Катарсис, или Какая же я была дура!

               
               

               














               






               












               

                ОТ АВТОРА

           Если вы успели прочитать повесть «Венец безбрачия», вы уже знаете начало и финал истории отношений юноши и девушки, которые, серьезно повзрослев, стали героями нашего сегодняшнего повествования. И тогда вы можете эти фрагменты текста читать наискосок!
         Однако то, что выше названо «концом отношений», на самом деле оказалось не жирной точкой, а лишь таинственным многоточием. И это заставляет нас предположить, что отношения меж людьми (независимо от пола), раз возникнув, не заканчиваются даже со смертью одного из героев. Потому что у другого героя есть память, а в памяти – метафизический сундучок, набитый давно, кажется, позабытыми воспоминаниями!
         Ну, а пока оба героя живы и в разной степени здоровы, судьба вполне может дать им шанс встретиться вновь. А вдруг, дескать, из этой новой встречи выйдет что-нибудь путное?! Вдруг наши герои друг для друга – половинки, которые в глупой юности не сумели этого осознать?
         Поэтому повесть, которую вам предстоит прочитать, вполне можно было бы назвать «Второй шанс». Но мне захотелось назвать ее иначе!

                1.

     …Многие женщины (да, впрочем, и мужчины тоже) в условно второй половине жизни вдруг начинают испытывать невнятный эмоционально-чувственный дискомфорт и осознавать себя недолюбленными или недолюбившими. Или совокупно теми и другими – недолюбленно-недолюбившими.
        Им вдруг открывается, что жизнь они прожили не с теми (или ни с кем не прожили), что им катастрофически (или около того) недостает тепла, нежности и ласки, заботы, внимания, взаимопонимания и сочувствия…
        А иногда так хочется, чтобы кто-нибудь (близкий и родной) просто погладил тебя мягкой ладошкой по голове и сказал тихонько: «Ты – самая лучшая!», «Я понимаю, КАК ты устала»! или даже «Я знаю, КАК болит у тебя голова!»
       Да, впрочем, и слов не нужно. А просто – ладошкой по голове, нежно-нежно… Как покойная мама… Мир ее праху… Кажется, кто-то из психологов сказал: каждому человеку насущно необходимо, чтобы время от времени кто-нибудь теплой ладошкой погладил его по голове…
       Особенно, конечно, в этой незатейливой ласке нуждаются дети, а вослед за ними женщины – истинные (и даже иногда истовые) матери и жены. А истинные – это те, кто не умеет толком жить для себя и отдает все свои силы и всю заботу детям своим и мужу своему же!
        Они-то, в первую очередь, и оказываются недолюбленными, ибо кто же ценит заботу, кто за нее благодарит?! Муж? Дети? Как бы не так! Ибо они воспринимают твой «духовный подвиг» как должное: заботься, дескать, раз ты женщина, ибо это – изначальное и естественное твое предназначение; исполняй же его – и не требуй награды!
        Ты и не требуешь и не ждешь, но иногда так хочется, чтобы кто-нибудь ласково-преласково, нежно-пренежно погладил тебя по голове…
        Но ты, увы не нашла (или по глупости потеряла) того единственного, кто, возможно, совершал бы это немудреное (ладошкой по голове) действие в любом твоем возрасте: и в тридцать, и в сорок, и в шестьдесят, и в восемьдесят, если доживешь. Но ты не нашла (зажав в ладошке первую) вторую половинку своего яблока… Не нашла или потеряла…

                2.

       Такие вот примерно мысли (но, конечно, литературно не склеенные, логически не выстроенные, непричесанные и хаотичные) вдруг заполонили голову нашей героини Вики, когда завершилось уважаемое ею теле-шоу под названием «Мода нас рассудит».
       Обладательница двух дипломов о высшем образовании (иностранные языки и психологическое), Вика любила эту вроде бы пустенькую телеразвлекалочку по двум причинам: во-первых, она, как гуманитарий, восхищалась милейшей непринужденностью, остроумием и отменно выстроенными речами ведущего шоу – известнейшего историка и практика моды.
         А, во-вторых, Вике, как психологу, были интересны житейские истории разнообразных – от идеально стройных до безобразно толстых – героинь теле-шоу; а также вытекающие из историй причины, которые заставили этих дам кардинальным образом изменить свою внешность.
        Ну, и заодно Вика получала информацию о тенденциях современной моды, хотя на самом деле тенденции эти модные были ей, что называется до лампочки, до фени, по фигу – ни к чему, то есть. Ибо Вика вполне справедливо считала, что в ее весьма уже зрелом (промежуток между пятьюдесятью и шестьюдесятью) возрасте она имеет полное право всей этой «хренью» пренебрегать и одевать себя в то, что ей давно уже к лицу и в чем ей комфортно!
        Особенно теперь, когда она, бросив постылый и никогда не любимый ею город, поселилась в очаровательной горной деревушке, где вовсю наслаждалась тишиной, покоем, волшебными (особенно в дивные часы заката) ЖИВЫМИ – горы, лес и необъятный купол неба – пейзажами и дышала благоуханным воздухом! Впрочем, одежда была одной из неглавных причин для того, чтобы Вика возжелала изменить смрадному родному городу. Но об этом – ниже.
       Потому что сейчас главное – ответить на вопрос, отчего это модное телешоу навеяло Вике облеченные в слова мысли о недолюбленности, тепле, нежности, ласке и чьей-то сочувствующей ладошке на ее, давно толком не стриженной голове…
       Дело в том, что, кроме глубокоуважаемого историка моды, она увидела на экране одного из членов интеллектуальной, так сказать, элиты страны – участника ну очень популярного лет тридцать назад и первого в истории отечественного телевидения ток-шоу, телеигры под названием «Кто умней?!», в которой за пальму первенства (плюс материальное вознаграждение) телевизионная команда игроков-умников-знатоков отчаянно билась с условной командой невидимых зрителей.
      Телешоу сие существовало на телевидении и сегодня (в третьем уже тысячелетии), но такой бешеной популярностью,  как в прошлом веке, уже не пользовалось! Потому, во-первых, что после так называемой государственной перестройки в бывшем голубом ящике в одночасье, как грибы после дождика, народилось столько самых разных (в том числе и с намеком на интеллект) теле-ток-шоу, что старейшая интеллектуальная передача под названием «Кто умней?!» стала одной из многих. И любили ее теперь не всем миром, а лишь самые с прежних времен преданные зрители-умники-поклонники!
         А тот объект, которого Вика увидела на экране, теперь принимал участие в интеллектуальных играх не слишком регулярно (Вика во всяком случае давненько его не видела!), но выдающимся игроком-знатоком и супер-умником, надо полагать, остался. Ибо способность к усвоению и запоминанию информации (плюс неуемное любопытство) – это, надо полагать, особый талант, который, как и всякий другой талант, как мудро полагает народ, не пропьешь! Ну, разве что о-о-о-о-чень сильно постараться!
        Словом, на экране крупным планом регулярно появлялся и галантно говорил героине изысканные комплименты Викин почти что однокурсник («почти что» – ибо он учился заочно и был на пару курсов младше Вики) по факультету иностранных языков Лешечка Красков, с которым у Вики в ее столичном студенчестве случился недлинный (всего один весенний месяц) бурный роман, завершившийся для Лешечки (увы, ему, увы!) полным фиаско.
        Иначе говоря, Вика дала Лешечке полную и безоговорочную отставку! Несмотря даже на то, что Лешечка был москвичом, а Вика – удаленной провинциалкой. Кроме того, Вика презрела все «нижайшие» уговоры этого зеленого юнца (хотя Лешечка по возрасту был всего на год моложе Вики!) о «подумать и начать все сначала».
        Вика, может быть, и согласилась бы подумать, если бы Лешечку не дернул черт (не иначе!) произнести убийственную для всякой нормальной девушки фразу: «Я был за тобой как за каменной стеной!»
        Вика не помнила, какими именно словами она отреагировала на это далекое, как она полагала, от мужской чести и достоинства заявление; но она хорошо помнила, что подумала примерно так: «Как может мужчина признаваться в том, что девушка нужна ему как стена, на которую он, слабак, может опереться?!! Какой же он тогда мужик?!! Да и я не хочу быть каменной стеной! Я хочу быть хрупким цветком, который нужно заботливо холить и лелеять! Ведь я только внешне сильная, маска у меня такая, а внутри я – обычная слабая женщина! И зачем мне сдался этот мальчик?! Я лучше найду того, кто сам станет для меня каменной стеной! Времени у меня еще предостаточно! Вся жизнь впереди!..»

                3.

       Однако с тех пор прошло тридцать с хвостиком лет, а Вика так и не нашла себе ни каменную стену, ни достойного мужа, который бы холил ее, лелеял, нежил, заботился по мере сил, гладил бы по голове – ну, и вообще…
       Мужчины в Викиной жизни, конечно же, водились, пару раз она даже как бы «выходила замуж» - то есть жила в, так сказать, гражданских браках, но всё не с теми, и потому «браки» были короткими и заставляли вспоминать народную мудрость о том, что «хорошее дело браком не назовут»!
        И потому основную часть своей жизни Вика прожила в гордом женском одиночестве. Впрочем, окончательно одинокой она себя не считала, ибо самостоятельно растила и взрастила дочь, которую до поры до времени любила больше собственной жизни.
       Так, что даже на полном серьезе влюбиться в кого-нибудь, кто делал слабые попытки склонить Вику к изъявлению чувств-с, стеснялась! И достеснялась до того, что приняла однажды судьбоносное решение: пока, дескать, не выращу дочь, - никаких мужчин и чувств-с!
       Тем более что стоило лишь Вике самым поверхностным образом испытать чувство легчайшей влюбленности (которое могло бы перерасти!..), как ее любимая малышка тут же заболевала какой-нибудь простецкой простудой. Но температурила так активно, как будто хотела сказать Вике: «Мне нужна ВСЯ твоя любовь!!!»
       Всё это, конечно, были случайные совпадения, но Вика (благодаря склонности к изящной словесности – она же поступила на иняз для того, чтобы переводить на хороший русский язык зарубежную литературу!) была особой мистически настроенной и потому болезни дочери воспринимала как знаки свыше: ты, дескать, девица (ударение на первом слоге), отменно нагулялась в студенчестве; а теперь, пока дщерь не вырастишь, держи «эротический пост» и ни о каких «штанах» даже и не помышляй!
       Вика и не помышляла – и давалось ей это весьма легко, безо всякого насилия над собственной эмоционально-физиологической природой. Поэтому не удивительно, что о Лешечке Краскове она, если и вспоминала, то очень редко и бесстрастно.
       Причем, когда Вика вспоминала о Лешечке вслух, то есть делилась с подругами подвигами молодости, те в своих резюме разделялись на две противоположные стороны. Одни говорили: «Ну, какая же ты все-таки была дура!!! Он же – москвич!» А другие, менее практичные, прочувствованно заявляли: «Не жалей ни о чем! Ведь ты же его разлюбила! А без любви – как?!!» И Вика с ними (с другими) с легкостью соглашалась…
        Но теперь-то (в описываемый здесь фрагмент времени) Вике было сильно за пятьдесят, дочери – слегка за тридцать, и алкала дочь отнюдь уже не материнской любви. А значит, можно было, наконец, подумать о себе, любимой…
        Однако была одна загвоздка. Читатель, может быть, удивится и даже покрутит пальцем у виска; но очаровательная горная деревушка, в которой Вика обреталась уже почти два года (и где она лет двадцать проводила законные отпуска), своей непостижимой умом энергетикой так крепко и ласково держала Вику в своих метафизических объятиях, что ее, деревушки, «любовь» к ней заменяла Вике все другие любови – в том числе и гипотетическую любовь к мужчине.         
       Иначе говоря, всю окружающую ее красоту Вика любила не только как ПРИРОДУ-МАТЬ, но и как МУЖЧИНУ – мужа или любовника, без разницы. В деревушке Вике в женском смысле не нужен был НИКТО! Идиотизм?! Ну и пусть…
       И потому, увидев на экране телевизора своего бывшего (о, как давно это было!) любовника, Вика ни одним членом или там мускулом не дрогнула. Она просто – не по-женски, а чисто по-человечески, по-дружески – обрадовалась знакомому и даже отчасти родному лицу: как своему среди чужих…
      Что было и понятно: все же студенческая вольница, которую принято считать едва ли не лучшим фрагментом времени в нашех жизнях оставляет глубокую отметину в анналах памяти почти всех бывших студентов – детей одной и той же альма матер – а значит, братьев и сестер.
     Вот Вика и порадовалась Лешечке почти как родному брату и с интересом его подробно рассматривала. И обнаруживала, что внешне он почти совсем не изменился (брутальная полнота не в счет), что его «правильное» личико с огромными глазами и пухлыми, красиво очерченными губками, которые было так приятно (ах!) целовать; часто осеняемое обаятельнейшей и слегка иронической улыбкой в главном осталось почти (малозаметные значочки возраста не в счет!) неизменным.
      А главным в этом милом личике взрослого мужа было очаровательно трогательное выражение как бы невинности и как бы наивности маленького, только еще открывающего с первобытным любопытством БОЛЬШОЙ МИР ребенка, которого так и хочется приласкать и, конечно же, погладить нежной дланью по пушистым детским волосикам!
      Однако внутренний Лешечка решительно опровергал внешнего. Он был уверен в себе на все двести процентов; а потому раскован, непринужденен и остроумен в своих комментариях на тему нарядов героини и на тему моды вообще. И, несмотря на «легкомысленность» этой модной темы, нельзя было не ощутить, что речи Лешечки – это лишь малюсенькая верхушка айсберга, и что он, Лешечка, эрудирован просто-таки энциклопедически! ТАКОГО Лешечку Вика НИКОГДА не видела, не слышала и не знала!
       Да и откуда ей было знать, ибо Лешечка с его прехорошеньким детским личиком в далекой бездумной юности казался Вике не слишком-то умным и тем более разносторонне развитым. Не то, что она, Вика, - сильная, как бы умная, властная, как будто бы даже высокомерная и почти что высшеобразованная! Поэтому Вике всегда было смешно, когда он при знакомстве представлялся не Алексеем, но Алексом! Однако теперь перед ней был не Лешечка, а именно внушительный Алекс!
       Ох, подумалось нынешней зрелой Вике, а ведь я наверняка и рта Лешечке толком раскрыть не давала и даже давила его своим как бы интеллектом; а он слушал меня, раскрыв свой эротичный ротик, и о себе и своих мыслях на разные темы почти что не распространялся.
        А сама Вика, ощущая себя главой их парочки, Лешечку к мыслеизъявлению не поощряла, как будто побаиваясь, что Лешечка возьмет да и ляпнет что-нибудь несусветное. И тщательно покопаться в хорошенькой головке милого мальчика Вике даже в голову не приходило…
        Зато сейчас, когда ей было пятьдесят-с-хвостом, Вика восхищенно била в ладоши и кричала телевизору: «Ай, да Алекс-Лешечка! Ай, да сукин сын!»

                4.

