Старушка

Старушка

Я пришел в театр рано, было еще полтора часа до начала спектаклю, что делать освободился, в Москве я был проездом, один день. На улице зима, холодно, долго не прогуляешь. Решил прямиком идти театр, в буфете поужинать. Билеты мне достал мой знакомый, и в последний момент не смог пойти, пришлось одному. Я сдал пальто сухонькой старушке гардеробщице. Старушка, как старушка, ничего казалось, в ней особенного не было. Однако, меня привлекла на ее пиджаке  большая брошь. Вся усыпанная драгоценными камнями, посередине был изумруд, по бокам брильянты. Такая вещь состояние стоит, странно, что она было у простой сотрудницы театра, слишком дорогая. Я стеснялся спросить, но любопытство грызло меня изнутри.
-Холодно так на улице, начал, было я беседу..
-Да морозы стоят лютые.
-Я проездом в ночь улетаю…
-Из далека, приехали?
-Да с северов. Из Мурманска.
-Замечательный город, я уже плохо помню его да и за столько лет, что я там не было все уж изменилось наверное.
-Вы путешествовали или в командировке?
-Ну как вам сказать, и то и то. Я воевала там.
-Воевали? И меня поразил этот факт, старушка бабушка божий одуванчик и вдруг воевала, по ней и не сказать.
-Да, в сорок втором и сорок третьем году, я тогда девчонкой была, двадцать лет. Институт бросила на фронт ушла, медсестрой. Много где мне удалось побывать за свою жизнь, чаще не по своей воле.  Приехала я в Мурманск медсестрой, а в итоге стала с конвоями ходить в Исландию. Пулеметчицей. Много погибала, ребят, воевать некому было, вот нас девчонок и посылали и медсестра и солдат в одном лице.  Ну вы это все знаете наверное.
-Не очень. Я уже после войны родился. О конвоях знаю, слышал.
-На войне тяжело было всем, Мурманск бомбили постоянно, но порт держался. Работал исправно даже под бомбежками. Я все думаю, если б не  Ленд-Лиз не выиграли бы  мы войну. 
-Как же вы туда попали?
-Как и все. Училась на третьем курсе филфака русская литература, здесь в Москве, мои подружки решили на фронт, ну и я за ними. Бросила все, родителей, друзей, жениха уже забрали на фронт к тому времени. Куда ехала, не осознавала до конца. Знала только что надо. А дальше оно само как то пошло. Выучилась, и стрелять и перевязывать, и  от пуль прятаться, и морскую болезнь преодолевать. Я ведь на Ижоре рейс сделала, как раз до его гибели. Была как раз в том страшном конвои PQ 17 и не только в нем. Первые конвои были спокойные. А дальше, все хуже и хуже. Немец пронюхал и сторожил, сволочь такая! И обратных конвоях тоже была. Я ж восемь рейсов туда обратно сделала. Наградили даже. Лучше б  не награждали.
-Почему.
-То другая история.
-Где же ваши награды, почему вы их не носите?
-Нету их у меня.
-Как так?
Она замялась.
-Не положено. Знаете, их забирали обратно, ну лишали.
-Вас лишили?
-Да. Вы простите, клиенты ждут.
Я отошел в сторону. Про себя думал, за что же эту старушку могли лишить наград заслуженных? Почему? Сейчас конец девяностых годов, времени прошло много с войны, мы должны помнить ее участников, пусть  даже и незаметных. Тут прозвенел первый звонок. Я отметил про себя, что в буфет я уже не успею. И со старушкой поговорить тоже, в гардероб стояла очередь. Я вздохнул и направился в зал. Спектакль оказался прескучнейшим. В антракте я решил уйти.
-Не понравилось? –спросила старушка.
-Да, как то не  очень.
-Понимаю. Время такое никто в театры не ходит, вот и ставят что не лень, чтоб деньги содрать.
-У вас прекрасная брошь, заметил я.
-спасибо. Единственное, что осталось от матери. Я же когда на войну удрала, жила в Москве, в самом центре, где Воздвиженка знаете?
-Конечно.
- Вот там в переулке. Сейчас уж можно говорить, отец мой был партийным работником, ездил на волге с водителем, мать не работала вела хозяйства и нас воспитывала. Нас -это меня брата и сестру. Брата Славу убило во время войны под Курском, с сестрой Светой давно потеряла связь, вся семья распалась. Я лишь, Вера Кирилловна скромно доживаю свой век. Еще в сорок четвертом году после освобождения Финляндии и Скандинавии, я с фронта очутилась в лагере. Водили меня на допросы через день. Дали двадцать пять лет. Мне молодой девчонке! Тогда то и лишили всех наград и красной звезды и медали за отвагу, и за оборону Мурманска, и ордена Ленина. Не положено дочери врага народа иметь награды. Видать не заслужила их я своей кровью. Дважды раненая была в госпитале лежала. Но в КГБ решили иначе. Сибирь, Калыма лагери… Как сейчас вспоминаю, страшно делается, как я все вынесла? Ой, ну я вас заболтала. Звонок прозвенел третий или же вы пойдете?
- Я не спешу. Не могли бы вы еще рассказать?
- А что тут рассказывать? Выпустили меня по амнистии в пятьдесят третьем. В пятьдесят пятом замуж вышла за дорого Егора Валерьевича. Прожили мы с ним семь счастливых лет вместе. Потом снова меня посадили. Через два года выпустили. Дали пожить на свободе три года и опять лагери, теперь на десять лет осудили. Но через два с половиной года освободили. Муж ушел от меня. Работу все это время между лагерей было тяжело найти.  Война и лагери не прошли даром, нажила болячек, друзей родных потеряла. Что говорить, жизнь прожита.
Я вздохнул, попрощался со старушкой гардеробщицей. И поспешил на самолет.

