Чёрный мрамор

        После окончания Миасского геологоразведочного техникума, а было это в 1970 году, пришлось мне работать в горно-таёжном районе на западе Челябинской области. За Чулковским хребтом протекала река Ай, по которой проходила граница с Башкирией.

        Без всякой раскачки мы погрузились в сплошную работу, выполнить которую, казалось, не было никакой возможности.

        Для того, чтобы получить представление, где же залегает черный мрамор, который надо было найти, необходимо было составить геологическую карту этого района и нарисовать структуру Катавской свиты.

        Начали с маршрутов, а также принялись за документацию береговых обнажений по реке Сатке. Мы  лазили по обрывам, делали замеры мощности пластов, описывали какой цвет у мрамора, структура, рисунок и всё это заносили в журналы.

        Скальные выходы местами были с почти вертикальными стенками, и только там, где были какие-то расщелины, там удавалось с трудом подняться. Страховок никаких не было, сорваться можно было, как говорят, за милую душу. Но, слава Богу, как-то всё обходилось, работа шла, и у нас уже появилось первое представление, где имеются несколько пластов чёрного мрамора. Мощности были небольшие, максимум 10 – 15 сантиметров, но это было уже кое-что.

        Работая постоянно на высоте, мы, конечно, вначале остерегались, но постепенно втянулись и вообще не думали о том, что с нами будет, стоит нам хоть раз оступиться. Недаром говорят, что молодость – безрассудна. И еще доказано, в молодые годы опасность воспринимается менее, чем в более зрелом возрасте.

        На среднем уровне крутых береговых обрывов была едва заметная узенькая козья тропа шириной 20 – 30 сантиметров. Но мы и ей были рады и частенько использовали для передвижения. Высота над водой этой тропинки тоже была значительной и требовалась осторожность при передвижении по ней.

        И вот однажды, мне сообщили с базы партии, что из Челябинска через день придёт автобус за чёрным мрамором. Наша задача подготовить какой-то объём и вынести к месту, куда сможет подъехать автобус. 

        На второй день, взяв с собой рабочих, которые до этого постоянно занимались горными работами, мы направились к береговым обнажениям. Чтобы облегчить работу, я заранее отобрал плиты мрамора, залегающие на разных уровнях, и вытащил их верёвкой ближе к тропе.

        Подойдя к обнажениям, я объяснил мужикам, какая перед нами стоит задача. У каждого за плечами у нас были большие рюкзаки, в которых мы намеревались выносить мрамор. На склоне с трудом, но можно было разойтись на отдельных участках.

        Я прошёл как можно дальше по тропе, за мной – рабочий Геннадий. Мы загрузили по плите мрамора и осторожно, опираясь правой рукой на склон, пошли в обратном направлении. Когда спустились вниз, то увидели, что второй рабочий Миша и не думает подниматься наверх.

        Если Геннадий, как и я, был сухощавым и жилистым, то Миша – высоким, плотного телосложения. Шурфы он копал хорошо, нареканий к нему никогда не было, а тут непонятно что. Я спросил его, в чём дело? И тут услышал от здоровенного мужика, на котором можно пахать, что он боится высоты.

        В тот момент я просто подумал, что, может, вчера, после работы рабочие выпили и по этой причине и проблемы у Михаила. Поэтому я решительно сказал, что если он не будет таскать мрамор, то я завтра отправлю его на автобусе на базу партии и пусть начальство с ним там разбирается. Угроза вроде бы подействовала. Миша взял кайло, небольшую горняцкую лопату и пошёл вслед за нами.

        Но когда мы уже поднялись до основной тропки, я заметил, что Миша остановился и в ужасе смотрит вниз, где, буквально, в метре склон резко обрывается, где бурлит и переливается на солнце речка Сатка. Геннадий ушёл за поворот, и его не было видно. Чтобы как-то поскорее подействовать на рабочего, я вернулся назад по тропе и, вплотную к нему приблизившись, взял его за локоть, сказав:
«Ну, ладно, хорош, притворяться, пошли, Миш!» И вот тут случилось такое, что я совершенно не ожидал. Рабочий весь затрясся в ужасе, лицо его побелело и он крикнул: «Не подходи, не тронь меня! Здесь невозможно пройти!» Он опустился на колени и так сидел некоторое время. Затем схватил лопатку и, как утопающий, который хватается за соломинку, сидя на коленях, принялся расширять тропу. Делал он это с таким остервенением, что, буквально, на глазах, узкая тропинка стала превращаться в дорожку, по которой можно было проехать и с тачкой.