         В горной деревушке Вика нигде не работала, хотя в местной школе то и дело требовался учитель иностранных языков. Но Вике честно казалось, что свой рабочий ресурс она выработала уже лет в пятьдесят, а оставшиеся пять – тупо тянула лямку и чуть ли дни до пенсии не считала!
        Однако в деревушке без работы Вика но вовсе не скучала, ибо занятий для того, чтобы день не пропал втуне, у нее было предостаточно. Она обожала вязать (причем, не только вещицы, но и смешные игрушки для внучка), вышивать крестиком картинки – незамысловатые пейзажи и натюрморты, читать книжки, слушать музыку и общаться с местными и виртуальными друзьями. А еще – посмотреть вечерком новые, нашумевшие или любимые фильмы он-лайн. Ну, и телевизор… Местами, конечно…
       Плюс – быт! Приготовить себе немудреную еду, летом – ненапряжно, не убиваясь над каждым сорняком, поогородничать, а главное – позагорать на любимом камне, в котором Вика угадывала распластанного окаменевшего дракона, который все никак не мог напиться синей воды из вечно студеной быстроногой Реки. Ну, а зимой – таскать дрова и топить два раза в день печку.
        Этот чудесный источник животворного тепла, кстати, сказать, Вика очень любила и несказанно обрадовалась, узнав однажды в соцсетях, что печку очень любила топить великая поэтесса Анна Ахматова…
       Да! Зимой еще частенько сыпался (степенно шел, падал пушистыми хлопьями, носился метелью) снег, который надо было разгребать, дабы к концу зимы не оказаться под ним погребенной! Но это была не докука, а весьма неплохая зарядка. Да и вовсе не каждый день!
        Правда, если говорить честно, огородные работы Вика почти совсем не любила! Ее надежды на то, что когда огород будет за порогом дома, а не за тридевять земель, как в городе, Вика будет радостно общаться с землей – любить ее, холить и лелеять! Однако, увы! Любовь к земле-матушке в Вике не проснулась или не торопилась просыпаться. Огород был для Вики досадной докукой, и потому немалую часть ее участка земли занимала крапива, которая к середине лета вырастала выше Вики (а Викин рост был 172 см). Крапива была сильной, стройной, изумительно красивой и держалась с большим достоинством!
       Вика обожала этот невозделанный участок огорода! Ибо там не надо было ничего полоть или прореживать, но зато из молодых жгучих листиков крапивы можно было варить вкуснейшие супчики и добавлять ее в разные салатики! Что Вика и делала, и была крапиве за ее несуетную неприхотливость и неповторимый вкус очень благодарна!
        А еще, глядя на крапивную армию, Вика всегда вспоминала детскую сказку Андерсена, где юная героиня-принцесса связала одиннадцать рубашек из крапивы для своих заколдованных братьев-лебедей. Но сначала отважная и исполненная любви к несчастным братьям героиня эту суровую траву рвала своими белыми нежными ручками, потом топтала голенькими ножками, пряла из нее нити, из коих и вязала рубашки. А когда она надела свои изделия на братьев, они снова и навсегда превратились в принцев!
        Ах, крапива! Ах, волшебница! Ах, любовь, презирающая телесные муки! Иначе говоря, крапива ассоциировалась в Викиной душе с чудом-волшебством и ах-истинной-любовью! А еще Вика спрашивала себя, хватило ли бы у нее мужества на такой мучительный подвиг?! Иногда ей казалось, что хватило бы; а иногда – нет… Но мы отклонились.
       Зато все остальные сорняки, засорявшие немногочисленные Викины грядочки с самой необходимой зеленью, редиской морковкой, свеклой  и картофелем, Вика почти что ненавидела. И потому полола свои посевы весьма и весьма небрежно. Однако то, что было нужно Вике, все равно вопреки всему вырастало, и она с удовольствием поедала, скажем, редиску, выращенную собственным «трудом и пОтом». Да еще и гордилась при этом…
        Именно в деревушке Вика поняла до конца старый армянский анекдот: «Вы помидоры любите? – Кушать – да! А так – нет!..»
        Вика, конечно, всячески извинялась перед землей-матушкой, но поделать с собой ничего не могла! И не понимала тех деревенских дам, которые после рабочего дня устремлялись на свои участки, почти как на праздник. «Ой, я от земли аж оторваться не могу – так ее люблю! Вот вроде и устала уже, а все ковыряюсь, ковыряюсь…» - Радостно говаривали некоторые местные огородницы. Вика с одной стороны, им не верила. А с другой – восхищалась и завидовала. Но уж как есть…
        Словом, скучать Вике было совершенно некогда! А значит, и недосуг было задумываться о безмужней своей доле и тем более бросаться на поиски хорошего-деревенского-мужичка-на-все-руки. И желательно – непьющего. Ну, или, так сказать, культурно пьющего – по праздникам, то есть. Вика и не задумывалась и не бросалась! И об Алексе-Лешечке после модной передачи сию же секунду как будто и забыла… И без того дел было полно!
      Однако, как выяснилось к ночи того самого дня, забыла ненадолго. Посмотрев какой-то средней руки фильмец о загубленной (как специально!) любви, Вика, уже готовясь отойти ко сну, вдруг вспомнила ВСЁ! Ну, или почти всё – словом, то, что сумела удержать в сундучке позабытых воспоминаний ее неверная «девичья» память…
        …И Вика увидела внутренним взором своим тот теплый, почти летний апрельский вечер с нежно-розовым закатом и веселую студенческую компанию (вино – рекой!), в которой Вика обнаружила незнакомое мужское лицо. Ну, мужское – это сильно сказано! Ибо лицо было неприлично юное, по-детски в иных местах припухшее – и прехорошенькое! Это и был Лешечка, на котором Вика и сосредоточила все своей внимание, ибо все остальные знакомые мальчики интереса для нее представляли. А Лешечка, который, конечно, представился Алексом, ее вниманию, кажется, очень обрадовался!
        И потому неудивительно, что какое-то время спустя Вика с Лешечкой-Алексом уединились в пустом холле, а потом как-то незаметно очутились, слившись в поцелуе, в Викиной постели. Эротические подробности их первой (да и всех последующих) ночи Вике почему-то не запомнились – да и ну их, разве они – главное?!
       Ибо главным было оставшееся (и вдруг выскочившее из закоулков памяти) восхитительное ощущение искреннейшей нежности, ласки, тепла и, кажется, любви-с-первого-взгляда, каких Вика НИКОГДА (ни до; ни, как теперь выяснилось, после) не испытывала!
        И нынешняя, отчаянно зрелая Вика вдруг внезапно поняла, что таких воистину волшебных чувств ей больше НИКТО в ее жизни не дарил! Ее вроде бы любили, она вроде бы любила, но таких незабываемых (как оказалось!) ощущений, которые дарил ей Лешечка, Вике не дано было больше испытать.
        И потому где-то в подсознании все ее предыдущие и последующие романчики вдруг показались Вике обидно неполноценными и даже как будто суррогатными.
        Надо полагать, подумала Вика, что Лешечка, которого она никак не хотела называть Алексом (ибо в этом имени было гора-а-аздо меньше тепла и ласки), и был половинкой ее, зажатого в кулачке яблочка, а она взяла – да ее и выбросила. Бездумно и бездушно. Не пройдя совершенно дурацкого элементарнейшего испытания на прочность своих чувств. 
         Ах, а ведь ее память, оказывается, до сих пор хранит в своих анналах лучезарную влюбленную утреннюю улыбку Лешечки и его невозможный запах! Это был невиннейший животворный запах … молока, который источала его нежная, как у ребенка, кожица!
        О Господи, а ведь этот запах истинной жизни был грандиознейшим знаком! Ну, это ж надо было оказаться такой идиоткой, чтобы не распознать свою СУДЬБУ! И не только не распознать, но и прогнать ее прочь!!!

                5.

         Да ведь и испытание-то Вике выпало – курам на смех! Лешечка просто взял да безо всякого предупреждения не приехал, как обычно пятничным вечером, чтобы провести с Викой весь уик-что-называется-энд! Мобильники-то в семидесятые годы прошлого века в стране Советов не водились!
        Вика, как раненая пантера, металась по этажу, холлу, длинному балкону тринадцатого этажа и собственной комнате, а все внутренности ее пожирало невыносимо жгучее пламя неутоленной страсти. И отчасти обиды. Да еще, пожалуй, ревности. Полночи костер Викиной любви пылал с такой страшной и безудержной силой, что уснуть несчастной влюбленной кое-как удалось только к рассвету!..
        Проснулась Вика примерно к полудню и, окончательно смыв прохладным душем остатки сна, вдруг ощутила, что костер, которой пылал внутри нее несколько часов кряду, угас настолько окончательно, что даже последние его угольки не пытались уже высечь из себя хоть малую частицу огня.
        Внутри было абсолютно пусто и тупо спокойно. И не только проснувшееся вспоминание о вчерашнем «предательстве» Лешечки не трогало Вику, но и нежный образ Лешечки не вызвал в Викиной душе ни одного намека на эмоцию. Выходило, что костер безумного ожидания дотла выжег все Викины чувства, и «предатель»-Лешечка в одночасье стал Вике абсолютно без-раз-ли-чен!
        Вон оно как бывает, изумлялась Вика. Любовь, оказывается, способна не только с внезапностью наемного убийцы выпрыгнуть из-за угла и пырнуть тебя острым лезвием прямо в сердце; но и способна также нежданно сгореть дотла и без остатка всего за несколько часов!
       …Повинный Лешечка явился пред Викины очи в неурочный час – где-то посреди недели. И тут же вознамерился прижать Вику к теплой своей груди и прильнуть своими сладкими губками к ея ланитам, однако Вика Лешечку до себя не допустила, чему Лешечка несказанно удивился.
       - Ну, и куда ты пропал в выходные? – строго, но и равнодушно спросила Вика.
       - Так я вот и приехал посреди недели, чтобы все тебе объяснить, - слегка растерянно, но вместе с тем и очень радостно начал Лешечка. – На общежитский телефон я дозвониться не смог, он все время был занят (мобильников, напомним, не было и в помине!)! А у нас на заводе случился аврал, как это бывает почти каждый месяц – и в выходные нам пришлось работать! За это сегодня мне и дали отгул! И я, наконец, приехал к тебе! До завтра! Мы куда-нибудь сегодня пойдем?
        - Пойдешь ты. Один. Домой, - четко разделяя слова, сказала Вика.
       - Но почему?! – Вскричал Лешечка. – Что случилось?! Ты обиделась?! Но ведь я все тебе объяснил! Я же работал!
       - Поздно, - безжалостно и даже как будто устало сказала Вика. – Я больше не хочу с тобой встречаться, потому что ничего к тебе не чувствую. Я больше не люблю тебя.
       - Викуся, да разве это возможно?! Вдруг ни с того ни с сего разлюбить, когда у нас все было так хорошо?! – Едва ли не со слезьми в круглых своих глазах с пушистыми ресничками снова вскричал Лешечка.
      - Выходит, возможно, - спокойно ответила Вика. – Я, честно говоря, и сама не знала, что так бывает. Но во мне все сгорело, пепел один остался, - и Вика вкратце описала Лешечке все муки своего вечернего и ночного ожидания.
       - Вик, а вдруг там посреди пепла малюсенький уголечек остался?! – Не желая верить краху их любви, с надеждой спросил Лешечка. -  И мы с тобой вдвоем его раздуем! Я буду стараться изо всех сил!
       - Думаю, что это невозможно, - ощущая себя бесчувственным камнем, ответила Вика.
       - Да нет! Ну, как это – невозможно! – Все не верил Лешечка. – Викуся, я умоляю тебя, давай попробуем начать все сначала! У нас получится, я уверен!
       - А я не уверена и начинать с начала ничего не хочу, потому что не ощущаю себя такой, какой была месяц назад, когда мы с тобой впервые поцеловались. Сейчас ты мне ни в каком смысле не интересен, и целоваться с тобой я не хочу, - жестко ответила Вика, хотя где-то глубоко внутри услышала отзвуки жалости и сочувствия к отвергнутому Лешечке.
      - Я тебе не верю, - вдруг успокоился Лешечка. – Просто ты, наверное, толком меня и не любила. Ты же умная сильная, красивая! У тебя, наверное, ТАКАЯ жизнь впереди… - Продолжил он уже с некоторой горечью. – А я что?! Недоразвитый второкурсник? Кукла?! Игрушка?! И все же не прогоняй меня! Я ведь был за тобой как за каменной стеной!
       Как уже известно читателю, Вика не помнила, ЧТО именно и КАК она ответила на это ужасающее и для нее даже как бы обидное заявление, но известно, что она подумала. Однако НЕИЗВЕСТНО, согласилась ли бы она начать все сначала, если бы ее не обозвали каменной стеной. Вполне возможно, согласилась бы…
      - Ну, а теперь, пожалуй, уходи! Между нами все кончено – нежданно для себя произнесла Вика банальнейшую «театральную» фразу.
        А когда Лешечка, наконец, закрыл за собой дверь, внутри у Вики на мгновение вдруг что-то защемило – и тут же отпустило! Наверное, мне просто стало жаль этого мальчика, ведь я боль ему причинила, - подумала Вика…

                6.

      Впрочем, Лешечка возникал на Викином пути еще дважды. Первый раз – примерно через год, месяца за два до того момента, как Вика получила «высший» диплом, они случайно встретились в вагоне метро, и Лешечка, ничтоже сумняшеся, вновь предложил Вике начать все сначала!
        Вика тогда сильно удивилась постоянству Лешечкиа, но снова отказала, ибо в личной жизни у нее все было о*кей, хотя объект вовсе не значился москвичом или хотя бы подмосквичом. Однако у них с объектом имелись совместные планы и прожекты на злободневную для всех провинциалов тему «как остаться в столице навсегда», и Лешечка в эти планы, естественно, никак не вписывался.
        Разве что Вика бы превратилась в Лилю Брик, ее объект – в мужа Лили, а Лешечка – в великого советского поэта Маяковского! Об этом они с Лешечкой, смеясь, и побеседовали…
         Что же касается второго раза, то это был междугородний телефонный звонок Лешечки спустя пять лет после отъезда Вики (объект и прожекты благополучно рухнули!) из столицы в свою удаленную провинцию.
        Вика с малюсенькой дочкой как раз собиралась на юга и никаких звонков судьбы не ожидала. А тут – Лешечка! До сей поры неженатый – и в Викины края в командировку собирается!
        - Как мне жаль, - совершенно искренне сказала Вика, - я бы с большой радостью с тобой повстречалась, но как назло, послезавтра мы с дочкой улетаем на юг. Может, ты попробуешь перенести свою командировку? Я бы через месяц вернулась и тебе бы сообщила: приезжай, я тут!
       - Да что же у нас с тобой все никак не сходится! – Расстроенно воскликнул Лешечка. – Я, конечно, попробую перенести командировку, но, боюсь, это вряд ли получится. Но ты хоть, по крайней мере, смотри телешоу «Кто умней!» Я там – капитан команды знатоков. А я, когда играть буду, стану о тебе думать! Так и будем общаться!
      - Метафизически! – Засмеялась Вика. – Конечно, я буду смотреть и, конечно, восхищаться твоим умом и красотой. А когда мы вернемся, я тебе обязательно позвоню!
        Разговор Вики с Лешечкой на этом не закончился, ибо им было о чем поговорить, кроме их, почившей в бозе, любви, - все-таки пять лет прошло! Однако ни один из них в пылу беседы не вспомнил о том, что у Вики номера телефона Лешечки нет и никогда не было! И Вике пришлось бы разыскивать заветные цифры через третьи-четвертые руки-уши… Суета…
       … Впрочем, вернувшись с югов, Вика об обещанном звонке и не вспомнила. За минувший месяц она сполна надумалась о Лешечкином звонке, начувствовалась себя польщенной и избранной – да и набрела на курортный романчик, который закрыл собой файл памяти по имени Лешечка…
       Но и естественное окончание романчика не повернуло Викину душу в сторону Лешечки. Она время от времени посматривала на бывшего своего кратковременного возлюбленного по телевизору – и этого ей для удовлетворения женского тщеславия (ах, КАК он ее любил!) было вполне достаточно.
         И вдруг на шестом десятке в горной деревушке (наверняка это всё её проделки!) Вике открылась ИСТИНА. Она вспомнила ВСЁ и поняла, что ее пожизненное женское одиночество – ничто иное, как естественная расплата за изгнание влюбленного Лешечки…
      Сердце Вики потрепыхалось взволнованно пару дней – да и вроде бы успокоилось. Но осталась мысль – она ДОЛЖНА найти Лешечку во что бы то ни стало! Тем более что сейчас для этого не надо было метаться в поисках телефона! Достаточно было сесть за компьютер и написать в поисковиках разных соцсетей имя его и фамилию. Памятуя о высоком интеллектуальном статусе Лешечки (который в молодости она не разглядела), Вика решила начать с самой как бы крутой соцсети, в которую она и сама была уловлена.
         И Вика не ошиблась! Она моментально нашла Лешечку, хотя слегка в своей находке и усомнилась: ибо на аватаре был изображен не тот брутальный джентльмен с отчасти детским личиком из телевизора,  а серьезный юный мальчик, с которым она когда-то целовалась. Причем, фото было очевидно старое, нечеткое, как это бывает при увеличении оригинала.
       Поэтому просьбу добавить ее в друзья, Вика сопроводила следующим текстиком: «Лешечка-Алекс, привет! Фото такое нечеткое, но мне все же кажется, что это ты - и меня знаешь. Если я тебя узнала, и если это ты недавно был независимым экспертом в модной передаче, добавь меня в друзья!»
        Через день Вика и Лешечка были уже виртуальными друзьями, однако Лешечка не написал Вике ни слова ни в тот, ни на другой,  ни на третий день. Лешечка-Алекс так упорно молчал, что Вика даже почувствовала себя слегка обиженной.
         И тут как раз наступил Новый год! Вика, как положено во всем мире, выпила шампанского, ощутила в меру безбашенный кураж и решила написать Лешечке первой. Раз начав, не останавливайся!.. Или вовсе не начинай!..   

                7. 

