Харита. Главы 10-11

ХАРИТА

Глава десятая. Волшебный вечер

Севастьянов не сразу узнал этот дом. Он помнил его еще новым, обложенным сверкающим желтым кафелем, с чистенькими уютными подъездами, блистающим, как бриллиант.  Сейчас дом помрачнел, кафель стал опадать, как отслаиваются пластины на панцире старой черепахи, как слазит змеиная кожа. Подъезды были захламлены и оплеваны, железные ограждения у окон на лестничных площадках разворованы охотниками за металлом.
Виталий и Севастьянов медленно поднимались на четвертый этаж.
Сегодня Виталий был один – Олег усиленно готовился к концерту, а Ася-Харита была занята в своей студии.
Алисой Шевченко оказалась полноватая женщина в годах. Ее крашеные каштановые волосы были накручены на бигуди. Она робко выглядывала из-за двери на цепочке, не решаясь впустить Виталия, долго расспрашивая, кто и почему, но наличие рядом пожилого человека с тростью со знакомой фамилией Севастьянов сыграло свою роль.
Пока шло узнавание, обычный обмен приветствиями, Виталий осматривал квартиру. Скромное жилище с традиционной для старого быта посудой в шкафу за стеклом, слониками на кружевных салфетках, старыми фотографиями и репродукциями картин в деревянных рамках, большими часами, громко стучащими в пульсирующем ритме...
Совсем растаяв от воспоминаний, Алиса Викторовна угостила гостей чаем с вкуснейшим домашним печеньем, которое таяло во рту, а сама села рядом, покачивая коляску – ей дочка доверила внучку.
Виталий, дождавшись паузы, кашлянув в кулак, осторожно спросил об Асии Рутгер.
Хозяйка вздохнула, опустив тусклые васильковые глаза. Сказала чуть надтреснутым голосом:
- Да, Асию я знала хорошо. Да, собственно, знаю и сейчас, но в последнее время мы активно не общаемся: от нее только открытки приходят, да позвонит иногда на праздник.
- Алиса Викторовна, а где она сейчас живет и как? – поинтересовался Виталий.
- Живет в Кожакаре, это в соседней области. Городок маленький. Ну… как живет? ... Еще до недавнего времени учительницей работала, а сейчас вроде на пенсии... Но как-то сказала, что оставлять работу не хочет. Мол, уйду с работы – никому не нужна буду, состарюсь быстро...
- Ну, фамилия - то у нее сейчас, наверное, другая, не Рутгер, может замуж вышла, взяла мужнину...
- Нет, - сурово колыхнула кудрявой головой Алиса Викторовна. – Никогда замужем она не была.
- Неужели так и не была? – вырвалось у Севастьянова, звякнувшего чайной ложечкой. – Ведь красавица была – на диво!
Алиса Викторовна махнула рукой.
- Да так получилось у нее. В молодости любила одного парня, но потом сама ушла от него…
- Почему? – прямо спросил Севастьянов.
Алиса Викторовна развела руками, обведя гостей глазами.
- Ну, понимаете… Судьба у нее была такая…
И шепотом добавила, будто доверяя важную тайну:
- Странная она, порченая что ли. Да это трудно объяснить, так сказать... с точки зрения науки... Раньше таких называли предсказательницами, сивиллами.  Ну, вот пример, по ладони - судьбу человека может увидеть!
- Вот это да! – воскликнул Севастьянов, отхлебнув из стакана, не сводя глаз с Алисы Викторовны.
- Она и вам предсказывала? – нахмурившись спросил Виталий.
- Нет. Я не хотела. Это страшно - знать свою судьбу. Она просто мне простодушно все это рассказала, в порыве откровенности, так сказать… Плакала… Говорила, замуж не выйду, а то я горе всем приношу. Так и жила одна. Потом заочно закончила педвуз, уехала по распределению. Определили ее в этот Кожакар, которого и на карте – то трудно найти...
