Кузьмичёвы сны

        Ему далеко за шестьдесят и, казалось бы, пора заболеть хронической бессонницей. Однако сейчас Кузьмич спал и любил поспать, пожалуй, больше, чем полвека назад. Растеряв в реальной жизни почти все яркие ощущения, казавшиеся когда-то бесчисленными, часть их он обретал в сладком ночном забытьи. Правда, не всегда ночном и не всегда сладком.
        На прошлой неделе, например, Кузьмичу приснилось, будто он очутился в какой-то живописной глуши. Сон был чёрно-белым, но на этот раз красота не нуждалась в цветности - всё и так выглядело замечательным. Кузьмич бодро шагал куда-то, наслаждаясь окружающим. Вдруг к нему со всех сторон начали сбегаться собаки. Большие псы, псы поменьше и совсем уж шавки-малявки. Эти-то малыши и лаяли громче остальных, и первыми начали хватать его за ноги. Точнее, за брюки - было не очень страшно и совсем не больно. И всё-таки Кузьмич сильно струхнул, когда на него спереди двинулось огромное свирепое животное...
        Но больше всего тревожила его необходимость защищаться. Он был добрым, жалел любую живность и не хотел никого обижать. Даже во сне.
        Озадачило и другое. Не пробудившись ещё, отгоняя оголтелых собак, он догадался, что всё происходящее - только сон.
        "Не к добру сон-то, - заключил он, - с собаками драться - с друзьями ругаться".
        Вконец расстроился Кузьмич, когда всё-таки вынырнул из неприятного сновидения и вспомнил, что никаких друзей у него нет. И, вообще, никого в жизни у него не осталось.
        И всё-таки приятных сновидений было намного больше. В них Кузьмич молодел, встречался с друзьями, которые раньше всё же существовали. Просто, они больше рисковали по жизни - пили, кутили без удержу!.. И вот он, результат - не он им, а они ему снятся.
        Мать с отцом больше не снились. Виделась иногда тихая улочка и небольшой домик на окраине. Он представал перед Кузьмичом: то свежевыбеленным фасадом, в зелени молодого сада, то зияющими ранами пустых оконных проёмов.
        После того, как, лёжа в постели, осмысливалась созданная уже не подкоркой, а сознанием картина, от любого сновидения, лаже самого приятного, оставалась лёгкая, едва ощутимая горечь. Почему так, он не знал да и не старался вникать. Просто, с этим чувством ему жилось легче. Словно утречком, с похмелья, он выпивал бутылочку хорошего пива. А что за пиво -  без горчинки?..
        Как-то, совсем уж не кстати, приснилась Кузьмичу пресловутая периодическая система.  Не кстати потому, что химию он никогда толком не знал, тем более, не любил. И тут - на тебе! И главное, была твёрдая уверенность в том, что до него никому в голову не приходило так красиво расположить по клеточкам химические элементы. Он - первый! Стоит лишь проснуться, схватить с тумбочки лист бумаги с карандашом и писать... писать...
        Когда же Кузьмич открыл глаза, рядом с кроватью не оказалось ни тумбочки, ни бумаги на ней, ни карандаша. Их просто никогда там не было. Вспомнилось тогда, что таблица давным-давно носит имя другого человека, и никакой он, Кузьмич, не первый. Нет, он не расстроился, но лёгкая горечь сопровождала его всё утро.
        А прошлой ночью снова посчастливилось встретиться с детством. Не преодолимое желание скользнуть на санках с высокой, заснеженной горы позволяло предположить, что привиделось ему очень далёкое прошлое. К стати, будущее Кузьмичу не снилось никогда. Гора была не очень крутой. Когда санки покатили вниз, Кузьмич-мальчишка рассчитывал ехать и ехать!.. Но неожиданно, уже через несколько мгновений, склон горы закончился, и малыш - вовсе не малыш, а не совсем здоровый, уставший старик.
        Позже, когда за завтраком Кузьмич вспомнил эпизод из недавнего сна, ему в голову пришло вложить в него философский смысл:
        - Вот так и в жизни, - вслух рассуждал он, - стоишь на вершине, и, вроде бы, не видно ни конца, ни края! А не успеешь разогнаться... и вот он, финиш.
        Ближе к вечеру Кузьмич сходил в баньку. Погрел старые косточки, исхлестал себя в парилке дубовым веничком и, воротясь домой помолодевшим наяву, пропустив рюмочку-другую под мочёные грибочки, прилёг отдохнуть. Сон подкрался незаметно, на мягких кошачьих лапках. Снова увиделось желанное прошлое, такое же далёкое, как и во сне накануне ночью.
        Снилась первая любовь его, Наташка. В жизни они так и не поцеловались. Он носил её портфель в школу и обратно. Даже набрался однажды мужества и тихо, неразборчиво пролепетал, что-то вроде: "Я тебя люблю". Услышала его Наташка или нет, громко декламируя в это время, кажется, Смелякова, он не знал и отважиться  на поцелуй так и не решился. Вскоре она выбрала другого.
        Но то было в жизни, а сейчас она подошла к нему так близко... Так близко! И вдруг произнесла полузабытым голосом:
        - Ты трусишка, бездарь и неудачник. Но ты добрый, и я люблю тебя за это.
        Потом она обняла юного Кузьмича и поцеловала в губы. Поцелуй с горчинкой длился, казалось, целую вечность! Уже нечем было дышать, и сердце рвалось из груди дикою птицей... И всё же Кузьмич был счастлив. Счастлив на столько, что решил навсегда остаться с этим поцелуем.


     (Автор: Евгений Арьков) ***