Жёлтый караван. Глава 2. Марика, свинья и Сансара

    Боже, как же это было давно. Рошелю Лоррельфельду казалось, что целая вечность прошла с тех пор, как они с Линн стояли на пасмурном побережье Дорчестера. Но он помнил всё как сейчас – запах предштормового моря, холодную зыбкость воздуха, Бостонскую набережную. Помнил печальные серые глаза Линн, тяжесть увесистого резного ключа в своей руке… Лоррельфельд отогнал внезапно нахлынувшие воспоминания и решительно захлопнул старую папку с записями. «Пациентка Анна Бомарш, диагноз – дистимия». Через секунду папка оказалась в ящике письменного стола уютного приёмного кабинета. Из раздумий и ностальгии Рошеля вывел требовательный и капризный женский голос.
 - Ну! – Почти восторженно взвизгнула Марика. – Лечите меня.
Доктор Лоррельфельд перестал что-то быстро и отрывисто писать в своей толстой зелёной тетради и посмотрел на девушку поверх круглых смешных очков так, как будто она была футболистом высшей лиги, пропустившим важный последний мяч ненавистной доктору команды. 
- От чего? – Вздохнул он. Тетрадь захлопнулась. Страницы на секунду взвились клетчатым веером, а потом сникли под яркой обложкой.
    Марика сидела напротив доктора Лоррельфельда – в фиолетовом свитере с высоким воротником, тощая, короткостриженая и бледная. На её инфернальном лице цвета фарфорового блюдца выделялись крамольным плевком округлые алые губы. В бутылочных глазах прыгали искорки оживления.
- Ну как это «от чего»? От чего вас там учат. – Капризно протянула Марика.- Я не знаю. Ведь вы же психолог. Пси-хо-а-на-ли-тик... Почему я должна рассказывать вам, от чего меня нужно лечить? Лечите от шизофрении. Ну или от депрессии. Лечите от чего-нибудь уже!
    Молодой доктор, светловолосый, сероглазый, в идеально-белом пиджаке и круглых смешных очках, которые портили всё его интеллигентное обаяние, безнадёжно покачал головой.
- Боюсь, вы слишком много мните о себе, если считаете, что у вас шизофрения.
    Марика обиженно поджала губы и презрительно сузила глаза. Несколько секунд они оба молчали.
- Вам надо сменить оправу. – Марика улыбнулась. – Вы, доктор Лоррельфельд, само очарование, но оправу, я вас уверяю, нужно поменять. Вам подойдёт такая, знаете, чёрная, узкая, как у…
- Прекратите! – Доктор почти покраснел. Встав из-за стола, Лоррельфельд уверенным и твёрдым шагом подошёл к мягкому кожаному креслу цвета персиковой кожуры и спокойно опустился в него, положив руки на подлокотники. Теперь он смотрел на Марику в упор, чуть сощурившись.
- Ну хорошо. – Продолжил он мягко и спокойно. – Если вы так настаиваете, что вас нужно лечить, скажите мне, пожалуйста, откуда эта мысль к вам в голову пришла?
- Мне сказал муж. – Радостно сообщила Марика. А потом перешла на восторженный шепот:
- Он сказал, что я сумасшедшая. – Последнее слово Марика воспроизвела с гордостью, глаза ее светились.
- Интересный у вас муж. – Поджал губу доктор.
- Нет. – Простодушно заметила девушка. – И совсем он даже не интересный.
- А что он делает? – Доктор посмотрел в окно. – Ну, чем занимается?
- Он ест свиней. – Торжественно и многозначительно сообщила Мари, сделав руками дирижерский жест.
- Каких ещё свиней? – У доктора округлились глаза.
- Ну самых обычных, мёртвых жареных свиней. Когда я гостила в деревне у бабушки Марты, там, знаете ли, жила одна очаровательная хрюшка. Её никак не звали, но, когда я приехала, я подумала, что нужно обязательно придумать ей какое-то имя. Так будет сложнее съесть её. Ну понимаете, это уже вроде как личность, со своим миром, с именем. К ней привязываешься. И я назвала эту хрюшку Джуба.
- Джуба? – Вытаращил глаза доктор.
Марика кивнула.
- В тот день, когда Джубу должны были зарезать на холодец, я пришла к ней в загон и принесла ей три старых книги – «Библию», «Коран» и веды. У меня муж увлекается коллекционированием старых книг. Я решила, что у свиньи, которую зовут Джуба, непременно должно быть право выбора религии перед смертью. Ну, то есть, мне просто нужно было узнать, по обычаям какой религии исповедовать её перед смертью. И вы только представьте, доктор, Джуба начала жевать Коран. Она жевала его лениво и долго, а потом перешла к Библии. Библию Джуба чуть-чуть послюнявила и оставила в покое, но к ведам даже не притронулась. И я подумала, что это знак. Если свинья не трогает веды – нужно прощаться с ней, согласно ведическим канонам.
