те же болезни, те же прозрения одиночек, что и тогда.
Людей отлучили от Бога.  Бога заменили идолами, как в свое время вероотступники вернули золотого тельца. Сделали новую искусственную религию – марксизм-ленинизм. Не случайно её внедрили в России. Все эти революционеры, начиная с декабристов – масоны. Россия – как стареющая блудная вдовушка при бардели – всех пускает в свою постель. И мало кто с ней церемонится, мало кто дарит цветы, мало кто пытается заглянуть в душу, будто и права у неё нет на душу. А многочисленные дети у вдовушки, незаконнорожденные от разных отцов, то бузят, то спиваются, никак не могут договориться между собой и защитить  свю мать, вернуть ей хотя бы какое-то подобие разума, совести, чести.

Горный пейзаж – очарователен! Грандиозные скалы, глубокие ущелья, горы-великаны, а дальше – острые снежные вершины Башлама. Удивительный воздух, удивительная тишина. Волшебный мир, мир гигантов и цветов, силы и очарования, от которого дух захватывает. «Как это я мог так давно здесь не быть?!»
Очарование стало знаковым явлением в его новой послебольничной жизни. Эту свою поездку Мухдан обозначил как паломничество.
«Паломничество к священной Каабе в Мекку я обязательно совершу, когда смогу. Пусть это будет моим маленьким паломничеством в малую Мекку».

 
 

**


Приближался вечер.  Мухдана  нисколько не волновало, где его застанет ночь, найдет постель, как утолит голод, где встретит рассвет. Весь этот могучий котлован, окруженный горами, представлялся как колыбель, когда можно в любом месте прилечь и заснуть. А еда… что из себя представляет человек, который на сутки, на неделю или даже больше не может одержать победу над жалкой утробой? Кто из пророков нежил и баловал свою утробу? И были бы они пророками, если бы главным в их жизни было ублажение своей бренной, грешной плоти? Разве не у пророков нам, грешным, учиться?
Но что это?!
Пять лет назад здесь были каменные стены с множеством окон, обращенных на юг. Был полуразрушенный каменный минарет с сохранившейся внутри частью винтовой лестницы. Было видно, что это – остов старинной намоленной мечети, и можно было в этих стенах чувствовать себя как в священном храме, где еще витают души тысяч ушедших предков.
Сейчас предстало иное зрелище.
Мухдан взволнован, расстроен, потрясен.  Он от волнения прослезился.
        Стены мечети были разобраны. Осталась лишь небольшая южная часть стены до оконных проемов, да основание минарета. Разобранный камень, очевидно, строители увезли на какие-то нужды возведенного в последние годы овчарника или спортивно-тренировочного комплекса.
  Посидев возле того, что осталось от мечети, послушав эту горькую, униженную тишину, нарушаемую лишь дружным хором миллионов кузнечиков да одинокими голосами редких птиц, вытерев слезы, он медленно спустился по узкой тропинке в глубокое скалистое ущелье к чистейшей холодной речушке и совершил омовение. Поднявшись обратно к мечети, бросил на землю возле минарета чистую белую простыню, которую специально для этого принес,  совершил обеденный намаз. В конце молитвы совершил Дуа:

«О, Всемогущий Бог Аллах, помоги мне, всем мусульманам, всему человечеству – избавиться от лжи, насилия, несправедливости. Просвети души людей, всели в них доброту, честность, искренность. Помоги мне, О Всемогущий, стать полезным своему народу, вернуть ему его подлинную историю, пробудить в народе осознание своего величия, своей миссии!
Прошу Тебя, о Всевышний, сделай меня Своим векилом в осуществлении на земле Своих сокровенных желаний. Мне не нужна иная жизнь, иная судьба, чем та, которая связана с Твоими намерениями. О, Бог, помоги мне в этом!
       О! Всевышний Аллах! Все ведь в Твоей власти. Ты ведь знаешь, что я не возгоржусь, не вознесусь, не буду мнить из себя святошу. Дай мне знак, хоть какой-нибудь знак, что я верно думаю, что я не сумасшедший, что Ты всего лишь наделил меня правом и обязанностью донести до народа Истину, могущую его, народ, избавить от вековых страданий! Неужели, о Бог, я прошу невозможного? Неужели так думать – преступно? Неужели на нашем народе в самом деле лежит какая-то порча, чье-то проклятье?
      По разуму, которому Ты меня наделил, о Всевышний, я понимаю, что есть способ исцеления. Я всего лишь хочу довести этот способ до своего народа. Но только в том случае, если это Ты меня озарил, а не сатана. Вот почему мне нужен Твой ответ, Твой знак, о Бог! Дай мне этот знак! Дай сейчас же! Прошу Тебя, о Всевышний Аллах!»
     Мухдан, затаив дыхание, вглядывался в облачное небо, по сторонам, охватывая взором весь природный ландшафт. Вокруг холма не было ни людей, ни животных, лишь редкие птицы порхали по небу,  кузнечики не прекращали свой мирный скрип, а из глубокого ущелья доносился  гулкий, деловой шум разбухшей после недавних ливней реки.
     Мухдан замер в ожидании. Сейчас в очередной раз он решал для себя поистине судьбоносный вопрос: продолжать свои странные духовные поиски, свое стремление понять величайшие замыслы Бога, или оставить все и стать как все. Думать только о земном. Про игрушки для взрослых, как он любил называть многочисленные, бесконечные земные соблазны.
     Подул ветерок. Приятный, с запахами густого альпийского разнотравья. Через минуту ветер стал более порывистым и настойчивым.
      Мухдан заметил, что пришли в движение густые белые облака. Он решил, что знак будет подан оттуда, с неба! А откуда же еще?! Вот облака собираются в кучу, вот они выстраивают какую-то фигуру. Но какую? Ведь фигура, если это – божий знак, должна носить с собой какую-то конкретную информацию, такую, которая должна быть понятна Мухдану, быть ключевой в его исканиях и замыслах!
     Вскоре облака приняли четкие очертания треугольника. «Треугольник…зиккурат…гора! Это ведь - Знак!! Разве в обычном небе плавают треугольные облака?!!» - Восторгу Мухдана не было предела. Он больше вокруг себя ничего не видел. Он упал на колени, повернувшись в сторону Мекки,  и слезы невероятной радости ручьем лились с его больших на пол лица глаз.
     Он услышан Всевышним Творцом! Его мучения не напрасны! Они – не бред сумасшедшего! Но он никому не расскажет о том, что услышан Богом. Творец сам решит, что делать с его поисками и находками. Главное – они не напрасны, они нужны, необходимы его народу, хотя народ об этом не знает, не догадывается, и вряд ли в скором времени все эти поиски и находки будут в должной мере востребованы.
     «О! Бог! Я служу Тебе, а не сатане! Мое беспокойство рождено и востребовано Тобой, а не Иблисом. Я самый счастливый человек на этой земле, о Аллах! Слава Тебе, Всевышний! Элхьамдулилах1, элхьамдулилах1, элхьамдулилах1…»

Затем Мухдан прилег в душистую траву у основания разрушенного минарета, где только что молился, и закрыл глаза ладонью. Лежал и чувствовал, что после всех бед последних лет, после омовения и намаза рождается на самом деле заново. Подумал об этом и начала убеждать себя, что дело обстоит именно так. «Рождаюсь заново в утробе своей древней Родины! Тот, родившийся в Казахстане, закончил свою жизнь в психиатрической больнице. Его нет уже. С ним же ушли все глупости, все тревоги, сомнения. И теперь, когда совершил угодный Всевышнему хадж в этот зерат – самую древнюю в отечестве мечеть – имею право быть другим! Буду другим, менее легкомысленным, более серьезным, и обязательно добьюсь того, чтобы народ узнал себя, свою историю, свое предназначение! Хватит страдать по своему неведению и наивности, в своем беспамятстве. Мир жесток. Никто не поможет выкарабкаться, если сами за это всерьез не возьмемся.  Пора, наконец, определяться».

**

«Эх, как бы я хотел жить здесь и никуда отсюда не уходить! А чем бы я тут занимался? Как бы «чем?» – вспомнил Мухдан то, что его привело сюда: – восстанавливал бы мечеть! Сперва собирал бы камни, поднимал бы стены. Потом, глядишь – кто-то помог бы крышей накрыть!
Но тут же осознал, что это нереально, что ему, не имея здесь ни дома, ни родственников, ни работы, никак эту задачу не решить.
Но что-то вселяло надежды. Что-то подсказывало, что все не так безнадежно.
 Он быстро вскочил, подошел к развалинам, поднял с земли камень и, произнося Бисмилла, осторожно, словно камень был живой, положил в стену. Потом еще, еще. Огляделся – плоских камней было еще много среди высокой  крапивы, бурьяна. Нашел палку, стал со всех сил валить, вырубать обжигающую крапиву, которая ему теперь напоминала чекистов, преследующих за веру. Подносил камни к стене, подгонял камни, выравнивал, как уже делал дома, строя фундамент дома.
Мухдан, конечно, знал, что это непрочно, что надо класть с цементным раствором, но эти камни, вырастающие на глазах в стену, приводили в восторг! Эта стена мечети росла в то время, когда в республике не было ни одной действующей мечети, когда сама мысль о возрождении какой-нибудь мечети считалась тяжким преступлением!
Мухдан был уверен, что Бог, ангелы, вся Вселенная застыли и с восторгом смотрят на его работу!
 Там, внизу копошатся, словно муравьи, какие-то людишки – чиновники, коммунисты, чекисты и послушный им безвольный народ. А он вырвался из этого безумного, сумасшедшего царства! Он сделал это, ему опять помог Бог! Пусть он прямо сейчас не поднимет эти стены, не достроит мечеть, но он ее обязательно достроит! Он поднимет не только эти камни, а камни могущественных хурритских, шумерских зикккуратов и городов,   миттанийских,  урартских крепостей, замков, акведуков.  Он вернет своему реликтовому народу его историю – вечный гранитный фундамент, вернет истоки его фантастического, несломленного духа! Он сможет это сделать, потому что у него – факты! Вернув историю, дух своему народу, он сделает народ бессмертным, какие бы тяжкие испытания не ждали его еще впереди. Он не остановится, даже если умрет, ибо будут работать его записи. Правду ведь не спрячешь, не убьешь, сколько бы над ней не издевались. «И после моей смерти другому, более достойному, чем я, Ты передашь эту высокую истину, о Бог!»
 
К вечеру все же Мухдан ослаб. Кончилась родниковая вода в бутылке. Кишки урчали, требуя свое, а Мухдан принципиально игнорировал эти низменные человеческие желания. Не хотелось прекращать работу, уходить. Никогда, кажется, и ничего в своей жизни он не делал с таким сильным желанием и высоким вдохновением. Это было похоже на одержимость. Это были мгновения полнейшего, абсолютного человеческого счастья!

«Ну, это последний» – думал Мухдан, поднимая очередной камень. А руки снова тянулись к другому. Казалось, что он никогда не сможет прекратить эту работу. Вот он повернулся, чтобы взять очередной камень, а ему его протягивает… белобородый Алимулла с веселыми юношескими глазами, без единой морщинки на румяном лице.  Мухдан его появлению нисколько не удивился. Наверное, потому что постоянно чувствовал его присутствие здесь, в каждом клочке этой дышащей древностью и таинственностью земли.
– На сегодня хватит, отдохни, – не прекращая улыбаться, сказал Алимулла. Мухдан молча взял камень с его худощавых рук и положил в стену мечети:
– Добрый день, Ваша, решил помочь мне?
– С добром тебе жить. Решил, если получится.
Через минуту они уже сидели в высокой траве на склоне горы и беседовали как давние старые друзья, соскучившиеся друг по другу. Мухдан  не задавал шейху лишних вопросов, потому что знал, что он не только шейх, но и дух его народа, которому тоже больно, который отлучен от родной земли.
– Ты восстанавливаешь фундамент всего народа, хотя делаешь это в безлюдных, заброшенных горах, - одобрительно промолвил шейх.
– Мне  продолжить работу? – быстро спросил Мухдан.
– Ты не из тех, кто нуждается в советах на каждый случай. Слушай свое сердце, свой разум и свою совесть. Там – ответ от самого Всевышнего, - ответил святой и добавил: - Ты выбираешь трудную, но счастливую дорогу.
– А если мне нужны будут советы по более сложным и серьезным вопросам? Мы сможем встречаться?
–  Думаю, что в этом нет необходимости.
– Это почему же? – насторожился Мухдан.
– Потому что тебе помогает Бог. Ты ведь сам это чувствуешь.
– Почувствовал. Особенно, когда исключили из университета, – не выдержал Мухдан, выражая свою горькую обиду.
– Ты забыл, как закаляют булат? – спросил шейх.
– Не забыл. Его то накаляют докрасна, то опускают в ледяную воду.
– Вот-вот. Ты сам выбрал себе такую судьбу. Бог тебе только помогает…
Мухдану стало стыдно.
Помолчали.
Мухдану было хорошо с ним молчать. Хорошо было наблюдать за молчащим величием этих гор-громад, за вечереющим небом, темно-голубым, по которому безмятежно плыли пушистые, как вата, облака. Они плыли низко, задевая макушки снежных вершин. Мухдан почувствовал в душе особую нежность и любовь к шейху, который давно не приходил. Такую любовь, наверное, чувствуют к родному отцу, когда его долго не видишь.
Мухдану не с чем было сравнить, потому что рос без отца. И теперь этот шейх – его родной отец. Более того, он - воплощение всех его отцов, всех веков и тысячелетий! Как хорошо, что он, наконец, пришел! 
– Для первого раза я все-таки дам тебе один совет, – нарушив молчание, сказал  шейх.
– Какой же?
– Помогай всем людям, чем можешь, если они в этом нуждаются, не осуждая их ни в чем, и принимай помощь от людей, от тех, кто действительно хочет тебе помочь. Ничего сам не проси, ничему не удивляйся, ничего не бойся. У тебя одна пророческая миссия в этой жизни, но ты не пророк. Несколько слов, которых ты озвучишь по воле Аллаха, подготовят человечество к новому пришествию последнего пророка.
– Какие же слова? – вырвалось у Мухдана.
– Ты сам о них узнаешь в свое время. Только не стесняйся и не бойся смело донести их до людей.
– А кто, что мне поможет? – спросил Мухдан.
– Тебе поможет Бог, – уверенно ответил святой.
Мухдан, которого после усталости одолел сон, проснулся. Он был счастлив. Он был уверен, что с ним на самом деле разговаривал суфийский шейх.

**
 
 
В Макажое у Мухдана не было ни родственников, ни знакомых. Да и весь Макажой – в прошлом Маа-Макажа, столица всего Чеберлойского котлована, кишевшего в прошлом  людьми, словно муравейник, сегодня маленький аул с населением до двух десятков дворов. Одни старики – пастухи да чабаны. Детей по интернатам раздали.
В кармане водились кое-какие деньги.
Посидев немного, не имея еще никаких планов на завтра, Мухдан направился в сторону учебно-тренировочной базы по гребле «Кезеной» на березу озера. Там, решил он, должна быть какая-то столовая, буфет, ларек, на худой конец.
Столовая, точнее ресторан, здесь был, оказывается, но кормили только спортсменов, как ему объяснила молодая, сразу же показавшаяся юноше красавицей, девушка в белом халате.
– А ты не медсестра? – спросил Мухдан у девушки. Где-то в подсознании он ее невольно захотел отождествить с Ольгой, со своей дурдомовской подругой.
– Нет, я официантка, – быстро и весело ответила она.
– Живешь здесь, в Макажое?
– Нет, – звонко засмеялась девушка почему-то, – живем мы здесь же, на базе, на пятом этаже. Нас сюда каждое лето откомандировывают из грозненского ресторана «Кавказ».
Когда она улыбалась, на худощавых щечках образовывались заманчивые ямочки. Верхняя пуговица ее халатика не была застегнута, и молодому человеку было неловко, что она могла заметить его грешный взгляд.
– Так ты с Грозного?
– Да. А ты кто? – лукаво спросила она.
– Я Мухдан. Студент. На этнографической практике,  соврал юноша. – А тебя как зовут?
– Элизой.
Возникла пауза. Девушка не торопилась уходить. Она чувствовала, очевидно, что он голоден, хотела накормить, но чего-то остерегалась. Оно и понятно. Не она же хозяйка ресторана.
– Хочешь, накормлю тебя? – все же спросила она.
– Если можно…
– Только не здесь. Пошли в нашу комнату. Там сейчас никого нет. Девушки пошли купаться.
И вот Мухдан очутился в чистой, просторной комнате, в которой Элиза жила с двумя другими официантками. В большой зеленой вазе стоял букет слегка увядших полевых цветов. Три аккуратно убранных кровати, платяной шкаф, три тумбочки, стол.
– А у вас здесь хорошо.
– Мебель новая. Здесь все хорошо, по высшему классу, – объяснила девушка, – здесь ведь тренируется олимпийская сборная нашей страны. Здесь строгие порядки. Интересно, а как тебя пропустили?
– Не знаю. Я просто вошел, меня никто не остановил.
– Повезло… Наш сторож – строгий человек. Очень серьезный и дисциплинированный. Наверное, он на вечерний намаз отлучился. Он ни один намаз не пропускает. Очень верующий человек.
Элиза принесла Мухдану много вареного мяса, овощной салат в большой тарелке, фрукты, печенье, чай. 
– А ты сегодня уедешь? – тихо спросила Элиза, присев на край кровати, пока он ел.
– Не знаю… – он даже не знал, что ей ответить.
– А на ночлег… в Макажой пойдешь?
Он хотел спросить «Может, здесь где-нибудь?» – но ответил неопределенно:
– Посмотрим…

       Поел Мухдан хорошо. Стало намного веселее. Он заметил, что чем-то понравился официантке. Наверное, ей здесь скучно было с чужими. Ведь среди спортсменов не было ни одного чеченца. Все высокие и здоровые амбалы, прибалтийцы. Да и о чем могла она с ними говорить, девчонка с челкой, как у школьницы. Хотя и женские черты у нее были ярко выражены.
– Значит, сторож у вас сильно верующий человек? – спросил гость у Элизы.
– Да, конечно.
–  Сколько я должен за еду?
– Нисколько. Ты что, считаешь, что я не чеченка? – обиделась девушка.
– Ну, тогда я принесу тебе букет свежих цветов. Эти уже увяли…
– Спасибо! – обрадовалась она.
К сторожу Мухдан подошел быстро и уверенно. Решил опередить его с вопросами.
– Добрый вечер, Ваша, можно у тебя спросить?
– С добром тебе жить. Спрашивай.
– Я студент. Интересуюсь древними строениями. Башнями, мечетью. Хочу, чтобы в Грозном обратили внимание на их восстановление, они же памятники нашей национальной истории и архитектуры. Что бы ты мог сказать, Ваша, чеберлойцы приняли бы участие в восстановлении мечети, если бы государство не стало возражать? 
Сторож, крепкий мужчина лет семидесяти, не сразу ответил. Он внимательно смотрел юноше в глаза, пытаясь понять, в чем же подвох его вопроса. Потом неожиданно громко сказал:
– Государство у нас до сих пор ничего не спрашивало, и сейчас спрашивать не будет. Сделает так, как хочет. А ты кто такой? Ты откуда взялся?!
– Я студент… историк… изучаю все эти строения, – мямлил Мухдан, поняв, что сторож не лох и просто так на его религиозных чувствах заночевать где то рядом с красавицами-официантками вряд ли удастся.
– А как ты сюда проник и где ночевать остановился? – прямо спросил сторож,  глядя исподлобья.
– Сейчас выйду на дорогу, - не знал, что ответить Мухдан. Если не встречу попутную машину,  заночую где-нибудь. Лето. Не замерзну, – изобразил на лице беззаботную улыбку.
– Ко мне пойдешь, – сразу же все понял сторож, – я тут рядом живу.
Затем он вывел Мухдана  из коридора во двор и, потянув руку в сторону дороги, сказал:
– Вон, видишь белую шиферную крышу за ветхим забором? Это мой дом. В доме сейчас никого нет. Сын с семьей недавно переехали в Калмыкию. Я один остался. Вот, возьми ключ от входной двери. Там в шкафу найдешь что поесть. Ложись, куда хочешь, там кроватей много. Утром, когда будешь уходить, вернешь мне ключ. Я меняюсь только через сутки.
Мухдан вздохнул с облегчением. Не хотелось отсюда уходить. «Переночую, уже хорошо, успею Элизе цветов нарвать – подумал он, – а там – посмотрим».
В дому у Хожи (так звали сторожа) было уютно, прохладно, чисто. Большая деревянная тахта была застлана шкурами медведей и еще каких-то зверей. На стенах висели старинные ковры. В саду перед домом – созревшие яблоки, груши. Были даже картофельные грядки, помидоры, огурцы. Только забор почти свалился, столбы прогнили.
«А где же его жена? – подумал Мухдан, – неужели такой крепкий и холостой? Такого среди горцев не бывает». Оказалось, жена гостила в Калмыкии. «Поехала внуков баловать» – объяснил Хожа позже.

До заката солнца оставалось еще несколько часов. Но вечереет здесь быстро. Солнце рано прячется за макушки гор, окружающих озеро.
 Вода в озере, между тем, хорошо прогреваемая в середине лета, за ночь не остывает. Купаться в этом кристально чистом бирюзовом чуде, особенно вечерней порой, когда горячий воздух еще не остыл – неописуемое удовольствие!
Спрятав ключ под козырек низкого карниза, сплошь залепленного гнездами ласточек, Безумец направился к травянистому склону горы, поднимающемуся над озером чуть подальше от дороги. Этот склон весь пестрел самыми разнообразными альпийскими цветами, многие из которых раньше Мухдан никогда не видел, или не обращал внимания. Судя по тому, что здесь жужжало много пчел и шмелей, среди них были и медоносные.
Он собрал оригинальный большой букет по своему вкусу. Здесь были цветы, похожие на тюльпаны,  ромашки, гладиолусы. Но это были другие цветы, более крупные и крепкие. У них был другой, особый аромат, густой, напоминающий запахи сирени, розы, мяты, степной полыни одновременно. Особый запах летних гор.
Букет в самом деле получился весьма ярким, пестрым, крупным. А молодому человеку  все казалось мало. Ему хотелось, чтобы Элиза сравнила с этим букетом не только его благодарность за щедрое угощение, но и особое чувство, внезапно  вселившееся в его влюбчивую душу. И, кажется, ему это удалось.
Он знал, куда нужно встать, чтобы Элиза увидела его из окна своей комнаты.
«О, Эсила, – размышлял Мухдан позже. – Я до сих пор помню, с каким волнением стоял в тот теплый вечер на берегу озера, с которого веяло волшебной прохладой. Как я вновь хотел увидеть её, как был охвачен неожиданной страстью к этой девушке, которую еще утром и днем совершенно не знал и все мысли были лишь о вечном, о Боге.  О, юность, как ты наивна, глупа, и как ты прекрасна, как сон в раю!
 
Во взаимоотношениях с девушками Мухдан был снисходителен. Никогда не обижался на них.   К примеру, на Хеда, на  первую любовь. Ей нужен был богатый, серьезный, прагматичный муж. Она его нашла на Аргунском мясокомбинате. Не могла же она связать свою судьбу с обитателем психбольницы.
А Элиза – просто чудо. Девушка, кажется, без комплексов и капризов. Вела себя так свободно. Неужели она замужем, или разведенная, познала мужчину? Обычно такие себя так свободно ведут. «Да нет, просто она гостеприимна. Она вела себя как хозяйка, как настоящая чеченка. Видать, она очень добрая, из благородной семьи. Но почему её родители отпустили в такую заоблачную даль? И почему так рано пошла на работу в ресторан?»
Элиза его вскоре заметила. Она вышла на балкон и весело махнула рукой. Крикнула, что скоро выйдет.
Мухдан иногда бывал очень самоуверен. Ему это позволяла, в первую очередь, внешность. Он слыл красавцем.  Ему было интересно с симпатичными девушками. Они это чувствовали и тянулись к нему как шпильки на магнит.  Но долго о девушках Мухдан все же не думал. Длго и всегда он думал только о Боге.   Думал и думает не потому, что он грешен или боится божьего наказания на том свете. Просто он рано понял, что весь этот мир без Бога – сон, мираж, обман. Если Бога нет, всё теряет всякий смысл. Позже он прочитал эти слова у других великих людей. Мухдану было приятно, что многие его мысли совпадают с мыслями великих признанных авторитетов из разных стран и континентов, разных религий и мировоззрений.
– Это обещанные цветы? – издали крикнула она, смеясь. – Чего стоишь в как сирота?
– Да… не хочу лишний раз сторожа беспокоить. Он меня, кстати, приютил. Я его гость. Я живу во-он в том доме с крышей из  шифера.
– Так ты сегодня остаешься? – как-то взволнованно, то ли радуясь, то ли беспокоясь, спросила она, с благодарной улыбкой принимая пышный букет полевых цветов.
– Да. Получается, остаюсь… А ты очень занята? – вырвалось у него.
– Мне сейчас нужно кормить спортсменов. У них ужин начинается. Освобожусь только через два часа.
«Через два часа начнет темнеть» – подумал он. Но все-же спросил:
– А мы потом можем увидеться?
– Где? – быстро отреагировала она.
– Вот здесь.
– Хорошо, – согласилась она, еще раз счастливо улыбнулась и быстро убежала, топая по бетонным ступенькам своими стройными ножками в розовых тапочках.
«Неужели придет?  Неужели не придет?! – мучился он, прогуливая по берегу тихого озера. - А что из этого может получиться? А разве можно в жизни что-нибудь предугадать? Жизнь тебя несет, словно река маленькую лодку. В лучшем случае ты можешь веслами чуть-чуть подкорректировать курс».

Элиза пришла. Пришла, несмотря на приближающийся вечер. Несмотря на то, что на берегу озера у подножья горы не было никого. Так на дикой безлюдной природе у чеченцев не принято молодым встречаться. Но она пришла. Пришла в короткой красной юбке, в белой блузке с расстегнутыми пуговицами, надушенная и накрашенная. От самого вида девушки у юноши помутнело сознание, замедлилась походка.
- Ты так очаровательна, Элиза, не боишься меня? – прямо спросил Мухдан.
- Нет, не боюсь, - звонко засмеялась она почему то, - я же вижу, что ты порядочный молодой человек.
- Порядочные тоже могут и безумно влюбляться, и терять рассудок. Иногда страсть доводит…
- Доводит до чего? Хочешь сказать, набросишься на меня?
- А ты смелая девушка.
-А, - бросила  она равнодушно. – Пропади все пропадом. Если хочешь – я тебе кое что расскажу.
- Рассказывай.
- А ты не проболтаешься, если я тебе раскрою свою тайну?
- Тайну? А почему ты мне хочешь его рассказать? - все больше запутывала девушка Мухдана.
- А может мне от тебя помощь нужна.
- От меня? Мы ведь с тобой несколько часов только знакомы.
- Вот это как раз и хорошо. Я тебе щедро заплачу.
-Заплатишь? Мне? За что? – все больше удивляла очаровательная девушка молодого человека.
- Короче, Мухдан, мне надо выйти замуж на короткое время…
Мухдан не знал, что даже отвечать. Он молчал, заворожено разглядывая ее огромные, невероятно выразительные глаза, которые, как ему показалось, начали слезиться.
- Не удивляйся. Только помоги мне, если можешь. Если нет – никому ни слова из того, что я тебе расскажу. Даешь слово мужчины?
    - Даю конечно…

 


**

Зарема, тетя Элизы, училась в кооперативном училище на повара, когда была направлена на практику в один из самых престижных предприятий обслуживания Грозного – ресторан «Кавказ». Зарема была высокой, стройной блондинкой, недавно разведенной. В Грозном она жила у родственников. Мечтала устроиться на работу и жить здесь после окончания учебы.
На блондинку обратил внимание заведующий производством ресторана по имени Малик, среднего роста, полноватый мужичок с пролысинами, лет сорока. Вскоре начал расспрашивать, откуда, кто, семейное положение, где живет… Зарему сперва смутили столь откровенные, наглые вопросы. Но час спустя пришло какое-то незнакомое раньше волнение: вдруг он холостой, вдруг влюбился… Вдруг предложит остаться в ресторане на работе… Но молодую женщину смущал его слишком слащавый вид: такие, наверное, разбалованы женщинами, и они считают, что им слишком легко все доступно. Кроме того, он богатый, наверное, а деньги делают человека слишком самоуверенными. Им ничего не стоит играться судьбами людей.
… А вдруг он вовсе и не такой? Вдруг он порядочный и добрый, а я зря сразу записала его в негодяи?
В тот же вечер Малик предложил:
– Зарема, я живу рядом с тобой, в том же районе, хочешь, отвезу тебя домой после работы?
– Нет, нет… спасибо, – засмущалась девушка, за мной приедут… меня встречают каждый вечер…
Это была ложь. Никто за Заремой не приезжал, никто ее не встречал. Ездила она одна  на трамвае № 7. Малик догадался, что Зарема волнуется и лжет, но пытать ее больше не стал. Он просто выследил ее на своих модных желтых «жигулях».
Была весна. Тротуары города утопали в пышной зелени. В воздухе густо стоял запах цветущей сирени. Зарема шла, топая каблучками своих стройных ножек по асфальтному тротуару. Шла и не подозревала, что в медленно крадущихся за ней «жигулях» сидит тот самый Малик, о котором она невольно думала с некоторых пор, хотя узнала, что у него есть жена и трое детей.
Вот машина обогнала ее, тормознула, и из нее вышел, улыбаясь, заведующий пищевым производством.
– Зарема, ты меня извини, конечно, но характеристику за практику тебе буду подписывать я…  Я…  хочу узнать все стороны твоего характера: где ты лжешь, где говоришь правду…
Девушка покраснела как школьница, растеряно посмотрела по сторонам. Не нашла что ответить. Спросила:
– А ты в самом деле живешь на этой улице?
– Конечно, – развел он руками, – я же тебе говорил об этом. А ты не хочешь почему-то садиться в мою машину. Разве мы чужие? Мы же один коллектив теперь.
– Ну… извини, мне неудобно. Мы ведь недавно только узнали друг друга.
– А мне кажется, Зарема, что я всю жизнь знал и ждал тебя. Ты тоже меня извини за прямоту. Чего играть в кошки-мышки? Давай подружимся, будем встречаться, а там – посмотрим.
– Но ты ведь женат, – вырвалось у Заремы, – какая у нас с тобой может быть дружба?
– А я кое-что знаю о тебе. Ты тоже замужем побыть успела. Твои подружки рассказали. А жена, говорят, не стена, ее и отодвинуть можно, если нужно будет, – говорил Малик уверенно, нагло улыбаясь. – Иногда даже бывает интереснее, когда двое встречаются не будучи мужем и женой. Знаешь, супруги быстро надоедают друг другу. А так можно всю жизнь встречаться, любя друг друга и не надоедая…
Прохожие обходили молодых, не мешая их взволнованному разговору. Зарема была удивлена.
– Как ты можешь так говорить? Разве мы не мусульмане, не чеченцы? Ведь грех так делать, и говорить даже.
– Грех, если увянет такая красота, – не сдавался Малик, – грех вот так ранить мою душу. Я тебя устрою на работу, ты будешь хорошо зарабатывать, обещаю тебе!
– Нет, нет… не нужна мне  такая работа. Я не согласна. Кончится практика – и я уйду! – Твердо заявила она. Но этим еще больше возбудила упорство в начальнике.
– Ладно, Зарема. Я же не изверг какой. Я не принуждаю. Забудем об этом. Просто ты мне очень понравилась сразу же, как я тебя увидел. Мне стало очень жалко, что я женат. Я все ночи не сплю с тех пор, как увидел тебя. Не знаю, что со мной происходит. Ты меня просто с ума сводишь. Но это мои проблемы. Ты не волнуйся. Приходи на работу, забудем этот разговор. Договорились?
Зарема только головой кивнула. Взволнованные слова начальника еще больше смутили ее.
«Он не хочет на мне жениться. Он просто хочет побаловаться со мной. Поимеет, попользуется, пока не надоем, а потом бросит», – резонно размышляла девушка.

Дело было ближе к осени. Малик отвел молодую повариху в сторону:
– Зарема, вечером ко мне придут очень важные гости из обкома. Они не хотят, чтобы их видели всякие шлюхи-официантки. Надо накрыть стол у меня в кабинете. И ты сама обслужи нас, пожалуйста. Потом я тебя отвезу на машине домой.
Зарема не могла отказать, согласилась.
Стол был накрыт. Но гости почему-то не шли. Малик сказал, что их увезли куда-то в горы на шашлык. В кабинете они остались одни.
– А давай сами хорошенько поужинаем, – предложил зав. производством. – Садись-ка напротив. Перекусим, выпьем немножко, поговорим по душам.
– Я не пью, – строго заявила Зарема и сделалась совершенно серьезной.
– А я и не буду тебя заставлять. Мне-то ты разрешишь ремочку-другую?
Зарема промолчала.
– Ты сядь, сядь. Чего это ты как ребенок, в конце концов? Чего боишься? Чего все время такая напряженная, натянутая, словно гитарная струна? Лопнешь скоро. Посмотри вокруг себя. Все люди живут нормально. Едят, пьют, гуляют, и наплевали они на все предрассудки. А ты думаешь, что небеса развалятся, если я тебя чуть-чуть приласкаю?!
– О чем ты говоришь, Малик, я же чеченка?!
– А я кто? Японец?
– Если ты тоже чеченец, то ты не должен дотрагиваться до меня, пока я не твоя жена.
– Тогда тебе нечего с такой красотой по городу носиться, мужчин расстраивать. Иди куда-нибудь на хутор или в монастырь. Или паранжу носи. Ходишь, грешишь тут, издеваясь над мужчинами.
– Я пойду, – вскочила Зарема и хотела выйти.
– Нет! Никуда ты не пойдешь! – Малик одним прыжком оказался возле двери. – Ты мучаешь меня! Ты меня с ума сводишь! - Он схватил девушку за талию, приволок к себе, крепко обнял, схватил за подбородок, чтобы не прятала губы, и крепко поцеловал. Девушка вся задрожала от испуга и возбуждения, ослабла. Малик это сразу почувствовал. Закрыв дверь на ключ, он потащил девушку к дивану.
– Не надо. Прошу тебя, не надо. Не убивай меня, пожалуйста, – стонала она, пока Малик расстегивал халат, стягивал белье.
– Не бойся. Не бойся, пожалуйста. У нас все будет прекрасно. Вот увидишь. Клянусь тебе, Богом клянусь, Кораном клянусь … – уверял он и её, а вспотевшие руки скользили по бедрам, по животу, по грудям, пока девушка, вконец уставшая, не покорилась.

Прошел год. Зарема, устроенная Маликом после техникума на работу, жила с ним как с мужем, пренебрегая всякими сплетнями и пересудами. Но делать ей предложение он по-прежнему не торопился.
– Мне ты нужна не как жена, а как хороший работник на производстве, – как-то сказал начальник загадочную фразу, будто жена не может быть и хорошим работником на производстве. Что было у него на самом деле на уме, чего тянул с женитьбой? – Зарема терялась в догадках.
Как-то в постели Малик сказал:
– Я человек растущий, перспективный. Мне надо карьеру делать. Я сначала стану директором ресторана, а потом министром пищевой промышленности. А потом… а там увидим. Всё решают деньги. Деньги и связи. С женой разводиться я не могу, из партии могут исключить. А вот сделать из тебя завпроизводством – могу. Была бы ты мне женой – не мог бы. В наше время все возможно, только тихо, без свидетелей.
Зарема этим удовлетворилась. Зарплата повыше, почет, уважение… Кроме того, на работу можно принимать кого захочешь. Вот и привела она поварихой свою очаровательную племянницу Элизу сразу после школы.  Она даже гордилась, что Малику девушка понравилась, что он с нее глаз не сводил…
- Если проболтаешься – обоих с работы сниму, и тебя, и твою тетю, - пригрозил Малик в тот вечер, когда впервые обнял, сдавливал упругие груди юной испуганной девушки. Элиза побоялась, смолчала, никому ничего не сказала. Через неделю Малик предложил ей отвезти ее домой на своей роскошной, недавно купленной «Волге»…
 

**

Солнце давно спряталось за голый скалистый хребет и стало уже почти темно, но Элиза не торопилась убегать кормить своих спортсменов. Она загадочно молчала, глядя на  темнобирюзовую гладь тихого волшебного озера и сидела на густой траве под молодой березой рядом с парнем, обняв свои белые, светящиеся в матовом свете луны обворожительные  коленки.  Мухдан ждал от нее ее тайны, любуясь ею, ее пахнущими редкими духами локонами,  большими грустными глазами. А она все молчала…
- Ты обещала что-то рассказать…
- А я тебе нравлюсь? – еле слышно спросила она.
- Я боялся тебе признаться в этом…
- А ты бы взял меня в жены?
- Я? То есть как?! То есть… конечно взял бы!
- А если бы ты узнал, что я не честная?
- Что значит «не честная»? Ты о чем говоришь, Элиза? Ты что, сахар на кухне воруешь?
- Мне, Мухдан, в любом случае нужно выйти замуж, хотя бы на короткое время, но за хорошего, порядочного человека, чтобы он меня не опозорил, не рассказал никому о моей тайне…
- Ну так рассказывай, Элиза, я ничего не понимаю.
- А чего тут не понимать? – вздохнула девушка, - надругался надо мной один подлец. Не девственница я… Если хочешь, тайно поженимся на все лето, а потом, осенью, ты на меня поженишься как полагается, с муллой, с машинами, с куклой на капоте, с ленточками… и бросишь меня через пару месяцев. Ну, чего молчишь?
Мухдан был ошарашен неожиданным рассказом. Он чуть помедлил с ответом, а Элиза поняла это как отказ. Она резко вскочила, как пружинка, и быстро подежала вниз по склону горы.
- Стой! Стой Элиза! – побежал юноша вслед за ней, но ее было уже не догнать.

**

Заснул Мухдан в доме сторожа Хожи лишь под утро. До того взволновала его очаровательная официантка, ее рассказ, и то, что произошло за этим. Встретиться с ней, объясниться как следует, было его почти нестерпимым желанием.
Молодой человек оказался перед жестоким испытанием. Согласись он с предложением девушки – и вот она, красавица, твоя на все лето! А потом поступай, как получится. Мухдан хорошо понимал, что почти все в его положении именно так и поступили. Но что за этим следует? Следует, что все его мысли и дела об исламе, о Боге, обычное лицемерие до первого испытания?  Чем он лучше других, тех, кто всегда лукавят и живут в свое удовольствие? Ради своей похоти и живота? Получается, он не имеет права дотрагиваться до камней мечети, вообще заходить на эту территорию? Получается, что все надо разворачивать в обратную сторону, все, о чем мечтал, намеривался исполнить?  «Не-е-е-т, это все не для меня. Я свой выбор уже сделал. Пытаться обманывать Всевышнего, быть двуликим – это не мое. Как бы соблазнительно не было…
Стоп. Но ведь она сама об этом просит. Просит! Она только в этом видит выход для себя. Она наверняка долго и упорно все обдумывала, искала такого, как я…
Ну и что? Я должен быть умнее и порядочнее. Я должен помочь ей, но по-другому, не превращая ее во временную любовницу, совершая тяжкий грех. Обязательно должен помочь выпутаться. Но как?!»

**

Утром с работы вернулся Хожа и хорошо накормил гостя, выложив на стол отменный сыр, сушеное мясо, огурцы и помидоры со своего участка. К чаю подал мед со своих же ульев.
- Забор у тебя прохудился.   Хочешь, столбы выровняю, сетку выправлю? – спросил Мухдан у хозяина.
- У нас в горах гостей работать не заставляют, - добродушно улыбнулся Хожа. – Сам справлюсь. Просто руки не доходили. Да и работы много. Участок большой.  Картошка в этом году хорошо созрела. А у тебя есть родители? Дома тебя не ждут? – осторожно спросил Хожа.
- Есть, быстро ответил Мухдан и тут же соврал во второй раз: - Летняя практика у меня в горах, все оставшееся лето до конца августа здесь должен находиться. Вот и буду через день класть стены мечети и чинить наш забор.
Хозяин ничего не ответил. Он бы для себя все окончательно решил, если бы узнал, что молодой человек оказался здесь прямиком из дурдома… А у Мухдана, напротив, здоровье в миг резко улучшалось, как физическое, так и душевное. Ожидание вечерних свиданий с красавицей окрыляло его, поднимало на самые высокие небеса. Проблема восстановления мечети и ремонт забора в одиночку голыми руками не представлялись ему теперь особыми трудностями, лишь бы сторож не прогнал, имелась возможность находиться рядом с Элизой,  помогать ей выпутаться из непростой ситуации…

**

Плоских, прямоугольных  камней, которые можно выложить без всякого раствора, вокруг в густой высокой траве оказалось много и это радовало Мухдана. Мастерски укладывая камень на камень и радуясь поднимающейся стене, молодой человек понимал, что так дома не строят, и вряд ли из этого какое-то перпективное, прочное сооружение выйдет. Но в любом случае, думал он, от старинной мечети хоть что-то останется, и это что-то будет служить укором всем ныне живущим. Это будут кричащие, взывающие к совести стены, пусть неровные.  Пусть они будут для кого-то надеждой, а для кого-то - укором за теряемую веру, за предаваемый дух предков.
Убедившись, что молодой гость не шутит, что он всерьез принялся и за мечеть, и за забор, Хожа встал рядом. Прерываясь лишь на дежурство, он трудился, как будто сбросил лет двадцать. «Ну, ты молодец, парень! Я уж думал, что таких уже не бывает» - часто повторял он, радуясь своему неожиданному гостю.
**
Тяжелая работа не влияла на юношескую страсть. Мухдан был влюблен в повариху на самом деле. А Элиза, проказница, то ли передумала выходить замуж, то ли испытывала юношу, но держала его на дистанции. Избегала. «Она что, хочет, чтобы я всерьез на ней женился? Ну так я согласен!»- стонала его душа.
- Элиза.
- Что?
- А я ведь влюбился в тебя. – Разговор происходил на их обычном месте  под молодой березой на берегу озера.
- А у меня здесь еще один жених объявился, - сказала она просто так, как легкомысленный подросток, чем удивила Мухдана.
- Как это «жених»? Ты о чем, Элиза?!
В ответ она засмеялась:
- Ничего, шучу. – И тут же погрустнела.
- Я тебя не понимаю, Элиза.
- Надоело все. Иногда проснусь среди ночи и тянет к озеру, чтобы утопиться. Жизнь ведь – грязь? Ты знаешь это?
- Жизнь – разная. Она и грязь, и сокровище. Кто какой ее сделает для себя.
- Не правда. От человека мало что зависит. Все зависит от людей, среди которых человек оказался.
- Так говорят слабые, Элиза, - серьезно возразил Мухдан. – Человек рожден борцом. Надо бороться за свое счастье и не покоряться обстоятельствам.
- Так в книжках пишут. А в жизни – не так, - серьезно возразила девушка. - В жизни сильный может обижать, даже убить слабого и ничего ему за это не будет. У кого власть, деньги, тому можно все.
- Это потому что они безбожники. У безбожников нет ни веры, ни совести. Поэтому они так себя ведут. Поэтому людям надо вернуть Бога. Я в этом глубоко убежден, Элиза.  Более того, жизнь думающего человека имеет смысл только в том случае, если он сам ищет Бога и призывает к этому других людей.
Помочали.
- Элиза, я знаю, как тебе помочь, как сделать тебя счастливой, - неожиданно объявил Мухдан.
- Меня? Как? – оживилась удивленная девушка.
- Очень просто и верно. Ты сделаешь так, как я тебе скажу?
- Сделаю.
- Обещаешь?
- Обещаю.
-Ну, смотри. Значит так. С завтрашнего дня ты начинаешь делать намаз.
- Намаз?
- Да.
- А я не умею…
- Я знаю. Многие комсомолки не умеют. Но я тебя научу.
Глаза девушки загорелись.
- Ты что, серьезно?
- Конечно.
- А ты сам делаешь намаз?
- Конечно. С детства. И поэтому я – счастливый человек.
Элиза продолжала испытывающее смотреть на Мухдана, не понимая, всерьез ли он это ей рекомендует.
- Утром я тебе принесу текст, напишу что, как и сколько раз надо говорить. А совершать намаз надо пять раз за день.
- Я же на работе, людей надо кормить, а я буду молиться, как монашка.
- А ты начни хотя бы с двух молитв. Одну рано утром, вторую ночью перед сном. Это лучше, чем вообще не молиться. А потом, когда хорошо научишься, и будет возможность, сама будешь находить возможность не пропускать ни один намаз.
Девушка молчала. Видно было, слова Мухдана ее сильно заинтересовали.
- Ладно, принеси. Напиши, что, как, сколько раз и когда. Короче, научи меня, пока ты здесь. Мне кажется, что это как раз то, что мне сейчас надо.
- И еще. Грешить мы с тобой не будем, Элиза, а осенью мы с тобой поженимся. По-настоящему. Обещаю тебе. И мы с тобой будем самой счастливой парой. И у нас будет много умных и трудолюбивых детей.
- Много? А зачем тебе много? – стала девушка такой же веселой, как в первый день их знакомства.
- Много, потому что нас, чеченцев, много убивали. А нас должно быть много, и мы должны быть умными и добрыми. Так хочет сам Всевышний Аллах.
- Аллах? А откуда ты знаешь, что он хочет?
- Знаю. Я это чувствую, Элиза. Только ты верь мне. Мне очень важно, нужно, чтобы в меня хотя бы кто-то верил, особенно моя будущая жена, моя половинка.
Девушка больше ни о чем не спрашивала.

**

На пятый день строительства мечети произошло неожиданное. Спортсмены – гребцы: латыши, литовцы, эстонцы,  от кого-то узнали, что недалеко от их базы одинокий юноша пытается восстановить стены разрушенной мечети. Каково же было его удивление, когда ранним утром спортсмены, вместо того, чтобы делать утренние пробежки возле озера, все, как в сказке, явились к месту, где наполовину поднялась восточная стена мечети.
- Ну, мастер, показывай, что нам делать? – улябались высокие, здоровенные русые ребята. Мухдан чуть не заплакал от радости.
Выстроившись гуськом в три ряда, одни передавали камни, другие аккуратно клали их в стену.
Почти неделю приходили сюда спортсмены по утрам, пока камни не закончились.
Мечеть приняла форму здания. Минарета и крыши не хватало. Мухдан был по-настоящему счастлив. Он хорошо знал, что это Бог ему помогает. Теперь он решил очистить территорию вокруг стен мечети. Попросил у Хожи косу, топор. Убирал все заросли кругом.
 

**
 

Мухдан устроил Элизе экзамен, как  правильно совершать намаз. Все было прекрасно, девушка постаралась. Это его радовало не меньше, чем восстановленные стены мечети.
Но вскоре произошло неожиданное.
Элиза не явилась в тот вечер на свидание. Не было ее и в своей комнате.
- А ты ее в сауне поищи, бросила одна из подружек.
- В сауне? В какой сауне? – не понял Мухдан.
- А сюда иногда большие шишки приходят развратничать. Они, наверное, и забрали твою подружку с собой.
Мухдана словно гром поразил.
- Где эта сауна?
- Возле зала, где дискотека. Только не лезь туда. Там у них охрана…
- Мухдана ничто не могло остановить. Грубо оттолкнув здоровенного охранника, он оказался в предбаннике. Стол ломился от всевозможной еды. На столе и под столом – множество бутылок с заморскими этикетками. Из парной и бассейна доносился девичий визг. Разврат был в самом разгаре.
Заскочившие следом охранники ударили по голове, выволокли Мухдана на улицу. Его могли избить до смерти, но вмешался сторож Хожа, который пристыдил насильников, отнял у них оглушенного юношу.

**

- Этот  Шок Хамлоев –  начальник КГБ, опасный человек, стонала, рыдала Элиза. – Он силой утащил меня, что я могла сделать? Его все здесь боятся.
- Я убью его, мерзавца.  Он ведь приедет сюда еще раз. Я дождусь его, и убью. Всевышний меня простит. Он заслуживает, чтобы его убили, как грязную заразную собаку, которая заражает людей, калечит им жизнь.
- Нет, нет! Уезжай отсюда. У нас все равно ничего не получится. Я грязная, падшая, нехорошая. Мне, наверное, обратной дороги уже нет. Я, наверное, в самом деле утоплюсь, или уеду куда-нибудь в Россию, в Тюмень, меня туда зовут. А тебе нужна другая жена. Такая же правильная, чистая и добрая, как и ты. А Хамлоев… у него ведь тоже жена, маленькие дети, родители. Таких, как он, много. Всех ведь ты не сможешь убивать, Мухдан…
Мухдана эти слова мало успокаивали. Он задумал все-таки отомстить подлому чекисту, если даже не убъет.

    **
 
  Уже через пару дней   Мухдан навел бинокль на группу отдыхающих на берегу озера и узнал Хамлоева  и его  дружков. Они развели большой костер на строго запрещенном месте и кружилась возле него, устраивая что-то наподобие языческих плясок. Никого и ничего не стеснялись. Были они почти голые и наверняка пьяные до одурения. Не скрываясь друг от друга, они обнимались, целовались между плясками и даже, как показалось Безумцу, открыто совершали коллективные развратные действия. Но Элизы среди них не было.
Мухдан одолжил у одного спортсмена фотоаппарат и решил задокументировать похождения чекиста, подкравшись поближе.
Снимки с берега озера получились отменными.  Снимки в сауне, сделанные через оконные щели, получились нечеткими. Но чекист Хамлоев с бутылкой пива в руке со своей дамочкой на коленях, привезенной, очевидно, на этот раз с собой, здесь был вполне узнаваем.
       Фотоснимки Мухдан отправил прямо в ЦК КПСС на имя Брежнева.
       Из  Москвы тут же приезжала комиссия и собиралась уволить многих работников КГБ, начиная с самого председателя по Чечено-Ингушетии, но откупились, скинувшись и выложив  высокую сумму. Хамлоев, рассказывали, по уши влез в долги, чуть ли не штаны свои последние продал.
Догадаться, кто автор снимок, было несложно. 
Участником оргий банды развратников из правоохранительных органов был следователь местной прокуратуры Паспаев, который тоже погорел, хотя и отделался строгим выговором. Его руками начальник КГБ  и решил отомстить молодому человеку.
Мухдана арестовали, точнее, выкрали прямо по дороге  домой.
Скрутили руки, бросили на задний отсек милицейского УАЗа. У него в карманах обнаружили редкую в то время марихуану. Нашлось и письмо в адрес прокуратуры, в котором односельчане жаловались, что Сайдумов Мухдан не только сам употребляет наркотик, но и приучает к нему школьников.
Безумца, брошенного в камеру предварительного заключения районного отделения милиции, били двое в масках. Мухдан догадывался, что это и были  Хамлоев и Паспаев. Они специально одели на ноги кирзовые сапоги, грязную рабочую одежду. Происходило это в полночь.
Мухдан сопротивлялся, хотя руки у него были в наручниках. Но несколько тяжелых ударов резиновой дубинкой по голове оглушили, свалили на бетонный пол. Он долго не терял сознание и отчетливо чувствовал боль. Били сапогами по почкам, по ребрам, по голове, не боясь никаких последствий.
Мухдан был уверен, что его добьют до смерти.
-  «Кричи, с-ука!» «Плачь, проси прощения!» «Сознайся, что это ты фотографировал!» – кричали на него палачи, но Мухдан по-прежнему не издавал ни звука – ни стона от боли, ни слова пощады.
 Он в эту ночь впервые реально почувствовал себя мучеником, как пророк, и начал испытывать необыкновенный душевный подъем, невероятную радость от чувства реального физического страдания за правду, за справедливость, за Бога и это укрепляло в нем свое осознанное, философское отношение к жизни.
На бетонном полу было много крови, а все кости Безумца, как показалось насильникам, уже были переломаны.
 У их ног лежала неподвижная груда из человеческого мяса и костей. Палачи подумали, что он умер, как вдруг эта груда, этот кровавый несчастный комок начал трястись и смеяться. Сперва тихо, затем все громче. Насильники посмотрели друг на друга и сняли маски. Они подумали: «Он окончательно сошел с ума. Так даже лучше, чем если бы он умер. Пускай теперь мучается всю жизнь…»

**
К концу  сентября спортсмены уехали и спортбаза «Кезеной Ам» опустела. Поварихи и официантки вернулись в Грозный, в свой ресторан «Кавказ».
Элиза   в ресторане пряталась от Мухдана, не выходила к нему навстречу. Но в тот вечер Мухдан, уже восстановленный студент исторического факультета университета, нашел ее прямо в зале.
Людей было мало. Элиза принесла чай, торт. У девушки с глаз обильно текли слезы. Это были слезы обиды и раскаяния, стыда и сожаления.
- Ты пострадал из-за меня, я знаю. – всхлипывала она, - Знаю, что тебя дядя спас, иначе убили бы. Знаю, что у тебя нет родителей, и что ты очень хороший человек. Мне очень стыдно. Прости меня…
Мухдан долго молчал, подбирая слова. Потом сказал уверенно, приняв для себя какое-то определенное решение:
- Прощу при одном условии.
- При каком? – насторожилась девушка.
- Если продолжишь делать намаз.
Элиза была удивлена:
- А почему ты этого так сильно хочешь?
- Потому что только это делает из нас людей.
Элиза молчала.  Это было тяжелое молчание. Молодой человек начал понимать, что ей теперь нужен не такой, как он.
- Помни, сестра, о чем я тебя просил. Помни всю жизнь.
Элиза ничего не отвечала. Мухдан понял, что недавнее лето ушло безвозвратно. У девушки, очевидно, начиналась другая жизнь, в которой ему уже небыло места.
Больше они никогда не виделись.

**
 
Закончив университет, Мухдан вернулся в родное село и устроился на работу корреспондентом районной газеты «Светлый путь». Работа вначале нравилась. Командировки, знакомства с новыми людьми, уважение местных органов власти. Поменялось руководство КГБ. Султана Хамлоева перевели в другой район, более крупный. Но Мухдан понимал, что досье у него в этой конторе наверняка не самое положительное. Хамлоев обязательно постарался.
Однажды редактор позвал Сайдумова в кабинет, попросил написать хороший очерк о работе сокодавочного цеха из колхоза «Маяк коммунизма». Мухдан согласился, но сказал, что перед этим должен изучить вопрос, иметь хотя бы общее представление о технологии подобных производств.
Из расспросов у сведущих людей корреспондент понял, что все эти местные сокодавки – сплошной обман и фальсификация. Отгружают обычную воду, в котором разбавляют лимонную кислоту. На крупных винзаводах России соучастники мошенничества эту муть купажируют с качественным виноматериалом, и подделка, таким образом, бесследно растворяется.  Словом, сплошная коррупция и фальсификация на каждом технологическом этапе. Главный специалист в этой «гениальной» технологии, который консультирует всех соковых фальсификаторов республики  – какой-то осетин, которого  воры стерегут и лелеют сильнее чем индусы священную корову.
- Я узнал, откуда у этих сокодавщиков такие успехи, перевыполнения социалистических обязательств. Нельзя их хвалить, - зашел Сайдумов к редактору на этот раз без приглашения. И был уверен, что редактор похвалит его за такое внимательное отношение к его поручению. Редактор сидел, выпучив глаза, и ни о чем не спрашивал. Он не понимал, что происходит.
- Ты же меня просил написать хороший очерк о мастере сокодавочного цеха колхоза «Маяк коммунизма»? – напомнил Мухдан редактору, удивляясь его забывчивости.
- Ну, просил, еще позавчера. Где материал?
- Материал будет. Только не очерк, а фельетон, - радовался Мухдан.
- Ты что, не понял? – начал редактор злиться.
- Я то понял. Вот хочу, чтобы ты понял. Никаких соков они там не делают. А деньги на закупку плодов прикарманивают. Делают и отправляют кислую воду вместо соков! И не плоды они закупают, а разбавляют воду юбычной лимонной кислотой. Вот такое у них производство, а деньги, получаемые на заготовку плодов, прикарманивают. Теперь понял? Я это точно узнал. Нельзя этих жуликов хвалить. Наша газета потеряет всякий авторитет.
Теперь редактор действительно все понял. Понял и пришел в ярость. Но виду не подавал.
- Вот что, подойди к  мастеру цеха и поговори. Там все поймешь. Он тебе все объяснит. Все, иди, мне некогда, я готовлю в номер материалы пленума.
- Мастер сразу же предложил корреспонденту трехлитровую банку спирта. Когда отказался, сказал, что спирт ему вечером водитель домой завезет. Но разговор не состоялся. Поздно вечером Мухдан опять ворвался в кабинет редактора:
- Вы хотели меня купить за трехлитровую банку спирта? А миллионы людей, которых вы травите? Какой-то паршивый осетин занес в республику свой опыт фальсификации спиртных напитков, и мы этому рады? А что мы… - Мухдан хотел сказать Всевышнему, но вовремя опомнился, - партии и правительству скажем? Что о нашем народе подумают?
Редактор понял, что Сайдумов заходит слишком далеко:
- Вот что, Сайдумов, наша газета – орган районного комитета партии и райисполкома. Они над нами власть. Их желание – для нас закон. Если я о чем-то прошу, значит, прошу не от своего имени, понял? Иди, выполняй, сегодня к вечеру либо хвалебный очерк, либо твое заявление об увольнении должно быть на столе у секретарши. У меня больше разговоров с тобой не будет!
- Хорошо. Завтра утром пойду в райком партии, а потом узнаю, что мне дальше делать. Мухдан выскочил из кабинета. «Стой!!!» - кричал ему вслед начальник.


**

Первый секретарь райкома партии уже был в курсе, что заявится корреспондент. Редактор все по телефону доложил.
- Ну что-ж, это серьезный сигнал, мы проверим, - обещал первый секретарь мягким, заботливым голосом,  внимательно выслушав Сайдумова.  – Я, честно говоря, и сам догадывался, что там не все чисто. Но если этой болезнью заражена вся республика, то нам бороться с этим будет нелегко. Но нам очень нужны такие честные, принципиальные люди, как ты, в резерве. Комсомолец?
- Да, комсомолец.
- А как ты смотришь, если я порекомендую тебя на работу в аппарат райкома комсомола? – неожиданно предложил хозяин района. Мухдан немного растерялся:
- Надо подумать.
- Подумай. А теперь иди и слушайся своего редактора. Он человек уже пожилой, солидный, перенимай у него опыт. Может быть, со временем отсюда вернешься в родной коллектив. Горячку пороть не будем. Договорились?
- Договорились, - невольно согласился Мухдан и тихо покинул здание райкома партии, на первом этаже которого располагался райком комсомола.