- Но связи вы с ней не теряли?
- Да там у нее подруг почти не было... Вот и переписывались…
Наступила пауза. Алиса Викторовна подлив еще чаю, наклонилась к малышке, мирно почивающей в коляске и что-то поправила там.
Севастьянов начал спрашивать о внучке и рассказывать о своей непростой жизни. Виталий рассматривал выцветшие фотографии и поглядывал на серое небо за окном с острыми черными, качающимися под ветром деревьями.
Потом разговор опять вернулся к Асии Рутгер.
- Ну, как же так, молодая, красивая, так и жила всю жизнь одна? - произнес задумчиво Виталий.
- Да нет. Мужчины у нее конечно были… Но долгие романы она ни с кем не заводила. Говорила – для них же хуже. А вы молодой человек зачем ею интересуетесь?
- Так получилось... Я сын ее однокурсника. Сейчас мой отец болен, ну и вот, решил, так сказать, узнать о судьбе подруги. А можно узнать ее адрес и телефон?
Алиса Викторовна поморщила губу.
- Наверное можно. Телефон она просила никому не сообщать, а адрес могу дать. Напишите ей, если нужно…
- Да я хочу съездить к ней. Как вы думаете, это будет удобно?
- Вот уж не знаю… Мне трудно так сразу сказать. Правда, она говорила, что бывшие ученики иногда приезжают к ней. Вы конечно к ним не принадлежите, но почему бы вам не поехать? Она женщина одинокая, страдает… Ей, наверное, интересно будет узнать о своем бывшем друге, однокурснике… Вот адрес с открытки, перепишите.
Надев очки, Алиса Викторовна открыла шкаф, нашла в пачке открытку. Это была открытка с 8 Марта с изображением подснежников.
Виталий тщательно переписал адрес.
Они еще пили чай и говорили о житье-бытье, не желая вот так, сразу уходить. Но Виталию нужно еще было заехать на работу, а Алисе Викторовне - покормить девочку, и они с Севастьяновым откланялись.

***
Ближе к вечеру, заехав домой и переодевшись, Виталий отправился в ночной джаз-клуб, где должен был выступать Олег. Там же он надеялся увидеть Хариту, так как думал о ней почти постоянно и с необыкновенным волнением. И мир казался лучше, красивее и осмысленнее, и будущие рисовалось не таким серым, потому, что была она... как красивейшая и важнейшая часть этого мира.
Сердце тревожно билось, но увидев Хариту за кулисами, в переплетении проводов, среди нагромождения всяческой аппаратуры и инструментов, рядом с Олегом, Виталий быстро успокоился. Впрочем, Харита всегда у него вызывала чувство покоя, тревоги уходили напрочь. Оставалось лишь вздохнуть и любоваться ее изящными движениями и ощущать теплоту улыбки и осмысленность, естественность всего, что она делала.  Харита была в белом свитере и тесных синих джинсах и вызывала приятный магнетизм.
На сцене уже вовсю настраивались музыканты.
Олег был по-особенному праздничный, торжественный и веселый. Исполнив первую песню про город, он объявил о выходе альбома. В конце была исполнена композиция «Посвящение Асе» на стихи Андрея Белого.
Под общие бурные аплодисменты музыканты покинули площадку.
Было уже поздно. Олег с музыкантами должны были ехать с аппаратурой на базу и в фургончик заносили инструменты.
Виталий с искренней радостью в душе пошел проводить Хариту.
Они не спеша шли по улице, вдыхая пахнущий арбузом, чуть подтаявший снег. К вечеру потеплело, белизна съежилась и ушла. На темном небе отчетливо вырисовывались серебристые точки звезд. Чернели ветки деревьев со спадающим с них лиловым тяжелым снегом.
Ася спрашивала о его работе. Особенно ее заинтересовали поиски в области биографии Эразма Роттердамского.