    Лорельфельд прислонил руку ко лбу, покачав головой.
- Тогда, - продолжала Марика, - я пошла на то место, где свинью будут закалывать, взяла с собой томик вед и стала читать. Там написано: «Когда человеку известны предсмертные стадии, у него пропадает страх, и он сам может определить их и подготовиться к смерти, сосредоточившись на имени Бога. Каждый человек очень привязан к этой жизни. Ум подбрасывает в это время разные мысли и появляется страстное желание жить, которое является причиной следующего тела: жаль собаку – родишься собакой, жаль сад – родишься деревом и т.д. В момент смерти человек начинает верить в Бога, видит свет, исходящий от Параматмы – ну это такая, знаете ли, экспансия Бога, находящаяся в области сердца. Когда душа движется по центральному каналу (нади), кажется, что она движется через трубу, тоннель, в конце которого виден свет. Я рассказывала об этом Джубе, пока её мыла бабушка Марта водой из железного ведра.
Первичный свет – наиболее яркий – видится сразу, как только отключаются чувства. Поэтому надо сразу звать Бога по имени или с молитвой обратиться к Нему. Вторичный свет – более тусклый – появляется, когда душа не заметила первичного и уже вышла из тела. Это второй шанс обратиться к Богу.
Параматма при этом выходит вместе с душой...
- И что же дальше? – Спросил доктор.
- Я прочла, как выглядит смерть физически… Хотите расскажу вам? Появляется тяжесть во всем теле, внешне это выглядит как потеря контроля над мышцами лица, за исключением глаз. Надо молиться или просто повторять имя Бога. Только свинья этого сделать не может, поэтому я решила, что буду рядом с ней.
Затем возникает ощущение очень сильного холода, озноба, переходящего в жар, пропадает зрение.
Надо читать молитву, имя Господа и готовиться к встрече со светом. Возникает ощущение, что тело одновременно кусают тысячи скорпионов, оно рвется на части. Внешне это выглядит как учащение дыхания. Это тонкое тело отделяется от грубого физического. Теперь полностью отключаются чувства, но душа еще находится в сердечной чакре. Надо говорить умирающему, обратившись к нему по имени: «Не пугайся! Сейчас ты увидишь свет, надо на нем сосредоточиться и войти в него. Моли Бога!». Если умирающий не сумел обратиться к Богу, и душа вышла из тела, он видит свое тело и своих родственников со стороны. Видит их скорбь, слезы, причитания, пугаясь и теряясь при этом.
Надо обязательно успокаивать умершего, обращаясь к нему по имени: «Джуба, Джубочка,не бойся ничего. Забудь обо всех и обо всем. Молись свету, который появляется перед тобой. Это твой спаситель».
Свет пропадает, если душа не смогла сосредоточиться и войти в него. Она уходит в промежуточные слои на 49 дней, до нового воплощения. Все эти дни надо говорить с умершим, давая ему наставления вспомнить о Боге.
Обращаясь по имени, говорите: «Не спеши рождаться, если увидишь безбожную страну. Признак духовной страны – много храмов. И не спеши выбирать родителей. Просмотри их будущее и только если оно связано с духовностью, останавливайся на этих родителях».
    Доктор смотрел на Марику, почти не моргая.
- И что же, вы всё это проделали со свиньей?
- А чем свинья хуже человека? – Печально спросила Марика. – Она была моим другом. После того, как я просила Бога принять душу умирающей свиньи в колесо Сансары, я просто не могу смотреть, как люди едят свиную плоть.
- Нужно заметить, - медленно протянул доктор, - что люди иногда едят и друг друга. Вы слышали про каннибализм?
- Ну вот. – Вздохнула Марика. – А свиньи друг друга не едят. Хотя бы за это стоит их уважать.
Доктор молча закурил коричневую длинную сигариллу и подошёл к окну.
- Вы не против? – Спохватился он.
- Курите на здоровье. – Вяло отозвалась Марика. – Вам говорили, что в профиль вы похожи на Аполлона?
- Простите, на кого? – Доктор Лоррельфельд подозрительно посмотрел на совершенно спокойную девушку.
- Ну, на Аполлона. Вы что, Аполлона не знаете? Чему вас только там на вашем психологическом учат. Аполлон - сын Зевса и титаниды Лето…
- Сын кого? – Снова переспросил доктор. Марика махнула рукой.
