Лунной дорогой, глава 10

глава 10


 Тинг, на взгляд Кэйо, оказался скучным. Только и развлечений, что пьянки одна за другой, именуемые тут пирами, долгие саги, рассказывающие об очередном герое, да хольмганги. На них обыч­но сбегались не просто посмотреть, а поставить на одного или дру­гого бойца. Вагне даже выиграл с десяток монет, как он сказал: «На новый нож, мужу в подарок».
 На их пару, на удивление, никто особо не пялился, да и Кэйо сам заметил несколько таких же. Он уже знал, что почему-то мальчи­ков рождалось почти вдвое больше. И хоть к моменту совершенно­летия их количество уменьшалось, всё-таки на всех женщин не хватало. Когда появился обычай разделённого ложа, никто не пом­нил, но чисто мужские пары встречались нередко, а те, кто не хо­тел, могли попробовать украсть себе жену. А то, что при этом не­редко и голову можно было потерять, причём в самом прямом смысле, мало кого останавливало.

 Этот же день отличался от других тем, что на хольмганг сошлись двое — наследник, признанный сын старого конунга и один из пре­тендентов. Это был решающий поединок: за Аскольдом Красногла­зым шло много ярлов, но если победит Харальд, его признают все. Рослого драгга с белоснежной кожей и волосами, с жуткими гла­зами, которые называли ещё кровавыми и не только из-за цвета, но и за жестокость ярла, не столько уважали, сколько боялись, втайне надеясь на его проигрыш. На утоптанной площадке, с ко­торой загодя убрали все камни, кружились медленно двое. Ас­кольд поигрывал огромной секирой, время от времени, бросая ос­корбления своему более молодому сопернику. Харальд же будто не слышал, какими словами тот поносит его мать и как подробно разбирает обстоятельства его рождения. Остальные драгги молча­ли, переглядываясь — то, что Аскольд упоминал такие подробнос­ти, многим не нравилось: всё же отец признал сына, пусть и во взрослом возрасте.

 — Что-то ты медлительный стал, Харальд… — издевательски спро­сил Аскольд. — Никак зад отсидел?

 Харальд молчал, не сводя внимательного взгляда с противника. Он-то знал, что уступает ему и в силе, и в опыте, и не лез на ро­жон, предпочитая выжидать.

 — Да я вижу, ты совсем ослаб, щенок. Давно не держал вёсла в руках? Давно твой аск не бороздил морей?

 Харальд скользил по земле, избегая ударов секиры, уклоняясь раз за разом, от смертоносного лезвия.

 — Или ты так привык искать защиту у женщин, что забыл, как бьют­ся настоящие мужчины?

 Харальд скользнул к противнику, коснувшись на мгновение его кончиком меча. Аскольд взревел, почувствовав резкую боль, дёр­нул рукой, пытаясь поднять секиру, и с удивлением заметил, что рука не повинуется ему: незаметная на первый взгляд рана была нанесена именно там, где нужно — надрезанное сухожилие от уси­лия лопнуло. Аскольд перехватил оружие левой рукой, действуя уже более осмотрительно, видно было, что ею он владеет гораздо хуже.

 — Вагне… Вагне! — потянул мужа за рукав Кэйо.

 — М?

 — А Харальд победит?

 — Должен. Он хороший боец.

 — Этот, второй кажется, сильнее его.

 — Сила тут не самое главное, — заметил Вагне.

 — Это верно, — грустно проговорил Кэйо, зная, что сам бы не выс­тоял против этого драгга.

 — Смотри, Харальд знает, что в прямой схватке ему не выстоять и потому выматывает врага. Ого! Видишь? Снова достал… ууу… какая скверная рана…

 Аскольд уже стоял на колене, а земля у его ног стремительно про­питывалась кровью, выплескиваясь из перерезанной бедренной артерии. Драгг покачнулся и медленно завалился набок.

 — Ну, вот и всё.. Зрав будь, конунг! — крикнул Вагне.

 — Как-то быстро всё закончилось, — разочарованно пробормотал Кэйо.

 — И не говори, я даже удовольствие получить не успела! — под­дакнула Ратха. — Ой, а ведь у меня есть ещё время перекусить!