- Когда я читаю его произведения, то будто испытываю духовное родство с ним. Такое впечатление, что много столетий назад знала и видела, более того – любила этого человека. Может я была в прошлой жизни этой Селистиной? Да так, вероятно и было! – оживленно говорила девушка.
Когда они проходили через парк, она начала спрашивать о свидании с Алисой Викторовной Шевченко.
- Ну что, удалось узнать адрес Асии Рутгер?
- Да, собираюсь написать ей, или съездить…Вот буду немного посвободнее.
Харита внимательно всматривалась в его лицо.
- Ты чего-то не договариваешь, Виталька,- сказала она.
Виталий улыбнулся.
- Просто задумчивый, потому что работы много. Вот освобожусь – съезжу.
Он не признался, что в бумажнике уже лежал билет до загадочного Кожакара, выезд - завтра утром. Поэтому он сегодня выбивал у начальства командировку. Ему хотелось съездить туда самому, это его дело, его и отца. Не хотелось бы, чтобы даже Харита что-то знала о непростых отношениях отца с этой женщиной.
Они стояли у скамейки, покрытой шапкой тающего снега, птицы с веток стряхивали снежно-синие языки…
Было уютно и ощущалась безбрежность и сложность этого мира. Снежинки, сорвавшись с дерева, остались капельками на бровях Аси.
Она внимательно смотрела в глаза Виталия, как будто читая по ним.
 Сразу за парком был ее дом, светившийся золотистыми, алыми, голубыми глазами окон.
- Вон горит мое окошко, - улыбалась она, показывая пальчиком в варежке.
Она стояла близко к нему, и вдруг приникла всем телом, обняв его. Ему казалось, что покачнулась вселенная, отряхнувшись, вновь все расставила по местам, только теперь по-другому. Каждую миллисекунду что-то менялось, бурлило и шевелилось в кипящем потоке мироздания.
- Будь осторожен, милый,-  вкрадчиво шептала она. – Ты же знаешь, если нужно помочь – позови, я всегда приду.
Перед его взором были ее глаза и губы, насыщавшие и обнимавшие часть мира. Руки сами охватили ее тело, шелестнула куртка, а губы слились с ее губами, их язычки встретились, и тут закружилось вихрем все вокруг, и на какое-то время ничего больше не было, мир сфокусировался в ней одной… Его руки спустились на ее талию и крепко сжали ее бедра; он почувствовал, как сливается с ней…вернее она вбирала его в себя, сливала с собой...закружилась волна тумана, закрывая их голубовато-серой дымкой. Он чувствовал ее горячую плоть, осознал, что он уже внутри ее, и постепенные плавные ее движения казались морскими волнами, бившимися об одинокую гранитную скалу... Горячая волна залила мир…
Она вела его в свой дом. Вот ее подъезд, квартира, белая, широкая, большая, вот статуи знакомых богов, вот на стенах «Хариты» разных художников, портрет Роттердамского, этрусские вазы... Внутри дома пространства расширялись, заполняясь книгами, сакральными, одной ей открытыми вещами...Харита уже успела сменить одежду и шла в длинном прозрачном одеянии, вела его через просторы и века.
И вот вино и ложе, усыпанное лепестками роз. И нагое тело Хариты…

***
Виталий очнулся. Он лежал на диванчике в своей квартире. За окном зачиналось туманное утро. Он вспомнил произошедшие события, стремясь понять, что в них правда, а что сон. Он помнил, что проводил Асю-Хариту до дома. Да, перед этим в парке они поцеловались. И все – больше ничего не было? Какой зыбкий и магнетически притягательный сон! Или нет?
Он посмотрел на часы. Ему нужно было торопиться, поезд в Кожакар отходил в восемь тридцать, нужно было обязательно успеть!
До отхода поезда оставалось пять минут, когда он выскочил из такси и полетел по перрону...