        И вот только тогда я понял, что это не шутки, что человек, действительно, так боится высоты, что преодолеть этот страх он никак не может. Если его напрягать, то может произойти что-то непредвиденное. В это время подошёл Геннадий с очередной плитой. Тропа была нами перегорожена, и надо было что-то делать. Чтобы как-то разрядить обстановку, я сказал: «Ну, всё, мужики, перекур!» Я помог Геннадию снять рюкзак и примостить его на тропе.

        Некоторое время все сидели молча и курили. Затем я сказал спокойно: «Михаил, ты забирай инструмент и спускайся вниз, а мы идём вслед за тобой». Когда спустились вниз, то я несколько переориентировал работу. Договорились, что мы с Геннадием будем носить мрамор сверху до подножия скал, а Михаил переносить его ближе к хорошей дороге. Миша обрадовался, настроение у него улучшилось, и он тут же принялся за работу. Хоть время было потеряно, но работу мы выполнили вовремя.

        Назавтра пришёл из Челябинска небольшой автобус. Загрузили в него мрамор и пошли отдыхать. Улучив момент, когда мы были с Геннадием одни, я спросил у него: «Ген, а ты как чувствуешь себя на высоте? Похоже, что это дело для тебя привычное». Он улыбнулся и сказал: «Да дело в том, что я служил в ВДВ, а туда с такой боязнью людей не берут».

        После этого перерыва, рабочим предстояло заняться горными работами, а меня опять ждали маршруты.

        Для себя я сделал вывод, что одной меркой всех людей мерить нельзя. Один может не бояться высоты, но в то же время не переносить вида крови.

        Вечером того дня, уже лёжа в постели, я никак не мог уснуть, очевидно, сказались дневные приключения. Вспоминалось послевоенное детство. Как мы, детвора, по весне и летом, иногда большой гурьбой, ходили на маяк, который находился от нашего посёлка в нескольких километрах. В компании были ребята разного возраста и поэтому командиров, конечно, хватало. Такие маяки из дерева стояли в то время по всей стране и представляли собой знаки триангуляции, которые ставились геодезистами. Высота их была приличной, они возвышались над лесом, и с одного такого знака можно было при помощи приборов, увидеть и другие знаки. Но проходили годы, и они постепенно приходили в негодность.

        Вот также было и с нашим маяком. Некоторые ступеньки сгнили, как на основной лестнице, которая поднималась в центре сооружения, так и на тех, которые были прибиты на четырёх боковых составных столбах, образующих пирамиду маяка. Но это нас не пугало. Мы, словно муравьи, взбирались на маяк, где только можно, любовались окрестностями, что-то кричали, а затем, раздевшись догола, бросали вниз всю одежду. Рубашки, штаны наполнялось ветром и медленно опускалось вниз, вызывая у нас восторг.

        Я помню, как вначале замирало сердце, когда мы поднимались на такую высоту, что на верхней мизерной площадке было непросто подняться в полный рост.
        Сейчас, конечно, я с ужасом вспоминаю все эти наши походы и, слава Богу, что они не закончились ни для кого плачевно. И хоть старшие ребята были к нам, малышам, порой жестокими, но кой-чему в жизни мы были им обязаны.

        Вот ещё один пример, связанный с высотой. Помню как-то зимой ушли мы за посёлок. Взрослые ребята решили проверить всех нас на смелость. Нашли наклонённую берёзу, по которой можно было подняться на очень большую высоту и сказали нам, что сейчас будем прыгать с неё.

        Вначале поднялись туда старшие, прыгнули в глубокий снег, а затем, вытащив из-за пазухи настоящие наганы, направили их на нас, малышей, показывая дулами, мол, давай, мелюзга, сделайте как мы. Хоть мы понимали, что оружие со сточенными бойками, немного помятое, но всё-таки было не по себе, – а вдруг выстрелит. И хоть было страшно, приходилось преодолевать это состояние и прыгать. Конечно, бывали вывихи, ссадины, но всё как-то обходилось.

        Оружие попадало в посёлок из Челябинска, с металлургического завода. Конечно, его в какой-то период приводили в негодность, но с виду оно иногда ничем не отличалось от вполне исправного, и напугать им можно было и взрослого человека. Я думаю, что только два приведённых примера, говорят о том, что еще в то время какие-то силы готовили нас к последующей взрослой жизни, ибо с годами мы убеждаемся, что просто так ничего не происходит. Нам неподвластно предвидеть, как то или иное событие или действо происшедшее сейчас, может повлиять на нашу жизнь впоследствии.

Январь 2013 года