Дис. Глава 18. Стационарная орбита

                — Меня зовут Коррадо, бывший житель прекрасного города Неаполя, — в изящном жесте склонив голову, представился призрак. — О-о, какой это был чудесный город, как прекрасен был его залив. Вид Везувия на горизонте и умопомрачительные закаты. Я любил этот город и сейчас очень люблю. Ничто не сможет затмить в моей памяти его запахов и видов. Золотистого песка и лазурного моря, каменных мостовых и высоких стен, черепичных крыш и божественных храмов. Все краски мира в тебе, все звуки природы в твоих окрестностях. Все лучшие голоса мира родом из Неаполя. Эти голоса как воздух, как само море с его неизмеримой глубиной и ласковым прибоем. Шум, гам, торговля, люди. Прекрасные дворцы вельмож и лачуги нищих. Страсть, любовь и ненависть. Все было в этом городе. И это было там, в Неаполе. А потом я умер.
Тут призрак ненадолго замолчал и посмотрел на Антона. Потом искоса глянул на неподвижное тело Степушки, вздохнул и продолжил.
— Да, я был христианином, одним из первых. Мы собирались глубоко в катакомбах под городом и проводили там свои обряды. Нам не разрешалось молиться нашему богу наверху. Рим был безжалостен. Но мы не роптали. Мы и так были очень счастливы в тишине и уединении подземных храмов. И вот эта темная, глубокая пещера, — призрак огляделся по сторонам, — тоже своего рода храм. Но храм нечестивый, противный богу и вере. Но я вынужден был здесь находиться, потому что я трус. И всегда им был. Как жалкая мышь я помогал этому гаду, — тут призрак слегка пнул ногой тело Степушки, — продлевать его никчемную жизнь. А он пользовался. Пользовался тем, что я не мог переносить одиночества. А что такое настоящее одиночество понимаешь лишь через тысячу лет. Не мог я и уйти отсюда, если только не назад в чистилище. И все это время я находился на стационарной орбите над ним. И оно всегда там, подо мной, ждет и призывает меня.
Давно еще, около двух тысяч лет назад, невероятный катаклизм сотряс это узилище огня и скорби. И я, вместе со многими другими призраками был выброшен за его пределы. Но я не покинул этого места навсегда, так же как и не был притянут назад, как остальные. Я остановился на нейтральной орбите и замер между двумя мирами так и не выбрав свой путь. И вот теперь я здесь вращаюсь вокруг раскаленной его поверхности, боясь даже на несколько шагов отойти в сторону. Мне нельзя уйти ни вперед, ни назад, потому что моя орбита тогда станет эллипсом и на узкой его части зацепит песок. А там уж — вновь муки холода и жара, и бесконечный путь вниз к пылающему центру. Так я и кручусь вокруг него, не имея ни смелости, ни сил принять хоть какое-нибудь решение. Но вот, около пятисот лет назад, этот, — призрак указал на Степушку, — бывший послушник православного монастыря, ух-х, — призрак поморщился, — при строительстве подземного хода для своих братьев, обнаружил эту пещеру. А за ней и меня. А я к тому времени уже совершенно отчаялся и полагал, что так и проведу здесь целую вечность во тьме и полном одиночестве. Хотя, конечно, я и пытался предпринять что было возможно, и даже восстановить свое утраченное тело. Но, — призрак вздохнул, — изо всей органики, что встречается в мире, в этой пещере был лишь один кальцитовый известняк. Поэтому я такой и белый. И именно по этой вот как раз причине, этот, — призрак вновь указал на Степушку, — тогда и увидел меня.
— Простите, — произнес Антон, вежливо прервав это повествование, — но знаете, я тоже кое-что слышал об этом месте, о котором вы сейчас рассказываете. Вы сказали «чистилище», — и именно так. И мне примерно так говорили, правда еще и добавляли, что на самом деле, это звезда. И что у нее даже свое собственное название есть, — Арон. А души умерших попадают на нее притянутые ее гравитацией. Но, — Антон чуть потупил глаза, — я кажется забыл представиться…
— Ничего, — ответил ему Коррадо спокойно, — вы человек молодой и вам свойственно забываться. Да к тому же еще я и сам довольно неплохо все вижу. Вы человек совсем иной, чистой и благородной души, — призрак улыбнулся, — но тем не менее, представьтесь пожалуйста. Мне так легче будет с вами разговаривать.