- О, Боже мой, да какой же вы, доктор, недалёкий.
- Я… я… - вышел из себя Лорельфельд. – Не всезнающий, в конце концов! Сын какой-то там титаниды… не слышал…! – Доктор не нашёл других слов.
- Вы глупый! – Поджала губы Марика. – Это что-то типа комплимента, про Аполлона, понимаете? Я видела старинную монету с профилем Аполлона. Вообще, считается, что он красавчик, но на той монете он больше походил на старую ведьму с дешёвой стрижкой. Так вот вы как раз походите на него. – Марика хихикнула.
- Что ж. Хорош комплимент.
- Ну вообще-то, если вам угодно знать, Аполлон был самым красивым богом. Хотите я расскажу вам легенду?
    Доктор развёл руками и снова опустился в кресло, докурив. Мол, слушаю.
- Лик Аполлона был прекрасен… От него исходило сияние… - Марика вышла на середину кабинета и широко взмахнула руками, как на театральной сцене, – он улыбался матери, как могут улыбаться только боги. Он не требовал молока, в отличие от смертных детей. В его лепете Латона услышала четкое: «Ам-бро-зии!» На этот зов откликнулась справедливая Фемида. И вкусил Аполлон из ее рук сладостной амброзии — пищи, достойной одних небожителей. Аполлон сделал первый шаг, и в тот же миг Делос покрылся цветами и травами всевозможных видов…
Аполлон шел к горе, под которой родился, ему были милы все горы, все уходящие в облака вершины, все башни и высоты. Поднявшись, он окинул взглядом изгиб неба, напоминающий лук. Но в тот же миг его воображение превратило эту часть неба в кифару, а солнечные лучи стали струнами. Эти два образа определили противоречивую сущность Аполлона: бога, несущего миру гибель, и бога, от-крывшего в том же мире меру и музыкальную гармонию. С тех пор лук и лира сопровождали Аполлона. Вы меня слушаете, доктор?...
    Доктор ошарашенно кивнул.
- Аполлон был настолько красив, что никто не мог отвести от него глаз. Но было в этой красоте и что-то вызывающее тревогу. Прекрасный, словно нежный белый лебедь, Аполлон мог быть и жестоким. Поэтому его называли «Волчьим» и приносили ему в жертву тех животных, которых предпочитают эти губители стад...
- Так-так-так! – Замахал руками Лоррельфельд. – Что за спектакль вы тут устроили? При чём здесь Аполлон?! Садитесь немедленно в кресло. Вы, кажется, пришли, чтобы я вас лечил. Так давайте начнём!
- Ну слава тебе, Господи. – Выдохнула Марика. – Дошло.
- Расскажите мне о своём детстве. – Доктор раскрыл на коленях зелёную тетрадь и приготовился записывать.
- Не хочу. – Ответила Марика.
- А что вас беспокоит?
- Понимаете, доктор, меня беспокоит, что мы все как-то ну… некрасиво живём.
- То есть? – Округлились глаза у Лоррельфельда.
- Ну… - замялась Марика. – Красоты в нас мало. Чего-то не хватает. Всё приелось. Небо – приелось. Горы, море, леса, солнце – всё приелось.
- Вы говорите за себя.
- Нет, я говорю за всех, кроме себя. – Обиженно хлопнула в ладоши Марика. – Ну вот скажите, если мы живем в красоте внутренней, почему не творим красоту внешнюю в частных случаях? Ну то есть, живёт, например, убийца, или пьяница. Или вор. И нет у него красоты. Хотя, родился он в этом же мире и видел эти же деревья, под этим же небом гулял. И ведь бывают у него просветы, понимаете? Ну он ведь иногда и стрижку по пятницам ходит делать и продукты покупает и не убивает парикмахера или продавца. А, может, те и вовсе даже не подозревают, что он убийца или вор в законе? И что же, получается, что в те моменты, когда он никого не убивает, он красив, а в те моменты, когда он совершает злодеяние – уродлив? Если он подгнил изнутри, если подгнила красота, то человек становится как яблоко с червоточиной на базаре. Оно так и остаётся гнилым, но, чтобы иметь возможность лежать среди других яблок, ему всего-лишь нужно повернуться другим боком, где гнили нет – и вуаля! Поэтому красоты нет… Потому что она ненастоящая. Понимаете, доктор?
- Но ведь нет абсолютов. – Возразил Лоррельфельд. – Если человек больной, он может выздороветь. Людям свойственно переходить из одного состояния в другое. Если человек был хорошим и стал убийцей, значит, какие-то социальные или психологические факторы воздействовали на него, на его сознание. Но ведь он может изменить свою жизнь, осознать содеянное. В этом состоит главное, заметьте, отличие человека и животного.