 Падал легкий влажный снег. Он продолжал падать, образовывая белоснежные шапки, когда поезд, стуча рельсами, миновал вокзальное предместье.
Рядом с Виталием сидел толстяк с выпученными светлыми глазами, листая утреннюю газету. Курносая девушка в веснушках все трещала без умолку по телефону, как будто не могла без разговоров прожить и минуты.
После проверки билетов, выяснилось, что из пассажиров никто в Кожакаре не встает.
Толстяк, отложив газету, удивленно смотрел на Виталия.
- Простите, вы едите в Кожакар? – спросил он его.
После утвердительного ответа, он пожелал ему удачи.
- Очень непростой и необычный город, - промолвил он с какой-то непонятной обреченностью. – Желаю вам не заплутать в нем, и чтобы город принял вас.
На расспросы Виталия, о том, что же необычного в этом городе, толстяк подробно отвечать не пожелал – мол, сами увидите.


Глава одиннадцатая. Кожакар

Кожакар появился спустя четыре часа.
Улицы были унылы и даже грязны. Машины носились по разбитому асфальту, чавкая мокрым грязным снегом. Далеко за городом, с моста, виднелись трубы какого-то завода. Валил столбами черный дым.
По реке шел лед.
Дома были серые, скучные, окутанные паром. С крыш капал подтаявший почерневший снег.
Кое-где высохшими рукастыми великанами лежали на дорогах деревья, и машины вынуждены были их объезжать. Видно, было что упали они от старости.
Вокзал был маленьким, захламленным. В нем тенями скитались подозрительные личности, от которых неприятно пахло. Еще в зале было полно бездомных собак, и потому несло псиной. Собаки занимали даже сидения для ожидающих пассажиров. Видно было, что псов здесь подкармливают, и согнать их не было никакой возможности.
Виталий старался побыстрее выбраться из неприятной атмосферы вокзала. Противно было даже заходить в привокзальный буфет. Какой-то подозрительный помятый тип долго шарил в урне, и, наконец извлек оттуда бутылку из-под пива. Подняв заросшее щетиной лицо, он допил остатки, а бутылку положил в мешок.
На площади был ларек, в котором продавали горячие пирожки.
- Прямо с пылу - жару,- сообщила толстая продавщица в белом халате с грязными жирными пятнами. Виталий, захлебываясь, пытался есть горячий пирожок, но на вкус он был прогоркшим. Пришлось из пирожка выесть мясо с рисом, а остальное выбросить в деревянный ящик, служивший урной для мусора.
У сотрудницы вокзала, вышедшей из помещения КАССЫ (в названии одна буква С отсутствовала), Виталий осведомился о том, как доехать до центра города.
Даже не удостоив Виталия взглядом, женщина, повернувшись спиной, пробурчала скороговоркой, что лучше всего будет пойти пешком.
- Автобус уже ушел, следующий будет только вечером. Хотите – ждите вечера, у нас есть зал ожидания.
Вспомнив про зал ожидания с собаками и нищими, Виталий сразу же отказался от такой перспективы.
- Выйдите на трассу – и пешочком. За полтора часика дойдете…Иди попутку можно словить, если повезет… Или такси возьмите у нас на площади.
На площади, покрытой грязными комьями снега, стояло такси, тоже достаточно заснеженное, будто оно торчало здесь больше суток.
Виталий смел горсть снега и стал барабанить в окно машины.
Не сразу, но стекло опустилось.
За рулем сидел маленький рыжеусый человечек. Он был явно разбужен, поэтому протирал глаза. Тихо играла невыразительная музыка. От салона несло уютным теплом.
- Чего? - недовольно спросил рыжеусый.
- До города подбросите? - бодро спросил Виталий.
- Чего? – с интонацией возмущения спросил таксист. А потом решительно назвал сумму, превышающую ту, на которую надеялся Виталий.
- Да вы что! – искренне изумился он. – Ну у вас и тарифы.