**

Но работа в редакции не пошла, хотя редактор написание очерка предложил другому корреспонденту и пытался с Мухданом по мере возможностей не связываться. И его действительно через полгода перевели в аппарат райкома комсомола. 
Однажды Мухдану позвонил дядя Салман:
- Мухдан, там в Собесе волокитят дело одного ветерана труда с нашего села.  Пенсию никак не оформят. Подозреваю, взятки хотят. Помоги старику, он завтра подойдет к тебе.
Мухдан обещал постараться.
Но в собесе – глухая стена. Стоят на своем. Инспектор прямо говорит: «У нас каждая пенсия – на контроле города. Если пенсионер нам не даст на лапу, мы должны отнести в Грозный из своих зарплат…»
Мухдан не очень поверил инспектору, но заставить его работать без взяток, как положено, он не мог. Единственное, что он мог сделать – это где-то на очередном форуме во всеуслышание заявить о бытующих в данной организации порядках, что и было сделано на очередном заседании бюро райкома комсомола.
За неуживчивого работника на этот раз взялось КГБ. Подняли архивы, нашли, что Сайдумов несколько лет назад, будучи еще студентом, занимался наркотоками. Этот факт стал предметом обсуждения на очередном пленуме райкома партии, когда рассматривали вопрос об усилении роли районной партийной организации в борьбе с правонарушениями и преступностью. 
На второй же день в районной газете, где недавно работал Сайдумов, появились материалы, уничижающие  преступника. Впервые публично вспомнили, что он не только уголовник, но и психически больной человек, много раз лечившийся в психбольницах. Работать после этого в аппарате райкома комсомола он, разумеется, не мог.
Вся эта грязная компания сделала Мухдана изгоем. Такой напор лжи и несправедливости Мухдан, наверное, не вынес бы, если бы не его абсолютная вера во Всевышнего. Мухдан знал, был уверен, что все происходит не случайно. Что всему есть свое философское объяснение и логический конец, если даже не на этом, то на том, истинном Свете.


**

          В смердящей грязи лежало огромное красное животное, которое вскоре превратилось в громадную свинью. У нее было много-много сосков, и  не было ни одного свободного. Среди сосунов были самые разные люди, мужчины и женщины, молодые и старые.
       У кого-то, лихорадочно присосавшегося к соску,  прямо по бороде, отпущенного под святого,  стекало теплое свиное молоко. Кто-то держал под мышкой профессорский портфель, но лица его не было видно, оно все утонуло в вымени. Были люди в галстуках, в папахах, в тюбетейках, но они ничего вокруг себя не видели. Сосали соски так, будто вот-вот их оторвут от них и они умрут с голоду.
       Мухдан замер, завороженный: «Это ведь все чеченцы! Абсолютно все! Те самые чеченцы, которые смертельно обидятся, если им скажут, что они плохие мусульмане, что недостойные мужики… драться полезут...!»
        Мухдан стал внимательнее приглядываться к кормящимся. Вот известный министр, а вот секретарь обкома, рядом – председатель Госплана со всеми своими замами… Мухдан не поверил глазам своим, оглянулся вокруг. А вокруг – толпы нищих с чемоданами, авоськами. Целые семьи от мала до велика.
       - «Кто вы, люди?» - спросил Мухдан.
       - «Мы презренные шабашники, - ответили люди - мы позор нации. Нам очень стыдно, что мы такие…»
       -  «А кто вам это сказал?» - спросил  Мухдан.
       - «Наши министры, секретари обкома».
       - «Не верьте им! Вы безработны не по своей вине! – заступился Мухдан, - это они, чиновники, министры, ученые виноваты, что не заботятся о вас»!
        – «Так нельзя говорить! Всякая власть – от Аллаха»! – возразили люди. 
        - «А кто вам это говорит?»
        - «Наши муллы говорят»
         - «Муллы всегда умеют обслуживать власть и кормятся от этой власти!»
        - «Не говори так! Это – богохульство!» - испугались люди. Они смотрели на Мухдана с ненавистью и ему пришлось отвернуться от них.
       Затем Мухдан начал разглядывать других кормящихся. Среди них он узнал учеников одного политического археолога, которые внушают чеченцам, что их предки в прошлом были  дикарями, которых вывели из леса и очеловечили  мужланы – большевики и чекисты. Чеченские ученые с эти соглашаются, хотя уверены в обратном, потому что они уже познали вкус сладкого свиного молока и теперь их никак не оттащишь от сосков.
       - «Стойте! Остановитесь!! Что вы делаете?!!» - хочет крикнуть Мухдан, но у него ничего не получается. Проснувшись, весь в волнении, Мухдан произвел омовение и совершил суннат-намаз.

**
      Однажды Мухдан случайно на колхозной ферме встретился с секретарем райкома партии, с тем самым, который однажды перевел его на работу в райком комсомола.
     - Ты что, на ферме теперь работаешь? – удивленно спросил секретарь.
     - У меня своя ферма. На хуторе я.
     - А чего так? – заинтересованно, как показалось Мухдану, спросил секретарь.
     - В лесу намного чище и спокойнее, чем среди людей, особенно среди сегодняшних чиновников, - откровенно ответил молодой человек.
     - Чиновники идеальными не бывают. А кто тебя конкретно обидел? – серьезно спросил секретарь.
     - Конкретно – никто. Система… - уклончиво отвечал Мухдан.
     - Система… - многозначительно повторил секретарь и задумался. – Насчет системы – ты прав. Много у нас лицемерия и формальностей. А знаешь, почему?
    - Почему?
    - Потому что мы, чеченцы, не хозяева в своем собственном доме. Потому что есть силы, которым очень хочется, чтобы мы убирались со своей земли ко всем чертям. Иначе почему здесь не строят заводов, фабрик, развили чудовищную безработицу? От нас ведь, районных начальников, не требуют, чтобы мы создавали рабочие места. Требуют только одно: планы, планы, планы, их перевыполнение по всем сельскохозяйственным показателям! А попробуй, заикнись о безработице – и с работы снимут, и из партии исключат, как националиста. Бедные люди выезжают на заработки за пределами республики, так нас заставляют называть их шабашниками, тунеядцами. Чем выше власть, Мухдан, тем больше несправедливости и грязи. Говорю тебе, чтобы ты понял. Безвременье у нас. Каждый выживает, как может. В одиночку мы эту систему не изменим.
     - Спасибо, - искренне сказал Мухдан.
     - За что? – удивился секретарь.
     - За откровенность, - вздохнул Мухдан, хотя начинал понимать, что самый главный лицемер – он же, самый большой в районе начальник. И его откровенность – не более чем пустая роль правдолюбца, пытающегося предстать такой же жертвой, как и все.
     - Ни кому из думающих, совестливых людей не легко сейчас, - продолжал секретарь. – Все живут в ожидании перемен, изменений к лучшему. Может, ты и прав, что уединился на хуторе.

**

     - Так и будешь в лесу от людей прятаться? Одичаешь ведь. Жениться тебе давно пора, - бросил в тот день дядя Салман Мухдану, пришедшему навестить его больную супругу. – О деньгах и прочем не думай, я сам все улажу. Ты только найди себе хорошую девушку из хорошей семьи.
     Мухдан и сам понимал, что с женитьбой дальше медлить нельзя.
     Была у него на примете одна учительница начальных классов. Высокая, светлая девушка по имени Айзан. Как-то вместе ехали из Грозного в автобусе, еще когда студентом был. Помог ей сумку донести. И родители у нее трудяги. Мать – доярка в колхозе, отец – тракторист. Детей в семье много, Айзан – старшая, все домашние хлопоты на ней. Наверняка хорошая хозяйка.
     Но с тех пор и другие сестры подросли, брат старший женился. Самое время ей выходить замуж. Но захочет ли она жить в хуторе, бросить школу ради него, вести тяжелую фермерскую работу, терпеть его чудачества, рожать ему детей, испытывать, по сути, постоянную нужду? Ведь женщины мыслят, представляют себе семейное счастье несколько иначе, чем мужчины. Для них уют и достаток – это главное.
     Мухдан решил все это узнать у самой девушки.
     Встреча произошла как бы случайно. Отшельник ждал её по дороге из школы домой.
     - Добрый день, Мухдан, - первой поздоровалась она. – Ты знаешь, я до сих пор помню, как ты мне когда-то помог сумку дотащить. Она была такая тяжелая.
     - Неужели помнишь? – широко улыбнулся Мухдан. Он ее долго не видел и сейчас показалась такой милой, очаровательной, что даже немного растерялся. – А я тоже о тебе часто думаю, - перешел он сразу в наступление. Девушка засмущалась.   
     - Как родители, Айзан, как их здоровье? Все еще в колхозе трудятся?
     - Да, в колхозе. Здоровы они, не жалуются. Я никогда не слышала, чтобы они жаловались на трудности. Они ведь – поколение, прошедшее через Казахстан.
     - Это ты правильно говоришь. Это – особое поколение. Только пройдя через трудности, люди становятся настоящими людьми.
     Девушка молчала. Она чувствовала, что Мухдан ее подкараулил, затеял серьезный разговор.
     - А ты, Мухдан, специально обрек себя к тяжелой жизни, спрятался от людей на хуторе? – как бы шутя, спросила Айзан.
     - Мне нравится такая жизнь, - серьезно ответил Мухдан. – В сегодняшней жизни среди людей много лжи, зла, грязи. Надо становиться как все, или уединиться. Я не говорю, что святой, не думай, просто мне так хорошо. Люблю природу, одиночество, животных. Они ведь намного добрее людей.
     - Люди тоже разные, - робко возразила девушка.
     - Конечно, разные. А мы с тобой, Айзан, очень разные? – продолжал Мухдан наступление по взятому курсу.
    - Не знаю… А почему ты спрашиваешь?
     Возникла пауза. Это был прямой вопрос, на который нужен был прямой ответ.
     - Айзан, я старше тебя. И потом… не умею вокруг да около. Ты мне давно нравишься. Мне нужна жена. Мне кажется, что я смог бы сделать тебя счастливой. Не богатствами, но любовью и заботой. Есть мне смысл об этом дальше мечтать?
     Вопрос ошарашил девушку. Она понимала, что такие предложения делают не в одно мгновение при первой встрече.  Вместе с тем, она сама часто думала о Мухдан, нравился он ей давно.
     - Я тоже уже не маленькая, - сказала она, подумав. – Но давай все же не торопиться. Говорят, быстрая речка до моря не дошла. Может, я все же не та девушка, которая может осчастливить тебя.
     - Скажи честно, Айзан, что тебя больше смущает – мой чудаковатый характер, мой образ жизни, неожиданность моего предложения? Что для тебя главное в семейной жизни?
     - Главное – человек, его душа, порядочность, - немного подумав, ответила Айзан – С хорошим, надежным  человеком ничего не страшно. Не люблю людей легкомысленных, самодовольных, даже если они купаются в роскоши.
    От родственников Мухдан знал, что к Айзан сватаются много молодых людей, в их числе и довольно состоятельные. Ее ответ означал, что она в принципе предпочла бы его, Мухдана.
     - У тебя, уверен, большой выбор женихов. Тебе решать. Но если ты отдашь предпочтение мне, я это оценю и буду беречь тебя всю жизнь.  Подумай, Айзан. Легко со мной не будет, но заботу и верность обещаю.
     Той осенью они встречались еще несколько раз. Перед самыми зимними холодами поженились и были безмерно счастливы.
     С течением времени счастье пополнялось детишками. Первенцу дали имя Ноха.


     **
 

Мухдан  никогда ни с кем не делился своими глубокими переживаниями, связанными с Горой, Голосом, с пещерой и другими странностями. Однажды расслабился. Было это в середине девяностых годов в санатории на берегу Черного моря. Проходил врачей, а тут какой-то старик-психотерапевт прямо лезет в душу: о чем переживаете, какие странности замечаете за собой, преследуют ли сны, мысли, голоса, воспоминания…  Мухдан тогда ничего не рассказал врачу. Поблагодарил, сказал, что все нормально, взял санаторно-курортную книжку и вышел. Тут же подумал: неужели все люди, кто замечает за собой странности – больные?
Через пару дней Мухдан и психотерапевт случайно встретились за одним столиком в летнем кафе у самого берега моря. Был чудесный, теплый вечер. Табло показывало, что температура воды в море и воздуха почти сравнялись на отметке 28 - 30.
Поздоровавшись, Мухдан виновато предложил врачу угощение – бокал холодного пива. Доктор вежливо отказался, но потом его рука как-то сама потянулась к янтарному напитку. Затем Мухдан принес еще пару бокалов, и разговор, как говорится, пошел. Мухдан рискнул спросить:
– Доктор, вот Вы в прошлый раз спрашивали про странные переживания, испытываю ли их я. А сейчас можно с Вами посоветоваться, или проконсультироваться, как у вас говорят?
– Да ради Бога! – оживился доктор, – я, между прочим, очень много интересного от отдыхающих узнаю не в своем кабинете, а здесь, на воле! Хе-хе-хе… - расширилась его добродушная улыбка над треугольной рыжей бородкой, -  поэтому сюди и прихожу.
–  В общем, доктор, с раннего детства мне кажется, что у меня в этой жизни какая-то особенная миссия. Что от меня что-то зависит, и я обязан что-то донести до своего народа, так-как мы, чеченцы, Вы наверное знаете, очень много страдали в прошлом.
- Похвально, похвально…
- Возможно, это похоже на шизофрению. Поэтому я и консультируюсь с Вами. Я весь в прошлом. В очень далеком прошлом…
– Так-так, очень интересно, – еще больше оживился доктор. – А теперь подробности, пожалуйста!
– Вот подробности. Я только пошел в школу, когда впервые на обложке учебника пятого класса «История древнего мира» увидел египетскую пирамиду. Я испытал такую необьяснимую радость, такое волнение. Я тогда почему-то думал, что эта книга в единственном экземпляре и очень боялся, что тот школьник, который был намного старше меня и казался взрослым человеком, потеряет её. Я долго его караулил, когда он должен был возвращаться в полдень из школы, и спрашивал, не потерял ли он книгу. В конце концов, он мне ее отдал за ведро грецких орехов.
- Так - так – та-а-а-к,  продолжайте.
- А следующее переживание еще более странное. Я в детстве был абсолютно уверен, что одна гора к югу от моего аула – живая. Я думал, что она все обо мне знает, читает мои мысли. Удивлялся, почему люди не догадываются, что она живая. Короче, моя душа всегда рвалась к чему-то величественному, грандиозному. Позже я понял, к чему – к прошлому, в историю своего народа. И оказалось, что неспроста. Там, в глубинах тысячелетий, оказалось много нахских следов.
– Каких-каких? – не понял доктор.
– Нахских. Нахами называют чеченцев, ингушей, бацбийцев, – пояснил Мухдан.
– А, понятно.
-  И еще – я разговариваю. То ли с реальным голосом, то ли сам с собой. Как только у меня возникает вопрос, я получаю на него ответ. Но голос не громкий. Его не слышно. Ответ, четко отредактированный и лаконичный, ложится в мою память.
- В общем, так. Все дело, очевидно, в том, что в Вас проснулась так называемая латентная память, – оживился доктор. – Это явление генетического плана. Ведь мы чисто физиологически, иными словами, кровью связаны со всеми поколениями своих умерших предков. Учеными обнаружен феномен, когда в очень редких случаях по наследству передается не только, скажем, разрез глаз или цвет кожи, но и остатки памяти давно умерших предков. Речь идет не об инкарнации, о чем утверждают приверженцы иных религий, – продолжил доктор, сделав несколько глотков пива, – речь о вещах вполне объяснимых. Это происходит, как я сказал, на генетическом уровне. Так что не переживайте, дорогой, никакая это не шизофрения или другая такая болезнь.
Мухдан и не догадывался, какое потрясающее облегчение ждет его в этот день, как несколько слов врача способны за секунды высвободить его томящуюся в темнице много лет душу. Он был готов обнять, расцеловать доктора. Стареющий мужичок с треугольной рыжей бородкой показался ему добрым ангелом, спустившимся с небес во имя избавления его от  долгих мук и страданий.
– А я ведь и в самом деле думал, что крыша поехала, – широко улыбался Мухдан, – значит, все мои вот такие странные переживания связаны с тем, что где-то в подсознании сидит память, перешедшая ко мне от давно ушедших предков?
– Именно так! И Вы не первый, кто обнаруживает в себе такие странности. Могу дать почитать литературу, если интересуетесь. Там есть факты, когда, к примеру, один юный американец за сутки научился разговаривать по-персидски. Оказалось, что его далекие предки – персы, и знание просто перешло к нему генетически. Одна француженка в совершенстве знала мертвый язык ассирийцев. Эти странности – не признак болезни, а признак оригинальности, одаренности человека. Надо не бояться, а правильно, с пользой использовать божий дар.
– Удивительно! – восторгался Мухдан.
А доктор продолжил.
– Как объяснить, к примеру, что некоторые степные жители, которые никогда не жили возле моря, жить не могут вдали от моря? Правильно, им передалась информация от предков, которые были тесно связаны с морем. Таких примеров множество и все это абсолютно объяснимо с точки зрения науки, – уверенно резюмировал доктор.
Радость Мухдана от услышанного, от осознания того, что он не страдает какой-то психической патологией, быстро прошла. Уже в следующий вечер в голову лезли другие тревожные мысли: «Ну, допустим, во мне говорит латентная генная память. Допустим, я абсолютно уверен, являюсь свидетелем того, что мы, нахи, прямые потомки загадочных хурритов, народа  пророков, божьего народа.  И что из этого? Кто мне поверит, если сами чеченские историки, приученные держать нос по ветру, политизировали  историю, добровольно легли под шовинистов и сионистов, понимая, что им не нравится, когда младший брат хочет стать старшим братом. Что мне делать, если  лакеев и рабов в обществе оказалось больше, чем подлинных нахов?  Да и сами нахи не понимают, кто они, откуда и зачем. А разве невежественные догматики, мясоеды,  вчерашние двоечники от духовенства, монополизировавшие Ислам, согласятся с тем, что хурриты древнее арабов и впервые на земле единобожие утверждал никто иной, как хуррит, пророк Ибрахим, мир ему, его сыновья и последователи? Что сам пророк Мухаммад, да благословит Его Аллах и приветствует, относил себя к колену Ибрахима ?!» 

**

      Мухдан  внимательно, каждый день следил за политикой Перестройки Михаила Горбачева. Он был почти влюблен в меченого, говорившего совершенно правильные вещи, ведущего себя исключительно смело и решительно. Радовался он и изменениям в самой республике.
     В тот день Мухдан   узнал, что неформалы собирают в райцентре большой митинг, будут требовать отставки районного начальства. Решил принять участие.
     Вот выходят на трибуну люди, знакомые Безумца и не очень. Говорят оживленно, страстно, критикуют власть, но не по существу. У всех какие-то личные обиды. Но не это ведь главное. Главное – безработица, неустроенность простых людей, поголовная коррупция, из которой не видно никакого выхода. Прогонят одних жуликов и воров – придут другие еще более голодные и циничные. Надо бы всю систему поменять, как в том анекдоте с сантехником.
     Мухдан стоял и думал: выступить, или нет? Не нанесет ли он больше вреда протестующим, чем пользы? Ведь что потом власти скажут: «А там митинговали Мухдан – безумец со справкой из психбольницы и все такие, как он…»
     С течением времени, когда уже большие митинги начались собираться в Грозном на центральных площадях,  Мухдан почувствовал, что все это может плохо кончиться. Единственное, на что надеялся Безумец – хутор при смене власти можно оформить в собственность. И тогда можно на участке какие-то долговременные фермерские строения возводить. А потом на этой земле закрепить своего первенца – Ноху, с которым у отца складывались удивительно теплые, дружеские отношения.


**

     У Нохи была своя белая шкура козленка, на которую он становился рядом с отцом, когда тот начинал молиться. Мухдану это очень нравилось. Он всегда после окончания молитвы хвалил сына, обнимал, гладил по головке.
     Со временем  Ноха уже не играючи, а по – настоящему совершал намазы, выучив все, что положено.
     - Дада, а Бог видит нас с тобой, когда мы молимся? – спросил в тот день сын.
     - Конечно. Всевышний Аллах, свят Он и велик, знает все, что мы делаем на земле.
     - Но ведь людей много, как он может следить за всеми? – любопытствовал сын.
     - Бог – не человек с двумя глазами, который лежит на облаках и смотрит на людей в бинокль, и не такой, каким его христиане рисуют на своих иконах, - начал объяснять отец. - Творец в исламе – это та неведомая, но безусловная Высшая сила, которая создала все живое и неживое. Его можно понять разумом, здоровым рассудком, но нельзя увидеть, потому что Он – в другом, высшем измерении. Нам не дано увидеть, узнать Творца в своем земном  измерении, но нам дано знать и чувствовать Его свойства, такие как Его милость, милосердие, величие, доброту, красоту, бесконечность…
     - А каким образом, Дада, Он узнает о добрых или злых делах каждого?
     - У него есть ангелы, которые все записывают. Мы их не видим. Вообще в мире много всего, чего люди не видят, но существование которого безусловно.
    - Дада, а почему в школе наша пионервожатая говорит, что Бога нет, что все это - сказки.
     - Потому что время от времени на земле появляются люди, которых беспокоит авторитет Бога. Им хочется самим быть богами, чтобы на них люди молились, а не на Бога - Создателя.
     Дада, а почему Бог позволяет людям так вести себя, раз Он все может? Он же может в один миг превратить всех неверующих в козлов или баранов?
     Отец от души рассмеялся:
     - А они, Ноха, сами превращают себя в козлов и баранов. Потому что люди, не чувствующие поддержки Всевышнего, всегда глупы и трусливы  как бараны или козлы.
     - Дада, а почему все люди живут в ауле, а мы с тобой на хуторе? – Взгляд сына при этом был таким напряженным,  серьезным, что Мухдан догадался: ему кто-то что – то наговорил об их отшельничестве.
     - Видишь ли, Ноха, люди на земле разные. Одним нравятся большие города и села, работа на заводах, фабриках, на больших предприятиях и учреждениях. Другим по душе покой, природа, труд крестьянина. Вот я из тех, кто любит быть поближе к земле. Поэтому те, кто этого не понимают, называют меня за глаза даже безумцем.  А как, где ты захочешь жить, когда повзрослеешь – посмотрим. Обещаю тебе, что помогу тебе жить там и так, как захочешь, лишьбы ты был хорошим, добрым человеком.  Договорились?
     - Я буду жить только с тобой, - уверенно и с обидой заявил сын, глядя с укором в глаза отца: как этого, мол, отец не знает.
     - Вот и прекрасно. Будем жить вместе, - обрадовался Мухдан. – Только вначале надо будет учиться. Много и хорошо учиться, чтобы стать настоящим полноценным человеком.
 
     Однажды Ноха спросил:
     - Дада, а кем ты хочешь, чтобы я стал? На кого мне учиться?
     - На первый твой вопрос я отвечу, - сказал отец, а на кого учиться – решай сам. Я хочу, чтобы при любой специальности ты стал и оставался порядочным человеком.
      - А это разве трудно? – не понял сын.
      - Это – самое трудное, ответил Мухдан.
      - А почему, Дада?
      - Потому что трудно оставаться хорошим среди плохих. Трудно не озлобляться, когда вокруг зло, подлость, несправедливость. Тебя бьют – тебе хочется отвечать. Поэтому в священной книге христиан – инжал, сказано, подставляй свою левую щеку, когда бьют по правой. А в священном Коране сказано, что наиболее любимым Творцом качеством в человеке является терпение. Терпение и искреннее раскаяние в совершенном грехе. По этому поводу есть такой суфийский рассказ. Говорят, у Рая шестьдесят дверей. Но эти двери то открыты, то закрыты. И только одна дверь постоянно открыта.
     - Какая?
     - Та, в которую будут входить искренне раскаявшиеся грешники.
     - Получается, можно смело грешить, чтобы потом войти в постоянно открытую дверь рая?
     Отец рассмеялся:
     - Нельзя все понимать дословно. Язык священных писаний – это язык образов и метафор. Этим языком пророки вырабатывали систему правильных с точки зрения религии взглядов на жизнь, на дозволенное и запретное, на истинное и ложное.
     Иногда разговоры отца с сыном не прерывались часами. Мухдана все больше радовала любознательность сына, серьезность его вопросов и рассуждений.

 
 **

Желание вернуть себе в собственность хутор так сильно овладело Мухданом, что он в одно время забегал, как юноша. 
Сначала вычистил родник, сделал вокруг ящик из досок, чтобы свободно ведром можно было брать из него воду. Недалеко возвел навес для хранения сена. Затем с женой и детьми притащил жерди из леса. Сделал вокруг всего хутора забор, прихватив участок почти в полгектара. Теперь оставалось ждать реакции правления колхоза и сельсовета: то ли махнут рукой, оставят Безумца в покое, то ли будут квалифицировать содеянное как самозохват, и будут требовать сломать  забор немедленно.
Поле возле хутора колхоз все лето так и не засеял. Оставил как пастбище для сельского скота. Мухдану претензий никто не высказывал. Но никто еще не верил, что районное начальство не начнет вновь показывать зубы презренному хуторянину – единоличнику.

**
Сообщение о том, что в Грозном прогнали коммунистов и власть перешла в руки какого-то генерала - чеченца привела многих, в том числе и Мухдана в восторг и недоумение: разве такое возможно? Разве власть всесильных коммунистов может так легко упасть?
Узнавая подробности о происходящем, той осенью многие просто прибывали в замешательстве: как это так, свалили и бросили в Сунжу памятник Ленину вниз головой? Как это, захватили КГБ  и вышвырнули оттуда всех чекистов, забрали оружие с их складов?  Да кто этот богатырь - Дудаев? Что за бесстрашный орел?!
Вскоре «орел» - генерал начал появляться на телеэкране. Он говорил о таких вещах, о которых напуганное поколение стариков и думать про себя боялось.
 Самые смелые ушли туда, на площадь и митинговали уже беспрерывно.
Происходило что-то невероятное. Мухдан не отходил от маленького черно – белого телевизора. С жадностью поглощал всю информацию, исходящую оттуда. Слушал и не верил ушам своим. Не верил, что все это происходит наяву, а не во сне.
А оттуда, из телевизора, каждый вечер доносилась совершенно обнаженная правда: «Да сколько может империя, Россия издеваться над чеченским народом? Разве не она, империя, уничтожила десятки,  сотни тысяч наших предков во время Шейха Мансура и Имама Шамиля? Разве не оттуда, из Москвы, пришла к нам власть коммунистов? Разве не они, коммунисты, уничтожили всех наших шейхов, устазов, всю национальную духовную интеллигенцию? Разве не они уничтожили наших лучших людей в годы коллективизации? Разве не они бросили нас в 1944 году в голодные, замерзшие степи Казахстана, чтобы мы все умерли, и держали там нас целых тридцать лет? Разве не она, власть райком, райисполкомов, колхозов и совхозов, отняла у нас хутора, пастбища, запретила поселяться в горах? Разве не они, безбожники, взрывали наши мечети и вековые башни? Так неужели мы и теперь позволим имперским шакалам издеваться над нами? Разве на нас не лежит долг за погубленные поколения наших предков, за оскверненные могилы отцов, за души сожженных заживо в Хайбахе!?
Мы, волею Аллаха, станем хозяевами своей святой родины, своей веры, – кричали люди в телевизоре и на митингах, – Если мы и теперь не окажемся способными отвоевать свою независимость, мы потом никогда не сможем этого сделать, если не воспользуемся моментом. Пройдет еще несколько лет, и мы полностью потеряем свою культуру,  свою веру, свою честь. Но этого не произойдет! Дух свободы еще велик в нашем народе. С помощью Всевышнего Аллаха мы заживем как живут в самых богатых странах Арабского Востока. У нас есть все для такой жизни: нефть, лес, другие природные богатства. Чего стоят одни наши родники! Да на родниковой воде мы сможем зарабатывать горы золота. Если нас оставят в покое,  и если у нас будет мир и согласие, у нас молоко потечет из-под кранов вместо воды!»
«Чеченцы! Братья! Мусульмане! Пробил исторический час – кричали один громче другого  -  Проснитесь! Берите в руки оружие! Станем на защиту своей святой свободы!»
«Придет день и каждый сможет стать хозяином земли своих предков. Мы возродим хутора, проведем до них электричество, газ, проложим дороги. Колхозы будут немедленно распущены, а имущество поделено между колхозниками. В каждом ауле будут открыты мечети, хужиры, мы будем обучать наших детей Корану!»
«Бывшие партократы, конечно, захотят вернуть свои утраченные позиции. Они говорят о какой-то легитимности, о какой-то Конституции. Не нужна нам никакая Конституция! Наша Конституция-это наш Коран! Настал долгожданный день, когда на нашу землю пришла свобода. Так неужели мы эту свободу отдадим неверным? Свобода или смерть!»
Так продолжалось уже много лет. Москва никак серьезно не реагировала. Мухдан догадывался, что это не случайно. Эта пассивность Москвы напоминала азарт кошки, наблюдающей за игривой мышью.



Диалоги с Голосом

     - О, Творец, приоткрой тайну, кто мы и для чего Ты нас сотворил? Не зная этого, мы ведь уничтожим друг друга. Причем самые жестокие убийцы будут убивать от Твоего имени.
     - Творец сделал людей разумными, чтобы они сами нашли ответы на эти вопросы и сами определили, как им жить на маленькой общей планете, не подвергая его опасности. Но не все хотят думать, точнее, много тех, кому выгоднее не думать и обустраивать земную жизнь по своим амбициозным честолюбивым проектам. Иными словами, люди решили оспорить с Богом его главный земной проект, связанный с человеком. Люди потеряли разум. Это бывает, но одно безумие проходит в свое время, уступая место другому.
     - О, Бог, можно подробнее?
     - Можно ли судить о Вселенной только по отражению ночью луны в луже воды?
     - Нет, разумеется.
      - Вот так и людям не дано знать больше того, что видят их глаза, слышат их уши, пусть с помощью самых совершенных приборов. Некоторые тайны я приоткрывал только пророкам. И  наши диалоги – не случайны. Сделай их достоянием людей, пробуди в них бойцов, созидателей, а не безвольных набожных слушателей мертвых догм. Ведь любая догма, любая истина – мертва, если не извлекать из них необходимую здесь и сейчас мудрость.  Но помни - никакой лжи и лицемерия, даже если будешь избиваем.
        - Лжи и лицемерия не будет. Хотя знаю, что строго не осудишь, если даже в чем-то буду невольно заблуждаться или остерегаться. Человек же имеет право остерегаться зверей в лесу или ядовитых змей. А люди часто бывают опаснее зверей и змей. 
        - Все правильно. 
        - Да, все не так просто в земной жизни. Трудно предугадать: где прорыв, а где тупик. Надо избавляться от глупостей.
        - Не получится избавляться от всех глупостей сразу.
        - Почему же?
        - Потому что эти глупости кому-то очень нужны, ими пользуются. Глупость людей – самая доходная статья в бизнесе Иблиса.
        - И поэтому бессмысленно с ними бороться?
        - Почему же? Борьба с глупостями – один из главных законов земной жизни. Просто им нет конца, этим глупостям. От них невозможно избавиться окончательно. Стимул к жизни исчезнет. Чем больше зла, тем больше хочется добра, и чем больше добра, тем мягче и уязвимее становится человек. Довольный, сытый человек – не борец. Испытание сытостью – самое тяжелое испытание, которое никто не выдерживает. Такова природа земной жизни. Но бороться с благодушием, злом и глупостями искренне и мужественно – самое угодное Всевышнему дело. Ибо только борясь, человек совершенствует себя для новых битв на более высоких уровнях.
        - Борьба, а не покой и смирение, богоугодное дело,  получается?
        - Получается.
        - А можно обнародование наших диалогов, если я это сделаю абсолютно искренне, не пытаясь задевать конкретных людей, считать богоугодным делом?
        - Почему же ты не хочешь задевать конкретных людей? Поясни.
        - Потому что если я кого – то назову мерзавцем, всегда есть кругом мерзавцы похлеще и матерее. А если начну восторгаться праведником и умницей, всегда есть вокруг праведники и умницы поярче. Поэтому лучше говорить об образах тех или иных людей. Это во-первых.  Во-вторых, исламский догмат гласит: «не осуждайте людей, а только их плохие дела. Оставляйте всегда возможность человеку исправиться». В третьих, мои герои и читатели все равно хорошо будут знать, о ком и о чем идет речь.
        - Все правильно. 
        - Скажи, Творец, а что нужно делать, чтобы не озлобляться? Ведь лжи и подлости с годами становится не меньше, а, кажется, больше?
        - Меняется мир, меняются люди, а вместе с ними меняются и характеры добра и зла. Еще совсем недавно людям на площадях принародно отрубали головы. Сейчас такое считают варварством.
        - Тогда отрубали головы единицам, а сейчас оболванивают, сводят с ума, истребляют миллионы. Изобрели атомное оружие, готовят генетическое. Какой же это шаг к гуманизму?
        - Объемы планетарного зла возросли, это правда. Но в личной жизни людей больше стало свободы, достатка.
        - Это в целом в мире. А что творится у нас на Кавказе? Что делается в несчастной Чечне? Мерзавцы, которые, не стеснялись открыто воровать и грабить, стали элитой нации! И народ с этим, кажется, готов смириться!
        - Это – неизбежный результат резкой смены социально – экономических систем. Изменения происходят весьма болезненно, потому что затрагивают судьбы практически всех людей.
        - Получается: не успел хапнуть – пеняй на себя?
        - Что-то в этом роде.
        - И Ты, Голос Бога, так спокойно это подтверждаешь?
        -Да, потому что в проекте Всевышнего есть вещи более масштабные и существенные, чем алчность одних и зависть других. Люди становятся лучше только тогда, когда ужасаются от собственных заблуждений и преступлений.
         - Ужасаются ли? Что-то незаметно.
         - Никто кроме Творца не знает, насколько несчастными бывают те самые вороватые фирмачи, чиновники, банкиры. Они невольно превратили всю свою жизнь в сущий ад в погоне за деньгами, богатствами. Ведь в один прекрасный день они хорошо начинают понимать, что все их друзья и подхалимы – друзья их денег. Без денег они – ничто!   Поэтому их гложет постоянный страх потерять деньги, превратиться в официальное ничто! Они ненавидят более спокойных и счастливых людей, им хочется их унизить, всячески подчеркивать свое превосходство над ними. Ты таким завидуешь? Их надо жалеть, а не презирать.
        - О, Всевышний, недавно священник, мулла,  раввин, буддийский монах и индус сделали совместное заявление в котором, в частности, говорится, что человечество подошло к очень опасному рубежу, когда нравственность, духовность, человечность несравнимо отстают от устремившейся вперед науки. Что наука в руках злых людей может уничтожить мир. Что необходимы в самих мировых религиях радикальные, революционные изменения. Что, в идеале, роль религии должна подняться на принципиально иную высоту, но это должна быть одна религия – религия Авраама (Ибрахима). Эти религиозные деятели подверглись жесточайшей критике, дело дошло даже до оскорблений и угроз. Почему так происходит, ведь они, по большому счету, были правы?
     - Все очень просто, - с грустью ответил Голос, - среди священнослужителей давно работают иблисиды. Кроме того, религии многими священнослужителями превращены в вид легкого, почетного бизнеса. Кто от такого добровольно откажется? Во имя кого и чего? Во имя Бога? Так они давно в него не верят. Вот почему на самом деле необходимы революционные изменения.
     - Получается, потуги священника, муллы, раввина, монаха и индуса тщетны?
     - Им тяжело одним. Нужны массовые прозрения. А они рассыпаны среди всех людей, наделенных разумом и совестью. Ведь сказано в священном Коране, что между Богом и людьми нет посредников. Люди должны научиться чувствовать и проявлять свою волю, свои разум и совесть.
      И еще,  чем труднее правда пробивает дорогу, тем крепче она закаляется в борьбе и сильнее становится. Таков Закон земной жизни, заданный Всевышним изначально. Только в муках рождаемое прочно и вечно.


**

 Мухдан  где-то  прочитал, что между безумством и гениальностью не такая уж глубокая пропасть, что у многих выдающихся исторических личностей бывали приступы безумия, включая Цезаря, Македонского, Наполеона. А в России юродивые так вообще считались святыми. 
Каждый душевно больной лечит свою душу по-разному. Кто-то льстит себе, что он самый умный, великий, хотя и непризнанный; кто-то воображает, что у него спрятаны сундуки, набитые сокровищами, кто-то уверен, что где-то его ждет неписанная красавица, с которой он непременно встретится в назначенный судьбой счастливый миг.
Годы стирают память. Мухдан почему то считает теперь, что все началось с того длинного летнего дня, с того мгновения, когда он, потрясенный увиденным, стоит перед развалинами мечети. С того первого камня, который он бережно положил на сохранившуюся часть фундамента. Его руки до сих пор помнят  острые, отточенные старинным мастером края, и даже температуру этого камня.
Мухдан все больше убеждался, что величие будущего его народа в далеком, прочно забытом прошлом. Он знал, что его народу нужнее всего возвращение памяти.   Но наукой, в том числе историей, руководят  одни приспособленцы, сделавшие из предмета истории ремесло.
А история – не ремесло. Это основа жизни, основа человеческого самосознания. Все строится на истории. История – основа, фундамент. Каков фундамент – таково и сооружение.
История – это святое. Все вытекает из истории. Все вливается в сердце, душу, разум человека из истории, через историю.
 В истории – соки, питающие  народы. Высушатся, оборвутся корни – все, пропало. А разве Бог для того трудился, создавая народы, чтобы они так беспечно, не помня и не зная себя, пропадали?
Но многие люди, особенно служивые, беспечны, легкомысленны, продажны, пусты! Зачем? Почему вокруг расположилось столько пустышек, которые о желудке своем только думают, да пыль друг другу в глаза пытаются пускать своими званиями, степенями, регалиями, богатствами?
Возникла острая потребность с кем-то пообщаться, поделиться своими тревожными мыслями.

**
 
Безумец появился в летний полдень перед неброским одноэтажным домом из красного кирпича.  Здесь находился, как объяснили Мухдану, кадий, главный знаток законов ислама, Верховный судья, как бы.  Одет Мухдан был в белую сорочку с короткими рукавами  и строгие черные брюки. В руках  держал толстый, чем-то набитый портфель.
У выглядывающего в окно в ожидании посетителя кадия  Юнус-Хаджи сердце радостно заныло. Недавно он оказал посреднические услуги при разборках между хозяйствующими субъектами. А по-простому помог одному бизнесмену вернуть долг. Пристыдил кого надо, пригрозил Адом страшным, и тот долг вернул. Теперь, знал вершитель исламского правосудия, его обязательно отблагодарят. Но он не знал, когда придут и сколько принесут. Вот и повод для волнений – портфель слишком толстый. Но вот и посетитель – серьезный, седой, с большими грустными, щедрыми, как показалось издали, глазами.
Остановившись возле двери, посетитель аккуратно, осторожно постучал в нее согнутым пальцем. Решив, что стук не расслышали, он постучал еще раз, сильнее. Потом отошел от двери и встал возле забора в нерешительности. За мужчиной наблюдали еще и водитель с охранниками, которые сидели в черном роскошном мерседесе. Водитель высунул голову из приспущенного стекла двери  и крикнул:
– А ты зайди, там дверь открыта.
К тому времени кадий уже бежал ему навстречу.
– Оссоло Алайкум! – издали поздоровался Мухдан, увидев кадия.
– Ваалайкум Салам! – судья засиял в приветливой улыбке. Пошел навстречу, протянул руку, обнялся, затем пригласил в кабинет, попросил присесть в глубокое, пухлое кожаное кресло. Сам медленно опустился на край дивана, внимательно изучая портфель посетителя. Тут же попросил высокую, стройную девушку в длинном до пят зеленом платье и строгом платке принести чай.
Здесь прохладно. Работает кондиционер, к тому же еще вентилятор включен. Розовый, пухленький кадий с папахой на голове излучает столько радости и доброжелательности, что посетителю даже как-то неловко.
– Меня зовут Мухдан, – сказал посетитель, – я по очень важному вопросу. Он тут же достал из портфели и положил на ажурно украшенный стеклянный журнальный столик папку с рукописью: – Долго рассказывать, Юнус-Хаджи, здесь все написано. Уверен, что тебе будет интересно. Ведь это - наша подлинная история, не такая, какую до сих пор писали наши археологи. И мои записки об исламе.
– Хорошо, прочитаю. – Быстро и легко согласился Юнус-Хаджи, потускнев. По тому, как он так быстро согласился, Мухдан понял, что он чем-то расстроен хочет быстрее его выпроводить. А по тому, как потускнел, понял, что не прочитает. «Нужно объяснить, что все очень серьезно» – решил Мухдан.
– Юнус-Хаджи, мы с тобой прожили на этом свете примерно одинаковое количество лет, – серьезно начал Мухдан, не дотрагиваясь до чая. – Мы уже не дети, чтобы убивать время на случайные вещи и пустые разговоры. Я дорожу твоим временем, вниманием, твоей мудростью, но поскольку дело необычное, просил бы у тебя повышенное внимание к тому, с чем я переступил порог этого высокого здания.
Кадий вдруг почувствовал удивительную выразительность глаз посетителя. Ему стало стыдно, что он столь легкомысленно воспринял предложение прочитать содержимое этой папки, которая чуть ранее казалась ему такой заманчивой.  Он улыбнулся, дотронулся ладонями обеих рук до высокой папахи, из под которой выступили капли пота,  и уже с  большей уверенностью заверил:
– Не волнуйся, Мухдан, найду время, прочитаю. Очень внимательно прочитаю, и мы потом еще раз побеседуем. А сейчас скажи, пожалуйста, о чем здесь идет речь?
Вот теперь Мухдан увидел некую заинтересованность в глазах кадия, уловил какую-то доброжелательность в его голосе. Понял, что сейчас с ним можно говорить. Юнус-Хаджи, приготовившись слушать, повернул в сторону дивана вентилятор, откинулся на спинку.
– Если совсем коротко,  предстоит очень большая работа, чтобы чеченцы перестали путать веру с суеверием, – начал Мухдан. – Если мы в этом не разберемся – перестанем быть мусульманами.
По характерному прищуру глаз и легкой иронической гримасе Мухдан угадал вопрос, созревший в мозгу кадия: «А кто ты такой, собственно говоря, чтобы обсуждать все это, и, возможно, спорить на одном уровне со мной? Что ты себе позволяешь?»
Мухдан решил снять сомнения кадия:
– Я ничего не домысливаю и ничего не придумываю. У меня только факты да кое-какие прозрения, которые дал мне Всевышний Аллах, возможно, за мою настырность. Я пришел не настаивать, но разобраться. Мне в этой жизни ровно ничего не надо, кроме того, чтобы помочь нашему народу выпутаться из ложно понимаемых основ ислама.  Нужно что-то потрясающее, пророческое, чтобы наш народ прекратил убивать себя, вернулся к вере. Такую возможность нам Всевышний дает! И об этом написано в данной работе.
– Но что же это, если в двух словах?! – кадий был нетерпелив. Мухдану это не очень нравилось.
– Это тот случай, Юнус-Хаджи, когда обо всем надо сказать аргументировано, обстоятельно. Поэтому я пришел не с письмом, не с заявлением, а с целой книгой! Но если уж совсем приблизительно, то скажу: мы не должны, не имеем права пресмыкаться перед каждым проходимцем только потому, что он арабского происхождения. Наше происхождение дает нам право говорить об истоках ислама задолго до того, как он появился среди арабских бедуинов. Ведь Аллах дал людям четыре священные книги – Тору, Псалтырь, Евангелие и Коран. Правильно?
– Правильно, –  согласился кадий.
– А ты знаешь где, кому были даны самые первые Писания?
– Кому?
– Нашим предкам. Хурритам. Тогда, когда они еще в Шумерах жили. Почти пять тысяч лет назад! Вот с тех пор ведется война Иблиса с нашим народом! Нужны факты – читай! Вот здесь все написано! Но это еще не все. Это даже не главное. Главное - в том, что Аллах  сейчас возвращает нам свое самое первое Откровение, которые было спрятано Иблисом от человечества. Откровение, которое многое проясняет, которое, в конце концов, спасет все человечество. Это очень серьезно, Юнус-Хаджи, даже если я сорок раз сумасшедший!
Кадий молчал. Он видел, что Мухдан что-то недоговаривает. Делает намеки, ведет издалека, аж на пять тысяч лет назад занесло! Что он там нашел? Где, в чем копался? И что такое хочет сообщить, «пророк», чтобы спасти все человечество?
Мухдан опять все прочитал в глазах кадия. Он ответил ему тихо, но четко:
– Юнус-Хаджи, я об этом пишу, но вслух об этом я еще никому не говорил. Ты - первый человек. Так, видимо, угодно Аллаху. Так вот, знай, что Бог не безмолвен! Бог разговаривает с каждым человеком! С каждым, кому он дал разум. И об этом он говорил в своих самых первых Откровениях, полученных людьми земли Сеннааре пять тысяч лет назад! Земля Сеннаар – это сегодняшний Ирак. Поэтому он ненавистен Иблису. Потомки тех людей, получивших подлинные Откровения Бога – вайнахи. Поэтому Иблис и здесь затеял смуту. А теперь – то самое  главное! Хочешь услышать?
– Говори, – кадий затаил дыхание.
– Язык Бога с каждым человеком – это совесть…
– Совесть? Что значит «совесть»? – не понял судья.
– Прочитай, – улыбнулся Мухдан и придвинул в сторону кадия папку. – Ведь как написано в Священном Коране – «Читай!» – правильно?  А религия, которая рано или поздно спасет человечество – это тарикат Нохчалла, который от самого пророка Нохи!
Кадий некоторое время молчал, с нескрываемым удивлением и растерянностью разглядывая папку. Он смотрел на него как-то косо, с подозрением. Такое он еще никогда ни от кого не слышал. А Мухдан широко улыбался:
– Миллионные тиражи религиозной литературы всех конфессий, миллионную армию богочиновников всех конфессий – всех на свалку истории! Мы возвращаем человечеству главное Откровения Бога, тщательно скрываемое Иблисом на протяжении всех веков и тысячелетий! Мы должны провозгласить об этом всему человечеству. И этот голос выйдет отсюда, из нашй республики. Если нет – все  в республике превратится в пепел. В такой же пепел превратятся скоро все города мира, если не будет, в конце концов, осознано это главное, величайшее Откровение Бога! Если люди не начнут, наконец то, жить по совести, так, как им подсказывает сам Бог! Единый Бог всего человечества!
Кадий молчал, хлопая глазами. Потом  стал строгим, хмурым.  Нужно было как-то отреагировать на такое настырное наступление случайного посетителя.
– Ты, это… не торопись. Почитаем, подумаем, посоветуемся. А ты где работаешь, если не секрет? Какая у тебя специальность?
– Я учитель истории. Но в школе не работаю. Живу на хуторе. Скот, овцы, сад...
– Как это так? – совсем удивился кадий. – Ты уже полвека прожил и  все время на хуторе?  А теперь… пришел из хутора и хочешь низвергнуть все религии мира? Разогнать всех священнослужителей?
– По большому счету – да! – Уверенно заявил Мухдан.
Возникла долгая тяжелая пауза.
– У нас тревожно. Идут митинги, – нарушил паузу кадий, – людей убивают каждый день, а мы вот… словом, не нравится мне то, что ты мне сейчас сказал, извини, пожалуйста… – признался судья.
– Будут убивать людей, если мы не решим для себя самые главные вопросы! – начал обижаться Мухдан.
– Постой! – встал кадий с дивана, остановился посредине комнаты, подбоченясь, – ты хочешь, чтобы  я все это прочитал и начал говорить людям, что у нас появился новый пророк, надо его слушаться?
– Я хочу, чтобы ты прочитал, понял, а потом чтобы мы вместе убеждали людей в том, что написано в Священном Коране! Если в Коране не сказано прямо о том, что совесть – язык Бога, то только потому, что об этом было сказано в предыдущих Писаниях! А они искажены иудейскими писцами две с половиной тысячи лет назад, когда находились в вавилонском плену! Об этом все уже знают, десятки, сотни книг об этом уже написаны. Некоторые из этих фактов обобщены вот в этой папке! Читай же! Я ведь принес плод своего труда, над которым работал более двадцати лет, а факты начал собирать и того раньше – тридцать лет назад! Ведь как сказано в Хадисе Пророка – время, проведенное в философских раздумьях намного ценнее, чем время, проведенное даже в молитвах или посте! Разве не так? А я всю жизнь размышлял, думал! Молился, постился, размышлял, искал, думал! – Мухдан тоже встал с дивана и заходил по комнате.
– А мы что, не размышляем, не читаем, не думаем? – спросил обиженный кадий.
– Может быть. Но часто вы занимаетесь не свойственными вам делами, – дерзнул Мухдан.
– Какими же? – насторожился кадий. Эти слова ненормального пришельца словно ошпарили его кипятком.
– Например, лезете в бизнес. Посредничайте под благовидным предлогом примирения враждующих. Долги вышибаете. За все свой процент! Это называется использование Бога в коммерческих целях. До этого даже православные священники не опускаются!
– У тебя есть факты? – явно испугался кадий.
– Да сколько угодно! Все знают, что вы этим занимаетесь. Я не тебя лично имею в виду.
– Мы должны делать все, чтобы не пролилась человеческая кровь!
– И она не льется? Вы остановили ее?
– Мы делаем все возможное, – оправдывался кадий. – Люди сейчас не боятся ни Бога, ни черта.
– Людей надо научить любить Бога, а не бояться!
– Что же ты хочешь от меня? – вконец обиделся кадий.
– Читай! Так сказано в Коране.
– В Коране не сказано, чтобы я читал всякий бред сумасшедшего!
От этих слов Мухдан содрогнулся. Именно так, слово в слово было сказано ему лет пятнадцать назад председателем районного КГБ. Следующие слова из уст Мухдана вышли совершенно произвольно:
– А ты… ты, случайно, раньше в КГБ не работал? Или на них…
Реакция кадия была молниеносной. Эти слова его тоже, очевидно, задели за что-то очень больное, интимное… Он быстро нагнулся, взял со стола папку и протянул Мухдану, довольный тем, что повод подвернулся.
– На, забирай свою папку! Некогда мне читать бред каждого проходимца!
Мухдан понял, что дальше спорить с кадием бесполезно. Он тихо вышел, не проронив больше ни слова.

Мухдан шел по пустынной улице города, над которым висела напряженность неопределенности. По которой шли, как ему казалось, совершенно глупые, пустые людишки, не знающие ни себя, ни этот мир, в котором живут.
Полуденное летнее солнце палило, казалось, во всю свою волшебную силу. «Смотри, человек! Раскрой свои глаза, поработай своим мозгом! Неужели ты думаешь, что все так просто, примитивно, по-звериному? Неужели думаешь, что Бог случайно дал тебе разум или случайно ты его обрел, думая только о том, как сбить палкой банан? Ведь так тебе твой дарвинизм объясняет – взял в руки палку и стал человеком. Потом изобрел порох и сделал ружье, расщепил атом и создал бомбу…  А совесть? Откуда она в тебе? А сам ты откуда? А Бог, создавший тебя, Ему безразлично, что с тобой дальше будет? Если так, то какой смысл в жизни вообще? Рождаться, чтобы жрать, ублажать плоть, похоть, и умирать? Удобрять землю массой своего разлагающегося тела? Да нет же. Полнейший абсурд получается. Зачем в таком случае люди Богом наделены разумом, совестью, пониманием, то Он, Бог, существует?
Кадий… он обычный заурядный человечек с обычными людскими слабостями. Что он понимает в том, над чем мой мозг трудился день и ночь много лет подряд? Что он понимает в моих взаимоотношениях с Богом? Что он и все другие люди могут знать об Откровениях, которые мне присылает Творец?
Уже в автобусе, с трудом поднимающемся в гору, старом и грязном, среди мешков, сумок, женщин и плачущих детей, Мухдан вдруг поймал себя на мысли:
«Я как будто тот еще студент исторического факультета тридцатилетней давности, толкающийся в переполненном автобусе. Ничего у меня не изменилось.   И, главное, все считают сумасшедшим. Но разве лучшей была доля, участь всех праведников и пророков? Пусть я не праведник, не оракул, ни пророк, но зато я знаю, с чем придет последний Пророк! Я это знаю, и люди со временем узнают, что я это знал. Этот мир катится к чертовой матери. Так быстро в пропасть он еще никогда не несся. Должен появиться Пророк, и Он появится! Что может быть важнее этого ожидания? А я подготовлю людей к встрече с ним. Аллах мне достаточно помог, чтобы я прозрел. Разве с этим прозрением сравнимо что-нибудь из мирских благ? Что дома, машины, деньги, сокровища? Все это игрушки, чтобы взрослые люди не скучали. Какая разница между игрушками для детей и игрушками для взрослых? По сути – никакой разницы. Просто игрушки для взрослых дороже, их труднее обрести, вот в погоне за ними – весь азарт, спортивный интерес обывателей. И мне им завидовать? Их игрушкам? Их чиновничьим должностям, где, торгуя совестью, они собирают те же игрушки? Глупые люди. Глупые и наивные. Скоро кто-то всерьез за нас возьмется. Мы здесь, в этом земном Раю, никому не нужны. Нужна земля наша, без нас. Вот и радуется уже очевидно кто-то нашей очередной национальной эпидемии глупости.
**
 
 
 
Вскоре началась война, которую назвали Первой чеченской.
На военной базе федералов в Ханкале был обычный будничный день. То ли среда, то ли четверг. На улице стояла знойная летняя жара.
 Когда чуть поутихла утренняя суета, защелкали замки на дверях камер с арестованными. Где-то что-то периодически выкрикивали, ругались матом.
 По узкому длинному коридору по бетонному полу затопали чьи-то тяжелые ботинки, зашуршали чьи-то босые ноги. Кого-то, кажется, тащили волоком. Это обратно в камеры.
– Будут допрашивать. Наверное, и до нас очередь дойдет, - предположил низкого роста, средних лет, усатый, смуглый мужчина, который почему-то представлялся русским именем Митя. В камере вместе с Митей томились еще двое – высоки, худой лесник Заурбек и хуторянин Мухдан.
Никто из арестованных даже по виду не был похож на боевика, террориста, экстремиста. Это были тихие, уже давно не молодые люди, которых арестовали пьяные контрактники на одном из блокпостов при въезде в Грозный по пустяшным, а то и по надуманным причинам. Попали под плохое настроение командира поста: водитель бензовоза - чеченец, кинул его. Расплатился фальшивой стодолларовой купюрой. Хотя и сам водитель мог не знать, какая она.
Митя оказался прав. Не прошло и полчаса, как широко, с устрашающим визгом открылась толстая железная дверь и жирный, грубый тюремщик в грязной майке цвета хаки  повел Мухдана на допрос к следователю, который сидел почему то в черной маске. Тут же при нем находились полуголые,  в одних трусах и армейских ботинках здоровенные, в сплошных татуировках, палачи. Их дело - пытать
– Кто такой? Где, когда с боевиками связался? – набросился следователь на Мухдана.
– С боевиками не общался. Я по профессии школьный учитель. Ехал в город, чтобы навестить больную тетю.
– А зачем задержали?
– Я сам хотел задать вам этот вопрос. Мой паспорт в порядке.
– Врешь! Нам все известно про тебя. Сообщили, что ты на хуторе бандитов содержал. Рассказывай все, что знаешь о них!
– У меня к вам просьба, – тихо сказал Мухдан  после небольшой паузы. – Можно мне пообщаться с кем – ни будь на уровне генерала? У меня важное сообщение.
Мухдан хотел попробовать убедить политиков и военных, что чеченский народ не желает никакого сепаратизма, и тем более вражды с Россией. Что протестные настроения людей не связаны ни с ненавистью к России, ни с «воспаленной исторической памятью», ни с разностью вероисповеданий, как пытаются представить дело многие московские журналисты. Что чеченцам по большому счету нужно только одно – возможность честно трудиться и получать зарплату по своему труду. Что социальный взрыв в республике – результат только экономической причины – безработицы. Что не надо теперь уничтожать весь народ, будто все они – сепаратисты. Что даже сегодня, после всех этих страшных авианалетов и зачисток чеченцы не озлобились на русских, не затаили злобу и чувство мести. Что надо не насильничать, а использовать местное население в качестве союзников в схватке с преступным интернационалом, наводнившим республику. Что чеченцы – исключительно миролюбивый и спокойный народ, не помнящий зла, когда им делают очень больно по неведению, по оговору, по чьим-то провокационным целям.
– Чего-о-о? – напрягся следователь, уставив на Безумца свои красные глаза. – Может, с министром обороны тебе аудиенцию организовать?
– Нет… лучше с человеком образованным. С каким ни будь генералом из ФСБ или ГРУ.
– Ты хочешь сказать, что Министр обороны человек необразованный?– уцепился, вступил в полемику, сам того не ожидая, следователь.
– Да нет же. Просто он, наверное, человек очень занятой. Опять же война… а у человека из спецслужб будет больше свободного времени и терпения  проанализировать все, что я буду говорить. – Тон голоса Мухдана  был спокойный, уверенный. Говорил он грамотно, чисто, без акцента. Все это заинтересовало следователя. А если и в правду он выдаст важную информацию, так это ему же, следователю, на пользу. Глядишь – повышение по службе, звездочки на погоны, государственная награда…
– Хорошо, - согласился следователь, - дадим тебе бумагу, ручку. Там обо всем и напишешь. Напишешь правду - бить не будем. Может, даже отпустим тебя домой к своей семье и детишкам.
– Нет, - сразу же отказался Мухдан, - это все надо устно, с глазу на глаз. Поверьте, это очень долго рассказывать. Но если вы меня убьете, то вместе со мной похороните великую тайну! Это касается всего человечества, всей нашей земли!
– Чего-о-о? – вскочил следователь.– У тебя что, мужик, крыша поехала? Мозги от жары воспалились? Или решил нас заболтать? Умник какой. Надо же, Пророк объявился. Человечество он будет спасать. Ты шкуру свою спаси, пустомеля! Мы таких артистов много повидали. Ребята, засуньте кА ему двести двадцать вольт под задницу. Сейчас мы тебя токотерапией будем лечить. Не поможет – массаж сделаем. Тайский!
 Мухдана  избили, замучили током до полусмерти и бросили обратно в камеру.
Уходя, следователь написал прокурору, что арестованные, судя по всему, не причастны к бандитам и их следует выпустить на свободу.
Но на следующий день произошло событие, потрясшее не только Ханкалу, но всю Россию. Совсем рядом, в сотнях метров, был сбит транспортный вертолет. Погибли и заживо сгорели в адском пламени полусотни военнослужащих. Разозленное ханкальское начальство  решило учинить как можно больше насилия над народом, не разбираясь, кто боевик, а кто мирный. «Днем они – все мирные, а ночью – все бандюги» - подсказывал им их воспаленный  разум.
В одно время арестованных бросили в железнодорожную цистерну для нефтепродуктов. Сверху крикнули: «Захотите дать нам полезную информацию – постучите, вытащим. Нет – подохните здесь».
Жара на улице под солнцем под сорок. А в черной железной цистерне, стоящей под палящими лучами – уж точно за пятьдесят. Кроме того, вонь невыносимая. Постоянные головные боли, тошнота, потери сознания.
- «О, Творец Всевышний, все смиренно стерплю. Все вынесу, даже пламя Ада, только исполни мою одну единственную просьбу – сделай так, чтобы наш народ поумнел, не хватался каждый раз за оружие. Ведь это только оружие дает повод сатане нас уничтожать. Уничтожать наши семьи, делать несчастными на долгие годы».
«Если смогу уйти отсюда живым – обязательно обращусь к людям. Может, услышат? Может, одумаются?» - Об этом только думал, страдал, просил Безумец и эти муки в цистерне лишь в какой-то мере облегчали его подлинные муки от глупости своего одураченного в очередной раз народа.
Через неделю после того, как арестантов бросили в цистерну, в Ханкале, очевидно, что-то произошло. Скорее, приехала какая-то комиссия. Несчастных вытащили, вывезли за город и бросили в лесополосе.


