Хроника крушения одной семьи или исповедь эгоиста

При крушении семьи обычно говорят, что виноваты двое. Это правило. Но в каждом из них есть исключение. Как именно в моем случае. Причина во мне и она, собственно, одна и она до банальности прозаична. Имя ей – Эгоизм. Именно так. И с большой буквы. Я, впрочем, долгое время списывал все на генетику. В моем случае, и в правду, не очень хорошую. Отец обижал мать и совершал по отношению к ней действия неадекватные. Мягко говоря. В отличие от меня он пил. И в пьяном виде становился опасным. Жить с ним было невозможно. Мать выдержала три года. Героически. Без преувеличения.
Он «сел» за драку, когда мама была беременной, причем на месяце, близком к моему рождению. Беременной мама ходила в суд. В тюрьме его перевели на поселение. Однажды мама отправила ему посылкой свитер, он прислал посылку обратно. Со свитером. Изрезанными. Зачем он это сделал? Как я понял из маминого рассказа, он сам не смог толком объяснить. Сам я сейчас, пожалуй, понимаю, причину. «Нашло». «Это был не я, а некто другой в моем теле». Не знаю, возможно, он так объяснял свой поступок. Вряд ли единичный – не в деталях, а по сути.
Почему я так считаю? Потому что по отношению к жене, уже бывшей, совершал нечто подобное. Опять же – не в деталях. Свитера, слава Богу, не резал. А по сути поступал нередко также. И тоже говорил ей, что это не я, а «переклинило». Так говорил, извиняясь. Она терпела, а я, таким образом,  убивал, постепенно, капля за каплей, ее любовь ко мне. И наступил момент, когда она терпеть перестала. Потому что любовь умерла, точнее – была убита. Мною.
 Но, кажется, я забежал вперед. Сделаю шаг назад. Я воспитывался мамой на излете соцреализма – семидесятые-восьмидесятые.  Жили неплохо в материальном плане. Вдвоем. Хотя скандалы случались, и у нас вообще с мамой тяжелые отношения. Но, только сейчас, по прошествии лет, я во многом понял причину ее срывов, в том числе и на мне. Жизнь без надежного мужского плеча – все кто попадался оказывались алкоголиками. Она их «вытаскивала» сколько могла: кого кодироваться возила, с кем к наркологу ездила.  Но потом расходились: жить с ними было невозможно. С одним, как и с отцом, – вообще опасно. Все равно запивали, кодируй-не кодируй. Уже взрослым мне приходилось двоих бить, когда узнавал, что каждый из них поднимал руку на маму. Но опять тороплю события.
Пока в 1987-м папа не наложил на себя руки, он время от времени приходил к нам, хотя в разводе родители были, как я уже написал, с трехлетнего моего возраста. Его мрачный и злой взгляд неизменно налитых кровью глаз, небритая щетина и, опять же, неизменный запах перегара – до сих пор  чувствую. Явственно.  Один раз, в порыве гнева или чего еще там – уж не помню, трезвый он был или нет – он оторвал голову у моего любимого игрушечного медведя. И ушел. Наверное, опять «это был не он». У меня, помню, задрожали тогда губы, но, кажется, я сдержал слезы. Один раз на моих глазах он стал бить мать. Я выбежал на лестничную клетку. И что-то стал кричать. Не помню толком что. И точно – тогда уже плакал. Он ушел. Мне был лет девять-десять. Может одиннадцать. То есть он сначала приходил мириться, а когда она его выпроваживала, неизменно  начинал: «Ты мне жизнь испортила» и пр. Я боялся его.
Мы жили в коммуналке. К нам был один звонок и, соответственно, одним соседям звонили два раза, другим – три. Кто жил в коммуналке – знает эту систему. Повторю – я боялся отца. Мы с мамой замирали, когда был долгий – его – один звонок. Больше так длинно нам никто не звонил. Если не открывали – звонил еще, потому как  видел свет в окне и знал, что мы дома.  Страх отравляет мужчину. Пускай и будущего.  Страх перед отцом надолго стал неотъемлемой частью меня самого, как никотиновая зависимость у заядлого курильщика. Правда, в четырнадцать я стал заниматься рукопашным боем и мечтал отомстить ему. Но когда мне исполнилось пятнадцать, он закончил свою жизнь в петле. Вряд ли из-за каких-то проблем. Он совершал подлобные попытки несколько раз в жизни.
Мы с мамой по-прежнему жили вдвоем. Ругались часто и часто разговаривали на повышенных тонах. Она нервный человек, я тоже. Она все понимала, но, как потом говорила, сделать ничего не могла с собой. У нее депрессии с четырнадцати лет. И время тот времени я слышал от нее: «Я не вижу смысла жизни, но ада боюсь». Я уже написал, что, став взрослым, понял ее состояние. Молодая женщина. Одна. С ребенком. В коммуналке. Мужчины-алкоголики  стали появляться позже, в годы уже моей юности.
Я вырос. Когда мне исполнилось семнадцать мы, наконец-то получили отдельную квартиру. Потом: служба в армии, институт, спорт – боевые искусства, ими занимаюсь, слава Богу, и по сей день. Я работал в Российской государственной библиотеке редактором. Зарплата маленькая. Но нам с мамой хватало. Работа была интересной, но порождала инфантилизм. А вместе с ним взращивала эгоизм. Почему не нашел что-то более высокооплачиваемое? Были девяностые, не хотел рисковать учебой в институте. Историко-Архивном.  Потом я встретил ее.  В студенческом походе. Курсе, кажется, на втором. Ее взял с собой брат – мой сокурсник. И я понравился ей. Сразу, как только зашел в вагон электрички. Она это, правда, никак не проявляла. Я и не заметил. Жил своей жизнью. Будучи эгоистом, кроме себя вообще редко кого замечал. Спорт, учеба, друзья, книги, дома постирано, поглажено, убрано, приготовлено. Мамой.