— Меня зовут Антоном и мне двадцать шесть лет. Живу я не так далеко от этого места, около часа езды на транспорте, а сюда попал почти случайно. Хотел с работы уволиться, да вот… — он грустно усмехнулся, посмотрев чуть в сторону, — повстречал этого, Степушку; ничего себе в отдел кадров сходил.
— Вам очень повезло, Антон, что вы остались живы, — продолжил призрак. — И вы первый, кто уцелел после знакомства с ним. Вы, конечно, не заходили в тот косой проход, ответвление в пещере? Так вот и не ходите туда. Потому, что там яма. И яма та не пустая. Десятки, если не сотни невинно убиенных этим выродком покоятся на ее дне. И запах там тоже соответствующий. Но как же сейчас трудно даже представить, что раньше он был христианином, да еще и православным. Молился богу и любил рисовать. Он же, кстати, и обучил меня вашему удивительному языку, и многое рассказал из того, что происходило на поверхности. А я ведь так долго там не был. Он даже жалел меня поначалу, пока не узнал о вечной жизни и что я могу лечить его, и восстанавливать его тело. В нем ведь теперь почти и не осталось ничего уже от того Степушки, каким он был прежде. Все его тело теперь состоит из останков его жертв. Впрочем, духовно он тоже переродился.
Антон посмотрел на Степана Игнатьевича. У него до сих пор звучали в ушах последние отчаянные его слова: «Проклятая тварь, всегда знал, что приму смерть от покойника». И это то он его назвал тварью? Конечно, у Степушки, наверное, тогда и выбора особого не было, поскольку он очутился сразу меж двух кровных, лютых врагов. Старым — бесплотным призраком, и новым — восставшим из мертвых «малышом», как он его называл. И он тогда сделал свой выбор, посчитав, что знакомое зло все же лучше. А Коррадо, только вновь очень вежливо поздоровался с ним, едва Степушка переступил через золотую черту, после чего и положил ему на плечо свою руку. А Степушка было и обрадовался, подумав, что призрак этот будет теперь, наверное, даже его защищать. Но все обернулось совсем иначе. Жуткий крик, душераздирающий и громкий сотряс своды этой древней пещеры. Потому что призрак медленно сжал свою руку. Ту, которую положил Степушке на плечо. И вместе с самим плечом. Словно это было и не плечо вовсе, а кусок топленого масла. Кровь брызнула в разные стороны, густо залив сырой пол пещеры. Сам же несчастный тут же обмяк и, закатив глаза, тихо сполз на землю, потеряв от болевого шока сознание. И вот сейчас уже сам Степушка, ни живой ни мертвый, лежал на полу пещеры у ног призрака, а темно красная лужа расползалась вокруг его искалеченного тела.
— Теперь у меня есть тело, — произнес Коррадо, взглянув на то, что бесформенной грудой лежало возле его ног. — И он заслужил это. Ну а чистилище… что ж, пусть я и вернусь туда через какое-то время, но все же я хочу еще раз посмотреть на мир. А там уж, как бог даст.
— Мне говорили, — все так же тихо произнес Антон, — что души умерших сгорают там и превращаются в свет. И что это-то и есть забвение. То есть абсолютный покой и вечность. Но я, признаться, даже не знаю, правда это или нет.
— А кто это вам все рассказывал? — наконец заинтересовался призрак. — Ведь таких вещей никто не может знать да и не знает, если только сам там не был.
— Это существо из другого мира. Мира живых. И оно… она… случайно нашла меня. Правда, — Антон грустно вздохнул, — потом наши пути разошлись. Но я все равно ей верю и знаю, что там на звезде вас ждут одни страдания.
