Одноэтажный Хасын. Повесть. Часть II. 6
Илл. Вышивка крестом по готовому рисунку «Бэла у ручья» (вторая половина 50-х или начало 60-х годов)
MNS
Одноэтажный Хасын. Повесть.
Часть II. 6
1957 – 1958. Палатка
С казенным жильем в Палатке сразу не определилось, временно сняли комнату в частном доме. При переезде произошел казус. Грузовая машина подошла за вещами к бывшей конторе в первой половине дня, когда еще шли школьные занятия. На этот случай была договоренность с шофером рейсового автобуса (тогда на рейсах были автобусы типа ГАЗ АА или «воронка»), что тот подкинет двух учеников с Хасына на Палатку к остановке у школы, где будут ждать родители, но далее произошла какая-то путаница, и шофёр детей высадил на трассе остановкой ранее. Дети попытались сами дойти до школы, но их сиротский вид смутил случайную прохожую, она расспросила детей и отвела найденышей в милицию. Добрый дядя-милиционер согревал детей сладким чаем и соображал, что дальше-то делать, пока не появились измученные поисками родители. Засыпалось в этот вечер быстро, еще до конца бабушкиной сказки о репке чудовищных размеров…
Устроились тогда в частном доме с правой стороны от школы (если лицом к школьному входу), пришлось снять временно большую комнату. В доме проживала семья из четырех человек: угрюмый немолодой хозяин с тихой незаметной женой и взрослая дочь с сыном. Мальчик выглядел лет на семь-восемь, хозяева сказали, что на следующий год пойдет в школу. За домом был занесенный снегом огород, в хозяйстве водились свиньи, и в хлев к ним входили прямо из дома. Однажды дети тайком проникли в хлев и посмотрели свиней – они показались гигантскими. Потом дети вылезли через низкий свиной ход, завешанный брезентом, на заднюю часть двора к огороду. Казалось, что их никто не видел, но хозяева тут же передали родителям, чтобы дети к свиньям больше не ходили.
Пожили немного в доме, и выяснилось, что вовсе это не дочь с малолетним внуком здесь проживают, а сожительница хозяина с сыном-недоростком, и мальцу этому уже лет пятнадцать, и ходил ли он когда-нибудь в школу -- так и осталось тайной. Атмосфера в этом семействе была чугунной, «незаметная» законная жена ходила молчком, закутанная в платок: пройдет, и как-то не по себе всем. На Новый год хозяин услышал, как квартиранты поют у него за стеной «не нашу» песню, и высказался потом: мол, не пойте больше… Песня была, действительно, иностранной, но наш народ её любил: «Лодка моя легка, крылья большие, Санта Лючия, Санта Лючия…» После этого разговора расстались. Палаткинские старожилы потом сказали нам: «Этот-то? -- Да, он своих поросят человечиной раньше кормил. Сейчас как -- не знаем». Ещё говорили, что нерастущий сын той молодой женщины, сожительницы хозяина, в лагере родился. В Палатке на отшибе был женский лагерь…
***
Дети ходили в палаткинскую школу, здание её было каменным, двухэтажным, с длинным фасадом в 16 окон на каждом этаже, разделенным выступами-пилястрами на восемь частей. Сзади виднелись сопки. После инцидента с хозяином вскоре дали казённое жильё в маленьком и почему-то пустующем клубе недалеко от оврагов на южной окраине поселка. В этих оврагах палаткинцы катались на лыжах. Основное помещение клуба составляло, помнится, несколько десятков метров и выглядело длинным прямоугольником с печкой и маленькой эстрадой налево от входной двери. В заднем конце помещения на стылых стенах пыльным водопадом свисали большие наледи. Ходить в школу стало довольно далеко, помнится, по дороге от клуба в школу нужно было проходить через гороженую деревянными заборами слободку. Однажды, в мороз, еле-еле дошли, а на закрытых дверях объявление: «-53°, занятий не будет» (до -50° занятий не отменяли). Ученики потихоньку подходили, а в школе не догадывались открыть двери, чтобы дать согреться перед обратной дорогой. Постучали-постучали в двери, постояли немного, да и пошли назад…
(Примечание автора: в Палатке жили, в основном, бывшие зэки. Кассиром клуба в его лучшие времена был бывший зэк Виктор Петрович Эглитис, у него учились музыке дети таких же бывших зэков. Единственным скрипачом среди них был ученик палаткинской школы Стол-ский, названный в честь одного из пращуров - Покрасса, отца знаменитых советских композиторов братьев Покрасс. В палаткинской школе вместе с ним учился кто-то из родственников аниматора Юрия Норштейна).
Запомнилось, как всем классом сидели в доме у учительницы перед открытым люком подпола и перебирали картофель -- ростки отламывали, гнилье откидывали. Родители были крайне недовольны этим случаем, подобные «трудовые повинности» для школьников не были приняты, и личная жизнь преподавателей, как правило, была запретной и никак не касалась учеников и их родителей. Однажды учительница приболела, и урок русского языка вел другой преподаватель. Он вызвал к доске ученика прочитать заданное стихотворение, и тут, слово за словом, выяснилось, что преподаватель -- коренной украинец, а семье ученика не чужд украинский язык. Ученик стал читать Тараса Шевченко, класс слушал, преподаватель млел. Мова была для него как звуки далекой родины. Потом он вызвал по журналу Леночку, та ответила заданное стихотворение без запинок и с нужным выражением, потом наступила пауза. Учитель не слушал Леночку, все еще пребывая где-то в мирах своей памяти... потом очнулся... взглянул на девочку, будто впервые... поставил почему-то четверку и велел садиться...
На одной из улиц Палатки по дороге из школы в клуб Леночке удалось опознать в случайном прохожем хасынца, рабочего геологической экспедиции. Стало очевидно, что с 1954 г. этот бывший зэк еще больше покоричневел от чифера (тогда говорили «чифер» с ударением на первом слоге, а не чифирь, с ударением на втором слоге). Он прошел мимо Леночки, сверкнув огненными глазами, и ей припомнилась история, связанная с этим человеком. Собственно говоря, о ней рассказал в свое время Михаил Юрьевич Лермонтов в третьем номере «Отечественных записок», но жизнь внесла коррективы: «Бэла» оказалась жива, вышла замуж за «Печорина», но «Казбич» всё же украл её вместе с законным дитя «Печорина». Он посадил мать с ребенком в мешок перед самой отправкой поезда с черкесами, высылаемыми по распоряжению власти. Сел в поезд с этим мешком, потом все втроем на Колыме очутились, отсидели, вышли на волю, в посёлке Хасын родился еще один ребёнок.
(Примечание автора: кстати, чуть позже -- кажется, в начале 60-х, мотив «Бэла у ручья» стал одним из самых популярных у советских женщин, «от Москвы до самых до окраин, с южных гор до северных морей». Вышивку выполняли тогда китайским мулинэ по квадратикам, отпечатанным фабричным способом на плотном полотне. Нитяные мотки китайского мулинэ начинались светлыми и нежными тонами, а заканчивались густыми и сочными, и платье бессмертной княжны-вышивальщицы цветисто переливалось, как те персидские материи, что были подарены Печориным своей грустной пэри более ста лет назад.).
2009 - 2016
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2016/03/18/2197
(Начало: http://www.proza.ru/2016/03/18/1965 )
Свидетельство о публикации №216031802174