Мишка Норушко

               
(Рассказ из недавнего прошлого, а может, из ближайшего будущего)

       
        Что творилось в доме Норушко: Мишку собирали в ко¬мандировку! Последние двадцать лет Мишка не выезжал из дому дальше семейного садового участка, поэтому был совершенно подавлен. Чемодан ему паковала жена. На кухне тёща жарила в дорогу уже вторую сотню кот-лет. Тесть, капитан милиции, давал последние напутствен¬ные указания:

       - В поезде — никому не доверяй: портфель под голову, чемодан - под ноги. Суточные где держишь?..
- Вот.- Мишка вытащил из кармана кошелёк.
- Отставить! Деньги надо держать в потайном кармане. Сейчас я тебе его пришью к майке.
Мишка покорно стянул рубашку.

      Вошла    тёща    в    милицейских    сапогах    и    кителе: она  экономила свою  одежду  и  дома  ходила  в  одежде мужа.
Поставив на стол блюдо с котлетами, строго посмотрела на зятя и приказала:
- К бабам не приставай! Знаю я вас, командированных.

       Жена тихо заплакала, укладывая бельё. Мишка легко простуживался - от сквозняков, от самого тихого ветер¬ка, даже от дыхания спящей рядом с ним  жены, поэтому она, несмотря на августовскую жару, набила чемодан тёплым бельём. Слёзы капали на кальсоны.
Мишка стал ее успокаивать, клялся писать каждый день, утром и вечером. Ему стало жутко от мысли, что он может приставать к чужим, незнакомым женщинам.

      - Купи мне роверон и сигмомецин,— попросил переходящий дед. Он переходил от родственников к родствен¬никам для дополнительного метража при намечающемся увеличении жилплощади. Когда в семье Норушко узнали о Мишкиной командировке, деда срочно привезли и про¬писали: раз Мишку стали посылать в командировки, могут дать новую квартиру.
- Вот! - Дед протянул стопку рецептов.- Если этих не достанешь, возьми какие-нибудь другие.

      Дед беспрерывно поглощал разные лекарства, кото¬рые попадались под руку. Объяснял это так: пока доста¬нешь те, что выписали, и этих не будет. Несмотря на съеденное количество лекарств, был бодр, наверное, благодаря своей худобе.
- Эх, мне бы с тобой... Я бы!.. - игриво выкрикнул дед, очевидно, он проглотил что-то возбуждающее.

      ...Вечером на вокзал Мишку провожали все. В купе уже расположились три студентки. Тестю это не понравилось. Пошептавшись с проводником, он перевёл зятя в другое купе, где ехала деревенская старушка с котёнком и два солдата. Тесть засунул Мишкин чемодан под подушку, проконтролировал, как запирается дверь, и проверил у солдат отпускные удостоверения. Потом снова вызвал проводника и потребовал присматривать за Мишкой, хотя Мишка был в том возрасте, когда можно, еще имея детей, уже иметь внуков.

       - До отхода поезда остается пять минут, - сообщило радио.
- Майку до возвращения нигде не снимай, - многозначительно напутствовал тесть.
Жена снова заплакала. Растроганная старушка уступила Мишке нижнюю полку. Травмированные солдаты стояли по стойке «смирно». Даже суровый тесть незаметно смахнул на пол скупую милицейскую слезу. Только переходящий дед чувствовал себя прекрасно и съел весь сахар, приготовленный для чая.
      
       Ночью Мишка долго не мог уснуть. Волнения дня улетучились, впереди ждал манящий, неизвестный город, ответственное задание, которое он, конечно, с честью выполнит. Он, Мишка Норушко, вдруг впервые почув¬ствовал свою значимость. Начинался новый этап в его биографии. Очень хотелось петь. Он буквально за уши удерживал в себе рвавшийся наружу куплет:
«Едем мы, друзья,
 В дальние края, 
 Станем новосёлами
 И ты, и я! »

     ...Город Заусенск встретил его тепло и безоблачно. На тротуарах, в деревянных загончиках, как зеленые поросята, похрюкивали на солнце арбузы. Напротив гости¬ницы был почему-то установлен памятник Лобачевскому. Привязанная к нему коза лениво доедала лежащий на постаменте букетик ромашек.
В гостинице Мишка записался в очередь на получение койки. Записался пятьдесят шестым. Очередь двига¬лась со скоростью пять коек в день и пятнадцать - в ночь.
Мишка маялся в вестибюле уже вторые сутки (отлучаться было нельзя, отлучившегося вычеркивали), писал жене длинные письма, угощал соседей  по очереди тёщиными  котлетами  и  играл  с  ними   в  дурака  «на   носики».

