Сириус

Это был предпоследний день моей прежней жизни. Я решила провести его одна. На улице была удивительная погода: солнце сияло так, как будто освещает райский сад, а не наш убогий мир со всеми его тяготами. Я захотела погулять на Арбате - где же еще люди прощаются с одной жизнью перед тем, как начать другую?
Он был так же прекрасен, как всегда. Я наслаждалась каждым шагом по кривой брусчатке. Многие считают ее неудобной для ходьбы, но, по-моему, она замечательная. Когда вы идете по асфальту, чувствуете что-нибудь? Нет, потому что он сделан таким гладким специально для того, чтобы его не замечали. А брусчатку ты чувствуешь, ощущаешь каждый свой шаг, каждое прикосновение к земле. К асфальту чувствуешь отвращение - знаешь, что он грязный, заплеванный, на нем может быть какая угодно зараза. А брусчатка как будто чистая, хотя это, конечно же, не так. Но что вообще может считаться чистым? Стерильное больничное белье? Нет, на него бы мне ложиться не хотелось. А на брусчатке я бы с радостью растянулась, смотря в небо и ощущая спиной каждый кирпичик. И мне было бы ни капли не противно, что она грязная. Во мне самой живет и растет кое-что грязное и зловредное и избавиться от него не так уж просто.

Дойдя до середины Арбата, я села на лавочку. Единственный минус этой улицы - то, что она такая короткая, и я не хочу так быстро закончить свою прогулку. День выходной, поэтому вокруг проносятся толпы гуляющих смеющихся людей, по краям улицы - художники, посередине - танцоры, окруженные зрителями, и туда-сюда курсируют промоутеры с листовками - некоторые из них в дурацких костюмах вроде толстенного цыпленка. Улица как будто дышит. Она такая неправильная, противоречащая сама себе, в ней много ненужного, но это и делает ее особенной. Я всегда не любила шумные места, но сейчас мне нужно почувствовать жизнь во всей ее полноте, со всеми неровностями и неудобствами. Я закрыла глаза и погрузилась в этот бесконечный гомон. Вдруг я почувствовала, что на мою лавочку кто-то сел, но открывать глаза всё равно не стала. Солнце было таким ярким, что ослепляло меня даже сквозь веки. Я видела что-то теплое и розовое. "Солнышко, а ты будешь меня ждать? А ты, Арбат? Я обязательно вернусь, только не забывайте меня". Это были мысли пятилетнего ребенка, но они были до боли искренними. Я долго сидела так, не открывая глаз - наверное, минут пятнадцать. Почти забыла, где я. Мысли лились каким-то приятным успокаивающим потоком. Вместе с тем, меня не покидало ощущение странной тревоги. Когда я открыла глаза, сразу поняла, в чем дело. Рядом со мной сидел очень милый лысый парень с бородой, и смотрел на меня в упор. Увидев, что я его поймала с поличным, он сразу начал разговор.

-Привет! - улыбнулся он.
-Привет,- я улыбнулась в ответ.
-Что ты тут делаешь?- спросил он.
-Гуляю. А ты?
-А если честно? - спросил он вдруг. Я замешкалась с ответом.
-Прощаюсь.
-Уезжаешь?
-Можно и так сказать. Уезжаю из беззаботной жизни.
-Выходишь замуж?- улыбнулся он.
-Увы, это гораздо менее приятное событие.
Он внимательно посмотрел на меня и неожиданно сказал то, чего я ожидала меньше всего.
-У тебя рак,- тихо сказал он.
-Что?! Как ты...
-Я знаю, что это. У меня он тоже был.
-Но как ты понял?
-Цвет твоей кожи. Взгляд. Ты смотришь на всех, как на людей с другой планеты. Пытаешься наслаждаться погодой, но безысходность тебе не дает этого сделать. Ты все время помнишь о том, что ты - другая. Эти люди тебя не поймут и не почувствуют то, что чувствуешь ты. Дело даже не в том, что ты им завидуешь - как будто им хорошо, а тебе плохо. Просто они не понимают тебя. Знаешь, что?
-Что?
-Ты ужасно красивая.
-Ой, только не надо этих жалостливых комплиментов! - я очень разозлилась.- Я отлично знаю, что похожа на посиневший ходячий труп, волос у меня на голове меньше, чем у 90-летней бабки, а губы напоминают ободранную наждачку.
-Знаешь, я их, конечно, никогда не целовал, но уверен, что они на нее совсем не похожи.
-Прекрати ко мне клеиться! Ты не понимаешь, как мне сейчас плохо? - я злилась все больше и больше.
-А почему я не должен этого делать? Ты мне нравишься, и я хочу тебя еще увидеть.
-Мне операцию сделают послезавтра.
-И что с того?
-Я ухожу.