 Призрачная леди скользнула к Аскольду и склонилась над ним, по­медлила и припала к его губам, словно даря последний поцелуй. Тело судорожно дёрнулось, раз, другой и затихло.

 — Кэйо, что она делает? — с тревогой спросил Вагне.

 — Кажется, обедает.

 — Её видят другие?

 Кэйо оглянулся: люди вокруг занимались своими делами, кто уда­лялся к своим шатрам, кто оставался возле нового конунга, до мёртвого Аскольда никому не было дела. Хотя нет, вон идёт пара воинов с носилками, но к тому времени, как они приблизились, Рат­ха уже оторвалась от трупа и вернулась назад, довольно облизыва­ясь.

 — Нет, она видима, только если захочет сама.

 — Это верно, — улыбнулась Ратха.

 — А почему ты этого целовала, а того нет?

 — Кого — того? — удивилась Ратха.

 — Ну, драгга из тех, нападавших, — пояснил Кэйо.

 — Так тот же живой был, а это почти мёртвый, — ответила дева-призрак, провожая хищным взглядом носилки с телом Аскольда.

 Провозглашение Харальда конунгом на этом и закончилось: тут же на голову надели широкий обруч с четырьмя прямоугольными зуб­цами — на центральном горел кроваво-красный камень, плохо ог­раненный и немного неровный, но, несмотря на это, какой-то жут­кий. Опоясали наборным поясом, подали меч, а на плечи набро­сили плащ, отороченный мехом. И на этом вручение символов власти закончилось, драгги прокричали славу, кто тише, кто – громче, а после всей гурьбой направились к широкому дому на пир.

 Большой зал с покатой крышей, подпёртой массивными, резными снизу колоннами, был уже готов к праздничному торжеству. Кэйо подивился искусству резчиков, мимоходом деревянную повер­хностность стен и колонн — на них, примерно в половину челове­ческого роста были изображены деревья и травы, цветы и листья, животные и птицы. Очень необычно, подумалось Кэйо, что у жесто­ких варваров в пиршественном зале такие мирные картины. Тут бы сцены сражений, да гордые воины, да пленников и добычу изобра­зить. А вместо этого цветут травы и спеют плоды. Столы в зале рас­ставлены были вдоль трёх стен, никаких скатертей не было, зато под ногами лежал слой золотистой соломы. Узкие окна сейчас зак­рывали ставни, и сквозь щели тянуло весенней прохладой.

 — Тебе положено определённое место? — тихо спросил Кэйо.

 — Нет, я могу сесть где угодно, лишь бы рядом с верхним столом, — чуть удивлённо ответил Вагне.

 — Тогда пойдём вон туда, — попросил Кэйо.

 Ярл пожал плечами, ему действительно было всё равно, но если муж просит. Почему бы и нет? И вскоре он оценил удобство выб­ранного места — там почти не дуло в спину, зато чувствовался при­ток свежего воздуха.

 Выше резных панелей, женщины развесили гирлянды, сплетённые из сосновых веток, украсили их лентами и сделанными из ткани цветами. Роговые кубки, украшенные серебром, уже стояли на сто­лах, ломившихся от угощения — и чего только там не было: жа­реные куры и поросята, груды овощей и сыра, большие пироги и лепёшки. На последние гости стали складывать угощение и по­едать, кто руками, кто ложкой, а кто и двузубой вилкой. Кэйо ког­да увидел это чудо, чуть рот не открыл от удивления: драгг и вил­ка! Это что-то несовместимое по определению.

 — А меня сегодня угостят? — прозвенел голосок Ратхи рядом.

 — Ты же поела, — удивился Кэйо.

 Дева дёрнула точёным плечиком и пробормотала что-то вроде: «Мало» и «Жадина».

 — Не бойся, на таких пирах поединки обычное дело, — тихо отве­тил Вагне, — найдёшь, кем перекусить.