     И вдруг его окликнули:
- Здорово, старуха!

     Он обернулся и обомлел: это была Лялька Доброштан, бессменная староста третьей группы, которую он не ви¬дел  уже лет двадцать. Они обнялись,   расцеловались.
На их курсе занималось тридцать две девушки, тихий и робкий Мишка был единственным мужчиной, но все давно забыли об этом. Студентки рассказывали ему о своих увлечениях, его фото висело на «Доске отличниц», даже деканат поздравлял его вместе со всеми с днем 8 Марта.
- А ты молодец, старуха! Держишься! - Лялька одобрительно хлопнула его по плечу.- Многие наши  уже карикатуры на самих себя, а ты ещё - дружеский шарж...
- И ты - шарж, - галантно ответил Мишка. Разобравшись в ситуации, Лялька немедленно приняла решение:
- Поужинаем вместе, попьём чайку, отоспишься у меня, а потом опять станешь на свою вахту.

       Поужинать в ресторане не удалось, все столики были заняты — там счастливые обладатели номеров празднова¬ли свое вселение.
 Лялька затащила его к себе в номер, придвинула столик к тахте, быстро соорудила какую-то еду, включила крохотный электрический чайник, который привезла с собой, и даже поставила на стол начатую бутылку пива. Они выпили, закусили и, перебивая друг друга, стали вспоминать однокурсниц. Потом, как когда-то, Лялька рассказала ему о самом интимном: о своём муже, тре¬нере по боксу, который последнее время «задурил» и стал заигрывать с комендантшей их дома. Захмелевший от радостной встречи Мишка пообещал набить ему физиономию...

       За окном уже давно стемнело. Негатив неба макнули в проявитель, и на нём проступили звезды. Лилипут-чайник кипел, как оскорблённый итальянец, создавая домашний уют в номере. Мишка блаженно улыбался. Радость распирала его, как на демонстрации.

       И тут дверь без стука распахнулась и с возгласом «Попались, голубчики!» в номер ворвались дежурная по этажу и администратор гостиницы.
- С поличным! - дежурная хищно схватила недопитую бутылку, подскочила к Ляльке и угрожающе замахнулась носом. Ее нос напоминал по форме модный импортный сапог. И по размеру тоже.
- Будем составлять протокол, - заявил администра¬тор. Он был энергичен и волосат, волосы пёрли из него, как из унавоженного чернозёма.
- Я заранее приготовила. Только фамилии проста¬вить! - Дежурная    протянула   ему   исписанные   листки.

       - Что это значит? - спросила, наконец, пришедшая в себя Лялька.
- Нарушение инструкции коммунхоза,- ответил волосатый администратор.- Пребывание в номере постороннего лица...
- Да мы двадцать лет дружим! - перебила Лялька.
- Старая связь!-уточнила дежурная.
-...после одиннадцати вечера, - закончил фразу ад¬министратор. И добавил:- Разврат с применением алкоголя.
- Подождите, подождите... А если бы мы разошлись без пяти одиннадцать?.. Тогда бы это  не был разврат?
- Без пяти еще можно.
- А в пять минут двенадцатого?
- Уже нельзя.

       Лялька еще долго возмущалась и протестовала, а Мишка совершенно  потерял дар  речи.  Он  молча  отдал свой паспорт, из которого переписали все данные о владельце, и покорно спустился в вестибюль.

       Здесь дежурная и администратор посвятили всех командированных в обстоятельства дела и предложили исключить Мишку из очереди как аморальную личность. Очередь радостно откликнулась. Особенно активничали те, кто стоял за Мишкой, а так как их было большинство, то через три минуты опасный нарушитель общественной нравственности был с позором выдворен за дверь...