-После операции ты останешься таким же человеком. Волосы вырастут, кожа порозовеет. Может, пара морщин на лбу появится, если только,- я невольно улыбнулась. Увидев, что я передумала уходить, он продвинулся поближе ко мне. Положил свою руку на мою. Я выдернула свою с отвращением. Он сделал вид, будто не заметил этого.
-Знаешь, я ужасно переживал из-за своей внешности тогда. Когда волосы выпадать стали, вообще из дома выходить не хотел.
-Да ну? Ты же парень, чего тебе стесняться?
-Я был фронтменом в рок-группе. У меня хвост был вот досюда,- он показал на середину спины. -Вот из-за рака пришлось бросить музыку и стать художником.
-Серьезно?- удивилась я.
-Конечно, нет. Я просто дерьмово пел,- засмеялся он. -Надеюсь, рисую немного лучше. А к лысине в итоге настолько привык, что стал сбривать волосы, когда они начали расти. Заодно есть напоминание о пережитом.
-Покажи свои картины,- попросила я.
-Да тут далеко ходить не надо,- ответил он и протянул мне листок. На нем была нарисована я. Точнее, не совсем: красивая я. Сейчас красивой меня назвать было невозможно, а девушка на рисунке, хотя и имела мои черты лица, была розовощекой, пышноволосой, а губы были именно такими, какие называют сочными в дамских романах.
-Ну что ж, могу с уверенностью сказать, что льстить ты умеешь, - сказала я, будучи не в состоянии оторваться от рисунка. -А можно я его оставлю себе?
-Да, если не пойдешь продавать его на аукционе под своим именем. А, ну и если меня поцелуешь.
-Только в щеку. И только потому, что рисунок получился красивый.

Я с неохотой потянулась к нему, и, конечно, он не мог не воспользоваться глупейшей фишкой школьников - в последний момент подставить губы вместо щеки. Но я была к этому готова и вовремя отвернулась. Эта выходка окончательно вывела меня из себя и я вскочила с лавки, намереваясь уйти. Но мой проклятый организм меня в очередной раз подвел: у меня закружилась голова и я начала падать. Он вовремя меня подхватил.
-Так-так-так, не в твоем состоянии такие пируэты выписывать! - строго сказал он. На секунду сквозь боль и помутнение в голове меня посетило приятное чувство - чувство подчинения мужчине, но оно прошло, как только моя голова перестала кружиться.
-Это говорит человек, который меня вынудил делать эти пируэты?- все еще слабым голосом возмутилась я.
-Я же не ожидал, что ты так среагируешь. Прости, не буду так больше делать.
-Прощаю. Что дальше?
-Дальше мы должны еще увидеться. Как я уже говорил, ты мне очень нравишься.
-Я подумаю. А вообще терпеть не могу таких дамских угодников как ты. Так что лучше тебе ни на что не надеяться.- Это всё была правда. Я собралась уходить,- на этот раз, с концами.
-Постой, хочу сказать тебе еще кое-что. Когда тебя будет постоянно рвать, тебе будет казаться, что ты умираешь. Тебе будут говорить, что это не так, но внутренне ты всё равно не сможешь им верить. Знаешь, что ты должна сделать? Просто представляй, что это болезнь из тебя выходит. Это как нам в детстве говорили, что злые микробы бегают по нашим рукам, когда мы их не моем.
-Хочешь сказать, тебе это помогло?
-Не могу сказать, что помогло, но отвлекало.
-Спасибо.
-Кстати, я - Андрей,- сказал он на прощание. Я сказала свое имя, взяла его рисунок и ушла, ни разу не обернувшись.