— Я благодарен тебе за предупреждение, — после долгой паузы проговорил призрак. — Но все-таки решения своего не переменю. Не могу я больше быть трусом. Хочу принять свою судьбу как есть, и делать то, что должен. И полно об этом. Прошу тебя лишь об одном, посети за меня мой Неаполь. Побудь там. Возложи цветы на храмы древних христиан в катакомбах. Я, конечно, должен был бы, наверное, сделать это сам, но думаю, что не сумею. Помолись о моих братьях и расскажи им, что ты видел меня. Кто знает, возможно они тебя услышат.
«Не услышат», — подумал про себя Антон, вспомнив о живом эхе, которое слышал недавно на кладбище. Но вслух не сказал. Ему, конечно, было очень жаль белого призрака. Хотя он и помогал прежде Степушке. Но все же этот несчастный, испытал так много бед и лишений, столько страшных мук вынесла его душа, что не пожалеть его было просто невозможно. Но и призрак также не остался равнодушным к своему гостю. Он, во время их разговора, то прямо, то украдкой все время поглядывал на Антона, видимо, изучая его. И теперь, когда разглядел в выражении лица своего собеседника еще и сочувствие, то окончательно убедился, что перед ним был человек не только умный и честный, но еще и добрый. Отчего невольно распростер свои объятия, словно бы призывая его к ним. А Антон и не стал сопротивляться. Он смело подошел к призраку, переступив через золотую черту, и обнял его.
Так они и стояли некоторое время, не произнося ни единого слова. Они оба все понимали, что сейчас произошло, и что скоро случится. Наконец они сдержанно попрощались и Антон, еще раз уверив призрака, что обязательно посетит те катакомбы в Неаполе, пошел, понурив голову, прочь. Призрак же склонился над Степушкой.
На улице был уже полдень, когда Антон наконец выбрался из тайного прохода под церковью. Он, правда, еще некоторое время осматривался по сторонам, видимо с усилием стараясь понять, что все уже позади. После чего спокойно пошел к воротам кладбища. По дороге он наткнулся на того белобрысого, который, едва увидав Антона, в ужасе буквально вжался в оградку близлежащей могилы, побледнев при этом как полотно. Он, как это выяснилось уже позже, был так напуган появлением «живого мертвеца», что почти тут же побежал сдаваться в полицию. А там он уже все о себе рассказал. Ваню же Антон не видел. И его долго потом разыскивали. Да так, наверное, и не нашли бы, если бы не один священник, к которому тот слабоумный пришел исповедоваться. Священник же, услыхав такую непередаваемую жуть, решился даже нарушить тайну исповеди и донес об убийце властям. Он правда, сложил с себя сан после этого и начал жить мирской жизнью, не забывая при этом каждое воскресенье ходить в церковь и молиться по душам невинно убиенных. Все это Антон узнал уже из новостей. Ведь про это кладбище еще долго потом судачила пресса, сочиняя иногда самые невероятные небылицы.
Выйдя из ворот, Антон направился сначала к автобусной остановке, но вдруг остановился и, словно вспомнив о чем-то, пошел по уже знакомой грунтовой дороге по направлению к складу. Примерно через километр он увидел в траве свой полиэтиленовый пакет, который и подобрал. Все деньги в нем были на месте. Он потом еще какое-то время все никак не мог для себя решить, к какой остановке ему лучше теперь идти, отчего и слегка замешкался. Но едва лишь он определился с направлением, как услышал позади себя тихое шебуршание. Он обернулся.
В нескольких метрах от него, но чуть ближе к ограде кладбища, с лицом мокрым от слез, стояла понурив голову Люн. И это было второе, куда более ценное сокровище, которое он здесь обнаружил. Антон сам не заметил, как опустился на колени.