***

Через два года вновь был проездом в Москве. Проходил мимо знакомого театра, решил заглянуть, вдруг увижу старушку. Я вошел спросил Веру Кирилловну. Дама средних лет, сказала:
-Умерла Вера Кирилловна, с месяц будет как. А вы ее родственник?
-Ну вроде этого, соврал я.
-Вот вам ключ от ее комнаты. Насколько я знаю вещи разобрали соседи, но может еще и осталось что.  Это здесь не далеко, в Архангельском переулке.
Комната находилась в коммунальной квартире, на пятом этаже. Бедная Вера Кирилловна тяжко ей было подниматься и спускаться по лестнице каждый день. Почему я пошел сюда, какое право я имел? Я ведь, по  сути, не знал эту женщину, ну видел однажды только. Что я за челок, ввязываюсь постоянно в авантюры различные, ругал я сам себе поднимаясь по ступенькам. Вот зачем я сюда пришел, что мне здесь надо?
Дверь открыл  мужчина лет шестидесяти.
-Я бы хотел посмотреть комнату Веры.. начал говорить я.
-проходите, проходите. Померла ваша Вера Кирилловна. Вещи мы забрали, мебель, картинки… а вот бумаги остались, они в углу в комнате стопкой стоят. Тяжелая у нее судьба была, но она никогда не жаловалась. Столько по лагерям да тюрьмам помыкалась, бедная. И за что главное? За то, что отец был замминистра? Что за время было.
Комната маленькая метров десять, совершенно пустая, в углу навалены бумаги. Я взял одну из них . Это была фотография. На ней молодая девушка в военной форме с орденом красной звезды и медалью за отвагу. Я сразу узнал в ней Веру Кирилловну. Какая же она красавицей была! Светлые волосы голубые глаза, высокий нос, прямой нос.
Сосед продолжал.  Бывший муж ее иногда захаживал к ней, но сам лет как восемь отошел в мир иной. Он совсем одна жила. Детей у нее не было, подруг или родственников не видел никогда. Скромно жила. В театре в последние годы гардеробщицей подрабатывала. Тихая, старушка была. Жалко ее. Но что сделаешь, годы, все таки, как никак за семьдесят было. Иная и до этих лет не дотянула бы . А эта ничего, и все подсмеивалась над своими болячками. Особенно, страдала от раны полученной еще на войне. Я с ней двадцать лет рядом прожил, детей моих помогала растить. Добрая была, хорошая, дурного ничего о ней сказать не могу.
-Скажите я мог бы взять на память какие ни будь ее вещи?
-Берите пожалуйста, все равно девать некуда.
Я внимательно продолжал рассматривать альбом, вот она девочкой в коротком платьице шариком в руке, на другой с мальчиком и девочкой рядом, наверно ее брат и сестра ее. Рядом семейное фото вся семья. И еще одна где она в свадебном платье с мужчиной под руку, вот это и был ее Егор Валерьевич. Красивый мужчина. А она прямо светится от счастья. Знали ли они тогда что счастье продлиться так не долго? Под альбомом я увидел футляр. В нем лежала та самая брошь,  что привлекла мое внимание в театре. Странно, что  ее никто не взял. Потом были вероятно всего, дневниковые записи, картинки, неужели это он нарисовала? Тетрадь со стихами.  Я долго стоял и рассматривал архив. Но мне нужно было ехать, аэропорт ждал меня. На  память о Вере Кирилловне я забрал фото, где она на  корабле  в военной форме, и брошку. Хотя до сих пор терзаюсь имел ли я на это право?