       И Вика за четыре минуты до Нового года в ее временном (сибирском) поясе написала Лешечке, который как раз «сидел» в сети свое первое послание. Лешечка ответил не медля. И их первая виртуальная беседа продлилась часа три или четыре – то есть почти половину ночи по Викиному (сибирскому) времени!
       И сейчас мы ее здесь частично воспроизведем.
       ВИКА: «Удивлена, что тебе, кажется, нечего мне сказать! А мне, между тем очень интересно, как сложилась твоя жизнь. Наши студенческие отношения были коротки, но для меня довольно праздничны!
        Да, кстати. Если ты помнишь, в студенчестве я, дабы развивать свой словотворческий дар, сочиняла короткие юмористические рассказики. И в жизни не только преподавала в универе, но иногда и пописывала статейки в губернскую газету. А потом, лет после сорока, взялась писать рассказики. И в один из них даже поместила тебя (как прототипа). Он называется «Одинокая волчица». Его можно прочитать на сайте современной национальной прозы. Приятного чтения!»
       ЛЕШЕЧКА: «Вика, привет тебе! Сказать - у меня, разумеется, "есть чего". Ты, возможно, не поверишь, но я все эти годы пытался тебя найти. Возможно, не так азартно и упорно, но - все-таки... И к тебе питаю практически те же романтические чувства, что и в студенчестве, с той минуты, когда я впервые тебя увидел. И сейчас хотелось бы увидеть тебя живьем. А натюрель, так сказать. Повесть, конечно, почитаю. О себе коротко. Переводить чужую прозу быстро надоело, поэтому журналистствую - пишу о вине и автомобилях. И много о чем еще могу. Живу в Москве. Сейчас одинок. Дети уже есть - взрослые. Из "похвастаться" - некоторое время назад играл в телепередаче "Кто умней?!" капитаном. Довольно успешно. Естессно, все победы посвящал тебе... И я очень рад, что ты нашлась!»
       ЛЕШЕЧКА (через полчаса): «Ну что же, прочитал. И даже обрадовался. Значит, сработал тогда правильно выбранный образ юного влюбленного романтика, восхищенного тобой! И знаешь, я действительно рад, что ты нашлась... Кстати, по сей день вспоминаю твой рассказ про любовников в космосе...»
       ВИКА: «Лешечка, если бы ты знал, как это чудесно получить ТАКИЕ письма в Новый год! Это так здорово, что ты меня искал. Может, это делал и кто-нить другой, но знаю я только про тебя!
       Воспоминания у меня самые теплые. И сейчас я невероятно жалею, что оттолкнула тебя тогда, но эта убийственная фраза: «я был за тобой как за каменной стеной!!!» Если бы ты ее не произнес....
       Но вообще я думаю, что дала тебе тем самым какой-то толчок к саморазвитию, что ли. Хотя ты, конечно, и без меня бы развился. Я помню, что ты был капитаном в умной передаче, и очень гордилась тобой. И потом, когда ты оттуда исчез, все высматривала тебя в толпе «гостей», пока, наконец, не увидела в модном шоу.
        И тогда я решила тебя найти. В общем, давай общаться.  А потом, глядишь, и встретимся!
       А пока спасибо тебе за приятные слова и намерения!»
        ЛЕШЕЧКА: «Кстати, Викуся, а ведь я в те слова о каменной стене вкладывал совершенно другой смысл... Противоположный, вообще-то. Ты была той самой, для которой имело смысл расти, добиваться, достигать. Женщиной, с которой можно было посоветоваться. Каменная стена, основа - образ того, что отступать некуда. Да и незачем. Так что классическая ошибка молодости - я не объяснил, что имел в виду, а ты сделала выводы, явно противоположные сказанному... Вот такая фигня получилась...
       А у тебя скайп установлен?»
      ВИКА: «Потрясающе! Это я о том, как мы не умеем общаться так, чтобы нас правильно поняли. Дурдом! Скайпа у меня нет, ибо не было надобности! Но я его установлю, чтобы мы смогли устроить «свидание»!»
       
       В последующие три дня Вика с Лешечкой обменивались недлинными записками, в которых вспоминали общих однофакультетчиков и разные забавные моменты их любовной истории и вообще студенческой жизни.
        Мужчины вряд ли, а женщины (почти что все, даже те, которые мнят себя очень умными), уже в самом начале близких отношений начинают, как правило, предаваться разным фантазиям – от самых простецких до самых «безумных», до скорого замужества, например. Но в нашем-то случае было отнюдь не начало, а продолжение отношений, жестоко прерванных Викой тридцать с лишним лет назад!
       Вот Вика и возмечтала себе, что ближайшим же летом Лешечка непременно (он же ее ИСКАЛ!) приедет в свой отпуск к ней в гости – и впадет в экстаз от красот горной природы и немудреных радостей деревенской жизни! Он же сам написал, что хочет увидеть ее «а натюрель»! Не ей же, бедной неработающей пенсионерке, думать, где достать денег на поездку в столицу, которая Вику с возрастом (и с появлением в ее жизни горной деревушки) манить перестала!
        А Лешечка приедет и, как знать, возжелает, быть может, провести в этой чудесной деревушке неведомой длины остаток жизни! С Викой, разумеется! Или нынешняя – стройная, на свой возраст не выглядящая, умудренная жизнью – Вика так Лешечке понравится, что он позовет ее к себе в Москву. Вика, конечно, в Москву совершенно не хочет, но ради Лешечки она, похоже, изменила бы горной своей деревушке.
      Скажете, в одну воду дважды не вступают?! Как бы не так! Еще как вступают! Ибо вода в реках, по мнению ученых-экологов, обновляется каждые две недели. И люди с возрастом меняются! Во всяком случае, те, кто не утрачивает интереса в жизни, детского любопытства ко всякой новой информации и к тому же постоянно пребывает, так сказать, в духовном поиске.
        Однако на четвертый и пятый день их нового виртуального знакомства Лешечка Вике ничего не написал! И Вику это не на шутку задело. Тем более что она видела зеленый огонек и около малюсенькой фотографии Лешечки  в сети, и в скайпе, который она себе в эти «пустые» дни установила. И Вика вновь решила проявить инициативу…

                8.   

          ВИКА: «Ты молчишь всего два дня, а мне почему-то сделалось грустно, и я все время рефлексирую: видимо, чем-то я тебя разочаровала или обидела. Не надо было тебе мою повесть читать! А я как раз скайп завела...
       Ты ушел из фэйсбука и скайпа, увидев, что я тебе пишу или уже написала. Что это значит? Конец нашему, едва начавшемуся общению, твоя новая игра (ты же сам признался, что играл со мной в "теленочка") или что? Все же обида? Вот за что я ненавижу виртуальную переписку, в которой не видишь выражения глаз!
Или это простая случайность?»
        Лешечка ответил моментально!
ЛЕШЕЧКА: «Вик, извини уж. Просто у меня проводили профилактику интернета. А потом соседкина дочка старшая решила разобрать гирлянду. Ножницами. Как результат, не было электричества. В результате не было сети. Заодно и холодильник потек... Так что никаких причин (кроме этих) моего молчания не было. А по поводу обиды... Одна очень мудрая женщина в свое время высказала мысль: "Обидеть нельзя. Можно только обидеться". Так что я не обиделся. ...И где-то тихо горжусь, что попал в литературу, как персонаж…»
ВИКА: «Лешечка! На самом деле ты же вовсе не должен писать мне каждый день! Но за эти три дня нового года я так привыкла к нашему (пусть несовершенному) общению, что твое молчание меня отчего-то выбило из колеи. Скажу больше, я расстроилась почти что так, как будто ты меня бросил, как когда-то я тебя. Дура, да? Тогда я перечитала всю нашу переписку и нашла для тебя массу моментов для обиды. А для себя открыла ТАКОЕ, что полночи не спала. Так что стану писать тебе большое письмо о том, что мне, благодаря тебе, открылось. Я все-таки думаю, что обидеть - можно. Другое дело - стоит ли обижаться? И тут же лезет банальное: на обиженных воду возят. До встречи!»
Наутро Вика, быстренько испив кофию и затопив печку, чуть ли не опрометью кинулась к своему ноутбуку – так, как будто там, внутри сей хитроумной машинки ее с нетерпением ожидал Лешечка. Пальцы ее с некоторой даже страстью понеслись по клавиатуре, а в душе ее возникло ощущение, что она говорит, а Лешечка ее слушает, и стоит ей завершить свою речь, тут же ответит!
        ВИКА: «Так вот. Проснулась я посередь ночи – и вся моя женская жизнь пронеслась пред моим мысленным взором (ах, как высокопарно!). Начиная с нашего с тобой короткого романа. Честно говоря, не ожидала, что это воспоминание так меня всколыхнет.
        Я перебрала сохранившиеся в уме подробности наших отношений, все тепло и всю нежность, которые ты на меня изливал – и ощутила чувство неимоверного стыда. Ибо НИКОГДА в жизни я не отталкивала от себя любящего меня человека.
        А поскольку сама бывала брошена, то могу представить себе, ЧТО ты (если вправду был в меня серьезно влюблен) мог испытывать! Я же тебя, в сущности, и унизила самим фактом отторжения, и ввергла, наверное, в ощутимые (неважно, насколько сильные) переживания!
        А сама я, конечно, была молода и эгоистична. Я получала удовольствие от общения с тобой (про этот проклятущий интеллект в моем рассказе – это явное литературное преувеличение), я была влюблена в тебя, но не стремилась узнать тебя поглубже. Как истинный Лев, я всегда бежала впереди паровоза, была самовлюбленной и копать вглубь тебя действительно не пыталась. Наверное, если бы я побольше молчала, ты бы больше говорил. Если бы вопросы задавала…
        Я не предоставляла тебе возможности самовыразиться, это уж точно. Я даже не помню, что ты занимался дзюдо! Или знала да забыла. Но самое главное мое «преступление» в том, что я ОПИСАЛА тебя так, как помнила со студенчества, а не с высоты собственного опыта. Хотя это все было написано, когда мне было уже за сорок!
       Однако у меня не достало ума посамокритичней отнестись к героине, главными «достоинствами» которой ее друзья называют хомутание «объекта» и то, что она – душа компании. Про ее интеллект они не говорят ни слова! А весь ее интеллект – в разговорах о театре и музыке, которые героя в тот момент могли не интересовать.
        О Господи! Вчера я перечитала фрагмент повести, в котором описываю тебя, и испытала чувство стыда и несправедливости по отношению к тебе. Спасибо, что не обиделся!!! И дался же мне этот чертов «интеллект»!  Зато я поняла, почему ты сказал, что я пишу «жестко и ядовито».
          Конечно, я хоть и описывала реальную ситуацию, но непременно что-то забытое додумывала и допридумывала. Дело в том, что любая реальность, изложенная на бумаге, становится новой реальностью, не совсем такой, какой была на самом деле. Ведь мысль изреченная есть ложь.
        Но есть и не ложь, и не вымышленность. Просто я практически всю жизнь интересовалась мужчинами старше меня. Ровесники меня не задевали.  Рядом со многими из них трудно было почувствовать себя дурой. И было, как правило, скучно. Мне всегда хотелось, чтобы мужчина был старше, а значит, умнее меня. И чтобы я могла им восхищаться. Но такого мне дали только после сорока… Какое-то время я была им просто одержима. Но он был мне не судьба…
        Так что ты, пожалуй, мой единственный почти ровесник, с которым у меня был недлинный роман, и с которым было тепло и уютно. И надо же – перегорела! Но я тогда так сильно тебя ждала… Может, даже и плакала, не помню…
        Хотя, если бы я знала, что ты когда-то будешь это читать, то я бы… Хотя нет, наверное. Потому что если думать, КАК себя воспримут прототипы, ничего не напишется. И выйдет фальшиво.         
         Ну, а что касается главного – то есть моей женской жизни и женского же одиночества, то ночью мне пришло в голову, что причина его (одиночества) – это (как знать?) наказание за то, что я когда-то прогнала человека, который меня, возможно, истинно любил.
         Правда, судя по твоему признанию, ты, может быть, в чувства-с играл? Но как бы то ни было, а я помню твою улыбку и сияющие глаза в то первое апрельское утро, когда мы проснулись… А потом придумывали, как спрятать тебя от моего отца (мир его праху!), который как раз приехал в Москву и почти час ждал в холле, когда я его впущу. Ну вот. Рефлекснула – и полегчало.»
               ЛЕШЕЧКА (вечером того же дня): «Ну что тут скажешь... Чувства я тогда не играл. Просто немного подстраивался под твое видение меня. Тогда было сложно демонстрировать тебе свою глубину - уж слишком ты была "победительной дамой". Кстати, запомнил рыбный пирог, который привез твой папа...»
                ВИКА: «Точно. Мама пекла чудесные пироги. Ты помнишь гораздо больше, чем я! Неудивительно, что ты попал в супер-умную передачу! Я с тех пор, когда ее смотрю, всегда пытаюсь разыскать тебя в толпе. Но не нахожу…»
         ЛЕШЕЧКА: «На передаче бываю один-два раза в сезон. И, честно - для меня сейчас важнее, что пользуюсь уважением, как винный эксперт, а не игрок…»
         ВИКА: «А почему ты не реагируешь на мой скайп? У меня что-то не получается! Прямо сейчас бы тебе позвонила, но сама себе не нравлюсь. Хоть ты и считаешь это пустым кокетством. Кстати, Риночка (помнишь ее?) и Верочка (она училась на заочном почти параллельно со мной), свои лица уже лет десять не хотят показывать! А винный эксперт - это дегустатор или?..»
        ЛЕШЕЧКА: «Дегустатор - тоже. Про скайп: ты, скорее всего, не нашла в списке именно меня из всех Алексеев Красковых. Сейчас попробую найти тебя.»
                9.
        И действительно буквально через пару-тройку минут (Вика едва успела привести в относительный порядок свои давно толком не стриженные волосы и мазнуть губы помадой) зазвонил скайп, которым Вика, как мы уже упоминали, никогда доселе не пользовалась. Но у нее, невзирая на естественное волнение, хватило ума кликнуть зеленую «кнопку», и она увидела знакомую фотографию и услышала живой голос Лешечки:
       - Вика, ты здесь? – И на мониторе возник погрудный «живой портрет» Лешечки в темно-синей футболке.
       - Конечно, здесь! Привет, Лешечка! – радостно ответила Вика. – Как я рада тебя видеть!
       - Я тоже рад! Только я тебя не вижу! Ты не включила свое видео!– Засмеялся Лешечка и объяснил неумехе-Вике, какую кнопку ей следует кликнуть. – Ну, вот теперь я тебя вижу – такую же красивую, как когда-то давно. Нет, даже лучше. Ты – просто английская леди! Худая, стройная, обалденная!
        - Ой, перестань! – Даже смутилась Вика от такого обилия восторгов. – Я не стриженная, не накрашенная дамочка не первой молодости! Если бы мне не хотелось так сильно тебя увидеть, я бы ни за что в таком затрапезном виде «трубку не сняла»!
        - Ох, Вик! Ты ничего не смыслишь в мужской психологии! Если мужчина к женщине испытывает романтические чувства, ему абсолютно до фени и стрижка ее, и мэйк-ап! Я вижу ТЕБЯ, и то, что я вижу, мне очень нравится. Жаль, что не наяву! А я, вот видишь, как увеличился в объемах! Но я пытаюсь с этим бороться – сегодня на ужин, например, буду есть одну тушеную капусту!
         - А ты знаешь, мне с некоторых пор нравятся именно полные крупные мужчины! – Воскликнула Вика. – И ты мне очень нравишься! Тем более, что за твоей брутальной плотью я все равно вижу того хорошенького мальчика, от которого пахло молоком! И, конечно, нам непременно нужно встретиться! Как было бы здорово, если бы ты взял летом отпуск и приехал ко мне в деревушку! У нас тут такая красота!
        И здесь необходимо заметить, что о своей «измене» городу Вика сообщила Лешечке в один из первых дней их переписки. И была не на шутку огорчена, узнав, что Лешечке ее экстравагантный поступок совсем не нравится. «Это чистой воды вольтерьянство», - написал тогда Лешечка с явной иронией и принялся горячо убеждать Вику, что она совершила глупость, что ее место – в городе, и что она должна  серьезно задуматься о том, чтобы покинуть свою деревню.
         Вика расстроилась, ибо поняла, что все ее фантазии – пыль на дороге, и что Лешечка вряд ли когда-нибудь захочет переселиться из этой чертовой столицы, любовь к которой у Вики давно дала дуба, на лоно природы. Более того, Вика даже обиделась на Лешечку за то, что он не понимает и не разделяет ее образа мыслей и действий. И восхищаться ее экстравагантным и в какой-то степени даже экстремальным поступком вовсе не собирается! А значит, - он никак не может быть половинкой ее когда-то зажатого в кулачке яблока…
        Однако ни своим расстройством, ни обидой, ни мыслями о половинке яблока Вика с Лешечкой делиться не стала. Но тем не менее в гости в свою горную обитель она его по скайпу пригласила. И обнаружила на его лице признаки то ли растерянности, то ли недовольства, то ли элементарного нежелания или лени совершать путешествие в такую несусветную даль.
        И ответил Лешечка не мгновенно, а через средней длины паузу, во время которой он, видимо, пытался сформулировать в уме, КАК бы так ответить, чтобы не обидеть Вику. И Вике в эту «минуту молчания» было ну очень грустно, ибо, если говорить откровенно, она ожидала совсем другой реакции на свое приглашение. Она была почти уверена, что Лешечка радостно вскричит: «Конечно, я приеду! Хоть на край света! Я ужасно хочу тебя увидеть, услышать, потрогать!» Или что-то в этом роде… Однако Лешечка ответил совершенно иначе…
        - Я, конечно, очень хочу с тебя увидеть! Но до лета еще так далеко, и неизвестно, как будут складываться обстоятельства. И потом, Вика, разве нас можно удивить красотами?! Во всяком случае, меня. Я же всю жизнь – в журналистике! Я столько поездил и где только ни побывал! Эх, вот лучше бы ты взяла да и переехала бы в Подмосковье! Тогда мы с тобой смогли бы общаться не по скайпу…
        - Ты не понимаешь, ЧТО мне предлагаешь! – Не столько рассердилась, сколько расстроилась Вика. – У меня нет столько денег – у меня одна только пенсия, с которой мне никогда не удастся скопить денег на переезд, А для того, чтобы снимать квартиру в Подмосковье, мне придется искать работу. Найду ли я ее в пенсионном моем возрасте?! Да я и работать больше не хочу! Я хочу скромно жить на свою пенсию. Человеку ведь по большому счету нужно не так уж много!
       - Да, ты права, обо всем этом я как-то не подумал, - согласился Лешечка. – Конечно, это я к тебе должен приехать! Я буду об этом думать…
          Первая беседа наших героев на этом не закончилась, ибо Лешечка плавно направил ее (беседы) течение в иное (интимное) русло и принялся вспоминать о вечере того апрельского дня, когда он впервые увидел Вику и что, увидев ее, почувствовал. И как был несказанно рад, что Вика сама обратила на него внимание, благодаря чему они и познакомились, а потом по Викиной инициативе выпили сухого венгерского вина на брудершафт. И понеслось!..
         Память у Лешечки оказалась изумительно цепкая: он помнил такие мелкие детали их знакомства, которые в Викиной памяти отчего-то не удержались. От того, вероятно, что чувство Лешечки к Вике было гораздо глубже, чем у Вики к Лешечке. Быть может, он действительно ЛЮБИЛ ее, а она ПОЗВОЛЯЛА себя любить?! Хотя в их отношениях Вика вовсе не играла в любовь, она была совершенно искренне влюблена в этого хорошенького, теплого и необычайно нежного мальчика…
         Однако когда их разговор, наконец, закончился, Вика поймала себя на том, что ощущает не одну только чистую и отчасти даже эротическую радость, но и некоторое разочарование. От чего? Да от того, что Лешечка не только не обрадовался ее приглашению, но и не предложил желанной альтернативы: а давай, дескать, Вика, начнем все сначала!
        А, впрочем, потом подумала Вика, они еще слишком мало с Лешечкой знакомы – всего один месяц в юности, несколько дней – в сегодняшнем времени и тридцать с лишним непрожитых вместе лет! Поэтому было бы странно, если бы Лешечка прямо сейчас сделал ей предложение руки и сердца. Сейчас, когда им обоим под шестьдесят, и у каждого из них за плечами – долгий жизненный путь, свои ритмы жизни, свое мироощущение, свои укоренившиеся привычки и прочая, и прочая, и прочая…
       Ну, что ж, - решила Вика, - будем потихоньку виртуально общаться, а там – как Бог даст…

                10.