- Ну вот скажите, Аполлон был красивый? – Прищурилась Марика.
- Вроде как красивый. Считается. – Неуверенно кивнул молодой врач.
- Тогда скажите, почему ему в жертву приносили коз и баранов, ассоциируя его с волком?
    Доктор потряс головой.
- А что, по-вашему, Марика, красивый человек не может быть злым?
- Нет. По-моему, человек, в котором есть зло, не может быть красивым.
- Но ведь зло есть в каждом. Почти в каждом! – Вскричал доктор. – Мы так или иначе злы, это данность нашего мира. Уж поверьте мне, как психологу.
- Вот именно поэтому я и говорю, что красоты мало. Нет красоты вокруг. – Вздохнула девушка. – Раз зло – данность, красоты быть не может. Во зле красота умирает. А воссозданная искусственно красота – уже не красота, а заслуга создателя. Умелая бижутерия.
- А вы красивы, Марика? – После паузы спросил Лоррельфельд.
- Нет. – Покачала головой девушка.
- Тогда почему вы хотите найти красоту в ком-то другом, если не находите её в себе?
- Дело в том, доктор Лоррельфельд, что я красива, но чтобы выжить в этом сраном мире, мне приходится притворяться бижутерией.
- Да у вас мания величия. – Засмеялся доктор простодушно.
- А у вас паранойя ничтожности. – Съязвила Мари.
- Это как? – Удивился доктор. – Меня мотивирует моя ничтожность? То есть, вы хотите сказать, что я живу по принципу не «во благо», а «наперекор»? То есть: «я ничтожный психолог, надо быть лучше, принимать больше пациентов, давать им больше советов». Если я буду следовать этому – я буду расти. Но моей мотивацией станет осознание того, что сейчас у меня всё плохо? Если я прав, то, следовательно, в этом вопросе вы ошибаетесь. Это не мой принцип.
- Нет. Паранойя ничтожности – это когда боишься, что вокруг тебя соберутся ничтожества и ты со временем станешь одним из них, потому что у тебя не будет другого общества.
- О, ну тогда это тоже форма мании величия. – Улыбнулся доктор.
- Видите, мы с вами похожи. У нас у обоих мания величия. – Кивнула Марика. – Вы можете применять терапию, которую используете со мной, и на себя.
- Знаете, Марика, - доктор совсем по-мальчишески улыбнулся, прикусив карандаш. В его глазах читалось веселое изумление. – Вы, конечно, со странностями, но надо сказать, вы очень красивы. – Он сделал паузу. – И я, кстати, говорю сейчас не о внешности.
- Вы тоже, доктор, очень красивы. – Ответила Марика. – Но увы, я, наверное, как раз о ней.
- Может быть, вы меня просто не знаете. – Задумчиво протянул доктор и сделал в блокноте какую-то пометку.
- Ну да, уважаемый… Ро-шель… - она прочла имя на бейджике, прищурившись. – У нас с вами кармических привязок вроде нет.
- Вы верите в Карму?
- О, доктор… тут верь, не верь, Карма действует автоматически, и ни одно разумное существо
не может её избежать в системе Бога.
- Что такое система Бога?
- Это система, где Бог – провайдер. – Улыбнулась Мари и тут же пошутила: - К кому будете подключаться, к Иисусу или к Шиве? Без абонентской платы! Подключение детей до трёх лет осуществляется по выбору родителей, нынче пользуется популярностью Иисус, модем в виде крестика в подарок!
    Рошель Лоррельфельд расхохотался.
- Ну вы и острячка! И как вас только выносит ваш муж?
- Он говорит, что я полу русалка, полу свинья. – Грустно вздохнула Марика.
- Весьма интересный персонаж.
- Кто? Свиная русалка?
- Ваш муж.
- А вы холостой? – после долгой паузы спросила Марика. Она рассматривала кабинет, а доктор что-то усиленно записывал.
- Да. – Кивнул доктор, не отрываясь от тетради.
- Хи. Значит, вами нельзя убить. – Хихикнула Марика.
- Кого? – Не понял Рошель.
- Да никого нельзя. Если вы холостой. Знаете, холостые патроны?
- Ну я же вроде не патрон, а человек.
- Да всё равно. – Махнула рукой Марика и со скучающим видом уставилась в окно.
- Доктор Рошель, - вдруг тихо и как-то даже жалобно позвала его она. Без фамилии, просто по имени.
- Да, Марика? – Доктор посмотрел на неё в упор.
- Я могу пригласить вас на кофе? Я приглашаю на кофе всех, кого чувствую.
- Это как?
- Вы поймёте.