**

В тот день, в пятницу, Безумец, добравшийся несколько дней назад до своего хутора с Ханкалы, решил обратиться к народу. Точнее, к своим односельчанам, когда они вышли из мечети, совершив коллективную молитву.
- Люди, не торопитесь расходиться, мне надо вам кое что сказать, крикнул он громко и люди остановились, образовали толпу. У Мухдана было одно преимущество среди этих людей, разделившихся на две части, сторонников и противников Дудаева,  дети которых с разных сторон воевали друг с другом. Преимущество, что у него никто не воевал ни на чьей стороне. 
- Я много говорить не буду. Скажу только о самом главном. Кто не слышал предание о том, что нельзя стрелять в Иблиса?
Люди молчали. Все слышали это народное предание, идущее из глубин веков, а возможно и тысячелетий.
- Предание запрещает стрелять в Иблиса, потому что с каждым ударом, с каждым выстрелом он становится все больше и больше. Иблис умоляет, просит, чтобы на него покушались. И, став громадным и сильным, он пожирает всех. Суть этого предания – не поддаваться провокациям, не позволять втягивать себя в глупые, ненужные войны. Сегодня Иблис нас, наш народ спровоцировал, вооружил, подарив нам горы оружия. И что? Кого убивает это оружие?
- Говори конкретно! Ты что, предлагаешь всем испугаться, сдаться? – крикнул кто-то из толпы.
- Я предлагаю то, что предлагал наш аулия(СНОСКА - АУЛИЯ -СВЯТОЙ,) Кунта-Хаджи! – быстро отреагировал Безумец. – Россию мы не победим. Она сама победит кого угодно. Мы в капкане. И этот капкан поставили не русские, а те, кто хотят, чтобы чеченцы и русские как можно больше убивали друг друга! Поэтому Кунта-Хаджи говорил, что наш враг не русская церковь и русский народ, а те, кто давно положили глаз на наши земли.
- Так чего же ты хочешь? Говори яснее и короче! – крикнул еще кто-то. Люди были злые. Одни не хотели признаваться в том, что заблуждаются. Другие боялись бородатых повстанцев, которые свободно расхаживали по аулу вооруженные всеми видами стрелкового оружия, особенно по ночам.
- Отзовите своих детей, - тихо сказал Безумец. – Пусть они живут. Будет амнистия после войны и их не тронут.
- А-а-а-а, теперь все ясно! – громче всех крикнул еще кто-то из толпы. – Его с Ханкалы выпустили, завербовав! Теперь он будет агитировать за русских!
- Точно, - поддержал его бородатый коротыш в зеленом халате, стоявший рядом. – С  Ханкалы ведь никто не возвращается, а он вернулся. Кто же тебе теперь верить будет, сумасшедший, тебе и раньше никто не верил!
Толпа загудела. Люди начали расходиться.
- Подержи язык, Мухдан, эти на все способны, - посоветовал кто-то.
- Как же он его подержит, раз продался русским? Теперь он все время на них будет работать, дурень! – кричал бородатый коротыш.
- Я кое что знаю! – не сдавался Мухдан. -  Ермолов, который в одно время сжигал наши аулы, резал семьи наших предков, не был русским человеком. Не русские люди те, кто привели к власти Ельцина. Этот алчный, безбожный род народоубийц никогда не успокоится, зная, насколько мы наивны и глупы, как легко мы поддаемся провокациям!
- Ты бы помолчал, убьют ведь тебя, - шептал еще кто-то. А Безумец продолжал:
 - Я долго думал и сейчас начинаю понимать, что и Дудаева этого к нам специально заслали. Он, может, и хороший человек, желает добра своему народу, но его используют, как и самого Ельцина. Давайте не позволим сатане убивать себя!  Я не могу обращаться ко всему народу, нет у меня такой возможности, но вас, братьев своих, я прошу, верните своих сыновей и братьев. Не будет нас – на эту землю, на этот рай земной быстро придут другие! Для этого здесь готовят и развязывают войны! Для этого Берия, сын менгрельской еврейки, выселял отсюда народы! Подумайте, люди, все ведь очевидно! Надо прекращать войну любой ценой! Иначе с нашей территории подожгут весь Кавказ! Я это понял! Верьте мне, братья! Те, кто обманывают Дудаева, что они его друзья – наши смертные враги!  Враги всех мусульман и христиан!
- Его слушать опасно! Сегодня же ночью в дом каждого, кто его слушал, придут наши воины. Расходитесь, люди, - кричал бородач в зеленом шелковом халате. - А этот русский агент сегодня же убежит в свою Ханкалу.
Люди начали молча расходиться.
- Дада, а эти люди нас убьют? – озабоченно спросил Ноха у отца, когда возвращались домой.
- Могут и убить, - ответил отец. – Но мы не можем молчать. Люди на самом деле не знают, что с ними вытворяют, в какой капкан наш народ опять заманили. Не имеем права молчать ни перед ними, ни перед Всевышним.
- Дада, а если мы много-много писем напишем и всем будем раздавать? Я бы писал, сколько скажешь.
Отец улыбнулся:
- Ты у меня хороший , Ноха. Тебя же мне сам Аллах подарил. Нет, Ноха, писем писать мы не будем. Их будет слишком мало против всех газет, журналов, телевизоров и кино, которые работают на Иблиса, куплены Иблисом. Но на нашей стороне – правда, значит, Бог с нами. Он нам поможет. Главное – не испугаться. Бог ведь есть, Ноха. Иначе и жить бы не стоило.
- Дада, а почему Бог не убьет Иблиса, раз Он сильнее всех?
- В этом мире, Ноха, есть один главный закон. Этот закон называется борьбой. Все развивается в борьбе, и побеждает сильнейший. Бог не хочет, чтобы человечество расслабилось, изнежилось, стало пассивным и равнодушным. Поэтому Иблис нужен, чтобы у людей была потребность бороться, противостоять его проделкам. Но Бог не хочет, чтобы люди покорялись Иблису, стали его слугами.
- Дада, а как нужно бороться с Иблисом?
- Иблис очень любит людей глупых и горячих, несдержанных. А боится он людей умных, образованных, спокойных и выдержанных, умеющих на все вопросы и проблемы находить правильные ответы. Наш Творец Всевышний хочет, чтобы мы были именно такими мусульманами. А когда люди только на словах мусульмане, не желая учиться и трудиться над собой, при этом заявляя, что мы готовы умирать ради Аллаха, такие жертвы Всевышнему не нужны. Но провокаторы нас убеждают в обратом, будто всякая смерть «ради Аллаха» - это джихад, газават, человек прямиком попадает в Рай.
- Дада, а наш народ что, он всегда был глупым, потому что позволял Иблису убивать себя?
Мухдан задумался. Он не знал, как доходчиво объяснить юноше серьезные истины, требующие определенных базовых знаний.
- Наш народ, - наконец начал объяснять отец, - в далеком прошлом, много тысячи лет назад был очень образованным, умным, умел писать и читать, строил большие города, изучал науку, показывал в этом пример другим народам. Наши предки были великими мастерами, изобретателями, воинами, большую пользу они принесли всему человечеству. Нас было много и называли нас, нахов,  хурри. И границы нашего проживания простирались от Северного Кавказа, где мы сейчас живем, до самого Африканского континента. Особого развития наши предки достигли на землях Месопотамии и Закавказья, где сейчас живут арабские народы, турки и армяне.
Но было много войн, много болезней и одни народы уменьшались, другие увеличивались. Поэтому много крови наших предков в крови иракцев, сирийцев, турок, армян. Почти все горские племена Грузии – это огрузинившиеся вайнахи. И только в горах Северного Кавказа наши предки выжили и сохранили себя до сегодняшнего дня. Сохранили свой язык, главным образом, свои красивые обычаи и традиции.
Но мы потеряли письменность, науку, тесную связь с другими народами. Немного одичали, проще говоря. И теперь наша главная задача – прирасти к своим корням, вернуть себе былую славу и силу. Вот если вернем – станем прежним великим народом с пользой для себя и всего человечества. Не вернем – точно победит и возрадуется Иблис.
-А он что, может победить? – взволнованно спросил Ноха.
- Может, Ноха, - вздохнул отец, - потому что среди нашего народа много предателей, которые не чувствуют себя чеченцами и готовы продаться за рубль. Они – слуги Иблиса. Они предали и нашего святого Кунта-Хаджи. Они кого угодно продадут и сегодня. Поэтому никогда ни в чем не надо спешить, и никогда не надо брать в руки оружие. Все эти лозунги о свободе, счастье, независимости – от Иблиса, который хочет убивать нас чужими руками. Нельзя им верить. Перед нашим народом сейчас две самые основные задачи – учиться и размножаться. Нас должно быть много и мы должны быть умными и образованными. Тогда и Аллах Всевышний нас будет любить, потому что Он именно этого хочет от нас, а не того, чтобы мы глупо погибали как мотыльки на пламени, будто такая смерть Ему угодна.


**
 

      - Вставайте, восстаньте, люди! У нас украли Бога! Украли и заточили в темницу и у темницы его караулят, чтобы не вышел – священнослужители всех вероисповеданий! Они прячут Бога, чтобы повелевать от Его имени! Чтобы от Его имени служить денежным мешкам, власти. Они – воры, укравшие у нас самое святое, без чего мы не выживем в этом земном мире, погибнем! Уже погибаем! Вставайте, восстаньте, люди, надо освободить Бога! Скорее же! - кричал Безумец, и врачи его успокаивали:
     - Сейчас, сейчас все встанем, пойдем и освободим. Как же, нельзя оставлять Бога в тюрьме.  Кто его, говоришь, туда посадил? Священнослужители? Кому же они тогда служат, раз своего хозяина в тюрьму посадили?
     - Сатане! Сатане они служат. Сатане, Иблису, деньгам! Деньги – вот кто теперь их божок!
     - Ну, с этим, конечно, не поспоришь. Но где нам взять других священнослужителей? Люди со временем только мельчают, уважаемый Мухдан, да и Бог твой – не самый настоящий, раз позволяет всяким проходимцам сажать себя в тюрьму. Может, ты что-то путаешь? – спрашивал доктор.
- Доктор, я, кажется, заболел – робко согласился Мухдан с врачом, – со мной происходят странные вещи.
– Что именно Вас беспокоит? – уже мило улыбнулся психиатр – седой,  толстый мужичёк, – говорите, не стесняйтесь.
– У меня такое чувства, что все время за мною следят, подслушивают мои телефонные разговоры, подсылают ко мне шпионов, чтобы вынудить у меня информацию.
– И кто, на Ваш взгляд, за вами следит?
– Стукачи, – не уверенно ответил Мухдан .
– И кто их подсылает? – пытался понять психиатр.
– Ну, наверное, ФСБ, ГРУ, или кто еще там у них…
– И почему им это нужно?
– Ну…как это…я ведь чеченец, – совсем засмущался Мухдан, – теперь чеченцам не верят. Думают, что каждый чеченец враг, бандит, террорист. Или, во всяком случаи, симпатизирует им.
– А у Вас что, есть что скрывать? Может, Вы действительно замыслили Кремль взорвать к чертовой матери?
– Ну что вы, доктор, как вы могли такое подумать? – заволновался Мухдан, – я законопослушный гражданин. Я не участвую ни в каких авантюрах…
– А почему Вы думаете плохо о нашем правительстве? Почему Вам не нравиться наш президент? – Вдруг спросил доктор, повысив голос. Улыбка исчезла с его лица.
– Я их…я их…почему не люблю? Кто вам сказал? Люблю…– шептал что-то Мухдан.
– А что вы думаете о наших генералах? Что вы недавно сказали о нашем Министре обороны?!
Это уже был не доктор, а следователь ФСБ. Это уже была не больница, а тюрьма…
– Ну, говорите же! Говорите все, как было! Все, как на душе! Иначе гнить тебе, мразь, всю оставшуюся жизнь в одиночной камере!
– Мне… мне нечего рассказывать кроме того, что я чеченец. Я ничего плохого не делал, ни в чем не участвовал!
Мухдану показалось,  что он стал вдруг совсем – совсем маленьким. Следователю достаточно было ударить его авторучкой по голове, и он тут же умер бы.
– Говори! Говори, что ты думаешь о нашем правительстве,  президенте, генералах! – продолжал кричать следователь.
– Правительство – мудрейшее, честнейшие люди. Они день и ночь думают только о том, как бы мне, простому россиянину, лучше и радостнее жилось. Президент наш – отец наш! Он нас любит больше, чем собственных детей. Генералы наши – умницы. Они, бедные, озабоченны только нашим спокойствием и безопасностью. Из казарм не вылезают, пешком ходят, готовы в любую минуту принять смерть ради нас!
– Ты чего болтаешь? – вдруг спросил мужик. – Ты  в своем уме? Что у тебя с головой?
Теперь уже вопросы задавал не следователь. Мужичек опять превратился в психиатра.
– Я…что…что-то не так говорю? – засмущался Мухдан. Его прошибло холодным потом.
– Ты в какой стране живешь? Ты о каком правительстве, о каком президенте, о каких генералах говоришь?
 Мухдан молчал, не зная, что ответить. Пот уже ручьем стекал по его лицу. Он стал совсем-совсем маленьким. Вдруг заметил на полу возле прогнившего плинтуса мышиную нору. Быстро спрыгнул со стула и юркнул в ту нору,  превратившуюся в большую темную пещеру в горах. А в пещере сидят боевики. Бородатые, злые, в большом черном котле варят чьи-то отрубленные головы.
– А – а, попался, интеллигент нечастный, – кричит главарь, – счас мы посмотрим, сколько мозгов в твоей пустой голове. Русским продался, за родину, за народ не воюешь, сидишь перед телевизором, чаи попиваешь, на войну смотришь  как на увлекательный бразильский сериал…
– Нет же, что вы, братья…Я ведь так переживаю! Поседел! Заболел! Душа места не находит. Я бы умер, жизнь свою бы отдал, чтобы только остановилась война…
– Чего с ним разговаривать,  мразью? Сбросьте его в обрыв, пусть волки его съедят. Пули на него жалко!– скомандовал  шариатский судья.
Мухдана подвели к краю обрыва и грубо толкнули вниз. И он полетел… Долетел до своего аула. А там родственники сидят. Старики, женщины, дети. Угрюмые, печальные. На Мухдана не смотрят. Не довольны им.
– Что случилось? Почему вы не здороваетесь, не приветствуете меня, как прежде? – спрашивает Мухдан.
– А чего нам тебя приветствовать? – Бурчит старейшина рода, – что ты для нас сделал? Видишь - нас убивают. – Чем ты нас защитил? Ты хоть один автомат, один пистолет или патрон купил для своих родственников? Смотри, сколько юношей без дела ходят. Купи оружие, создай отряд, защити нас от взбесившихся зверей, если ты и в правду русским не продался!
– Ладно, я скоро вернусь, – сказал Мухдан и улетел собирать деньги. Купил автоматы, пулеметы, гранаты, вооружил человек сто.
Один бой, другой, гибнут юноши, а самого Мухдана пули не задевают. Он рвется в самую гущу, но он по – прежнему живой, никак смерть его не берет. Уже все юноши погибли, всех похоронил. А он все равно живой!
Окончательно Мухдан  запутался. Хочет что-то сказать, крикнуть, но не может заглушить других говорящих, кричащих! Все что-то говорят, говорят, кричат, кричат…
– Запутался я, Нана! Что делать, кому верить?
– Не тревожь, не мучай ее душу, – говорит птичка с могильного камня. – вот я тебе пучок травы в своем клюве принесла. Брось его в чай. Взгляни вокруг себя, и все лжецы, все воры, все стукачи, которые работают на разные спецслужбы, выкрасятся в серый цвет. И тогда тебе все станет понятно.
Поблагодарил Мухдан птичку, взял пучок травы и пошел к себе домой.
Бросил в чай, выпил и… О Всевышний! Все люди кругом серые! Психиатр – серый, следователь - само собой, серый.  Лидер боевиков – серый, главарь шариатского суда – серый, и даже отрубленные головы, что по – прежнему варились в котле –  серые!
Вернулся домой, начал разглядывать фотоальбом – а там половина его друзей – серые.
От полученного шока  Мухдан решил уединиться в мечети. Но что это?!  Кадий – серый, мулла - серый, и даже молящиеся, упавшие на ковры в покорном поклоне Богу – почти все серые!
Проснулся Мухдан.  Выглянул в окно. День был серым, мокрым, плачущим холодным, серым дождем.

**

Скажи людям, что самое страшное произойдет не тогда, когда люди с легкостью начнут продавать свою честь, а тогда, когда продавать честь станет престижным.
Скажи людям, что Бог кончается не там, где перестают молиться и постись, а там, где соглашаются с несправедливостью.

                Слуховые галлюцинации

 
 
 

Часть 5
Отверженные
 




     Существует народ, верный Ноеву Завету
 и не являющийся евреями.
Это – праведный народ.
Из предания иудеев.
 

     Рушился мир. Образовались громадные вулканы, с вершин которых стекала и наполняла землю кипящая огненная лава.  Земля так сильно сотрясалась, что трескалась и в бездонные громадные щели сваливались дома, улицы, целые кварталы городов. Откуда-то из-за гор набегали громадные волны,  это разливалось море, вырвавшееся из своих берегов.
     Люди погибали вместе со всем живым, погибали не единицами, а сотнями тысяч, миллионами, и не было времени, чтобы разглядеть на их лицах страх. Вот еще чуть-чуть – и всему конец!
     «Но почему не страшно мне? Почему во всем происходящем я не вижу трагедии? Почему, где-то в глубине души, я даже рад, что оказался свидетелем этого самого страшного кошмара, который вот-вот, через секунду - другую поглотит и меня?» - с удивлением подумал Безумец. И тут же нашел свой ответ на этот вопрос: «А ведь рушится, заканчивается, уходит в небытие не только прекрасная земная жизнь, состоящая из любви и добра, нежности и благородства, мужества и сострадания.  Рушится ложь, жестокость, коварство, подлость, гнусность, все то, что человечеству так и не удалось изжить, от чего не удалось излечиться».
     Безумцу захотелось набрать в легкие как можно больше воздуха, и в тот же миг осознал, что он никогда раньше не оценивал эту возможность, не дорожил этим воздухом. Хотел отыскать хотя бы маленький клочок твердой земли и понял, что раньше никогда не придавал этому значения. Ему захотелось жить как никогда раньше, но почему он не дорожил этой жизнью, когда все было спокойно, когда нежно светило солнце, тихо текли реки, весело пели птицы, всего было в достатке, живи только и радуйся!
     И тогда Мухдан взмолился: «О, Аллах! Останови Конец Света! Сделай из меня Пророка, о Бог! Сделай Пророка и пошли к людям с новым Откровением! С Откровением о том, что людям не случайно даны разум и совесть. Что люди с разумом и совестью едины с Тобой, с Твоими Замыслами! Что люди обязаны научиться договариваться между собой по разуму и совести, и это – самое богоугодное дело, а не устаревшие религиозные обряды в лицемерных пустующих храмах. Что священнослужители, сыгравшие свою роль в эпохи поголовной тьмы, с течением времени все больше становятся обузой, фигурками в грязных играх политиков всех мастей. Что тебя, о Бог, необходимо освободить из алчных пут тех, кто пытаются безраздельно владеть правами на Тебя, на Твои Откровения. Пошли меня, о Бог, Пророком к людям с главной и вечной вестью: «Люди, Живите по совести, ибо совесть – это мой живой язык с каждым из вас!» Все, что помимо и многословнее  этого – люди исковеркают, исказят, разобьются на новые направления и секты, и все в конце концов станут служить не Тебе, а Иблису!»  В тот же момент земля перестала трястись. Затухли вулканы. Исчезли громадные волны морей, выходящие со своих берегов. Зарубцовывались трещины, восстановились села и города.  Затих гул. Небо прояснилось. Запели птицы…  Все стало, как раньше, как будто все, что только что было – Мухдану причудилось.
     Мухдан проснулся. Утро было тихим, солнечным. Пели птицы. Небо было ясное. Мухдан теперь понимал как никогда раньше: он будет говорить людям, живите по совести! И люди его обязательно поймут. Поймут, потому что  людям об этом говорит сам Бог!

**


      При внимательном взгляде с высокого моста через широкое  Клязьминское водохранилище в густой сосновой роще у самого берега можно было увидеть одинокое белое трехэтажное здание со множеством маленьких окон. Но только с близкого расстояния можно было разглядеть тяжелые решетки на окнах и высокий решетчатый забор из грубой арматуры, покрашенный в целях камуфляжа в зеленый цвет. В этом здании был размещен один из Подмосковных психиатрических интернатов для патологически, то есть, неизлечимо больных.
     Больным, как в тюрьме, разрешались прогулки по двору. Но, в отличие  от тюрьмы, разрешали подолгу сидеть на скамейках с видом на широкое искусственное озеро, что и делал каждый день странный пациент их Чечни по имени Мухдан, которого несколько месяцев назад  пристроил сюда заботливый родственник, известный не только в Чечне, но и в России бизнесмен Шаронов Сомсом Исраилович.
     Интернат был одним из самых закрытых в стране. Справки об обитателях давали только по специальным государственным запросам из судебно-следственных органов. Но были здесь и пациенты под номерами. Их имена и фамилии не фигурировали даже внутри заведения. У таких здесь были клички.  К примеру,  одного из больных такой категории, соседа Мухдана по палате, называли Уличный. Его, бомжа, подобрали на улице. Он, бедолага, по сегодняшний день не помнит, кто он, откуда и как его звали в прошлой жизни.
     А вот Мухдан все свои анкетные данные прекрасно знал и помнил. Но все равно один из санитаров недавно назвал Мухдана не своим именем, а Чеченом, и главврач тут же его резко обругал, строго запретил впредь его так называть.  В диспансер положено было принимать только из Москвы и Подмосковья. Имя Чечен могло навести подозрение о происхождении и месте последнего проживания больного, которого поместили только из-за глубокого уважения к его богатому родственнику.
     Уличный - худой, высокий мужик примерно того же возраста, что и Безумец, ни с кем не общался, даже со своим соседом по палате.  По мере возможностей всех обитателей сего мрачного заведения сторонился и при необходимости отвечал кивком или качанием головы. Были даже сомнения, что он – глухонемой. 
     Мухдану, соглашаясь уединиться здесь, казалось, что там, где ничего не будет напоминать о семье, о пропавшем без вести единственном сыне Нохе, ему будет немного легче. Но пока – все мысли опять о них. И еще о Боге. Но опять через мысли о родных.
       Мухдана в одно время поразили мысли западного ученого, нобелевского лауреата из научного журнала о том, что в основе Вселенной - не физические или иные естественно-материалистические законы, а нравственность! Законы нравственности! Иными словами – Бог!
       Это было невероятное облегчение, сравнимое с тем, когда Мухдан услышал слова случайного попутчика. Попутчик тогда сказал: «Ты не очень переживай и не убивайся. Знаешь, если бы в этой земной жизни было все так, как нам дано казаться в нашем человеческом измерении, то не было бы человека, счастливее Посланника Всевышнего - Мухаммада, да благословит Его Аллах и приветствует. А Бог даже у него забрал единственного сына Ибрахима…»
       «Все Пророки – мученики. Мучение в этой земной жизни - главный Закон, угодный Богу! Как это я раньше над этим не задумывался? Но как жить среди людей, которые ненавидят убогих и несчастных? От них сторонятся, они мешают им наслаждаться на празднике жизни! Уединиться, спрятаться от людей? Но ведь в исламе и монашество, самоистязания и самоограничения считаются грехом…  Значит, нельзя падать духом. Нельзя распространять на близких и окружающих свою депрессию. Жить и радоваться. Или хотя бы делать вид, что радуешься. Главное – Бог есть, и Он все знает и видит. Есть Его Откровения – Тора, Евангелие, Коран. Что еще нужно разумному, совестливому человеку? Элхьамдулила! Слава Тебе, о Всевышний, за то, что дал мне эту земную жизнь и сделал из меня одного из участников Своего грандиозного земного Проекта!
     Но Ты же видишь, о Создатель, как мне тяжело. Я бы никому такого не пожелал, даже тем русским, которые бросали бомбы, прекрасно понимая, что там внизу  находятся отнюдь не боевики. Или тем контрактникам, которые задержали Ноху, совершенно невиновного, только потому, что он родился нохчо…»

**

     Жители близлежащих аулов начали замечать странности возле скал пещеры Бален Берда еще в самом начале войны. Рассказывали, что вход в грот несколько раз взрывали, расширяли, провели к нему широкую асфальтированную дорогу, и теперь в пещеры свободно могут въезжать крупногабаритные груженые КАМАЗы. Сама гора постоянно сотрясалась, гудела, там происходило что-то непонятное, необычное. И никто не видел, чтобы туда входили или выходили рабочие. Они либо жили там, не выходя, либо все они куда-то бесследно исчезли после окончания строительства подземных сооружений.
     Очень скоро аулы в двадцати километрах от Бален Берда начали интенсивно бомбить. Телевизоры сообщали, что на этом месте много лагерей боевиков. Но жители знали, что это неправда, что их почему – то из этих мест выгоняют.
      Жаловаться, сопротивляться было бесполезно, и жители спешно покинули свои аулы.
     Забирая свою нехитрую утварь, скотину, оставшуюся в живых после бомбежек, люди спускались на плоскость, за Терек, в Ингушетию, в Дагестан, где у кого были родственники, друзья, или создавались лагеря для беженцев. Лагеря - где палаточные, а где просто в свободных коровниках, овчарнях, складах для удобрений и ядохимикатов.
     В какое-то время ближе к зиме вокруг Бален Берда все затихло. Но это ущелье, обнесенное вокруг колючей проволокой, и просматриваемое сотнями  камер видеонаблюдения, охранялось столь тщательно, что десятки километров вокруг не могло появиться ни одно живое существо. Рассказывали, что над этой территорией даже птицы не пролетают, потому что они отпугиваются какими-то сигналами особых звуковых частот. Там действительно стояла мертвая тишина, и эта зона не была доступна никому, ни гражданским, ни военным. Словом, была сплошной загадкой, абсолютной тайной и вызывала у людей мистический страх. Они предпочитали о пещере ни с кем  вслух не говорить.
      Самое удивительное произошло, когда к пещере не подпустили  даже  Президента Российской Федерации, Верховного Главнокомандующего, заявив, что это – частная территория, а частная собственность в новой демократической России отныне неприкосновенна, священна! Даже для Президента страны! Злые языки добавляли: «Сказали Президенту – сунешься еще раз – должность свою хлебную потеряешь…» Кто сказал? Зачем сказал? Это разве важно, когда живешь утром под бомбами, в обед под обстрелами, а вечером приходят с зачистками. Когда счастье – получить относительно целым труп близкого, родного человека, которого увели в одну из таких секретных частей, успеть захоронить его в короткое окно между бомбежками, обстрелами и зачистками.
УЖЕ БЫЛО?????
      Диалоги с Голосом.

     - Развей, Творец Всевышний, мои сомнения. Мне кажется, что религия и вера – это не одно и то же, - обратился Безумец к Богу.
     - Разумеется, - согласился Голос. - Религия – это форма проявления, отправления веры.  Основная разница в том, что религия – это внешнее, то, чем при желании можно манипулировать, спекулировать, обосновывать неблаговидные поступки и даже вести религиозные войны.  Вера – это глубоко внутреннее, искреннее, не показное. Ее характер и силу может знать только сам  человек и Бог.  Только в подлинной вере человек и его Творец связаны друг с другом единым мостом разума и единым  языком – языком совести. И Творцу поэтому важнее искренняя вера человека, а не его часто лицемерная  религиозная форма.  Вера, которая настраивает человека только на «благие дела», как чаще всего отмечается в священном Коране.
     - А вере безразлично, какой на тебе  халат – черный, зеленый или желтый. В вере главное – состояние души человека. Не так ли, о Всевышний?
     - Если тебе твоя совесть так подсказывает и в своей вере тебе важнее сущность, а не лицемерие – значит, это так. Никто в мире не подрались, не убивали друг друга за то, что у них в душах любовь к Творцу и желание творить благое. Это их только сближало, возвеличивало, делало людьми, приближало ко Всевышнему. Всегда ссорились, воевали и убивали друг друга из-за того, что кто-то не так и не тому поклонялись, не те обряды и символы объявляли святыми. Подумать только – люди миллионами убивали и продолжают убивать друг друга из-за мифов, якобы этого хочет Бог.  И будут продолжать изводить себя, калечить свои души до тех пор, пока не поймут, что самое ценное в них – это их разум и совесть,  частица самого Бога внутри них, а не стены храмов, бороды и мощи святош, чепчики на головах  и церковные свечи. И это понимание надо реализовать на деле, вернувшись к истоку единобожия, туда, где вера еще не дробилась на разные религии, направления и секты.
     Вера умерла с тех пор, как ее начали разделять на религии и, ссорясь и враждуя, люди начали убивать друг друга.  Поэтому скажи людям, чтобы они начали ОЧИЩАТЬСЯ ИСТОКОМ! Напомни, что все последующие пророки признавали себя последователями и сыновьями пророка Нохи. Скажи, что у истоков всего – Заповеди и Заветы пророка Нохи – Нохчалла!
     - Я так понял, о Бог, что Нохчалла, таким образом, перворелигия, к которой следует вернуться?
      -   Нохчалла – это вера человека в свой разум и в свою совесть. Это – на первом месте. В этом - ее истинность и искренность. В этом – залог того, что его не смогут превратить в лицемерие, в фарс. Человек в Нохчалле – человек на прямом пути ко Всевышнему Аллаху. Поэтому Нохчалла – это тарикат самого чистого, первозданного ислама. Тот, кто вспоминает в себе Нохчалла  и  признает священный Коран – подлинный мусульманин. Тот не мусульманин, кто считает, что быть мусульманином – это только соблюдение религиозных обрядов и процедур и при этом лжив, алчен, лицемерен, не стремится к ежедневным благим делам ради людей  независимо от их национальности и формы религии.
     - Как все просто, понятно и гениально! – пришел Безумец в восторг. – А почему люди сами до сих пор не дозрели до понимания этого?
     - Во – первых, всему свое время, как известно. Во – вторых, мешают  традиции. Те самые традиции, которые и охраняют испытанные устои общества, и вместе с тем консервируют их, мешая опережающим время.
     - Опережающие время – это пророки? – спросил Безумец.
     - Пророки – те, которые не только опережают, но и меняют  время.
     - Но если пророков больше не будет, значит и время, выходит, некому менять? – удивился Безумец.
     - Человечество никогда не оставалось и не останется без пророков, - ответил Творец. – Прошло время пророков – одиночек. Ныне – все люди – коллективный пророк. Все, кто истинно верят в свой разум и в свою совесть и ни при каких трудностях,  соблазнах и опасностях не свернут со своего тариката чести.
     - Каковым является тарикат нохчалла?
     - В этом тебе и таким, как ты, еще предстоит убедить умму мусульман, а потом и все человечество.
     Мухдан больше вопросов не задавал, ибо был поражен услышанным.
 
**


     Аул Нохчи Эвла – самый близкий к пещере Бален Берд населенный пункт, остающийся еще относительно не разрушенным.  Многие разъехались, спасаясь от войны, осталась лишь пара десятков семей, самых неустрашимых. В их числе и семья  Марьям.
      Слишком долго они мечтали вернуться на родину, слишком долго и бережно строили дом, чтобы вот так в одночасье бросить все и вернуться обратно на путь скитальцев.
     Больницу, точнее, несколько оставшихся от него бетонных стен, бомбили с начала войны разов десять. И каждый раз вечером по телевизору люди  слышали, что доблестная федеральная армия уничтожила в горах Чечни крупный лагерь боевиков. Показывали дымящиеся руины, среди них - трупы людей или фрагменты их тел, много оружия и – обязательно Коран. Его доставали как спрятанный среди автоматов и взрывчатки, множества смертоносного оружия, словно Коран – инструкция к их применению… «Безобидные» шалости сатаны…
     Услышав рев самолетов, семья Марьям, дом которых находился недалеко от той несчастной больницы, быстро пряталась в подвал, который они укрепили с краев метровыми бетонными стенами, накрыли кусками железных рельсов и толстых буровых труб, оставив лишь узкую щель, чтобы можно было пролезть.
     Когда самолеты улетали, сбросив очередную партию бомб на больницу, а потом на то, что от него осталось, прятавшиеся выходили из подвала и продолжали свое существование в надежде на то, что всему, даже безумию, когда ни будь должен прийти конец.
      Но однажды Малика, семнадцатилетняя дочь Марьям,  напрочь отказалась выходить из подвала. Никакими уговорами и силами невозможно было ее оттуда вытащить наверх. Она поднимала страшный крик, забивалась  в сырой угол, закрывала лицо руками. У нее появлялась такая невероятная сила, что отец и брат пугались, а позже перестали до нее дотрагиваться. Так и жила Малика в подземелье. Говорить о том, что их дочь и сестра сошла с ума они, разумеется, не хотели, надеялись, исцелится, а может, и замуж ее еще кто возьмет. Поэтому говорили, что уехала к родственникам в Казахстан, где раньше жили.
   Малика была необычным ребенком. В три с половиной годика крошка  удивила и напугала все семейство. Она вдруг заговорила на совершенно непонятном, странном языке, в котором лишь отдельные слова были похожи на чеченский. Старшие то смеялись, то дразнили малышку, то кричали на нее, доводя до слез. Все воспринимали эту странность как дефект речи и никто не додумывался обращаться к врачам.
       Странности, происходящие с Маликой, впоследствии начали проявляться не только в речи.  Она  сторонилась людей, задавала странные для детей вопросы, пугала рассказами о всяких удивительных небылицах.
      Встревоженный отец, наконец, проконсультировался с опытным врачом и тот сказал, что в девочке, возможно, говорит так называемая латентная, скрытая память. Такая память может генетически передаваться и просыпаться в человеке спустя даже века и тысячелетия. В таких случаях знание давно забытых, мертвых языков – обычное явление. Только тогда родители поняли, какую оплошность допустили, не показав ребенка своевременно специалисту.
    И вот теперь – новая беда…



Из записок Безумца


     Гигантские телескопы тщательно вглядываются в глубины Вселенной, в бесконечные дали, в бесчисленное количество созвездий и галактик. Но конца не видно. Сверхмощные электронные микроскопы пытаются разглядеть   мельчайшие частицы материи. Но это тоже невозможно. Ведь все делится, даже самое маленькое, если даже рассуждать не как физик, а как философ.
      Нет такой малой частицы, которая не делилась бы, значит, нет предела и маленькому. Глубины атома (микрокосма) также непостижимы, как и глубины Вселенной (макрокосма). Мы, человеки, никогда не узнаем, что такое абсолютно большое и что такое абсолютно маленькое, как не узнаем где начало и конец всему, с чего все начиналось и чем кончится, потому что человеческому мозгу, которому Богом определено свое конкретное измерение, просто не дано переступать отпущенное, отмеренное, предопределенное.
      И, тем не менее, только человеку даны Разум и Совесть. Даны с главной, императивной целью: чтобы человек понял, что Он, Бог, существует и пытался Его понять, постичь, узнать! Какая величайшая миссия!
      Определяя человечеству, всей исламской умме такую задачу, Всевышний делает людей своим соучастниками величайшего проекта распространения Разума и Совести во Вселенной! Творец хочет, чтобы люди заполняли Великую Пустоту семенами Разума и Совести на уровне своего человеческого измерения!
      Ноосфера – сфера обитания человека в глубинах Великой Пустоты – меньше, чем капля во всех морях и океанах земли вместе взятых. Но мозг человека охватывает многое. Он уже давно рвется из своего гнезда, именуемого Землей и Вселенной, в бесконечную стихию метафизики.
     Но как больно, невыносимо тяжело знать, видеть, что гнездо - все еще дремучее болото, в котором напрасно тонут поколение за поколением красивых, чудесных людей в алчной, честолюбивой погоне за деньгами и ложной славой. В котором люди не дают друг другу подняться, взлететь, чтобы с достигнутых вершин потянуть из болота  других…  Ведь сколько раз о главном сказано пророками, расписано в Торе,  Евенгелии, Коране?
 

**

    Пропадающих без вести на этой войне чеченцев ни местные промосковские власти, ни правозащитники, никто не искали. Считали это делом безнадежным. Как никому не было дела и до самой войны, ни близким и дальним народам, ни единоверцам со всего мира. Полнейшее равнодушие. Больше бы забеспокоились, если бы где-то отстреливали жирафов или бегемотов.
     Но однажды исчез отец какого-то  вора - бизнесмена в Москве, выходца из Чечни, связанного с евреями.   Вор с помощью своих друзей – евреев привел в движение множество людей, включая депутатов, правозащитников, журналистов.  И, главное, нашел выход на какого-то загадочного невзрачного тихого мужичка в черных одеждах и черных очках, которого в последнее время часто видели рядом с Командующим федеральной группировкой и который, как шептались, свободно входит в Бален Берд и также свободно выходит оттуда.
     Мужичок, рассказывали, нашел и вернул бизнесмену труп отца за несколько  миллионов долларов.
     Труп в тот же час захоронили. Похоронный обряд длился недолго. Смертям никто не удивлялся, даже если гибла половина или даже вся семья вместе с грудными детьми. Такое было время. И такое с чеченцами происходило отнюдь не впервые.
     Но бизнесмен, рассказывали, не успокоился. Он хотел узнать причину смерти отца.
     В тот день, ближе к обеду, в Нохчи Эвла приехала целая делегация. Главная среди них, очевидно - высокая, худощавая женщина в короткой стрижке без платка или шапочки. Холодно в горах ранней весной. Но женщина, видать, закаленная, представилась журналисткой из Москвы. Анна Справедловская. Говорит, приехала проверить сигнал – в Чечне широко раскручен бизнес по торговле человеческими органами. Людей задерживают, вынимают внутренности, а трупы либо выбрасывают, либо кормят ими собак, либо продают родственникам, если те находят требуемую сумму. И что в этом бизнесе, якобы, замешано много самих чеченцев.
    Вместе со Справедловской – работник прокуратуры, который в любую секунду готов выписать любую бумажку, позволяющую соблюсти законность в правовом российском государстве. А Чечня, безусловно, субъект этого правового государства.
     Труп отца бизнесмена - самый свежий труп. Его надо эксгумировать для исследования. 
     Выкопали. Живот зашит. Значит, скрывали. Посмотрели внутрь – там действительно пусто, нет внутренних органов. Но лежит какая-то записка, завернутая в целофан. Справедловская первой ее схватила, развернула. На окровавленной бумажке строки крупными, аккуратными буквами: «Мы создаем генетическую бомбу. Испытываем на живых людях. Остановите нас!!!»
     Прочитав, Справедловская побледнела. Она  быстро спрятала записку в карман  куртки.  Журналистка не знала, что за каждым движением непрошенных гостей следят сотни видеокамер.
      Через две недели труп Справедловской нашли возле подьезда собственного дома. Преступниками объявили двоих чеченцев, которым дали пожизненные сроки.

 


**

     Сомсом заботился о Мухдане. В каждую субботу ему аккуратно кто-то передавал свежие фрукты, овощи, конфеты, различные консервы, предметы гигиены. И теперь у него столько всего накопилось, что в тумбочку не влезало. Раздавать их всем – стало его немногим приятным занятием здесь.
       В тот вечер, получив большое красное яблоко,  когда лежали на кроватях, Уличный не головой кивнул, как обычно, не мямлил что – то себе под нос, а сказал тихо, но четко:
     - Большое спасибо. Я люблю яблоки с детства.
     Мухдан был ошарашен, но обрадован, поняв, что у него появился собеседник.
     - Я тоже люблю яблоки. Говорят, они снижают холестерин в крови. – сказал Мухдан. Чуть погодя, добавил: - а ведь жить, оказывается, хочется даже в дурдоме.
     - Весь мир – дурдом, - философски заметил Уличный. - Ты впервые в таком заведении?
     - Вообще – то нет. А ты?
     - Я впервые, - коротко ответил Уличный, и, чтобы ему больше не задавали вопросов, засыпал ими Безумца:
     - И что тебя беспокоит? Какой диагноз? Тебя признали общественно опасным? Сказали, когда выпустят?
     - Меня ничего не беспокоит, - спокойно ответил Мухдан. – Я разговариваю с Богом, а мне никто не верит.
     - Э-э-э, брат, твое место в шестой палате, - заметил Уличный, который, как старожил, больше знал.
     - А почему? – не понял Мухдан.
     - Там у нас живет один Ленин, один сын Гитлера и два пророка Иисуса. Правда, один тот, древний, а другой – молодой, новоявленный.
     - Ты издеваешься. А хочешь я тебе докажу, что разговариваю с Богом? С ним даже ты разговариваешь. Все разумные люди, в ком хоть частица совести,  в постоянном диалоге со Всевышним Творцом! – оживился  Безумец.
     - Ты лучше расскажи, что тебе говорит твой Бог?
     - Он мне сказал, к примеру, что здесь я встречу человека, благодаря которому я узнаю судьбу своего пропавшего без вести сына, - соврал Мухдан. Голос ему такое не говорил, но Безумец думал о своем сыне постоянно и ему нужен был повод, чтобы переключиться нас эту тему.
     - Бог тебе на самом деле так сказал? – удивился Уличный.
     - Да, – соврал Безумец неуверенно. Но Уличный придал этому большое значение. Он сказал:
     - Ну что-ж, может оказаться, что этот человек – я.
     - То есть как? – не понял собеседник.
     - Я кое-что знаю относительно ваших мест, точнее, войны в ваших краях, - с грустью сказал Уличный и замолк. Мухдан смотрел на него умоляюще:
     - Расскажи…
     - Сейчас не могу.
     - Ну хоть немножко… - уже открыто умолял Безумец.
     - Немножко не получится. Если рассказывать, то надо говорить все. А все рассказывать еще рано.
     - Но почему? Когда будет можно?!
     - Ну, когда будет принята международная Конвенция о запрете частному капиталу заниматься определенными видами научной деятельности, - ответил Уличный и теперь уже Безумец засомневался в умственном здоровье своего коллеги по заведению.
     - Слушай, Уличный, скажи мне, а за что ты сидишь?
     - Я сам пришел, - коротко ответил собеседник и гордо отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Безумец не стал навязываться.
     - Ну что-ж, доказывай, - повернулся к Мухдану и даже улыбнулся Уличный через миг.   Безумец  увидел эту странную, какую-то удивительно тонкую и добрую улыбку впервые и она ему  понравилась. Она  многое говорила об Уличном, о его загадочном прошлом.
     - Что доказывать? – не понял Мухдан.
     - Доказывай, что ты разговариваешь с Богом.
     - А вот и докажу. Слушай! – оживился Безумец. – Как ты думаешь, откуда в человеке совесть?
     - Оттуда, откуда и все остальное, - ответил Уличный быстро, не задумываясь.
     - Ты поторопился с ответом, - заметил Безумец. – К примеру, желание покушать, размножаться, ухаживать за своими детенышами есть и у животных. А вот откуда, и, главное, для чего совесть? Вот подумай. Если следовать теории эволюции Дарвина, вид приобретает  востребованные условиями качества: - корм на верхних ветвях деревьев предположил появление длинношеих жирафов. Обезьяна стала носить одежду и у нее выпала шерсть и так далее. Но почему древнему человеку нужна была совесть? Совестливые люди даже сейчас в начале двадцать первого века обречены на вымирание. Ты задумывался над этим?
     - Интересная постановка вопроса, - согласился Уличный. – Я как-то и не заострял на этом внимание.  И как, по-твоему? Откуда в человеке совесть?
     - От Бога. Совесть – это язык Бога с человеком! Язык самый совершенный, постоянный, на все случаи жизни! Осознание этого как реальность, а не как метафора - величайшая духовная революция в религиозной философии и судьбе всего человечества!
    - Постой, постой… вот почему совесть была у них на первом месте…
     - У кого? Что за первое место? – не понял Мухдан.
     - Да это так, мысли вслух. Ну, ты даешь, Мухдан. Считай, что в моем сознании ты уже совершил нечто похожее на революцию.
     - Правда? Ты поверил? – оживился собеседник.
     - Бог, создав человека разумным, не мог отдать его на терзание, точнее, на самоуничтожение этим разумом, не давая ему вместе с разумом и совесть. Совесть – подсказчик, как пользоваться этим разумом не во вред себе. Вполне логично. Я согласен с тобой, коллега! – Засветились глаза у Уличного. – А в наше время борьба совести и бессовестия, веры и безверия достигли своего апогея. Совесть пока проигрывает…
     - Вот поэтому мы с тобой здесь, в дурдоме, а бессовестные на личных подводных лодках ищут острые ощущения. Яхты за миллионы долларов и толпы длинноногих блондинок им надоели, - продолжил Безумец.
     - Хорошо бы, если бы для остроты ощущений подводных лодок им было достаточно, - ответил Уличный, но Мухдан не придал этим словам значения. Он был в восторге от того, что коллега по несчастью так быстро согласился с его главным открытием в этой жизни – с определением феномена совести.
     - Ну и что дальше? Какие выводы ты делаешь из своего открытия? – спросил Уличный.
     - Самые революционные. Признание совести языком Бога с человеком сразу решает многие кажущиеся неразрешимыми проблемы.  Во – первых, это сближает и объединяет все мировые религии. Человеку для истинной веры не нужны никакие посредники. Все чинуши от множества конфессий, паразитирующие на священных религиозных чувствах людей, остаются за скобками. Вера из сплошного лицемерия и показухи становится неразрывной частью души человека. Позорное обрядоверие, процедуроверие остаются в человеческом детстве, как осталось там примитивное язычество.  Политики и чиновники  теряют возможность превращать свою фальшивую набожность в рекламу фальшивой благочестивости. Политтехнологи и политавантюристы лишаются возможностей разыгрывать разность религиозных верований в своих грязных провокационных целях. Человеческая нравственность, катастрофически подающая, поднимается на принципиально иной уровень…
     - Молодец! – вырвалось у Уличного. – Это – действительно судьбоносный прорыв. Когда  ни будь я расскажу тебе, почему я так думаю. Пока не могу…
     - Ты все время разговариваешь со мной какими-то загадками, - упрекнул Мухдан собеседника. – Ты что, боишься кого-то, или чего-то?
     - Да, боюсь, и тому есть причины, поверь. Мне кажется, что когда ни будь у меня представится возможность обо всем тебе рассказать.
     - Ты говоришь о масонах?
     - Название не важно. Это могут быть масоны, кальсоны, кто угодно,  главное – обладатели безмерных денег. Бешенных денег. Тех денег, которые сами диктуют людям стиль деятельности и поведения. Вечная проблема духа и золота. Она сейчас невероятно обострилась, подвела человечество к самой грани самоуничтожения. Либо золото подчинится Богу, поняв, что Он есть, либо собственная гордыня превратит его в прах. – Помедлив, вздохнув, добавил: - Но перед этим оно погубит сперва человечество. Золото из предмета восторгов и умиления превратится в ядовитого дракона, источающего уже на этом свете пламя Ада. – Помолчав, продолжил: - Человечество еще не осознает, как опасны бесконтрольные деньги.
     - Полностью с тобой согласен, - восторженно заявил Безумец, - оказывается, надо было попасть в дурдом, чтобы от кого-то еще услышать абсолютные истины. И я говорю, что в мире функционируют параллельная тайная экономика, тайная политика, тайная история, цели и задачи которых не разглашаются.
     - Не просто экономика, а экономика паразитическая, разбухающая год от года на международных финансовых спекуляциях. Деньги породили сверх деньги и поработили тех, кто вовлечен в этот безумный процесс. Не случайно ведь и христианство и ислам с самого начала предупреждали человечество об опасности ростовщичества, относили это к тяжким грехам. Сегодня ростовщичество смутировало  в мировую машину производства пустых, ничем не обеспеченных денег и эта машина делает политику, держит все слабые народы и государства в экономическом рабстве. А чтобы народы вдруг не договорились и не попытались выйти из этого рабства… - Уличный замолчал. Он прервал свой возбужденный разговор. Очевидно, не хотел заходить за какую – то известную только  ему грань. Он явно недоговаривал, остерегался чего-то.
     Безумец не стал его допытывать, хотя мысли Уличного его сильно заинтересовали. Логично решил, что времени для продолжения дискуссии впереди много.

Диалоги с Голосом
 
    - О, Творец! Всему есть своя логика. Почему Ты дал Кавказу столько удивительной красоты и щедрости?  Мне кажется, о Всевышний Аллах, что даже метафорический образ Рая – сады, где внизу текут реки – списан в священном Коране с Кавказа.
     - Не с Аравийской же пустыни, - пошутил Голос - Кавказ на самом деле особое место. Здесь – родина человеческого духа. При том скоплении народов, обычаев, нравов, здесь вырабатывается общечеловеческий кодекс сдержанности, мужества, чести, достоинства. Эти процессы не заметны на первый взгляд, но добро ведь, как и зло, как и эпидемии, возникают в каком-то очаге, а потом распространяется. Люди этот процесс плохо изучают. Они думают почему-то, что зло кем-то планируется, откуда-то исходит, а добро возникает самопроизвольно без очага и без его конкретных творцов.
     - Я догадывался, о Всевышний, что в этих горах есть что-то особенное. Бог, скажи, а почему Россия все время что-то мутит? То здесь мировые революции с замыслом освободить все человечество от ненавистных народу буржуев-кровопийц, то самый оголтелый, самый циничный и наглый олигархат, воровским способом присваивающий за считанные годы практически все народные богатства? Что здесь вырабатывается -  общечеловеческое рабство и унижение, или общечеловеческая жестокость и несправедливость? А может, общечеловеческое терпение?
     - В России на самом деле многое решается, с грустью, как показалось Безумцу, ответил Голос. – Здесь на самом деле удивительные контрасты человеческой доброты, звериной жестокости, человеческого терпения и дикой, необузданной алчности. В этих крайностях тоже вырабатывается своя мудрость, которая становится опытом для всех народов, всего человеческого сообщества. У каждой из названных качеств есть свои конкретные носители, те, кто считают Россию своей родиной и бережно, с любовью к ней относятся и те, кто считают ее только зоной для экспериментов и наживы. Но постольку, поскольку у экспериментаторов денег всегда больше, и их накопление – основная их цель,  они оказываются несравнимо более организованными, особенно теперь, когда миром правят эти деньги и купленная на эти деньги система информации.  Этим людям удалось совершить над народом самый страшный грех – они отлучили народ от их Творца. Вот поэтому им и удается осуществлять здесь все свои бесчеловечные эксперименты.   
     - Скажи, о Бог, долго еще эта беда будет торжествовать в России?
     - Беда, как ты ее назвал, волной покрывает добрую половину земного шара. Денежные спекулянты – глобалисты хорошо понимают, что их безраздельной власти, безопасности их громадных денег мешает только человеческая природа, такие врожденные человеческие свойства и качества, как стыд, совесть, честь, достоинство, благородство, тяга к справедливости, любовь к Богу. Все это – естественные враги необузданной человеческой алчности, жестокости, желания безраздельного господства. То есть, естественные враги тех, кто сегодня реально осуществляет власть на доброй половине земного шара, называемом западным миром. Кто победит в этой эпохальной схватке духа и золота – вот на самом деле  судьбоносный  спор.
     - И какова, о Бог, роль Кавказа в этой судьбоносной схватке?
     - На планете Земля Кавказу, как мы отметили вначале, отводится особая роль. Не случайно Кавказ рядом и вместе с Россией. Вспомним хотя бы события двух последних веков, отношение различной российской интеллигенции к кровавым событиям, происходящим здесь, разделим их условно, грубо на две части, на Толстого и Ермолова. Двуглавая, лицемерная и жестокая Россия и дальше будет здесь мутить до тех пор, пока Кавказ не решит две проблемы. Проблема первая – это мир внутри себя. Проблема вторая – это духовная поддержка народа России.
     Народ России, между прочем, ждет этой поддержки, хотя высказать это вслух ему мешают многие серьезные причины. Но одиночки в России прозревают. 
     - Скажи, о Всевышний Аллах, каковой могла бы быть дальнейшая миссия Кавказа в судьбе России, мира?
     - В кавказских народах невероятная сила жажды жизни. Кавказские дети Нохи эту жажду воспитывали в себе веками и тысячелетиями, балансирования между жизнью и смертью. Эта жажда усиливается любовью к той волшебной красоте, которая их повсеместно окружает. Вот с этой безмерной, нескончаемой жаждой, любовью к жизни Кавказ и может делиться со всем пошлым Западом, утонувшем в своем гедонизме разврата и вещизма. Кавказцы смелее должны заявлять о себе, быть активнее, не робеть перед чужими деньгами и амбициями. Я для этого многое сделал. Но если будет делаться конкретные шаги, сделаю еще больше.
     - Я как-то так и думал, о Творец, поэтому и задавал такой вопрос.
     - В  священном откровении – Коране, чаще всего сказано о долге мусульман творить благое. Что может быть благороднее желания мира, спокойствия, любви между людьми и народами?
     - О, Творец, но ведь даже кавказцы разделены между собой религиями. Что делать? Как сблизить сперва самих кавказских детей Нохи?
     - Возвращайтесь к Нохе. Все последующие пророки – дети Нохи. Они по-разному называли свои верования, но ведь в  Коране я ясно сказано, что мы не делаем различий между пророками! Почему люди об этом забывают и совершают тяжкий грех? Пусть все последуют примеру тех, кто до сегодняшнего дня донесли верность Нохе – тарикат Нохчалла. И чем раньше они это сделают, тем будет лучше, потому что это должно произойти рано или поздно со всеми истинными мусульманами, а затем и со всеми людьми и народами, если они хотят дойти до Судного Дня людьми, а не животными.  Нохчалла – тарикат, который в крови, в генах, а не в ритуалах и процедурах. Поэтому его нельзя менять, переделывать на свой лад. Это – внутренний голос человека. Вот что означает мой аят, что я ближе к каждому человеку, чем его кровеносная артерия.
     С нохчалла нельзя кичиться, спекулировать, превращать его в рекламу своей набожности и добропорядочности, не являясь таковым на самом деле. В тарикате нохчалла нет и не может быть лицемерия, так осужденного в Коране. Поэтому тарикат нохчалла – моя последняя надежда спасения человечества у самого края пропасти. Поэтому мною было сообщено еще много веков назад, что люди будут останавливаться и восторженно оглядываться, когда им будут встречаться нохчий – не потерявшие, сохранившие в себе нохчалла.
     - Творец, я тоже еще с детства слышал, что нохчий в одно время будут близки к исчезновению, как упавшая плеть, нанесенная  песком. Но тут же подует ветер, и из-под песка обнажится эта плеть. Так возродится и народ нохчий.
     - Главное – предостерегаться от провокаций.  Скажи своему и всем народам, что они не одолеют сатану, если не будут все время учиться, накапливать знания и информацию. Необразованное общество – как покорная глина, из которой коварный Иблис лепит все, что угодно.



**
 

    Поняв, что Малику никак не вывести из подвала, более того, она все больше замыкалась в себе, все реже отвечала на вопросы, Марьям привела  знакомого психиатра. Доктор как-то быстро нашел способ разговорить больную.
     - Я знаю, что ты необычная девушка. Но хотелось бы, чтобы ты кое что сама о себе рассказала, - попросил доктор. 
     Малика, краснея и виновато улыбаясь, начала свой странный, сбивчивый рассказ:
     - Когда я была совсем маленькая, я начала разговаривать на каком-то странном языке.  Надо мной все смеялись, думали, что я сама сочиняю для себя какой-то язык, называли выдумщицей. И больше я об этом никому не рассказывала, даже маме. А потом мне начали сниться удивительные сны, и в этих снах с людьми я разговаривала на том самом  странном языке. Там, в снах, у меня другие родители. Я с ними общаюсь, как с настоящими. Та мама, которая во сне, сказала мне, чтобы я спряталась. Со мной должна приключиться какая-то беда. Если расскажу, скажут, что я сошла с ума. Все это не с проста, доктор. Это не обычные сны…
     - И как часто они тебе снятся? – насторожился доктор.
     - Иногда часто, каждую ночь. Иногда бывают перерывы на несколько месяцев. И я с ними разговариваю на том языке…
     - Так ты этот язык не забыла? Помнишь до сих пор? -  удивился доктор.
     - Я его, проснувшись, забываю. Но вспомнила бы, если бы со мной на этом языке кто-то заговорил, или письмена такие показал – уверенно заявила Малика. -  Но я знаю, что он не похож ни на английский, ни на немецкий, не на тюркский, скорее на наш, чеченский. Только очень странный, ласковый и простой…
     - А ну-ка попробуй сказать мне что-нибудь!
     Девушка смущенно прошептала:
     - Ин ази гини са ду.
     - Что ты сказала?!
     - Боюсь, что это не точно, но я хотела сказать, что это - голос издалека…
     - А почему ты так думаешь?
     - Потому что тот мир, который мне снится – это очень древний мир. Я, когда  изучаю в школе историю древнего мира, смотрю картинки, все это настолько знакомо и близко, будто я вчера еще была там, среди них, и будто они все еще живые…
    Немного помолчали. Доктор задумался, не в латентной ли памяти данный случай, когда генетический голос из далекого прошлого вдруг столь ярко проявляется.
     - Но я вам далеко не все еще рассказала…
     - А я знаю! Точнее, догадываюсь. Ты же говоришь, что в снах переживаешь почти столько же эмоций, сколько и в реальной жизни. Это действительно феномен и его надо изучать.
     - А я согласна! – уверенно заявила Малика, - Мне самой интересно многое понять. Ведь прошлое очень тесно связано с настоящим. Мне даже кажется, что они там, в прошлом, не только знают о нашем настоящем, но и о будущем! Они никак не докричатся до нас!
     - А тебе они говорят что-то конкретно? – осторожно спросил доктор.
     - Конечно! Они говорят, что Иблис путает наш разум, издевается над нами. А мы его не распознаем, потому что он прячется в душах людей…
     - И чего же хочет Иблис?
     - Он хочет разлучить людей с Богом. Сделать всех покорными, либо извести, уничтожив. И Иблис уверен, что это ему удастся.
     - И почему же он так уверен?
     - А потому что у него денег много. Очень много. Он их сам делает, сколько хочет. И он готовит какое-то страшное  оружие, от которого невозможно спрятаться, уцелеть.   
     - А чего же хочет Иблис, в конце концов, как ты думаешь, Малика?
     - Мне говорят, что Иблис хочет, чтобы люди молились на него, считали его Богом. Он хочет доказать Богу, что он сильнее Его…
     - А кто тебе так говорит? – с каждым разом все больше удивлялся доктор.
     - Мой отец… тот, который во сне… я же говорила.
     Доктор опять на минуту замолчал. Малика с каждым разом удивляла его все больше. Вот сейчас он уже немного засомневался в душевном здоровье девушки.
     - Не волнуйтесь, - тут же успокоила его девушка, уловив его смятение, - все в порядке. Я людям о таких вещах не рассказываю, они все равно не поверят. Вы – другое дело. Вы ведь хотите меня изучить…
     Да, ты абсолютно права, - согласился доктор, – все это надо зафиксировать и изучить, Малика. 
     - Я согласна, - еще раз повторила девушка.
     - Ладно, сейчас  поднимемся в дом, чтобы твои настоящие родители не волновались. А потом мы с тобой еще раз встретимся. Договорились?
     - Договорились, - впервые улыбнулась девушка.
     «Эта девушка действительно феномен. Ее глаза мне рассказали намного больше того, что она хотела сказать. Удивительный человек…» - думал доктор по дороге обратно.
     «Рассказать ему все или не надо? Если нет, то кому и когда я обо всем расскажу? Или унести мне все это с собой в могилу? Так ведь нельзя…» - размышляла Малика.
 