         А на другой день как раз было Рождество Христово. И Вика, хоть и знала уже, что Лешечка не поддался вдруг вспыхнувшей в девяностые годы прошлого века «моде на православие» и честно остался атеистом, но зато изобрел «свою» религию под названием «дзэн-пофигизм», решила поздравить его с праздником.

        ВИКА: «Лешечка! С Рождеством! Нахожусь под большим впечатлением от нашей с тобой беседы! Нечасто у меня случается такое приятнейшее общение. Было ощущение, что мы с тобой только вчера расстались...»
       
          Лешечка в ответ тоже поздравил Вику с Рождеством – и их виртуальная связь прервалась почти на неделю. Вновь соединиться в виртуале влюбленным душам (да полно, влюбленным ли?) не давала … зима. А вернее, ее проделки в виде обильнейших снегопадов, из-за которых в деревушке пропадал не только скайп, но даже и Интернет.
        Поэтому, Вике приходилось вылавливать моменты соединения с глобальной сетью и писать Лешечке отчаянные записочки, на которые ему приходилось отвечать. Почему приходилось? Да потому что писать письма, особенно длинные, Лешечка не любил (хватало журналистской писанины!), ему больше нравилось общаться почти вживую.
        А Вике, напротив, больше нравилось писать, ибо в скайповых разговорах часто случались технические помехи, и Вика не понимала почти половину того, что говорил Лешечка. Была, впрочем, и другая причина недопонимания. Вика ТАК засматривалась Лешечкой и ТАК заслушивалась его приятным, едва ли не родным голосом, что часть его повествования о чем-либо, Вике доселе неизвестном, от Вики ускользала.
      Да ей, собственно говоря, было и не очень важно то, о чем они беседуют! Важно было другое: ВИДЕТЬ, СЛЫШАТЬ и ОЩУЩАТЬ тепло, которое щедро дарил ей Лешечка и которому (теплу) не могла помешать даже электроника!
        Надо еще сказать, что некоторая часть бесед двух наших героев больше походила на лекции (на темы самые неожиданные), которые «читал» Вике Лешечка. А Вика вместо того, чтобы с жадностью впитывать в себя неизвестную ей информацию, которой Лешечка был наполнен, кажется, от кончиков пальцев ног до макушки, просто тихо радовалась про себя, что она ВИДИТ и СЛЫШИТ Лешечку – и уплывала куда-то в неведомые дали.
         Поэтому читатель напрасно будет ждать изложения немалой части бесед, которые бы убедили его в высочайшей степени эрудированности Лешечки и в его глубоком интеллекте! Придется читателю поверить автору этих строк на слово.
       А впрочем, забежим вперед и один пример все же приведем.
       В начале лета к Вике приехали дочь с внуком. Внук нашел в огороде  пустой улиткин «домик» и спросил бабу Вику, куда деваются улитки зимой?! «Я не знаю, - сказала Вика. - Сейчас найдем в Интернете». Однако не успела еще Вика дать Интернету задание, как позвонил Лешечка. И Вика в первых строках беседы переадресовала вопрос внука Лешечке, который изумил ее своим ответом:
        -А какие именно улитки тебя интересуют?
        - О Господи! – Воскликнула Вика. – Я была уверена, что уж про улиток ты наверняка не знаешь! И зачем это ты интересовался улитками? Ты что, биолог?
       - Я уж не помню, - ответил Лешечка. – Почему-то интересовался. Так про каких тебе улиток рассказать?
       - Ты еще и виды все знаешь? – Изумилась Вика.
       - Ну, почти, - как бы уклонился Лешечка. – Так про каких?
       -Да про обычных, огородных.
       И Лешечка во всех возможных подробностях рассказал, куда деваются зимой улитки и как у них весной вырастает домик! Но мы в эти подробности вдаваться не будем.    
       Мы вернемся к послерождественской переписке.
        ВИКА: «Лешечка! Я уже не могу! Связь все время глючит. Телевизор и тот то и дело сообщает, что у него нет сигнала. Это – горная деревушка!
       И вот сижу я как дура с вымытой шеей. Слегка даже волнуюсь, не случилось ли с тобой чего? Предположения разные строю. Правда, сегодня скайп у меня вообще не хочет включаться! То ли связь хреновничает (снег весь день валом валит), то ли вирусов нахватала.»
         ЛЕШЕЧКА: «Вик, в Москве снежные завалы, так что до дома (и компьютера) сумел добраться только к 22.00. То есть тогда, когда ты уже спала. В общем, в Москве - дурдом из снега, и я не выхожу из дома. Сигареты, чай есть, картошка, гречка - тоже. То есть жить можно.
        ...И вообще - зима хороша только в Швейцарии...»
         ВИКА: «И в горной деревушке. А сеть твою тоже снегом завалило?)))) (это как бы легкий сарказм) Кстати, один известный журналист в сети сообщил, что в Израиле - страшный ливень; а наша подружка Риночка прибавила, что в северной части все снегом замело. А у него, на юге, такой ливень, что из дому выходить не хочется. Но кого сейчас удивишь апокалиптическими причудами погоды?!»
        ЛЕШЕЧКА: «Никого не удивишь - это точно. А по поводу сети... Частично сигнал передается по радиоканалу. И важны настройки антенн для передачи. Снег меняет эти настройки. Чуть-чуть - но для срыва сигнала вполне хватает. Так что в снег и интернет пропадает - такое случается. И у меня тоже бывает...»
        ВИКА: «Ладно, буду мыть шею каждый день и ждать, когда появится скайп! Так что пока. Целую.»
       ЛЕШЕЧКА: «И я тебя тоже целую нежно.»
       Так что вновь воссоединиться в виртуале нашим героям удалось только через неделю – после окончания зимних каникул. Этот их разговор, так же, как и первый, длился не менее часа (а то и более). Как, впрочем, и почти все другие разговоры. Но уж полчаса – это как необходимый минимум.
         Причем, что интересно, беседовали Вика с Лешечкой так, как будто они расстались только вчера, и этих разлучных тридцати лет (и нескольких дней) и в помине НЕ БЫЛО. Поэтому каждый их разговор был как будто бы естественным продолжением предыдущего. А все вместе они были нескончаемой беседой на ЛЮБЫЕ темы двух чрезвычайно близких друг другу людей. Мужчины и женщины, которые когда-то совершили грубую ошибку в сочинениях о своих жизнях…

                11.

           Из этого второго разговора Вике запомнилось лишь та его часть, что касалась личной (без нее!) жизни Лешечки. Сначала Лешечка вновь принялся вспоминать какие-то фрагменты их недолгого романа, а Вика вослед (и так потом бывало всякий раз, когда они вспоминали бывшее «прекрасное далеко») начала рефлексировать и обвинять себя в том, что она, дура этакая, Лешечку прогнала!
        - Не вини себя! – Ласково сказал Лешечка. – Ведь мы были так молоды, у нас была вся жизни впереди, прости за банальность. А тебе, отличнице, вообще светила блестящая карьера. Что в сравнении с неведомым светлым будущим какой-то рабочий мальчик, который не производил впечатления крутого интеллектуала! Кстати, знаешь, моя внешность мне до сих пор мешает! Люди, которые не видели меня в «Кто умней?!», не верят с первого взгляда, что я умен, эрудирован да еще и пишу хорошо. А что касается того факта, что ты меня бросила, так ты была первая, но не последняя. Обе мои жены меня тоже бросили!
         - Тебя? Бросили? – Не на шутку изумилась Вика. – Но за что?! Я-то сдуру как бы перегорела, переждала, а они – почему? Ты же – замечательный, добрый, ласковый и нежный зверь! Хотя постой! На некоторых твоих фотографиях в сети я увидела у тебя такое «зверское», жесткое, если не сказать жестокое выражение лица, какого я у тебя никогда не видела!
         - Вот в том-то и дело! – Воскликнул Лешечка. – Я действительно произвожу впечатление доброго, нежного и ласкового зверька, из которого запросто можно веревки вить. По большому счету, я такой и есть. Но до поры до времени. Я могу очень долго терпеть, а потом во мне может проснуться, как ты сказала, зверь! И я становлюсь жестоким! Ну, или жестким…
        - Так что было с женами? – Спросила Вика.
        - А им обеим казалось, что я – никчемный муж, потому что якобы недостаточно зарабатываю. Про первую жену даже рассказывать не буду, мы с ней всего года три прожили. А со второй – пятнадцать. И все эти годы она, подогреваемая своей мамочкой (моей тещей) ныла, что я мало зарабатываю, капала мне на мозги чуть не каждый день. Я возвращаюсь с работы уставший, как собака, и начинается. То нужно, другое нужно, третье и четвертое – а денег все нет и нет.
       Я чувствую, что начинаю звереть. И говорю ей грубо, что мне вообще-то несвойственно: «Заткнись!» А она все продолжает и продолжает меня гнобить. Три раза я пытался заткнуть ее словом – бесполезно! Тогда я схватил ее за шею и начал как бы душить! Вот только тогда она испугалась, потому что никогда меня таким не видела, и, наконец, замолчала! А на другой день ушла вместе с дочерью, а вскоре мы и развелись.
        И ты знаешь, когда я, наконец, остался один, я ощутил истинное счастье! Да и теперь думаю, что стоило ради этого счастья протерпеть пятнадцать лет унижений и оскорблений. Я заслужил свое одиночество, в котором чувствую себя потрясающе комфортно! Меня никто не достает, я делаю то, что хочу и когда хочу, - и никому ничем не обязан!      
        - Как не обязан? А дочь? Ты с ней общался? Алименты платил? – Спросила Вика.
        - Общался, конечно! – Воскликнул Лешечка. – А вместо алиментов я им просто половину своей зарплаты приносил каждый месяц. Бывшей жене, как повелось, казалось, что приношу мало, и она каждый раз мне это высказывала. Я терпел-терпел, а потом жестко заявил: «Если ты еще раз выразишь недовольство, я буду платить тебе только алименты, как положено, а не половину своей зарплаты!» Она, как ни странно, поняла и больше меня не доставала. Но знаешь, что самое интересное? Прошло время, и обе они стали выражать желание ко мне вернуться! – Расхохотался Лешечка. – Как в телевизоре меня увидят, так жалеть начинают, что меня бросили!
       - А если б ты знал, как Я жалею! Но не из-за телевизора, конечно! И ругаю себя всякими нехорошими словами! Впрочем, и тебя тоже. Почему не объяснил, не настоял?!
       -Ох, Вика, это было невозможно, и мои попытки были бы бесполезны! Если бы ты могла видеть себя со стороны! Ты была как скала, как камень! Тебя было не прошибить! Ну, и потом, я же попытался, но потерпел фиаско. А унижаться еще больше было бесполезно!
       - Господи, как это ужасно, что я тебя унизила! Мне так стыдно! – С чувством сказала Вика. – Как я могла?!! Но эта «каменная стена»…
        - Да не вини ты себя, потому что мы оба с тобой виноваты, – улыбаясь, сказал Лешечка. – Я плохо выразил свою мысль, а ты не так ее поняла… И вообще как жаль, что мы обсуждаем все это по скайпу, а не тет-а-тет. Что мы так далеко друг от друга. Эх, и почему тебе не пришло в голову переехать в Подмосковье?!
         - Ты опять?! – Рассердилась Вика. – Напишу-ка я тебе, пожалуй, письмо!
        - Напиши, я с удовольствием почитаю. У тебя это классно получается!

                12. 
       
       И Вика действительно с самого утра засела за письмо, которое в итоге оказалось ну просто супердлинным. Так что держись, читатель!
          ВИКА: «Привет, Лешечка! Ты хоть и не спрашивал, а я отвечаю. Про «чистой воды вольтерьянство». По скайпу все как-то не получается, а я хочу, чтобы ты знал. Я сказала тебе, что думала о Вольтере. Но гораздо больше – о Гогене, который, как ты знаешь, лет в сорок резко поменял образ жизни и уехал и Парижа на Таити. И писал там себе там полу- и совсем обнаженных темнокожих дам. И был счастлив. Вот и я, видно, из рода Гогенов.
       У Моэма в романе «Луна и грош» я давным-давно вычитала фразочку: родина – не там, где ты родился, а где тебе хорошо. Или, как говорили древние римляне: ubi bene ibi patria.
       Горную деревушку я ощутила родиной еще в середине 90-х. Там (здесь) я была счастлива просто так, безо всякой причины. Дочь говорила, что она никогда не видела, чтобы «мама ТАК улыбалась»! И мне казалось, что ничего, кроме этой волшебной деревушки, в мире нет. Что я вернусь в город, а там все исчезло: нет ни города, ни моего института, ни людей и т.д. Что жизнь – только ТАМ, среди сосен и гор!
        Но я возвращалась, и все оказывалось на месте – я плакала недели две, пока снова ко всему этому урбанизму привыкала. Это первое.
        Но есть и второе. Этот американский, кажется, фильм, называется «Волчица». Может, у него есть какое-то другое название, ибо во всяких кинопоисках я его не нашла. Наверное, непрофессионально искала.
       Так вот, героиня сего фильма могла пребывать по очереди в двух разных ипостасях – красивой женщины и не менее красивой волчицы. В женской жизни у нее была какая-то трудная небезответная любовь, которая, не помню почему, причиняла ей страданья. При каких обстоятельствах она меняла обличье – не помню. Но помню предфиналье и финал.
       Дама приехала в некий очаровательно красивый заповедник, где с помощью своей подруги, «начальницы» заповедника, должна была окончательно решить, кем ей дальше жить до самой смерти – женщиной или волчицей. И склонялась к волчице, объясняя этот свой выбор тем, что она устала от стереотипов человеческой жизни, от своих трудных отношений с любимым мужчиной, от необходимости носить одежду, наконец!
        Я слушала ее и думала, что это как раз про меня (деревушка уже была в моей жизни, и я как раз туда собиралась в отпуск), я тоже устала от стереотипов, от рабочей рутины, от необходимости «правильно» выстраивать отношения с окружающим миром и от необходимости «правильно» одеваться, наконец! И вообще думать о том, что надо бы купить новую тряпку или тапку.
        Я НЕНАВИЖУ ходить по магазинам за всем этим!!! Потому что очень редко знаю, ЧТО именно мне нужно. И что того, что нужно, как правило, не найдешь при всем кажущемся изобилии. Ну, и денег, конечно, в относительном изобилии было лишь несколько лет всей моей рабочей карьеры. Что-то из одежды (без чего было просто нельзя) я, конечно, прикупала. А могла бы на остаток жизни одеться. В общем, в материальном смысле я – минималистка. Дворец или хижина для меня равнозначны!
        И, как показала жизнь, правильно делала: четыре года назад, когда я, сидя с внуком, резко похудела, все, что из одежды есть, надо или перешивать или выбрасывать!
        В деревушке народ, конечно, в основном неплохо одевается. Но все равно зимой можно ходить в валенках, весной – в кроссовках и резиновых сапогах, а летом – вообще в каких-нибудь удобных сандалиях или даже в шлепках. Потому что все равно – на велосипеде. И не только летом, а с той поры, как весной станет сухо, а осенью – пока снег не выпадет. Я обожаю велосипед!
       А одиночество… Оно же всегда было со мной – особенно остро я его ощущала толпах театрально-концертных фойе (ты же помнишь, какая я была театралка?!). Одиночество в толпе.
        Спасала дочь, ибо я была сумасшедшей матерью. Все свое носила с собой. А в  деревушке одиночество – другое. Есть в нем даже какая-то благость. Ко мне почти никто не ходит, хотя я уже два года здесь живу. Но могу пойти я. И это лучше, потому что можно в любую минуту уйти, а не ждать, когда незваный гость удалится.
       Сейчас, в эру мобильников, стало полегче: в гости без звонка ходят нечасто. Хотя, бывает… Словом, сижу я сейчас за буком – передо мной тишайшая чистенькая деревенская улочка, за ней лес и везде – небо. Я от него до сих пор слепну и зимой хожу в темных очках.
         В печке аритмично потрескивают поленья, в ушах «Вальс цветов» Чайковского, дальше будет еще Чайковский, а потом фрагмент из «Набукко» Верди, а потом Дебюсси, Шопен, Рахманинов… Пишу тебе. Внутри – покой и благодать. А потом, когда печка прогорит, пойду дрова из заснеженной кучи, на санках в дом и дровяник перетаскивать. Однако я не ропщу, ибо это - неплохая зарядочка.
         Ты вчера спросил было, могу ли я отсюда хотя бы отлучаться, но как-то мы эту тему до конца не договорили. Отвечаю…
       Однажды, еще в городе, один близкий друг (не любовник!) спросил, неужели я смогу до конца жизни прожить в деревне? Я ему на это ответила так: этого НИКТО не знает; но если за мной приедет желанный принц на белом коне и скажет «поехали!», я, конечно же, поеду, хоть и со слезьми на очах.
      Не прими только, пожалуйста, это за банальный намек. Я просто пересказала разговор. А вообще никто из нас, слава Богу, не знает, что его ждет завтра, через месяц, через год эт сетера. Эта же тетка с косой, также как любовь или п….ц, подкрадывается незаметно. У нас тут, к примеру, сосульки ТАКИЕ бывают! Впрочем, в городе – тоже! Бац по голове – и все!
       Но если бы нам был ведом день нашего ухода, жить, наверное, было бы не слишком интересно. Да, кстати, героиня фильма в финале решила остаться в шкуре волчицы. Один раз только обернулась дамой, когда к ней приезжал возлюбленный. Они опять поругались, она вновь обернулась волчицей – и убежала домой, в лесную чащу… Навсегда… Вот. А ты говоришь, вольтерьянство.»
      
