Где от весны не ждут чудес... Глава 8. СИЗО ч. 2

    Каждое утро начиналось с того,  что всё пряталось.  Белая ткань со шконок,  занавески,  одеяла с пола,   шатёр с унитаза.  Выкручивались лишние лампочки.  Затем открывалась дверь,  и всех нас выводили на продол.  Стоя лицом к стене,  мы ждали,  пока дубаки простучат решётки,  и сделают поверхностный шмон.   Поверхностный – это значит чисто визуальный,  на предмет «чего-нибудь лишнего».  Порядок – есть порядок.  Затем мы заходили внутрь,  и начинался очередной день.  Досуг составляли нарды,  шахматы,  карты и телевизор.  Ещё можно было сидеть «на маяке»,  и смотреть через просвет в «жалюзи» на деревья,  и проезжающие машины.  На дома.  На людей.  О чём они думают?  Куда спешат?  Какие такие заботы их занимают?  Здесь  взаперти любые мирские заботы казались ничтожными и несущественными.  Раньше бывало,  как заморочишься чем-нибудь,  или что-то там не получается...   Настроение падает,  жизнь становится не мила.   Ходишь такой несчастный-несчастный.   Смешно...   Самая большая ценность после самой жизни как-то и не ценится при этом вовсе.  Упускается из виду,  не берётся в расчёт,  принимается как данность. 
Бесценная,  как воздух необходимая СВОБОДА.  В полной мере осознать значение и её жизненную  потребность возможно лишь, потеряв её.  Только лишь утратив возможность делать то,  что хочешь,  и идти  куда хочешь,  начинаешь понимать какое это счастье - распоряжаться собой.  У тебя может не клеиться с работой,  с учёбой,  с подругой.  Но ты волен поступать по своему усмотрению.  Можешь найти другую работу,  забить на учёбу,  и поменять мадаму.  Можешь вообще на всё забить,  и тупо напиться.   А по-утру сесть на велосипед,  и рвануть куда-нибудь всё равно куда.  Ты можешь быть,  а можешь не быть.  Потому что СВОБОДА – разнообразие вариантов и выходов.   Здесь же только один выход.   Да и тот работает в основном на вход.  Единственное,  что тебе остаётся здесь – это свобода мысли.  Можешь думать о чём угодно,  и сколько угодно.  Времени здесь в избытке. Этого у тебя никто не отнимет.  Только от переизбытка неудержимых мыслей можно свихнуться.  Что с некоторыми вобщем-то и происходит.  Я же, чтобы не сойти с ума,  начал писать стихи.  Думаю,  сильные стишки то были.  Жаль тетрадка не сохранилась.  Процитировал бы обязательно сейчас.

По началу мне приходилось драться.  Я ведь рассказал на майдане (не смейтесь,  но угол,  уложенный матрасами в казахской тюрьме именно так и назывался),  что спортсмен.  И меня тут же решили проверить.  Потому что за слова здесь надо отвечать.  Позвали двухметрового Вову.   Сказали,  что он – какой-то там чемпион по кик-боксингу,  и что сидит здесь за то,  что проломил ногою голову кому-то.  «Согласишься с ним схлестнуться?» – обезьянко-подобный крепыш в тюбетейке испытующе смотрел на меня.  Вова тоже смотрел на меня,  как телёнок.  Хлопал ресницами.   Реальный такой громила.   Думаю,  если он меня ногою пнёт,  обязательно у меня что-нибудь сломается.  Я согласился.  Нам тут же освободили  место в центральном проходе.  Все позапрыгивали на  шконари в предвкушении зрелища.  Майданщики озвучили правила:  по голове не бить,  работать только по корпусу.  С первых же секунд стало ясно,  что Вова никакой не кик-боксёр.  И даже драться толком не умеет.  Помолотил я ему жир на пузе – на том и разощлись.  В дальнейшем,  если в хату заходил некто,  позиционирующий себя в качестве бойца,  мне предлагалось его протестировать.  И я тестировал.
 
Были и соответствующие этому месту приколы.  Сидеть же ужасно скучно,  вот и придумывала камерная элита разнообразные «конкурсы».  В основном прикалывались над вновь-прибывшими,  или умом недалёкими.  Например,  заходит в камеру новичок.  Его,  как водится, майданщики расспрашивают,  чтобы сделать выводы об достойности  индивидуальности (классно я завернул).  Закидывают пару нейтральных шуток.  Смотрят – ведётся, или нет.  Потом рассказывают,  что настоящий арестант обязательно должен иметь блатное погоняло (кличку).  Предлагается залезть «на маяк»,  и прокричать в решётку следующее: «Тюрьмушка-тюрьмушка!  Дай мне кликушку! Но не простую,  а козырнУю!».
 «Честный бродяга»,  чтящий «воровские понятия»,  лезет к решётке,  и орёт данное стихотворение.  В ответ из пространства ему может прилететь всё,  что угодно.   «Бродяга» же не задумывается,  что кликуха может стать вторым именем, и потом влиять на судьбу.  Ладно, если прилетает «олень»,  или «обсос».  А если «бублик»...?  Одному дала тюрьмушка такое «имя».  Бедолага потом,  чуть к «обиженным» на продол не уехал.  Благо,  что наша «элита» оказалось не совсем коварной.  Мне данный тест тоже предлагался.   Я сказал,  что «законы» уважаю,  но предпочитаю называться по имени.   Меня всё же пытались впоследствии называть «гладиатором»,  но кликуха так и «не прилипла» ко мне.  Потому что я предпочитаю называться по имени.