**


       В тот вечер к Мухдану, который сидел на скамейке во дворе интерната, подошел худощавый, обросший короткой рыжей бородой и начинающими седеть висками высокого роста мужчина. Сперва он напомнил Безумцу спившегося бомжа, но по дальнейшему его поведению и с первых же слов понял, что перед ним интересная личность с не совсем обычной судьбой.
       - Здравствуйте, я слышал, вы чеченец. Вы позволите мне поговорить с вами?
       - Да, конечно. Садитесь, - продолжал Мухдан с интересом изучать незнакомца, который выглядел намного старше своих лет.
       - Не буду убивать ваше время, - был вежлив незнакомец, - поэтому буду говорить коротко.  Смоленцев Алексей Иванович, - представился он и протянул руку. -  В недавнем прошлом я офицер. Служил в Чечне в Дивизии особого назначения. Вы, наверное, слышали про ДОН, нас еще называли «лютый ДОН». Там у Шолохова Тихий Дон, а у нас… сами понимаете.
       - Да, понимаю. Всякое там бывало, - пытался Мухдан поддержать разговор, совершенно не понимая, к чему он приведет.
        -  Наломали мы там дров, - извинялся собеседник, - задача перед нами такая была поставлена. Навести страх и ужас.  Государственный терроризм... А я не должен был в этом участвовать. Смалодушничал. – Помолчал, потом продолжил сбивчивым голосом: - Хотел покончить с собой там, но понял, что этим душу свою не спасу. Короче, я хочу, чтобы меня казнили чеченцы. Как хотят. Пусть отрезают голову, расстреливают, забросают камнями, мне без разницы. Вы же чеченец, посоветуйте, кто и как это лучше сделает?
      - Я так понял, Алексей, что вы сами себя уже давно казните, - ответил Мухдан. – Успокойтесь, вы не первый. Вы из тех, в ком совесть человеческая осталась. Это хорошо. Я думаю, что прошлое надо оставить в прошлом и начать новую жизнь. – Подумав немного, добавил: - Если хотите, можете как бы исповедаться, чтобы облегчить душу. Так ведь говорят наши доктора и священники. Я, конечно, не священник, не мулла, но думаю, что смогу что-то посоветовать.
       - Я лично никого не убивал. Это правда. Но я не должен был принимать никакого участия в этом, – волновался Алексей.
       - Я так понимаю, вы уже ушли из армии?- втягивался Мухдан в разговор, искренне жалая успокоить и помочь человеку.
       - Да, у меня инвалидность.
       - А семья есть?
       - Развелся. Дочь с матерью осталась.
       - Вот давайте думать, как лучше прожить оставшуюся жизнь. Вы еще человек молодой. Сможете сделать так, чтобы дочь вами гордилась. Сойдетесь с супругой, или женитесь еще раз. Вся жизнь, можно сказать, впереди…  У многих военных похожие проблемы. Давайте не будем убивать себя раньше времени.  Раз Всевышний дает вам возможность жить дальше, то нельзя думать о смерти, тем более о самоубийстве. Это ведь тяжкий грех и по Библии, и по Корану!
       Пациент некоторое время молчал, опустив явно уставшую голову, а потом спросил:
      - Вас как зовут?
      - Мухдан.
      -  Мухдан, скажите честно, вы в Бога верите?
       - Конечно, верю. Я же в здравом уме, хотя сижу в дурдоме…
       Возникла долгая пауза. Мухдан видел, что пациент сомневается, говорить ему или нет. Торопить его он не хотел. Тем более, что он ему  чем-то был симпатичен, хотел понять и помочь, чем можно.
       - Мухдан, а вы бы могли мне помочь в одном вопросе?
       - Конечно,  если могу чем…
       - Я хотел бы вернуться в вашу республику, принять ислам, устроиться на работу…
       Эти слова были настолько неожиданными, что Мухдан надолго задумался. Человек говорит, что хочет, чтобы его убили, и тут же – хочет принять ислам…  Затем  начал уточнять, войдя в роль психиатра:
       - Алексей, извините, у вас какой диагноз?
       - Вы хотите этим сказать, что нормальный человек не станет принимать ислам?
       - Скорее, нормальный русскоязычный, как говорят, человек не будет из России рваться в Чечню. Во всяком случае, на данном этапе. А ислам, если хотите, можно и здесь, в Москве принять.
      Опять возникла  многозначительная пауза.
       - Мне кажется, Алексей, что вы от меня что-то скрываете. Что-то не договариваете, хотя это вас мучает.
       - Вы правы, Мухдан. Я ношу с собой тайну, которой полтора столетия. Но я еще не готов поделиться с ней. Я думал, что со временем найду верное решение. Но я еще больше запутался…  –  и, с минуту помолчав: - А можно я еще раз подойду к вам, попозже?
       Подходите, конечно. Рад буду помочь.  Говорю это совершенно искренне,  - улыбнулся Безумец. 
     Алексей как-то неуклюже встал со скамейки и медленно удалился походкой человека, которого давно угнетала депрессия.



Из записок Безумца

«О, странник пустыни!
Боюсь, ты никогда не достигнешь Каабы,
ибо тот путь, по которому ты следуешь,
 ведёт в Туркестан».
                Саади


     Великий прорыв предопределен и неизбежен. Он произойдет, когда люди поймут, что на самом деле погибнут, если не обретут истинного Бога, а устаревшие религиозные представления стали работать против Бога.  Человечество давно обрело электрический свет, пересело с верблюдов на иной транспорт, научно-технический и постиндустриальный прогресс очевиден и неудержим, и именно этот процесс предполагает священный Коран, призывая свою умму к обретению ЗНАНИЙ!
     Но наши священнослужители застряли в средневековых догмах, будто ислам – это бытовые истории пророков и их родственников, а не величайшая философия, которая должна совершенствоваться вместе со стремительно меняющимся временем. Ведь священный Коран – на самом деле не застывшая догма, а классическая философская основа, фундамент истинного мировоззрения монотеизма, мировоззрения добра, любви, справедливости, братства народов.
      Радикально изменившемуся миру необходим радикальный прорыв в области знаний о нашем Творце, и этот прорыв – в осознании одной простой, величайшей истины: Бог не где-нибудь на стороне, а в наших душах, в нашем разуме, в нашей совести, и Он в постоянной связи с каждым из разумных людей на языке совести. Это – главное!  И задача священнослужителей – правильно объяснять это людям, а не помогать чиновникам обдирать свой народ, прикрывая их безобразия демагогическими повествованиями из средневековых историй и мифов, выдавая свою показную набожность за персональную святость и духовный подвиг.   
 
      

 

 
**

     Мать Марьям, Асма  вернулась  на  родину  гораздо  позже, чем  её  сверстницы,  которых  малышами  увозили  в  Казахстан  в печально знаменитых скотских вагонах. Выжила. Отца  с  войны  не  дождалась, мать и братьев в чужой ковыльной земле оставила.
     Голодное, босоногое  детство, лишения  закалили  характер Асмы. 
     В  пятьдесят  четвёртом  году  в  посёлке  объявился  молодой, стильный по тем временам парень. Это - бывший детдомовец Эдик.  Переехал к  родному  дяде. На родном языке  разговаривал  плохо, но  девушкам  он  все равно нравился – высокий,  улыбчивый, чубатый,  в  вельветовой  куртке  с  карманами  на  молниях. К  тому  же  дядя  ему  мотоцикл  купил. Как  положено  настоящему  чеченцу - своим сыновьям не  купил, а  вот  сыну покойного  брата…  Блестящий  никелированными  железками,  чёрный  мотоцикл «ИЖ-49» - мечта  всей послевоенной молодёжи.
     Из  всех  девушек  посёлка  и  округи   Эдик  выбрал  Асму.
     Молодые супруги  были  вежливые,  общительные  со  всеми. Эдика  вскоре  избрали  заместителем  председателя  колхоза.  Асма  пошла  работать  воспитателем в  колхозный  детсад. 
   Через  год  у  них  родился  сын. Имя  подбирали  всем  правлением  колхоза. Решили  назвать  Адам,  в честь отца всех народов.  Потом появилась Марьям.
    В одно время  политика  по  отношению  к  чеченцам -  спецпереселенцам  резко  изменилась. Им  разрешили передвигаться из поселка в поселок, а потом и возвращаться  на  родину. Эдика  уговаривали  остаться  в  колхозе,  но  он  твёрдо  решил  ехать  домой.  Асма  в  этом   решении  его  поддерживала.
    Они  уже  строили  планы,  как  наладить  свою  жизнь  на  Кавказе, о чем столько мечтали. Но умерла мать Асмы  – Айна.  Похоронили  её  в  той  части  кладбища, где  уже  за  тринадцать  лет выростали  многие бугорки  чеченских  могил.
     В  тот  год  Асма  не  захотела  выехать  на  родину. Хотелось  хотя  бы  год  побыть  рядом  с  могилой  матери. Не  могла  она  знать, какая беда  ждёт  её  грядущей  зимой.
     Тем  летом  была  засуха  и  колхоз не смог заготовить достаточно сена. Скот голодал  без  корма.   Даже  солома  закончилась  в  середине  зимы.    Начался падеж.   Эдик  затеял  рискованное путешествие – отправиться в  соседнюю  Уральскую  область,  поискать  корма  взамен  свежего  мяса.  Районное  начальство  разрешило.
     В пути  Эдика  с шофером  настиг  буран. Они  заблудились  и  далеко  отъехали  от  дороги. Кончился  бензин. 
     Отправившиеся на поиски нашли только машину.  А их  трупы, обглоданные  степными  зверьми,  нашли только  к весне.
    Прошло еще два года.  В  Чечено - Ингушетии  к  тому  времени  Асму   с детьми никто  особенно  не ждал.  В доме  её  отца поселился  двоюродной  брат с семьёй.  В   родительском  доме  Эдика  тоже жили  его родственники.  Помощь пришла  от  дяди  Эдика,  от того самого, который  мотоцикл  ему  когда-то покупал. Он  работал  в  Астрахане  на  железнодорожной  станции. Забрал семью к себе.  Асму устроил на работу в депо, детей – Марьям и Адама – в школу.
    Так  и  прожила  Асма  пятнадцать  лет  в  полпути  до  родины, не  доезжая, пока  не  выросли  дети,   а сын  не  поставил  вопрос  принципиально:  надо ехать на родину! Хватит по чужбинам скитаться!  Это  уже  после  армии.
     Вскоре, вернувшись на родину, Асма умерла и дети – Адам и Марьям, остались одни.
     Адам женился, построил  небольшой  домик  на  краю  села,  на каменистом  участке  возле  ольховой  рощи на берегу речки. На  его  строительство ушли  все  средства,  накопленные  годами. В 1973 году вышла замуж Марьям. Дела  понемногу  начали  выправляться.  Муж Марьям, Ваха  работал  водителем  в местной   участковой  больнице.  Вскоре у них родились дети – Имран и Малика.
     С  тех  пор  пролетело немало  лет.   Ваха  имел  в  селе  репутацию  почти  святого  человека. Получая  мизерную  зарплату, он  не  отказывал   никому  ни  днём,  ни  ночью,  когда  нужно  было  срочно отвозить  больного  человека в райцентр или столицу.  Помогать  людям  стало  призванием  этой  дружной  семьи  на  окраине  села. Марьям  гордилась  этим. 
     Дети росли послушными.   Очаровательная, тихая Малика и умница, исполнительный Имран.  В школе учились хорошо.



**


     Через пару дней Мухдан и Алексей вновь сидели на скамейке. На этот раз ветеран ДОНа был чисто выбрит, его прическа была уложена гелем.
    - Ну что, Алексей, не передумал обратиться в ислам? – доброжелательно спросил Мухдан. – Наверняка у тебя есть своя мотивация этого важного шага. Что-то произошло?
     - Вы правы, Мухдан. Все началось там, дома, в Князевке. Это в Пензенской области. – После небольшой паузы продолжил: -  Был у меня прапрадедушка. Отец Алексей. Меня назвали в память о нем. Своенравный, слышал с детства, был поп. Не мог терпеть несправедливость. Поссорился с помещиком, который издевался над крестьянами. Не хотел отпускать их даже после отмены крепостного права в 1861 году. Словом, подбросили ему труп, обвинили в убийстве и сослали на каторгу в Новгородскую область, в поселок Устюжино. Там через три года к ним на зону подселили одного необычного старца, который вскоре потряс всех своим скромным поведением, своим необычным видом, даром предвидения. Этот старец был мусульманином.
    - В Устюжино, говоришь? В каких годах? – насторожился Мухдан.
    - Где-то спустя три-четыре года после отмены крепостного права.
    - Это получается в 1864-65 годах?
    - Так получается.  После смерти моего прапрадедушки от него остались потрепанные, пожелтевшие тетради, которые берегли все его потомки и они до сих пор у нас хранятся. В этих тетрадях он рассказывает про того старца, которого в зоне звали не иначе как Великим Мусульманином.
     Дед пишет, как достойно он себя вел. Была в нем какая-то необъяснимая сила, хотя ростом он был скорее мал, чем велик. Разговаривал очень редко и тихо. Не дотрагивался до еды до тех пор, пока все его не получали. А вечером в четверг, в ночь на пятницу, всю еду отдавал слабым и больным, хотя еды там давали очень мало и всем его не хватало. Все жили в состоянии постоянного голода.
     Тот мусульманин был суфием, убежденным противником насилия. Любого насилия – человека к человеку, власти к человеку, человека к власти. Он с моим предком был в дружеских отношениях.
     Мухдан слушал Алексея, боясь спугнуть его рассказ даже своим дыханием. Собеседник продолжал: 
     - Однажды узники восстали. Это был бунт голодных. Они забаррикадировали вход во двор и по восставшим собирались стрелять на поражение. Так продолжалось весь день. Забаррикадировав ворота, узники теперь боялись к ним подходить, а с наружи их невозможно было открыть. И тогда во двор вышел тот странный суфий. Он медленно подошел к воротам и начал разгребать баррикаду. Никто не стрелял. Узники осмелели, вышли из коридора, где прятались, разобрали завалы и инцидент разрешился относительно благополучно.
     Я не знал, что этот старец был чеченцем, когда выезжал в Чечню в командировку. Узнал, вернувшись обратно. Того суфия звали  Кунта – Хаджи Кишиев. И я понял, кого, чьих детей мы на этой проклятой войне  убивали…  Даже в том ауле, в котором он жил… Тогда я принял решение вернуться в Чечню, на родину Великого Мусульманина и весь остаток своей жизни посвятить служении этому народу. Пусть меня  покарают, если заслуживаю. А если останусь жить дальше, то обязательно поднимусь на ту гору, где он жил, где похоронена его мать, и приму ислам. Решено.
     - Странная история, - согласился Мухдан. 
     - Мухдан, а как ты оцениваешь мое намерение принять ислам? – спросил Алексей, - мне важно знать твое мнение.
     - Знаешь, Алексей, вера людей совершенствуется и углубляется с ростом интеллекта и информированности людей, - начал Мухдан серьезно рассуждать. -  В наше время совершенно очевидна необходимость сближения религиозных представлений людей, чтобы различные провокаторы и проходимцы не использовали разность религий в целях достижения политических результатов через конфликты, войны, хаос. Ислам стоит наиболее близко к базовой религии для примирения всех людей, потому что признает и чтит всех пророков монотеизма, включая пророков иудаизма и христианства. Но еврейские раввины или христианские попы никогда не станут совершать намаз, а мусульманские муллы никогда не станут креститься у икон, ставить свечки или праздновать субботы. Значит, сближению мешают обряды, процедуры, а не суть, не философия монотеизма. Я уверен, чтобы сблизиться, надо подняться до самого верха, до истока. Туда, откуда берут начало все мировые религии. Вот там и начинается подлинный ислам. Так сказано в священном Коране. Там, у истока пророк Ноха, чьими детьми, нохчи, мы себя называем. И эту верность Нохе мы сохранили в своем вечном земном пути под именем нохчалла. Нохчалла – это наш закон, наша религия, которая в крови каждого истинного наха. С чудом этого внутреннего закона, этого прямого пути ко Всевышнему, этого тариката мы можем поделиться с каждым, кто признает главный Завет Нохи:  совесть – это язык Бога с человеком!
     - Я согласен. Это и была, наверное,  религия того суфия, память о котором сохранил мой предок. – Через мгновение добавил: - А вообще Кавказ – удивительное место на земле. С Кавказом очень многое связано с самых древних времен. Святость Кавказа, мне кажется, намного древнее святости даже Иерусалима.
     - Религии – это формы выражения своего отношения к Богу. Важнее искренняя вера, которая глубоко в душе, сердце, разуме, совести человека и его добрые дела, которые он совершает в меру своих возможностей и способностей, а не показные рекламные обряды и процедуры, за которые научились прятаться всевозможные воры и проходимцы.   Это -  мудрость с самого истока единобожия, когда  люди еще не успели разделиться на множество религий и перессориться между собой. 
     - Очень убедительно… 
     - Только подлинным мусульманам, ты видишь, приходится нелегко. Хорошо только арабским шейхам, утопающим в дармовых нефтедолларах, нисколько не думая о своих голодающих братьях по умме. Все грязные деньги мира восстали против Аллаха. Ты, Алексей, наверное, знаешь банальную истину, что миром правят деньги и информация. А знаешь, с чего начинается грязная история больших грязных денег?
     - ??!
     - Ты про тамплиеров что – то слышал?- спросил Мухдан.
     - Что – то слышал.
     - А ты слышал про двести тонн золота?
     - Двести тонн золота? Я не ослышался?
     - Нет, не ослышался. Причем, не в слитках, а в самых изысканных ювелирных украшениях.
     - Это же что-то фантастическое…
     - И речь идет не о сегодняшнем времени, а о средневековье.
     - Интересно… что же это за богатства такие?
     - А вот слушай. Речь идет о периоде так называемых Крестовых походов из Европы в Иерусалим за гробом господа Иисуса. Об этом ты хоть слышал?
     - Разумеется.
     - Так вот, когда в одиннадцатом веке голодные толпы европейских христиан – уголовников хлынули в сторону Иерусалима, убивая евреев и мусульман, с ними было много так называемых вольных рыцарей французов, англичан, немцев, итальянцев, шотландцев, короче, представителей  всех народов и стран Европы.  После того, как Иерусалим был отвоеван у мусульман и евреев, после того, как пролили море крови невинных, на Храмовой горе обосновался небольшой отряд того рыцарского интернационала, ибо были наслышаны, что внутри храма спрятаны несметные сокровища.
     - Интересно…
    -  Много лет они вели в той горе раскопки, поселившись в храме и возле него. Поэтому их и называют тамплиеры, то есть, храмовники. Наконец, золото они нашли, те самые двести тонн, и тайно вывезли в Европу. На этом краденном золоте появились в Европе первые банки. На это золото тамплиеры покупали громадное количество земель, строили замки, создали самый передовой по тем временам морской флот, потому что чертежи были в той самой горе вместе с богатствами, их составляли мореплаватели – мусульмане, которые были в те времена самыми опытными в этой области и обладали самыми совершенными знаниями. Тамплиеры стали  настолько богаты, что короли всех стран Европы брали у них деньги в долг.
     Наконец, уже к четырнадцатому веку, пресытившиеся несметными богатствами тамплиеры начали в своих замках затевать неслыханные оргии, в ходе которых оскверняли даже образ Иисуса Христа.
     Короли стран Европы и Папа Римский, наконец, решили расправиться с этими богоотступниками, заодно завладеть их громадным состоянием, которое за две сотни лет только увеличилось. Тамплиерские ордена разгромили, которых по всей Европе было более двух тысяч, но золота не нашли. По одной версии, оно было на кораблях увезено за океан, по другой – спрятано в пещерах Шотландии. Короче, исчезли тамплиеры и пропало их золото.
     Но вскоре появились другие ордена с тамплиерской символикой, но более нейтральные к существующим религиям, более скрытые и вовсе не бряцающие оружием. Они назвали себя мирными вольными каменщиками, созидателями, строителями, и вместо поднятого меча повесили на себя халаты, - признак  миролюбия и созидания. Но при этом, владея теми самыми сказочными богатствами, их главным делом стало вмешательство в политические дела государств. Так у тамплиеров появились наследники – масоны.
     Все кровавые революции в Европе – дело рук этих самых масон. Неудачное восстание декабристов на Сенатской площади в Петербурге двести лет назад и  удавшиеся февральская и октябрьская революции в России сто лет назад – это тоже дело рук масон, как  и недавний развал СССР. Это ведь Горбачев покрыл всю Россию сетью масонских лож, которые в свое время были разгромлены Сталиным. 
     Это был откровенный разговор. Алексей верил в правдивый рассказ Безумца.
     - Дальше легко не будет, - вздохнул Мухдан. - Эти деньги, миллион раз возросшие за последние века, не оставят мусульман в покое. Кто-то из масон еще в позапрошлом веке сделал программное заявление, что в мире должны произойти три мировые войны. В итоге третьей мировой будет уничтожен исламский мир. Так что подумай перед тем, как решиться, готов ли ты к тяжким испытаниям, которым все больше и больше будет подвегаться исламский мир.
     - Я всегда чувствовал нечто такое, видел, как Запад несправедлив к исламу, - серьезно ответил Алексей. – Теперь я уж точно приму ислам.

**




        В ту ночь Мухдан долго засыпал.  Сон опять пришел необычный.
        Мухдан его узнал сразу. Это был Пророк. Тот Пророк, которого ждут и мусульмане, и христиане. Он выглядел как обычный человек, добродушный и улыбающийся, но от него исходило столько радости, надежды, тепла, что Безумец испытывал незнакомое доселе чувство какой-то волшебной эйфории. Разговор начался сразу, непринужденно, но очень серьезно:
       - Твои беспокойства не напрасны, Мухдан. Все намного серьезнее и опаснее, чем даже ты  можешь себе предположить.
       Мухдан сразу понял, о чем говорит Пророк.
       - Вирус… Это в самом деле вирус?
       - Хуже всего, что они сами этого не понимают,- вздохнул Пророк.
       - И не поймут?
       - Они пока в эйфории. Но – никакого насилия! Упаси вас Всевышний. Они этого только и ждут. Они должны сами дозреть до абсолютной пагубности задуманного.
       - Дозреют?
       - Их же все таки человеческая мать родила.
       - Есть вещи, о которых человечество не знает?
       - Есть такие сюрпризы. Иблис веками копил деньги, и, наконец, добился того, чем хотел завладеть. Теперь он думает, что до заветной цели всего один шаг. Он только ждет повода.
        - Речь идет…
        - Речь идет о генетическом оружии. Оно уже готово. Причем, подготовлены отдельные капсулы для каждого народа. Меньше двух месяцев понадобится, чтобы уничтожить, скажем, такой гигантский этнос, как китайцы.
       - Неужели им все-таки удалось создать такое? Не блеф ли это? – блеснули в глазах Мухдана еле заметные оттенки надежды.
       -Ты же знаешь, что такое государство без территории, - вздохнул Пророк, - это – возможность веками копить деньги, присосавшись к самым доходным местам в чужих государствах, не тратя ни доллара, ни рубля, ни фунта стерлинга на содержание собственного государства без территории. И что делать с такой лавиной денег? Заниматься благотворительностью? Иблис это делать не умеет. Его задача в другом. Эти деньги шли на провокации, революции, а основная масса – на научные разработки принципиально нового вида оружия, которое будет убивать избранных на заказ, сохраняя в целостности их материальные ценности.
       - И что делать? – Мухдан был близок к панике.
       - Для начала хорошо разобраться, с кем, с чем, с каким страшным видом преступления человечество столкнулось. А затем предложить человечеству подумать всем вместе. Информирован – вооружен! Так, кажется, говорят в миру умные люди. 


**

     Неохотно общавшийся с Мухданом Уличный в последнее время становился более разговорчивым, откровенным. В тот вечер, расхаживаясь у самой воды, они затрагивали различные темы.  Сегодня разговор они начали о евреях. Уличный то откровенно и жарко ругал евреев, то хвалил, даже возносил. То же самое делал и Безумец. Так получалось.
    - Возможно, у евреев благородные намерения на долговременную перспективу, но я глубоко убежден, что все, что делается вопреки и в нарушение Откровений Бога, не может иметь успех, - серьезно, сосредоточенно заявил Мухдан.
    - А можно по-конкретнее? – заинтересовался  Уличный.
    - Можно. Нет ничего проще. Примеров в истории навалом. Вот совсем свежий пример, в контексте которого я потерял свою семью, как и десятки тысячи моих земляков. По еврейскому заговору развалена великая социальная империя – СССР. Евреи посадили на вершину  власти алкаша-марионетку Ельцина, чтобы её руками захватить в стране всю движимую и недвижимую собственность. Собственность, созданную в течение почти века героическим трудом всего советского народа, между прочем, и это – не пафос, а общеизвестная истина. Они, эти гайдары и чубайсы,  нагло, цинично ограбили страну, народ, причем больше всех пострадали самые уязвимые, беззащитные слои населения. Те, чьими руками в СССР все создавалось! Это была эпохальная кража! А чтобы отвлечь мнение униженного российского обывателя, вначале создали образ такого монстра – «лица кавказской национальности», а затем и вовсе спровоцировали войну. Разве не так? Разве Бог им простит такое? Разве Бог может быть несправедливым? 
       -    Но ты забываешь, Мухдан, что мир изначально жесток, - начал отвечать Уличный после небольшой паузы. - В ней идет жесточайшая борьба за место под солнцем. Люди не умнеют, к сожалению, от проповедей. Приходится регулировать их поведение соответствующими технологиями. Ты думаешь, что если бы не было евреев, в мире не было бы войн? А зачем тогда воевали между собой даже праведные мусульманские халифы? Почему в кровавые разборки была втянута даже вдова пророка Мухаммада? А Крестовые походы за гроб господа? Разве евреи их организовывали? Если систематизировать насилие со стороны евреев и против евреев, думаю, что статистика будет весьма показательной, - заявил Уличный и победно выпрямил плечи.
       - Бог накажет всякое зло, от кого бы оно не исходило. - заявил Мухдан, - Вспышки насилия, оставшиеся в глубинах истории, могут оказаться детскими шалостями по сравнению с теми эпохальными провокационными проектами, которые  предусматриваются под видом «нового мирового порядка», «глобализации…». Западняки слишком много на себя берут. Эти политические технологии с абсолютной точностью совпадают с самым запретным в священном Коране.  Они накапливают огромные деньги не путем производства, а  технологиями финансовых спекуляций. Потом эти спекулятивные, грязные ростовщические деньги  тратят на самые изощренные провокации, на цветные революции, как сейчас говорят. О стыде, совести и справедливости и речи нет. О заповедях Бога никто и не думает.  Мир, который космополиты стремятся создать, можно назвать миром после Бога…
     Но Бог никуда не ушел. Он не может уйти. Он просто ждет, пока в унижаемых и обделяемых провокаторами людях проснутся свои протестные разум, совесть, мужество. Получается, Бог грязными руками мерзавцев обостряет протестную энергию более порядочной, более совестливой части человечества. Вот почему я и такие, как я, не имеют права успокаиваться. Понятно?
       - Борьба предопределена. Это ты хочешь сказать? – спросил Уличный. -Согласен. Вся жизнь - борьба. В этой жизни не прав только тот, кто хочет отстраниться от этой борьбы. – В голосе Уличного преобладали нотки примирения.  – Но вот чему я удивляюсь. Как много среди народов тех, кто готовы предать, вернее, продать свои национальные интересы. Сила евреев не в том, что у них много денег, а в том, что на эти деньги готовы продаться слишком много людей. Даже не на деньги, а на самые дешевые почести, побрекушки. Было бы глупо не пользоваться людскими слабостями. Евреи  покупают и манипулируют слабостями людей,  смеясь над ними, презирая их! Поэтому сегодня нацменовские писатели и ученые пишут все, что угодно евреям, которые пришли к власти в России в хвосте Ельцина. В очередь выстроились! Разве не так?!
       - Вот за это – спасибо! – искренне поблагодарил Мухдан, внимательно глядя собеседнику в глаза, - люблю, уважаю, когда люди говорят правду, даже если она очень неприятна.

 
    **


     Марьям, которая недавно похоронила своего единственного брата Адама, попавшего под бомбежку в Грозном, ночами спала плохо. Боль, тревога давили душу. 
    В ту ночь проснулась  после  полуночи  от громкого, странного  шума  остановившейся  возле  дома техники и  сразу же  почувствовало  недоброе.  Это  не  скрип  тормозов  легковушки, не  шум  мотора  грузовика, на  которых  привозили  больных  и  раненых,  чтобы  Ваха  срочно  отвёз их  в  районную  и  городскую  больницу.
     Выглянув  в  окно,  сердце  женщины  вздрогнуло  от  страха:  там  стояли  боевые  машины с гусеницами,  как  танки,  и  ещё  железный  уазик.  Из  них  выскочили  люди  в  военный  форме, масках,  с  автоматами  и  спешно  начали  занимать  боевые  позиции.  Ворота  толкнули, но,  поняв,  что  они  закрыты  на  засов,  начали  перепрыгивать  через  забор.
     Марьям  быстро  разбудила мужа, рассказала о происходящем.  Не  успел  Ваха  натянуть  брюки,  рассыпались  стёкла  выдернутой  рамы. Заскочившие  солдаты  в  масках, с  автоматами,  начали  кричать: «Всем  оставаться  на  местах!» «Не  двигаться!»  «Перестреляем  всех… матери!»  «Лежать  всем!»
     Сперва  светили  фонариками,  затем включили  свет.
Ваху  и  Имрана  тут  же  положили  на  пол, надели  наручники.   Имран даже  брюки  не  успел  одеть, был  в  трусах  и майке.
     - Встать! В  машину! -  скомандовали  Вахе  и  Имрану.
     - Куда  вы  их  уводите?  Зачем?  В чём  их  вина? – пыталась  узнать  Марьям. На  её  вопросы  никто  не  отвечал. Выбежала  Малика.  Ее  затолкали обратно  в  комнату,  пригрозив, что  тоже  заберут,  если  не  перестанет  кричать.
     Малика  всё - же выбежала  вместе  матерью  во  двор. Она  даже  за  воротами  цеплялась  за отца,  пытаясь оторвать  его  с  рук военных. Отец  кричал  на  неё:
     - Отстань, Малика!  Заходи  в  дом! Я скоро  вернусь!  Мы вернемся, когда  узнают, что  мы  ни в чём  не виноваты!
     Но  девушка не хотела отпускать отца. Она вела себя так, будто видит своих родных в последний раз.  Уже  мать  пыталась  оттащить её, но  она  не  переставала  бороться за отца и брата. Уже  в соседних  домах   кое – где загорелся  свет. Вот- вот  прибежали бы люди на свой страх и риск  защитить  семью, которое  постигло  горе.
      - В  машину  её  тоже, с-сучку! - скомандовал  чей - то  пропитый грубый  бас и Малику  вместе с  отцом  и  братом  бросили  в  бронемашину.
     - Девочку!  Девочку  хоть  отпустите! Она же больная, она потеряла рассудок! Что  вы  делаете? Вы  что, с  ума  сошли? - долго  кричала  Марьям,  когда  бежала во  всю  мочь  по  холодной  осенней  жиже  за  удаляющимся   машинами.
      Галоши  давно  выпали  с  её  ног,  но  она  не  замечала  ничего:  ни  свои  босые  ноги, ни  длинную  ночнушку, в  чём  она  была, ни распущенные белые как снег волосы. Мать  бежала,  не  чуя  ног,  пока  сердце  не  начало  вырываться  из  груди.  Обессилев,  она  упала  на  подъёме  в  гору  далеко  за  селом  прямо  на  дорогу.  Она  надеялась, что  хотя  бы её  больную дочь  высадят  где-то по дороге.
      Марьям, всю в грязи, лежащую прямо на дороге без сознания,  привезли  домой  односельчане,  которые  с  утра  по  своим  делам добирались до  райцентра.
      Очнувшись, придя  немного  в  себя, Марьям попросила  соседку  пройтись  по  родственником  и  знакомым, попросить  машину,  чтобы  поехать в райцентр, в комендатуру. Именно туда посоветовали ей  обратиться, чтобы  узнать судьбу вывезенных  ночью  мужа и детей.
     Соседка  вернулась нескоро, к  двум  часам  дня. Сказала, что одних   родственников  нет  дома, у других  документы  на машины не в  порядке, а у третьих машины просто поломались, и  они  не  могут  отвести  её  райцентр. Марьям  отнеслась  к  этому  с  пониманием: редко  кто  осмеливался  тогда  отправляться  в  дорогу  через  множество  блокпостов  федералов. У тех  всегда находилось к чему придираться. В руках - длинные списки фамилий, находящихся в розыске. Их мало волновали совпадения однофамильцев. Лишь бы задержать побольше.
     Марьям  быстро  собралась. Взяла  с  собой  паспорта (свой  и  увезённых),  деньги, что  были  в  доме - четыреста  тридцать рублей, плащ.  Спешно  направилась  к  перекрёстку  за  мостом,  откуда  дорога  уходила до  райцентра, а оттуда  - ещё  дальше, до  Грозного.
     Выглянуло  солнце. Стало  теплее. Понемногу  Марьям  успокоилась,  стала  рассуждать  более  трезво  и  хладнокровно.  «Ну, увезли.  Сейчас  такое  везде и все время.  Поймут, что  они ни в  чём  не виноваты, и  отпустят. В  чём  их  вина?  Они что,  в боевиках  ходили?  В  русских  стреляли?  Грабили  кого-то,  убивали?  Людей  крали?  Они  ведь осуждали  всё  это. Говорили,  что  бандиты  позорят  наш  народ.  А  скольким  людям  они  помогли?  В  крайнем  случае,  я  попрошу  людей  пойти  со  мной   к  коменданту.  Пусть  они  свидетельствует,  кто  такой  мой муж и кто такие мои дети.  Русские  ведь  не  сумасшедшие.  Они  ведь  должны  разобраться,  кто  виновен, а кто  нет.  Разберутся  и  отпустят. Кто-то,  наверное,  донёс,  что  у  нас боевики  прячутся,  или  прятались,  потому  что  дом  на  окраине  села.  А  федералы поверили. Они злые.  Война  ведь.  Немало  их  солдат  поубивали. Но мы-то причем?!  Я  им  всё  объясню.  Они  меня  поймут. Я  по-русски  хорошо  разговариваю.  Я  им  всё  объясню.  Всё  как  надо.  И  меня  поймут. Поймут  и  отпустят…»
     Марьям  быстро  прошла  через  центральную  улицу  села,  нигде  не  задерживаясь.  Кого бы она удивила своим несчастьем? Тут уже давно привыкли к таким бедам. В каждом доме либо уже похоронили недавно кого-то, либо забрали и не могут найти. «Я не одна в своем горе…»


**

 

     - Ты что, Мухдан, хочешь создать новую религию? –  спросил в тот вечер Уличный, внимательно разглядывая своего собеседника поверх сломанных, перевязанных по краям синей изолентой  очков.
     - Нет, наоборот,  хочу возвратить всех к самым истокам мировых религий! – быстро отреагировал Безумец. – Все религии разошлись, вернее, их растащили с течением времени те, кто хотели установить личную власть над душами людей и народов, самую сильную власть! Вот и разобщились все  религии на большие и маленькие ветки и веточки. Отошли и от корней, и от ствола в разные стороны. Не к такому призывали, не такое проповедовали величайшие пророки человечества.  Ислам, к примеру, открыто и однозначно объединил все мировые религии в единую умму, признав всех пророков единобожия святыми и все Писания – Тору, Евангелие, Псалтырь, Коран  - священными.
     - Но в таком случае, в чем новизна твоего учения? Почему ты так уверен, что это учение рано или поздно восторжествует во всем мире?
     - Потому что никто никогда ничего более верного не предложит! – опять был категоричен Безумец. – Вот подумай сам. Сможет кто-нибудь когда-ни будь предложить религию, оторванную от Адама, Ноя, Ибрахима, Мусы, Исы, мир им, Мухаммада, да благословит его Аллах и приветствует?
     - Вряд ли, - согласился Уличный.
     - В таком случае согласись, что на сегодняшний день наиболее экуменистическая, наиболее близко к научной философии объясняющая категорию Бога религия – это ислам.
     - Допустим…
     - Но ислам тоже давно и небезуспешно разделили, пытаются дробить еще больше.
     - А что ты предлагаешь?
     - Предлагаю отбросить все лишнее, придуманное людьми позже, вернуться к самому истоку, где все было предельно просто и понятно. К тому, что многие люди сохранили в себе на генетическом уровне.  К тому, что я называю учением, данным Всевышним пророку Нохе - тарикатом Нохчалла! И этот  тарикат – не новшество, не уклонение от ислама, а, наоборот, то,  что даровано душе каждого человека с самого рождения в виде его совести! Совесть человека – вот, по большому счету, его религия, а не колокола или кресты на храмах, не полумесяцы, не бороды, не халаты, черные или зеленые. Вера без мишуры, без лицемерия и помпезности, вера искренняя, а не предмет прислуживания сильным мира сего. Вера для души, а не для желудка и тщеславия – вот что такое истинный путь к Богу – истинный тарикат, имя которому – Нохчалла,  и который ведет свое начало от самого послепотопного пророка Нохи! И мы – нохчи, сохранили этот тарикат в своих генах до сегодняшнего дня. Вот что значит для нас совесть и свобода! Вот почему наш дух так крепок, что его не смогла сломить целая армия государства, еще недавно мечтавшего о мировом господстве!
     - Ты имеешь в виду победу своих ополченцев в недавней чеченской войне?
     - Во-первых, это была не чеченская война, а кремлевская война в Чечне, когда Кремль был оккупирован еврейской семибанкирщиной, приведшей к власти эту беспробудную пьяницу Ельцина. Как говорится, ощути разницу. Во-вторых, миру мешает зависть, чтобы признаться, что героизм наших ополченцев в той войне беспримерен. В-третьих, и это самое главное – в той войне Всевышний Аллах нам сказал – «видите, вы многое можете. Так помогите человечеству выйти из тупика. Верните его на прямой путь – в тарикат Нохчалла». И такая миссия отныне станет судьбой нашего народа до самого Судного дня. Это предопределено! Нахи пробуждаются, возрождаются. На новых нахах – вайнахах груз духовного лидерства в мире, как она лежала на всех предшествовавших великих пророках – древних нахах-анунахах, хурритах, народе утра, народе восхода! Поэтому нас Всевышний рассеивает по всему миру, чтобы мы разносили с собой свет Нохчалла!
     - Интересно…
     - Ничто не случается зря, без причины и ничто не исчезает бесследно. Нахи вновь реально ощутили себя в центре мировой истории. И из этого центра нам есть с чем поделиться с человечеством. Это – наш тарикат Нохчалла, который рано или поздно будет принят. Потому что иное, более верное, никогда никто не предложит. Разве я не прав?
     - М-да-а-а, - спрятал Уличный свой взгляд за сломанные очки. – Согласен, в этом что-то есть…
 
**

     До райцентра было километров тридцать пять по ущелью реки, затем по склону горы. Стоять, ждать попутной машины было бесполезно. Все, кому надо было, выехали с утра, чтобы вернуться пораньше, пока не наступил комендантский час. Автобусы здесь давно не ходили, с тех пор, как начали обстреливать с вертолетов, а потом и мосты разбомбили.
     Марьям шла быстро, временами бежала.
     На первом блокпосту её никто не остановил, документа не спросили. Солдаты были пьяные, громко ругались и что-то варили в большой, грязной от дыма и копоти кастрюле. «Наверное, и корову моей двоюродной сестры они вот так съели» - подумала Марьям. Летом сестра не дождалась своей кормилицы. А когда Ваха с Имраном пошли искать, нашли расстрелянную корову без двух задних ног. Почерк  контрактников. Такая у них охота в этих краях.
 

     «Ну, да Бог вам судья. Мы, чеченцы, вас позвали своей дуростью – вы и пришли. Нет же вас в Дагестане, Ингушетии, Осетии, Кабарде, Татарстане, других республиках. То, что мы искали - мы и получили. Теперь остаётся только терпеть и надеяться на милость Всевышнего».
      За свои оппозиционные дудаевским сепаратистам взгляды,  Марьям много раз страдала, с ней затевали споры, ссоры. И вот сейчас ей было горько,  и обидно. Она была в полной растерянности. Ведь те люди, которые считали её оппозиционеркой сепаратистам, могли не только не жалеть её, но и  где-то злорадствовать! Получай, мол, от «своих», от русских! За что? За то,  что она предполагала, чувствовала, что чем–то вот таким закончится всё это сумасшествие с митингами,  стрельбой, бравадой малообразованных старцев, прикидывающихся святошами, а на самом деле привыкших облизывать любую власть.
     «О,  Всевышний Аллах! Я с каждой молитвой просила Тебя уберечь невинных. Просила справедливости, милости к заблудшим. Я знаю, о Аллах, что ты не допустишь непоправимого. Помоги же мне в столь тяжкий для меня день! Молю тебя, о Бог! Всю свою жизнь я проживу в благодарности Тебе и в угодных Тебе добрых делах!»
      Убитая горем, растерянная, Марьям не задумывалась о том, когда сможет дойти до комендатуры,  вернуться обратно до начала комендантского часа. Не знала, где будет ночевать, если решит остаться в райцентре. Ведь родственников и знакомых там у неё не было. Ей казалось, что достаточно добраться до самого высокого начальника (таковым она считала военного коменданта района) объяснить ему всё, он поверит в её правду и прикажет немедленно отпустить безвинно, по ошибке увезённых.
     Сзади послышался шум мотора. Марьям остановилась, оглянулась. Ехала легковая автомашина. Она подняла руку издали, боясь, что те проедут и не возьмут её с собой. Когда машина сравнялась, Марьям увидела, что она забита людьми. Водитель покрутил руками, мол, нет места в машине, и проехал, не останавливаясь.
     -Подождите!  Э-эй! – крикнула она вслед. Ей казалось, что люди как-то уместили бы её, если бы знали, какое горе её постигло.
      Женщина зарыдала. Вытирая щёки кончиками платка, она пошла ещё быстрее, почти бегом.
     Эта дорога, по которой много раз проезжала, казалось ей теперь такой длинной! «Сколько раз её супруг Ваха возил по ней людей! Скольким он помогал, хотя чаще всего не обязан был это делать. А вот попала в такую беду - никого не оказалось рядом!» - жалела она сама себя. Тут же поправляла: «Все люди сейчас сведены с ума этой проклятой войной. Каждый страдает незаслуженно. У каждого своя беда, своё горе. И мне надо быть стойкой. Всевышнему Аллаху виднее. Все в Его руках…»
   На очередном  блокпосту Марьям остановили, проверили паспорт. Молодой солдат спросил, зачем и куда направляется. Старушка расплакалась, рассказала, как вчера ночью приехали и забрали её мужа и двоих детей. Солдат хотел пропустить, но услышав громко плачущую женщину, подошёл высокий, хорошо упитанный военный с автоматом, очевидно, офицер.  Возле него крутилась здоровенная овчарка, разглядывая женщину явно с подозрением.
      -Чего расплакалась? - грубо спросил он, перепроверяя паспорт.
      -Мужа и детей вчера увезли. Они были совсем не виноваты. Мне надо к коменданту, чтобы всё ему рассказать. Пропустите меня быстрей, пожалуйста!- просила Марьям.
      -Кто забрали?  Чечены, русские?
      -Русские, конечно. Они же были на военных машинах, - простодушно делилась она.
      -Если русские забрали – значит, твои были бандитами! - уверенно заявил военный, возвращая паспорт. – Сама виновата, все вы такие. Днем ангелы, а ночью – бандюги. Знаешь, женщина, сколько от их рук наших пацанов гибнет? Не знаешь? Знаешь, сколько матерей плачут по всей России из-за ваших добреньких и хорошеньких сыночков?! Не знаешь?!!
      Марьям растерялась. Лишь через некоторое время она смогла возразить, понемногу приходя в себя от услышанного.
       -Не-е-ет! Почему вы так говорите?! Мой муж и дети никогда не стреляли, никого не убивали, даже курицу! Они только помогали…
       -Помогали тем, кто убивали? - перебил военный  Марьям. -  Вот поэтому, наверное, их и забрали. Не были бы виновными - не забрали бы. Все они хорошие, когда в руки к нам попадают. Просто ангелы! Между прочем, их  сами ваши выдают. Я тебе советую вернуться обратно, пока не стемнело.  Нечего тебе, женщина, там в райцентре делать.
    - Как…как  возвращаться? Вы что, не пропустите меня? Сынок, как я могу вернуться обратно? - От растерянности у Марьям перестали литься слёзы.
     - А чё это мы тебя пропустим, мамаша?! – повысил голос военный, - может, ты  рвёшься  туда теракт какой-то совершить? Нам таких велено не пропускать, приказано задерживать. Поворачивай назад!
      Словно угадав настроение  хозяина,  зарычала его собака. Марьям испугалась, что она сейчас набросится на неё. Она  со страху сделала несколько шагов назад. Затем, сама не понимая, что делает, опустилась на колени. Подняла руки, словно в молитве, и начала умолять, горько рыдая:
     - Сыно-ок, умоляю тебя, я должна коменданту всё-всё объяснить. Он, говорят, хороший человек. Он же выслушает меня и всё поймёт. Пропусти меня, пожалуйста, я же умру от разрыва сердца, если не пропустите. А буду идти обратно – я сигарет принесу, водку, закуску принесу! Ещё чего надо? Скажи, пожалуйста, и пропусти меня!
      -  С нами нельзя много разговаривать!- крикнул военный, - Мы на службе и у нас приказ. Приказ стрелять в каждого, кто у нас вызывает подозрение. Понятно? На днях такая же  стерва, как и ты, взорвала коменданта в соседнем  районе. Мне из-за тебя пагон лишиться? Нет у меня такого желания. Ну-ка назад, быстро, живо! Кому сказал?!! – Военный снял с плеча автомат, поднял одной рукой и произвёл очередь вверх. Собака крайне возбудилась, хотела наброситься на несчастную. Марьям испугалась. Она быстро встала с колен и попятилась назад.
      - Быстрей, быстрей, чтобы через минуту духу твоего здесь не было! – кричал вслед военный.
        Марьям медленно повернула назад, но она знала, что домой не возвратится. Она просто обдумывала, что бы ей ещё сказать, сделать, чтобы пройти. Вдруг она поняла, какую ошибку допустила, рассказав о причине, побудившей её добираться до райцентра. Сказала бы, что идёт  в больницу, или в гости к родственникам. Зачем она всё рассказала? Хотела разжалобить? Кого?!!
         Недалеко от блокпоста была достаточно глубокая балка. Она проходила за редкой рощей из кустарника и чинар. По этой балке можно было добраться до лесистого склона горы, а по склону – дальше в сторону райцентра. Так можно было обойти блокпост. Правда, в балке на минах подорвались несколько животных и даже один подросток,  но другого выхода у Марьям не было. Её не пугала смерть. Подсознательно она чувствовала, что смерть может быть самым лёгким выходом из той вселенской беды, в которой она оказалась.
        По склону горы Марьям не нашла никакой тропы и пробиралась наугад, лишь предполагая, что идёт в правильном  направлении. Было очень тяжело, скользко идти по мокрой, прелой прошлогодней листве. Она часто падала, и только ухватываясь за стволы деревьев и кустарник, не скатывалась к крутому обрыву над рекой.

 **
 


     Мухдану с каждым разом все больше казалось, что от его коллеги по несчастью Уличного что-то зависит и очень важно убедить его в правильности своих взглядов. Поэтому и в тот вечер диалог получался весьма эмоциональным.
     -Вот что я тебе скажу! – повысил голос Мухдан. - Ты ведь помнишь, как недавно убивали наш народ? Сепаратизм, боевики, терроризм – это все было придумано и навязано чеченцам, чтобы был повод сделать прополку среди народа. Ты знаешь, что такое прополка?
     - Это когда мотыгами убирают сорняки вокруг культурных насаждений?- выдал Уличный свои познания.
     - В общем-то правильно. Но бывает и такая прополка, когда вырезают  культурные насаждения вокруг сорняков.
     - Это как? – не понял собеседник.
     - А это когда провоцируют конфликт и убивают самых энергичных, решительных, мужественных, честных и порядочных парней! Разве мир не видел, что делает взбесившаяся ельцинско-березовская Россия с крошечной Чечней? Видел и молчал.  Молча позволял уничтожать один из самых реликтовых этносов на планете! И даже наши братья по вере – всякие арабы и турки поджали хвосты! И такое происходило не один и не два раза в течение двух последних веков. Для чего я это рассказываю?
     - Для чего? – все больше заинтересовывался Уличный. Он даже приподнялся на кровати, засунув подушку под бок.
     - А для того, чтобы сказать – мир жесток! Жесток, равнодушен и труслив. Если в таком мире жить невозможно, а чеченцы жить в неволе не могут, остается один единственный вариант. Знаешь какой?
     - Какой  же? – насторожился собеседник.
     - Переделать этот мир!!! – Громко, уверенно и однозначно заявил Мухдан. Заявил так уверенно, что Уличный, кажется, почти ему поверил.
     - И кто же его будет переделывать? – попросил уточнить Уличный.
     - Переделывать его будем мы, вайнахи, чеченцы и ингуши! – и, чтобы собеседник не сомневался, добавил: - Так хочет сам Всевышний Творец!
     - Ну да, - успокоился Уличный, лег обратно на кровать спиной. – Ты же с Господом Богом общаешься. Он наверняка поделился с тобой своими планами...
     - Не иронизируй. Ты же ничего не понимаешь, - обиделся Безумец.
     - А ты объясни, я попробую понять. Время у нас с тобой есть.
     - Не отдельные нации или люди больны, - начал Мухдан свой рассказ, -  больно все человечество как единый организм. Произошел сбой в системе нравственной самозащиты человечества. Человечество надо спасать. Не лечить даже, это, возможно, бесполезно, а спасать самым радикальным, революционным способом!  И я знаю, как его спасать. Я знаю единственный способ спасения человечества через его нравственное очищение! Иначе люди в одиночку сами  не спасутся. Иблис слишком силен и крепнет изо дня в день.
     - Кто-кто крепнет? – не понял Уличный.
     - Иблис – это сатана, дьявол.
     - Понятно.
     - Я не спас  свою семью, не спасу свой аул,  свой народ, если они будут среди смертельно больного человечества. Надо спасать всех, и я спасу. Бог хочет, чтобы я осуществил эту миссию! – уверенно и громогласно заявил Безумец, словно представлял, что его на самом деле слушает и слышит все человечество. Настолько уверенным в себе и убедительным он был.
     - И какой же это способ, если не секрет? – заинтересовался Уличный.
     - Человечеству надо вернуть Бога! – заявил Безумец с некоторой долей удивления, что собеседник этого не знает. – Вернуть того подлинного, настоящего Бога, о существовании которого человеку дается понимать с самого его рождения. Но людям предлагают фальшивых богов.
     - Кто именно?
     - Те, кто разделяют, растаскивают религии, желая устанавливать собственную власть над душами богобоязненных, религиозных людей. И это у них, к сожалению, плучается. Каждому авантюристу, проходимцу и шизофренику нужен свой божок, чтобы, тараня им сознание и психику, покорять их своей воле. Вот почему делят на части мировые религии, создают новые религии и религиозные секты. Чем их много, тем больше путаницы, тем больше у политпровокаторов возможностей стравливать народы.
     - В этом ты безусловно прав, - соглашался собеседник.
     - Теперь это множество божков не дает людям возможности объединяться, выступить единой силой против инфекции алчности и заразы безмерного потребительства, побороть цинизм и страх, катастрофическое обесценивание жизни, все то, что сейчас происходит в так называемой западной цивилизации. И эти болезни они хотят распространить на нас, на Россию, на её коренные народы.
     - Если бы только эти болезни, - промолвил Уличный, но тут же отошел от своей мысли, задал Мухдану вопрос:  - И как ты намерен все это остановить? 
     - Я верну человечеству Бога. Того Бога, от которого они не смогут отказаться! Того Бога, о котором говорили все великие пророки человечества! Бог – Объединитель и Спаситель. Бог, который всегда с людьми, с каждым из людей. Бог, который с каждым на прямой связи, в прямом диалоге на языке совести, а не тот, который приватизирован посредничающими священнослужителями всех мастей.
     - Вернуть Бога – это серьезно, согласился Уличный. Но почему ты думаешь, что людям, человечеству нужен именно твой Бог, а не те, боги, которым они верят и поклоняются не одно тысячелетие?
     - Ничего нового я не придумываю, - продолжал Мухдан быть убедительным, - я только возвращаю людей к Откровениям Всевышнего – к Торе, Библии, Корану. К тем самым Откровениям, которые искажаются, а порой превращаются в свою прямую противоположность. Ведь ясно сказано в священном Коране, что посредничание между Богом и человеком – страшный, недопустимый грех. Ясно сказано, что Бог ближе к каждому из людей, чем их кровеносные артерии. Надо просто каждому жить по совести, понимая, что совесть – это самый прямой и непосредственный язык Всевышнего с каждым из разумных людей. Поменьше ритуалов и процедур,за которые лицемеры пытаются спрятать свой срам, побольше совести и добрых дел - вот и все. Вот главное в подлинном исламе!  Лишние обряды и процедуры, которые в разных религиях разные, кроме всего прочего мешают объединению.   Согласен? – серьезно спросил Мухдан.
     - В общем-то да, - согласился Уличный.
     - Поэтому мы, вайнахи, потомки пророков,  вернем людям Бога!
     - А он что, в плену у вас? - Сострил почему-то собеседник.
     - Он в наших душах, в нашей генной памяти, и мы живем по Его законам! По законам Нохчалла, о котором вы ничего не знаете. Вы же потеряли и своего Бога Иисуса,  разбившись  на множество направлений и сект, - уверенно объяснил Мухдан.
     - Ну, тогда другое дело, я это от тебя уже слышал - сделал Уличный вид, что согласился и повернулся лицом к стене, демонстрируя, что ему все понятно, и он не желает далее с Безумцем дискутировать на данную тему. 
    - Вот послушай. Я тебе сперва буду задавать вопросы. А потом ты сам скажешь, что я прав! – обиделся Мухдан и Уличный удивленно повернулся к нему лицом. - Ты согласен, что Бог един и все люди – братья?
     - Я-то согласен... – начал отвечать Уличный, но Мухдан не дал ему договорить:
     - Ты согласен, что для того, чтобы по-настоящему почувствовать себя братьями, людям, народам мешает разность их религий, что необходима единая мировая религия, чтобы различные религиозные традиции и идеологии не служили провокаторам в качестве повода для стравливания народов в своей политической кухне?
     - Вот с этим я точно согласен, – оживился Уличный. – только где возьмешь такую универсальную религию? где тот новый пророк, который таковую создаст?
     - А ни один пророк больше не создаст новую общечеловеческую религию! – загорелись глаза у Безумца. – Путь только один – возвращение к истоку!
     - К истоку? К нохчалле? Ты мне об этом уже говорил.
     – Хочу добавить. Все беды человечества от того, что люди, в силу того, что жили обособленно в различных природных, географических, экономических условиях, создавали себе различные религии. Это было закономерно.  Но времена и условия радикально поменялись. Транспорт, связь, информация, интернет сделали человеческое сообщество единым духовным пространством. И теперь старые религиозные традиции нам просто мешают. Надо смелее от них избавляться. Но этого не хотят священнослужители всех конфессий, ибо они теряют в этом случае свой легкий хлеб. Им выгодно по-прежнему дурачить людей своими примитивными догмами тысячелетней давности. Меняется время, но они не меняются. Нет ни ума, ни творческого сознания, ни совести, ни мужества, ни ответственности! Они превратили веру в застывшее  суеверие!  И это в то время, когда Запад откровенно пошел на ислам войной! Эта война предсказана масонами два века назад. Они еще тогда предсказывали три мировые войны, и что в результате третьей мировой ислам будет повержен.
     - Да, я где-то читал об этом, - согласился Уличный.
     - Они не хотят, чтобы люди прозрели и поняли,  что посредники в рясах и халатах им больше не нужны, тем более всякие чинуши от религий, которых раньше при пророках и праведных халифах не было вовсе и которых власти усадили под свои государственные знамена как бюджетных паразитов, чтобы работали на себя, на святость своего образа…
      - Самое хлебное занятие для них – вмешательство в бизнес, регулирование отношений меду хозяйствующими субъектами, - дополнил собеседник - Религии реально перерождаются, становятся инструментом в руках политиков и бизнесменов. Поэтому споры, ссоры, непостоянство.
     - Постоянна только подлинная человеческая совесть. Поэтому судьбоносно определение статуса этой совести как непосредственного, непрерывного, постоянного величайшего источника от самого Творца! А Нохчалла именно это подсказывает вайнахам на языке генной памяти! Вот почему вайнахами не потеряна духовная связь со своим Творцом по сегодняшний день и весь мир поражается стойкости и мужеству их духа...
    - Ну, ты загнул, - улыбнулся Уличный, что он делал весьма редко. – Это даже для психа многовато. Ты не перегибаешь? Тебя ведь и здесь, в дурдоме могут достать.
     - Допустим, перегибаю, - еще больше оживился Мухдан. В ход пошла жестикуляция руками. – А вот ты можешь предложить какой-нибудь другой приемлемый вариант для сближения и слияния основ мировых религий кроме варианта возвращения к самому истоку, к пророку Нохе, который отец всех пророков, всего послепотопного человечества?
     Уличный некоторое время молчал. Было видно, что он всерьез задумался над проблемой. Потом ответил:
     - Попытки объединения основ религий были, и даже неоднократно. Даже создавались какие-то руководящие или консультативные органы. Но всегда   дело доходило  до конфликтной ситуации. Верующие обвиняют друг-друга в каких-то тайных, скрытых намерениях.
     - Иными словами, каждый тянет одеяло на себя. Так ничего не получится. Надо подниматься к истокам. Это – единственно верный путь. Других путей и вариантов просто не существует! Вот что предложат миру вайнахи  и мир вынужден будет принять эту истину рано или поздно! – ликовал Безумец.
     - Ну, дай то Бог, чтобы хоть в чем-то наши священнослужители договорились, - вздохнул Уличный. – Мне почему-то кажется, что они – самая упертая публика среди рода человеческого.
     - Самый последний барьер на пути человечества к подлинному Богу! – уточнил Безумец. 
    - Но твои мысли не понравятся не только священнослужителям, но и силам посерьезнее, - добавил Уличный.
   - Например?
   - Например тем, кто претендует на управление миром. Они ведь много своих задач решают посредством священнослужителей. Управлять удобнее разделенными, оболваненными людьми, чем сплоченными и продвинутыми.
    - Полностью с тобой согласен! – взорвался Мухдан.
    - Но ты учти, эти люди быстро уберут каждого, кому реально будет удаваться сближать народы и их религиозные идеологии. Такое в их планы не входит.
    - Зато именно в этом, в создании единой правоверной уммы во имя мира, свободы, справедливости и счастья людей -  задача подлинных мусульман.
     - Согласен, многозначительно вздохнул Уличный.
     Мухдан все больше убеждался, что его сосед по палате не только не больной, но весьма значительный, мудрый, неординарный человек, пребывание в данном печальном учреждении которого таит в себе безусловно какую-то  тайну.

