A la guerre comme la guerre

Осьмнадцати лет от роду я был любезно принят в добровольческий пехотно-кавалерийский корпус генерал-фельдмаршала Волкогреева. Корпус назывался пехотно-кавалерийским по той простой причине, что в атаку в его составе ходила довольно разношерстная публика: кто на лошади, кто на своих двоих. Кто за царя-батюшку, кто за Русь-матушку. Подавалась обычно команда: "Марш, марш, три креста!" и мы неудержимо бежали и скакали в направлении позиций противника, которые тут же начинали окутываться облачками дыма. Это означало, что наш маневре все-таки замечен.
На первых порах у меня, как, впрочем, и у всех новичков не было винтовки, и я ходил в атаку, держа в одной руке стилет, который выменял у проезжего гишпанца на "Историю" Геродота, а в другой - ремень с ярко начищенной бляхой. В распахнутой гимназической шинели и с зелеными, пардон, соплями до пояса, я появлялся у германских позиций, извергая потоки несусветной брани и рассекая стилетом воздух. Полуживых немецких солдат (в большинстве своем добропорядочных бюргеров и отцов многочисленных семейств), являвших в то время образцы благопристойности, эта сногшибательная картина приводила в неподдельное изумление. Их тела цепенели, наливались нездоровой желтизной и, наконец, разваливались, рассеченные напополам остро заточенной бляхой. Столь же искусно я действовал и стилетом.
Так я добыл себе винтовку, а затем пару пистолетов и дюжину золотых хронометров. Два вечера в обозном шинке за чаркой горячего пунша, проигрыш всех часов -  я принят в развеселое армейское братство и обеспечен двумя сотнями верных друзей.
  К концу кампании я уже разъезжал на арабском скакуне, а в обозе тащились за мной две маркитантки доверху нагруженные захваченным скарбом. Ничего не поделаешь - таковы законы военного времени:  «A la guerre comme ; la guerre»,- как говаривал на Св.Елене Буонопарт.