Это знакомство произвело на меня двоякое впечатление: я действительно терпеть не могла бабников, которые вот так пытались заболтать девушку, и из-за этого он вызывал у меня какое-то пренебрежение. После самой первой его фразы я твердо решила не давать ему свой номер телефона и не соглашаться на встречу, - не хотела повышать его и без того безоблачную самооценку, о которой буквально кричало каждое его движение. Однако было одно единственное “но”: он понимал меня, как никто другой. Он был не только чертовски проницателен, но и действительно знал, что я чувствую и что мне предстоит пережить. В контексте того, как мне было страшно перед операцией, эта встреча был именно тем, чего мне недоставало в тот момент.
А дальше началась другая жизнь, полная страха и боли. Меня постоянно поддерживали родные, но на химиотерапию я ходила одна. Мне нужно было что-то, чтобы превозмочь эту боль. Она была действительно страшной, и только правильные мысли могли помочь хотя бы немного от нее абстрагироваться. В голову лезли только обычные мысли о родных, друзьях, учёбе, и сейчас они казались мне отвратительным обманом, ничего не значащими глупостями по сравнению со вселенной боли, которая меня поглощала. И в один тяжелый момент мое подсознание шепнуло мне: Андрей. И я как сумасшедшая полностью погрузилась в мысли о нем. Я совершенно не знала его, он мне даже толком не понравился при знакомстве, но на этих сеансах химиотерапии и во время последующих верениц боли он настолько занимал мои мысли, что я буквально влюбилась в него. Он был для меня, как жена для солдата на войне, - образом, который помогал бороться. О других людях мне было неприятно думать: я их ненавидела за то, что они не чувствуют то, что испытываю я. Я готова была ненавидеть даже свою маму в такие моменты. А Андрей все это действительно испытал, и я обожала его за это.

Я его идеализировала: мне казалось, что каждое его слово, каждое движение при нашей встрече было правильным, а мое собственное поведение было ужасно глупым и задиристым. Я корила себя за то, что была с ним излишне груба, и мечтала о нашей будущей встрече. Я думала, что обязательно исправлюсь и буду с ним милой. Дошло до того, что я ждала окончания химиотерапии не из-за того, что пройдут адские боли, а из-за того, что смогу его увидеть. Я представляла, как приду на Арбат, а он будет сидеть там с мольбертом, окруженный своими картинами. Представляла, каким будет наше первое свидание, о чем я буду ему рассказывать, о чем спрошу его. Мне страшно хотелось его обнять: за это время его лицо, которое постоянно было у меня перед глазами, стало родным.
И вот, спустя целую вечность, мои мучения закончились: у меня больше не было рака, и риск его повторного возникновения снизился до минимума. Я постепенно начала жить прежней жизнью, выходить из дома ненадолго.

И вот настал этот день. Я приехала на Арбат. На мне была яркая помада и удивительно красивый парик - мамин подарок (химиотерапия уничтожила мои волосы полностью). Я хотела поразить Андрея тем, что я могу быть такой же, как на его рисунке. Может, он уже и не помнит меня? На этот случай у меня был с собой тот самый рисунок, но я вряд ли была бы рада его использовать, чтобы напомнить о себе. Вдруг он больше не рисует на Арбате? Меня мучил целый рой таких мыслей, но я старалась их отгонять. Тем не менее, я заранее была готова к неудаче - готовиться к таким вещам было моей полезной привычкой. 
Хотя я шла довольно медленно, мне казалось, что я приближаюсь к середине Арбата с космической скоростью - настолько сильным было мое волнение.
Андрей увидел меня не сразу, и я решила воспользоваться этим преимуществом. Я встала в стороне и стала наблюдать за ним. Его мольберт находился между мольбертами других таких же художников - парня и девушки. Андрей что-то увлеченно рисовал. Я уже была готова перебороть свою робость и подойти к нему, как вдруг девушка, художница за соседним мольбертом, подошла к нему и поцеловала. Хотя я была готова ко всему, в этот момент я опешила. А в следующий уже развернулась и быстрым шагом пошла в сторону метро. Меня обуревало множество противоречивых мыслей, и они никак не хотели прийти к единому выводу. Однако в тот момент, когда на мое плечо опустилась рука, я внезапно к нему пришла.

Это был Андрей. В последний момент он увидел меня и узнал, но, по-видимому, не побежал за мной сразу из страха, что девушка что-то заподозрит.
-Привет,- виновато сказал он.
-Здравствуй,- ответила я.- Эта девушка ведь уже была тогда, когда мы встретились? - он молча кивнул, виновато поморщившись.
-Не бойся, я тебя не стану стыдить,- искренне улыбнулась я.- Я, наоборот, хочу сказать тебе спасибо. Благодаря тебе я пережила ту боль, которую не надеялась пережить. Ну, ты знаешь, какую.
Он снова кивнул с какой-то чистой, понимающе-мучительной улыбкой, как будто в тот момент снова испытал ту боль у себя в голове. Я крепко обняла его и попрощалась. Надо сказать, без особого сожаления: моя влюбленность, как карточный домик, рассыпалась за одну секунду.

Однако я помнила этого человека всю свою жизнь как путеводную звезду, которая вывела меня из самой страшной и безнадёжной пустыни.