 
 **
 

       Солнце уже повисло над противоположным лесистым хребтом, когда Марьям вновь вышла на асфальтовую дорогу, ведущую в райцентр, вся грязная. Платье на спине насквозь промокло от пота.
        У самого въезда был ещё один блокпост – самый крупный, тщательно укрепленный железобетонными блоками.  За блоками, наложенными друг на друга, оставляя щели для стрельбы, было много военных в пестрых и черных косынках. Рядом была высокая вышка, обложенная мешками с песком.  На ней сидели пулемётчики. По краям бетонных блоков стояли танки с дулами, нацеленными в разные строны.
        Марьям сильно волновалась, медленно подходя к шлагбауму.
        Но тут подъехал автобус. Он вёз пассажиров с соседнего района. Из автобуса высадились люди и пешком направились к узкому проходу между шлагбаумом и бетонной будкой. Марьям незаметно растворилась среди них.
       Проверяли паспорта. На вопрос «Куда, зачем?» Женщина на этот раз ответила, что едет навестить больную тётю. Пропустили. Марьям села в автобус, с которого недавно высадились пассажиры, и благополучно доехала до райцентра.
       Ни коменданта, ни в главу администрации района, ни прокурора  Марьям на месте не нашла, хотя прождала их до глубокого вечера. Наконец, стало известно, что все они приглашены каким - то местным богачом, бывшим стукачом - провокатором КГБ,  на свадьбу сына. Это тот самый богач, который по заданию спецслужб организовывал в райцентре митинги в поддержку Дудаева. Аккуратно составлял списки и сдавал тех, кто приходили. А потом выехал куда-то в Турцию, чтобы собирать деньги сепаратистам, и всю сумму прикарманил. Теперь вот с новой федеральной властью крепко подружился, дочку удачно выдал, сыновей  на высокие государственные должности устроил. Очевидно, понял, с кем нужно поделиться привезенным из Турции долларами якобы на свободу и независимость Ичкерии.
        Было уже темно, когда в поисках ночлега Марьям оказалась в коридоре местной больницы. Дежурному врачу она объяснила, что её муж работает в сельской больнице, что ей негде переночевать. Врач попросил принести ей матрац, разрешил переспать в коридоре.
        Лишь под утро Марьям заснула на пару часов. Ей всё время казалось, что именно вот в эти минуты и часы пытают, избивают её мужа и детей.
       Часто раздавались автоматные очереди. Она вскакивала со скрипучей кровати, выходила во двор, прислушивалась в темноту, глядя в сторону комендатуры. Ей казалось, что именно там где-то в подвалах под землёй мучают дорогих ей людей.
       Лишь на второй день утром уборщица сказала, ругаясь: «Всю ночь начальство гуляло на свадьбе этого мерзавца, который любую задницу оближет, что окажется у власти.  Стреляли из автоматов, спать не давали…»
        У Марьям на сердце стало чуточку теплее: «Раз где-то гуляют, радуются, может, люди не такие злые, не замучают безвинных?»
        Когда Марьям зашла к врачу, чтобы поблагодарить его за предоставленный ночлег, она, чтобы не распрощаться на грустной ноте сказала:
         - А вчера всю ночь стреляли. Я думала - воюют. А это, оказывается, на свадьбе гуляли. И русское начальство, говорят, там гуляло вместе с чеченцами.
       Врач сказал тогда странную фразу, которую Марьям не сразу поняла. Он ответил:
       - А это не война русских с чеченцами. Это война богатых против бедных. Богатые всегда с богатыми договорятся, даже если будет идти война. А страдать будем мы, и такие же простые русские, из числа бедных, как и мы.

        Комендант района, седой полковник Асадулин Иван Петрович, слыл человеком строгим, но справедливым. Он решал не только военные вопросы. Его заслуга, поговаривал народ, в том,  что все пенсионеры и бюджетники района своевременно начали получать пенсии, пособия и зарплату. Он сам недавно побывал во всех школах района, проверял их готовность к новому учебному году.
       Марьям в тот день оказалось первой у его дверей на приёме. Первой он её и принял.
       Строгий взгляд немолодого коменданта сперва испугал женщину. Она даже растеряла изначально подготовленные для разговора слова.
         - Представьтесь, пожалуйста, кто Вы, откуда, по какому вопросу пришли? - басистым голосом спросил полковник Асадулин. Марьям представилась. Но тут же, забыв обо всём, расплакалась, зарыдала. Иван Петрович к такому поведению, очевидно, был готов.
         - Ну, не надо. Вы же за помощью пришли, правда?
         - Ага, - кивнула женщина, не в силах сдерживать слезы.
         - Помогу, чем смогу. Вот, выпейте воду, успокойтесь и расскажите всё по - порядку.
        Марьям рассказывала. Комендант внимательно слушал. Задавал вопросы. Что-то записывал. Затем поднял трубку, позвонил кому-то. Разговаривал минуты две в присутствии Марьям. Положил трубку и сказал:
      - Да, есть такие задержанные. Вашего мужа и сына обвиняют в том, что они помогали раненным боевикам.
       - Каким боевикам? Когда помогал? Не было такого! - попыталась Марьям защитить родных.
       - Не знаю. Так говорят. Следствие установит, правда это или нет. Благодарите Бога, что нашли их. А то, сами знаете, забирают - и с концами. Люди исчезают бесследно.
       - Но что мне делать, комендант, а? Что мне делать? Скажите. Богом клянусь, на Коране поклянусь, что они не виноваты. Муж на скорой помощи работает в больнице. Может, и возил кого-то куда-то. Но он же не  знает,  кто боевик, а кто не боевик. Они же все с нашего села, родственники. Нельзя ведь отказать. У него же работа такая, больных возить, когда врачи скажут, а, комендант? Ну, скажите, пожалуйста, когда их отпустят? Там же с ними и дочка моя, совсем девчонка, ей и семнадцать  не исполнилось. Пусть они со мной домой пойдут, а, комендант?
       - Не знаю, не обещаю.- Хмуро ответил Асадулин, - но постараюсь убедить, чтобы детей твоих отпустили. Приходи завтра.
       - О, спасибо Вам комендант! - обрадовалось Марьям.  Ей казалось, что если он захочет - то всё в его власти. Теперь обильно полились слёзы радости. – Я обязательно завтра приду, приду утром,- говорила она, а сама лихорадочно размышляла, чем бы оплатить ему, какую бы хоть небольшую приятность ему сделать - подарить бутылку коньяка, блок сигарет… - Я всю оставшуюся жизни буду молиться, просить у Бога Вам здоровья!

       В этот день Марьям вздохнула с некоторым облегчением ещё раз, когда приехали в райцентр  ее сноха с племяником и каким-то  знакомым им чеченцем, работающим в милиции. Они пытались узнать подробности задержания в местном райотделе милиции, но ничего не добились. Задержанные были у спецслужб, а они информацию так просто не давали.
         Родственники отвезли Марьям к своим приятелям, чтобы могла у них спокойно пожить, пока будет находиться в райцентре.

         Долго тянулись вечер, ночь.
       Но вот снова, как только стало светло, Марьям помчалась в комендатуру. Комендант был чем-то сильно расстроен.
        - Возникли проблемы, - хмуро сказал он – ваших, говорят, куда-то отвезли, а куда - говорить не хотят. Вот попробую днём переговорить кое с кем.
      - Увезли? Куда? - расстроилась Марьям. - А надолго? А почему?
      - Вот и я хотел бы всё это узнать! - повысил голос комендант. - Вы думает, Вы одна с такими проблемами? Меня с утра до вечера, и даже ночью мучают с этими вопросами по задержанию. Я не успеваю решать другие вопросы.  А эти… спецслужбы, господи прости, делают всё что хотят. Им такие права неограниченные  дали.  Прокуратура в районе не работает. И все вы приходите ко мне. А мне что, воевать с ними?
         Немного успокоившись, комендант добавил:
        - Извините, это я так, чтобы знали, что я не всемогущий. Но попробую помочь. Приходите завтра утром.
       Марьям опять плакала, умоляла, но полковник её уже не слушал. Он хотел, чтобы она быстрее ушла.
      Не с кем было посоветоваться. Родственники   больше не появлялись.
      Целый день Марьям крутилась возле комендатуры, была голодная, но о еде не думала. К тому же погода резко изменилась. Стало ветрено, холодно.

      Ближе к вечеру, когда Марьям стояла возле ворот следственного изолятора, к ней подошёл один молодой человек в джинсовый чёрной куртке, с небритым лицом. Он ещё курил, что в общем-то не принято у чеченцев делать, когда разговаривают со старшим.
    - Ты мать Имрана? - спросил он на родном языке.
    - Да, я! - удивилась Марьям – откуда ты знаешь? – Она никогда не видела этого человека, и он не внушал к себе доверия.
    - Люди сказали,- уклончиво ответил незнакомец. Затем быстро добавил: -его могут отпустить, но для этого нужен подход…
      - «Подход»? Да, я понимаю,- догадалась Марьям,- нужно кому-то деньги дать?
       - Да, нужно. К сожалению, они без этого не отпускают. У военных ведь тоже зарплата небольшая. Вот они и зарабатывают, как могут…
       - Да, конечно, конечно…- соглашалась Марьям, - скажи, а сколько нужно?
         Молодой человек не сразу ответил. Начал объяснить, что там среди военных не один человек, а несколько. Что все хотят чего-то иметь. Марьям поняла, что имеет дело с посредником, который сейчас с ней просто торгуется, что ему тоже какая-то своя доля нужна.
       - Ну, ты скажи конкретно сумму, сколько в таких случаях люди дают? - переспросила она.
        - Дают по-разному, - неприятно улыбнулся молодой человек,- кто даёт десять тысяч долларов, кто пять, кто три. Это зависит то того, сколько человек и за что задержано. Но, я вижу, ты одинокая, слабая женщина, и попробую уговорить их за минимальную сумму. Но только ты не должна никому говорить, что у нас с тобой есть такая договорённость. Они ведь, сама знаешь, боятся, хотя и военные. Если что - могут разозлиться и расстрелять всех. Так они часто делают, когда с ними шутки всякие шутят.
           Марьям не совсем хорошо понимала, о какой сумме идёт речь. Долларов у неё никогда не было.
          - Как тебя зовут? - спросила женщина простодушно.
          - Руслан – быстро ответил тот.
          - Послушай, Руслан, ты мне напиши, если не трудно, что надо на бумажку. Я родственникам покажу. Я плохо разбираюсь в этих новых деньгах. И скажи мне свой адрес, сынок, где ты живёшь, чтобы я могла тебя найти.
          - Сколько надо денег я тебе напишу, -  согласился Руслан, а живу я не здесь. Я сам тебя найду, не беспокойся. И ещё одно: других путей не ищите, раз со мной имеете дело. Если я начинаю – я довожу дело до конца.  Понимаете?
        - Понимаю, конечно! - с охотой согласилась Марьям.
        - Я просто хочу предупредить, что я доверенное лицо федералов. Они только через меня имеют дело с чеченцами, потому что я уже испытанный. Другой три шкуры с вас снимет. - Он что-то написал на бумажку и отдал ей.
        - Конечно, сынок, конечно, только с тобой. Я ведь всё понимаю, не совсем выжила из ума. Только ты не пропадай дорогой, хорошо? Обязательно дождись меня. Я завтра с утра буду либо здесь, либо у ворот, где комендатура находится.
        - Ладно, встретимся завтра,- сказал Руслан и быстро исчез за углом.
          Марьям с утра ждала, что родственники с тем милиционером - чеченцем приедут вновь, но теперь она ещё больше забеспокоилась.
        Дело шло к вечеру. Тучи на небе сгущались – вот - вот пойдёт дождь. Попутной машины, чтобы самой поехать к родственникам, она уже не поймает, наступает комендантский час. А что сказать Руслану,  когда он завтра будет требовать ответа на своё предложение?!
         Прячась от дождя, Марьям стояла под полуразрушенным крыльцом бывшего магазина детских товаров. Теперь у этого магазина не было ни крыши, ни внутренних стен. Полы, очевидно, тоже были давно разобраны, ибо везде росла высокая амброзия. В углу лежали бездомные собаки, недружелюбно посматривая  в сторону непрошенной гостьи.
         «Теперь я - как вы, - подумалось Марьям. А ведь было время, я каждый год перед началом занятий в школе приходила вот в этот магазин за одеждой, обувью для детей. Какую это мне доставляло радость! Больше, чем самим детишкам. Я всегда любила это делать сама. Кому нужно было вот так всё разрушить, принести столько горя  народу?!
        О, Бог, почему так получается, что страдают  те, кто ни в чём не виноват, кому в этой жизни  больше ничего не нужно, кроме возможности честно трудиться, честно зарабатывать свой хлеб и воспитывать честных, добрых детей»? Ответа на этот вопрос Марьям не находила.
        А дождь всё усиливался. Ни плаща, ни зонта у неё с собой не было. Зато отсюда был виден угол следственного изолятора, которого жители района называли тюрьмой.
       Марьям всё же надеялась, что её муж и дети - там. Эта надежда особенно усилилась после разговора с Русланом. «А этот комендант специально напугал меня, сказав, что их увезли, чтобы денег за их освобождение побольше заплатили, - размышляла она. - Ну что-ж, это всё же  лучше, чем если бы они сказали, что их нет вообще. Они ведь чаще всего так и говорят, когда либо сразу убивают  свои жертвы, либо они позже умирают от их  пыток».


 **

     Труп лежал в морге больше месяца. От этого человека отказались все, даже самые близкие родственники. Мусульманские священнослужители отказывались хоронить его по своим обычаям. Никому он не был нужен, чтобы при похоронах оказать почести, просить у Бога облегчение его мятежной душе.
     Но что-то удерживало заведующего московским моргом, чтобы сообщить об умершем милиции и кремировать его как безымянного бомжа под порядковым номером. Врач словно ожидал какого-то чуда. И чудо свершилось! Труп ожил! Ожил и в своих белых больничных одеждах медленно, шаг за шагом направился в сторону громадной толпы, собравшейся у ворот больницы. Люди замерли, ожидая, что им скажет воскресший.
     - Люди, - тихо начал Мухдан, но его прекрасно слышали все. Такая стояла тишина. – Люди, - повторил Мухдан, вы верите, что есть Земля, Солнце, Звезды?
     - Верим! - доносилось отовсюду.
     - Верите, что все это кем-то создано?
     - Верим! - отвечали люди.
     - Люди, вы верите, что все это создано Великим Творцом, а не мертвой природой?
     - Верим! - отвечали люди.
     - Люди, вы верите, что называя этого  Всемогущего Всевышнего Творца Богом, наши предки вкладывали в это похожий смысл?
     - Верим, так и было! - отвечали люди.
     - Люди, вы верите, что наш Творец добр, милостив, справедлив, что сотворил нас во имя добра, а не во имя зла?
     - Да, мы верим в это! - отвечали люди.
     - А если верите, то почему терпите на земле зло, тех, кто это зло сеет и размножает? Почему вы терпите несправедливость, жестокость, ложь? Вы думаете, что Иблису самому надоест пакостить и он перевоспитается? Это ведь не так. Бог терпит Иблиса, чтобы мы крепли в борьбе с ним. А почему мы не боремся? Почему мы, люди, признающие Бога, разделились и воюем друг с другом, вместо того, чтобы объединиться и вместе бороться против Иблиса? Вы задумывались, кто и что нам мешает объединяться?
       Толпа молчала. И тогда Мухдан сам ответил на свой вопрос:
     - Нам мешают посредники, стоящие между Всевышним и человеческими разумом и совестью во всех вероисповеданиях.  Те, кто только на словах признают, что Бог един и все люди – братья. На самом деле они костьми лягут, но не откажутся от своих кормушек. Надо отобрать Бога у посоредников, чтобы вернуть Его народу!
     Толпа загудела. Она была в растерянности.
     - Бог вернул меня, чтобы я еще раз вам об этом сказал. Поверьте, люди, настала пора понять, что Бог – это все! Смысл человеческой жизни в  служении Всевышнему Творцу и в радости этого служения. Но радости не будет до тех пор, пока католики будут враждовать с христианами, шииты с суннитами, иудеи с христианами и мусульманами и все не признавать всех. Пока одни будут считать священными иконы и кресты, другие зеленые и желтые халаты, а третьи - масонские и языческие символы.
     - Что ты предлагаешь, Мухдан? – спросили у воскресшего.
     - Предлагаю вернуться к нашему праотцу, к первому послепотопному пророку, к его простой и понятной Вере – жить по совести! Беда, когда совесть заменяют религиозными процедурами и обрядами и эти процедуры и обряды становятся мерилом веры человека, а не совесть, изначально данная ему Богом.
      Беда, когда свои мерзкие дела бессовестие люди прячут за  демонстративную, рекламную набожность, которая реализуется этими самыми обрядами и процедурами. Беда, когда люди не в дружбе с собственной совестью, не желая признавать, что совесть – это и есть подлинный язык Творца с каждым из людей!
      Вдруг Мухдан увидел, что вокруг никого нет. Ни толпы, ни единого человека. Абсолютная пустота и тишина.
     - Ээ-э-эй, люди-и-и, где вы-ы-ы? – кричит Мухдан. Кричит все громче и громче, изо всех сил. Тяжело ему, страшно. Никто не отзывается. – Э-э-э-эй, лю-дии-и-и!!!
     Страх стал паническим. Мухдан проснулся, весь вспотевший.


**

     Убежать из Бален Берда было невозможно. В эту сверхсекретную лабораторию, организованную в пещерах труднодоступных чеченских гор, никого не пропускали и никого не выпускали, кроме самих посвященных, хозяев лаборатории. Поговаривали, что даже война на Северном Кавказе затеяна для прикрытия организации и деятельности этого более чем странного объекта.
     Исчезающие сотнями и тысячами люди в Чечне, поговаривали шёпотом, доставлялись именно сюда. А здесь извлекали у них внутренности и торговали ими по всему миру. Но не эта торговля была основной целью и занятием этой секретной лаборатории. И Анатолий Карлович хорошо понимал, что живым ему отсюда уже не выйти.
     Служба охраны пещер Бален Берда учла все обстоятельства кроме одного невероятного: Анатолий Карлович в юности занимался в авиационном клубе ДОСААФ. Он умел управлять вертолетом.
     В то утро вертолет приземлился на вершине Бален Берда и пилот по лифту, как обычно, спустился,  чтобы получить задание. Разумовский вместе с сообщниками, как договорились, быстро оттащили усыпленного пилота в раздевалку, сняли с него одежду, и профессор, заведя вертолет, направил его в сторону Ростова. Приземлившись, тут же связался  с областной прокуратурой и попросил срочно доставить его в Москву,  по исключительно важному делу, могущему погубить все человечество.
     Генеральный прокурор страны Николай Семенович Дроздов принял Разумовского в субботу вечером на своей Подмосковной даче. Ввиду исключительного характера своей информации и в целях общей безопасности, профессор попросил абсолютную конфиденциальность разговора, что было обеспечено. Они уединились на скамейке в гуще сосновой рощи.
     Профессор начал с рассказа своей биографии. О том, как будучи студентом биофизического факультета МГУ,  увлекся генной инженерией, преуспел и остался после учебы на кафедре лаборантом. Коротко рассказал об актуальности проблемы, которой он всерьез увлекся.
     - Понимаете, Николай Семенович, еще в начале семидесятых годов ученым впервые в истории биологии удалось контролировать информационные манипуляции генетического материала на клеточном уровне. Это случилось в результате целенаправленных модификаций молекул ДНК и РНК. С тех пор в истории человечества началась новая эра – эра генетической инженерии и технологии рекомбинантной ДНК. Иначе говоря, ученые научились встраивать в молекулу ДНК чужеродный ген. Стало возможной биотрансформация органических соединений. Человечество научилось сконструировать такой ген или генные комбинации, которых не существует и не может существовать в природе! Человек вмешался в святая святых мироздания, он теперь может выводить несуществующие виды животных, а также оживлять по клеточным материалам животные, исчезнувшие миллионы лет назад!
     - Ну, это же хорошо. Я тоже кое-что об этом читал, - вставил прокурор фразу, пытаясь, чтобы профессор перешел к сути проблемы, не убивая много времени.
     - Да, хорошо, прекрасно! – вскипел профессор, - до тех пор, пока не закончат создание этнической бомбы и какой-то горячей голове не захочется попробовать эту бомбу в деле!
     - Бомбу? О чем это Вы? – сделался прокурор серьезным. Потом хотел еще что-то сказать:  - Неужели чеченские террористы…
     - Чеченские террористы – младенцы в качелях по сравнению с теми, кто создает сверхсекретные научные лаборатории, неподконтрольные государственным органам власти.
     - Неподконтрольные? Кто же их создает?! – оживился генеральный. Это был вопрос его прямой компетенции и ответственности.
     - Прошу Вас послушать дальше, - обратился профессор к прокурору. Ему хотелось быть максимально убедительным.
    - Я Вас внимательно слушаю…
     - Мы научились создавать чудовищные по своим разрушительным возможностям синтезированные гены и встраивать из в вирусы, бактериальную плазмиду, или любые другие векторные системы, а затем перенести в геном хозяина – реципиента. Иными словами, мы научились создавать такие смертельно опасные вирусы, которые будут поражать только организмы с определенным генетическим кодом. Понимаете?
     - Не совсем…
     - Объясняю. Генетический код у всех людей всех рас и национальностей в основном одинаковый. Но только в основном! В этом вся суть, обратите внимание. Есть незначительные различия у генома, скажем, русского и корейца, грузина и чеченца. Так вот, ученые в сверхсекретных лабораториях уже создают специальные персональные бомбы для всех народов! Теперь понятно? Понятно, что по прихоти каких-то сверх богатых международных проходимцев сегодня могут уничтожить или покалечить чеченцев, завтра татар, послезавтра русских, арабов, немцев, китайцев…
     - Вот это да-а-а-а, - расширились зрачки Генерального прокурора, - и где же такая лаборатория? Кто ее создал?
    - Такая лаборатория создана в горах Чечни. Война – прикрытие ее работы. Человеческого подопытного материала ведь здесь более, чем достаточно. Война развязана. Эти лаборатории  создает частный транснациональный могущественный капитал, неизвестно кому принадлежащий. В те лаборатории даже Президент страны не проникнет! Спокойно жить человечеству осталось в лучшем случае лет десять, не больше! – профессор замолчал. Генеральный внимательно смотрел ему в глаза, не зная что и сказать.
     - Что мне делать? Вы мне хотя бы обеспечите безопасность? – наконец, спросил Разумовский.
     - Не знаю даже что ответить, - неуверенно сказал прокурор и ученому все стало понятно. Он понял бесполезность продолжения разговора и решил схитрить, чтобы покинуть это помещение. Не исключалось, что прокурор его просто сдаст.
    - Хорошо. Вот мой адрес. Нужен буду – найдете. До свидания.
    Сработало. Разумовского выпустили. Но домой он, разумеется, не пошел. Порвал и выбросил паспорт в Москву реку, напился, смешался с бомжами, выменял одежду. Через пару дней его было не различить от самых опустившихся особей.
     Жизнь бомжа, как ни странно, Разумовскому понравилась. Впервые за многие годы он почувствовал себя по-настоящему свободным человеком. Он узнал вкус подлинной свободы, когда ни ты совершенно никому не нужен, и тебе никто и ничего не нужно, кроме куска хлеба, которого здесь в бомжатниках достаточно. И, главное – сон. Абсолютно спокойный, глубокий сон, которым Разумовский, с его бунтующей совестью, не мог насладиться уже многие годы.
     Ближе к осени произошла глобальная ментовская облава. Профессору удалось выбежать на улицу, но и здесь его нашли. Забрали сперва в ночлежку, оттуда в инфекционный изолятор. Когда поняли, что человек совсем без ума – направили в интернат, дав ему фамилию Уличный.


**

        Формально главным военным начальником в районе считался комендант. Но на самом деле всё серьёзные вопросы, особенно, связанные с так называемой контртеррористической операцией, решались начальником  районного отдела ФСБ, молодым подполковником Ехимчиком Давидом Яковлевичем. Несмотря на свой статус и солидный возраст, комендант Асадулин просился к нему в кабинет по предварительному телефонному звонку.
         Окна кабинета Ехимчика всегда были плотно зашторены. За шторами - мешки с песком,  закрывающие все окна. Дневного света сюда не поступало.
         - Ну что, Иван Петрович, опять чечены достают? – оторвался от телефонной трубки Ехимчик. Нажал кнопку селекторной связи, попросил дежурного офицера, чтобы  его не беспокоили.
        - Чечены тоже люди,- холодно ответил Асадулин. Он как-то неуютно чувствовал себя в огромном чёрном кожаном кресле. Знал, что эту мебель Ехимчику подарил  местный разбогатевший проходимец, который накануне сутками праздновал женитьбу сына.
         - Люди-то они люди, только своенравные. Ты ещё не понял? – удивленно спросил молодой спецслужбовец, уставив на Асадулина свои бесцветные бегающие  глаза.
          -  Больше страдают мирные, невинные, Давид Яковлевич. С этим надо что-то делать. Я не первый раз об этом говорю.
           - А кто их различит, мирных от немирных? Найдите мне такого специалиста Иван Петрович. Слышал поговорку: «хороший чеченец - мёртвый чеченец»?  Не мы с тобой её сочинили. Выпьешь что ни будь?
          - Нет, спасибо. Разговор серьёзный.
          - Ну, я слушаю, раз серьезный, Иван Петрович, - высокомерная улыбка скользнула на его холеном лице. Потом он весь напрягся, внутренне подготовившись к любой схватке. Непонимание, переходящее в неприязнь, тянулось между двумя военными  вот уже полтора года.
          - Пропадают люди, Давид Яковлевич. Кому – то когда – то за все это придётся отвечать. У меня лежат шестьдесят три заявления. Последний случай – похитили троих из одной семьи. Именно похитили, потому что позвонил вчера в спецотдел – сказали, что есть такие задержанные. Позвонил сегодня - нет, говорят, мы ошиблись, таковых не было и нет. Как это понимать? Кто эти похитители? Вы по-прежнему будете утверждать, что это совершенно самостоятельные, не подчиняющиеся вам структуры?
          - Именно, - выстрелил Ехимчик одно слово и замолчал, просверливая коменданта насквозь своими острыми глазёнками, основательно потерявшими понятия  о совести и чести.
          - Ты хочешь сказать, что эти инопланетяне как бесчинствовали на своих бэтээрах с замазанными номерами, так и будут продолжать свое грязное дело? И что мы с тобой должны и дальше молчать, терпеть, как будто ничего не происходит?
        - Именно,- повторил Ехимчик что же слово и, как показалось Асадулину,   издевательски оскалился.
        - Но ведь это - тот же бандитизм. Государственный бандитизм! Такие методы провоцируют протест со стороны мирного большинства населения, которое никогда не поддерживало сепаратистов. Мы плодим себе же противников, наживаем себе врагов, а не союзников!
        - Там, на верху, виднее, - чётко сказал майор ФСБ. - Мы с этими чеченами  по - всякому старались договориться. Не понимают они этого. Если бы эти самые «мирные» по - твоему чеченцы не укрывали, не поддерживали бандитов, мы бы давно с ними покончили. Теперь мы, насколько я понимаю, должны довести это население до такого состояния, чтобы они сами захотели  связать и отдать нам этих бандитов.
         - Они никогда не смогут это сделать! – взорвался комендант. – Население зажато между вооружёнными до зубов федералами и вооружёнными до зубов боевиками! Население между жерновами, между молотом и наковальней! Мы - государство, а не бандиты! С нашей стороны должно быть больше благородства, больше законности, больше заботы о мирных гражданах. Только так мы завоюем симпатии населения. И ещё, надо  ведь помнить, что мы - православные, а они - мусульмане. Они правильно говорят, что мы не вели бы себя так где-то в Ивановской или Архангельской области. Они думают, что мы так сильно их притесняем, потому что ненавидят, как мусульман! От этого поднимается их протест. Разве мы не должны им доказывать, что это не так, что мы в них видим таких же россиян, как и всех других в России?!
          - Не будем драматизировать, Иван Петрович, - махнул небрежно рукой и скривил рот майор. -  Они сами попросили войну, они её не получили. Теперь пусть все другие республики и народы смотрят на Чечню и думают -  повторить им  их печальный опыт,  или нет. Империя должна быть сильный, чтобы не распасться. Малым народам тоже выгодно жить в империи, иначе они загрызут друг друга. Поэтому оставим, Иван Петрович, эмоции. Пусть эти парни делают своё дело. Просто так, без всякой причины каждого они не хватают, поверь мне.
       - Бывает, и хватают! Очень часто хватают! – возразил комендант.
       - Возможно, иногда перегибают. Так ведь - война. И скажу тебе откровенно, не подчиняются мне эти отряды быстрого реагирования. У них своя голова, своя крыша и, поверь мне, я даже не догадываюсь, кто. Это - совершенно секретные подразделения. Они созданы по специальному приказу.
      - По какому приказу?
       - По какому приказу, на какой юридической основе – это вопросы не ко мне. Скорее, к военному прокурору. У меня столько же информации, сколько и у тебя. Мы - люди военные. Наше дело – выполнить, а не обсуждать приказы, устраивать дискуссии вокруг этого. Прости, что говорю тебе прописные истины, но это всё, что я могу сказать.
        Асадулин сидел с чувством полной опустошённости, безысходности, охватившим его. Он представлял себе, как завтра опять начнут приходить родители, родственники, близкие исчезающих людей. Как он должен будет прятать от них глаза, обещать, врать, потом бегать от них, целыми днями пропадать в школах, в больницах, будто они не могут работать без него. Но туда к нему  тоже будут подходить люди,   и задавать те же самые  вопросы, на которые он не сможет давать вразумительные  ответы.
        - Из одной семьи увели отца - водителя скорой помощи и двух его детей – сына  и  дочь. Судя по всему, они не виноваты. Ты можешь мне помочь вот в этом  одном конкретном  случае? – тихо спросил комендант, как бы соглашаясь со всем, что ему только что наговорил майор ФСБ.
       - Пусть падают заявление на моё имя. Я попробую разобраться, - холодно  ответил Ехимчик. Встал, начал ходить по комнате. Это означало, что ему больше некогда тратить время на пустые беседы с комендантом.
       - Я присягал Советской Армии! – вдруг, неожиданно для себя повысил голос комендант. Он вскочил с места. – Я не научен убивать народ без разбору кто прав, кто виноват! Я не офицер карательной армии! Мы победили в Великую Отечественную войну, потому что наше дело было правое, а фашисты были  оккупантами и творили с русским народом то, что мы сейчас  творим над чеченцами! Мы чиним беззаконие в этой республике, и делаем это якобы от имени  русского народа. Мы здесь устроили самый откровенный, циничный геноцид над древним народом, который у себя дома! Казаков на них стравливаем. Ермоловские отряды создаем, будто в напоминание горцам – все будет как тогда, ничего не изменилось! Откуда эта чудовищная злоба, этот чудовищный идиотизм?!
      Майор стоял в середине кабинета, удивленный, не зная, что ответить разъяренному коменданту.
      - Кавказские  народы  ссорим  друг с другом. Кому это нужно? – продолжал комендант. - Тем, кто ловит рыбу  в мутной воде?  Одни жиды грабят Россию, другие жиды помагают им это делать, стравливая народы, создавая конфликты. И при этом прячутся  за личной русских людей!
      - Но ты это, полегче, что ли?- растерянно мямлил майор.
       - Именем русских они зверствуют,  сеют страх и ненависть на вечные времена. Кое - кто принимают эту политику, проводят её, а мне  это чуждо! Я знаю своё прошлое. Я - потомок древнего русского дворянского рода. Кто-то все время, постоянно  сеет смуту  в этой  стране, не дают  народам России  жить в мире и спокойствии. Эти самые оборотни  развалили  СССР, теперь упорно  разваливают Россию, любезный Давид  Яковлевич! Я  не знаю, каких вы корней  и какой идеологии придерживаетесь, но самые жестокие каратели  народов, самые страшные наркомы, и вот сегодня  самые ненасытные кровопийцы делают свою  грязную  работу только для того, чтобы  развалить Россию, посеять между русскими и российскими народами ненависть, страх на долгие годы и века!
     - Следите за своими словами, комендант!
     - Беззаконие, государственный бандитизм в этой республике раскручивается  не во имя  России и  русского народа, а против них! И всё - же,  недалёк тот день, когда народы России наконец  прозреют. Тогда таким, как вы, тоже придётся делать свой выбор!
          Асадулин вышел из кабинета широкими шагами, хлопнув дверью. Отпустил машину, решил пройтись пешком. Дождь к тому времени перестал лить. Было прохладно, но свежо, это немного успокаивало.
         «Скорее бы прошли эти полгода. Подам в отставку. К черту эту армию убийц. Это уже не народная армия, а служанка жидовских олигархических интересов, выполняющая  преступные  приказы грабителей, засевших в Кремле. Чтобы служить в такой армии – нужно быть бесчувственным, безмозглым  роботом,  киборгом. Мне, во всяком  случае, под старость лет, такая служба не нужна».

        Марьям, которая всё ещё стояла, как заворожённая, под полуразвалившимся крыльцом  бывшего детского магазина, пристально вглядывалась в фигуру тяжело идущего человека. Лишь тогда, когда он подошёл  совсем  близко, она убедилась, что это - комендант.
       - Комендант! Коменда-а-ант!! – с какой – то особой радостью и надеждой,  словно ребёнок, подбежала она к полковнику, будто вот так, в неформальной обстановке он её лучше поймёт, лучше услышит, теплее отнесётся к ней.
       - Что? Что такое?! - крикнул полковник. – Это опять вы? Я только что разговаривал с начальником ФСБ. Обратитесь к нему письменно. Я ничего не решаю. От меня ничего не зависит!
         Марьям не рискнула больше к нему приставать. Она остановилась, замерла на месте.
        Комендант удалялся быстрыми шагами. «А с кем тогда Руслан будет договариваться? Почему комендант говорит, что от него ничего не зависит? Может, лжёт? Может, во всём полагается на Руслана, как на посредника? Со мной он больше разговаривать не будет. Это он ясно сказал. Значит, надо посоветоваться с Русланом. Надо быстрее отдать ему деньги. Деньги. Откуда же я их возьму?»

      Поздно ночью, перед сном  Марьям рассказала хозяйке дома о том, как встретила человека, обещающего освободить её супруга и детей за деньги. Показала ей сумму, обозначенную  на бумажке. Получалось, что Марьям сможет собрать только половину этих денег, даже если продаст свой дом с участком и всеми постройками на нём. Но кто купит её дом? Везде полно людей, которые продают свои жилища, лишь бы уехать отсюда куда подальше.
        Хозяйка дома вдруг вспомнила, что есть в селе какой-то «воздушник» (так называли людей, которые в начале девяностых годов воровали деньги по фальшивым авизо). Этот  «воздушник» даёт деньги  взаймы под проценты.  Но ему нужны  гарантии, что деньги  будут возвращены. Либо кредиторы закладывают свои дома, участки, машины.
        - Это меня устраивает! - согласилось Марьям. – Я продам свой дом и возвращу ему деньги. Либо  ему отдам этот дом, двор, всё, что у меня есть!
        К «воздушнику» пошли рано утром. Но тот категорически  отказался иметь дело с женщинами. Поставил условие - пусть придёт солидный мужчина,  выступит гарантом, даст расписку.

 **



Диалоги с Голосом
   
     - Всевышний Творец, подскажи мне, чтобы развеять  сомнения: что есть истина?
     - Истина – это то, что невозможно не признать, рано или поздно. Истиной можно игнорировать, пренебрегать, манипулировать; истину можно искажать, но не вечно. Ты это, кажется, хотел услышать?
     - О, да.  Я объединил несколько истин и пришел к той, которую человечество, кажется,  не сможет отрицать, исказить, заменить, не признавать,  при всем своем  старании.
     Истина первая – Бог един, все люди – братья  и правы все пророки, которые возвещали об этом.
     Истина вторая – раз Бог един и все люди – братья, то не должно быть в мире враждебного раскола по религиозным и национальным признакам и мотивам.
     Истина третья – пока существуют разные религии – разные идеологии, существует реальная возможность использовать эту разность в качестве механизма  провокационных политических технологий. Разность работает на конфликты, войны, насилие, что противно Богу.
     Истина четвертая – невозможно создание принципиально новой единой мировой религии для объединения человечества, отрицая предыдущие Откровения Бога и величайших пророков человечества.
     Истина пятая – существует только одна мировая религия, признающая все Откровения Бога и всех пророков человечества – это Ислам.
     Истина шестая – и в мировых религиях Откровения люди Книги  начали делиться, враждовать между собой. Существует только один бесспорный путь самоочищения Веры – возвращение к истоку, к первому послепотопному пророку, отцу всех народов и всех пророков – Нохе (Ною), к его завету – Нохчалле.
      Истина седьмая – человечество в принципе не может нравственно или физически  погубить себя,  ибо в этом случае терпит крах величайший проект Бога, связанный с человеком и человечеством. А  Всевышний Творец не может создавать провальные проекты по определению.
     - Все правильно, ответил Голос. – Эти истины разум человеческий не сможет отвергнуть. А слушающие голос собственной совести не смогут не возрадоваться возможности возвращения к единству. Это – прямая дорога, прямой тарикат к миру и согласию, прямой удар по тем, кто уже убедил себя в необходимости взять на себя функции земных богов.
    - О, Всевышний! Ученые в один голос утверждают, что вся Вселенная на девяносто пять процентов состоит из темной материи. Так ли это и что это значит?
     - Не нужно быть большим ученым, чтобы понять очевидное. Приведем один пример. Вот, к примеру, пчела. Никто же не скажет, что она глупа. У пчел очень правильно, строго организованный образ жизни. Такого порядка, такой строгой дисциплины и ответственности, какие в семьях у пчел, нет даже у людей, считающих себя намного разумнее этих крошечных созданий. Но пчелы никогда не узнают, что рядом есть люди, которые изготавливают для них ящики, закладывают рамы с вощиной, утепляют их гнезда, а когда плохо с медосбором, подкармливают сахаром. То есть все то, что выходит за рамки того, что им дано – для них та самая темная материя. Так же и с человеческим измерением. Вы пользуетесь только тем, что вам дано. Но ваши души после вашей смерти узнают больше, в зависимости от того, к чему вы их подготовили в земной жизни. Сказано ведь в Коране, что каждая душа получит то, что обрела для себя.
     - О, Творец! А чьи обретения самые ценные?
     - И об этом в Коране множество раз сказано однозначно: - тех, которые уверовали и творили благое.
      Творить благое каждый должен исходя из того, чем он занимается, что он может и обязан. Разные уровни творения благого, скажем, у высокого правительственного чиновника и у безграмотного чабана. А что является благом, а что злом –  Создатель ему постоянно подсказывает на языке, который вы называете совестью. Есть, скажем, чиновники, которые поступают вопреки совести, а потом пытаются сгладить свой грех намазами, мовлидами, хаджами, другими процедурами, которые они совершают якобы ради Бога. Богу такие процедуры от бессовестных лицемеров не нужны. Пусть они сперва повернутся лицом к людям, прежде чем обратятся к Творцу.
     - О, Творец, а почему священнослужители нам так не говорят?
     - А потому что многие служат тем, кто грешат, воруют и делятся с ними. А Богу они служат только на словах, всем своим видом внушая доверчивым людям, что они – Его уполномоченные на земле. Плохо им придется. Их души сполна узнают, что такое ад.
     - Творец, ответь мне, почему Ты создал меня в мире, где царствуют ложь и насилие, где богатеют воры, наглые, бессовестные проходимцы, а не трудолюбивые и талантливые?
     - Чтобы ты протестовал, боролся за справедливость.
     - А почему Ты, Всевышний, позволяешь людям  лицемерить, подменять подлинную любовь к Тебе и к Твоим Заветам рекламными религиозными процедурами и обрядами? Почему бездарь, неуч, хам, демонстрирующие свою лицемерную набожность, оскверняют веру, спекулируют Твоим именем, а ты все это терпишь?
     - Чтобы люди сами увидели и поняли это уродство, стали борцами против нового вида грязи на более высоком уровне развития общества. Чтобы прозрели и смогли стать на истинный путь подлинной веры.
     - Творец, а почему народ столь туп, безволен, труслив? Почему люди думают, что они ничего изменить не смогут, что все давно Тобой предопределено и все равно будет так, как Ты захочешь?
     - Предопределены Законы Вселенной. Но человеку дана свобода, в рамках которой он может обустраивать свою земную жизнь. Фатальная неизбежность человеческой судьбы – выдумка злодеев. Главный закон человеческой жизни – борьба. Главная задача мусульманина – борьба.  Посланник Всевышнего всю жизнь провел в борьбе. Но теперь – борьба не в форме войны. В войне побеждают те, у которых мощнее оружие и много денег. Всего этого сегодня больше у сатаны. Поэтому – война  разума и совести против безумия и бессовестия.
     - Творец, о какой борьбе Ты говоришь? Как я, жалкий одиночка, могу бороться с мировой системой зла, созданной всем грязным золотом земного мира?
     - Ты и все будут оставаться жалкими одиночками до тех пор, пока будете считать себя таковыми. Человек, считающий себя жалкой одиночкой, не верит в своего Творца, он лишает себя Его поддержки и становится несчастным. Главная беда людей не в том, что они одиночки, а в том, что не нашли еще свою Веру, хотя и называют себя христианами, мусульманами и прочими правоверными.
     - Бог, а кто истинный верующий?
     - Тот, кто верит, что Творец ближе к нему, чем его кровеносная артерия.
     - Творец, а кто самый опасный для веры?
     - Тот, кто обманывает людей от  имени Творца, возомнив себя посредниками между Ним и людьми, вместо того, чтобы призвать людей прислушиваться к голосам своего Разума и Совести.

 **

     Перелистывая газеты, Уличный остановился на одной публикации. В ней говорилось:
       «Директор московского Института сверхтонких материй, всемирно известный биофизик, академик  Игорь Алексеевич Раушенбах вот уже несколько месяцев пытался решить небывалой сложности задачу, от правильного решения которой, без всякого преувеличения, зависела судьба всего человечества. А может быть, и чего – то еще несравнимо большего, чего ученый не знал и знать не мог, но о существовании которого догадывался.
       Институтом были получены результаты, научно доказывающие существование Ада и Рая! Новейшие приборы, изобретенные в процессе прорыва в нана технологии, позволяли четко моделировать Ад и Рай на мониторах. Это было настоящее чудо. Бог вывел человечество на принципиально новый уровень прозрения! Это было новое Откровение Бога, но на уровне иного измерения, на уровне метафизики!
       Ученые понимали, что открытие – не случайность. Бог говорит, что необходим революционный пересмотр в духовной, нравственной сферах человечества перед реальными угрозами, возникшими в связи с революционным прорывом в прикладной науке.  Революция в науке должна совершаться вместе с революцией в сфере религии, духовности. Иначе человечество не сможет остановиться от соблазнов, могущих привести к концу человеческой истории…
       Раушенбаху было известно, что достигнуты ошеломляющие успехи в разработке нового поколения генетического оружия. Достаточно задать программу, и невидимая бомба в виде специальных вирусов способна фильтровать человечество не только по этническим, расовым, религиозным признакам и особенностям, но даже по пристрастиям! Яснее говоря, задается программа не только на уничтожение или  вырождение той или иной нации, но и тех или иных социальных групп, носителей различных пороков, ориентаций, мировоззрений, идеологий и тому подобное.
       Вот и встал вопрос перед ученым: показать, что Рай и Ад реально существуют и каждому человеку оставить право выбора своей судьбы с учетом этой новой реальности, или позволить хозяевам генных технологий  начать фильтровать человечество на свое усмотрение… но ведь и злодеи должны одуматься, устрашиться, увидев реальное существование Ада своими глазами…
       Долго мучиться в размышлениях академику Раушенбаху, однако, не пришлось. Его просто схватили среди бела дня по дороге домой, одели на него черную смирительную рубашку, отвезли и спрятали в психиатрической клинике самого строгого режима. Пускай, сказали, рассказывает там сколько угодно про свой Ад и Рай.  Там ему поверят…
     Академика начали насильно колоть какими-то препаратами. Игорь Алексеевич испугался, что его хотят превратить в растение. Что скоро его мозг перестанет соображать и он будет существовать как человекообразное существо с лицом и фигурой академика Раушенбаха. Так очень удобно тем, кто его сюда заточил. А что же Академия наук великой страны? – вопрошала статья, - Что коллектив Института, которым он много лет руководил? Все вдруг замолчали, согласились, что Раушенбах - псих, параноик, шизофреник?! 
     Единственный человек, который забил бы тревогу – супруга. Но ее уже три года нет в живых. Да и академику уже далеко за семьдесят. Но не за свою жизнь беспокоится ученый. Могут погубить величайшее открытие! Собираются скрыть от человечества потрясающий научный результат, подтверждающий реальное существование потустороннего мира и необходимость революционного пересмотра идеологических взглядов на земной мир!»
     Прочитав статью, Уличный окончательно решил для себя, что молчать он больше не будет. Нельзя своим молчанием согласиться со своей прямой дорогой в Ад. Он весь был в размышлениях.
    
     - Когда-то в юности, будучи студентом, я уже побывал в психушке, - улыбаясь и равнодушно глядя в темный потолок, освещаемый лишь слабым светом от фонаря с улицы, признался Мухдан в тот вечер Анатолию Карловичу Разумовскому. Так представился, наконец, Уличный Мухдану.
     - А меня эта психушка, можно сказать, от смерти спасла, но дальше молчать невозможно, - заявил сосед.
     - Не хочешь рассказать? – проявил любопытство Мухдан.
     - Тебе расскажу обязательно, - уверенно сказал старожил и добавил странную фразу, - Тебя сам Бог прислал, чтобы я тебе рассказал, исповедаться  как бы и облегчить свою душу перед смертью. Но вначале расскажи о себе, свою биографию, как в психушку попал. А то все больше дискутируем, не зная друг-друга.   
     - Моя история банальная, - тут же ответил Мухдан. – В селе, где я живу, меня называют безумцем, хотя изначально в психбольницу я попал будучи абсолютно здоровым.  А вот теперь и сам засомневался: нормальный ли я? Решил обследоваться. Вернее, родственники настояли, а я согласился.
     - А кто ты по профессии? Извини, конечно, можешь не отвечать, если не хочешь.
     - По профессии я учитель истории, - ответил Мухдан, - но работал не только в школе, но и корреспондентом районной газеты.  Оттуда выгнали, другую работу не предлагали.  Поэтому почти вся моя жизнь прошла на хуторе. Интересоваться историей, правда, никогда не переставал.  Читал литературу философскую, религиозную. Читал и перечитывал все священные Писания. Короче, крестьянин я хуторской.
     - И за что это тебя оттолкнули на обочину? – заинтересовался сосед.
     - Знаешь, как назывался мой диагноз, когда впервые прятали в психушке?
     - Ну и как?
     - Маниакальная страсть к справедливости. Или что-то в этом роде, сейчас точно не помню.
     - А, понимаю, - ответил Уличный. Даже в темноте ощущалась его улыбка, - это был любимый диагноз гэбистов, когда надо было убрать неудобного человека.
     - Ну, и что ты такого интересного хотел мне рассказать, исповедаться? – спросил Мухдан.
     - О, Мухдан, это не обычная история. Даже не знаю с чего начать.
     Пауза затянулась. Мухдан даже подумал, не уснул ли его собеседник. Но сосед задал встречный вопрос:
     - Как вы там у себя в Чечне решили, почему были затеяны эти глупейшие войны?  Вы разобрались в их причинах и целях?
     - Да их целый букет, - быстро ответил Мухдан. – Во-первых, хотели спрятать следы экономических преступлений, которые совершались правительством Черномырдина  в сговоре с Дудаевым и его окружением. Во-вторых, кое-кто хотел втянуть в войну и дискредитировать еще одну исламскую государственность, вырастив на этой войне отряды террористов, диверсантов. В-третьих, хотели отвлечь внимание обманутых и ограбленных россиян на свежего врага. А чтобы снять ответственность с себя, рассказывали байки о воспалившейся в чеченцах исторической памяти по поводу Кавказской войны, по поводу сталинской депортации в 1944 году, в результате которой половина народа погибла.  Есть и такая версия, что евреи давно положили глаз на Северный Кавказ. Хотят извести оттуда аборигенов.
       Вот, Ермолов, этот жидомасон, все делал для того, чтобы чеченцы никогда не примирились с Россией, не вступили с ней в союзнические взаимоотношения.
       Берия, сын менгрельской еврейки, настоял на том, чтобы Сталин выслал оттуда многие народы.
      Вот и сейчас евреи в окружении Ельцина, все эти березовские - главные зачинщики, спровоцировавшие эту войну. Администрацию Ельцина, не допустившую мирное разрешение конфликта, возглавлял матерый западник Филатов. Он главный кремлевский подстрекатель.
      Словом, сильно нужна была эта война кому-то. Иначе не дарили бы Дудаеву горы оружия, за что никто до сих пор не понес ответственности, не скрывал бы Филатов от Ельцина восемь раз, когда Дудаев рвался к нему на переговоры, могущие удовлетворить обе стороны. И войны точно не было бы с ее чудовищными жертвами. Филатов скрывал, что в Кремль приходят посредники от Дудаева, чтобы реально договориться. А докладывал ему ложь, что Дудаев его оскорбляет, называет алкоголиком, мерзавцем…
     Опять затянулась пауза.
     - Ты слышишь меня, Анатолий? – крикнул Мухдан, решив, что на этот раз он точно уснул.
     - Слышу, конечно. Так знай же, была еще одна причина. Самая главная.
     - И какая же?
     - Ты ничего не слышал про этническое оружие? Его еще называют этнической бомбой?
     - Это  биологическая бомба, которые убивают людей с определенным генетическим кодом?
     - Вот именно. Ты,  оказывается,  в курсе.
     - Я ничего не знаю кроме различных разговоров и домыслов.
     - А я работал в такой лаборатории, - неожиданно признался Уличный. -Это очень серьезно, Мухдан.
     - А какое отношение  имеют эти разработки к войне в Чечне? –насторожился Мухдан.
     - Самое прямое. Сколько  чеченцев бесследно пропало на этой войне?
     - Более пяти тысяч.  Но это – только установленные имена.
     - Так вот, Мухдан, одной из основных причин этой войны был отбор человеческого материала для опытов, для апробации различных гено-биологических технологий убийства людей.
     Возникла пауза. Услышанное шокировало Мухдана.
   - Ты хочешь сказать, что все эти люди служили тем разработчикам подопытным человеческим материалом? – Вскочил Мухдан с кровати, потом присел.  - И откуда ты это знаешь?
     - Ты слышал про пещеры Бален Берда?
      - Да, слышал! А откуда ты про них знаешь? – удивился Мухдан. - И почему именно мы, чеченцы так интересны этим экспериментаторам?  Мы что, особенные? – не верил Мухдан собеседнику. Думал, что сосед все сочиняет почему то.
     - Да, особенные. Вы же сами это чувствуете. – Немного помолчав, добавил: - И потом – вы на своей родине на самом деле кое кому сильно мешаете. Не только Ермолову и Берии. Они только пешки…
     Мухдан не сразу ответил. Он вспомнил, что находится в психиатрической больнице и здесь могут рассказывать любые фантастические истории. Это немного успокоило, но Мухдану все же сильно захотелось продолжить беседу.
     - Ну, и чем же мы особенные, на твой взгляд?
     - Ты же знаешь. Сам об этом говорил. Вы - единственный народ, который сохранил свою этническую чистоту со времен легендарного пророка Ноя.
      В ту же минуту Мухдана озарило.  Он понял, что его сосед – ни какой-нибудь пациент, а подсадная утка, чтобы проверить, насколько он, Мухдан, сильно отклонился от нормы. И поэтому решил его сразу же разоблачить.
     - Знаешь что, Анатолий, я, кажется, понял кто ты на самом деле. Твоя задача – разобраться насколько я тронулся умом. Ведь это я давно, со студенческих лет утверждаю, что мы, вайнахи, осколок древнейшей великой цивилизации, уходящей корнями вплоть до пророка Нохи!
     - Не только ты, - спокойно ответил собеседник, - об этом давно, многие  века знают все, кому положено знать. Но ты, возможно, не в курсе, что Россия давно разделена между собой Америкой и Израилем? Израилю отходит весь Северный Кавказ. Здесь будет воссоздана Великая Хазария. Все остальное отойдет к Америке, которая к тому времени будет готовиться к глобальной войне с Китаем. Дух русских подтачивается нравственным разложением народа: водка, наркотики, ночные клубы, узаконенные извращения, разврат, все подобное. А с мусульманами, особенно вайнахами, такое не проходит. Поэтому именно здесь планируется испытать на деле генетическое оружие. Разработки идут полным ходом.
     -  Это так называемая этническая бомба? – попросил Мухдан уточнить.
    -  Когда говорят о бомбе, то обычно подразумевают некое взрывное устройство, которое сбрасывают с самолетов или подрывают на земле. В данном случае этническая бомба – это обычный вирус, смутированный,  скажем, с вирусом гриппа. Но такой грипп – химера убивает не всех подряд, а только тех, чей генетический код задан.  Такие разработки практически успешно завершились. Идет процесс испытаний. Что и происходит в той страшной пещере.
     Мухдан, ошарашенный таким рассказом, долго молчал. Он теперь не знал, что и подумать. На всякий случай спросил:
     - И что, нет никакого спасения?
     - Есть спасение, - сделал сосед  неожиданное заявление. – Дело в том, что официальная наука вплотную приблизилась к доказательству существования во Вселенной пятого измерения. Это неведомое человечеству измерение, по убеждению многих, составляет некую глобальную нравственную силу.  Ад и Рай реально существуют, и это известно серьезным ученым. Иными словами, доказывается  существование Бога как Всевышнего Творца. – Немного помолчав, продолжил -  Важно бы подключить мнение и настроения мировой общественности, пока не поздно. Но у меня это не получается. Как видишь, меня здесь прячут. Правда, я сам не против, чтобы меня прятали. Если узнают, что я жив и нахожусь здесь, меня прикончат в одно мгновение. Поэтому я прикинулся бомжем, сжег все документы, прикинулся умалишенным.  Обманываю, что совершенно потерял память. Не знаю ни фамилию свою, ни имя. Поэтому нахожусь под  кличкой «Уличный»,  подобрали на морозной улице.
     Рассказ соседа потряс Мухдана. Он подумал о своем сыне Нохе: неужели он мог оказаться в Бален Берде?! Но не стал утомлять собеседника. Решил продолжить разговор завтра с утра.

     Но утром Мухдан обнаружил, что он в палате один.
     - А где же Анатолий Карлович? Спросил он у санитарки, выбежав в коридор.
     - Как это где? Разве он не в палате? – удивилась она. Убедившись, что его нет, туту же побежала к главврачу.
     Мухдана мучали вопросами то люди в белых и зеленых халатах, то какие-то совершенно незнакомые пришельцы из города. Словом, вывод был один: сбежал…

     **
 
       Марьям, когда шла к богатому воздушнику, взяла с собой в качестве гаранта  хозяина дома, в котором остановилась. Хозяин дал расписку и взял деньги.  Пересчитал  их и отдал Марьям.
        В тот же день после обеда она встретилась с Русланом. Долго уговаривала его, чтобы  он взял деньги, что других денег у неё просто нет и быть не может.
        - Ладно, постараюсь ради тебя, - согласился, наконец, Руслан, -встретимся завтра в это же время на этом же месте. Постараюсь, чтобы ты уехала отсюда вместе со своим  супругом и детьми.
         Марьям была почти счастлива. Она нисколько не сомневалось, что, получив такие большие деньги, военные отпустят её родных. Тем более, что они ни в чём абсолютно не виноваты и военные в этом сами, наверное, уже убедились.
         Весь следующий день до позднего вечера, даже после того, когда начался комендантский час, Марьям простояла возле места, где распрощалась с Русланом. Не появился он и на третий, и на четвёртый день. Никто, оказывается, даже не знал этого Руслана ни в милиции, ни в администрации, нигде. Кто-то  предположил, выслушав приметы этого человека, что таким именем мог представляться некто Алихан,  бывший гаишник, наркоман. Но никто не мог вспомнить, откуда он родом, где он сейчас может находиться. Кто-то даже сказал, что этого Алихана давно нет в живых, погиб ещё  во время первой войны.
       Перед Марьям словно выросла громадная, непролазная скала. После недельных скитаний по райцентру она вернулась в своё село с громадным долгом незнакомым людям.
       Дом был пуст и холоден.
         Переночевав в заложенном доме, который, получалось, больше ей и не принадлежит, она, ни с кем, ни о чём не советуясь, опять отправилась в райцентр.
       «Пусть я умру у стен той тюрьмы. Зато я умру рядом со своими детьми. Это теперь самое родное моё место в этом мире» - думала женщина, испытывая при этом какое-то странное облегчение. Оно, это облегчение, начало приходить от осознания того, что жизнь кончилась. В этом мире - она уже не жилец. «Теперь уже надо думать только о том, как   предстать перед Богом. Он, Бог, должно быть, справедлив. Он, Всевышний Творец, единственный, который всё видит, всё знает, может обо всём судить и выносить соответствующие правильные решения. Здесь на земле уже ничего справедливого нет. Совершенно нет! Бог отвернулся от этой земли, от людишек, копощащихся на ней».
       В райцентре, у КПЗ, который назывался тюрьмой,  Марьям познакомилась с мужчиной и женщиной, которым было под пятьдесят лет. Они искали своего сына, которого задержали на блокпосту месяц назад.  От них Марьям узнала, что вчера утром нашли коменданта района Асадулина мёртвым в своей комнате.  Говорят, он умер от разрыва сердца.  По радио же передали, что коменданта застрелил чеченский снайпер.
     Разговорившись, Марьям поняла, что таких, как она, тысячи по всей республике. Что люди уже годами ходят, ищут своих родных и близких: сыновей, мужей, братьев, отцов, сестёр, дочерей, внуков… Что люди, которые заняты поиском  своих пропавших без вести, находят возможность быстро делиться   друг с другом  информацией. Все ходят на опознание трупов, которые выкапывают из различных тайных захоронений, где-то случайно обнаруживаемых. Ищут знакомства в различных силовых структурах. А то, что произошло у Марьям с аферистом Русланом - это самый типичный случай. Есть нелюди, изверги, которые  давно  занимаются таким страшным бизнесом. Наживаются на несчастьях убитых горем людей.
     Марьям порекомендовали носить с собой  фотографии супруга и детей, записать, чтобы не забыть, в какой одежде они были, когда забирали, какие особые признаки были на их телах, в каком состоянии были зубы. Всё это необходимо знать, так как придётся опознавать сотни трупов, уже разложившихся, или изуродованных до неузнаваемости. Но при этом  редко кому везёт,  чтобы опознать близкого человека.
        Вернувшись в село, совершенно усталая, изможденная,   и одолжив немного денег у соседей, отправилась в Грозный, туда, где находится руководство республики.
        К месту, где собиралось республиканское  руководство, Марьям добралась в полдень. Точнее, она оказалось возле массивных ворот и высокого забора, которые тщательно охранялись военными. Туда, поближе  к зданиям, пропускали только тех, у которых были пропуска. Начальство через эти двери вообще не проходило. Оно проезжало на своих машинах через другие более укрепленные ворота. Туда граждан не подпускали.
       Марьям поняла, что поговорить с кем  ни будь из начальства о своей беде ей не удастся. Когда ехала сюда, она не особенно задумывалось, как и не чём ей возвращаться обратно, где, у кого переночевать в случае, если придётся оставаться в Грозном. Теперь  эти проблемы свалились на неё сразу.
        Женщина  отошла чуть в сторону, положила на холодной бетонный блок свою курточку, села на неё. За эти дни она еще больше похудела, ослабла. Щёки впали, вокруг глаз появились чёрные круги. Взгляд потускнел от горя и слёз, стал безнадёжно отрешённым. Она перестала верить случайным людям, поэтому неохотно вступала с ними в разговор.

