Серафим покаяния. Глава 3

Пришествие Варахиила.

  «И подошел первый ангел к краю небес, вскинул он руки свои. Смотрел он своими ясными глазами на людей, на их мир. Его решение было твердым, как камень. Не ослушается он приказа Отца своего. Вознесет он его песней своей. Внесет истинную благодать в этот грешный мир.
  -И будет Бог блаженен, - тихо прошептал последний, седьмой Серафим. Вструбил в свой горн старший брат. Варахиил. И сделались у людей страшные болезни. Очи их, лица их тела их начали гноиться. Покрылись они омерзительными шрамами. И ревели люди от боли, будто звери, которым они поклонялись.
  Стоял у края небес Варахиил. Трубил он в свой золотой горн. Лик его был спокоен. Ничего не могло помешать замыслу Божьему осуществиться. Розы, прекрасные белые розы, что украшали его грудь, в одно мгновение завяли. Печальные головки бутонов будто были обожжены».
  Женя с Наной бежали вперед. Люди вокруг кричали, бежали им навстречу.
  -Еще два квартала, - прокричал парень. Он сам не знал, почему повысил голос. Перекрикнуть рев толпы? Скорее, в нем просто кричал страх, верещал, заставлял рвать горло.
  -Мы на месте.
 Нана смотрела на свой двор. Один дом, два дома… Пусто. Она смотрела своими серыми глазами на груды кусков бетона, из-за которых выглядывало кровавое небо. Девушка отказывалась верить своим глазам. Зрачки резко сузились. Нана смотрела на серые бетонные блоки. Бездушный тяжелый камень. Кусок арматуры, кирпич, чьи-то окровавленные пальцы, торчащие из-под слоя мусора, кусок стены с  желтыми обоями.  Если бы это был кукольный домик, в котором находились бы бумажные куклы, то все можно было бы починить при помощи клея и скотча. Но это были реальные люди. Реальный дом. Реальные жизни, которые были погребены под серым кирпичом. 
  -Мама. Мама. Мама-а-а, - закричала девушка. Она побежала к обломкам дома, упала. Нана начала хвататься за тяжелые обломки, отбрасывала их в сторону, старалась отодвинуть их ногами. Хотела ли она найти здесь свою маму, раскопать ее бетонную могилу? Нана беспорядочно бегала из стороны в сторону, падала, снова и снова вскакивала, а затем начинала бегать. Ее платье порвалось, на нем была серая пыль. На ногах были большие ссадины и синяки.
  -Мама, - закричала она. Из серых глаз катились крупные слезы. Что-то внутри резко оборвалось. Девушка села на коленки и заплакала. Ее тело сотрясалось в рыданиях.
 -Она ведь кричала, она ведь боялась, - Женя не мог понять смысл слов Наны. Та металась от одного булыжника к другому. Все раскапывала их, растаскивала. Она видела мертвые, обездвиженные тела детей, своих соседей, стариков. Нана подбежала к еще одному камню.    Девушка потянула его на себя со всей силы, дернула. Перед глазами все поплыло. Мир закрутился в голове. Нана покачнулась и упала. По обломку кирпича потекла кровь. Мама… Тощее лицо женщины было изувечено. Все синее, с опухолями, которые сочились алой кровью. Пыль на лице, на всем теле. Рот приоткрыт, а зубы в нем выбиты. Руки вывернуты неестественно, будто кто-то сломал шарнирную куклу.
 -Мама, - Нана кричала. Кричала до хрипа, до разрывающей боли в горле. Мама, мама, мамочка. Рев, крики бессилия. Можно ли так плакать? Женя взял сестру на руки. Он аккуратно переступал через камни.
 -Пусти меня, поставь! Не трогай, отпусти! Я хочу к маме! – девушка билась в истерике. Глаза покраснели, лицо опухло от слез.
 -Пусти, - девушка резко била своими маленькими кулаками в грудь Жени. Она тщетно дергала ногами. Нельзя было ничего исправить, нельзя было вернуть время в спять. Маму нельзя воскресить. Девушка обессилено повисла на руках старшего брата. Истерика прекратилась , теперь Нана лишь тихо рыдала.  Сердце разорвалось, а душа рухнула.
  Поезда. Подземные поезда. Женя нес сестру к метро. Рельсы, шпалы, платформы. Женя хотел уехать, спасти сестру, но не знал куда. Да и был ли смысл? Один город разрушен – не просто так. Женя знал, что на этом не закончится Божья кара. Мир огромен, и один городишко, даже не страна – просто ничто. Убегать, но в пределах клетки, по ее углам. Нана выглядела абсолютно безжизненной. Серые глаза смотрели прямо перед собой. Она просто сидела и слушала умеренный стук колес поезда. Вагон потряхивало.
 «Поезд приехал на станцию метро Гостинный двор, переход на станцию Невский проспект. Переход к поездам второй линии».
 -Выходим, - тихо сказала Нана. До вокзала ехать было еще далеко, высаживаясь явно не здесь. Женя решил не препятствовать сестре, хоть и не знал, куда она хочет пойти.
***
  Девушка прошмыгнула за поворот. Обычно здесь всегда огромная толпа, целая масса людей в центре города. Но сейчас здесь было пусто, безлюдно и страшно. Просто безумно страшно от тишины в том месте, где всегда было шумно. Возможно привычка.