В тот же момент заснеженное окошко машины стало подниматься.
Перспектива застрять на вокзале никак не вдохновляла Виталия.
- Хорошо. Поехали! -  застучал он в окошко.
 Теперь открылась дверца, из которой буквально вывалился таксист. Он открыл заднюю дверь, кивнув, чтобы Виталий садился, а сам стал лениво, медленно, вздыхая, чистить автомобиль от снега. Это оказался потрепанный «Москвич».
Виталий терпеливо ждал, сидя на заднем сидении, но таксист не торопился, аккуратно прохаживаясь с совочком и щеткой, видимо испытывая терпение Виталия.
Наконец он не выдержал:
- А поскорее нельзя?
- Скоро только кошки родятся, - буркнул водитель, но замечание пассажира заставило его поторопиться.
И, наконец-то, после долгого завода («Рухлядь», ругался водитель), автомобиль неуверенно дернулся и отправился в путь. Спустя время, по достаточно тряской дороге, «Москвич» въехал в город, и покатился, то и дело совершая виражи, объезжая ямы
Наконец-то остановился возле каких-то сооружений.
- Центр? – спросил Виталий.
Но шофер ничего не ответил, покинул машину, небрежно хлопнув дверью.
«Ну и обслуживание», - подумал Виталий, заметив, что к машине тянут шланг… Они заехали на заправку.
Он нетерпеливо завозился в машине.
Бурлил бензин, и вскоре человек в розовом комбинезоне закончил заправку. Но, водителя, все еще не было.
Виталий выглянул из машины.
«Чайная» - гласила потрепанная вывеска.
Виталий вышел, разминая ноги, прогулялся по площадке. Приезжали, уезжали автомобили, но водителя все не было.
Виталий решительно пошел к чайной.
Здесь пахло кофе и сигаретным дымом.
Он быстро различил в синеватом, мигающем огоньками цветомузыки, полумраке рыжеусого человечка, который, как ни в чем не бывало, рассевшись, пил чай, неторопливо ведя разговор с барменом.
- Вы еще долго? – нервно спросил Виталий. – Знаете, есть прекрасная пословица – «Время - деньги».
- Ну чего ты такой нетерпеливый? Вот ведь пассажир попался, - пожаловался водитель.
Он спокойно допил чай и вышел к машине. Вслед за ним гневно зашагал и Виталий.
Молча тронулись, слушая дыхание друг друга. Водитель включил радио, из которого лилась однообразная попсовая чушь.
Наконец-то автомобиль остановился на площади. Здесь высился какой-то памятник. Усталый человек задумчиво сидел с бумагой и гусиным пером в руках. Расплатившись с ленивым таксистом, Виталий осмотрел памятник.
С него опадали остатки снега. «Модесту Заречному» – гласила надпись.
Он спросил у проходившей мимо важной дамы, кто такой Модест Заречный?
Та очень удивилась.
- Как, вы не знаете? - удивилась она, как будто бы неведомого Модеста обязан был знать весь мир. – Наш знаменитый ученый и поэт.
Немного устыдившись своему незнанию Заречного, Виталий спросил у старичка, гулявшего в скверике с собачкой, где здесь улица Праздничная.
Собачка неистово лаяла, как будто Виталий имел цель покуситься на жизнь ее хозяина, а старичок посмотрел так, вроде бы Виталий хотел попросить у него денег.
Наконец старичок унял собачку и указал улицу. Виталий зашагал в нужном направлении. Он шел под мокрыми хлопьями свежего снега по улице, которая вовсе не казалось праздничной, хотя и называлась так, и на которой находились старые дома с трещинами и облупившимися фасадами. Некоторые дома были брошены жителями и сиротливо стояли, никому не нужные, без стекол и дверей.
 Среди битого кирпича лежал мусор, и гулял ветер.
- Не подскажите дом номер двадцать три? – спросил Виталий у проходившей семенящей походкой женщины в очках.