      Через некоторое время к воротам начали стекаться люди. Женщины были в длинных чёрных одеждах. Мужчины в каракулевых шапках и папахах. Все они  были чем - то сильно опечалены, сосредоточены. Так люди ходят на похороны.
      По их разговорам Марьям узнала, что они приехали на автобусах из дальнего района. Приехали выразить протест по поводу «зачисток».
       Женщины то плакали, то кричали, выкрикивая свою боль. Наиболее частыми их требованиями были – «Верните наших сыновей, они не в чём не виноваты!», «Уберите из района армию убийц, грабителей, похитителей людей!»  «Выходите к нам сюда, мы хотим поговорить с трусливым  начальством, которое молчаливо позволяет убивать свой беззащитный народ!»
        Впереди собравшихся стояли две женщины с множеством фотографий, приклеенных на картонной бумаге. Это были фотографии  сотен бесследно исчезнувших людей, в основном совсем еще подростков. Марьям подошла  к одной из женщин, спросила:
       - Скажи, а что, так никто и не находится  из тех, кого забирают?
       - Если через несколько дней, или неделю не находят - значит всё. Они их убивают и трупы прячут так, что никто никогда не найдёт! -  устало и обреченно ответила женщина. – А еще люди говорят, что где-то есть секретная больница, где их режут, забирают их внутренности и торгуют ими, отправляют за границу…
       Марьям эти слова чуть не свалили. Она с трудом удержалась на ногах, отошла, вновь присела на своё место. Разум отказывался соглашаться, что ее родных уже нет в живых. Временами Марьям чувствовала, что они где-то здесь, в Грозном, если из  райцентра увезли, как сказал комендант.
 


     **

      Побег  Разумовского стал для Мухдана настоящим шоком. Он только начал думать, что обрел в его лице единомышленника, был уверен, что он знал намного больше, чем говорил. Строил какие-то конкретные планы. И вдруг…
    Безумец начал размышлять, возможно ли его отыскать, если попросить Сомсома, если он на поиски бросит много сил и денег. Но не верил он родственнику. И, тем не менее, все время звонил, хотя и не дозванивался. Сомсом не отвечал, не появлялся. Его не было уже два месяца.
    Мухдан в ту ночь вспомнил одну беседу с Уличным. Он как-то сказал, что бомжуя, изучил все поземелья, аварийные, брошенные  строения и котельные Москвы. И что если бы удалось вырваться отсюда, не пропал бы.  «А вдруг он среди бомжей? Но как его среди них отыскать? Самому сбежать? Он законов бомжей не знает. Да и трудно будет чеченцу убедить московскую милицию, что бомжует, потому что потерял паспорт, или жена выгнала…»
     Алексея Мухдан отыскал в столовой.
     - Привет, Алексей, произошло ЧП.
     - А что именно?
     - Сосед мой по палате сбежал. А он мне просто необходим.
     - А что ты предлагаешь?
     - Может, тоже сбежишь, поищешь его?
     - Я? А как? Отсюда просто так не выйдешь. Да и документов, денег у меня нет.
     - Ты русский. Тебе проще. А денег я тебе дам. Сколько надо.
     - А откуда, извини….
     - А какой чеченец без денег на черный день. Скажи, плаваешь хорошо?
     - Да, я мастер спорта по плаванию.
     - Там, напротив водохранилища лодочная станция. И там наверняка есть охранники. Заплати им, пусть покупают мобильник, одежду, обувь. Будем созваниваться.
     - А если они меня сдадут? – испугался Алексей.
     - А ты легенду хорошую придумай. Скажи, что в психушку тебя спрятали жена и ее любовник, чтобы квартиру у тебя отнять. Они поверят. Ты же вполне нормальный человек, как многие здесь.
    - Ну, допустим, поверят. И где же я его буду искать?
    - Он наверняка пошел к своим бомжам. Там его могут знать как Уличного. Надо его найти и сказать, что есть один спасительный план. Он поймет. И тогда я сам отыщу вас.
     Алексей не решался. Мухдану пришлось сказать, что Уличного надо найти ради спасения от явной смерти тысячи людей, которых содержат похитители для преступных опытов. Что именно такой поступок угоден Всевышнему Аллаху, если он еще не передумал принять ислам.

     В следующую августовскую ночь Мухдан обвязал Алексея полиэтиленовой полоской, в которую спрятал деньги, пожелал удачи и направил вплавь в сторону лодочной станции.




Из записок Безумца

      Время как зверь ненасытный безжалостно глотает людей и они исчезают бесследно в ее таинственном чреве вместе со своими мыслями, размышлениями, переживаниями. Это те люди, которые своими мыслями и делами приближались к Богу и составляли основу совести  и благоразумия тех обществ, среди которых жили. В памяти народа остаются чаще всего злодеи и самодуры, которые совершали нестандартные, необычные поступки, или волей случая оказывались на вершине событий. Вот и судьба последующих поколений народа становится похожей на тех злодеев и самодуров, раз интеллект, совесть и разум приблизившихся к Богу не сохранены.

 


**


        Марьям обратила внимание на одну тихую старушку, которая стояла в стороне, была растеряна, не понимала, очевидно, смысл происходящего здесь. Она опиралась на посох. Маленькая, в больших резиновых сапогах и стареньком платке, она  внимательно смотрела на всё, не смея  как-то вмешиваться. На её худом морщинистом лице не было злости, напротив,   оно сияло какой-то естественной добротой. Таковой, очевидно, она и была всю жизнь. Только временами, очевидно, вспоминая о чём-то, из её тусклых глаз просачивались слёзы, и она кончиком своего выцветшего платка  вытирала их, стесняясь окружающих людей. Марьям подошла к ней, поздоровалась:
        - Добрый день, Нана, (СНОСКА Нана – чеч, ласковое, мать) у тебя, видать, тоже какое-то горе?
         - С добром тебе жить, – ласково улыбнулась старушка, - прости, но я тебя не припомню, совсем старая стала, - начала она извиняться.
         - А ты меня и не знаешь, я не из здешних краёв, в горах мой аул. Горе у тебя какое-то, Нана? 
         - А-а. А кто сейчас без горя? – виновато улыбнулась старушка. – Старик с внуком пошли в лес по двора. Нет их  с тех пор. Лошадь пришла, а они не пришли…
          - Когда это было?
          - Весной это было. Ещё снег лежал. Старик – то старый уже был, своё отжил. Внука жалко. Он у нас единственный был. 
         - А вы искали их, обращались куда-то? – спросила Марьям.
          - Я с трудом хожу, а родственников мало осталось.  Все разъехались по всему миру, - помолчала немного и продолжила: -  не давали нам жить. Правда, писем мы много написали. Девушки каждый день пишут и сюда, в Грозный, и в Москву. Но никто ничего не говорит нам. Куда они могли деться, зачем их забрали, что они плохого сделали…  никак понять не могу. Наверное, старая я уже совсем, из ума выжила. Не пойму я ничего. Вот, вчера пришла женщина и сказала, что на митинг надо ехать, чтобы нашли моего старика и внука. Вот и я приехала, фотографии их с собой взяла. Но нам никто ничего не говорит пока.  Может, потом скажут?
         - Наверное, скажут, Нана. Ты только надежды не теряй. Найдёшь ты своих обязательно, - пыталась Марьям подбодрить женщину.
         - Найду, говоришь?- засветились глаза у старушки, а лицо засияло от удивительно приветливой улыбки. – Как Бог захочет, так и будет. Мы все в Его власти. Он нас сотворил, и Он знает место каждого на земле. Ты, наверное, тоже кого-то ищешь. Дай Бог, чтобы нашла. А не найдёшь – Бог знает, почему даёт нам  такие испытания. Положись на Бога, дочка, в этом  мире больше не на кого опереться. А Он - хороший  товарищ тому, кто в Него действительно  верит.
          Эти поистине мудрые, глубокие слова, прозвучавшие из уст женщины намного старше, слабее себя и, скорее всего, неграмотной, потрясли Марьям. Она поразилась стойкости её духа, её силе воли, умению держаться, не упасть, не сломаться! Почувствовала, что она, маленькая и беззащитная, действительно опирается на Бога, как на товарища, и эта опора поистине всесильна!
       Марьям влюбилась в эту маленькую, старенькую женщину, в её стойкость, в её  нерастраченную доброту и человечность. Она подавала ей пример, и этот пример действительно воодушевил её. Марьям тут же подумала, что бы сделать для этой женщины, чтобы ей хоть немного было легче, приятно? Она тут же достала из кармана денег, отсчитала, чтобы хватило ей вернуться обратно, и протянула женщине:
          - Возьми, Нана, пригодятся….
          - Нет, не возьму, - отказалось старушка.- Меня же, как привезли, так и обратно отвезут. Оставь себе. Ты молодая, тебе нужнее. Спасибо тебе. Дай Аллах спокойствия твоей душе.
         - Какая же я молодая? – стало весело Марьям,- мне уже  за сорок!
         - Самое время любить жизнь, детей, внуков и правнуков нянчить. Ты, главное, сдаваться не торопись. Мы же, чеченцы, сильный народ, как мужчины, так и женщины. Ты что, забыла уже, как мы в Казахстане и Киргизии держались? Мужчины, глядя на нас, тоже становятся сильнее. Самое главное – не потерять уважения друг к другу и надежду на Бога.
        Марьям стало стыдно за те несчастные рубли, которые она протянула старушке. В самом деле, зачем какие – то рубли человеку вот такой силы духа, вот такой глубокой, спокойной, уверенной мудрости. Эта маленькая старушка в больших резиновых сапогах,   стареньком халате и выцветшем  платке вдруг  показалась  ей великаном! А кто те, которые прятались за бетонными блоками, кому совершенно безразличны судьбы убиваемых, истязаемых ими людей?
          «Сволочи !!!»  – хотелось  кричать Марьям во всю мочь. Но она опять посмотрела на эту маленькую, улыбающуюся старушку. Ей стало стыдно. Медленно, мелкими шажками отошла в сторону,  к краю бетонного забора, и горько заплакала. Плакала долго, пока не вспомнила, что скоро потемнеет, а ей не плохо бы сходить ещё в республиканскую больницу, куда попал её родственник. Там, возможно, она впервые за эти страшные дни увидит и свою сноху, которая тоже после гибели брата убивается, за  детей своих волнуется, места себе не находит.


**


     Люди голодали, мерзли в сырой, тесной  пещере. От этого были злы, давно надоели друг другу, часто ссорились по пустякам.
     Но у людей была еще одна беда, которую они не совсем осознавали: они мало что помнили из прошлого. Они давно забыли кто они, откуда и почему оказались в этой тесной, сырой пещере, которая к тому же периодически атаковалась всевозможными тварями: ядовитыми змеями, ящерицами, пауками.
      Но бывали, как считали жители подземелья, и счастливые дни. Так, однажды какие-то добрые люди  поставили в пещеру телевизоры. Отныне вся жизнь пещерников составляла единое целое с телевизорами.  Телевизоры стали их мозгом, мировоззрением, смыслом жизни.
     Так и жили поколение за поколением, уставившись в телевизоры. А телевизоры управляли и манипулировали их сознанием так, как хотели. И главное в их работе было – чтобы к обитателям подземелья не вернулась память.
     Мухдан, живущий в пещере среди несчастных, однажды  обратился к Богу с мольбой помочь народу прозреть, выйти из этого долгого ада.   И Бог прислал ему ангела, который во сне показал ему дверь, выводящий из пещеры в большой, открытый мир. Мир,  где много солнца, простора, плодородной земли, много разных чудес. Где, оказавшись среди расслабленных благополучием, изнежанных избытком людей, обитатели мрачной пещеры сделают этот надоевший старожилам мир намного краше, веселее, добрее.
     Мухдан обрадовался красивому сну, но не верил, что в том месте находится дверь, пока не нашел под своей подушкой ключ от замка, на который заперта та дверь.
     Мухдан  отыскал ту дверь, повернул ключ… и дверь открылась! Выглянув, он чуть не потерял сознание. Такое он там увидел! Вот он, счастливый миг спасения! Чудесный миг обретения всего – солнца, земли, радости, и, главное – памяти!
     Вернувшись к людям, Мухдан начал рассказывать им о чуде. Как он обратился к Богу, как Бог прислал ангела, как он обнаружил дверь, открыл ее, и вот она – недалеко отсюда…
    Счастливец думал, что все люди в тот же миг вскачут и побегут за ним к волшебной двери, за которой – совершенно другая жизнь, обретение земного Рая!
     Не знал Мухдан, как устроена с виду простая, примитивная жизнь в пещере. Не знал, что одни к ней давно привыкли, и она их устраивает. Что другие давно куплены теми, кто не хочет, чтобы они нашли выход из подземелья, вышли из нее и стали оспаривать с ними солнечный мир. Что солнечный мир, хозяевами которого они себя объявили, обманом  и коварством отнят у них сатаной и что сатана держит их в мрачной, сырой пещере, лишив памяти и достоинства. И что у этого сатаны есть в пещере среди томящихся высоко оплачиваемые слуги.
    Люди угрюмо молчали. Никто и с места не сдвинулся. Несколько юношей и девушек загорелись, очевидно, возник интерес, но этот огонек в их глазах тут же был потушен пещерным мудрецом, который изрек:
     - А почему это Бог именно тебе указал столь волшебный выход, ты что, умнее, лучше всех?
     В пещере был один поэт - рифмоплет, создающий себе образ народного соловья. Считающий, что он здесь купается во всенародной любви и славе. Он тоже посчитал, что его честь задета:
     - Уж не хочешь ли ты сказать, что Бог тебя любит больше всех, и поэтому избрал тебя в качестве спасителя?
     Но больше всех возмутился тот, кому положено было возмутиться - раскрученный сатаной всевозможными званиями и подачками главный идеолог пещеры – толстый, вечный, похожий на сурка потомственный археолог, десятилетиями внушающий обывателям, что они пещерные люди. Что родились здесь и должны пребывать здесь вечно, и не думая о том, что возможна другая, более достойная жизнь. Археолог заявил:
     - Ха-ха! Избавитель нашелся. Болван! Мифотворец! Если бы существовала такая дверь, я бы первым на нее указал. Я –  Главный идеолог и Мудрейший академик пещерных наук, все здесь знаю, все перекапал вокруг. А ты – кто? Безумец!  Не тебе указывать путь народу!
     Над Мухданом начали откровенно смеяться.
     - Пойдемте за мной, я покажу вам дверь! Вот ключ от него! – твердил Мухдан, но над ним еще больше смеялись:
     - Выбрось этот ключ, не позорься. А будешь мутить народ – бросим тебя вместе с ним в яму смерти, куда бросают покойников, - угрожали ему поэт, археолог, вождь пещеры, которые боялись потерять власть над людьми, как только они выйдут на свет, на свободу.
     А Мухдан, ослепленный красотой и величием открывшейся ему земли под солнцем, не мог молчать. Но и выходить один без своего народа он не желал. Не было ему места нигде, ни в одном прекрасном мире в отрыве от своего народа. И не видел он выхода из своего трудного положения. И тогда в следующую ночь вновь во сне явился ему ангел, который посоветовал:
     - Ты делаешь все, что можешь. Нет на тебе вины в том, что народ не хочет выйти из пещерного болота и смрада наружу в солнечный мир. Власть тьмы сильна, ибо силен сатана, осуществляющий эту власть через пещерных глупцов, через провокаторов и агентов, через телевизоры, гипнотизирующих разум и совесть людей. Поэтому возьми с собой нескольких юношей, подведи их к двери, открой ее, покажи им солнечный мир и отдай им ключ. Всему свой час. Придет время, когда народ обязательно выйдет из подземелья, бросится в объятия света и счастья и поймёт, что не был ты сумасшедшим. И никаким владельцам телевизоров, никаким «великим» сочинителям множества туманящих разум трактатов, никаким провокаторам и продажным тварям не удержать людей, стремящихся к своему предназначению.
     И проснулся Мухдан благодарным и умиротворенным, потому что понимал, что это от имени Бога с ним разговаривал ангел. Что действительно всему – свое время. Что Творец специально держит народ столь долго в тени и лжи, чтобы там, наверху, ему было что с чем сравнить и чтобы не было ему равных в борьбе за то, чтобы никто, ни один народ там, на верху, не терял этот солнечный мир. Чтобы никто больше не оказался опущенным в это мрачное подземелье к змеям, жукам и паукам. Чтобы никто больше никогда не терял память на радость сатане, мечтающего владеть и править всем солнечным миром единолично, считая всех других недостойными, неполноценными.

     Из записок Безумца

     Зачем народу история, если не для того, чтобы изучить, понять, узнать себя?
     Зачем народу история, если не для того, чтобы, изучив, поняв, узнав себя, не отыскать в своем прошлом нечто уникальное, данное Богом только ему?
     Зачем народу история, если не для того, чтобы, поняв свою уникальность, народ не обогащал своей уникальностью весь род человеческий, не подарил человечеству нечто совершенно свое, выстраданное и вымученное в глубинах веков и тысячелетий?
     Зачем народу история, если не для того, чтобы вступить с другими народами в единственно оправданное состязание: состязание в том, кто внесет более весомый вклад в распространении добра и счастья для всех людей?
     Зачем народу история, если не для борьбы, для осознания подлинного врага человечества, для того, чтобы становиться единомышленниками Всевышнего в Его величайшем земном Проекте?


**



     Марьям, ослабленная горем, простуженная и растерянная, слегла. Сноха за ей присматривала. Она же в то вечернее время зашла к свекрови и сказала:
     - Там какой-то мужчина спрашивает, здесь ли живет Марьям.
    - Пусть заходит. Или постой, неудобно встречать человека лежа. Я сейчас выйду. Сама позову его в дом.
     Мужчина, было ему на вид лет за сорок. Обросший и испуганный, озираясь по сторонам, подавленным голосом спросил:
     - Ты Марьям, жена Вахи, водителя скорой помощи?
     - Да, а что? – загорелись ее впалые глаза светом надежды.
     - Пусть Всевышний Аллах даст тебе силы. Крепись, мать, и не мучай себя больше. Нет в живых твоего мужа и сына…
     - Нет? Как нет? Их убили? Ты сам видел?
     - Рассказали те, кто видели. Их выбросили с вертолета в глубокое ущелье на границе с Грузией. Среди ополченцев, которые их нашли, были ребята из этого аула. Они их распознали и похоронили. Потом, после войны они покажут место захоронения.
     - Как выбросили? Зачто? А моя дочь Малика? Что с ней?! – начала допытываться Марьям.
     - Прости. Прими мои соболезнования. Да смилостивится над ними Всевышний Аллах. Я больше ничего не могу сказать. Передал только то, что мне сообщили. Не мучай себя поисками… Все во власти Всевышнего…  Прости, я должен уйти…
     Марьям долго стояла у открытых ворот. Она не слышала вопросов снохи. Она ничего не слышала и не понимала. В эти минуты, очевидно, в нее вселялась та таинственная сила, которая тысячелетиями делает из вайнахских женщин исполинами, поднимающимися над вечностью. Та сила знаменитых амазонок, когда даже почти потеряв всех мужчин, они умели организоваться таким образом, чтобы из почти угасающего семени взрасти и вернуть на эту жестокую землю новое поколение нахов, которые истинные НАХИ!
    Марьям вернулась в дом, испугавшись, что она вышла без платка. Она не знала, что будет с ней вот в этом чужом уже заложенном, не принадлежащем ей доме. Не знала, как они одни со снохой дальше будут жить. Но она знала, что не пропадет. Не пропадет, потому что Всевышний Аллах все видит, все знает, и Ему лучше знать, с какой судьбой как поступать в этом земном мире. Но она никогда не опустится, не впадет в уныние. Напротив, будет жить, подавая пример сотням и тысячам таких, как она.  В поддержке других, в помощи всем, сколько может, в этом она будет черпать силы.


















6 Часть
Бален Берд


 


 
 

     «Будет так, что через раздвоенность мнений
 будет утверждено господство здравого смысла,
 нашедшее опору в магометанских снах…
 Когда же придет время
 освобождения от невежества,
 наступит великое просветление». 

Мишель Нострадамус               
                Из письма  к своему сыну Цезарю.
                1 марта 1555 года.


 «Все великие истины
 вначале были богохульствами».
Бернард Шоу.


***

     Там, за Башламом, с которого сошел на землю пророк Ноха, в скале Бален Берд есть громадные пещеры. Когда приблизится конец света, там поселится Иблис и соберет такие яды, которые могут   уничтожить   все  человечество.
     И тогда на вершину Кхеташ Корт возле Башлама соберутся все пророки – Адам, Ноха, Ибрахим, Муса, Иса, мир им, и Мухаммад, да благословит его Аллах и приветствует.
     Пророки позовут Иблиса и спросят у него: «Чего же ты хочешь? Не мало ли тебе тех бед, которые ты творишь тысячелетиями? Прекрати, и Аллах тебя простит». Иблис ответит: «А я не верю в существование Аллаха». И тогда Аллах, свят Он и Велик, покажет Иблису тысячную часть своей тени, которая будет не тенью, а светом в тысячи раз ярче солнца. Иблис, пораженный увиденным,  ослепленный  на миг этим светом,  упадет в обморок.  Придя в себя, он будет долго горько рыдать, раскаиваясь в своих грехах, потом  скажет пророкам, что он хочет принять ислам и превратить все эти яды в лекарства, которые будут лечить все болезни и человеческая жизнь удлинится на многие века.
      Пророки не поверят ему и скажут: «Произнеси шахаду». Иблис произнесет. Тогда пророки скажут: «Повернись в сторону Мекки и помолись, попроси прощения у Всевышнего Аллаха». Иблис помолится, слезно попросит прощения.  Потом пророки скажут: «Преврати яды в лекарства и передай их людям!»  И Иблис согласится.
     Так на земле начнется новая эра. Иблис больше не будет мешать людям жить. Люди забудут, что такое ненависть, ложь, насилие, болезни. Все будут счастливы осознанием того, что Бог есть, Бог их любит, и их неизбежный переход в мир подлинный и вечный будет благословенным.

                Из рассказов Эсилы



**
 

Мухдану предстояло родиться. Раздавали судьбы.
Раздавали справедливо, каждому разрешали выбирать ту судьбу, которая ему больше нравилась.
Добрый ангел продолжал перечислять:
- Вот, следующая судьба. Окончишь институт, станешь директором совхоза. Лет десять будешь как князь. Всего будет в достатке. Будешь притеснять людей, заниматься приписками, а рабочим выплачивать копейки,  за что тебя многие будут ненавидеть. Будешь щедро кормить начальство, но при этом накопишь много денег, которые ты все истратишь на тяжбу после того, как тебя снимут с работы. Будет у тебя инсульт, будешь парализован, умрешь, проведя четыре года в постели. И дети у тебя вырастут оболтусами.
– Нет, не хочу.
– Вот другая судьба. Школу бросишь после девятого класса, потому что родители заберут тебя на шабашку в Казахстан. Затем будешь жить в Калмыкии, овец пасти. Напьешься, подерешься, сядешь в тюрьму. Вернешься домой, будешь трактористом. Когда народ возмутится и пойдет против власти, на митингах будешь кричать громче всех. Новая власть оценит твою энергию и назначит министром. Власти и денег у тебя на короткое время будет много. Потом станешь генералом. У тебя будет собственная тюрьма. Но тебя зарежет соперник.  Жена поставит на ноги  семью и один из сыновей станет крупным бизнесменом.
– Нет, не хочу.
– Вот следующая судьба. Будешь спекулянтом. Через некоторое время тебя уже будут называть коммерсантом. Будешь шумным, деятельным, полезешь в политику. Попадешь в команду одного авантюрного политика, сильно разбогатеешь на торговле нефтью. Построишь громадный дом среди лачуг односельчан, который во время войны русские спалят. И вырастет у тебя  дочь, из-за которой придется краснеть.
– Нет, не хочу. Послушай, ангел, поищи мне судьбу такую, чтобы обо мне все знали! Чтобы я был нужным и знаменитым!
– «Нужным и знаменитым», говоришь? Ну что-ж,  поищем в каталоге знаменитостей. Но учти, почти все эти «знаменитости» у меня и в каталоге грешников. В такое время ты родишься. Захочешь стать героем – превратишься в преступника. Впрочем, какое время для чеченцев было спокойным? Вот, послушай. Станешь профессором. Будешь известен во всей стране.  Но большую часть времени проведешь на чужбине. Сын у тебя будет много воровать, и один из внуков станет наркоманом. Он же и сведет твоего сына в могилу раньше времени.
– Нет, не хочу.
– Ладно. Вот еще один профессор, даже академик. Всемирно известный. Будешь говорить людям, всей стране  только правду. Не будешь лгать и лицемерить. На короткое время взлетишь очень высоко и будешь кристально чистым во всем. Но за это твой же народ тебя и проклянет, ибо ожидал большего. 
– Нет, не хочу.
– Будешь известным, знаменитым человеком. Только не ученым, а артистом. Настолько знаменитым, что даже похоронить себя на кладбище в родном ауле посчитаешь унизительным. Вреда от тебя народу не будет, но пользы тоже…
– Нет, не хочу.
– Будешь отважным воином. Будешь брать города. Много крови чужих и своих прольешь. Будет у тебя много денег, много подчиненных вооруженных людей. Некоторые тебя будут обожествлять, но многие будут бояться и ненавидеть. Покоя и счастья своим родным, своему народу и себе ты не принесешь, но романтический образ мужественного борца за свободу народа в истории оставишь.
– Нет, не хочу убивать!
– Интересно, - улыбнулся добрый ангел, - учиться и становиться профессором ты не хочешь, петь, плясать, воровать и убивать ты тоже не хочешь, а как, по твоему, среди чеченцев еще можно стать знаменитым?  Есть, правда, еще один способ.
– Какой?
– В тюрьме посидеть. Вот, послушай. Украдешь два мешка золота (это я образно говорю), на эти деньги окружишь себя вооруженными до зубов людьми. Объявишь, что ты умнее и справедливее всех, и поэтому имеешь право устанавливать свои законы. Не всем это будет нравиться. Сядешь опять в тюрьму, выйдешь еще больше злой и «святой». Будешь на устах у всех. Но свои же тебя и убьют. Короче, до старости не доживешь.
– Нет, не хочу.
– Капризный какой. Слушай тогда дальше. Будешь говорить правильные, красивые слова. Людям это будет нравиться. Но у людей не хватит с самого начала ума, чтобы спросить у тебя, а какой ценой, и, главное, каким образом можно реально достичь всего того, о чем ты так красиво говоришь?!  И вот, пользуясь этой народной доверчивостью и наивностью, ты заберешься на самый верх власти над народом.  Но народ вечно обманывать нельзя, его еще надо кормить, обустраивать, и поэтому ты станешь жертвой. Но в истории твое имя останется. Хочешь такую судьбу?
– А зачем мне имя в истории, если я ничего полезного народу не сделаю? Мне бы честно и упорно трудиться во благо своего народа.
– Удивляюсь я тебе, Мухдан.  Ничего не соображаешь. Назови мне хоть одного Героя труда, упорно трудившегося, сделавшего много полезного для своего народа и  которого чеченцы вспоминают!  Все ваши знаменитости – одни абреки, воры, бандиты, уголовники и предатели. В лучшем случае -  артисты.  А хочешь стать знаменитым…  Ну что, еще  поищем?
– Давай поищем.
– Вот, смотри. Банкиром будешь. Воровать по-крупному научишься. Богатым будешь, многие будут тебе завидовать, много будет вокруг тебя льстецов и подхалимов, но счастья и покоя тебе богатства не будут приносить, потому что всю жизнь будешь бояться, дрожать из-за них. Будешь злым и подозрительным, и это будет отражаться на твоем психическом здоровье.  Хочешь судьбу миллионера, у которого крыша поедет и наследники перегрызутся между собой, превратятся в зверей?
– Нет, не хочу. Главное – душевный покой и счастливое потомство.
– А вот  удачные судьбы политиков.  Но удача вскружат им головы и они пойдут войной на свой народ, выпросив у Кремля деньги и танки, вместо того, чтобы договариваться, и прольют море крови.  Доживут жизнь в роскоши, но их потомки не будут счастливы из-за крови, пролитой по вине их отцов. Хочешь похожую судьбу?
– Нет, не хочу.   
– Послушай, может тебе дать судьбу пророка? Но учти, тех тоже камнями побивали. Чтобы стать знаменитым, надо много  мучиться, страдать! Ты готов страдать?
– Я готов страдать не для того, чтобы стать знаменитым, а для того, чтобы быть максимально полезным своему народу! – настаивал Мухдан на своем.
– Какой хороший!  Умник нашелся! – начал ангел обижаться, -  чтобы сделать что-то полезное своему народу, надо установить  над ним крепкую власть. А чеченцы не привыкли долго терпеть над собой добрую, ласковую власть. Значит, власть должна быть жесткой, циничной,  ее надо устанавливать силой, непопулярными методами, как у вас будут говорить. Или вот судьбы раскрученных как шоуменов писателей, священнослужителей.
– А что это за судьбы? – засветились глаза у Мухдана.
– Это судьбы плохих, но удачливых в жизни, обласканных властью сочинителей, проповедников. Будут писать и говорить все, что приятно любой власти, с какой бы стороны она не пришла, не предостерегая ее от ошибок. Иными словами, будут создавать иллюзию благополучия. Но им придется, в конце концов, спасаться бегством со своей родины, и потомки их проклянут... 
В тот миг Мухдан проснулся. Проснулся с досадой, что не успел дослушать ангела.
 Сквозь замерзшие окна маленькой комнаты, в которой с вечера остыла печка, пробивались пронзительно яркие лучи утреннего солнца. Солнца, которое поднималось в этот злой, лицемерный мир как на грандиозный праздник добра  и справедливости. Очевидно, в надежде на то, что ему когда ни будь все же  удастся сделать этот мир и добрым, и светлым, и справедливым.


**


Генеральша Оксана Петровна, тучная женщина  лет сорока, готовилась лечь спать, когда в ее пятикомнатной квартире в центре Москвы зазвонил телефон. «Это дочь Олеся. Опять она скажет, что задерживается, паршивая девчонка» – расстроилась Оксана Петровна.
- Ало, это ты Лесонька?
- Нет, это не Лесонька, это ее подружка Вера. Оксана Петровна, скажите своей дочери, чтобы она мне ожерелье бриллиантовое вернула. Я ей дала поносить, а она говорит, что потеряла. Меня мама ругает.
- Какое ожерелье? Не видела я никакого ожерелья, - заволновалась Оксана Петровна, - а где Олеся? Она с тобой?
- Нет, я ее сегодня не видела. Она прячется от меня. Скажите ей, чтобы вернула ожерелье, а то вся школа узнает, а потом я в милицию сообщу.
- Что ты, что ты?!! –  Испугалась мать. – Я поговорю с Олесей, мы во всем разберемся. Она ведь не такая, ты же знаешь. Но где она? Почему задерживается?
- Не знаю. Загуляла где-то, - грубо ответила Вера и бросила трубку.
- Молодец, все правильно сказала, - похвалил ее Сергей, рыжий крепыш старше ее лет на пять. Они вдвоем реализовывали план, чтобы втянуть пятнадцатилетнюю Олесю в бизнес по торговле наркотиками. Сперва одноклассница Вера сама предложила Олесе поносить якобы бриллиантовое ожерелье,  а потом в спортзале сама же украла ее из портфеля подружки. Теперь эта парочка будет шантажировать ее до тех пор, пока она не согласится стать курьером по доставке наркотиков богатым клиентам, или выполнять другую работу, еще более грязную и опасную. Заодно саму ее легко посадят на иглу. Никто ведь в милиции не заподозрит дочь генерала, начальника службы безопасности самого Президента страны!
Олеся вскоре вернулась, и мать набросилась на нее с вопросами:
- Это что за бриллиантовое ожерелье ты потеряла? Ты почему мне ничего не рассказываешь? Или я тебе уже мать?!
Олеся нагнулась, чтобы снять обувь, но не успела снять и один ботинок, как горько зарыдала:
- Мамочка, я не хотела тебя расстраивать. Я просто не знаю, куда делось это проклятое ожерелье. Я ее в портфель положила.
- Как это ты не знаешь, растяпа, - набросилась на нее мать, - ты представляешь, что ты натворила? А что будет, если ты ее не найдешь? Они же такой шум поднимут, до отца твоего дойдет. Тогда что? Ты об этом подумала?
- Мамочка, я разговаривала со всеми подружками, просила их вернуть, если взяли, - рыдая, объясняла Олеся, - я не знаю что делать, мамочка, мне совсем не нужно было это ожерелье. Мне ее насильно дали.
 -Ладно. Поищи хорошенько. Найдешь.  Только будь осторожна. Не забывай, чья ты дочь. Иди на кухню. Поешь, - стало жалко матери единственную дочь.

 Несмотря на подростковый возраст, Олеся вытянулась, округлилась и выглядела взрослой красавицей. Она выделялась среди сверстниц не только стройной фигурой, но и своими черными глазами, пышными, упругими черными косами и ясной, доброй, завораживающей улыбкой. Завистницы за необыкновенную внешность называли её  то колдуньей, то ведьмой. Им не нравилось, как липли к ней парни старших классов.
Олеся с ужасом думала, как она пойдет в школу, как там встретит ее Вера, как опять засыпят вопросами. Как, в конце концов, о происшедшем может узнать отец… 
Но что ей делать? Она же не может бросить школу и спрятаться где-нибудь. 
На улице моросил дождь. Олеся не замечала, как мокнет. Не боялась, что может простыть, заболеть. Не думала о том, что не подготовилась к урокам. Она была в полной растерянности, потому что просто не знала, как ей выпутаться из этой кажущейся ей огромной беды.
- Ну что, нашла бриллиантовое ожерелье?  – подбежала Вера на первой перемене.
- Нет, не нашла. – девушка сидела за партой, не поднимая своих заплаканных глаз.
- Тогда придется отрабатывать, - заявила подружка, - оно, между прочем, миллионы стоит!
  Олеся от этих слов мигом ожила:
- «Отрабатывать»? Это как? Я могу делать любую тяжелую работу!
- Ну, тяжелую просить не буду, но кое-что придется исполнять, пока не отработаешь. Ожерелье-то чужое было. Мне тоже ребята дали ее поносить, - тон голоса Веры был уже мягким, миролюбивым.
- О, спасибо Верочка! – Олеся весело вскочила с места, принялась обнимать подружку, - я совсем растерялась, мне даже жить не хотелось. 
- Да ладно, мы разве не подружки? Я все сделаю, чтобы тебе помочь. После уроков поговорим. Ребята еще подойдут.

Олесю пригласили на вечернюю дискотеку и там рыжий, коренастый друг Веры с татуировкой не шее, который представился Сеней, объяснил ей, что предстоит выполнять работу курьера. На первых порах она будет отрабатывать стоимость цепочки, а потом за хорошую работу будут еще приплачивать. Рыжий сказал, что разносить и развозить она будет лекарства для срочно нуждающихся. Но рассказывать об этом нельзя ни одной живой душе, даже матери, потому что это бизнес нелегальный и налоговые органы могут наложить большой штраф. «Помогать больным людям – это благородно, - добавил Сеня, - будешь работать после уроков и в выходной день. Только в редких случаях придется пропускать уроки».
Выполнение первого поручения прошло гладко. Олеся пошла по адресу, где в подъезде большого дома ее встретил долговязый худой юноша в черной футболке, джинсах, и черных очках. Он взял пакетик, отдал Олесе деньги, и она быстро вернулась обратно. «На сегодня – все» - коротко сказал ей Сеня и Олеся, довольная и почти счастливая, побежала домой, размахивая школьной сумкой.
Следующее поручение, которое пришлось на воскресный день, оказалось посложнее. Надо было войти в темный подъезд, подняться на пятый этаж, сделать три коротких звонка и открывшему дверь мужчине зрелых лет сказать, что принесла пакет от племянника. Взять у него деньги и быстро вернуться обратно.

Накануне Олеся позвонила подружке Вере и попросила ее пойти с ней. Сказала, что страшно боится входить в чужие незнакомые подъезды. Но Вера быстро отказалась, сказав, что Сеня категорически запретил ей вмешиваться.
Чем выше Олеся поднималась по лестничным ступенькам, тем больше у нее дрожали худые коленки. Не нравился ей этот давно не убранный подъезд без лифта. Везде валялись бутылки и банки, окурки, пустые помятые коробки из-под сигарет. Стояла вонь, как в общественном туалете, и еще какие-то незнакомые девушке тяжелые запахи.
Страх был панический. Девушка чуть не потеряла сознание. Но поручение каким-то чудом выполнила.
- Хочешь, я сделаю так, чтобы ты ничего не боялась? – спросила однажды Вера.
- Хочу. Конечно, хочу! – быстро согласилась Олеся.
- Давай свою руку. Один маленький укольчик, и ты ничего и никого не будешь бояться.
Олеся потянула оголенную руку…



**


    Какое-то тайное сборище ворон. Мокрая безлунная ночь. Все кругом затаилось, замолкло, а вороны, словно воспользовавшись нелетной погодой, слетелись со всего мира в этот давно заброшенный средневековый замок, в который, из-за дурной славы, птицы и звери даже в ясный день не заглядывают.
     Вороны обсуждали экстремизм голубей.
     - Кар-р-р-р, что там у нас по плану? – сказала председательствующая ворона, лысая и с жидкими перьями, старая, но с громким голосом, очевидно, главная.
     - Кар-р-р-р, по плану – теракты, диверсии, бандитизм голубей, словом, агрессивность этих тварей, - начала отчитываться бойкая ворона в черных очках, очевидно, из руководства спецслужб.
     - Какая реальная опасность, исходящая от них? – спросила главная ворона.
     - Опасность в темпах их размножения.
     - Способы замедления темпов?
     - Основные способы следующие: поощрение естественной гибели голубей от голода и болезней, замедление рождаемости путем снижения репродуктивной активности самцов, половая дезориентация, прямое военное уничтожение, и, самое главное – провокация взаимного уничтожения белых и сизых голубей.  К этой работе уже подключены специалисты по генной инженерии, спецслужбы, военные.
      - Финансирование?
     - В вопросах финансирования, как краткосрочного, так и долгосрочного, проблем нет.
     - Кар-р-р-р, подробнее о методах, – потребовала главная ворона.
     - Кар-р-р-р, уже подготовлены десятки тысячи ворон, перекрашенные под голубей. Одни завтра же разлетятся по всему миру для организации терактов, диверсий, подрывов. Другие – в качестве журналистов и политических обозревателей. Наши перекрашенные в голуби вороны уже работают в качестве священнослужителей и прекрасно справляются со своими задачами. Они уже убедили белых голубей, что сизые голуби – их непримиримые враги, что они не так молятся Богу, что у них неправильная вера. Белые и сизые голуби ежедневно отравляют и подрывают друг друга в самых оживленных местах.
     - Кар-р-р-р, ядов и взрывчатки достаточно? – спросила Главная.
     - Достаточно, ваше превосходительство, подготовлены и используются миллионы тонн отравленного зерна. Кроме того, специалисты из наших спецслужб научили их как делать яды и взрывчатки самим. Словом, проблем с уничтожением голубей нет, ваше превосходительство. Голуби ведь наивны, глупы, я бы сказал, глупее даже куриц.
     - На это не надейтесь! – крикнула Главная ворона. - Рано или поздно и среди них кое кто прозреет, поймет, что белые и сизые голуби – не враги друг другу.  На этот случай в обществе должна установиться твердая убежденность, что голуби – по своей природе экстремисты, террористы, бандиты, не поддающиеся перевоспитанию. Они подлежат только уничтожению как вид. У-нич-то-же-ни-ю! – понятно всем? Кому не понятно? Кому нужно объяснять?!
     - Кар-р-р-р, так точно! – Работа в этом направлении не будет прекращена ни на минуту! – докладывала ворона в черных очках, - такие передачи ведутся и будут вестись на всех ста каналах телевидения, над которым нами установлен прочный контроль.  Тысячи особей из части голубиной интеллигенции работают на нас, ибо куплены нами на различные подачки. Они уже лучше перекрашенных в голубей ворон создают научные труды и художественные произведения, убеждающие все виды птиц со всего мира в том, что не будет на земле мира и покоя до тех пор, пока не вытравится весь голубиный вид.
     - Кар-р-р-р, хор-р-р-ошо, пр-р-р-р-родолжайте в таком же духе.  Денег  не жалейте. Выживут голуби – дороже обойдется.

     Мухдан проснулся. Ходил под впечатлением увиденного, когда в полдень по телевизору показали, как исламские террористы атаковали небоскребы Всемирного торгового центра, а всевозможные аналитики и политологи делали выводы о необходимости вторгнуться в «экстремистские» исламские страны. А центральные российские газеты крупными заголовками уже возвещали миру о начале мировой войны между Иисусом и Аллахам…


**


     Генерал Мельников, начальник Службы охраны Президента страны,  находился в своем кремлевском кабинете, стоял возле высокого окна и рассматривал город, лежащий в туманном дыму, словно желая понимать происходящее.  Словно там, в гуще домов, машин и людей решается судьба страны, а не в этих вековых, пропертых запахом жестокой кровавой истории кремлевских кабинетах.
     «Что творится?  Когда опомнимся, перестанем опускаться? Все свое продолжаем разрушать - и промышленность, и сельское хозяйство. Все делаем в угоду Западу. Зачем? Армию разложили. Региональные конфликты армия нормально решить не может, а случись большая война? Кто же все-таки за всем этим стоит, и что ждет страну в финале? Отдали все в собственность нескольким международным жуликам, а те уже откровенно хвастаются, что почти весь финансовый капитал страны принадлежит еврейским банкам. И что дальше? До каких пор будет испытываться терпение русского народа?
    
      В это время зазвонил мобильный телефон.
     - Слушаю вас.
     - Это генерал Мельников? – спросил на другом конце взволнованный голос молодой девушки.
     - Да, я.
     - Это Ирина из Пятигорска. Вы мне визитку свою подарили. Помните?
     - Да-да, конечно помню. Как вы там, Ирина? – обрадовался Мельников. Он на самом деле часто  вспоминал эту молодую девчушку, почти ровесницу своей дочери – школьницы.
     - Пришлите мне деньги сто тысячи долларов, если не пришлете, я соберу журналистов и скажу, что Вы меня изнасиловали тогда! – скороговоркой выговорила девушка, то ли хорошо заученное, то ли с бумаги.
     - Что-что? О каких деньгах Вы говорите? – не понял генерал.
     - Не прикидывайся шлангом. Это шантаж. Не пришлете денег – скоро весь мир узнает, какие сексуальные маньяки окружают Президента России! – выдала девушка опять заученное дрожащим от волнения голосом.
     - Это не Ирина. Это кто-то другая звонит. Ты, милашка, украла у нее карточку. Сейчас тебя вычислят, и ты сядешь в тюрьму лет на десять. Поняла? – Пригрозил генерал, ошарашенный тем, что услышал.
     - Нет, это я, Ирина. Я не шучу. Мне нужны деньги! Высылайте в  Пятигорск на мое имя. Иначе пожалеете.
     «Ее кто-то заставляет так говорить. Она в компании каких-то бандитов. Надо поручить  разобраться…» - решил генерал, выключая мобильник.

**

Диалоги с Голосом

    - О, Всевышний, ответь же, какова конечная цель  пребывания людей на земле? Неужели она заключается в том, чтобы в земной жизни отсортировать людей, чтобы одних – в Рай, чтобы там бездельничали в садах, где внизу текут реки в компании очаровательных девиц, а других – в Ад, в огонь, чтобы горели там вечно. А Тебе-то что от этого? Не верю, что высший замысел земной жизни в такой сортировке, а конечная цель Твоего Проекта столь примитивна.
     -  Я давно и долго ждал этого вопроса, ибо этот вопрос – свидетельство многих изменений в человеческой среде, - начал отвечать Голос. - Во-первых, этот вопрос говорит о том, что на Земле люди освобождаются от религиозных догм и осмеливаются больше полагаться на свои разум и совесть, чем на «осведомленность» и «святость» посредников, застрявших в средневековых догмах и не умеющих читать вечно современные Откровения в духе меняющегося времени.
     Во-вторых, вопрос – свидетельство того, что люди понимают святость своей свободы и готовность быть соучастниками  Проекта Творца.
     В-третьих, вопрос – свидетельство понимания людьми, в силу своего выросшего интеллекта, метафорической основы священных Писаний, необходимой тысячелетия назад для людей с менее развитой образованностью и интеллектуальными способностями.
    А теперь – ответ по существу вопросов.
     Ваши ученые абсолютно правы, когда говорят, что всего ничтожная часть Вселенной видима людьми, что в основном Вселенная – темная материя. Но в той видимой части Вселенной хозяин - человек. Как в этой части распоряжаться своим временем, как обустраивать свою жизнь -   Всевышний постоянно подсказывает людям. Бог не изолировал себя от  людей. Умеющие слушать свой разум и свою совесть – умеют слушать Всевышнего. Но люди часто поступают опрометчиво, вопреки своему разуму и совести. Поступают ради утоления своей плоти и похоти, а, самое страшное – ради утоления Иблиса в себе – своего эго, нафс, или, как у чеченцев, своего со-ас. Эгоизм, гордыня человека пострашнее позывов его плоти и похоти. Это хорошо понимали подлинные суфии, а не те некоторые упитанные упыри,  которые сегодня дискредитируют понятие суфизма.
     Так вот – цель божьего земного Проекта «Человек» - совершенствование души и обогащение интеллекта человека, подвергнув ее всевозможным земным испытаниям. Ибо в высшем измерении, которое вы называете потусторонним миром, требуются души более высоких свойств, прошедшие земное чистилище.
     Метафоры «Ад» и «Рай» в земной жизни  оправдали себя, ибо люди, по большому счету, понимали о чем идет речь. Грешники действительно казнят себя уже в земной жизни, и за Великим Порогом им будет не сладко.
     И, последнее, разве Творец не дал самому человеку возможность понимать себя, то есть, отличать добро от зла, истину от лицемерия? Надо больше полагаться на себя, на свою интуицию, на свои разум и совесть. И тогда люди становятся на одну сторону со своим Творцом. И Творец становится людям абсолютно понятным, как и Его Проект.
     - Творец! Ты часто говоришь о борьбе, необходимом для того, чтобы становиться подлинными мусульманами, соучастниками Твоего Проекта. Скажи, что такое борьба в наших рыночных условиях, когда главное почти для каждого – деньги, финансовый успех, а совестливых праведников принимают за чудаков, ущербных, неудачников. Как можно на самом деле осуществлять борьбу, чтобы она стала успешной, а не посмешищем?
     - Путь – один, как и всегда, во все века и тысячелетия. Вот он: прозревшие с помощью Всевышнего не боятся высказывать истину, а народ, чувствующий истину, не боится поддерживать прозревших.
     - Творец, а как узнать, отличить прозревшего от шарлатана, авантюриста, или от банального шизофреника?
     - Способ все тот же – послушать свои разум и совесть, и поверить и, а не сатане в телевизорах..
     - О, Всевышний, создается впечатление, что чем больше успехов достигает наука и цивилизация уходит вперед, тем больше в обществе цинизма, прагматизма, страсти к материальному. Как все это можно повернуть обратно, осознав, что основное в этой земной жизни все-таки душа человека и Бог, к которому в свое время возвращаются души? Говорит ли это о том, что человечество, как и во времена пророка Нохи, свернуло с верного пути и пора его опять топить?
     - Печальный факт – мусульмане, замкнувшись в одно время в религиозной догме, упустили инициативу в развитии науки. Хотя о роли науки нигде так определенно не сказано, как в Коране, главной Книге всех правоверных. Это хорошо понимали мусульмане в столетия средневековья. Но догма, Иблис победили науку, это специально делали священнослужители-оборотни, разваливающие ислам изнутри.  Они и сегодня превращают ислам в обрядоверие, в суеверие, в неоязычество, противопоставляя подлинной сути философии монотеизма какие-то внешне привлекательные формы и атрибуты. Верующих запутывают пустой зрелищной набожностью, вместо того, чтобы выводить их вперед в развитии образования, науки, экономики, производства. Скажи об этом людям, и тебе поверят. Если не сегодня, то завтра.  И это будет свидетельством твоей подлинной веры.
     - Благодарю Тебя, о Творец, мой разум и совесть подтверждают Твои слова. Значит, они – истина. А для подлинного, а не рекламного мусульманина, как известно, нет ничего дороже истины.
      Творец, дерзну попросить. Приоткрой тайну, какова логика невероятных страданий на земле одних и совершенно праздный, разгульный, роскошный образ жизни других. Причем, страдают, как правило, самые беззащитные, мирные, покорные. А празднуют, мягко говоря, не самые лучшие?
     - Ложные ценности земного мира не всегда и не во всем совпадают с ценностями мира подлинного. О существовании мира подлинного, как и о  существовании Всевышнего, между тем, каждому подсказывает его разум. Кроме того, ведь в исламе ясно говорится, что Творец создал человека,  потому что Он возжелал быть узнанным. Страдающие на Земле желали бы для себя еще больших страданий, если бы они знали им подлинную цену.

**

 
     Анатолий Иванович трое суток не ночевал дома в связи с визитом в Москву важных гостей. Забыл даже об отключенном личном телефоне. Общался только по служебному.
      В ту ночь вернулся на свою госдачу уставший, хотел отдохнуть пару суток. Жена, Оксана Петровна, встречает крайне возбужденная, вот-вот набросится кулаками.
     - Что случилось? Почему глаза выпучила? – спросил Мельников, снимая в прихожей обувь.
     - Я тебе говорила, что с нашей дочерью что-то происходит? – крикнула жена, ответила вопросом на вопрос. – А тебе все некогда разобраться! У тебя дела! Ты почему на мои звонки не отвечал?!
     - Что с дочерью случилось? Говори! – крикнул Мельников в ответ.
     - Это ты меня спрашиваешь? – зарыдала супруга. Твоя дочь вторые сутки не ночует дома и на звонки не отвечает! Вот что случилось!
     - А подружки? Ты им звонила?!
     - Звонила! Одна из них, Наташа, говорит, что она связалась с каким-то художником - наркоманом, только просила, чтобы я ее не выдавала. Я ведь тебе говорила, что с ней что-то происходит. Говорила?!
     - Прекрати истерику. Дай мне телефон этой Наташи.
     - Она не отвечает на звонки.
     - А где она живет? Адрес!
     - Не знаю!
     Генерал сидел в прихожей в одном ботинке. Он тут же по телефону попросил своих подчиненных немедленно проверить все ночные клубы, бары, рестораны, отделения милиции, станции скорой помощи и тут же доложить, если хоть что-нибудь узнают о пропавшей дочери.
    Оксана Петровна немного успокоилась, предложила мужу пройти на кухню, перекусить, выпить кофе.
     Мельников оставшуюся часть ночи не сомкнул глаз. Часто выглядывал в окно, где стояла густая тьма, слегка рассеянная фонарем за высокой сосной.
     Ранним утром зазвонил телефон. Мельников тут же схватился:
     - Да, я слушаю!
     - Генерал Мельнков? – спросил наглый мужской голос.
     - Да! Я слушаю Вас!!!
     - Изнасиловал мою сестренку, пятнадцатилетнюю школьницу, и думаешь,  что все так просто пройдет? Ты когда деньги вышлешь?
     - Послушай, ублюдок, я поручу найти тебя и сам лично яйца тебе отрежу! Понял?! Понял, я спрашиваю?!
     - Понял, папаша, ну тогда берегись. Мы тебя предупреждали.
     - Кто это был? Что он сказал? – забежала в комнату взволнованная супруга, - Он что, угрожал? У них наша Ксюша?!
     - Да нет, успокойся, - махнул рукой супруг. - Это другой случай. Какая-то шпана узнала мой телефон. Иди, ложись, не волнуйся. Найдется наша дочь. Ничего страшного не происходит. Она, очевидно, решила, что уже совсем взрослая…
     Дочь исчезла, словно в воду канула. Нашли художника – наркомана, с которым она в последнее время встречалась. Спрятали в тюремной камере, подождали, пока голова прояснится от дури, допросили. Тот клянется, что не видел ее больше недели.
     Опять звонила Ирина из Пятигорска. Сообщила, что уже назначена пресс-конференция с участием иностранных журналистов, на котором она сообщит, что сам Президент России браконьерствовал в горах Кавказа, а его главный охранник Мельников ее изнасиловал. А еще были трое малолеток, которых тоже по очереди насиловали люди из ближайшего окружения президента. Все они примут участие в пресс-конференции и подтвердят факты. Все это произойдет, если в ближайшее время на указанный счет не поступят уже не сто, а двести тысячи долларов…
     «Этот скандал мне совсем не нужен. В неправду, чем она нелепее, больше верят. Президент придет в ярость. Надо что-то делать. Но что? С кем посоветоваться? С ФСБ? Там только обрадуются. Такие там друзья. Но что делать? Что? Надо же – все сразу свалилось на голову!»


**
 

     Им частично отключили память, и они многое не помнили. Забыли даже, как их звали, как попали в эту пещеру.
     Девятого познакомили с Седьмой вчера после обеда. Разрешали им быть вместе ровно час перед сном.
     Девятому и Седьмой Отец – так называли их хозяина, поведал, что они появились на свет недавно, путем клонирования. И если они во всем будут старательны и послушны, то в качестве награды их выпустят на большую солнечную землю под открытым небом, и земля эта называется Раем. Но при этом поставил первое условие: «Вы не должны касаться друг друга. Случайные касания не в счет. Но если коснетесь сознательно, Рая вам не видать…
     Рай юноше и девушке уже показывали. Огромный монитор в информационном зале показал недавно такие чудеса, что у Девятого и Седьмой дух перехватывало. С тех пор они жили мечтой быстрее попасть в Рай, в котором, как объяснил Отец, пьянеют от одного воздуха. А с неба людей греет громадное круглое светило, бесконечно ласковое и доброе. И в этом Раю вечно пребывают те, кто слушаются во всем своего Отца, преданы ему, готовы пожертвовать ради него своими жизнями.
     Встречи проходили у родника. Так называли небольшой водоем, куда стекал тонкий ручеек из-за  Каменной Стены. Так называлась большая отвесная скала.
     На них были одинаковые красные спортивные костюмы и одинаковая легкая обувь.
     Девятый и Седьмая сразу же понравились друг другу.  До этого они не видели никого из живых людей кроме Отца-хозяина. Даже не предполагали, что есть еще где-то люди, пока им не начали показывать  земной мир – Рай, и странных людей, живущих там.
     Отец много рассказывал о жизни в Раю. Эти беседы проходили и во время просмотра земной жизни по монитору, и во время прогулок возле пещерных рек, и в специальном классе, который назывался классом релаксации. Здесь же слушали музыку, пили кофе. Беседы прекращались только во время физических упражнений в тренажерных залах. Молодых интересовала только жизнь в Раю и Отец не уставал отвечать на многочисленные вопросы.
     - Люди, живущие на земле под солнцем, не знают, что они живут в Раю, - часто повторял Отец. - Они решили для себя, что Рай бывает только после смерти, и что туда попадают только те, кто выполняют кем-то придуманные нормы и условия. Но люди заблуждаются, потому что они глупы и никак не хотят договариваться между собой, как жить в мире и согласии, в Раю. Поэтому все земные люди скоро умрут, точнее, они уничтожат друг друга, и освободят землю для вас и для таких, как вы, которые будут слушаться своего Отца и которые будут знать цену жизни в Раю.

      - А нас не разлучат? -  спросила в тот раз Седьмая, когда они сидели на скамейке возле родника.
     - Я только об этом и думаю, - с волнением ответил Девятый. – Спрошу у Отца, когда он придет.
     - Нас не должны разлучить. Это будет не справедливо, - дрожал голос Седьмой и она чуть не плакала от одной такой мысли.
     - Нет-нет, не разлучат! – почему-то был уверен Девятый, - Отец ведь говорил, что скоро в Раю все будет справедливо, никто никого не будет обижать, все будут радостными и счастливыми.
     Девятый боялся останавливать взгляд на Седьмой. Она ведь еще ангел, пока здесь, в пещере, нельзя ее сильно любить, чтобы не соблазниться и не дотронуться. А на земле, под солнцем, она может стать его женой, - объяснял Отец, - но надо сначала строго выполнять все правила пещеры.
     Час перед сном становился все длиннее, невыносимее. Так сильно тянуло молодых друг к другу.