  Лютеранская церковь на Конюшенной улице. Большое, готичное сооружение. Пожалуй, одно из самых красивых мест. Люди всегда умели строить Храм Божий. Все для того, чтобы заслужить прощение Господа, все для того, чтобы после смерти попасть в Рай, даже без уверенности в том, что он вообще существует. Девушка смотрела на белый камень и прекрасные колонны. Когда смотришь на них, всегда возникает такое чувство, будто все это лишь детская игра в прятки. Сейчас из-за колон, расправив свои большие крылья, выйдут ангелы. Из-за каждой колонны по одному. Все они будут улыбаться, и говорить, что ты их не нашел. Только маленькая дверь, что между этими колоннами, может привести тебя к ним, возвести на их высоту. И даже если вы все равно будете стоять на одной земле, то ангелы будут выше. Потому что они более добрые, потому, что они святые.  Нана смотрела на огромную дверь, которая вела в церковь. Такая величественная, сделанная из тяжелого темного дерева. А над ней, будто создавая арку, три полукруглых орнамента. Цветы, листья и завитки. Такие красивые. Даже не верится, что все это могли создать простые люди, у которых была только надежда и вера в Бога. Она их вела к сотворению чего-то прекрасного.
  Нана молча прошла вперед. Девушка всегда считала себя атеисткой.  Не имело смысла играть с самой собой в «верю – не верю».  Врать другим людям про бескорыстность своей веры можно, но самой себе – просто никак.
  Эта церковь всегда была какой–то другой, не такой, как остальные. Девушка всегда хотела плакать, заходя сюда. Обычно Женя шутил на эту тему, что «нечисть в церкви всегда плачет». На это Нана только уклончиво отвечала «Нечисть в церкви рыдает. А все остальное – это ангелы, скребущиеся в душе». Считала ли она так на самом деле? Не понятно, странно. Ведь девушке чуждо было все это.
  Женя шел вслед за сестрой. Та остановилась у какой-то иконы, и тихо прошептала «пусть мама будет спокойна». Все.  Это было единственное ее желание. Только вот. Нана не верила, что мама просто будет лежать в деревянном гробу, или будет вечно покоится под слоями того бетона. 
 -Может быть, люди действительно становятся ангелами?
 -Нет, - спокойно ответил Женя. Он сам не знал, почему так сказал. Даже не заметил, как эти слова вырвались у него.
  Нана всегда была уверена, что брат знает больше, чем говорит. Что в нем живет какая –то мудрость, которая не ограничена расчетами, вычислениями. Какая – то глобальная мудрость. Которую знал он один из семи миллиардов человек. Это было странно и Нана не могла объяснить, что это значит, но она была уверена.
  На них смотрел лик Святого. Темно-зеленый фон, и только в глазах отображается свет золотого ореола, что блистает над головой. Слышал ли Он мольбы девушки?
***
  Выйдя из Лютеранской церкви, Нана и Женя отправились обратно к метро. Опять полупустые вагоны, темные тоннели, бесконечный стук колес о рельсы. Для чего они уезжали из этого города? Для чего ехали в непонятную даль? Женя знал, прекрасно знал, что разрушено будет все, что ему не спасти сестру. Но почему же они тогда он сам ведет ее к поезду и сажает на первое освободившееся место? 
  «И смотрел ребенок Серафим своими голубыми глазами».  Рядом мужчина упал на колени, а затем закашлялся кровью и дымом. Его глаза постепенно наливались белком, а затем он упал окончательно на грязный пол вагона метро. Нана закричала. Люди только боялись, проходили мимо и никто не думал помочь. Паника.
 - Женя, мне страшно, - из глаз девушки текли слезы. Парень вдруг осознал свою вину. Именно он повел свою сестру сюда. Она все еще была слишком маленькой, чтобы видеть смерть.  А он  был слишком взрослым, чтобы понимать последствия. Сначала мама, а потом еще люди. И это будет не одна смерть, не один отпечаток на душе Наны. Десятки, сотни, а может и тысячи. Ведь именно Женя устроил эту гонку по разрушающемуся миру, именно он ее начал. Он знал что люди везде могут умирать, и они будут. Потому что таково наказание Всевышнего. Женя хотел спасти сестренку, но не знал как. Она не должна была умирать, просто не заслуживала.  «Все равны»,- учил Господь. Но никто не хотел этого признавать. Это было слишком страшно. Грех ли это, ослушаться единого Отца своего?
 -Не бойся, Нана, все будет хорошо.
  Он сам знает, что врет. Не будет хорошо, даже близко нет, все будет только хуже.
  Люди погибают. Прямо сейчас, в вагоне метро. На грязном, пыльном полу уже корчатся от невыносимой боли мужчины, женщины, дети. Но разве все они виноваты в Гневе Божьем? «Все виновны, у всех свои грехи», - назойливо шепчет внутренний голос. Те люди, что еще живы боятся. Их сердца бешено колотятся. Они думают, что вот-вот настанет их черед. Интересно, а о чем они сейчас думают? Жалко, что нельзя прочитать мыли человека. Последние мысли перед смертью, наполненные страхом и отчаянием. А поезд продолжает нестись по черному тоннелю. На полной скорости. Догадывается ли машинист о  том, что происходит сейчас в его поезде?
  Внезапно белые лампы гаснут, становится темно. Еще пару резких толчков и поезд наклоняется вправо. Слышится омерзительный скрипящий звук, стенка вагона касается стены туннеля. А затем резкий толчок, удар. Поезд замер. Пахнет жженой краской. Женя не знает, что страшнее. Такая остановка поезда, то как они будут выбираться или изуродованные шрамами трупы людей.
 Парень огляделся вокруг. Везде запуганные лица. Где-то рядом плачет маленькая девочка. Ей лет семь на вид, не больше. Мать лежит перед ней, абсолютно не двигаясь. Разве этот ребенок в чем-то виноват? Разве семилетняя девочка может совершить смертный грех?
 -Может, - тихо прошептал парень, - ведь она тоже человек.