- А это он и есть, – ответила она.
- А где же жители? – изумленно спросил Виталий, но женщина непонимающе дернула плечами и побежала дальше.
Виталий недоумевая побродил среди развалин - россыпей остатков человеческой жизни, а потом сел на груду кирпичей.
Сверху свешивались жалкие ржавые трубы. На обломках стен кое-где сохранились старые выцветшие обои. Валялось старое женское пальто, сломанная коляска, обломки детской деревянной кроватки.
Он понял, что приехал напрасно.  Асия Францевна Рутгер куда-то переехала, а Шевченко дала ее старый адрес.  Может случайно дала, не заметив, что открытка старая. Но, куда переехала та, которую он ищет?
 В глубину подвала, засыпанного мусором и снегом, шмыгнули двое рыжих котов.
Снег ковром покрывал развалины. Становилось сыро и зябко. Виталий поднялся, собравшись уходить, но заметил у входа в полуразрушенную арку призрачную высокую фигуру в черном.
Развалины, звенящая тишина, ровно падающие беззвучные белые мухи снега, человек в черном – все казалось призрачным, зыбким и нереальным.
Виталий пошел прямо к этому человеку. Это был высокий, уже немолодой мужчина в длинном черном пальто и в шляпе. Над головой он держал зонтик, на котором уже собралась шапка снега. Мужчина просто стоял и смотрел с каким-то неземным спокойствием. Из-под шляпы виднелись седые волосы с длинными бакенбардами. Большие светлые, немного выцветшие глаза посмотрели на Виталия.
- Да, ничего не осталось, - пробормотал человек в пальто, как бы ни к кому не обращаясь.
Он нагнулся, подобрал обгоревший обрывок фотографии.
На нем сохранилась часть лица какого-то человека.
- Вы здесь жили? – спросил Виталий неожиданно для себя, проходя мимо высокой черной фигуры.
Тот повернул лицо, глянул ястребиным взором и сказал тихим голосом:
- В этом доме прошло мое детство. Время разрушило дом. А сейчас время остановилось…
- Время не может остановиться, - вздохнув, сказал Виталий.
- Да, вы правы, колесо времени еще вращается, но сейчас очень сильно замедлило ход. Я уже давно прихожу сюда – здесь все так же.
- Но здесь были жители, - сказал Виталий. – Куда они делись?
- Вам нужно кого-то найти? – повернувшись к нему всем корпусом, спросил высокий человек.
И предложил: - Пойдемте. Мне нелегко смотреть на все это.
И они шли по улице вместе – незнакомец под зонтиком, длинный и прямой, словно тополь, и Виталий.
 Они подошли к скверу. Снег прекратился, человек свернул зонтик, стряхивая снег, а потом начал счищать зонтиком снег с лавки.
- Давайте присядем, - предложил он и представился: – Меня зовут Станислав Гракх. Профессор искусствоведения, сейчас на пенсии.
Виталий назвал себя и присел рядом.
- Сыро, - сказал он.
- Мы не долго, - сказал Гракх. – Я гуляю каждый день в этих местах после обеда. Чтобы не уснуть. А то, что же я ночью буду делать? Сидеть и вновь листать Роттердамского, Гете, Леонардо…
- Как, и вы читаете Роттердамского?
- А что здесь удивительного? И еще я читаю Гуттена, Мора, Шекспира, Свифта, Вольтера...
- Да, я тоже кое-кем из них занимаюсь. В университете...
И он немного рассказал о себе.
Станислав Гракх внимательно выслушал его и протянул руку в перчатке. А потом вдруг снял перчатку.
- Приятно встретить коллегу…
Виталий пожал его дряблую бледную руку.
Гракх с любопытством смотрел на него.
- А у нас, что делаете? – спросил он.
- А я приехал в ваш город, чтобы найти одного человека. И вижу, что мои старания напрасны.
И он рассказал, кого он хочет найти.