        ЛЕШЕЧКА (вечером того же дня): «Ну, хорошо. Романтическое вольтерьянство. Кстати, имел ввиду сентиментализацию и романтизацию, которую привносил Вольтер в ортодоксальный классицизм...»
       ВИКА: «Спорить не буду. Ибо Вольтера, повторяю, не перечитывала и невесть когда перечитаю. Вот опять ты ввиду имел, но не написал сразу-то. Кстати, последняя фраза чуть не довела меня до духовного оргазма!))) Жаль, что тебе не интересно было про волчицу...»
        ЛЕШЕЧКА: «Помнишь, мы говорили о том, что мужики - другие? Фильм про волчицу, о котором ты рассказала: чисто женская тема. Кстати, интересная для дамских сайтов...»
         ВИКА: «Я же не про волчицу, я про себя писала. Так хочется сейчас тебе позвонить, но интернет опять глючит, и я случайно удалила скайп к чертовой матери.»
         ЛЕШЕЧКА: «Так я же понял, что ты писала про себя. Понял, что про себя...»
         ВИКА: «Ну, и слава Богу. Больших писем про себя обещаю не писать. Ибо тебе это неинтересно…»
        ЛЕШЕЧКА: «А вот это - зря ты... Это меня иногда на минимализм замыкает. А от тебя письма большие получать - счастье и удовольствие... Так что не делайте выводов, девушка, не спросив - "так что же ты хотел сказать-то этим?".»
        ВИКА: «Милый, а чем тебе не нравится минимализм?»
       ЛЕШЕЧКА: «Вик, твой стиль - большие полотна широкими мазками. А у меня так не получается...»
         ВИКА: «Но твои журналистские материалы наверняка не меньше моих писем! Вот про что ты сейчас пишешь?»
           ЛЕШЕЧКА: «Ой! Про автомобильные ветровые стекла. Кстати, "лобовые" - это неправильный термин. Вдруг пригодится…»
         ВИКА: «А если не "лобовые", то как надо? Кстати, скайп я как-то случайно восстановила!»
     ЛЕШЕЧКА: «Стекла - ветровые! Ну и славно, что не снесла скайп. Компьютерно растем - обои... Это не я - а Козьма Прутков...»
        ВИКА: «Ну, куда мне в компьютере до тебя?!))»
        ЛЕШЕЧКА: «Вик, я такой же чайник, как абсолютное большинство людей. Просто дед мой говорил: сначала выйдет фигня, во второй раз - тоже фигня, но поменьше. А в третий раз уже не фигня. Хотя и маленькая... Вот такой у меня принцип...»
           ВИКА: «Классный у тебя был дед! И принцип классный! Ну, ладно, ты там про ветровые стекла пишешь, а я тебе мешаю. Ты скажи, я не обижусь.))) Кстати, кажется, что я со дня на день примусь писать, наконец, какой-нибудь деревенский рассказец...»
      ЛЕШЕЧКА: «И это - великолепно! Вик, мне поработать надо. До завтра?»
      ВИКА: «До завтра. Обнимаю виртуально!»
        И наши герои обменялись, как это было всегда, смешными смайликами-поцелуйчиками…
                13.
       Осмысливая, бездумно пялясь в телевизор и автоматически терзая пряжу вязальными спицами, весь остаток вечера вышеизложенную беседу с Лешечкой, Вика настойчиво выискивала причину некого смутного недовольства от их сегодняшней переписки…
       И причина нашлась! Несмотря на довольно-таки длительную беседу, густо посыпанную «поцелуйчиками», Вика осознала, что ее большое метафорическое (волчица!) письмо Лешечке не очень-то интересно, ибо он даже и не сделал попытки хоть немного обсудить Викины эпистолярные старанья, хоть как-то (кроме романтического вольтерьянства) отреагировать на ее признанья об ее характере и ее мироощущении!
        И это значит, ни Викины мысли, ни ее, отдельное от него существование Лешечку, в сущности, не трогали. Он принял ее душевный стриптиз как должное – ну, написала и написала. Лешечке было интересно их прошлое, он радовался и сегодняшней возможности видеть старую-новую Вику – и не более того! Ни о каких возможных перспективах их будущих отношений Лешечка, надо полагать, и думать не думал. А она, дура-Вика, думала!
        А еще, может быть, сознательно или подсознательно Лешечка брал реванш: ведь это не он, а именно она, «жестокая Вика», начала их новые отношения первой да еще расстраивается, когда он не-звонит-не-пишет ей день-другой-третий... То есть не он, а именно она теперь ищет его чувств-с… Расплата-с…
        Можно, конечно, придумать да и написать, что думал Лешечка на самом деле. Но мы не будем ничего придумывать, и читатель сможет узнать только то, что в действительности сказал (или не сказал) Лешечка и что думала об его к ней отношении Вика…
        И тут «случилось страшное»! Почему кавычки? Да потому, во-первых, что эти два слова в прежние годы были одной из любимых народом фразочек из новорожденной постсоветской телерекламы. А во-вторых, на другой же день случилось не столько страшное, сколько весьма неприятное и столь же нежданное событие! В жизни Лешечки…
        Наутро Вика, когда Лешечка по его столичному времени еще пребывал в объятьях Морфея, написала ему в скайпе маленькую записочку, не требующую ответа. Такие записочки она писала отнюдь не каждый день, но иногда все же позволяла себе таким ненавязчивым способом поддерживать их новые (вперемешку со старыми) отношения...

        ВИКА: «Доброе утро, Лешечка! Вот тебе чашка кофе в постель! ))) А на самом деле я очень хочу почитать, что ты там написал вчера про автомобили! Не пришлешь ли ты мне свою статью, когда ее закончишь? Мне очень интересно!»

       А вечером того же дня (по Викиному сибирскому времени) она получила от Лешечки ответ совершенно неожиданный и печальный…

         ЛЕШЕЧКА: «Ох, Вик, утро вторника оказалось "понедельником 13-го".  Позвонил издатель и сказал, что он уволил почти всех из редакции автомобильного журнала - и меня в том числе. Так что нахожусь в томном настроении. Да и сигареты кончились...
         Остается сходить за сигаретами - и начинать искать работу. Вот такая история приключилась.
         ...Как интересно мы живем...»

        Да уж, - подумала, не на шутку расстроившись, Вика, - интереснее некуда! Это что же получается?! Лешечка обрел меня, и тотчас же, через тринадцать (вот и не верь в приметы!) дней утратил работу! Вика усматривала в этом грустном факте даже нечто мистическое. Типа «не знаешь, ЧТО найдешь, и ЧТО потеряешь!» Когда найдешь ТО, что искал…
        А потерять работу в то время, когда во всем мире – экономический кризис и в стране происходит черте что, а тебе при этом два года до пенсии, - это не шуточки. Это серьезное испытание!
        Да! И еще! Ведь если Лешечке не удастся найти прилично оплачиваемую работу, он не сможет приехать летом к Вике!!! Да даже если и найдет, все равно не сможет! Кто ему отпуск даст?!! Так что засунь, Викочка, свои дурацкие фантазии куда-нибудь поглубже и радуйся тому, что Лешечка – ЕСТЬ!
       В тот вечер Лешечка Вике не позвонил, но «явился» на следующий. Вика была несказанно удивлена тем, что Лешечка не выглядел расстроенным или обозленным! Лешечка держался молодцом, хотя первый день (да и сколько-то последующих) положительных результатов не принесли.
       Лешечка с присущим ему, неумирающим юмором в этой и нескольких следующих беседах «отчитывался» Вике о своих бесплодных поисках. Мелкотиражные газетки и журнальчики закрываются пачками, корреспондентов предпочитают, как правило, молодых; собеседовать приходится тоже с молодыми, которые считают нас «отработанным материалом», а  себя – умнее всех; притом, что вопросы на собеседованиях задают глупее некуда!
        Вика же просто восхищалась стойкостью Лешечкиного духа, ибо сама она, окажись в подобной ситуации, ежедневно лила бы слезы и на чем свет стоит ругала бы тех идиотов, которые не хотят давать ей работу! А Лешечка улыбался ей своей ослепительной улыбкой и посмеивался над своими неудачами.
         А еще из этих бесед Вика узнала о том, какие приятнейшие отношения связывают Лешечку с его взрослой дочерью Оленькой (от второго нелепого брака) – они были не только отец и дочь, они были НАСТОЯЩИЕ ДРУЗЬЯ. Из чего можно было сделать вывод, что все пятнадцать лет ужасной и унизительной жизни со второй женой, Лешечка умудрялся быть хорошим мудрым отцом, к советам коего Оленька практически всегда прислушивалась.
        А сейчас, когда ее любимый папочка оказался в столь трудной ситуации, Оленька взялась поддерживать его и душевно, и материально. Она привозила ему продукты или даже готовую еду. Поэтому перспектива умереть с голоду Лешечке не светила!
       
                14.

          Впрочем, через какое-то (недолгое, меньше месяца) время Лешечка обзавелся устными «контрактами» с несколькими разнотемными газетками и журнальчиками, для которых, не разгибаясь, принялся писать статейки за гонорары. Он писал и о вине, и об автомобилях, и об огороде, и Бог знает, о чем еще. Писал столько много, сколько хватало сил, ибо твердого оклада же у него нигде не было. Сколько напишешь – столько и получишь!
        А самое потрясающее (для Вики, во всяком случае) заключалось в том, что Лешечка мог писать практически одновременно сразу два или три материала на абсолютно не стыкующиеся темы! Просто Гай Юлий Цезарь какой-то, а не Лешечка Красков! И Вика в беседах изо всех сил признавалась Лешечке в своем непреходящем восхищении его невероятной работоспособностью и безусловным талантом!
       В журналистском таланте Лешечки Вика имела возможность убедиться, ибо, по ее просьбе, он несколько раз присылал ей свои статейки. Особенно ей понравилась «винная рецензия», написанная Лешечкой по итогам одной из дегустаций. Вика была потрясена тем, что вкусы разных вин Лешечка описывал как …музыкальные произведения! И Вика написала Лешечке, что он – ГЕНИАЛЕН!
        Вот это письмо.
        «Лешечка, ты гений вино-пи-ара! Твоя эрудиция в этой области (так же, как, впрочем, и во многих других – а мы с тобой еще не так много этих самых областей и коснулись) меня просто потрясает! Какой же ты умница и всезнайка! Я – в непреходящем восхищенье!
        Твоя статья «Вино как лекарство» отменно  выстроена и прекрасно аргументирована! Мне ужасно понравилась главка про богов вина. Особенно вот это: «но дальше всех пошли шумеры – Энлиль был не только  богом виноноделия, но и «бригадиром»: богом богов и владыкой Вселенной»!
       Кое-что о полезных свойствах вина я знала и раньше, но о том, сколько в них содержится витаминов, минералов и прочих полезных веществ, и том, что во времена оны вино было главным лекарством – для меня открытие.  Также как перечень болезней, для которых вино полезно (я знала лишь про немногие).
        В общем, прочитав с огромным интересом твою статью, я подумала о двух вещах. Первое – хорошо бы затеять ТВ-программу (или цикл передач), посвященную правильному винопитию. То есть учить, с «выездами» в историю и медицину, людей тому,  КАК следует употреблять вино, чтобы не стать алкоголиком.
       Правда, второе, что пришло мне в голову, - опровергает первое. В том смысле, что большинству людей в нашей стране приходится пить некачественное, паленое вино, которое необратимо приводит к алкоголизму. Потому что «паленка» неизбежно требует продолжения. 
         А ведь после рубки виноградников народ сколько лет пил что попало! Думаю, это одна из причин того, что представители поколения некст становятся хроническими алкоголиками к 36-40 годам. Это те люди, чье детство и (или) юность пришлась на начало 90-х – эпоха тысяч киосков, торговавших всякой дрянью.
        Поэтому все равно надо учить людей тому, ЧТО пить и КАК пить! Проблему алкоголизма русских этим, конечно, вряд ли решишь.  Но может быть, хоть десять из ста прислушаются – и спасутся! Аминь.»
        Однако был у Вики повод для легкой грусти, которая со временем «тяжелела» - ну, то есть становилась все сильнее, и сквозь нее начинала, кажется, просвечивать даже и ревность.
         А причина заключалась в том, что их скайповое общение становилось все более нерегулярным. Если в первый месяц (после установления Викой скайпа) они перезванивались практически каждый день, то теперь Лешечка мог не звонить Вике от двух до пяти дней, хотя его присутствие и в сети, и в скайпе Вика то и дело обнаруживала. Но сама не звонила, опасаясь оторвать его от очередной «нетленки».
       Но зато, устав от ожидания, Вика сама провоцировала Лешечку какой-нибудь фразочкой, и Лешечка, как правило, тут же звонил – и Викины грусть, обида и ревность в одночасье испарялись. Как-то раз она, правда, шутливо упрекнула Лешечку за то, что он так долго не звонил. На что Лешечка ответил:
          - Вик, у нас же с тобой время по-разному идет. Ты живешь своей несуетной жизнью, у тебя есть твоя пенсия – хоть небольшой, но постоянный «доход»;  а я тут кручусь, как белка в колесе, прости за банальность, чтобы денежку заработать. Я даже и не замечаю, как дни пролетают! А поскольку беседы с тобой для меня – большая радость, я не могу звонить тебе на три минуты, мне нужно, чтобы у меня был свободный час.
        Вику это объяснение вполне устроило, и разговоров о неежедневности звонков она больше не заводила. Тем более, что на ее фразочки-«вызовы» Лешечка всегда отзванивался.
         Но однажды взял да и не отозвался, ограничившись легкомысленной перепиской в сети…
         В тот день (это было, кстати сказать, уже начало марта) Вика увидела, что Лешечка «лайкнул» ее коммент к своему посту, - и решила отреагировать.

         ВИКА: «Вот представь, свой коммент про мужика я написала, наверное, неделю назад. А ты только сейчас на него наткнулся. Ничего я не понимаю с их главной лентой!!!)))»
         ЛЕШЕЧКА: «Вик, это я обозреваю свою страницу. И набрел на твой комментарий. Понравился.»
         ВИКА: «А-а-а-а!!!»

         Лешечка в ответ прислал маленький смайлик-поцелуйчик, а Вика послала ему самый крупный «поцелуй», полагая, что это – конец связи. Ибо именно виртуальными поцелуями наши герои всегда завершали свои письменные беседы. Однако Лешечка вновь откликнулся.

         ЛЕШЕЧКА: «...Да. У тебя всегда круче... Согласен.»
         ВИКА: «Я тебя обожаю! )))»
         ЛЕШЕЧКА: «Соответственно!»
         ВИКА: «О счастье! )))»
        ЛЕШЕЧКА: «А то!!!»
        ВИКА: «Ах, какая чудная (ударение на первом слоге) беседа! )))»
        ЛЕШЕЧКА: «Да и на втором слоге - тоже ничего...»
        ВИКА: «В общем два дурака в одном тазу...»
         ЛЕШЕЧКА: «Заметь - а все-таки длиннее...»
        ВИКА: «Не въехала! Что - длиннее? А-а-а! Длиннее был бы наш рассказ?»
         ЛЕШЕЧКА: «Ну, въехала же...»
         ВИКА: «Не все клетки мозга наркозами съедены! Ур-ра!!!»
         ВИКА: «Викусь, у тебя не съедено ни одной клетки. Это я тебе голуба, говорю, как краевед...»
         ВИКА: «При чем здесь краевед?!!! ))))))))))) Это я ржу.»
         ЛЕШЕЧКА: «Это из мной любимого "Сказа про Федота-стрельца".»
         ВИКА: «К стыду своему, не читала. Хотя на самом деле мне совсем не стыдно. Наверное, я в это время читала другие хорошие книжки. Но я, наверное, отвлекаю тебя разными глупостями от других важных дел в сети.»
        ЛЕШЕЧКА: «Вик, почитай. А я пока что поработаю - тут заказ срочный пришел, и я в сети народ опрашиваю, чтобы в рассуждениях кое-что стырить...»
        ВИКА: «Вот я и чувствую. Пока.»
        Наши герои, как водится, виртуально расцеловались да и расстались. Лешечка не перезвонил, но Вика и не расстроилась, ибо прекрасно понимала, что Лешечке нужно зарабатывать на хлеб насущный, а она, в сущности, - бездельница! И живет только для себя, оправдывая свою социальную бездеятельность тем, что у всякого человека, который выполнил свой рабочий и семейный долг перед обществом, должен быть такой период в жизни, когда он ни от кого (кроме прихотей погоды, которые суть Божий промысел) не зависит и занимается только тем, чем САМ захочет!
        А, впрочем, ведь и Лешечка работает только для себя и счастлив тем, что ни от чего (или кого) по большому счету не зависит и ни под кого не подстраивается… Ибо ежедневно на работу Лешечка не ходил даже будучи штатным сотрудником. Его рабочее место – домашний компьютер да мобильный телефон. Лешечка даже как-то признался Вике, что не очень-то любит регулярно выходить из дома – разве что не выйти никак нельзя! Например, за сигаретами…   

                15. 