**
 
     Решением суда  Западного района города Москвы Русский клуб «Справедливость» признали террористической организацией. Произошло это после покушения на лидера правых сил, главного теоретика и  идеолога воровской приватизации в стране Анатолия Чубайса. Виновник покушения не был найден, а причастность «Справедливости» к этому преступлению не была доказана. Тем не менее, громкое дело нужно было закрыть, и нашли крайних.
     Судебные приставы вместе с омоновцами устроили в штабе «Справедливости» настоящий погром. Символический, ритуальный погром, словно желая продемонстрировать всему миру раз и навсегда: справедливости в России нет, не было и не будет. Довольствуйтесь отныне тем, что позволяет одержавшая победу в холодной войне Америка. Хлебайте те щи, которые готовят для вас чубайсы, гайдары, и выращенные ими воры – миллиардеры мирового масштаба.
     Начальник клуба, генерал в отставке Иван Васильевич Кузнецов взбешён, но виду не подает. Он представить себе не может, как повел бы себя, окажись на месте во время погрома.
   Забрали все оружие, хотя не имели права. Ведь «Справедливость» - еще и одно из самых солидных в столице охранных предприятий со своей лицензией и уставом.
   Беспредел. Что-то в роде государственного террора. Кузнецов знает, что за всем этим стоит Совет безопасности страны, который с некоторых пор возглавляет один из самых одиозных еврейских олигархов с двойным гражданством – российским и израильским.
     Не по годам стройный, подтянутый генерал ходит хмурый, но держится уверенно. Сперва обошел всю территорию клуба, осмотрел спортзал, офисные комнаты, бокс хранения оружия. Железные двери вырваны с петель,  большие железные шкафы – сейфы на всю высоту стен  взломаны, словом, будто Мамай прошелся. Тот же вандализм, дикость.
     Генерал догадывался, что нечто подобное может произойти, когда недавно услышал по телевизору интервью с Главой Адмнистрации Президента страны, когда тот заявлял, что покушение на Чубайса – не уголовное, а политическое преступление, направленное против демократических преобразований в стране. Что правоохранительным службам страны нужно смелее выкорчевывать всякие сорняки в виде различных патриотических клубов и движений, которые под патриотическими лозунгами плохо скрывают свои фашистские настроения…
     «Фашистские» - это серьезно, подумал тогда Кузнецов, - до этого они до сих пор не  опускались. Теперь они готовы на любые провокации, раз готовят мнение общественности к тому, что теперь в России понятия «патриотизм» и «фашизм» находятся на одном понятийном ряду».
     Вечером на подмосковной даче Кузнецов был один. Жена работает в клинике, врач, часто остается ночевать в городской квартире. Дети уже взрослые, самостоятельные. Дочь днем позвонила, как услышала о происшедшем, выразила сочувствие. Она старший лаборант в Институте микробиологии. А вот сын, консультант какого – то совместного с американцами предприятия, не позвонил. Отец думает – не случайно. Он не разделяет патриотические взгляды отца. Считает, что деятельность отца мешает его успешной карьере. Однажды заявил, что он был бы уже вице – президентом предприятия, если бы не печальная репутация отца. И добавил где–то услышанную,  сочиненную каким-то придурком глупость -  «Патриотизм – последнее прибежище негодяев…»
     У отца внутри все закипело, он впервые готов был броситься на сына, схватить его за глотку, заставить тут же извиниться, но помогла выдержка.  В одно время в его кабинете в Афганистане, кабинете командующего десантным полком, в шкафу даже листочек  лежал с записью: «МУДРОСТЬ – ЭТО ВЫДЕРЖКА». Чтобы всегда помнить. Помогало.
     Был поздний вечер. Позвонили. Кто-то пришел. Генерал открыл и обрадовался соседу. За дверью, заметно хмурый, стоял тоже генерал. Действующий. Начальник службы охраны Президента России  Мельников Анатолий Иванович.
     - Заходи! Молодец, что пришел. Тебя жена надолго отпустила?
     - А, - махнул рукой  Мельников,  - телевизор смотрит. А у тебя, слышал, неприятности?
     - Заходи, садись, сейчас все расскажу. – А сам идет к холодильнику, достает бутылку водки, закуску.
     - Вот твари! – сокрушается гость, - что хотят – то и делают.   До чего страну довели! Но им это так не пройдет.
     - Конечно, не пройдет! Кто бы сомневался, - садится Иван за стол напротив гостя. – Всему свое время.
     Привычно наполнили по полстакана. Молча чокнулись, выпили. Закуска – неаккуратно нарезанная осетрина. Кузнецов вдовец. Иногда домработница готовит.
     - А ты чего такой невеселый? Проблемы на работе? – спросил Иван, наполняя стаканы по второй половинке.
     - Радостей мало, Ваня, дочь куда-то пропала. Третьи сутки знать о себе не дает.
     - Да ты что? Куда она могла деться? Ты ее хоть охранял? Может, эти, чечены? Они же могли узнать, чья она дочь…
     - Причем здесь чечены? Ну, давай. С Богом.
     Выпили.
     - Проблема, Ваня, не чеченцы. Проблема в нас самих. Как мы молодежь свою воспитываем.
     - Это точно, - согласился Иван, смачно закусывая, - мы свою молодежь не воспитываем. Мы ее спаиваем, совращаем, развращаем на радость сатане.
     - Мы теряем свою молодежь, - добавил Мельников. – И это – невосполнимая потеря в отличие от всех природных богатств, которые у нас грабят. Я даже начинаю задумываться, зря мы не поддержали в девяносто первом ГКЧП.
     - Ты там в своей конторе такое не говори, - посоветовал Кузнецов. - Уволят. Страна лишится последнего порядочного генерала у власти.
     - А я сам скоро уйду. Вот найду дочь и уйду. Не мое это место, преступников охранять.
     - Ты думаешь, преступники? – спросил Кузнецов, наполняя стаканы в третий раз, желая, чтобы гость продолжил эту тему.
    - Конечно, преступники! Ты знаешь, как Ельцин начинал войну в Чечне?
     - Расскажи, - попросил Иван Васильевич после того, как осушили стаканы в третий раз.
     - Войну в Чечне специально развязали! Нужно было отвлечь внимание россиян, начинающих возмущаться от развала СССР и последующего невиданного грабежа страны. Нужно было вырастить врага. Негативный образ «лиц кавказской национальности» уже начал приедаться. Нужен был реальный враг. Злой и жестокий. Вот такого врага и вырастили на той войне. Согласен?
     - Абсолютно. Об этом сегодня даже дети в деревнях знают.
     - Развалив СССР, они не успокоятся. Это очевидно, - добавил Кузнецов. – они непременно продолжат пытаться подпалить Россию с ее южных республик. А народы Северного Кавказа – такие же глупые жертвы, как и простые русские. Только как их убедить в этом?
     - Сами должны понять. Не дети. Уверен, что среди них много людей, понимающих, откуда дуют отравленные ветра.
     - Еще? – спросил Кузнецов.
     - А давай. Водка – по-прежнему единственная правда в этой долбанной стране.
     - Чем думаешь заняться? Клуб прекратит свою работу? – спросил Мельников перед уходом.
     - Теперь нет. Теперь – точно нет! – уверенно заявил Кузнецов. – В подполье уйду, но бороться не перестану. До самой смерти. Пусть убивают, расстреливают, но я не уйду из этой жизни покоренным! И знай, не все оружие они унесли. И не обо всем они знают. Есть у нас еще порох в пороховницах. Хочешь – присоединяйся. Примем с радостью.
     - Я подумаю.
     - А если моя какая помощь нужна в поисках дочери…
     - Я знаю. Спасибо.
     - Спокойной ночи.

**

Из записок Безумца.

    Все живое, когда застывает, портится, гибнет. Даже вода, предмет неодушевленный, от долгого покоя обретает другие, не лучшие свойства. А что говорить о таком духовном стержне общества, как религия, вера? Их застой, превращение в мертвую догму равносильно самоубийству.
     Во-первых,  религия и вера – далеко не одно и то же. Вера – это врожденное священное чувство признания и любви к Богу внутри нас. Религии – это то, к чему призывают нас верить от имени пророков, искажая их учение.
     Есть еще различные ответвления и секты. Там – новые пророки, лжепророки, которые знают о чудодейственной силе власти над душами людей и не прочь поцарствовать, распространяя такую власть на души своих доверчивых жертв.
     Мир меняется. Его меняет человек. Вместе с меняющимся миром должны углубляться, совершенствоваться и наши религиозные представления. Как же иначе? Ведь сам священный Коран призывает человека учиться, размышлять, совершенствовать свои знания. Зачем это Богу нужно? А нужно для того, чтобы человек рос и становился соучастником Его грандиозного Вселенского Проекта!
     Зачем Богу безвольные, тупые поедатели продуктов, для воспроизводства биологической массы? Для этого создан другой мир – мир растений и животных. Значит главная цель земного проекта Бога – развитие человеческого  интеллекта, превращение человечества в соучастника Проекта во всем Вселенском измерении. В этом – философия, дух Откровений Всевышнего (Тора, Евангелие, Коран), а не в том, чтобы человечество погрязло в обрядах и процедурах, будто в этом – суть веры, а не в «творении благого»! Но для того, чтобы свою паству правильно ориентировать, быть в авангарде прогрессивных процессов меняющегося мира, священнослужителям самим надо быть высоко образованными людьми, специалистами, учеными. А они этого не хотят. Проще зубрить догмы и нагонять на людей суеверный страх, превращать Бога в пугало и сытно кормиться за счет напуганных богобоязненных простачков.
     Религиозная самодеятельность таких неучей на руку Иблису, потому что общества из безграмотных, тупых людей проще обманывать, дестабилизировать, разжигать там братоубийственные войны. Не потому ли сегодня горит почти весь исламский мир и более менее спокойно себя чувствуют лишь те народы, лидеры которых преклоняют головы перед Иблисом? А могло быть иначе?  Могло, если бы мусульмане и их духовные поводыри правильно выполняли заветы и предписания своего священного Корана!
     Идея, дух подлинной Веры, меняясь и совершенствуясь, переходили от пророка к пророку. Но времена пророков – одиночек, когда в силу поголовной безграмотности населения земли просветление приходило к одиночкам, позади. Сегодня прозрели и прозревают многие. Но их голос слаб, задавлен Иблисом, завладевшим всеми СМИ.
    Исламу давно пора реформироваться, становиться эффективной, научно-философской, если хотите, силой в борьбе с наступающим Иблисом. Времена, когда веру превращают в обильную трапезу, должны остаться позади. Богу угодны не трутни, кормящиеся у лицемеров и коррупционеров, а творцы, созидатели, озабоченные экономикой, культурой, завтрашним днем своего многострадального народа. Эстафета от ушедших пророков, перед которыми мы преклоняемся и будем преклоняться,  должна перейти к самому народу, как к коллективному пророку, к его Разуму и Совести!
     Человечеству, как видно из священного Корана, предстоит долгая дорога по просторам Вселенной. Эту дорогу не осилит тот, кто будет видеть суть ислама далеко позади, в средневековье, а не впереди.

**

     Некоторые беседы Отец с молодыми людьми проводил отдельно. В тот день он разговаривал с Девятым.
     - Отец, откуда ты так хорошо знаешь жизнь в Раю, из монитора? – спросил Девятый. Отец никогда сам не начинал беседы, пока ему не задавали вопрос.
     - Я жил в Раю, - ответил Отец. – Жил долго, поэтому все хорошо знаю.
     - Отец, а ты проводил беседы там среди людей, они что, не слушались тебя?
     - Слушались и верили мне одиночки, а чтобы что-то изменить, нужно, чтобы слушались и верили все. А все – зомбированы. Над ними проводят грандиозный эксперимент.
     - Эксперимент? В Раю? А кто и зачем его проводит?
     - О, Девятый, это долгий разговор. Долгий и важный. Собственно, в этом вопросе – ответ, зачем мы здесь, и что я от вас хочу. Но раз задал, то слушай. Помнишь в тот раз мы говорили, что люди в Раю были дикими, и прошло много времени, пока они получили Заветы от Бога и стали как-то терпимее относиться друг к другу?
     - Да, помню.
     - А потом лжепророки все же разделили людей на своих и чужих, на истинно и ложно верующих в Бога. И опять начали убивать друг друга с особой жестокостью?
    - Да, помню.
     - Одна группа людей, которая невероятно разбогатела, решила, что эволюционный процесс развития человека слишком затянулся, и решила ускорить его.
     - А каким образом?
     - Она решила, что Бог слишком терпелив, надо взять его функции на себя.
     - Какие именно?
     - По обустройству всего Рая. Она решила, что этого можно достичь с помощью денег и информации.
     - И что, получается?
     - Пока получаются только провокации, войны, с помощью которых они уничтожают те, кто им мешает, как им кажется. Но вслед за одними им придется уничтожать и других, которые будут не так наивны, а потом – самое страшное. Эти земные боги начнут ненавидеть и уничтожать друг друга! Таковы законы эволюции.
     - И так они изведут все население Рая?
     - Именно. К этому идет. Вот почему я здесь, а вы – мои создания, моя надежда, мои любимые дети.
     - Отец, разве мы вдвоем можем заполнить весь Рай? Там будут еще люди?
     - Я научу вас заводить семьи, когда придет время. А у этих детей будут свои дети, и так когда-нибудь заполнится Рай. Но это будет совершенно другое население, в генах которого не будет информации ненависти, вражды, агрессии, жестокости. Вот почему собственно мы здесь, в этой пещере.
     - Отец, а тебя тоже кто-то клонировал? Кто твой отец?
     - Нет, меня не клонировали. В то время этого никто не умел делать. Я родился в Раю.
     - Отец, значит, в твоих генах тоже существует информация ненависти и агрессии? Как тебе удается ее побеждать?
     - А я поставил себе такую задачу.
     - А разве до тебя такие задачи никто не ставил там в Раю?
     - Конечно, ставили и добивались многого. Например, все великие пророки приходили с мыслями о том, как бы исправить человечество, сделать жизнь в Раю такой же прекрасной, как и сам Рай. Пророками спасены миллионы человеческих душ. Но в конечном счете агрессия среди людей все же побеждала, особенно, когда она смыкалась с алчностью и честолюбием.
     - Отец, а что такое честолюбие? Ты о ней не говорил.
     - Вы не спрашивали, поэтому я и не говорил. Честолюбие, Девятый, это такая же опасная человеческая болезнь, как и алчность. Но есть в честолюбии и положительные стороны, пока она не переходит определенные пределы.
     - Какие пределы?
     - Честолюбие помогает человеку хорошо учиться, чтобы потом занять престижное место в обществе, помогает делать карьеру, обеспечивать себе достойную жизнь. Но честолюбие, когда оно не контролируется разумом и совестью человека, становится его врагом. Человеку хочется незаслуженной славы, незаслуженных почестей. Честолюбие толкает человека на авантюры, провокации. А совсем уж излишнее честолюбие – это признак душевной болезни человека. О таких болезнях мы еще поговорим более конкретно.
     - А мы с Седьмой тоже честолюбивы? – спросил Девятый.
     - Нет, - быстро ответил Отец. В вас таких генов нет. Я их заменил генами альтруизма, то есть готовностью жертвовать собой, если надо, для других.  Ибо именно такие гены необходимы в Раю прежде всего.
     - Благодарю, - вырвалось у Девятого, чем он удивил Отца.
     - Слова благодарности я редко слышу от вас…
     - Это потому что у нас мало информации. Нам ведь не с чем было сравнивать.
     - Ты хороший ученик. Я в тебе не ошибся, - похвалил Отец.
     - Отец, объясни мне, мы попадем в Рай только после того, как все земляне уничтожат друг друга?
     - Это тоже очень важный вопрос, над которым я и сам долго думаю, - вздохнул Отец. – Скорее всего, вы, мои клоны, и люди в одно время будете жить вместе. Но только в том случае, если я буду абсолютно уверен, что вы не выдадите себя, не скажете никому, кто вы есть. Иначе все сорвется. Конец будет весьма трагическим. Поэтому не будем торопиться. Подождем немного.

    

**

     Звонок от Алексея не поступил ни через день, ни через два, ни через неделю. Мухдан не знал, что ему делать. Молчал и Сомсом. Тревожно было на душе. И вдруг… он вспомнил визитку генерала Мельникова. Решил позвонить немедленно.
     - Анатолий Иванович! Алло алл-о-о, Вы меня слышите? Это Мухдан. Мухдан из Чечни. Вы мне еще визитку давали в Кремле. Помните?
     - Мухдан? Которого мы за террориста приняли? Ало, Аллоо-о-о…
     Связь оборвалась. Мухдан звонил из автомата.
     - Кто это был? – подбежала жена, заметив волнение мужа.
     - Да, чеченец один…
     - Чеченец? Я так и знала! Наша дочь у них. Будут требовать выкуп! – то ли испугалась, то ли радовалась супруга, решив, что дочь нашлась. – Соглашайся! Слышишь, соглашайся Толя на любые их условия! Лишь бы живая наша дочурка вернулась.
     - Помолчи. Видишь, связь оборвалась.
     - Ну так позвони куда следует. Пусть узнают, откуда звонили!
     - Помолчи. Он перезвонит.
     Опять звонок.
     - Да, я слушаю тебя, Мухдан.
     - Как дела, Анатолий Иванович? Как здоровье? У вас все хорошо?
     - Хорошо, хорошо, дорогой. Ты о деле говори. Что ты нам хотел сказать? – торопил генерал.
     - Понимаете, Анатолий Иванович, человек пропал…
     - Этот человек – наша дочь. Дочь наша, понимаешь? Что ты о ней знаешь? Ты видел ее? – перешел генерал на крик.
     - Нет, не дочь. Не женщина это. Человек, мужчина, профессор. Его срочно надо найти, Анатолий Иванович.
     - Какой профессор? Ты о чем говоришь?
     - Профессор, генетик. Уличный. То есть, Разумовский его фамилия. Разумовский Анатолий Карлович.
     - Послушай, ты откуда звонишь? – спросил Генерал.
     - Из дурдома. То есть, из психиатрического интерната. Но я здоровый, Анатолий Иванович, Вы не подумайте…
     - Так, ты где находишься? В Москве или Грозном?
     - В Москве.
     - Где именно?
     - На берегу Клязьменского водохранилища. Интернат здесь.
     - Хорошо. Скоро к тебе подъедут. Никуда оттуда не уходи. Понял?
     - А куда я уйду…
     Генерал кому-то позвонил и дал поручение срочно отыскать интернат и доставить пациента, чеченца по имени Мухдан.
     - Что он сказал? Где наша дочь? – у Оксаны Петровны почти истерика.
     - Да не понял я ничего. В психушке, говорит, сидит.
     - Вот в этой психушке они и спрятали нашу Лесоньку!
     Кто-то настойчиво звонил в дверь.
     - Пойди, открой, - просил супруг.
     - Не могу. Я сейчас упаду. Я точно знала, что эта проклятая война мимо нас не пройдет. Это чечены. Точно они. Они узнали, что ты служишь у президента и украли нашу дочь. В психушку ее спрятали У-у-у-у-у-у…
     - Хватит реветь! Ну прекрати, пожалуйста. Иди, открой дверь, там уже целый час кто-то звонит!
     В конце концов, по двери стали сильно стучать каким-то тяжелым предметом.
     - С ума, что ли, сошли! – побежал генерал открывать.
     - Ну, вы, блин, даете! Собственную дочь уже не хотите впускать! Вы что, сексом тут на старости занимались?!! – сокрушалась вернувшаяся дочь. Родители онемели. Кузнецов подбежал к супруге, поддержать ее, чтобы не упала.
    - Дочь, доча-а-а, где же ты была? – наконец, смогла выдавить из себя Оксана Петровна.
     - Гуляла. Имею право. Мне, между прочем, уже не двенадцать лет, - заявила  Олеся и закрылась в ванной комнате. Супруги молча с минуту смотрели друг на друга.
     Опять зазвонил телефон.
     - Слушаю.
     - Плохо слушаешь, урод.  Пресс-конференция завтра утром в десять часов в пресс-центре Пятигорска.  Смотри новости по всем каналам. Но у тебя есть еще время до полуночи. Звони по этому номеру и сообщи о своих намерениях. Все.
     Генерал в сердцах швырнул трубку. Но трубка не разбилась, она упала в кресло.
    


**

     - Отец, а почему земные люди не знают, что они живут в Раю? – спросила в тот день Седьмая. Трое прогуливались вдоль подземной реки.
     - Все познается только в сравнении, - ответил Отец. – Вот вы выйдите скоро из пещеры, будете понимать, что земная жизнь – это Рай! А им просто не с чем было сравнивать. Они родились в Раю со всеми ее радостями, печалями и заботами. Они научились враждовать, насиловать, убивать друг друга, вот и не могут остановиться. У них есть печальный опыт из дикой, варварской жизни, закрепленный генетически, с которым они не могут расстаться. Нужно новая порода людей, таких, как вы.
     - Мы будем другие, чем они? – спросил Девятый.
     - Я очень на это надеюсь, - вздохнут Отец.
     - Отец, а почему люди научились враждовать, убивать друг друга? – спросила Седьмая.
     - О, это долгая история, - опять вздохнул Отец.- Этому мы посвятим много бесед. Но раз вы уже дозрели до такого вопроса, слушайте. Готовы?
     - Готовы! Разом ответили оба.
     - Ну, тогда слушайте. Природа не глупа, но она все делает методом проб и ошибок. Называется это эволюционным процессом. Так вот, эволюционный процесс вывел на вершину земной жизни людей, подобных нам. Но перед тем, как становиться такими, какие они сегодня есть – вы видели их города, машины, самолеты, компьютеры, - люди долго и трудно приспосабливались к условиям земной жизни. А они были очень тяжелыми, когда у людей ничего этого не было, кроме каменных топоров.
     - А откуда все это у них появилось? У них был Отец? – спросила Седьмая.
     - Никого у них не было. Более того, они жили изолированно друг от друга и каждый защищал свой клочок земли, на которой жили.
    - А зачем, Отец? Ведь земли было много! – не понимал Девятый, а Седьмая кивала головой, соглашаясь с ним.
     - Люди еще оставались полудикарями и у них не было ни сознания, ни доверия друг к другу, чтобы как-то договариваться. Все это пришло значительно позже, - объяснял Отец. – Но прошли многие тысячелетия, пока кто-то первым не сказал: «Люди, мы сотворены одним Богом, и сотворены как братья, давайте не мешать друг другу жить. И назвал несколько Законов, по которым следует дальше жить. И назвал эти законы Заповедями.
     - И это помогло? -  спросил Девятый.
     - Да, помогло. Люди стали задумываться. Но звериное, дикое брало свое.
     - Они что, нарушали Заповеди? – спросила Седьмая.
     - Да, они находили способы их нарушать. Появлялись лжепророки, которые толковали Заповеди по-своему. Алчность в них побеждала.
     - А что такое алчность, Отец? – разом спросили оба.
     - Алчность – это когда человеку, людям все время недостаточно того, что они имеют, хочется большего.
     - Больше любви? – быстро спросила Седьмая.
     - Если бы любви, - улыбнулся Отец. – Люди, предки которых долго жили в нужде, нищете, генетически стремятся к тому, чтобы всеми земными благами обладать все больше и больше. Они хотят запасаться, боясь, что все может когда-то кончиться. Другие хотят демонстрировать свои богатства, смотрите, сколько я накопил, значит, я – удачливее, умнее всех! Страсть материального превосходства – родная дочь алчности. Все это – тяжелые болезни сегодняшнего человечества.
     - А эти болезни что, неизлечимы? – спросил Девятый.
     - Человека еще как-то можно излечить, но неизлечимы государства, частные фирмы, банки, которые намного богаче иных государств, - отвечал Отец. – В совокупности получается, что в мире кипят такие страсти, что отдельный человек, его переживания, его вера в добро и зло, его вера в Бога – ничто. Поэтому на земле должны появиться другие люди, пока эти не уничтожили себя и всю землю вместе с собой. Вы ведь не будете такими, как земные люди, живущие в Раю и не знающие об этом?
     - Нет, конечно! – ответили разом оба.
     - Молодцы. – похвалил Отец, - вы у меня  лучшие в группе.



**



     Мухдана привезли только к обеду на следующий день. Даже служба охраны Президента России оказалась бессильной против строгих правил закрытого учреждения. Разговор проходил в машине Мельникова. Больного отпустили всего на час.
     - Приветствую. Слушаю тебя, друг. Какие новости? – начал генерал несколько панибратски, протягивая Мухдану руку. Мухдан опять, как в первый раз,  почувствовал теплоту и мягкость этой руки.
     - Я понимаю. У Вас дела. Поэтому коротко и о самом главном. Пусть Вас не смущает место моего последнего обитания. Так случилось. Словом, жил со мной в палате один ученый. О себе он никому ничего не говорил. Со мной только недавно поделился. Он рассказал, что в горах Чечни в пещерах с названием Бален Берд организована сверхсекретная лаборатория. Лаборатория частная, на деньги каких-то зарубежных толстосумов. И нет в эти пещеры доступа никому, даже работникам военной прокуратуры.
     - И от чего же все так засекречено?
     - Там делают генетическое оружие. Смертельные вирусы, в смысле, избирательно поражающие людей с заданной генетической конструкцией.
     - Этническая бомба, что ли? – догадался генерал.
     - Она самая.
     - А откуда информация?
     - Тот профессор, который скрывался под фамилией Уличный, работал в этой лаборатории. Потом сбежал оттуда чудом и прятался в нашей психушке.
     - И где же он сейчас?
     - Сбежал. Я так думаю. Хотя врачи утверждают, что он умер. Я в это не верю.
    - Ладно. Я попробую разобраться. Только ты никому больше об этом не говори. Договорились?
     - Договорились, конечно.
     - И что мы с тобой встречались, тоже не говори. Хорошо?
     - Хорошо, конечно, - согласился Безумец с удовольствием.
     - Ну, я пойду. Дела. Звони, если что.
     «Вот что делает проклятая война с людьми. Совсем плохим стал, - размышлял генерал. - А жалко. Человек честный, порядочный. Но чем я могу помочь ему и тысячам таких, как он? Фильтрует жизнь людей на своих крутых поворотах…»


**

     Этот особнячок в самом центре Москвы между Кремлем и Манежной площадью был куплен за гроши одним из  олигархов в октябре 1993 года, в то самое время, когда танки на глазах у всей мировой общественности ритуально расстреливали здание Верховного Совета страны. Позже был подарен какому-то закрытому клубу под протекцией «тайной конторы». Клуб, очевидно, учреждение не бедное, за несколько месяцев так отремонтировал его, что даже внешний вид поражал своим  блестящим мраморным великолепием.
     Вход посторонним в это здание был практически невозможен. Поговаривали, что он охраняется строже самого Кремля.
     В этот мрачный, сырой, как обычно, московский вечер здесь, за тяжелыми черными шторами  собрались отметить и обсудить два события сразу – юбилей недавно ушедшего из жизни профессора, историка Семена Кравчука и последнюю работу профессора, философа Александра Панарина, которому накануне присудили литературную премию имени писателя Александра Солженицына.
     Среди присутствующих – люди весьма известные и влиятельные в России. Министры, олигархи, банкиры, ученые, писатели, журналисты, звезды шоу бизнеса. Некоторые в масках.
     Мероприятие открыл докладчик в маске. Маска напомнила, что покойный Кравчук – автор проекта «Великая Хазария», согласно которому низовья Волги и Дона, до Сочи, а также Крым и весь Северный Кавказ должны оставаться зоной вечных перманентных конфликтов, бедствий, безработицы и нищеты, пока сюда прочно не придет частный заморский капитал. А чтобы государство не занялось обустройством этого края, ключевые посты экономического блока министерств страны должны находиться в руках тех, кто безоговорочно признает обозначенный проект.
      Согласно проекту, должны быть упразднены государственности всех республик Северного Кавказа, а территория превращена в Северокавказский край.  Есть и другие пункты, которые пока раскрываются не всем. 
     - Этот проект – утопия, - тихо в ухо сказал раввин Цезарев журналисту Пронину. Они отошли чуть в сторону, чтобы выпить кофе. – Народы Кавказа слишком привязаны к земле своих предков, они его не оставят ни при каких условиях. Поэтому идут на откровенный физический геноцид.
     - А как насчет этнической бомбы? – лукавство во взгляде и в самом вопросе журналиста.
    - Ты же знаешь, Володя, я категорический противник. Сегодня нам не нравятся гои, а завтра начнем травить друг друга. Это будет означать конец человечеству. Не в этом наша вера, наша идеология.
     Такие мысли всегда вертелись в голове священнослужителя, хотя вслух их никогда нигде не высказывал. Не хотел противопоставлять себя сильным мира сего. Но с недавних пор, точнее, с того времени, как умерла от передозировки наркотика  единственная дочка, единственный ребенок, внутри Цезарева что-то оборвалось, он по-другому начал смотреть на хваленый западный мир, на весь белый свет и  не считал себя обязанным перед кем-то лицемерить, скрывать от кого-то свои убеждения.
      - Да и не факт, что Хазария была иудейской. Это, скорее всего, еще один  работающий миф из серии нашей богоизбранности, который трактуется невеждами буквально. Мы ведь избраны творить добро, а не мешать людям жить так, как они этого хотят, как привыкли жить.
     Словно услышав разговор собеседников, Маска начала утверждать:
     - Кое-кто до сих пор считает, что Хазария исповедовала ислам, а не иудаизм, что иудеями были только купцы, которые привозили в Хазарию товары и что по переписке этих купцов, найденных где – то в архивах Киева, нельзя делать научные заключения. Но мы ведь свидетели – мифы правят миром! Удачный, работающий миф намного сильнее любой реальности. Почему же мы теперь должны отказываться от реального результата? Нас испугались! Миф и проект «Великая Хазария» заработали. Уже заработали! А напуганный противник – уже половина победы!
     Над головой Маски – оратора висела громадная  люстра из чешского цветного хрусталя с сотнями лампочек в форме свечек. Люстра должна была подчеркивать лишний раз не только роскошь, но и серьезность намерений этих импозантных, состоятельных людей, претендующих ни много, ни мало, а на роль правителей мира. Цезареву казалось, что Бог вот-вот настолько обозлится на оратора и слушателей, что люстра, вес которой, возможно, больше тонны, сорвется и упадет им на головы, прекратит это самоуверенное безумие.
       - О каком противнике, о какой победе говорит он? – возмущается раввин. – Бога бы побоялся.
     В зале – полное самообслуживание. Сюда не пускают прислугу.
        - Будете еще кофе? Налить? – услужливо предлагает журналист Пронин.
        - Не хочу, спасибо. Давай присядем. А ты ознакомлен со всем проектом Кравчука?
        - Нет. Говорят, его раскрывают не всем.
        - В этом проекте они хотят искусственно выращивать для народов Северного Кавказа элиту интеллектуалов, которые будут щедро поощряться, финансироваться, но будут проводить именно ту работу, которую от них потребуют, либо сами будут делать за них. Это требует денег, но делать деньги, как известно, наша профессия.
       - И что же это будут за люди? – заинтересовался журналист.
     - Это будут писатели, которые будут создавать нужную нам в крае атмосферу, отвлекать мысли и разум людей от подлинных событий, направлять самосознание народов в нужном нам направлении. Это будут ученые, которые будут научно подтверждать нужные нам исторические факты, и, наконец, должен появиться новый пророк,  влияние которого будет настолько сильно, что все наивные горцы упадут перед ним на колени.
     Беседа на этом прервалась. Маска сделала им замечание. Вскоре Маска перешла к обсуждению следующего события – награждения Панарина.
     - Александр Сергеевич, надо признать, интеллектуал высшей пробы, - начал оратор, – и этим опасны его заблуждения. Вот, послушайте, что он пишет в своей книге «Реванш истории»:
   «Неслыханный беспорядок сегодняшнего дня, когда правят бал негодяи, по-настоящему переставшие стесняться, уже достигает своего предела».
       Догадываетесь, кто «негодяи»? То-то же. И за этот теоретик, идеолог, философ, называйте как хотите, премирован самым престижным в этой стране премией!
     А вот еще:
     «Распространенность получает точка зрения, согласно которой бедность и униженность является свидетельством не святости и избранности, а нерадивости и отверженности.
     … Новые правители формируют государственные институты и порядки явно ввиду пожеланий и заказов «сильных». … это имеет место во внутренней политике, отличающимся редким по откровенности презрением к слабым, - их считают недостойными внимания и обрекают на  вымирание.»
     Смотрите, какой Робин Гуд, мать Тереза! Ему жалко бедных. Как будто не прожил целый век среди нищих бездарей, которые нормально семьи свои не могли прокормить, а счастье заключалось только в бутылке водки и палочке гнилой колбасы. Он сознательно играет в популизм, хотя сам прекрасно понимает, что только эти «мерзавцы», занявшись производством по-настоящему, способны накормить бедных и вытащить страну из дремучей вечной нищеты.
     Панарин требует реванша за «ограбленный мир». Слушайте дальше:
     «Главная трудность состоит… в преодолении потребительского сознания, которое западный либерализм оснастил теоретическим и идейным аргументами, надежно защищающими потребителя от мук совести за ограбленный мир. Вероятно, потом уже придется преодолевать и другие трудности, связанные с тем, как конвертировать новую систему постэкономических, постпотребительских установок в новый тип социальной организации, трудовых отношений. Мы подходим к точке решающего цивилизационного сдвига человечества.
     Первый вопрос в этой связи: где совершится этот сдвиг? Скорее всего, не на Западе, потому что у тех, кто научился хорошо играть по прежним правилам, всего меньше оснований менять эти правила. 
     Второй вопрос: кто совершит этот сдвиг и какой тип духовной мотивации ляжет в его основу?»
     Автор пишет, по сути дела, о необходимости альтернативы нашим либеральным ценностям. Мы, можно сказать, впервые сталкиваемся с событием, когда ценности либерал – демократии критикуются не каким – то  маргиналами или городскими сумасшедшими, а профессором  МГУ,  довольно мотивированно, хотя и безапелляционно. Вот, послушайте дальше:   
     «Сегодня номенклатурно – мафиозная приватизация вконец обездолила народ и породила устрашающую социальную поляризацию, пожалуй, не имеющую прецедентов во всей новейшей истории. Она бросает невиданный вызов нашему чувству социальной справедливости. Поэтому один из слагаемых Большой идеи, способной пробудить массовую энергию, сформировать яркие политические характеры, является новая идея соцальной справедливости».
     Идея социальной справедливости… Нет, вы задумайтесь над этим абсурдом: социальная справедливость… Опять экспроприация экспроприаторов? Опять уравнивание всех в бедности? Опять к возрождению класса номенклатурной буржуазии, когда люди богатеют не в результате свободной конкуренции товаропроизводителей, а путем глобальной коррупции?! Неокоммунизм в чистом виде, реванш уравненных бездельников! Слушайте дальше:
     «Человек – животное религиозное: его материальный потенциал находится в зависимости от духовного.  Дух способен противостоять любым твердыням, а духовное уныние, связанное с потерей веры и перспективы, сводит на нет самые разительные преимущества, взятые в материальном измерении… Можно смело сказать: стратегия дестабилизации России, осуществляемая в форме нового противопоставления славяно-православного и тюрко-мусульманского начал, только на первый взгляд кажется предназначенной только для России. На самом деле речь идет о судьбе принципа, имеющего глобальное значение. Если постсоветское пространство, а затем и пространство самой Российской Федерации будет окончательно расколото под предлогом этноконфессиальной несовместимости мусульман  и немусульман, это будет означать стратегический проигрыш для всей земной цивилизации. России сегодня суждено либо подтвердить в новых условиях и на новой основе возможность больших суперэтнических синтезов и там самым предложить миру стабилизационную модель, либо потерпеть в этом поражение, которое станет симптомом ослабления цивилизационного начала на нашей планете в целом.»
    Догадываетесь, кто осуществляет в стране «стратегию дестабилизации? Разумеется, мы с вами, либерал – демократы. А кто призван спасти страну по мнению автора опуса? Разумеется, симбиоз славяно – православного и тюрко – исламского начал! Но автор еще дальше идет. Вот что он пишет:
     «Поскольку современность, лишенная строгой нормативной базы и большой исторической мотивации, становится разлагающей средой, то при столкновении более «современных» обществ с архаичными зачастую будут выигрывать именно архаичные, как менее разложившиеся. Не в этом ли состоит преимущество Чечни в ее военно-политическом конфликте с Россией?»
     То есть, да здравствует возврат назад в дикость! На уровень дикарей из Чечни! Вот еще в чем ценность проекта Кравчука «Великая Хазария», о котором мы с вами говорили в начале.
     Мы несем югу страны прогресс, просветление, демократию, а для этого необходимо пожертвовать некоторыми традиционными представлениями о нравственности. Вдумайтесь, чем была бы сегодня Америка, если бы патриоты этой страны в свое время начали заигрывать в нравственность и этику с дикими племенами индейцев? Да и Россия до сих пор имела бы у себя под брюхом не смиренный более менее Северный Кавказ, а сборище настоящих разбойников, если бы не наш масон Ермолов!
     Все это – для сведения. О наших конкретных мерах будет доложено на следующем заседании.


**


     - Что ты будешь делать в Раю? – Спросил Девятый.
     - Буду выращивать цветы. А ты?- Улыбнулась Седьмая.
     - А я буду все время рядом с тобой. Буду делать все, что ты мне скажешь.
     - Нет, так нельзя. Мы оба будем делать то, что нам скажет Отец. Иначе мы не сможем жить в Раю.
     - Я не знаю, Седьмая, как тебе это объяснить. Но мне кажется, что мы с тобой – две половинки одного целого. Мне везде с тобой Рай, даже здесь…
     - Но нам нельзя здесь дотрагиваться друг к другу. Надо ждать, пока будем в Раю…
     - Я так больше не могу. Это не правильно.
     - Надо слушаться Отца. Он лучше знает.
     - Это как огонь внутри. Я не могу его погасить.
     - Терпи.
     - А если Отец лжет? Он же не говорит, кто и почему зажег этот огонь. Я теряю разум, силы. Я не могу больше терпеть…
     - Давай попросим, чтобы мы излечились. Попросим, чтобы нас укололи.
     - Ты думаешь, поможет?
     - Не знаю.
     - Но этот огонь так сладок. Я не хочу от него излечиваться.
     - Я готов умереть, терпеть любые муки, чтобы один раз дать волю своим чувствам.
     - Не мучай меня, Девятый. Ты же не знаешь, что испытываю я.
     - Может, спрячемся? Может, нас никто не увидит?
     - Увидит. Отец все видит. У него везде глаза. Я боюсь. Не мучай меня.
     - Седьмая, давай договоримся.
     - О чем?
     - Мы на днях с утра куда ни будь уединимся. А поймают – пускай убивают. Наши чувства ведь сильнее смерти.
     - Чувства нельзя прожигать. Нельзя растрачивать необдуманно. Они должны быть рассчитаны на всю жизнь. Подпитывать всю жизнь, от начала до конца. Так я думаю.
     - Какая ты умная. Чересчур умная. Откуда ты такая?
     - Я бы сама хотела найти ответ на этот вопрос.
     - Но все таки. Давай уединимся. Один раз. Больше это не повторится. Один раз – это не грех. Нас простят, если даже узнают.
    - Не говори так, Девятый. Надо иметь волю. Так говорит Отец. Все будет хорошо, если все будем делать так, как говорит Отец. Надо слушаться. Иначе погубим себя.


**


     Мухдан не очень удивился, обнаружив, что он понимает язык шакалов.
     Шакалы в ту ночь выползли из буйно зацветших камышей там, где разливаясь на множество ответвлений, словно громадный веник, где Волга впадает в Каспийское море.
     Стойте! – крикнул один из шакалов, крупный и длиннохвостый, похожий и на собаку, и на гиену, и на волка одновременно, словом, шакал – мутант. – Смотрите, как здесь много всего. Сколько здесь много воды, земли, еды, красот. Все это, до самых снежных вершин на юге мы скоро объявим своим! Все, что между этой рекой Волгой и вершинами Кавказских гор, рано или поздно будет принадлежать нам! Мы будем здесь безраздельно хозяйничать!
     - Как это так? – пискнул маленький шакаленок. – Здесь ведь живут и волки, и медведи, и тигры, и львы…
     - Молчать! Маленький еще! Я здесь главный! Я – Каган! – крикнул на него шакал - мутант. Но кто-то рядом постарше тоже кое что не понимал.
     - Каган, это кто? – несмело спросил он.
     - Каган – царь этих земель в прошлом, - начал объяснять мутант. -  Раньше эти земли назывались Хазарским каганатом. Здесь правили волки. Но на одном из наших шакальих знамен нашли изображение волка. Значит, мы – волки! Вот поэтому у нас есть право претендовать на эти земли.
     - А волки с этим согласятся? – осторожно спросил еще кто-то.
     - А мы с волками – один вид! – уверенно заявил мутант, называющий себя каганом. Потом добавил: - Кроме того, все тщательно продумано. У нас много денег спрятано в камышах. Мы найдем волков, которые за деньги будут утверждать, что шакалы и волки – одно и то же. Так мы подружимся с волками, чтобы вместе одолеть медведей, тигров, львов и прочих местных обитателей. А когда мы окрепнем, мы и волков выживем. Это – дело времени.
     - Хорош болтать, крикнул кто-то на оратора, очевидно, один из родителей шакала. – Давно ты об одном и том же кричишь. Надоел уже. Где твои конкретные участники проекта, и какие роли им расписаны?
     - Вот это мы сегодня и будем обсуждать, не растерялся мутант - докладчик. – Ложитесь поудобнее. Сейчас я буду вас знакомить с нашими гостями.
    Шакал свистнул и из камышей начали выходить разные звери и зверьки. Среди них – два волка. Один высокий, поджарый, сгорбившийся, с пролысинами. Другой - более упитанный и молодой, но больше похож на свинью, чем на волка.
     - Вот, указывает шакал на волков, - они будут писать, что шакалы и волки – одно могучее племя и этому племени когда-то принадлежала вся великая Хазария. Они будет писать, что и столица Хазарии Семендер находился на их земле. Они напишут, что Хазария означает хаза аре – красивая долина на волчьем языке. Вместе с ними множество наших ученых шакалов с абсолютной точностью установят, что шакалы и волки – это в сущности один и тот же вид. Премии, деньги, почет, уважение, известность, вплоть до Нобелевской премии – все это им будет либо обещано, либо реально обеспечено. Слава нашему Богу, избравшему нас, наше влияние на всей земле великой. Есть кому в мире поддержать нас и наших друзей.
     - Все это правильно. Так и надо действовать, - высказал свое мнение еще один старый шакал, облезлый и грязный. – Историческое обоснование наших претензий – это не плохо. Во всяком случае, с этого и надо было начинать. Но какие у нас перспективы на юридическое закрепление  земли  от Волги до республик Закавказья за собой?  Как мы их отнимем, в частности, у медведей, если даже уговорим волков стать нашими союзниками?
     -  Об этом я как раз и хотел доложить, - быстро и живо начал отвечать  мутант. – Сейчас на этих землях множество государственностей. Все они имеют свои парламенты, наделены правом законотворчества.  Поэтому юридически отнять у них земли будет сложно. Не всех на этих землях можно купить за деньги и прочие блага. Поэтому главная задача – упразднение этих государственностей вместе с их парламентами.
     - Упразднение? Ха-ха-ха-ха-а-а, - рассмеялся один из шакалов, похожий на гиену. – Кто нам это позволит?
     - Помолчите! – крикнул на него старый шакал. – Пусть все скажет.
     - Вот именно, - продолжил шакал-мутант. – А зачем нам нашим Богом дана хитрость? Никто из нас прямо об упразднении не скажет. Но скажет о другом – о целесообразности укрупнения субъектов федерации! Нашими в федеральной власти уже ведется подсчет прямых выгод для страны от таких укрупнений. Это и расходы на госслужащих, и общие экономические интересы, и соединение бюджетов для реализации наиболее крупных экономических проектов. А когда руководить объединенным краем станет наш Шакалин, Шаманкин или Гиенберг, они и обеспечат нам юридическое обретение всего края.
     - Так уж все быстро? – засомневался один из шакалов.
     - Не быстро, не верно. В крае будут создаваться наши различные туристические фирмы и все наиболее богатые, прекрасные земли перейдут в собственность этих фирм. Даже если мы позволим выкупать земли в собственность волкам или медведям, то у них будет право их  перепродавать. А кто их будет покупать? Ясное дело, те, у которых денег много. А много денег у кого? Правильно, у нас! Словом, процесс запущен и её окончательная реализация – вопрос времени. Сейчас земли не оккупируют, а выкупают те, у кого больше денег. Слово «оккупация» заменяется словом «инвестиции». Что тут не понятного?!
      Волки, медведи и прочая тварь, которая все еще будет существовать после того, как мы завладеем краем,  будут обслуживающим персоналом на наших фирмах. Нашим техническим и сексуальным  человекоподобным материалом. Вот так мы это сделаем!
      А сейчас, если нет вопросов, переходим к ритуальной трапезе. Прошу вынести еду! – скомандовал мутант и тут же на поляну из камышей начали выносить разлагающиеся туши различных грызунов, мелких животных, ящериц, змей, и прочих обитателей здешних болот и степей.
     Взгляд Мухдана поймал гостей, представившихся волками. Увиденное поразило. Известно, что волки – не падальщики, как шакалы и гиены, едят только свежее мясо,  не мертвечину.  Но тут гости жрали все подряд, ничем не брезгуя. Они уже служили шакалам за порции мертвечины…
     И вот Мухдан уже в Грозном. Он хочет поведать волкам о только что увиденном. Хочет предупредить о существующей опасности, о предательстве некоторой части интеллигенции. Но куда побежать? Может, в министерства, в редакции газет, на телевидение, к ученым, к поэтам и писателям?
     Бегает Мухдан из одной конторы в другую, и везде сидят… одни шакалы, гиены, собаки. Но где волки? И были ли они?!! – пришла в голову страшная догадка.
     Но вот на автобусной остановке одиноко еле на ногах стоит старый, поджарый волк.  В такой же старой, как и сам, папахе.
     - Брат, куда волки подевались? Что стало с волками? – спрашивает Мухдан.
     - А волки переродились, - отвечает старик,  – нет их в городе. Вот, уезжаю отсюда. Доживу свои годы где-то на дальнем хуторе.
     - А почему они переродилось? Что, война повлияла?
     - Не-ет, - отвечает старик. – Войну мы выдержали. Из войны мы вышли теми, кто были раньше. В шакалов и гиен нас превратила слепая зависть. Зависть бездарей к талантам, трусливых к мужественным, лживых и вороватых к тем, кто пытается жить по правде, по совести.  Из-за зависти друг к другу, сын мой, мы готовы продать все что угодно кому угодно.
     Немного задумался и добавил:
     - Все, кого ты увидел, конечно, волки. Но у тебя, очевидно, дар видеть этих волков изнутри.
     - Да, - согласился Мухдан, - я с некоторых пор даже язык их начал понимать. Узнал кое-что из их замыслов. Хотел поведать своим братьям.
     - Времена меняются, - обнадежил старик, - все, что ты узнал – запиши и сохрани. Вон, видишь, сколько волчат на наших улицах бегает. Они вырастут честными и бесстрашными, настоящими волками. Им пригодится.
     Проснулся Мухдан с тяжестью на душе. Уж слишком реальной предстала картина. В самом деле, с течением времени все больше стираются границы между дозволенным и недозволенным. Все меньше в рыночном обществе места таким святым в недавнем прошлом понятиям, как совесть, честь, национальное и человеческое достоинство.
     Множим общество шакалов, падальщиков,  и опускаемся перед любой тварью, если эта тварь богата и цинична.

**

     Пятигорские наркоманы, работающие «в темную» на «тайную контору», свое слово сдержали. В самом центре города в самом большом зале Пресс-службы шестеро девушек, называющих себя жертвами сексуальных домогательств, провели пресс-конференцию. Были приглашены журналисты из многих стран мира со всех континентов.
     Открывая конференцию, девушка по имени Наташа, очевидно, лидер этой компании, заявила, что насилие над беззащитными девушками в этой стране не знает предела. Если в Америке и других странах высокой демократии за домогательства на службе привлекают к уголовной ответственности, то в России произвол состоятельных людей, особенно высокопоставленных чиновников, над беззащитными девушками и женщинами не знает предела. В этой стране всех девушек принято считать проститутками. Отказ воспринимается как оскорбление своей персоны.
     После краткого вступительного слова Наташа предложила перейти к свидетельствам жертв насилия.
     Журналистам заранее была обещана сенсация мирового уровня. И вот теперь все ждали ее с нетерпением.
     Вряд ли наркоманам Пятигорска удалось бы раздуть подобную провокацию, если бы у провоцирующих их могущественных тайных сил не было острого желания дискредитировать генерала, с его патриотическими, антизападническими взглядами. 
     - Мой насильник – ректор университета. Он грозился отчислить меня, затащил на дачу и не выпускал почти сутки, - начала одна студентка свою исповедь. Ей задавали вопросы, она отвечала во всех подробностях, смакуя то ли реально происшедшее, то ли вымышленное событие.
     - А меня изнасиловал прямо на столе своего кабинета директор банка. Я не посмела пожаловаться в милицию, потому что у банкира все эти из милиции и прокуратуры куплены…
     Но вот очередь дошла до Ирины. Девушка делала вид, что сильно смущается. Минуту спустя по ее румяной, почти детской щеке побежала слезинка. Она тут же платочком вытерла глаза и заявила:
     - А меня изнасиловал генерал Мельников, начальник службы охраны Президента России.
     Эти слова тут же вызвали вой в зале. Вот она, обещанная сенсация! Да еще какая!
     Посыпались вопросы. Где, когда, как это произошло, кто еще был с генералом, чем они еще занимались…
     Ирина во всех подробностях рассказывала о происшедшем год назад. Об охоте на вертолетах за горными турами, занесенными в Красную книгу, о шашлыках, о том, как какой-то начальник из руководства Дагестана обманом затащил их, троих несовершеннолетних школьниц,  в гостиницу, которая называется «Охотничий домик».  Как там заставляли пить, затопили баню и  развратничали…
     Словом, удалась сенсация. Быстрее молнии все долетело до Кремля, до Ельцина. Президент, который пришел в ярость,  своего начальника охраны, который столько лет служил ему верой и правдой, даже в кабинет не пригласил, чтобы тот объяснился. Приказал своему помощнику срочно  взять у него заявление об уходе по собственному желанию.
   
 
     **
 

     В тот день Седьмую словно подменили. Она была совсем другая: другой взгляд, другая мимика, другая походка. Девятый догадался: ей открылась какая-то тайна!
     - Девятый, пошли отсюда к роднику у  Каменной Стены.
     - Что случилось? – спросил Девятый за поворотом.
     - Случилось невероятное. Я все вспомнила, все поняла.
     - Что именно?
     - Меня зовут не Седьмая, а Малика. Я могу сделать так, что и ты себя вспомнишь.
     - Это как?
     - Нас похитили. И похитители  сделали так, чтобы стерлась наша память. Они стерли все языки, которые могли бы восстановить нашу память. А я с рождения знаю древний, мертвый язык. Язык хурритов. На этом языке со мной часто разговаривали во сне. И вот вчера мне явилась женщина, и я узнала в ней одну из своих матерей. Точнее, далекую прапрабабушку. Она и раньше мне являлась. В разговоре с ней я вспомнила, что я мусульманка, что мне надо трижды произнести БИСМИЛЛА, и я вспомню все, как было и есть. Так вот, я узнала, что мы похищены и над нами производят эксперименты. Пока только слабые. Основные эксперименты впереди. И никогда нам не будет позволено вернуться на Землю, которую здесь называют Раем. И Отец наш – вовсе не отец, а простой лаборант. Впрочем, чего я тебе рассказываю. Произнеси несколько раз БИСМИЛЛА, и ты сам все вспомнишь. Только нельзя, чтобы Отец узнал. Он нас еще глубже загипнотизирует.
     Девятый поступил так, как ему подсказала Малика. Произошло чудо. Он все вспомнил. Вспомнил свое село, своего отца Мухдана, своих убитых летчиком родных, свое имя – Ноха.
     Теперь они знали о себе все. О злях замыслах своих похитителей. Тут же начали строить планы, как отсюда выбраться.


**

    - Ну где же ты была, Лесонька, доченька? Тебя же почти трое суток не было. Что с тобой происходит? Тебя ведь словно подменили с некоторых пор, - умоляла Оксана Петровна  дочь, осторожно войдя в ее спальню. Олеся целый день оттуда не выходила, лежала в постели, спрятавшись под одеяло.
     - Мама, оставь меня, хорошо? Дай поспать.
     - Ну я волнуюсь, доча! У меня сердце разрывается. Что с тобой происходит? Тебя кто-то обидел? Тебя насильно держали?
     - Ма-а-а - маа-а-! Не мучай меня, хорошо? У меня ведь своя жизнь. С-в-о- я! Понятно? Уйди, прошу тебя, хорошо?
    - Ладно, ладно, Лесонька. Я сейчас уйду. Но ты мне расскажешь? Расскажешь мне? Ты мне обещаешь? – слезно просила мать.
     -  Ма-ма-а-а, я никому ни-че-го не обещаю, потому что ни-ко-му ни-че-го не должна. Понятно? И не лезьте в мою жизнь, а то…
     - А то? – испугалась мать, будто поразила молния.
     - А то вообще уйду из дома и вы меня больше никогда не увидете. Вам с папулей от этого будет легче?
     Тихо вошел отец. Дверь оказалась не запертой. Он прижал палец к губам: продолжайте, мол. Анатолий Иванович хотел услышать реакцию своей дочери на замечания матери. Оксана Петровна продолжила:
     - Доченька, но мы ведь с твоим отцом зла тебе не желаем. Просто много грязи кругом, опасаемся, как бы с тобой что не случилось. А кто за тебя будет волноваться, оберегать тебя от плохого, если не отец с матерью? Почему ты не хочешь нас понять, поговорить с нами?
     - Успокойтесь. Ничего со мною не происходит. Все в порядке. О кей?
     - Как же не происходит, доченька, когда ты стала исчезать на сутки? Где ты была последние трое суток? Ты и дальше намерена так поступать?
     - Я буду поступать так, как считаю нужным. И отчитываться ни перед кем не собираюсь. Будете доставать – уйду, и вы больше меня не увидите. А теперь закрой дверь, хорошо? И не смейте сюда больше входить. Я уже взрослая и у меня есть право на личную жизнь! Есть право! Понимаете вы этого, или нет?!
      Отец пришел в ярость. Он подошел к постели и с криком «мерзавка»! – сбросил с дочери одеяло. Дочь лежала совершенно голая, и отец успел заметить, как она похудела, истощала за последнее время. Он поднял, бросил на нее упавшее на пол одеяло обратно, и сердце его мгновенно наполнилось жалостью. Смягчив тон, он попросил:
     - Олесь, не груби маме. Оденься, пожалуйста, нам надо поговорить.
     Дочь молчала, словно пребывала в беспамятстве. Отец вышел и увел с собой мать. Пошли, мол, скоро спокойно во всем разберемся.
     Был уже поздний вечер, когда тихо открылась дверь комнаты дочери. Родители сидели в креслах и смотрели телевизор, не обращая внимания на то, что там показывали. Оба ждали, пока появится дочь.
     Секунды тянулись медленно. Минуты казались вечностью. Оба родителя понимали, что вот от этой предстоящей беседы зависит, вернут ли к нормальной жизни, или потеряют они единственную дочь.
     - В ванной? – шепотом спросил отец.
     - Мне кажется, она в кухне.
     - Пойди, взгляни осторожно.
     Скоро супруга вернулась как помешанная. Не смела ничего говорить.
     - Что? Что случилось?!
     - Ее нет. Она вновь куда-то ушла…
     Это была самая мучительная ночь в жизни Мельникова. Беда свалилась уже не на влиятельного чиновника государственного уровня, а на безработного, с позором выгнанного с работы. Ему оставалось только выскочить на улицу и криком звать на помощь. Звать на помощь не людей при власти, а простых людей с улицы: «Помогите, не дайте пропасть, погибнуть, верните мне дочь!!!»
     А каково было, оказывается, простым смертным людям, тем, кто не у власти, оставаться один на один со своими бедами…  Каково было состояние тех, кто обращался с мольбой о помощи, а их высокая власть просто не слышала… Каково вообще в мире простых людей, брошенных этой самой властью на выживание. И имеет ли право теперь он, отставной генерал, ждать от этих людей понимания, участия…


Из записок Безумца

     Мой Храм – это совесть в моей душе.
     Мой путь к Богу, мой тарикат – это нохчалла, который берет начало из самого истока всего пророческого рода.
     Моя истинная молитва – это мои слезы, которые  не могу удерживать, думая о Боге.
     Моя религия, мое отношение к Богу – это то сокровенное, глубоко личное, которое не должно волновать никого, кроме меня.

      Осознающее свои нравственные тупики человечество спасали пророки. Современный мир западного образца мало чем отличается от библейского, допотопного падшего мира, где люди так же, как и сейчас, погрязли во власти безмерной, необузданной алчности, похоти, пьянства, разложения. Нохе  Богом было позволено спасти «каждой твари по паре» чтобы начать на очищенной потопом земле новую жизнь.
     Отныне человечество будут спасать пророчества, рассыпанные среди всех людей доброй воли, умеющих прислушиваться к голосу собственного разума и собственной совести, к голосу, который   все-таки не позволит вернуться человечеству назад к необходимости повторения Всемирного Потопа.



**

     Смоленцев объявился. Просто вошел в столовую и сел рядом с Мухданом. Довольный почему-то, улыбающийся.
     - Салам алейкум, Мухдан!
     - Ваалайкум салам! Т-ты? – челюсть отвисла у Безумца, глаза округлились.
     - Я. А что, не похож?
     - Ты где был? Ты почему не звонил? Как ты смог обратно сюда проникнуть? – набросился Безумец в следующий миг с вопросами – Что ни будь узнал об Уличном?
     - Да, Мухдан, узнал. Все в порядке. Я его нашел сразу же, как переплыл озеро. Он там, у лодочников. А проникать сюди и уходить обратно  я теперь могу в любое время. У меня свежий роман с одной нашей больничной сестричкой. Там, на лодочной, я ее на чужой яхте катал. Не знала, что я сбежавший пациент. Потом узнала, после шуры-муры.
     - Ну, брат, ты даешь. В самый раз ислам принимать. Наша вера мужиков уважает. А профессор у лодочников? Что он там делает?
     - Да, он чуть не утонул, когда переплывал. Был без сознания. Когда пришел в себя, попросил никому о нем не сообщать. Даже врачей запретил вызывать. Лодочники оказались ребятами понятливыми. Словом, помогли они ему. Даже работу сторожем предложили. Мир не без добрых людей.
     - А чего же ты сразу мне не позвонил?
     - Разумовский меня узнал. У него очень хорошая память. Он даже знал, что мы с тобой иногда разговаривали. Догадался, короче, что я за ним. Просил не связываться с тобой, пока он не разработает план.
     - План? Какой план?
     - План освобождения людей из Бален Берда.
     - А это возможно?
     - Вот с этим я и вернулся, Мухдан. Надо вместе решать. Нужны люди. Очень влиятельные, серьезные люди, желательно, работающие или работавшие в спецслужбах.
     Безумец все понял. Разумовский настроен решительно. Поэтому, очевидно, и сбежал.
     - Есть у меня человек! – взорвался Мухдан. – есть такой, и даже телефон его у меня есть. Начальник службы охраны самого Президента России! Человек мужественный и порядочный. Патриот своего народа и страны. Удивляюсь, почему он до сих пор в команде этих воров и алкоголиков. Словом, профессору надо сообщить телефон генерала, пусть договаривается о встрече!
     - А генерал его выслушает, примет? – засомневался Смоленцев.
     - Примет, выслушает. Почему не примет профессора, раз согласился принимать сумасшедшего чеченца из дурдома?
     - А ты что, встречался с ним недавно?
     - А то как же! Мерседес с охраной за мной присылал. Я с милалками в Кремль въезжал!
     - Мухдан, ты это, извини, конечно, но у тебя не это… не обострение…?
     - Это у тебя обострение! А я нормальный человек. Понял? – обиделся Мухдан. – Вот пускай позвонит генералу и объяснит ему все.
     - А давай я вас соединю с Разумовским.
     - Правильно. Соединяй.
     Разговор получился конкретным и обстоятельным.


**
 

      Малика (Седьмая) и Ноха (Девятый) все чаще уходили к роднику у Каменной Стены, к месту, где были разрешены встречи на короткое время.
      - Малика, надсмотрщик, называющий себя отцом, ни в коем случае не должен догадаться, что к нам вернулась память, иначе они нас просто усыпят, как котят.
     - Я знаю, Ноха, сама об этом думала.  - И опять – слезы. С тех пор, как к ней вернулась память, Малика с трудом их удерживает. Но нельзя их показывать надсмотрщикам. Догадаются.
     - Держись, Малика, не выдавай себя. Нам обязательно надо выбраться отсюда. Вместе. Я без тебя уже нигде жить не смогу, ни здесь, в подземелье, ни там, на свободе.
     - Я тоже…
     - Малика, у меня чудесный отец, Мухдан. Он лучший отец на свете. Мою мать и сестру убил снаряд, пущенный вертолетом. Я оставался единственным у отца. Представляешь, как он там страдает, если жив.
     - А у меня самая нежная и любящая мать,  Марьям отец и брат, которых в ту ночь увели вместе со мной. Я тоже понимаю, как они страдают. Больше, чем мы. Как нам отсюда выбраться, Ноха?
     - Я все время об этом думаю. Как ты думаешь, Малика, если мы предложим произнести БИСМИЛЛА другим заложникам, они прозреют?
     - Наверное. Мне сказали, что только в этом слове чудесное спасение от всех колдовских порч.
     - Ты работай с девушками, женщинами, а я попробую пробуждать мужчин.
     - Хорошо.
     - Только надо объяснять, как вести себя после прозрения.
     - Разумеется.