- Профессор, если вы проживали когда-то в том доме, может вы знали эту женщину?
Гракх задумался и медленно покачал головой.
Потом вынул платок, и вытер бережными движениями свое лицо и глухо заговорил, глядя на потемневший снег.
- Нет. Лично я не знал этой дамы. Я ведь из того дома давно уехал. Переехал в другой, так получилось… Но я слышал о ней. Она была красивая женщина. В школе работала – душевный человек.  Так вот получилось – не знал лично, но слышал и видел пару раз. Когда она шла по улице, на неё нельзя было не обратить внимания! А вы…Вы все правильно делали. Вы хотели помочь своему отцу, я вас понимаю. Но вы напрасно приехали в Кожакар. Здесь сейчас вы ее не найдете.
- Но, почему? – спросил Виталий.
- Город вас не пускает…
- То есть как?
- А у нас необычный город. Здесь времени нет.
Он усмехнулся, поправил шляпу.
Виталий изумленно уставился на него.
- То есть, как нет?
В другой раз он бы подумал, что говорит с сумасшедшим. Но после чудес последних дней, после Хариты, он был уже готов поверить во все, что угодно.
Гракх улыбнулся широким ртом.
- Поправлюсь… Нет, конечно время есть… Но последние несколько десятков лет оно очень замедлилось. Да, и нас уже немного коснулась цивилизация своим крылом: у нас завод, у нас транспорт, но вы можете увидеть и извозчиков, и старые книги, и пластинки. Вот так и я уже третий десяток брожу здесь, по этим щербатым улицам, среди древних брошенных домов, в старых дворах, и не меняюсь. Может меняюсь. Но очень медленно. Город застыл во времени.
- Но, если в это поверить... Если это принять как данность, то как же вы живете?
Гракх вздохнул.
- Живем долго, потом умираем, как и все, но спустя очень долгий срок. У нас жизнь похожа на сон… Да и время у нас тоже уснуло…
Он махнул рукой:
- Знаю, о чем вы спросите… Да, бывали в нашем городе и ученые из самой Академии наук, и специалисты по аномальным явлениям были.  Выслушивали жалобы людей, но... бесполезно. По общим меркам у нас все в порядке… Но на деле - время спит…
Виталий взволнованно спросил:
- Хм…Как же вы живете?
- А так и живем…
- Почему не уедете отсюда?
- Кое-кто уезжает, конечно. Но многим сон времени нравится. Привыкли…
- А вы?
- А я… Это моя родина. Здесь мне хорошо. Я родился здесь… О, да… очень давно! Здесь прошли мои детство и юность… Я многое пережил… Три войны, всяческие преобразования, смену властей… А вот - до сих пор живу!
Виталий молчал, не в силах ничего сказать.
 - Пойдемте, прошу вас, а то сидеть действительно сыровато, как бы мы не застудились. - сказал Станислав Гракх. – Я вас приглашаю к себе… Не побрезгуете «хоромами» пожилого человека, его скромным гостеприимством? Не беспокойтесь, здесь недалеко…
Он шел, прямой как палка, опираясь на зонтик, как на трость.
Дом был тоже старинный, трехэтажный, с фигурками ангелов на стене, с большим подъездом. В широком холле мирно дремала консьержка.
- Когда-то это был парадный подъезд барского дома, - заметил по пути Гракх.
Он вставил огромный старинный ключ в замок квартиры на третьем этаже. Замок застонал, заскрипел.
С таким же скрипом отворилась старая дверь.
Подъезд и квартира были огромными, с высокими потолками. В квартире были все блага цивилизации – холодильник, телевизор, но отчетливо ощущалась старина. Ею и пахло…
Было много книг, но еще очень много портретов и репродукций.
- Вы увлекаетесь голландцами?