        Но как бы Вика всё себе не объясняла, внутри у нее всё равно жил-поживал и потихоньку рос червячок ревности и сомнения. Червячок сомневался в том, что Лешечка всерьез думает об их гипотетической встрече когда-нибудь, что ему для удовлетворения уязвленного в юности самолюбия достаточно того, что Вика – ЕСТЬ и сама проявляет инициативу. А больше ему ничего от нее и не нужно…
        Однако до поры до времени Вика этого противного червячка метафизически убивала. И помогал ей в этом … Лешечка. А вернее сказать, его страничка в сети, куда Вика, ощущая недостаток разговорных инъекций, принялась ежедневно заходить!
         Тем более что Лешечка, как сказано выше, практически весь день проводил за компьютером – причем, он не только работал, но и пиарился. Или, как он с неподражаемым юмором говорил,- «торговал мордой»!
       Иначе говоря, Лешечка был одним из тех сетевых ведущих, которые ежедневно выставляют в сети множество постов самого разного характера – от просветительских (вы наверняка об этом не знали!), профессиональных (винных)  до музыкальных (послушать!) и юмористических - поржать. «Я хочу, чтобы мои посты были интересны разным категориям моих сетевых друзей! Ну, и чтобы моя морда постоянно мелькала…»
         Присутствие ли в сети, или прежние наработки приводили к тому, что Лешечку с неопределенной регулярностью приглашали на серьезные ток-шоу на разных телеканалах, где Лешечка с цифрами и фактами в руках (а вернее, в голове) доказывал, что Россия отнюдь не спивается и что введение сухого закона, повышение цен на алкоголь и его непродажа тем юнцам, что не достигли 21 года – это полный идиотизм. Ибо подпольный бизнес не дремлет – и всех удовлетворит. Другое дело – качество! Но кто об этом думает, когда хочется выпить!
        Иные высказывания Лешечки Вика слышала по телевизору, а иные – прямо по скайпу: Лешечка, не отрываясь от Вики, давал телефонные интервью – а она их с интересом слушала и восхищалась умной убежденностью Лешечки, который, конечно же, был прав!
        Но, заходя по утрам на страничку Лешечки, Вика прогуливалась в основном по тем постам, которые могли поднять ей настроение – то есть по юмористическим.
        Как правило, это были посты, касающиеся отдельно мужчин и отдельно женщин, а также детей, взаимоотношений полов и, в частности – отношений семейных. И Вике часто казалось, что некоторые посты Лешечка выставляет специально для нее, дабы рассказать о себе или проверить Викину реакцию на то или иное высказывание и убедиться в том, что Вика для совместной жизни – как раз то, что ему нужно. Может быть, так оно и было, но Вика об этом Лешечку не спрашивала. Однако Вика обязательно, отсмеявшись, оставляла к этим постам свои комменты, чтобы Лешечка мог удостовериться в том, что она именно ТА, что ему нужна. Или подходит…
        Вот, например, несколько смешилок, с которых Вика начала одно свое весенне-дождливое утро. Кому-то они могут показаться не смешными, но на вкус, на цвет… Вика же с Лешечкой были в этом смысле «товарищами»!
         
      Баб с чувством юмора еще меньше, чем красивых. Красивое тело можно сделать, а чувство юмора – нет. Надо беречь потешных баб, они сокровище.

     Положительные эмоции – это эмоции, которые возникают, если на все положить. Михаил Жванецкий

        Разница в возрасте, конечно, бывает, но она ничтожна по сравнению с разницей в уровне интеллекта!

     В моем возрасте торопиться – опасно, нервничать – вредно, доверять – глупо. А бояться – поздно. Остается только жить. Причем в свое удовольствие!

     Совет для девушек: если вы переборщили с тональником, пудрой и прочими стройматериалами на морде лица - то при смехе не улыбайтесь, а спокойно, округлив полость рта, издавайте звуки типа "хю-хю". Это позволит вам сохранить то, что вы с таким упорством рисовали.
    
       Как жаль, что мы встречаем не «тех» задолго до того, как встречаем «тех». Габриэль Гарсиа Маркес
   
         Ну, вот этот, последний пост! Ведь вполне возможно, что Лешечка (с помощью одного из любимых писателей Вики) имел в виду именно их студенческий роман?! Так, во всяком случае, думала Вика! Ведь думать, что хочется, ей никто не мешал. Даже Лешечка, ибо они никогда не обсуждали его, откомментированные Викой «многозначительные» посты.
       То же было и с музыкой. Вике казалось, что иные песни их юности, Лешечка выставляет специально для нее. И она над этими песнями почти всякий раз лила слезы… «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…» Это же не обязательно о будущем; может, и о прошлом… Или о прошлом и о будущем – одновременно…
        И потому не удивительно, что Вика в тот весенне-дождливый день написала Лешечке благодарственную записочку.         

         ВИКА: «Лешечка, хочу выразить тебе свою искреннейшую благодарность за повышение моего жизненного тонуса. У меня сегодня с утра было поганое настроение, а когда влезла на твою страничку и усмеялась над твоими юмористическими постами, ощущаю себя весьма позитивно! Спасибо тебе, дорогой!»
        ЛЕШЕЧКА: «Вик, срочно дописываю статью. Доваяю - позвоню!!!»
         ВИКА: «Если успеешь! Через сорок минут я выключусь! Так что если не выйдет, то до завтра!»

                16.
          
          Назавтра Лешечка не позвонил. И не выходил на связь еще, кажется, дня два-три. К такому порядку вещей уже можно было бы привыкнуть, но с Викиной душой творилось (весна-злодейка!) странное. Черте что творилось с Викиной душой!..
         В иные моменты ей до ужаса хотелось увидеть живого Лешечку и изо всех сил с юношеской нежностью и страстью прижаться к его теплой груди и красивым пухлым губкам! Тем более что тема их студенческой любви возникала в их поредевших разговорах с обязательной регулярностью. И начинал сии воспоминания Лешечка. Он пересыпал свои речи комплиментами и прежней, и нынешней Вике – и в эти моменты Лешечка казался совсем рядом, в одной с Викой комнате и чуть ли даже не в одной постели!
         То, что испытывала Вика к Лешечке, очень сильно отличалось от ее студенческих чувств. Она не пылала, не горела, не умирала от любви! Но! Она испытывала такую невероятную симпатию к Лешечке, которая в совокупности с восхищением его умом, «дзэн-пофигистским» мироощущением, несгибаемым оптимизмом и чувством юмора, очень походила на любовь зрелой дамы, которая прожила со своим суженым не один десяток лет – и в нем не разочаровалась! А совсем даже наоборот!
         Восхищения Лешечкой – вот чего, по всей видимости, не хватало Вике в студенчестве! А захотеть найти повод для восхищения (что, кстати, было вполне возможно) юного Викиного умишка не хватило… 
         Тут надобно сказать, что прогулки по Лешечкиной странице приносили Вике не одни только положительные эмоции и ощущение пусть одностороннего, но общения. Они (прогулки) сначала потихоньку, а потом все сильнее и сильнее стали вызывать в ней чувство … настоящей ревности. Червячок-то не дремал…
         Но это чувство в Вике будили не посты, а фотографии Лешечки, во множестве выложенные на его странице. На этих снимках Лешечка редко пребывал в одиночестве. Гораздо чаще он, как правило, веселый, восседал за накрытыми столами в неизвестных Вике заведениях - в окружении весьма приятных дам. Иногда, впрочем, это были фото с дегустаций, но все равно рядом с Лешечкой обязательно сидела какая-нибудь привлекательная особа!
        А однажды первой среди Лешечкиных фотографий оказалось изображение молодой стройной дамы ну с очень пухлыми (вероятно, искусственными) губами. Даму нельзя было назвать однозначно красивой, но в ней были очевидный шарм и сексапил – и она не могла не привлекать к себе внимания джентльменов!
         Увидев эту «нимфу», Вика моментально почувствовала себя старой, страшной, неухоженной и никому не интересной. Но еще больше Вику уничтожил тот факт, что фото незнакомки было выставлено еще и отдельным постом – крупным планом!
        И вечером, не дождавшись звонка от Лешечки, хотя он светился зеленым огоньком в скайпе, вступила с ним в скайповую переписку. В тот момент, когда она обычно уже лежала в постели, и компьютер был выключен. Но в ту ночь Вика никак не могла уснуть. Тем более что незначительный повод для записки имелся. Вика днем раньше послала Лешечке пост о гормонах счастья, а он как-то так его прокомментировал, что Вика почувствовала себя обиженной недоумицей!    

          ВИКА: «Ну, с гормонами счастья ты меня, конечно, уел! Молодец! Просветил тупую деревенскую тетку! Поступил как настоящий мужчина! Ура!!! )))
         ЛЕШЕЧКА: (Большой смайлик-поцелуйчик.)
         ВИКА: « Ага!))) Целуешь! Только мне непонятно, зачем тебе со мной общаться, когда вокруг - такой цветник?!))) Может, ну его на фиг - наше недоразвитое общение?! Все равно нашим жизням вряд ли удастся соприкоснуться. А иначе - это пустое времяпрепровождение. Слишком глубоко мы каждый в своей жизни завязли )))»
        ЛЕШЕЧКА: «Вик, не бухти. И не бубни. И не бурчи...»

        И тут Лешечка позвонил. Сначала он подробно объяснил Вике причину своего молчания (чистил свой старый комп), а она в ответ ничтоже сумняшеся выложила ему все, что думала и чувствовала, по поводу «цветника»! Лешечка, как и следовало ожидать, Вику высмеял, и ее вынудил посмеяться вместе с ним.
       Потом Лешечка сказал, что собрался сегодня пораньше лечь спать, ибо утро вечера мудренее, а ему завтра надо встать гораздо раньше, чем обычно. Наши герои обменялись поцелуйчиками, а весь их разговор  продлился примерно минут семь! Всего!!!
       Вику это, конечно, не удовлетворило, и она, хоть и опасаясь зарекомендовать себя суперназойливой, снова написала записку.

       ВИКА: «Не надо мне указывать: бухтеть, бубнить или бурчать. Хочу и буду!))) (смайлик красного дьявола)
       ЛЕШЕЧКА: «Да - пожалуйста!» (смайлик ангела)
       ВИКА: «Хочу и буду - раз ты меня на это провоцируешь. Может быть, сам того не желая. Подсознательно как бы. А вообще все слова и все беседы - это полная туфта, ибо слова давно уже утратили свое истинное значение! Так - сотрясение воздуха и интернета!)))»
        ЛЕШЕЧКА: «Эк тебя разобрало-то...»
        ВИКА: «Барыня сказала: ответа не будет, и ушла на фиг. Ибо ей и без того нелегко удерживать себя в хорошем настроении, и барыня еще не дошла до дээн-пофигизма...))) (смайлик с признаками грусти)
       ЛЕШЕЧКА: (большой поцелуй)
       ВИКА: «Ты решил повысить мне настроение?! Ты - милый! ))) (поцелуй)
      ЛЕШЕЧКА: (три поцелуя)
      ВИКА: «Я уже смеюсь и читаю о том, как человечество устало от секса. Мне это очень близко!)))»
      ЛЕШЕЧКА: (Смайлик-улыбка)
      ВИКА: (Смайлик с широко открытым ртом)
      ЛЕШЕЧКА: «Вик, это намек? Как эротично...»
      ВИКА: «Блин, я сослепу не ту наклейку выбрала. Мне показалось, что она язык показывает. Но это было бы еще более эротично, ты не находишь?)))»
       ЛЕШЕЧКА: «Ох, Вик, с тобой любое действие - эротичное... И даже сексуальное...»
       ВИКА: «))))))))))))))) Это я долго смеялась... А что, по-твоему, выше - эротичное или сексуальное?»
        ЛЕШЕЧКА: «Ты даже бухтишь сексуально...»
        ВИКА: «(Строго). Ты не ответил на вопрос! )))»
        ЛЕШЕЧКА: «Все выше - и сексуальное, и эротичное!»
        ВИКА: «Оригинально! А мне всегда казалось, что эротика выше секса! Не настаиваю. Но, мне кажется, что я права!»
        ЛЕШЕЧКА: «Конечно же, ты права!!!!!»
        ВИКА: «А, может, ТЫ прав?! Я не настаиваю!»
        ЛЕШЕЧКА: «Как скажешь. Если говоришь, что я прав - значит так и есть...»
         ВИКА: «Мужчина всегда прав, так я думаю! (улыбочка)
         ЛЕШЕЧКА: «Во всем с тобой согласен!»

         В этом месте беседы, или даже чуть раньше, Вика, конечно же, почувствовала, что Лешечке, который, возможно, собрался спать, умотанный очередной нетленкой, мешают Викины писульки! И что он готов завершить их легкомысленное общение, но не хочет (или не может обидеть Вику), которую меж тем несло все дальше по кочкам…

       ВИКА: «Это очень смешно, если читать все подряд. Но ведь это, блин, только слова. Значат ли они что-нибудь в этом мире?!»
        ЛЕШЕЧКА: «В начале было слово... Ветхий Завет.»
        ВИКА: «Кстати, это Новый Завет. Так это в Начале! И первое слово было у Бога. И было это слово - Бог! То есть слово было Богом! А сейчас оно что? Разменная монета. Пардон за трюизм.»
        ЛЕШЕЧКА: «Согласен, Евангелие от Иоанна. Но слово было...»
        ВИКА: «И, повторяю, Слово было Бог! Это в том смысле, что оно (пардон за тавтологию) имело СМЫСЛ. А сейчас (давно) все перевернулось. Твой любимый писатель Анчаров пишет: фантазия - это как любовь. Но мы любим все подряд: человека, яблоки, свое дело и т.д. А слово на все одно. А надо бы разные. А значит, слово любовь - бессмысленно или многосмысленно. Это фигня!
        ЛЕШЕЧКА: «Многосмысленно - это не фигня, а талант...»
        ВИКА: «Поясни, пожалуйста.  В чем талант многосмысленности употребления упомянутого слова?! Если я люблю бананы, то при чем здесь любовь к человеку?! (ехидный смайлик)».
        ЛЕШЕЧКА: «Слово несет за собой чувство, отношение, мировоззрение. Вспомни безличные предложения. ...Дождит...  И вообще, ты любишь бананы и меня. Но слово - одно...»
        ВИКА: «А не должно быть одно: тебя - любить, а бананы - кушать нравится! В английском же есть разделение на лайк и лав. У нас как бы тоже есть, но всем больше нравится любить все, что под руку попадется: бананы, яблоки, ходить на лыжах, охотиться  (то есть убивать) и так далее. Как можно, учитывая все это, серьезно относиться к слову "люблю"?! А?!! (улыбочка)»
         ЛЕШЕЧКА: «Вик, я уже иссяк для таких высокоинтеллектуальных филологических споров. Пошел я спать, а то ляпну что-нибудь не то. Учитывая опыт - побаиваюсь...»
          ВИКА: «Лешечка, ничего не бойся! Иди спи! И я тоже пошла туда же! Целую в губки, моя рыбка!)»
          ЛЕШЕЧКА: (большой поцелуй)
          ВИКА: «Прости, что я тебя напрягла своим занудством. Но уж теперь - сплю! А тебе – послание на ночь! Лешечка, рыбка ты моя золотая! Я так рада, что мы с тобой нашлись!!!)))»

                17.
   