Девочка медленно подошла к нему, обняла руками за шею и прильнула всем телом. Ни она, ни он теперь ничего не говорили, они все понимали без слов. Конечно, Антон, догадался тогда, что Люн было что-то известно о его ночных похождениях на кладбище. А девочка все никак не могла себе простить, что она не поверила. Единственному человеку на земле, который наконец ее увидел, и не поверила. Да еще и за сумасшедшего приняла. Она, конечно, рассказала потом Антону, как все же не утерпела тогда и начала следить за ним. Она видела и его поход в ломбард, и в офис, и сюда на склад. И даже как он ехал ночью в автобусе. Вот только потом она его потеряла. Она-то думала, что он в Москву поедет, а потом домой. Но на конечной остановке Антона в автобусе не оказалось. Она стала его искать везде, и нашла только тогда, когда он, весь перепачканный могильной грязью, следил уже за домом рабочих и могильщиков. Она даже видела того призрака в пещере, но все же не решилась к нему подойти. А еще она поняла, что Антон вовсе не сошел с ума, и что призраки действительно могут иногда покидать Арон. Пусть это и случается крайне редко, и она ни о чем подобном не слышала. Но тем не менее все это было правдой. И та мертвая женщина, о которой случайно рассказал ей ее «кротик» действительно существовала. Наконец Антон поднялся, а Люн, взяв его за руку, — она словно бы боялась опять его потерять — пошла рядом.
— Слушай, — наконец произнесла она, когда они подошли к автобусной остановке, — я хочу, чтобы ты теперь всегда был со мной на связи. Я и так перед тобой очень виновата. И я просто не перенесу, если ты опять потеряешься.
Девочка произнесла эти последние слова даже не глядя на Антона, словно все еще стыдясь своей недоверчивости. Она даже спросила его, не сердится ли он на нее, на что Антон ответил ей, что просто не способен на это. Услышав такое, девочка опять ненадолго замолчала, но продолжила:
— Вот, возьми, — она протянула Антону некое растение, по виду так самый обыкновенный цветок, но конечно, полупрозрачный. — Это стриптих, он растет у нас, на одном из спутников неподалеку от того места, где я живу. Мы используем его для связи. Он очень удобный и много лучше ваших радиостанций и мобильных телефонов. Вот попробуй, скажи ему что-нибудь.
Антон взял цветок, поднес к губам и не нашел ничего лучшего, кроме как досчитать до трех. В тот же миг лепестки цветка пришли в движение и, разлетевшись словно пух от одуванчика, закружились хаотичным неспешным вихрем. Антон посмотрел на Люн. Девочка тем временем, достала из кармана такой же цветок и, немного вытянув его в руке, наоборот словно бы вдохнула воздух. И тогда лепестки ее цветка так же закружились как у Антона. А еще через пару секунд раздались и его слова: «Раз, два, три».
— Вот, — Люн удовлетворенно кивнула и положила свой цветок в карман. — Это и есть живая связь. Мы теперь всегда можем говорить с тобой даже находясь очень далеко. Эти цветы как бы запутаны между собой, ну, почти как у вас в квантовой физике частицы. А оттого «чувствуют» друг друга на расстоянии. Вот только говорить с ними слишком долго нельзя, потому что они засыпают и заряжаются энергией.
— А ты сама, — Антон глянул на девочку, — как спишь?
— Так же как и вы, люди. Нам, элам, тоже нужно спать иногда, как и любым другим живым существам, потому что иначе мы умрем с голоду.
— Почему с голоду, — не понял Антон, — а разве вы не едите?
— Едим, конечно. Но вообще это не обязательно. Сна вполне достаточно. Это и есть живая энергия, которая питает нас. А поскольку мы лишены неживой составляющей, то и едим мы очень редко. Но все же, если ты хочешь, то я могу, например, этот цветок съесть.
— Не надо, — улыбнувшись ответил Антон, почувствовав, что девочка явно шутит.
А значит все было не так уж и плохо. Его жуткий затянувшийся поход в отдел кадров наконец-то закончился, сам он был жив и в будущем ему, как казалось, ничто не угрожало. Но не это было самым главным. Главным было то, что Люн находилась здесь рядом с ним, а значит он не был одинок в этом мире. А каким бывает настоящее одиночество и до чего оно может довести, он сегодня уже видел.