- Да, я люблю и Ван Эйка, и Брейгеля, и Босха. И Рембрандт мне не чужд. Всю жизнь собираю буклеты, репродукции. Искусство – это ведь чудо! Именно искусство призвано остановить время, которое бывает жестоким, быстрым, мимолетным. А также – запечатлеть окружающую красоту, передать мысли автора.
Виталий узнал «Поклонение волхвов» Леонардо, «Несение креста» Босха, серию «Времена года» Брейгеля, «Портрет супругов Арнольфини» Ван Эйка. Он ходил по квартире, состоящей из трех больших комнат, как по музею. Стоял мраморный бюст Вольтера, висели портреты Свифта, Мора, Леонардо да Винчи, Лютера, Руссо. … А вот и сам Эразм Роттердамский!
В это время Гракх удалился на кухню, поставил чайник на огонь. Потом молча вернулся в комнату и завел пластинку на старой радиоле. Зазвучал вдохновенный Бах.
- Я считаю, что все эти люди не ушли навсегда, - сказал Гракх, принеся поднос с чашками, разливая чай, поглядывая, как Виталий рассматривает портреты. – Они и сейчас блуждают по миру, живут в новых обличьях, продолжают творить…
- А вот этот молодой человек мне не знаком, - сказал Виталий, указывая на большой карандашный портрет в рамке. – Чья это работа?
- А вы и не можете его знать. Это мой сын. И рисовал его я....
- Он здесь живет, в этом городе?
- Нет, в данное время он далеко....
Гракх тяжело вздохнул, опустив глаза.
- У нас с ним были непростые отношения. Он был весь в мать… А, ладно… Прошу к столу!
Профессор указал на стул изящным жестом длинной и худой руки.
Они сидели и пили липовый чай, в это время Виталий листал книгу о городе, о его истории…
 Беседовали они допоздна. Станислав поведал ему о своей бурной молодости, рассказал о своих увлечениях. Профессор был рад заинтересованному собеседнику и все подносил ему новые книги для просмотра.
А под конец сказал:
- Сейчас лягте отдохните, а то уже поздно…  Какая гостиница, о чем вы говорите? Хватит с вас на сегодня приключений… А завтра – на вокзал… Вернетесь и потом как - нибудь приедете еще… Но мне кажется - это произойдет скоро…Вы же должны закончить вашу миссию. Сделайте попытку попасть в наш город заново. Может удастся подышать нашим временем, если попадете в его струю…
Профессор встал, высокий, худой, пригласил Виталия в другую комнату.
- Я вам постелю здесь. Когда-то это была комната моего сына. Сейчас он очень далеко… Располагайтесь.
Виталий выглянул в широкое окно. За окном падала капель, клубился снежный пар.
Перед сном Виталий полистал новый альбом Босха, недавно изданный в Париже. Постепенно стал засыпать. В его сновидениях город представал огромным и таинственным, похожим на средневековые города, полным теней и часов. В вымытом дождем весеннем парке привиделся ему и профессор, державший в руках новую книгу...
Утром Станислав Гракх встретил его яичницей, бутербродом и липовым чаем.
- Вам лучше брать не такси, а автобус. Недалеко от моего дома остановка… Я проведу…
С утра был морозец, и синий лед покрыл тротуары. Обледенели и ветки деревьев. Их занесло легким утренним снежком. Когда с ветки срывалась птица, с шорохом осыпался снег, и в голубоватом воздухе таял серебряный звон.
Ждать пришлось долго, они даже успели замерзнуть на ветру. Стояла очередь, из молчаливых ртов людей клубились струйки пара.
Наконец-то подкатил старый обшарпанный автобус. Виталий влез на заднюю площадку.
Гракх стоял в своем черном пальто, прямой как тополь, и Виталий видел его сквозь заснеженное окно автобуса.
Вокзал встретил его безлюдностью, запахом сырости.
Когда Виталий шагал к кассам, его окликнули.
У расписания движения поездов стояла Харита.

Окончание следует.

* Рисунок из Интернета.