          Этот  нескончаемый (для наверняка умаявшегося нетленками Лешечки) разговор на некоторое время успокоил Вику, и она выбросила из головы всех тех дам, что окружали Лешечку на многочисленных фото.
         Тем более что в апреле в жизни Вики случилось сразу два события: одно, как водится, виртуальное: зато другое – вполне реалистическое. Жизненное можно сказать! У Вики ни с того ни с сего (или по закону парных случаев) вдруг объявился поклонник!
        Но начнем мы с события виртуального. А вернее, даже не с события, а с новой темы, которая как-то вдруг, совершенно нечаянно возникла в беседе Вики и Лешечки.
        В очередном апрельском собеседовании по скайпу Лешечка поведал Вике, что пишет статейку для некой садово-огородной газеты.
         - Они попросили меня написать про изготовление домашнего вина из того, что произрастает в огороде. А я в свое время таких статеек целый цикл написал, - рассказал Лешечка. - Так что сейчас сижу и думаю, то ли мне старым запасом воспользоваться, ибо давно это было; или честно наваять что-нибудь новенькое. Может быть, из зарубежного опыта?!
        - А тебе самому как интересней? Слегка переделать старое или получить новую информацию?! Мне почему-то кажется, что второе! – Убежденно сказала Вика.
        - Ты права! Конечно, мне интересней написать что-то новенькое. Ты же знаешь, как высока степень моего любопытства! А с другой стороны, воспользовавшись «старьем», я бы время сэкономил…
         - Ну, это уж тебе решать, что главнее: сэкономленное время или удовлетворенное любопытство! И потом мне кажется, времени ты бы немного сэкономил: взял информацию из интернета, отредактировал – и все дела! Тем более что «старье» ты все равно будешь хоть слегка обновлять!
         - Ладно, я немного подумаю – да и за новеньким полезу! Ох, это мое врожденное любопытство!
         - А я сейчас знаешь, о чем подумала? – Вдруг нежданно пришло в голову Вике. – А не взяться ли мне выпускать в деревушке огородную газету?! Только я не умею и не уверена, что в деревне ее будут читать!
          - Слушай, а это классная идея! – На не шутку возбудился Лешечка. – Ты даже представить себе не можешь, насколько она классная! У меня один товарищ на этой теме чуть ли не озолотился! Он выпускал ее, в сущности, один. Ну, верстальщик, понятное дело, у него был. Может быть, еще бухгалтер. У газетки был огромный тираж – ведь у народа почти поголовно огороды или дачи. А от рекламы какая прибыль была!
        - Ну, так это в Москве, - сказала Вика. – Там, конечно, и тираж большой возможен, и рекламодателей полно. А у нас в деревне?! Кто ее читать будет? Они же с детства на земле, и так все знают!
        - А вот тут ты ошибаешься! – Вдохновенно воскликнул Лешечка. – Газетку моего приятеля покупали не только в столице, но и в деревнях Московской области! И как доморощенный психолог, я тебе скажу, что людям всегда интересно прочитать о том, чем они занимаются. Ну, вот как тебе статьи незнакомых современных переводчиков. А огородную газету будут читать за тем, чтобы убедиться, что они и сами с усами – и ВСЕ знают.
         Или наоборот, будут выискивать неизвестную информацию о том, как садить, растить, от вредителей спасаться, какой техникой новой лучше пользоваться (сейчас одних лопат – масса!), что полезное из подручных материалов можно для сада смастерить. На самом деле мастерить они, скорее всего, ничего не будут, но прочитают обязательно! Я тебя уверяю! Зачем прочитают?! А чтобы знать!!! И блеснуть при случае!
        - Ты меня почти убедил! Но я же никогда не выпускала газет!
        - А я пришлю тебе ссылки на книжки по производству и оформлению газет – и ты разберешься. Помнишь, как говорил наш декан? Если у человека есть высшее образование (а значит, и умение самообучаться) плюс огромное желание, он любое направление своей сферы может освоить. А перевод с иностранного и журналистика – суть науки гуманитарные. Хотя журналистику, положа руку на сердце, я бы наукой не назвал.
        Ты бы это дело изучала, а заодно в отдельную папочку разные интересные материальчики на огородную тему туда бы скидывала. Ссылки на несколько сайтов я тебе пришлю, а другие ты и сама найдешь. Их масса! Сделай пока вид, что это у тебя хобби такое. То есть пока не напрягайся. А там, глядишь, в июне и первый номер выпустишь!
         - Так, верстальщик знакомый у меня есть, а у верстальщика есть типография, дело за малым – начальный капитал! Кто мне его даст? Районная администрация? Ха-ха! Значит, надо будет верстальщика-типографа уговорить поработать сколько-то времени бесплатно, пока мы рекламу не привлечем!
         - А ты знаешь, как сделай? – Предложил Лешечка. – Ты выпусти сначала маленьким тиражом – экземпляров сто, раскидай его по магазинам, чтобы посмотреть, как будут покупать, а одновременно экземпляр газетки покажи потенциальным рекламодателям.
         - Стоп! Но ведь мне тогда придется стать частным предпринимателем, а это налоги… И вообще я в этом ничего не понимаю.
         - А тебе и не надо понимать! Надо найти «своего» бухгалтера! Да ты пока об этом не думай, а учись делать газету и собирай пилотный номер.
        Словом, Вика, соскучившаяся, как оказалось, о «всенародном признании», которого ей где-то глубоко в подсознании недоставало, решила завести себе сие неожиданное хобби.
        Сначала она встретилась с верстальщиком-типографом Пашей, который, как выяснилось, тоже мечтал о «живом долгоиграющем деле» и был согласен какое-то время работать бесплатно. И пообещал найти «своего бухгалтера»! Да еще и заверил Вику, что их потенциальная газетка в деревне будет востребована! Почти все огородники – народ любознательный!
       И тогда с немалым рвением и с неожиданным интересом Вика принялась изучать теорию и практику оформления и издания газеты, «шариться» по Лешечкиным ссылкам и разным другим садово-огородным сайтам и кидать в специально созданную папку все, что ей самой казалось интересным. А в первую очередь то, что сгодилось бы для первого пилотного июньского номера.
       Практически в каждом разговоре с Лешечкой они обсуждали Викины находки и успехи в освоении теории изготовления газеты. Эта садово-огородная тема стала, в сущности, главной в их беседах. И в какой-то момент Вике это не понравилось.
       Лешечке так хочется занять меня каким-нибудь делом в деревне, - вдруг подумала Вика, - чтобы у него не было повода говорить ей о том, чтобы покинуть деревню. Пусть она, дескать, там себе живет и ваяет хобби-газетку; а он себе будет в столице заниматься своими делами. И никаких тебе фантазий типа «начнем все сначала»!
               
                18.

        В тот день, когда после очередного  огородного разговора с Лешечкой, который, подбрасывая все новые и новые темочки, просто-таки соловьем разливался, рассказывая о консервации без стерилизации, Вика особенно остро ощутила, что Лешечке вовсе не хочется ничего начинать сначала. Он хочет, чтобы все оставалось так, как есть! Хотя, вполне возможно, Вика была вовсе и не права, но…
       Вике так сильно взгрустнулось, что она решила развеселить-утешить себя бутылочкой относительно хорошего сухого вина. Что она, надо признаться, делала с неопределенной регулярностью в те вечера, когда ее вдруг ни с того ни с сего начинало одолевать чувство не уединения, но препротивного одиночества и никомуненужности, связанных с критическим недостатком допенсионного общения…
        Почему «относительно хорошего вина»? Да потому что по-настоящему хорошие вина (и дорогущие к тому же!) можно было увидеть лишь в многочисленных «бутылочных» постах Лешечки, а вовсе не на полке деревенского магазинчика. Да и денег таких на бутылку вина Вика бы не могла позволить себе потратить…
       Магазинчик почти всегда был пуст. А если очередь, то не более чем в два-три человека. Вот и сегодня тут оказались два слегка подвыпивших мужичка, который уже отоварились и теперь вели веселую беседу с продавщицей.
         - Я могу вас прервать? – Улыбнулась всем троим Вика.
         - Конечно, конечно, - обрадовалась продавщица. – Что вы хотите?
         - Я хочу бутылочку красного сухого вина, - ответила Вика, - только не вижу отсюда ни названий, ни цен.
         - Вот и девушка тоже выпить хочет! – Густым баском хохотнул черноглазый «джентльмен» лет примерно пятидесяти - худощавый, но, это было очевидно, очень сильный физически и весьма (несмотря на некоторую мрачность черт лица) симпатичный; но одеждой смахивающий на бомжа. Во всяком случае, в городе его за бомжа бы и приняли. А в деревне – это просто был человек в рабочей одежде. К тому же почти и не грязной. Впрочем, на такие мелочи Вика обычно внимания не обращала. И черноглазому с улыбочкой ответила:
        - Вот представьте себе, и с девушками такое случается!
        А когда Вика вместе продавщицей отошла в другой конец магазина, выбрала себе бутылочку и вернулась назад к кассе, она обнаружила, что черноглазый стоит у прилавка один и как будто бы ее дожидается.
         - Ну, и что вы выбрали? О! Каберне! – Воскликнул черноглазый. – Я помню в молодости, когда я служил в Москве, мы иногда баловались таким винишком.
        - Вы служили в Москве?! – Вика обрадовалась так, как будто встретила близкого друга. – А я в Москве училась!
         - А на кого училась, можно спросить? – Заинтересовался черноглазый.
        - На журналистку, - зачем-то соврала Вика.
        - Ну, и везет же мне на журналисток! – Расхохотался черноглазый. – Моя жена была журналисткой!
        - Почему была? Она что… ну… это…
        - Да нет! Жива-здорова. Просто мы с ней восемь лет назад развелись, - весело сказал черноглазый. – Так что я совершенно свободен. Кстати, зовут меня Алексей. Для друзей – просто Леха.
         О, Господи, опять Лешечка, - подумала Вика. – Он мне, наверное, этого Леху вместо себя подослал! Ехидство какое! Ну, так получай, Лешечка!
        - А меня Викой кличут, и я тоже свободна, - радостно сообщила Вика. – Так что мы с тобой вполне можем пожениться!
        - Да запросто! – Тоже возрадовался Леха. – Хоть завтра!
        - Договорились! – Понесло Вику. – А пока можешь проводить меня до дома.
        - С превеликим удовольствием! – Ни секунды не раздумывая, согласился Леха. – Вашу ручку!
         И они пошли, аки жених и невеста, по темной (только свет из окон) улочке, а по дороге Вика рассказала, что живет в деревушке без малого три года; а Леха соообщил, что он и сам из города, а в деревушке всего пару лет обретается, и пожаловался, что у него почти год не было женщины. Почему? Да потому что в деревушке вообще нет дам, которые могли бы его заинтересовать. А вот Вика сразу понравилась! Она, дескать, такая красивая, интеллигентная, образованная и сразу видно, что НЕ ОТСЮДА.
        Речь у Лехи была далековата от литературной и интонации были специфические – манера речи простого деревенского мужика. Но было в нем что-то такое, что Вику не то чтобы интриговало… Во всяком случае, ей было интересно узнать, что такое «простой деревенский мужик», с которым ей легко и приятно общаться, хотя они нисколечко не знают друг друга. И Вика ничтоже сумняшеся (хотя НИКОГДА этого не делала и в магазинах прежде не знакомилась) пригласила своего случайного «друга» составить ей компанию и выпить по рюмочке-другой за приятное знакомство. Надо ли говорить, что Леха, у которого была припасена своя бутылочка, с готовностью согласился!
        Не вдаваясь в ненужные подробности, скажем лишь, что их «знакомство» продлилось три дня и три ночи – но без интима, они просто спали рядышком. Леха, конечно, пытался приставать, но Вике каким-то чудом удавалось его урезонивать. В частности, она сказала: только после ЗАГСа! Конечно, больше в шутку, чем всерьез… 
        В первый же вечер Вика употребила больше, чем следовало (ибо выпивала не одна и непозволительно расслабилась), и наутро ей было так нехорошо, что она впервые в жизни, поддавшись на весьма убедительные аргументы Лехи, согласилась опохмелиться! Так они все три дня и опохмелялись – и выяснилось, что Леха, по его словам, не только мастер на все руки, но и «профессиональный»  алкоголик. Правда, сам он алкоголиком себя не считал…
        - Я могу год не пить, а год пить! Работать могу по семнадцать-восемнадцать часов в сутки! Главная моя профессия – сварщик. Но я могу делать ВСЕ!!!
         - Ладно, протрезвеем – посмотрим! У меня с краном проблемы, велосипед не на ходу, еще что-нибудь найдется.
        - Да ДЛЯ ТЕБЯ я все, что угодно, сделаю! – Заявил Леха. – А сейчас пойду в магазин, тебя же покормить надо! Только денег у меня нет, но я, как только заработаю, все тебе отдам.
         И Вика давала Лехе деньги, почему-то нисколько не опасаясь, что он с ее деньгами возьмет да и исчезнет! Алкоголикам же верить нельзя! Так во всяком случае считается…
        Но нет, Леха никуда не исчезал, приносил все чеки и сдачу отдавал до копеечки.

                19.

         Но только вот беда! Вика на четвертое утро опохмеляться отказалась, пережила ужасный день и решила, что больше ТАКОГО себе никогда не позволит. А Леха не остановился. Он продолжал потихоньку выпивать еще дней десять, но пьяным почти никогда не выглядел, приходил к Вике по сто раз на дню, они посиживали на крылечке, Леха прижимал к себе железной своей ручищей хрупкие Викины плечики и нежно целовал ее в шейку. Эти невинные действия Вика ему позволяла…
        Тем более что Леха между делом починил в Викином доме все, что только можно было починить. Вика была в восхищенье! Ах, если бы он не был алкоголиком, с ним вполне можно было бы жить-поживать да добра наживать.
        Вика, конечно же, проводила с Лехой профилактические беседы о вреде злоупотребления алкоголем для Лехиного здоровья, хоть и понимала всю бесполезность своих чаяний. Потому что у Лехи был на все ее «словоблудие» один ответ:
        - Ну, не буду я пить – и что изменится?! Кому от этого будет лучше или хуже?! А о здоровье моем не беспокойся! У меня дед всю жизнь пил и до восьмидесяти с лишком дожил…
         И Вика до поры до времени не находила ответных аргументов, ибо из собственного опыта знала, что даже большая любовь ну очень редко останавливает заядлых алкашей. Тем более что сама она в Леху влюблена не была, хотя некоторую привязанность к нему уже ощущала и всегда очень радовалась, когда он приходил.
       А однажды, поглядывая на крапиву, Вика даже сказала:
       - Эх, окажись мы в сказке Андерсена, я бы связала тебе из этой крапивы волшебную рубашку – и тебя бы просто воротить стало от этого зелья! Но для этого нужно, чтобы я тебя любила хотя бы, как брата! Но пока, увы…
       - Поживем – увидим, - не расстроился Леха. – А про крапиву – это ты «Диких лебедей» вспомнила?
       - Неужто и ты эту сказку помнишь? – Изумилась Вика.
       - Почему «помнишь»? – Как бы обиделся Леха – Чё-то я как раз захотел Андерсена перечитать и на днях «вспомнил» про «твою» крапиву. Андерсен же свои сказки не только для детей писал! Недаром же во многих из них столько грусти…
        - Ну, ты даешь, - только и смогла сказать огорошенная Вика.
       Лешечка за время знакомства Вики с Лехой звонил отчего-то несколько чаще – примерно раз в один-три дня. Может быть, потому, что в первой же после знакомства с Лехой беседе посреди очередного обсуждения огородной газеты Вика со смехом рассказала Лешечке, что в нее, кажется, влюбился деревенский-мужик-на-все-руки. Да еще и Лешечкин тезка!
       - Я так думаю, что это ты мне деревенского алкаша вместо себя подослал! – С серьезной веселостью воскликнула Вика.
        - Делать мне больше нечего! – Расхохотался Лешечка и спросил с напускной строгостью:
       - Надеюсь, ты ему сказала, что у тебя есть я?!
        - Конечно, сказала, - приврала Вика, которая, конечно, уже успела показать Лехе своего московского однокурсника и его тезку, с которым она дружит по скайпу (кстати, компьютеры – это единственное, в чем Леха не смыслил), но ни об их прошлом романе, ни о том, что у Викиы ЕСТЬ Лешечка, она Лехе говорить отчего-то не стала. Тем более, что в реальной ее жизни никакого Лешечки не было и в помине! Лешечка был только в Викиных воспоминаниях да на экране ее монитора…
         И с тех пор почти в каждом разговоре с Лешечкой Вика упоминала о Лехиных подвигах в ее честь, называя его небрежно «мой алкаш». А однажды даже сказала:
      - Ты подумай, как интересно! Стоило, чтобы у меня появился виртуальный поклонник, как почти тут же явился и реальный! Один – винный эксперт, другой – алкаш! Говорить с ним, конечно, можно на гораздо более ограниченный круг тем, чем с тобой, но он дает мне ощущение реального тепла, которого не можешь дать виртуальный ты. Правда, твое ирреальное тепло мне нравится гораздо больше! Надеюсь, ты меня не ревнуешь?!
         - Ой, не смеши меня! – Расхохотался Лешечка.- Как я могу ревновать тебя к деревенскому алкашу?! Я сейчас тебе лучше смешную историю из жизни моего мастера (ты же помнишь, что я работал на заводе?), который, по-моему, никогда не был трезв, но на его работе это никак не отражалось.
           К сожалению, смешную историю о мастере Вике услышать не удалось, ибо в скайпе начались суперсильные помехи – и разговор наши герои принуждены были завершить.

                20.