 Кэйо фыркнул, удивляясь тому, насколько быстро и легко супруг принял в своей жизни появление девы-призрака. Но сейчас не время было спрашивать причину: за верхним столом уже сидел Ха­ральд, по обе руки которого Кэйо увидел двух женщин, молодую и старую, видимо мать и жену нового конунга. Тот как раз поднялся, держа в руках полный кубок, и провозгласил здравицу всем гос­тям. Его слова охотно подхватили гости, и на миг Кэйо показалось, что он оглох от рёва мощных глоток варваров. Хотя, почему он, проживший столько среди этого северного народа, до сих пор счи­тает их менее воспитанными и образованными, чем жители Берги­нии? И разве то, что король Горгий, возжелав красивого мальчи­ка, походя разрушил его жизнь не такое же варварство? Умение читать и пользоваться столовыми приборами, ещё не признак ци­вилизованности, вон у Вагне дома сундучок с книгами есть, пусть и не всем показывает. А скальды так вообще такие истории вечера­ми рассказывают — заслушаешься! Сидевший напротив Кэйо драгг рубанул огромным ножом поросёнка, подхватил на кончик добрый кусок мяса и взрызся в него крупными жёлтыми зубами. Юношу пе­редёрнуло: не все драгги тут цивилизованны, не все. Пир, между тем продолжался, один за другим поднимались кубки, громче ста­новились голоса.

 — Здорово Финн! Давно не виделись!

 Кэйо покосился на лапищу, хлопнувшую по плечу соседа.

 — Здорово, Медвежья лапа!

 «Хииии, действительно, лапа, как у медведя!»

 — Ты где был-то? Говорили, что на юг ходил, верно ли?

 — Да уж ходил, тебе и не снилось куда. Был я в краю, где горы из­вергают огонь, а земля трясется, словно в лихорадке. И люди там чёрнее ночи, а звери быстрые, не поймать. Я одного такого го­лыми руками задавил. Вот шкура, видишь? — на плечах Финна, в самом деле, висела диковинная пестрая шкура.

 — Вот этими женскими ручками и такого зверя? — не поверил Мед­вежья лапа.

 — Да.

 — Ой, врёшь, такими пальчиками только иглу держать, а не весло.

 — Что? Ты сомневаешься в моих словах? — взревел Финн, вска­кивая на ноги.

 — До моих рук тебе далеко, — ответил тот, протягивая лапищу пок­рытую шрамами и мозолями.

 — Лопаты вместо рук ещё не признак силы, — насмешливо ответил Финн. — Тебе даже бочонка не поднять, не то, что на зверя идти.

 — Ха! — верзила покрутил головой, увидел слугу, как раз нёсшего очередной бочонок с элем и кинулся к нему, требуя отдать. — Да я его одной рукой подниму!

 Народ дружно подержал его восторженным рёвом, явно разделив­шись на две части: за Финна и Медвежью лапу.

 — Смотри, сейчас начнётся, — посоветовал Вагне, разворачива­ясь к спорщикам.

 — Ой, а это интересно?

 — Когда как, — пожал плечами ярл. — Они друзья на самом деле, так что до поединка не дойдёт.

 — Ха! — верзила стал поднимать вверх бочонок одной правой, но тот покачнулся, пришлось поддержать второй рукой. Драгги взре­вели, кто разочарованно, а кто поощрительно, и Медвежья лапа показал всем, как удерживает полный бочонок на одной ладони. — Ну?

 — Не пойдёт, — тут же заявил Финн, — ты его двумя руками под­нял.

 — Да ты и так не сможешь, дохляк.

 — Смотри!

 Финн забрал бочонок, выбил пробку и начал жадно пить.

 — Ты что делаешь? — взревел Лапа.

 — Набираюсь сил, — невозмутимо ответил Финн. — А тебе кто не давал?

 Но эль коварная штука, вскоре драгг уже выпил столько, что еле стоял на ногах, и бочонок опасно вихлялся в его руках, норовя выскользнуть и разбиться. Кое-как справившись, Финн подкинул бочонок вверх и едва успел поймать, когда тот летел обратно.

 — Ввиддел? — язык у него уже заплетался от выпитого.

 — Ты его не удержал, — ответил Медвежья Лапа.

 — Я поднял, а спор был про это, — упрямился Финн.

 Они быть может, ещё бы поспорили, да вот беда — Финна сморил сон, и тот так и прохрапел остаток пира.

 Гул голосов, шум, песни скальдов, странные, но уже не раз виден­ные Кэйо пляски драггов — пир шёл своим чередом, празднуя по­явление нового конунга.