     Ноха решил первым расколдовать Сорок Девятого, человека зрелых лет, очень крепкого телосложения, внушающего уважение. Ноха догадывался, что у этого человека необыкновенное прошлое.
     - Сорок девятый, есть разговор. Пройдем к роднику, - предложил Ноха сразу после обеда.
     - Отцу надо говорить?
     - Не надо. Он разрешает, - соврал молодой человек.
     - Сорок Девятый, нас обманывают. Мы не клоны. Нас выкрали из Рая и спрятали в этой пещере, отключили нашу память, чтобы мы ничего не помнили из прошлой земной жизни. Они над нами проводят опыты. Живыми нас отсюда не выпустят. Но я знаю слово, произнеся которое память возвращается полностью. Ко мне она вернулась, и я вспомнил о себе все. Хочешь, чтобы к тебе тоже вернулась твоя память.
     - Хочу, - быстро согласился Сорок Девятый.
     - Тогда скажи Бисмилла х1иррохьманир рохьийм.
     - Бисмиллах1ир рохьманир рохьийм…
     - О, Аллах! Что это было? Как я сюда попал? Меня же ждут!!! – Вскрикнул мужчина и хотел куда-то убежать, но Ноха схватил его за руку.
     - Как тебя зовут? Кто ты?
     - Я – Махмуд. Меня ждут люди…
     - Стой, не торопись, Махмуд. Ты ведь понимаешь, нас убьют, если узнают, что к нам вернулась память. Надо действовать очень осторожно.
     - Но как?
     - Не знаю. Давай думать вместе.
     - Как тебя зовут, молодой человек?
     - Ноха мое имя.
     - Ноха, война у нас затеяна не для того, чтобы ее так быстро завершать. Это будет вечная война, пока мы не окажемся в меньшинстве, а наши прекрасные земли под видом различных туристических баз не перейдут в собственность денежных людей. Войну надо не приостанавливать, а остановить любой ценой, чтобы никогда ее больше не было на нашей земле.   Я сам священнослужитель, в недавнем прошлом – спортсмен, чемпион мира по борьбе.  Мы с единомышленниками договаривались организовать третью силу, чтобы остановить и обманутых сепаратистов, и тех, кто выпрашивает у Москвы танки, чтобы убивать своих братьев. Но враги, вижу, опередили. Но где мы? Где это проклятое подземелье?
     - Есть здесь девушка, Малика, она не обычная. Ей во сне сказали, что это пещера Бален Берд, она у нас, в Чечне, в горах. Это благодаря Малике к нам возвращается память.
     - Нам очень нужна связь. Есть такая возможность?
     - Не знаю. Я и сам об этом думал. Если здесь, конечно, не глушат сигналы.
    - Связь для нас сейчас – это самое главное.
     - Махмуд, надо бы сделать так, чтобы всем тысячам заложникам вернуть память. Мы с Маликой договорились, она будет возвращать память девушкам и женщинам, а я мужчинам.
     - Нет, не так надо делать. Мы обнажим себя, - не согласился Махмуд.
     - А как?
     - Надо собрать всех вместе, чтобы все вместе пробудились.
     - А мы сможем всех собрать? – засомневался Ноха.
     - Надо подумать.  Все, Ноха, нам нельзя больше разговаривать. На нас обратят внимание. Могут догадаться. До завтра. Встречаемся здесь же в это же время.
     - Хорошо. Расходимся.

**

     Встреча профессора Разумовского с генералом Мельниковым проходила в тихом летнем кафе в парке за уличным столиком. Людей в это предвечернее время почти не было. Никто не обращал внимания на тихий разговор двух ничем не приметных пожилых людей.
     - Я кое что читал об этническом оружии в виде избирательно поражающих вирусов. Неужели это правда? – спросил Мельников, не желая зря тратить время на вступительные беседы.
     - Более чем, - уверенно ответил Разумовский,  – Накапливается банк подобных вирусов на все случаи жизни. Но в Бален Берде – комплексные исследования. Здесь не только оружие разрабатывают. Здесь работают над изменением психики людей. А в конечном счете отбирают здоровые органы и подвергают кремации. Поэтому нужны люди в большом количестве. Здесь лаборатория рядом с войной – самый оптимальный вариант. На войну, как знаете, многое списывают.
     - Вы можете мне назвать хозяина лаборатории? – спросил генерал.
     - Проще распознать самого дьявола.
     - Понятно. Российские спецслужбы к этому никакого отношения не имеют?
     - Прямого отношения не имеют. В этом я уверен.  Но не может быть, чтобы они ни о чем не догадывались и не докладывали Президенту.
     - В России сегодня не Президент правит балом, а те, кто привели его к власти.
     -  Вот они, очевидно, и правят там, - уверенно заявил профессор.
     - Если бы только там, - многозначительно заявил генерал.
     Помолчали. Официантка принесла кофе.
     - Вы, Анатолий Карлович,  по телефону говорили о каком-то плане.
     - Да, конечно. Словом, есть возможность распотрошить этот гадюшник. Туда, к Бален Берду  можно подъехать под видом операции по поимке сбежавших террористов. Поэтому командирами  должны быть русские люди в форме ФСБ с полной экипировкой. Надо убедить охрану в необходимости во что бы то ни стало войти в пещеру, пройти через главные ворота. А дальше – обычная спецоперация. Но участники должны понимать, что идут почти на верную гибель. То есть, это должны быть добровольцы. Их мы найдем среди чеченцев и ингушей. И у них должно быть самое совершенное оружие, включая гранаты с ядерной начинкой. Я знаю, такие имеются у спецподразделений ГРУ и ФСБ.
     Мельников задумался. Прошла почти минута. Кофе было выпито, принесли мороженое.
     - Я, Анатолий Карлович, теперь не у дел. Был генерал, теперь отставник. Но у меня есть друзья, с кем можно посоветоваться. Вы меня заинтриговали своим рассказом. Россия – не та страна, откуда должна исходить опасность народам мира. Не для того, как говорится, фашистов на колени поставили. Теперь что, самим стать фашистами?  Озадачили Вы меня, профессор.
    - Тезка, скажите, а если все-таки попробовать поговорить с Президентом? Рассказать ему все как есть.
     Генерал задумался, прежде чем ответить:
     - Знаете, Анатолий, с некоторых пор он сам себе не принадлежит. Им, словно марионеткой, управляет Глава Администрации, специально для этого поставленный. У этих людей дьявольский ум. Они никогда ничего не делают напрямую и тщательно просчитывают все ходы. Слишком рискованно ему все рассказать. Мы можем только усилить позиции своих противников.
     - Вы сейчас развеяли все мои сомнения, - вздохнул Разумовский. – Тогда тем более других вариантов нет. Нужен штурм!
     - Я встречусь с людьми. Потолкуем. Потом встретимся и все обсудим, - обещал генерал.
     Расстались единомышленниками.

**

     Отец всех иблисов Жиддал, счастливый от того, что в одном из аулов родился новый иблисенок,  был опечален. Ему стало известно, что в том же ауле прошлой ночью родился ребенок, будущий пророк. Коварный Жиддал понимал, что убивать будущего пророка нельзя. Этим он нарушал  договор с Богом.
    Печаль Жиддала заметила Жидюга, супруга Жиддала.
     - Чего хмурый? Безобразничать разучился? Старый стал? – наехала старая половина.
     - Беда у нас, жена. В ауле, где на днях родился иблисенок, родился будущий пророк. Тяжело будет иблисенку.
     - Да, будет тяжело, - согласилась Жидюга, - если мы не поможем иблисенку, когда он вырастит.
     - А пророк? Что с пророком-то делать будем? – не понимал супруг благодушие своей жены.
     - А ты вспомни, дорогой, - усмехнулась Жидюга, - кто пророк – тот, кто родился пророком, или тот, кому поверили, что он пророк?
     - Ты права. Тот, кому поверили…
     - Так вот, мы сделаем так, чтобы поверили нашему иблисенку, что он – пророк! И тогда того, родившегося пророком, назовут болтуном! Вспомнил, как нас учили?
    - У-у-у, Жидюга, какая ты у меня умная. А как мы сделаем, чтобы Иблису поверили, что он пророк?
     - Э, - махнула рукой Жидюга, - ты, видать, совсем старый стал. Память у тебя ни к Иблису. А как мы до сих пор делали? Иблис будет говорить красивые речи, те, что нравятся людям. Люди поверят, что он свой. И вот тогда, когда вера в него будет безмерной, мы сделаем так, что он будет говорить только то, что нужно нам. Пророк же будет видеть, понимать все это, но у него не будет возможности влиять на людей, потому что о нем никто не будет знать. Он будет ничто, ноль, когда наш Иблис будет повсеместно раскручен, будет на устах у всех. И все его будут знать как пророка. Это даже хорошо, что он появился на свет в одном ауле с нашим мальчиком. Конкуренция обострит характер борьбы. Появится стимул.
     - Но как же так? – не понимал Жиддал, - ведь Бог пророка прислал не случайно. Неужели он согласится с его проигрышем?
     - Богу тоже на земле не нужны слабаки. Ему нужны не только умные провидцы, но и борцы, умеющие повести за собой людей. Там, где мы оказываемся сильнее, Бог нам не мешает, не сводит с нами счеты, потому что Бог понимает, что мы обостряем протестную энергию людей. И люди от этого становятся элее, умнее и сильнее. Ведь в этом смысл нашего договора с Богом. Забыл?
     - Значит, все будет зависеть от самого пророка? От того, насколько умело и мужественно он будет доводить до людей новые Заповеди Бога?
     - Совершенно верно. Но Бог этого пророку не скажет. Пророк сам должен прозреть и догадаться. А вот мы своему иблисёнку скажем. Скажем и поможем. Вот так!
     Мухдан испугался этого разговора. Ему сильно захотелось узнать название того аула, чтобы помогать будущему пророку, предупредить его о готовящемся коварстве. Но Жиддал и Жидюля куда-то исчезли.
     Он начал размышлять: «А ведь на самом деле в жизни все так. Реальные события, мировоззрения и намерения реальных людей ничего не значат. Все зависит от того, как преподнесут сатанинские СМИ, телевидение. Из мерзавца они легко сделают героя. Праведника превратят в лжеца, лжеца в праведника. Перевернут историю, перепишут идеологии, повернут вниз головой само понятие  Бога. Отныне они, владеющие информацией – боги! А информацией владеют те, у кого деньги. Круг замыкается. Создав информационное общество, мы подчинили (уступили добровольно) владельцам информации буквально все! Теперь боги информации решают, кто благодетели, а кто террористы и бандиты. Кто в мусульманском мире тайно делает атомные бомбы и взрывает небоскребы, а кто распространяет равенство, демократию, справедливость…
     А Бог все терпит. Бог обостряет протестную энергию. До каких пор? Пока последний Иблис не изведет последнего пророка?
     - Э-э-э-эй, Всевышний, давай поговорим. Давай уточним позиции! – пытался крикнуть Безумец. Но проснулся.
    Вчера, ложась спать, забыл выключить телевизор. А там уже новости передают. Исламские террористы взяли в заложники детей. Грозятся отрезать им головы, если не принесут миллион долларов и не позволят беспрепятственно вылететь в одну из исламских стран. Только к концу дня уточнят, что заложников – двоих своих детей, взял в заложники наркоман европейской внешности. И требует он не вылета в исламскую страну, а дозу героина. Но информация в подсознание обывателей всего мира уже слита. Лишний раз туда вложено: мусульмане и террористы – понятия одного ряда.

**
      - У меня есть план, - сказал Махмуд во время следующей встречи с молодым человеком. – Но чтобы его успешно осуществить, обязательно нужна связь. Мне надо поговорить со своими людьми.
     - Мобильник мы можем отобрать только у Отца, - заметил Ноха. - Его связь наверняка выходит наружу. Но как это сделать? Выкрасть? Или насильно отобрать?
     - Думай, Ноха. Как только к нам придут на помощь снаружи, мы объявим тревогу о пожаре и все люди соберутся у выхода. Вот тогда мы предложим им произнести БИСМИЛЛА. Вот тогда важно обретение ими памяти. Вот тогда мы поднимем восстание!
     - Замечательно! – согласился Ноха. – Это может сработать. Нам ведь все равно терять нечего. Живыми они нас отсюда не выпустят.
    - Думай, Ноха, как выкрасть мобильник.
    - Хорошо.
     Они расстались до следующего дня. А Ноха отыскал Малику.
    - Малика, быстро к роднику.
    - Слушаю, Ноха, что случилось? – спросила она, как только дошли.
    - Помнишь, Отец как-то говорил, что комнатные цветы в подземелье погибают, а он – большой любитель цветов?
     - Помню.
     - Надо побывать в его комнате. Придумай что ни будь, по поводу цветов, что ты сможешь их выходить,  или еще что-то. Короче, надо выкрасть его мобильник.
     - Выкрасть?! Я не могу, Ноха…
     - Речь идет о жизни тысячи, а возможно и миллионов людей, а ты… - впервые сорвался молодой человек.
     - Ну, я подумаю…
     - Подумай, пожалуйста.
     - Хорошо, Ноха, я попробую.
     - Молодец. Это чрезвычайно важно. Чрезвычайно!

     Малике удалось выкрасть мобильник. Махмуд в тот же вечер с кем-то поговорил. Остался довольный.
     - Через неделю будут ясны подробности операции, - сообщил он Нохе.

     **

     Смоленцев встретился с  Мухданом в коридоре.
     - Салам Алайкум.
     - Ваалайкум салам. Что нового расскажешь?
     - Разумовский встречался с твоим генералом. Но профессор не хочет общаться с тобой по телефону. Не хочет тебя засветить. У него на тебя большие планы.
     - Планы? Какие? – зажегся мгновенно Безумец, - пошли сядем.
     - Это он тебе сам расскажет. Короче, надо бежать из психушки.
     - Бежать?
     - Да, окончательно. Мы с тобой уйдем вместе сегодня вечером. Сестричка нам поможет. Она и одежду нам приличную достала.
    - И что дальше?
     - Я так понял, нужны ребята. Сильные, дерзкие, готовые на смерть. Такие, как у вас. Эти, «Аллах акбар!!!»-  которые.
     - И где я вам их достану? Я что, по лесам с ними бегал?
     - Ты же чеченец. Быстрее договоришься с каким ни будь полевым командиром.
    - Попробовать можно.
     - Вот-вот, тем более, ваших спасаем.  Разумоский говорит, что там тысячи ваших, которые считаются без вести пропавшие.
     Мухдана словно током ударило:
     - Тысячи, говоришь? Без вести пропавшие?
     - Да-да, именно. Благое дело сделаем.


     Мухдан и Смоленцев весь вечер были вместе. Ждали момента, чтобы покинуть данное печальное учреждение.
     - Мухдан, я очень рад, что встретился с тобой. Это знакомство, считай, меня вылечило.
     - В самом деле? – они сидели на полюбившейся скамейке у самого берега воды.
     - Конечно. Я ведь так страдал за то, что там наши вытворяли, за свое участие. Вот все это и было моей душевной болезнью. А теперь… я чувствую, что могу искупить вину. И мне даже умирать не страшно. Главное, я свою жизнь отдам реально за святое дело.
     - Спасибо, Алексей, если так. Все добрые люди – братья. Все злые люди – звери. Мы с тобой скоро доведем до людей очищенную от всей прилипшей грязи общечеловеческую Веру. Веру, которая действительно будет объединять и мирить всех людей, а не разъединять и ссорить, как сейчас происходит по воле ощутившей реванш сатаны. Золотой телец ведь во все времена брал реванш, но потом снова опускался до своего проклятого места.
     - Я хочу, чтобы ты знал, Мухдан. Разумовский затеял что-то грандиозное. Если надо – я пойду на смерть с радостью.
     - Попробуем обойтись без жертв. Не торопись погибать, Алексей. Без таких, как ты, мы новую Россию не поднимем. Не позволять же сатане превращать ее в один большой Бален Берд.

** 

     Оксана Петровна убивалась. Невозможно было видеть ее мучения. Мельников сам страдал не меньше. Как это так – взяла и ушла единственная дочь, ничего не объясняя, словно помешанная. Но что с ней происходит? Неужели тот художник на самом деле посадил ее на иглу?
     Страшная догадка медленно сводила с ума родителей. И рассказать такое людям не возможно. Оксана Петровна отправилась в частную клинику за консультацией с наркологом.
     Анатолий Иванович вечером позвонил в дверь Кузнецова.
    - А, Толик, заходи. Ты очень кстати. А что опять такой смурной? С Оксаной Петровной поругались?
     - Посложнее дела, брат.  С работы уволили. Но это – ерунда. Дочь из дома ушла.
     - Вот так новости! Ну ка садись, потолкуем.
     Двое отставных генерала вошли в зал, включили свет и сели друг против друга за журнальным столиком. Потом Кузнецов быстро по-военному встал и направился на кухню со словами:
     - Счас чай сделаю. А может, начнем с коньячка?
     - Неси, давай.
     Ну, ты даешь, Толян. Рассказывай по-порядку, - вернулся Иван Васильевич.
     - Ты знаешь, Ваня, по-моему самое страшное, что произошло с Россией – это то, что мы предали свою молодежь. Именно предали на государственном уровне! Мы теряем, точнее, потеряли своих детей, Иван!
     - Вот именно. А чего это тебя шеф-то предал? Ты же ему верой и правдой столько лет служил!
     - Э, - махнул рукой Мельников, не приятно даже говорить. Расскажу – не поверят. Ты лучше скажи, Ваня, как нам молодежь нашу спасти? Своих детей по одиночке мы не спасем, если не спасем всех! – Мельников чуть не всплакнул. Еле удержал слезу.
     - Так и мы об этом же, Толян! Я понимаю, что нас бьют по самому больному, смертельному месту! Давай, вливайся к нам конкретно. Дело тебе достойное найдем. Войдешь в президиум!
     Кузнецов разлил коньяк. Конфеты лежали здесь же на столике в хрустальной чашечке. Выпили.
     - Вот еще какое дело, Иван. Вчера у меня была встреча с одним странным человеком. Фамилия – Разумовский. Профессор. Утверждает, что в России, в горах Чечни ученые генетики работают над генетическим оружием. Это такие вирусы, избирательно поражающие представителей тех или иных этносов.
     - Этническая бомба? Я слышал, - заинтересовался Кузнецов. – Неужели это – реальность?
     - Думаю, что да. Причем, разработчики – обладатели частного капитала. И они ушли намного дальше государственных научных институтов.
    - Это опасно. Это очень опасно. Это же те же террористы! Кто знает, что им придет в голову в любое время.
     - Мне кажется, что этот сценарий угроз исламских террористов во всем мире  придуман как раз для отвлечения мнения обывателя.
     - И для оправдания своей агрессии в исламском мире.
     Чокнулись, выпили, закусили.
     - Где, говоришь, лаборатория? В Чечне? Где именно? В Грозном?
    - Нет, в горах Чечни. В пещерах с названием Бален Берд.
     - А что, нельзя проверить?
     - Нельзя, говорят. Туда никого не пускают. Даже прокурорских работников. А Президент наш знает, вроде бы, и позволяет.
     - Маразм какой-то.
     - Страшный маразм, Иван. Но профессор настаивает, что надо что-то делать. Немедленно! У него даже есть план.
     - Какой?
     - Надо как-то обманным путем заставить их открыть входные ворота. Они, очевидно, сильно укрепленные, а потом начать штурм. Чеченские ребята помогут. Но им нужно дать форму российских спецслужб и самое совершенное оружие, включая гранаты с ядерной начинкой. Слышал про таких?
     - Слышал. Но они – штучный товар. Строжайше засекреченный. Послушай, я знаешь, о чем подумал?
    - Ну?
     - Если мы раздолбаем этот гадюшник, это же конкретное дело. После всех этих судов, где из нас сделали уголовников, такая войсковая операция вернула бы к нам доверие, и мы могли разговаривать с этой властью на других тонах!
     - Разумеется.
     Разлили и выпили.
     - Значится так, - начал генерал Кузнецов строить конкретный план. – Организуй нам встречу с этим профессором втроем, потом соберем всех, кто в курсе, и примем окончательное решение. Штурм – так штурм. Пусть готовят ребят – чеченцев. Человек пятьдесят. Оформим их как отряд СОБР. Назначим командира. Оружие и форму я им достану.


**

 Из записок Безумца

    Бален Берд появился в горах Кавказа не случайно. Все шло к тому. Никто не смел, не мог остановить развивающийся процесс массового помешательства человечества. Вот и направляли люди, народы, государства все свои усилия на производство средств массового убийства друг друга. Знания в области химии, физики, а вот теперь добрались и до самого сокровенного – генетической структуры человека. Появились биоинженеры – специалисты по производству генетического оружия – этнической бомбы.
    Человекообразные чудовища создали лабораторию именно здесь, словно провозглашая новую эру – эру, когда Кавказ рождает уже не пророков, но злодеев!
    Это, очевидно, льстит самолюбию Иблиса.
    Ноев народ – подопытный генетической материал. Самую первую бомбу сделают (уже сделали?) специально для него. Для народа, помнящего свое родство с самим первым послепотопным пророком. Для народа, подарившего миру друга Аллаха - Ибрахима и всех последующих пророков. Для народа, на которого рассчитывал и рассчитывает Всевышний Аллах, ибо его именно закаляет, посылая ему невиданные человечеством испытания, причем в то самое время, когда человечество должно было бы стать и добрее, и умнее.
     Бален Берд… Чтобы человечество окончательно ужаснулось, оказавшись у самого края пропасти.
     Бален Берд – как памятник человеческому безумию, человеческой гордыни, когда эта гордыня не обуздана совестью перед Всевышним Создателем.
     Бален Берд – памятник торжества Иблиса. Нет в горах Кавказа памятника ни Нохе, ни его Ковчегу, провозглашившим новую жизнь в разуме  совести Зато есть Бален Берд – место, где уже сатана будет окончательно решать судьбу народов, человечества: кто достоин жить и впредь, а с кем пора кончать.
     Бален Берд…
     У народа отняли Арин Берд, Арцах, Нахири, Нахчеван, Нахарину, Шеме (Шумеры), чтобы наконец загнать его в узкие ущелья и создать там Бален Берд.
     И нет у народа другого выбора, кроме как предложить иной выход из тупика, в который загнало себя человечество, разделившись на непримиримые религии, и назвав друг друга непримиримым врагами.

     И есть у народа что предложить.  Так сделал Всевышний, проведя мой народ через все круги земного ада. Поняв, что мой народ выдержал испытания: не скис, не потерял оптимизм и надежду, не затаил ни на кого злобу. Значит, не потерял свой изначальный пророческий дух!

**
    
      - Отец ищет мобильник. Он уже подозревает Малику. Что делать? – был Ноха в растерянности во время очередной встречи у родника с Махмудом.
     - Это серьезно. Надо что-то делать, - согласился Махмуд. – Надо узнать точное место, где он чаще всего бывает по вечерам, или ночует.
      Пусть на следующую встречу придет Малика. Мне надо у нее кое о чем узнать.
     - Хорошо.
     И вот на следующий день Махмуд и Малика одни.
     - Он бывает в своей комнате над Каменной Стеной. Там и ночует, - отвечала в следующий день Малика на вопросы Махмуда.
     - Он один? Жены, слуг, охраны не бывает?
     - Нет, кажется. Я не видела.
     - А есть в его комнате место, куда или за что спрятаться, если я проникну в эту комнату, пока он не войдет, не расслабится?
     - Там большие две комнаты и видеокамеры, очевидно. Только в ванной комнате их, наверное, нет.
     - И у тебя есть ключи от его комнаты? И ты можешь в любое время туда войти?
     - Да, с трех до половины четвертого.
     - Придется влезать в твои одежды…
     - Как это?
     - Чтобы видеокамеры не засекли. Я войду, и буду ждать его там. Все равно, раз он тебя подозревает, ждать хорошего не приходится. Надо торопить события.
     - Хорошо, я принесу одежду.
     Надсмотрщик по имени Отец снял с себя желтый халат и, ничего не подозревая, направился в ванную комнату. Как только он вошел, Махмуд, в прошлом спортсмен, схватил его за пояс, и легко, как соломенное чучело, поднял и бросил в джакузи. Сам сел на него и тихо сказал, приставив к горлу нож:
     - Ну что-ж, отец родной, сейчас поговорим!
     Надсмотрщик, как ни странно, ничему не удивился. Даже не изменилось выражение его лица, словно оно было сделано из дерева, без каких либо мышц.
     - А я догадывался. Не успел… - процедил сквозь зубы поверженный.
     - Бог есть, Он все видит, - праздновал успех Махмуд.
     - Бога нет, в том-то и все дело, - невозмутимо ответил надсмотрщик.
     - Ты так думаешь? Кто тебе это сказал?
     - Побеседуем, если желаешь. Встань с меня, и сядем за стол.
     - За стол я с тобой не сяду, ублюдок, а вот здесь в ванне можно потолковать, - встал Махмуд с поверженного. И они присели на края джакузи – Ну, рассказывай, какие опыты и для чего вы с нами проделывали? Рассказывай всю правду, очисти свою душу хоть немного от грехов. Все равно скоро на тот свет отправишься. Сам понимаешь.
     - Ну что-ж, послушай, раз интересно. Но только давай договоримся. Ты тоже будешь отвечать на мои вопросы, - поставил условия деревянное лицо.
     - Смотря какие. Тут я теперь командую. Мне терять нечего.
     - Мне тоже. Я свое, считай, уже отжил.
     - Я уже задал вопрос.
     - На него сложно ответить без хотя бы короткого анализа того, что происходит с человечеством. Скажи, ради чего люди живут на земле?
     - ?!!
     - Многие ответят, ради счастья. Правильно?
     - Допустим.
     - А счастливы ли люди? И могут ли люди сами себя осчастливить, если этим никто не занимается?
     - Что ты имеешь в виду?
     - Люди алчны, честолюбивы, и, главное завистливы. Даже самые богатые люди – завистливы и в своей зависти готовы растерзать друг друга. Ты знаешь, от чего на самом деле люди получают самое большое удовлетворение, самую большую радость? Я тебе скажу, - от несчастья других, похожих на них! Разве не так?
     - Допустим. И что ты этим хочешь сказать?
     - Хочу сказать, что обычные люди никогда не осчастливят обычных людей, похожих на себя. Нужны необычные люди, которые возьмут на себя эту благородную функцию.
     - И кто же эти благодетели? – стало интересно Махмуду.
     - Назовем их элитой человечества. Это – люди, сумевшие своим умом и энергией заработать большие, очень большие деньги, и пожелавшие истратить эти деньги на то, чтобы люди на земле были реально счастливы. Только они это делают не манипулируя сознанием людей различными красивыми идеологиями, в том числе религиозными, а конкретной работой в сфере генетики. Достаточно изменить генетическую структуру человека, и он навсегда перестает чувствовать такие разрушающие чувства, как страх, зависть, ненависть. Человеку остается только любить и радоваться. Радоваться ежеминутно, каждый день, каждый год до конца своей жизни. Что в этом плохого? Разве не для радости и счастья живет человек?
     - А вы уверены, что все будут так безмерно счастливы от ваших генноинженерных опытов?
     - А все, кто не согласны, будут выводиться из системы, как социальный брак. Не как в фашистских концлагерях, разумеется, а тихо и естественно. Приятной, если хотите, смертью, как от передозировки наркотиков. Мы будем способны убирать с земли целые этносы, если они будет препятствовать проекту. И все это будет происходить, Сорок Девятый, независимо от нашего с тобой желания.
     - Если еще раз назовешь меня Сорок Девятым – задушу тут же! Понял?- взорвался Махмуд. - Меня зовут Махмуд! Понял?
     Лицо надсмотрщика впервые изменилось, вытянулось. В его глазах появилось удивление.
     - Ты что, вспомнил все в подробностях? Как? – вырвалось у него.
     - Есть такое слово. Одно из самых главных слов в Исламе. Впрочем, ты же не веришь в Бога!
     - Как можно верить в нечто, которое допускает на земле столько зла, насилия, боли, несправедливости? А вы этому нечто молитесь по пять раз в сутки…
     - Назовешь Всевышнего нечто – прибью, это во-первых. Во-вторых, Бог – не нянька и не тетка, чтобы угождать всем и каждому. Бог дал людям жизнь! Дал воздух, солнце, землю, создал все условия, чтобы человек жил и радовался. Но Бог хочет, чтобы человек, человечество росли на своем опыте, который приходит не только от успехов. Но и от ошибок, заблуждений, бед, несчастий. Беды и несчастья только обостряют протестную энергию человека, делают из него борца. Бог готовит человечество к новым невероятным свершениям. К освоению Вселенной! В настоящее время человечество переживает этап младенчества. Человечество медленно, но прозревает, накапливает информацию. А вы со своими опытами хотите изменить природу человечества. Вы возомнили себя земными божками, раз у вас безмерное количество денег. Используйте свои деньги на ускорение проекта Бога, а не выдумывайте свои, ведущие человечество в тупик!
     - Ты хочешь сказать, что все на земле в порядке, все идет по замыслу Бога?
     - Именно. Борьба – главный закон жизни среди разумных людей. А вы хотите дать людям счастье животного. Животное ведь счастливо, наверное, когда у него много еды, много воли, комфортные природные и климатические условия. Человеку не такое счастье надо. Человек по-настоящему счастлив в борьбе, в том числе и с такими, как вы, хреновы экспериментаторы. Короче, говори, как спасти людей после того, как я верну им память. Как вывести их из этого проклятого подземелья?
     - Это невозможно. Пещера охраняется снаружи. В случае атаки она самоликвидируется. Спасутся только сотрудники. А их здесь не много, с десяток.
     - Тогда ведь погибнут тысячи подопытных?
     - Разумеется.
     - Как остановить процесс самоликвидации?
     - Не знаю.
     - Не верю!
     - Я только догадываюсь, где протянуты кабели. Но не уверен, что это именно те. И тем более не уверен, что произойдет, если вы попытаетесь их оборвать.
     - Вот что, отец родной. Ты сейчас рассказывал красивый сказки, как хотите осчастливить человечество, делая искусственный отбор и выбраковку по своему усмотрению. Ты же сам понимаешь, что несешь чушь! Если вы затормозите мозги девяноста девяти процентам населения, где у вас гарантия, что тот один оставшийся процент сам между собой не перессорится, не перегрызется за место главного бога? Почему вы, украв у человечества путем воровства и махинаций все деньги, считаете себя вправе теперь превращать человечество в инвалидов? Ты видел в психушках беспричинно смеющихся, радующихся людей? Вот какое счастье вы хотите подарить людям своими экспериментами. Поэтому давай, дорогой, показывай кабели и все, что нужно, чтобы нормально вывести отсюда людей. Прошу по-хорошему пока. Сделаешь – останешься жить. Героем станешь. Обещаю. Не сделаешь – сам понимаешь, как закончишь свою жизнь.
     Надсмотрщик молчал. Но это молчание, видно было, давалось ему с большим трудом. Что-то происходило с этим деревянным лицом.
     «А может он и сам лишен памяти, превращен в манкурта»? – вдруг осенило Махмуда.
     - Ладно, отпущу тебя. Не буду больше ничего требовать. Произнеси только одно слово.
     - Бисмиллах1иррохьманиррохьийм.
     - Странное слово. А что оно означает?
     - Потом поймешь. Произнеси!
     - Бисмиллах1иррохьманиррохьийм…
     - Лицо надсмотрщика совершенно изменилось. Его глаза округлились, наполнились смыслом. Было отчетливо видно, к нему тоже вернулась память!
     - Я все понял! Все понял! – вдруг закричал он.
     - Что ты понял? – затаил Махмуд дыхание.
     - Точнее, я все вспомнил! Вспомнил, почему они украли мою жену. Они боялись, что она может вернуть мою память.
     - А что, что ты еще вспомнил? – настойчиво спрашивал Махмуд.
     - Слишком долго рассказывать. Надо спасать людей, людей надо спасать! – кричал он.
     - Правильно, надо, а я о чем? Только успокойся, пожалуйста. Давай думать вместе. У меня тоже есть план.

**

Из записок Безумца

     Время пришло. Но люди его еще не замечают. Горят со стыда мечети и церковные храмы, но люди равнодушны к пожарам. Прозревающих называют безумцами, неудачниками, маргиналами. Над ними откровенно смеются.
     В мире уже другая религия с другими храмами. Бог – Деньги. Храмы – Банки. Хозяевам денег и банков не нужны другие религии, другие боги. Все в их руках и они делают все, чтобы закрепить свою власть навечно. Поэтому они стали хозяевами телевидения, кино, СМИ, всего зрелищного бизнеса. Они отпускают людям столько и такое качество хлеба и зрелишь, чтобы их уровень дебилизма не поднимался выше заданного. Чтобы мысли и души людей не возвращались к чистым истокам, откуда появлялись пророки. Чтобы люди, как их пророки, не стали поднимать неудобные для «хозяев мира», для «золотого миллиарда» вопросы: почему мир не справедлив? что становится с человеческой совестью? почему на празднике жизни одни мерзавцы?
    А в огне горят уже не только религиозные храмы. Пламя охватило души людей. Едкий дым одурманил всех.
     У прозревающих опускаются руки, они готовы признать победу, власть Иблиса, ибо не видят силу одурманенных сопротивляться.
     А она, эта сила, внутри каждого. Ее не надо звать со стороны. Ее надо только пробудить.
     Эта сила – СОВЕСТЬ. Неопознанная, нераспознанная, таинственная и загадочная. Данная Богом изначально и навечно.

     **

 

     Руководство  операцией  по освобождению подопытных в Бален Берде взял на себя  генерал Мельников Анатолий Иванович. Его заместителем стал генерал Кузнецов Иван Васильевич. Командиром отряда был назначен Смоленцев Алексей Иванович.
     Накануне стало известно, что в день штурма в пещере будет поднято восстание под руководством  Махмуда Дикаева.
     Операция началась в один из ясных августовских дней 1998 года. Штурм пещеры совпал с восстанием подопытных, обретших память.
     Все закончилось быстро и бескровно. Хозяева лаборатории, устроенной в пещере, не осмелились никак себя выдать. Они так и остались нераскрытой тайной. Очевидно, и не будут раскрыты, как и подлинные убийцы президента Кеннеди, осмелившегося выступить в свое время против могущественного частного сатанинского капитала.

**
     Среди встречающих освобожденных вместе с двумя генералами и командиром Смоленцевым  были профессор Разумовский и Мухдан.
     Мухдан издали узнал своего сына Ноху. Но он не сделал ни шагу вперед, навстречу. Ни одна мышца не тронулась на его лице. Он знал, что сына ему вернул Всевышний Аллах. И что Аллах, свят Он и велик, никогда у него его уже не отнимет. Потому что Всевышнему Творцу нравится все, о чем он, Мухдан, думает, размышляет, говорит, делает. А отняв опять сына, Творец отнимет у него душу и сердце. Этого бы отец на склоне лет уже не вынес.
     Ноха, увидев своего отца, медленно подошел к нему. И тоже, зная, что нельзя проявлять эмоции при людях, просто сказал:
     - Дада, со мной одна девушка. Ее мать, Марьям,  не знает, что она живая, освободилась…  Я отвезу ее к ней. Хорошо?
     - Отвези, конечно. Я буде на хуторе. Возвращайся.
     - Обязательно.
     - Мухдан, ты как тут оказался? Я слышал, как генерал Мельников тебя только что журналистам хвалил! Ты что, знаком с ним?! – подбежал откуда-то взявшийся возбужденный Сомсом. Мухдан даже сразу не сообразил, что ему ответить. Пробурчал:
     - Вроде бы. Но я тут не причем. Это они – герои…
     - Да я не об этом. Мне без разницы кто тут герой, кто преступник  и что тут раньше было. Ты видел, какая дорога в пещеру, какие коммуникации! Да если тут открыть продовольственный склад, весь Кавказ можно обеспечить. Главное – холодильников не надо. Давай договоримся с генералом, чтобы он пещеры сдал нам в аренду, пока другой кто-то не перехватил! Пусть называет свою цену, или другой свой интерес. Ты понял? Понял ты меня, говорю? Чего молчишь? Давай, пошли к генералу!
    - Не-ет, Сомсом, извини. Не могу я. Не время. Потом, как ни будь.
     - Потом будет поздно! Потом ничего не будет, когда нас опередит какой-то еврей и приватизирует пещеры. В таком случае веди меня к нему, познакомь, скажи, что я твой брат родной!
     - Мухдан понял, что от него ему просто так  не отвертеться.
     - Сейчас не удобно, Сомсом, видишь, он с кем-то разговаривает. Ты лучше иди, закажи нам ужин в своем самом лучшем ресторане. А мы подъедем.
     - Правильно! Молодец! Так и сделаем. Только выезжать будем вместе. Я от вас не отстану.
     - Договорились.
     Освобожденные плакали, обнимались, обнимали своих освободителей. Генерал Мельников наклонился к генералу Кузнецову:
     - Вот эти люди, испытывающие веками горе и страдания, будут уметь жить, потому что они будут ценить и любить ее.
     - Неужели и нашей молодежи нужно пройти такое, чтобы прозреть, понять, научиться ценить истинное?
     Стоявший рядом Смоленцев невольно услышал разговор двух генералов.
     - Извините, что вмешиваюсь. Есть вариант.
     - Какой? – спросили оба сразу.
     - Принять ислам, - быстро и уверенно ответил тот.
     - Ну брат, ты слишком радикален.
     - А без радикальных мер сегодня уже не обойтись. Слишком запущена душевная болезнь бездуховности.
     - Может, ты и прав, - вздохнул генерал Кузнецов. А Мельников подумал:  «Я бы и против такого не возражал, лишь бы доченька не пропала».
     В эту минуту зазвонил телефон Мельникова. Он узнал голос жены. «Толик, радость то какая! Лесонька вернулась. Плачет, просит прощения. Говорит, ей надо где-то подлечиться. Возвращайся быстро, ты очень нам нужен!»
     Небо над Бален Бердом было ясное, без единого облачка. Лица освобожденных и освободителей сияли радостью. А вот и Отец – надсмотрщик, который плачет открыто, навзрыд. И профессор Разумовский, который смотрит на него, ничего не понимая. Наконец, подошел, спросил:
     - Что случилось, отец родной? Ты то чего плачешь?
     - А я тоже все вспомнил. Мне ведь тоже, оказывается, отключили память.
     - И что? Что же всем вам вернуло память?
     - Одно слово.
     - Какое?!
     - Бисмиллах1иррохьманиррохьийм…
     А вот и Эсила. То ли наяву, то ли чудится Безумцу. Но он рад ей безмерно. Боится расстаться, потерять ее:
     Эсила…
     Вот по ком, оказывается, так томилась моя душа всю жизнь.  Вот чье существование все время подсказывал мне мой внутренний  голос.
     Она была в моих генах, в моей крови и все время нет, не шептала, а кричала, призывая вспомнить себя, людей, среди которых живу. Людей заблудших, растерянных, не понимающих, что и почему с ними происходит.
     Эсила…
      Милая, хрупкая, нежная Эсила, девочка моя, которую может обидеть каждый. Ударить, спрятать в темницу, унизить, назвать преступницей, самозванкой, спрятать в темницу, бросить в бурлящий поток. А она все равно будет жить. Она умрет только после всех, после того, как исчезнет последний проблеск разума, завянет последний лепесток совести.
      Эсила…
     Ты, и только ты, в конечном счете, поможешь заблудшему, застрявшему в дикости человечеству вспомнить себя, сделать анализ, прозреть, двинуться навстречу будущему. Ибо давно известно, что будущее способен предвидеть только тот, кто понял прошлое, кто из прошлого вывел Закон, Замысел Бога.
     Эсила…
     У тебя много двойников, тройников, каждый выдумывает себе свое прошлое в выгодном для себя свете. У всех великое, героическое прошлое. Но почему в таком случае люди, народы столь неистово убивали и убивают друг друга? Почему история человечества – это история их войн? Почему все самые передовые знания, все свои основные усилия народы, государства направляют на подготовку к убийствам друг – друга, на самые эффективные способы массового самоуничтожения? Почему нет, и не предвидится торжество доверия друг к другу? Почему человек, наделенный Всевышним такими чудесными дарами, как разум и совесть, остаются самыми страшными зверями? Потому что с тобой не дружат? Потому что им почему – то выгодно тебя не вспоминать?
     Тебе и впредь будет трудно, Эсила. У тебя на самом деле много врагов. Страшно подумать, как много у тебя врагов. Тебя и впредь не будут признавать. Ты долго еще будешь оставаться сиротой, блуждающей по миру в постоянном унижении, в оборванных одеждах, в голоде и холоде.
     Но побудь со мной, Эсила! Не торопись уходить. Давай побудем немного на этой горькой, но прекрасной нахской земле. На новонахской земле. Может, и на этот раз земля нахов родит новые истины, от которых человечество не сможет отказаться? Ведь так было в прошлом. Ты ведь, Эсила, об этом знаешь лучше всех…
     - Эсила, знаешь что, выйди за меня замуж.
     Девушка звонко, весело рассмеялась:
     - Как это? Я же не настоящая. Не женщина. Ты путаешь образ с реальностью. На солнце что ли голову себе перегрел?
     - А мне именно такая и нужна, чтобы подвести итоги своей жизни, спокойно встретить старость. Ты мне будешь рассказывать о прошлом, а я – обобщать и записывать для потомков, чтобы знали себя, чтобы гордились собой, и чтобы ошибок предков не повторяли.
     - Но в таком случае, Мухдан, тебе нелегко со мною будет, - сделалась Эсила серьезной.
     - Это почему же?
     - Потому что любая победившая власть заказывает себе наиболее удобную память, историю, ибо память, эс – это основа национального и общественного самосознания, инструмент практической политики.
     - Ну и пусть заказывают себе девицу-память по вызову. Ты знаешь, как таких девиц называют?
     - Знаю, - вздохнула Эсила.
     - А я хочу до конца своих дней остаться с тобой.
     - Остаться, сохраняя верность? Не будешь соблазняться на холеных молодух по вызову? У них иногда богатое придание. Будешь ходить в премиях, званиях, лауреатах, орденах, медалях…
     - Не сомневайся, Эсила. Не случайно ведь Всевышний спас тебя от гибели моими руками. Всевышнему и народу буду служить с твоей помощью, а не тем, кто соблазняет.
    - Верю, - тихо сказала и улыбнулась Эсила. Мухдан обнял свою невесту:
     - Мы все таки построим, Эсила, свой город Совести и Света! Город, который будет носить твое имя - Эсила!
    - Обязательно. Мы его построим вместе с твоим сыном и той очаровательной девушкой, которая была вместе с ним. Они – очень умное поколение. Поколение продвинутых. И в том – немалая твоя заслуга. Радуйся и гордись, Мухдан, ты все-таки одержал победу над Иблисом!

**



       Когда люди начнут понимать, что так жить нельзя, что жить так – тяжкий грех, в них вселится мужество. И это мужество будет в сотни раз ценнее всех намазов, постов, милостынь и прочих богоугодных дел. И это мужество будет проявляться не в насилии, ибо любое насилие противно Богу, а в мужественном слове. Ведь мужественное слово, высказанное там и в то время, когда оно необходимо, сильнее миллионов пуль и тысячи бомб.
                Слуховые галлюцинации

     **

     - Мастер, выборка сделана, - доложила скрипучим голосом длинноногая, худая, похожая на чучело в огороде нерадивого хозяина сотрудница, войдя в огромный кабинет с плотно задвинутыми черными волнистыми шторами, где за громадным столом из красного дерева сидел толстый лысый пожилой человек с мутными рыбьими глазами, высокопоставленный чиновник «тайной конторы».
     - Доложите, - коротко приказал хозяин, не отрываясь от монитора. Он привык, чтобы ему докладывали устно, на почтительном расстоянии. Любил одергивать, отчитывать, чтобы сотрудники ни на минуту не забывали, что в доме есть крепкая власть, и за любую оплошность каждый сотрудник может быть строго наказан. Правда, никогда никого не увольняли, ибо организация была сверхсекретной. Убить, разумеется, могли, что, очевидно, и происходило, ибо некоторые работники исчезли бесследно.
     Никто, даже сам Мастер,  не знал ни ее главного хозяина, ни источника ее доходов, хотя затраты иногда бывали умопомрачительными.
     - Хакаев, по происхождению перс. Бежал из Грозного вместе с промосковским правительством в конце прошлого века. Считает себя интеллектуалом, ненавидит  чеченцев после того, как сделал им много подлостей, пытаясь высоко подняться над ними.  Дал слово больше среди чеченцев не жить. С тех пор отирается в Москве.
     Бадаев, - чеченец аварского происхождения, полевой командир, стукач, сотрудничал с российскими спецслужбами. Людокрад. Можно в любое время поднять досье и посадить.
     Балтабаев, - сотрудничал со многими спецслужбами.  Во время второй войны бежал в Европу, женился на еврейке и перебрался в Израиль.  Вступил в известное нам тайное общество.  Вернулся в Москву и организовал Центр духовного возрождения Чечни.
     Хурсигов и Мурсигов - два сокурсника. Давно работают с нами. Одному делаем карьеру дипломата, другому – писателя.
     Все люди проверенные. Честолюбие и алчность всех зашкаливает. Уровень национального самосознания – минимальный. Идентифицируют себя  с европейцами. В будущее своего народа не верят и оно им совершенно безразлично.
     Заключение психологов по всем кандидатурам имеется.
     Мастер довольно долго изучал бумаги. Ярко накрашенная сотрудница стояла смирно, словно  мраморная статуя.
     - Завтра утром жду Балтабаева. Пригласите в комнату переговоров.
     - Принято к исполнению. Дополнительные поручения будут?
     - Идите.
     Утро следующего дня. Мастер и Балтабаев сидят друг против друга за большим круглым столом переговоров. Окна плотно зашторены, никакого шума со двора и со стороны дороги, ведущей к этой подмосковной усадьбе. Такое ощущение, что кабинет находится глубоко под землей.
     - Есть работа, господин Балтабаев. – Гость – весь внимание, в ожидании долгожданного чуда. Ведь он всегда знал, что рожден для большого дела. Не зря ведь все его мытарства по всему миру. Ему скоро сорок – а главного дела всей жизни все нет…
     - Я очень внимательно слушаю, Мастер!
     - Как ты думаешь, Балтабаев,  какая в этом мире самая высокая должность? – лукаво спросил Мастер, уставив на приглашенного свои вечно слезящиеся рыбьи глаза с фиолетовыми  кругами вокруг.  Но Балтабаев готов целовать, облизывать эти глаза и не только, лишь бы  получить такую должность. Ведь время, драгоценное время уходит.
     - Президент… большой страны… -  нерешительно ответил Балтабаев.
     - Бери выше, – усмехнулся Мастер и на секунду многозначительно замолк. Потом сказал: - Пророк! Вот кто в этом мире всегда считался и считается самым главным. И, что самое интересное, лишь в пророка привыкли верить люди, даже если пророк – заурядный шизофреник. А представь себе пророка, который не только не шизофреник, но и творит чудеса… Прямо как Христос.
     - А разве… стать пророком  возможно? – осмелился спросить  Балтабаев.
     - Все возможно, пока на этой сумасшедшей земле не переведутся глупые люди. А такое, как мы хорошо знаем, скоро не предвидится. Значит, надо действовать. Потому что если мы не одолеем глупость, то глупость одолеет нас. Так всегда было и так всегда будет. Ведь сделали люди себе пророка от незаконнорожденного, сказали, от святого духа. На самом деле у этого «пророка» был отец – греческий солдат по прозвищу «Пантера». Загуляла дева Мария…
     Балтабаев не обратил особого внимания на эти слова. Ведь Иса и в Исламе – величайший пророк. И только те, кто хотят подменить пророков собой, могут так кощунствовать, пытаться опошлять тех, благодаря которым человек и человечество окончательно не скатываются до уровня диких зверей, до того недавнего по историческим меркам состояния, когда  предки людей  не хоронили, а поедали трупы друг друга…
     - Востребован новый пророк, прямо заявил Мастер, сделавшись совершенно серьезным. – И теперь, когда ты узнал о таком грандиозном и непростом проекте, у тебя остается небогатый выбор. Можешь лишиться радостей жизни…
     Балтабаев понял, на что намекал Мастер. Ему, конечно же, докладывали о его страсти к спиртному и стройным ножкам молодых женщин.
     - Пророк – это, конечно, хорошо, - согласился Балтабаев, - но ведь люди будут требовать чуда…
     - Наивный ты человек, - усмехнулся Мастер. – Нет ничего проще. Все дело в технологиях. Вспомни несчастную болгарскую девушку, которую разведчики изнасиловали, а потом выкололи глаза, чтобы она их не сдала. Легенду придумали, что смерч поднимал ее в небеса, песок глаза засыпал.  А чтобы облегчить свой грех, работнички спецслужб начали сливать ей информацию. Так она и стала «ясновидящей». К кусочкам сахара в голодное военное время с юности пристрастилась. Тебя насиловать и ослеплять никто не собирается, если не сорвешься. С сегодняшнего дня ты либо пророк, либо…
     - Труп.
     - Догадливый. Здесь в игрушки не играют. Будем красть и прятать людей, которых ты будешь находить. Будешь предсказывать события, которые мы аккуратно будем затем совершать. Словом, сделаем так, как надо. Целая группа поддержки у тебя будет. Наивные чечены признают тебя пророком и вознесут выше своего Аллаха.  Ну, а потом…
     - Я буду аккуратно выполнять вашу волю.
     - Иди.
     Мухдан проснулся: «Какой странный сон. Неужели он вещий? Неужели не наивные головы  чеченцев опять где-то  готовят какого-то очередного имама или прорка-засланца?!»

     **
      





Из  записок  Безумца

     Обновляйся, Россия!
     Обновляйся, понимая, что твои народы – твои дети. А детей самых маленьких любят больше, чем старших.
     Обновляйся, Россия, возвращая историю, память, честь, достоинство своих народов, не позволяя никому их принижать, сталкивать друг с другом и тем самым ослоблять Богом данную Тебе силу.
    Обновляйся, Россия, без религиозного фанатизма и фашистского экстемизма, в мире и согласии своих народов и помни, что у твоих народов нет другой Родины, нет двойных гражданств, нет счетов в зарубежных банках и им некуда и незачем бежать. Поэтому они так верны и привязаны к Тебе, к своей Родине. Цени это, Россия, и народы Тебя защитят, не позволят окончательно разграбить, раздробить, превратить в наложницу пошлого, обезбоженного Запада.
     Обновляйся, Россия, на своих духовных корнях, очищаясь от грязи  разврата и растления, навязанных тебе бездуховным, бесполым Западом. Обновляйся, чтобы не тебе диктовали низость,  а ты диктовала народам мира человеческий, пророческий образ жизни.
     Обновляйся, Россия. Пусть тебя высоко поднимут над Вселенской грязью необузданного рынка,  западного гедонизма, лжи, коварства, жестокости, распущенности два твоих самых могучих крыла – Христианство и Ислам.
     Обновляйся, Россия, без березовских, чубайсов и похожих на них «реформаторов»,  унизивших и огабивших великую страну. Не позволяй больше проводлить над собой убийственные эксперименты. Народы всегда с Тобой, навечно, навсегда!
    Обновляйся, Россия, и да хранит Тебя Всевышний от новых козней Иблиса, возмущающего веками Твой светлый дух, Твои мирные просторы, Твой чистый воздух, Твои добрые намерения жить со всеми в мире, согласии, любви.
     Обновляйся, Россия, и обновляй вместе с собой сердца и души всех, кто в Тебя поверили, Тебя полюбили, готовы Тебя защищать.
    Обновляйся, Россия.  Время пришло. Этого хочет сам Бог!

 
**
    
         Душа Мухдана через многие годы разлуки рвалась на родину в родовой аул в горах. Но на пути – какое-то плотное облако, через нее не пролететь. Огорчилась душа блудного горца. Взмолилась, попросила Бога спустить ее на землю, вернуть в тело, как в прошлой земной жизни. Услышал Творец молитву и вот Мухдан уже на земле через сто лет, как последний раз ходил по ней.
     Мухдан в каком-то маленьком городке, но не может понять, где этот городок. Чистые улицы, аккуратные тротуары, странные, бесшумные автомобили, а над головой – быстро двигающиеся вагончики на канатах, серебристые, похожие на летающие тарелки. Люди в ярких, пестрых, коротких одеждах. А вот и несколько женщин в длинных платьях с закрытыми лицами, улицы подметают.  Мужики в шортах сидят в открытом летнем кафе, пьют соки через длинные соломинки.
      Стоит полицейский. Мухдан подошел, поздоровался.
      - Салам Алайкум, брат.
     - Ваалайкум салам.
     - Как этот городок называется?
     - Ведено. А ты что, не здешний? Поинтересовался полицай, благо, болтливый попался.
     - Жил здесь когда-то. В Гурах не смог проехать. Там что, дорога закрыта?
     - В Гурах? Это руины рядом с Кезеной Ам?
     - Ну да.
     - А у тебя что, путевка, или пропуск?
     - А зачем мне пропуск, я же там живу.
     - Если живешь, или направляешься в гости, должен быть электронный пропуск. А если едешь на отдых – путевка. Что, забыл? Долго не был дома?
     - А почему так? Раньше ведь свободно ездили.
     - Всегда так было последние полвека с тех пор, как горы Чечни стали частной территорией.
     - Частной территорией? Это кто здесь частник такой?
     - Ну, этот, бизнесмен наш Дундукаев Султан, инвестор который, курорт который возле озера построил. Он же курорт продал Хазаревичу. Хазаревич пошел на расширение, стал владельцем туристического кластера. Теперь всем руководят члены его семьи.  Озеро он отдал своей жене Саре Шлюхман.  Зятю Гаджиеву Абдулатипу отдал весь Макажойский котлован, сейчас там второе озеро, искусственное. А Аргунское ущелье до Ингушетии принадлежит его теще Цаце Шнирельман. Да у нее же зам начальника охраны чеченец из нашего района Халуев.  Очень влиятельный человек. Говорят, он помогает чеченцев на работу устраивать. Недавно трех чеченок в официантки устроил. А в прошлом году целую бригаду дворников из наших парней набрал. Жена его там работает массажисткой. Я его знаю, он в прошлый раз домой приезжал. Скромный такой парень, не скажешь, что он смог сделать такую карьеру. Говорят, у него там с этой Цацой Шнирельман … ну ты понимаешь. Зато своему народу помогает. Святое дело – человека нашего трудоустроить. А еще приближенный у Хазаревича чеченец, раввин Адамович. Раньше он был Адамовым, в муфтияте работал. Ну, там почти ничего не платили. Молодец, тоже карьеру сделал.
     - А что, чеченцев даже в охранники не берут? – удивился Мухдан.
     - У них же вся охранная система по всем горам электронная. Птица не пролетит. Специалисты из Израиля устанавливали. Зачем им чеченцы?
     - А чем чеченцы заняты? Они что, совсем безработные?
     - Так здесь ведь чеченцев мало осталось. Все разъехались. В одно время рождаемость упала. Скандал ведь был, в молоке обнаружили гены-антиспермы. А в аулах в основном старики доживают. Много наших в Сибири работают вместе с китайцами. У корейцев в бригадах много чеченцев, рис и лук выращивают. Всемирную славу нашему народу принесла Сетта Хазманова, ставшая королевой красоты Мисс-мира. Говорят, сам сын Хазаревича к ней неравнодушен.
     Расстроился Мухдан от этой беседы. Спрашивает, что ему нужно сделать, чтобы пропуск получить. Полицейский направил его в участок напротив.
     Как только Мухдан вошел в коридорчик, завыла сирена, замигали лампочки, на табло высветились слова «Тревога, красная степень опасности!» Полицейские повыскакивали со всех кабинетов, окружили напуганного Мухдана со всех сторон.
     - Руки за голову! Раздвинуть ноги! Нагнуться вперед! – набросились они на несчастного. Оказалось, здесь все давно ходят со вшитыми в разных частях тела чипсами, информация с которых считываются соответствующими приборами. Получить пропуск – означало задать такому чипсу определенную информацию. А Мухдан не был вообще чипизирован. Поэтому все приборы сошли с ума от удивления.
     Мухдана тут же арестовали. Поместили в изолятор. Понял несчастный, что дела его совсем плохи и опять взмолился, чтобы Творец вернул его в прежнее состояние без тела. Бог и на этот раз откликнулся на его просьбу и вот его душа опять на небе. Понял Мухдан, что не суждено ему больше ходить по улицам родного аула, потрогать рукой могилы своих родных, и попросил Всевышнего, чтобы  Он хотя бы отогнал облака, издали  бросить взгляд на родную землю.
     Облака рассеялись. Но что это? Горы совершенно не узнать. Повсеместно разбросаны корпуса зданий совершенно фантастических видов. Между горами и зданиями – паутина канатных сообщений. Серебристые вагончики одни маленькие, двигаются  с невероятной скоростью, очевидно, служебные. Другие - большие, двигаются  медленно, очевидно, обзорные.
     Между горами – искусственные озера и бассейны. Одни люди пьяные валяются, другие – на нудистском пляже. Совершенно голые, как какие-то тюлени на краю света.
    Есть теннисные корты, стадионы, спортивные площадки. Вереницы групп туристов. Пеших, верхом на лошадях. 
    Но где аул? Где Гурах? Где родовое кладбище? Где знаменитые чеченские зераты? Где зерат Хеди, матери святого Кунта-Хаджи? Где вековые башенные поселения М1айста, Нихала, Пого, Нашха, Шарой, Хой, Алдам-Г1ези?; где некрополь Ц1ой-Пхьеда, комплекс Ушкалой? Где боевые, сигнальные и сторожевые башни, возвышавшиеся веками в горах? Нет ничего. Все развалено, стерто, вместе с памятью вымирающего народа. Все, что осталось от прошлого  –  глинобитно-камышовая  деревня в Герменчугах.  Теперь в это чудо, названное кем-то чечено-папуасским, водят туристов со всего света, чтобы показывать, какие плудикие, убогие аборигены -  чечены  тут жили в набедренных повязках и голышом, занимаясь рыболовством в реке Басс и поедая прибрежную крапиву, до того, как сюда пришла «великая» иудейская рыночная цивилизация роста. 
     Напрасно Мухдан  искал что-то из нахских древностей. Лищь в одном месте вывеска большими мерцающими буквами над шашлычным - «ГУРАХ».  И пряный дым от жарящейся жирной свинины.
     Проснулся Мухдан.
     «Неужели так и будет?!
      Будет, конечно, если такое не предвидеть, не знать свою подлинную историю, не прирасти к своим древним славным корням.
      Будет, если не знать, каких инвесторов и для чего зовем в свой дом, в свой Всевышним Аллахом, свят Он и велик, данный земной Рай.
      Будет, если не будем глубже разбираться в законах дьявольского капитализма, в природе происхождения и поведения больших и сверхбольших сатанинских денег, покоряющих мир, несущих с собой чуму безбожия и разврата.  Особенно, капитализма в его нынешнем, совершенно бесчеловечном, ростовщическом, жидовском виде, строго осужденном и в священном Коране, и в Библии, и в Капитале Карла Маркса.
      Капитализма, несущего с собой чудовищную ложь, провокации, войны, ведущего человечество к нравственному и физическому вырождению.
      Капитализма, противного каждому, кто ощущает в себе хоть в какой-то мере голос Разума и Совести – Голос Всевышнего Творца!»

**