Этот дерзкий Маяковский

   Поэт - символист серебряного века  Константин Бальмонт, поэзия которого отличалась поверхностью чувств, какой - то торопливостю, хаотичностю, красивостю, не могла не вызвать внутреннего протеста в Маяковском. А откровение Бальмонта - "Я хочу быть первым в мире, на земле и на воде", его поведение в годы революции в России и его бегство во Францию из боязни преследований, настроили Владимира Владимировича на активную неприязнь к поэту.

   Когда в 1913 году в связи с трехсотлетием дома Романовых была объявлена амнистия, Бальмонт вернулся в Россию. На какое - то время он стал популярен в литературных кругах. Патриархальная Москва была взбудоражена приездом находящегося в зените славы Бальмонта, а "Общество свободной эстетики" подготовило вечер торжественной встречи с поэтом.

   Вечер этот стал своеобразной выставкой самых знаменитых писателей и художников Москвы. На этот вечер явился и никому не известный студент Училища живописи, ваяния и зодчества Владимир Маяковский.

   Маяковсский явился с определенной целью - произнести гневную речь против Бальмонта, которого считал отжившим и устаревшим, и против тех, кто собрался его чествовать. Таким образом, молодой человек намеревался выступить против всех присутствующих. Маяковский пришел не один, а с "группой поддержки", своими молодыми  единомышленниками.

   Компания Маяковского устроилась в глубине зала и время от времени оттуда слышались ироничные возгласы, особенно резкие, когда их выкрикивал Маяковский. Когда кто - то из гостей читал хвалебные стихи Бальмонту, Маяковский громко хохотал.

   Наконец, Маяковский  сам предоставил себе слово, и, не с трибуны, а с места  произнес - гневно, ярко и страстно  -  речь. Как он говорил! И какое удовлетворение выражало его лицо, когда он закончил свое выступление! Реакция присутствующих была разной.  Писатели и художники расценили ее злостным нарушением порядка в приличном обществе, кто - то снисходительно улыбался, вероятно, вспоминая свою юность. А сам Бальмонт, вроде, не обиделся.

   Некоторых, правда, немногих, речь Маяковского восхитила искренностью, естественным бунтарством против чуждых ему эстетических взглядов. Завораживала и внешность поэта, казалось, что именно ТАКИМ должен быть настоящий поэт: высоким, красивым и смелым...

   Промозглой Петербургской зимой литературный кабачок "Бродячая собака" заполнили поэты, артисты и художники. Здесь часто бывали Ахматова, Мандельштам, Кузьмин и многие другие.  Так как артисты, занятые в театре, освобождались поздно, кабачок открывался в 11 часов вечера. Расходились обычно в 5 - 6 утра.
   Поэты читали стихи. Выступил  и молодой, никому еще не известный поэт Рюрик Ивнев:
          На станциях выхожу из вагона
          И лорнирую неизвестную местность,
          И со мною всегдашняя бонна -
          Будущая известность.

   Маяковский тут же поднялся с места и прочел экспромт:
         Кружева и остатки грима
         Будут смыты потоком ливней.
         А известность проходит мимо,
         Потому что  я только ... Ивнев.

...Всем известно, что Маяковский уже в 1915 году стал очень популярен. Росло число почитателей поэта. Одной из почитательниц Маяковского была художница Любавина. Любавина устроила в своей студии вечер в честь Маяковского, на который  были приглашены все, кто любил и ценил творчество поэта. Стало известно, что на вечере будет и Максим Горький. Кстати, в то время Горький был единственным из знаменитых писателей, кто относился к молодому Маяковскому с большим вниманием.

   На этом вечере произошло событие, которое ошеломило весь город. Не лишним будет напомнить, что Маяковский с самого начала поражал всех не только своим мощным талантом, но и  мастерским чтением своих стихов. К чести поэта надо сказать о его природном остроумии и умении молниеносно реагировать на любые нападки недругов. Именно поэтому происшествие в салоне Любавиной вызвало всеобщее изумление.

   Я, кажется, злоупотребляю  вашим терпением,  поэтому слушайте. Сначала все было хорошо: гости разговаривали,  гуляли по студии. Молодежь наблюдала за расхаживающим широкими шагами Маяковским. Вскоре  из передней послышалось покашливание Алексея Максимовича, а вслед за этим появился и сам писатель.

   Можно было начинать. Любавина пригласила Маяковского к столу, на котором стоял графин с водой. Поэт подошел к столу. Лицо его было бледнее обычного. Поэт начал читать, но не сумел произнести более четырех строк: он прервал чтение, с ним что - то случилось. Присутствующие словно окаменели - это было так необычно, так не похоже на Маяковского!

   Маяковский тряхнул головой и попытался продолжить, но все повторилось. Изумленная хозяйка спросила:
 - Володя, что с вами?
   Вместо ответа он залпом выпил стакан воды и резким движением  оттолкнул его. В полной тишине Маяковский произнес сдавленным голосом:
 - Не могу читать, - и вышел в соседнюю комнату.

   Гости стали расходиться. Ушел и Горький. Что же произошло с Маяковским? Когда мастерская опустела, художница вошла в комнату, где сидел Маяковский и нашла его сидящим на маленьком стульчике с низко опущенной головой. На вопрос о том, что случилось, он ответил:
 - Сам не знаю. Ну, как это можно объяснить? Никогда со мной так не бывало. Короче говоря, у меня было такое ощущение, как будто меня обложили ватой, закутали в вату. Мне было слишком тепло и тесно.  Когда знаешь, что все будут слушать чуть ли ни затаив дыхание, читать невозможно. В такой пряной обстановке даже дышать трудно. И я чуть не задохнулся. Очевидно, без острых углов я не могу обойтись. В Политехническом, в Москве или у нас в Тенишевском я выхожу, как на бой, а здесь я вышел, как на парад. А парадов я не терплю. Вот и провалился перед Горьким.

   Этот случай очень характерен для Маяковского: ему нужны были стадионы и площади, а не салоны.