На последнем курсе, на нашей институтской дискотеке, моя бывшая – а тогда еще только будущая – жена, наконец, дала понять, что влюблена в меня. В отличие от меня, она не была эгоисткой. Любила по-настоящему. Искренне. Я подобной любви женщины к мужчине ни до ни после не встречал. Ни грамма расчета. Только любовь. С большой буквы.  Равно как и искренне она желала и всеми силами старалась сделать меня счастливым.
Мы поженились через год после совместной жизни, начавшейся практически сразу. По прошествии шестнадцати лет я понимаю, что воспринял не столько сознанием, сколько на внутреннем уровне, переезд от мамы в дом жены, жившей с родителями и старшим братом, как плавный переход из теплых маминых рук в объятия замечательной своей новой семьи, которая меня сразу же приняла.
На первых порах я даже не давал денег на еду. Просто не думал об этом, защищал диплом в Вузе. Время от времени, помимо инфантилизма, демонстрируя свой эгоизм. Отвратительный. И неизменно, после его приступов, оправдывал себя небрежным: «Это был не я». Довольно быстро мы воцерковились. Оба. И через полгода после свадьбы повенчались. Она быстро поняла, что я далеко не то, что она любила. И призналась мне в этом. Это был первый случай, когда она хотела уйти. Молодая, красивая девушка, от себялюбивого эгоиста. Батюшка, наш духовник, не раз беседовал с нами. Она решила остаться. Под напором его аргументов и веры в Бога. Во время разговора со священником – мы, помню, сидели втроем – она, соглашаясь остаться со мной, заплакала и сказала: «Появился лучик надежды».
Она верила, что я стану другим. Молилась. Рожала от меня детей. У нас их трое. И никогда не предъявляла претензий. Даже когда материально  было совсем плохо и она носила пальто, отданное соседкой. Меня это не волновало. Просто не думал. Жил своей жизнью. Защитил диссертацию. Деньги на что-то нужное она выбивала из меня. Все бы ничего, если бы не мои скандалы и последующее: «Это был не я». Она не выдержала. И сказала: «Все эти годы ты убивал любовь как клетку».
Последние четыре года мы жили как соседи. Она хотела и просила развестись. Я говорил, что «Надо жить ради детей». Я стал работать на четырех, бывало на пяти, работах, получал больше пятидесяти, но меньше ста. Основную часть отдавал ей. Когда любовь ее была убита, она стала другой. Я старался избавиться от «Это был не я». Не всегда получалось. Хотя старался. И старался реанимировать мертвые отношения. Последние четыре года не восстановили их. Дабы избежать конфликтов соглашался с ее претензиями. Не всегда считая их обоснованными. Это, наверное, воспринималось как слабость. То что я стал действительно приносить больше денег и работать без выходных не спасло ситуацию. Поздно. Любовь была убита. Как клетка… Нас, к слову, считали идеально-образцовой парой. Думаю, многие по-доброму завидовали. Наш развод почти всех знакомых шокировал.
Права ли она была в своем отношении ко мне последние четыре года? Ведомо только Богу. Хотя разрушил семью я. И на днях я вернулся к тому, что было шестнадцать лет назад – уехал к маме, оставив ее с тремя детьми в трехкомнатной квартире. Сбылась ее мечта – избавиться от меня.
Я часто оправдываю себя плохой наследственностью, подспудной склонностью к причинению близким людям боли. Хотя священники, которым говорил об этом на исповеди, всегда считали, что виноват только человек, природа не довлеет над личностью. Наверное, они правы. Тем паче, что, оглядываясь на свою шестнадцатилетнюю семейную жизнь, я так ни разу и не вспомнил вопрос, который должен был задавать себе ежедневно: «А счастлива моя жена со мной? И все ли для этого я делаю?». А ей нужно было, в сущности, немного. Ей не нужны были большие деньги, дорогие подарки и наряды, поездки за границу и пр. Она никогда не «пилила» меня, когда денег почти не было. Ей нужно было просто доброе отношение. Какого она заслуживала. Его не было. И еще на руинах своей семьи я понял одно: самое страшное, когда ты убиваешь  любовь к себе другого человека. Не замечая этого.
Зачем – кто-то спросит – все вышенаписанное? Для самооправдания? Наверное, и для этого тоже. А еще вот для чего: из личного опыта общения знаю, что многие мужики, с гораздо более лучшей наследственностью, поступают примерно также. Особенно те, у кого жена по натуре жертва. И им не грозит развод. Их жены терпят. И, скорее всего, забитые бытом, утратившие прежнюю красоту, с погасшим взглядом, будут терпеть по многим причинам: и ради детей, и потому что некуда уйти,  и потому что развод грех, и потому что мужа-раздолбая жалко. Словом, причин для терпения может быть множество.
Моя жена жертвой никогда не была. Но в любом случае, кто-то, хотя бы случайно прочтя эти строки и осознав, что повторяет на путях своей семейно жизни мои ошибки, может задумается, возьмет себя в руки, увидит в жене, если он православный, не соработницу в деле спасения, не домохозяйку в стиле «приготовить пожрать, постирать, погладить», не  приложение к нему самому, не надежный тыл, пока он строит карьеру, занимается творчеством, а увидит  женщину, которая умеет прощать и Любить. По-настоящему. Как умела моя жена. Теперь уже бывшая…
16 – 18 марта 2016 года. Гимназия «Ковчег», Анискино; Издательство во имя святителя Игнатия Ставропольского, Москва.