       Когда Мишка переступил порог собственного дома, его встретило тягостное молчание. На столе лежало распечатанное письмо от администратора гостиницы. Мишка хотел поцеловать жену, но та отшатнулась от него, как от прокажённого, и зарыдала, прижимая к себе детей. Даже переходящий дед не поздоровался с Мишкой: он мрачно жевал пурген и осуждающе постукивал своими костями.
Тесть направил на Мишку свет настольной лампы и спросил:
      - Будем молчать или будем признаваться?..
      - Вон из моего дома, потаскун! - крикнула тёща и величественно указала на дверь. Вместо халата на ней была надета старая шинель мужа, и она напоминала регулировщика.
      - Сексуальный рецидивист! -  обозвал Мишку тесть, вытолкал вслед за ним его чемодан и захлопнул дверь.

       ...Это был крупносклочный дом. Новость распространялась в нём быстрее любой инфекции. Когда Мишка спустился вниз, его встретил комендант. Не здороваясь, он сообщил:
- Сегодня лекция: «Моральный облик советского молодого человека». Читает персональный пенсионер товарищ Творожок.
- Ну, так что? - удивлённо спросил Мишка. Комендант в упор вонзил в него  суровый взгляд.
-  Вам бы не мешало послушать!..
 
       ...Первое, что Мишка увидел, войдя в здание своего управления, это огромное объявление, извещавшее об общем профсоюзном собрании с повесткой дня: «Персональное дело товарища Норушко». Тут же к нему подско¬чил инспектор Менделевич, признанный городской сердцеед,  и стал трясти Мишке руку.
- Я ведь не знал, что ты тоже по этому делу... Сколько лет все в подполье. Ай да конспиратор! Преклоняюсь!
Сам Менделевич постоянно попадал в скандальные истории, которые заканчивались женитьбой. У него было уже с полдесятка жён. Он даже составил специальную таблицу Менделевича, по которой платил им всем алименты.

      ...Зал, где состоялось собрание, был переполнен и парадно освещён. Особенно ярко было в президиуме: по инициативе местных шутников сюда выбрали всех лысых - лысины членов президиума светились, и от них отражались «зайчики».
Мишку поставили перед залом, долго допрашивали, интересовались подробностями. Мишка понимал, что надо бы повернуться и уйти, но не в силах был двинуться с места. Он напоминал огромную бутылку, налитую чугуном. В горло как будто воткнули пробку, от которой нельзя было избавиться даже при помощи штопора. Не в силах вытолкнуть из себя ни слова, он зажал дрожащие ладони под мышками, молча потел и почему-то идиотски улыбался.

      После двухчасовых дебатов собрание приняло решение объявить Михаилу Норушко выговор за аморальное поведение, перевести его в другой отдел, где нет женщин, и максимально загрузить общественной работой, чтобы ему некогда было заниматься глупостями... Поблагодарить администрацию гостиницы города Заусенска за своевременный сигнал и сообщить, что должные меры приняты.
- Не грусти, старик, - утешал Мишку Менделевич, - не всё коту масленица! Столько лет скрывался - надо  ж когда-то и подзалететь. Ничего! Впредь будешь осторожней.

       Менделевич помог Мишке с жильём. Он устроил его за городом, в маленьком домике у вдовы аптекаря, которая торговала арбузами.
Все Мишкины попытки вернуться в семью кончались неудачей: тесть и тёща не пускали его на порог. Переходящий дед уехал к следующим родственникам, претендующим на увеличение жилплощади. Жену к Мишке не подпускали, к телефону не звали. На улице поговорить тоже не удавалось: на работу её провожала тёща, а после работы тесть присылал за ней мотоцикл с коляской.

      Зато в управлении Мишка стал заметной фигурой. Мужчины уважительно перемигивались у него за спиной, женщины смотрели на него с повышенным  интересом.
Иногда к Мишке в комнату заходила вдова. Она покупала одежду в магазине «Богатырь». Её тело состояло из огромных шаров, казалось, что она проглотила, не разжёвывая, часть своих арбузов. Она плотоядно посматривала на своего жильца и, зная его репутацию, удивлялась, почему он медлит и не предпринимает агрессивных акций.

       А Мишка маялся и тосковал. Хотя аптекарь умер уже лет пять назад, в доме все еще пахло валерьянкой - это спасало Мишку от сердечных приступов. Особенно, когда он смотрел на вдову.

       Однажды после работы к нему подошёл Менделевич и заговорщически прошептал:
- Есть хата, отдельная, и хозяйка с подругой... Возраст бальзаковский, но выглядят, как Софи Лорен. Нужен опытный напарник. Пойдём?
- Пойдём,- покорно согласился Мишка.