           И вдруг Леха исчез! Вика даже немного заволновалась, жив ли он вообще! А еще почувствовала, что по нему скучает! Совсем немножко, но все же… Ей не хватало Лехиных явлений, его живого тепла и симпатичных слов в ее адрес. К хорошему же быстро привыкаешь!
         Леха не появлялся дней примерно десять. А потом приехал на стареньком москвиче и в одежде вовсе не рабочей. И абсолютно трезвый! В первую очередь, он рассказал Вике, что все это время работал, как конь, потом, сунув руку в карман, выдал Вике некую сумму денег – даже несколько большую, чем было потрачено в те три первых «медовых» дня их знакомства, поцеловал ей ручку и извинился, что не может дать еще больше, потому что раздал долги и купил себе мобильник, ибо прежний был невесть когда потерян в понятно каком состоянии.
         - Да я без него как-то и не скучал, - сказал Леха. – Кто ищет, тот и так найдет. Но теперь, когда есть ты, как я без телефона?!
         - Вот именно! Я же тебя потеряла! А позвонить некуда!
         - Ну, теперь не потеряешь, - и Вика с Лехой обменялись номерами. – А теперь мне надо идти, куча дел еще сегодня.
         - А, может, ты выкроишь полчаса и довезешь меня до налоговой? Хочу с ними поговорить по поводу огородной газетки.
         - Да без проблем! Поехали!
         Тут надо заметить, что трезвый Леха (да еще за рулем!) очень сильно отличался от Лехи-в-подпитии. Он даже ростом стал как будто выше, держался с большим достоинством, руки не распускал, в шейку не целовал и вообще вел себя так, как будто они с Викой и не собирались «пожениться». Леха вел себя не то, чтобы отстраненно, а скорее стеснительно. Хотя на всякие посторонние темы говорил с легкостью и юмором – и языком почти литературным.
        Впрочем, темы были самые простецкие: в основном, о том, чем каждый из них занимался в минувшие десять дней. Вика рассказывала про то, что она «нарыла» для своей будущей газетки; а Леха – о построенной им печке, починенной машине и о том, что «есть еще у нас дома дела».
        Вика уже знала, что в деревушку Леха приехал лет через шесть после развода и теперь живет с родителями, которым он самостоятельно провел воду в дом, соорудил душевую комнату, а потом – делал все другие необходимые столярно-слесарно-и-так- далее «мелочи». Только что огородом практически не занимался. Вскопать – да, это мужское дело! А семена в землю тыкать – это для баб!
        - А сейчас будем с отцом новый забор ставить, - сказал Леха, и тут как раз они подъехали к налоговой…
        В налоговой инспекции Вике, увы, не удалось получить никакой информации, ибо дама, которая разбиралась в газетно-издательском деле оказалась в законном отпуске. Но дня через три должна была выйти на работу. Однако, забегая вперед, скажем, что до налоговой инспекции Вика так больше и не добралась. Но об этом ниже…
         Леха, как личный шофер, распахнул перед Викой дверцу машины, заботливо пристегнул ее к сидению – и они поехали восвояси.
        - А ты знаешь, - со скрытой гордостью сказал Леха, - про нас с тобой по деревне уже слухи ходят.
        - И что говорят? – С интересом спросила Вика.
        - Да что только не говорят, - с довольной улыбкой уклонился от ответа Леха. – Даже сеструха моя, которая живет в городе, уже про тебя знает. И знаешь, что сказала: «А она для тебя не старовата?»
        - И что ты ей, интересно, ответил? – Ехидно спросила Вика.
        - Я ей сказал, что не заметил. И еще сказал: пусть не завидует!
        - А я уж подумала, что тебя слухи беспокоят и хотела предложить тебе закончить нашу дружбу!
         - Ага! Сейчас! Да плевать я на всех хотел! Это только мое дело! – Решительно воскликнул Леха.
       - Ну, и мое немножко тоже, - усмехнулась Вика. – Мне вот совсем не интересно, чтобы про меня говорили, что я связалась с алкашом. Хотя… Да наплевать! Буду всем говорить, что ты – мой наемный работник!
       - Точно! – Расхохотался Леха, ничуть не обидевшись. – Говори, что хочешь…
        Леха уехал строить свой забор, Вика прилипла к ноутбуку и полдня выуживала с разных сайтов информацию для огородной газеты, а параллельно училась тому, как из отдельных текстов сделать газетную страницу, а из страниц – газету. И все это ей ужасно нравилось!
        Правда, настроение ей в этот день немного испортила дочь, с которой она по телефону поделилась (не в первый уже раз), как она рада, что, кажется, нашла себе стоящее дело!
        - Мама, ты уж меня прости, но я никак не могу разделить твоей радости, потому что уверена – одной тебе с этим не справиться! Нет, дело очень хорошее и нужное! Но! У тебя нет начального капитала, я тебе помочь ничем не могу! И еще – у тебя совершенно нет опыта работы с рекламой и рекламодателями. Ведь это нужно все магазины и фирмы обежать, обаять, уговорить! Обаять и уговорить ты сможешь, но я плохо себе представляю тебя, бегающую по этой огромной деревне. Велосипед-то только до зимы! А ты отнюдь не любительница длинных прогулок! А газету кто тебе будет развозить? В общем, без денег и рекламщика и браться за это не стоит.
         - А если я найду рекламщика? – Настаивала Вика.
         - Ищи, конечно! Но я бы на твоем месте не затевалась с таким хлопотным делом без официальной финансовой поддержки. Ты, конечно, развлекайся, обучайся – все польза для мозгов!
          Разговор с дочерью, конечно же, расстроил Вику. Ибо она и сама себе плохо представляла, как будет колесить по всей деревне и как добыть денег на издание. Думала она и о том, что деревенской рекламы вряд ли хватит на издание газеты и зарплату потенциальным сотрудникам, но старалась эти мысли гнать подальше. И помогал ей в этом Лешечка, которому она в тот же вечер и пожаловалась на сомнения дочери.
         - Викуль, не обращай внимания! Делай свое дело – и все у тебя получится. И реклама подтянется, и тираж нормальный будет. Главное – у тебя будет интересное занятие! И люди наверняка будут благодарны!
        Лешечка обладал удивительной силой убеждения. Правда, если доверять высказыванию великого английского классика Джона Голсуорси, руководствовался он не мужской, а, скорее, женской логикой. Это высказывание Вика почему-то помнила еще со школьной скамьи, когда кроме обязательной «Саги о Форсайтах», прочитала еще и не программный роман «Конец главы». Ей так не хотелось расставаться с Голсуорси.
         А высказывание было примерно такое: главное отличие джентльменов от дам заключается в том, что джентльмен сначала все хорошенько продумает, а уж потом примется за дело; а дама, напротив, бросится с головой в воду, а уж потом посмотрит, ЧТО из этого получится!       
       Поэтому неудивительно, что резоны Лешечки нравились Вике гораздо больше, чем трезво-мужские рассуждения дочери. И на другое же утро она принялась собирать в отдельную папочку статейки для пилотного июньского номера. И жизнь казалась ей наполненной высшим смыслом!

                21.

        Леха, пребывая в состоянии ремиссии, приходил нечасто, ибо на него сыпались разного рода колымы, да и в домашнем хозяйстве все время находились какие-то дела.
        Поэтому приходил он в основном некоторыми вечерами, они посиживали на крылечке, покуривали, и Леха делился с Викой отдельными фрагментами своей жизни и мировоззрения. И многие из них Вику просто потрясли!
         Например, оказалось, что Леха – постоянный посетитель … сельской библиотеки! Что по вечерам он не в телевизор пялится, а книжки читает! Какие?
         - Да разные, - не стал вдаваться в подробности Леха. – Но вот Кафку, например, читать уже не хочу.
         - Кафку?! – Неподдельно изумилась Вика. – Ты читал Кафку?!!
        - А что тут такого? – Искренне удивился Леха. – Я много чего читал и из русской, и из зарубежной классики.
        - Сейчас окажется, что у тебя и образование высшее есть, - как бы съехидничала Вика.
        - Есть маленько, но всего два курса, - и Леха назвал один престижный сибирский технический вуз, который он бросил, потому что разругался в пух и прах с кем-то из «преподов» – да и был таков.
       - Я им сказал, что нечего тратить время на какие-то корочки! Я своими руками – вот этими, - и Леха поднес к лицу Вики свои огромные сильные ручищи, - гораздо больше заработаю. Конечно, меня тут же загребли в армию, а потом я овладел искусством сварки – и зарабатывал столько!..
        Не удивительно, что самыми «хлебными» для Лехи стали «лихие» девяностые, когда деньги на него сыпались как манна – и он не успевал машины менять! Но зарабатывал Леха не только руками, но и головой, то есть придумывал чем, например, можно выгодно торговать – и торговал.
        - Твоя жена тебя, наверное, боготворила! – Предположила Вика.   
        - Если бы… Она меня даже и не любила толком. А замуж вышла из-за того, что я всегда при деньгах был, на машине и одет далеко-о-о-о-о  не так, как сейчас. Вот она и купилась на мое благополучие.
         - А ты ее любил? – Спросила Вика.
         - Вроде любил, - неуверенно ответил Леха. – А вообще у нас все как-то странно было. Любовь только через несколько лет пришла. То есть мы как бы долго друг к другу притирались. Но длилось все это недолго. А потом она мне изменила. Потом в ответ я изменил. Мы три раза сходились и расходились, пока, наконец, не разбежались совсем!
        - А еще ты, наверное, постоянно алкоголизировался! – Предположила Вика.
         - Пил, конечно, но не так, как сейчас, - ответил Леха. – Мне и пить-то особо некогда было, я всегда был при работе. Мне же семью надо было содержать. Что там жена в своей газетке получала? Слезы!..
       - А потом, когда ты развелся, ты стал пить, как и когда тебе вздумается? – Утвердительно спросила Вика.
       - Ну, примерно так… - Ответил Леха. – Денег от меня больших никто не ждал, пилить меня было некому… Я поработаю-поработаю где-нибудь – да и запью недели на две. Я одних только машин штук одиннадцать пропил! Да и фиг с ними! А однажды я пил восемь месяцев подряд – с маленькими перерывами…
       - О, Господи! - Воскликнула Вика. – Ведь это помереть запросто можно было! Как же ты из этой пропасти выбирался?! Неужто сам, без откапываний, без больниц?!
       - Какие, к черту, больницы?!! – Возмутился Леха. – Сам, конечно! Ну, да, было офигительно (на самом деле Серега произнес другое, ненормативное слово, которыми он пересыпал свою речь,  когда был пьян) тяжело… Но я выбрался! А насчет помереть… Ну и что?! Я, между прочим, вообще не знаю, ЗАЧЕМ МНЕ ЖИТЬ… И ДЕНЬГИ МНЕ НЕ НУЖНЫ… Все, что я зарабатываю, я матери отдаю да долги раздаю. А мне они зачем?!
      - Как зачем?! – В свою очередь возмутилась Вика. – Да хотя бы затем, что ты алкоголик и тебе постоянно не на что опохмеляться! И ты рыщешь по деревне, где можно найти двадцать рублей на фанфурик! В том числе и у меня просишь! Это же унизительно!
      - Да ни фига не унизительно! – Воскликнул Леха. – Сегодня ты мне помогла, завтра – я тебе.
      - Двадцать копеек дашь? – Съехидничала Вика.
      - Не двадцать копеек, а помощь окажу. Такую, за которую с тебя кто-нибудь другой не копейки, а сотни или тысячи сдерет. А я для тебя ВСЕ сделаю бесплатно.
       - Это так… - Сказала Вика, и ей даже сделалось немного стыдно, потому что действительно та помощь, которую уже успел оказать ей Леха, обошлась бы ей недешево!
        И, Боже ты мой! Он же еще сказал, что не знает, ЗАЧЕМ ему жить! Это же надо, как змий зеленый исковеркал Лехино мироощущение! А впрочем, подумала Вика, на свете не так много людей, которые могут сами себе ответить на этот вечный вопрос – ЗАЧЕМ?! А есть и такие человеческие особи, которые сей многотрудный вопрос себе даже никогда и не задают. А Леха – взял да и задал!
       - А насчет «не знаю, зачем мне жить», я тебе вот что скажу, - додумалась Вика. – Это не ты спрашиваешь ЗАЧЕМ, это зеленый змий в тебе говорит, хоть ты сейчас и трезвый. Потому что у зеленого змия главная задача – привести человека к желанию смерти, а потом и к самой смерти!
       - Не дождетесь! – Расхохотался Леха.
       - А самый простой, самый банальный ответ на твой вопрос, знаешь, какой? – Сказала Вика, не обратив внимания на Лехину реплику. – Жить для того, чтобы творить добро и быть нужным людям, которые нуждаются в твоей помощи.
       - Да я только этим и занимаюсь! – Воскликнул Леха. – То в долг работу делаю, то вообще бесплатно. Особенно друзьям и друзьям друзей! У меня полдеревни должников!
       - А вот если бы ты не пил, у тебя бы и должников не было или было бы поменьше, - сказала Вика. – А поскольку все видят, что ты неделями пьяный ходишь, долги отдавать не торопятся. А кто-то, может, даже надеется на твою амнезию – ну, на то, что ты забудешь, кто и сколько тебе должен!
       - Ну, не знаю… - Не слишком уверенно ответил Леха. – Может, так оно и есть. Но я-то, мне кажется, все помню; всех, кто мне должен. Только выбивать долги у меня как-то не получается – не могу и не хочу!.. Если человек говорит мне, что у него сейчас нет денег, я ему верю – и ухожу…
       В этом Вика Леху как раз понимала, ибо, если ей говорили «нет», она верила – и уходила! Она не умела и не хотела добиваться чего-либо, полагая, что все, ей необходимое, придет к ней само в нужное время… Скажете, дура?! Ну, и что?!!

                22.

        А в деревушке меж тем вовсю бушевал май! То снегом слегка посыплет, то щедрым дождем-ливнем польет, то серьезной весенней грозой бабахнет, то жарким горным весенним солнышком обогреет. И потому снега на невысоких деревенских горках таяли так бурно, что любимая Викина река выходила из берегов, а иные деревенские озерца разливались так, что отрезали некоторые части деревушки от основной ее части – от рабочих мест и магазинов. И жителям этих частей приходилось прибегать к помощи лодок и перевозчиков!
        Хотя, в общем, май в том году выдался гораздо более холодным, чем обычно, земля пребывала в полузамерзшем состоянии, и потому все огородные работу жители деревушки вынуждены были начать значительно позже, чем обычно…
         Впрочем, Вике это было как раз на руку, ибо в июньском пилотном номере ее будущей огородной газетки она могла поместить материалы о том, что, как и когда правильно высаживать в грунт. И Вика продолжала потихоньку, с чувством, с толком, с расстановкой, пестовать свое будущее детище.
         А Леха, наоборот, ковать-варить-чинить-строить-и-так-далее на неопределенное время прекратил. Его ремиссия продлилась дней десять, новые работы ему не подворачивались, и он опять бродил по деревне в состоянии то легкого, почти незаметного подпития, которое к вечеру, как правило, оборачивалось тяжелым опьянением. А значит, на следующее утро его поджидало тяжелое похмелье…
        Трезвым Вика видела Леху только в те утра, когда оказывалась первой в Лехином «списке» людей, у которых можно попробовать стрельнуть двадцать «копеек». Причем, что интересно: стоило Лехе употребить один фанфурик, как все последующие копейки и алкогольное зелье начинали сыпаться (литься) на него как из рога изобилия!
        И еще. Если первые двадцать «копеек» Леха стрелял у Вики, он из магазина непременно возвращался к ней – и свой первый фанфурик, не торопясь (!), выпивал на ее крылечке.
        Это было удивительно, но Леха мог терпеть похмелье несколько часов кряду – и никогда не выглядел в этом состоянии мерзким алкашом с трясущимися руками. И к своему фанфурику не припадал алчно и никогда не выпивал его весь сразу. Леха степенно делал первый глоток своей настойки на спирту, остаток разводил водой, потом закуривал и чинно заводил какую-нибудь беседу.
       Да-да! Пока в течение примерно часа, пока Леха вливал в себя этот малюсенький пузырек, с ним вполне можно было беседовать о чем-нибудь немудреном. А потом, когда становилось очевидно, что Леха начинает выпадать в иную реальность («в астрал», как он говорил), Вика просила его покинуть ее крылечко и отпустить ее на рабочее место – к ноутбуку.
       - Все! Через несколько минут я перестану понимать, о чем ты толкуешь, - говорила Вика, - поэтому иди себе с миром!
       И Леха, что характерно, не обижался, послушно вставал и уходил весьма еще убедительно трезвым шагом. За эту готовность в любую минуту по ее просьбе уйти, Вика очень уважала Леху, который послушно удалялся даже тогда, когда плохо держался на ногах.
       Леха никогда не выпрашивал у Вики лишних полчасика или возможности вздремнуть хоть прямо на крыльце! Он просто вставал, обнимал Вику на прощание, целовал ее в шейку – и уходил прочь…
      Честно говоря, Вика не верила, что Леха когда-нибудь сможет остановить свой алкогольный бег! Но слабые попытки поучить его уму-разуму она время от времени делала.
       - Если бы ты знала, КАК меня к тебе тянет!!! - Почти на всяком «свидании» говаривал Леха. – Ты – ТАКАЯ женщина, какие мне никогда в жизни не встречались!!!
       - А ты знаешь, - отвечала тогда Вика, – что и я к тебе успела привязаться и скучаю по тебе, когда ты на несколько дней вдруг пропадаешь! Но я в тебя НЕ влюблена! А если бы ты все время был трезвый, я бы вполне могла в тебя влюбиться, потому что мне есть, за что тебя уважать и чем в тебе восхищаться! Но ты НЕ ДАЕШЬ мне возможности в тебя влюбиться! Только-только мои чувства к тебе начинают разогреваться, ты впадаешь в запой! И я моментально охладеваю! Ибо чувства и патологическое алкогольное опьянение – несовместны! Невозможно полюбить человека, который чаще пьян, чем трезв. Выходит, алкоголь тебе дороже, чем дама, к которой тебя ТАК тянет!
        - Нет, не дороже… - Неуверенно отвечал Леха. – Но вот как-то так получается… - И больше ничего сказать в свое оправдание не смог.
       Вике же меж тем все время хотелось завести с Лехой разговор о том, как жестоко алкоголь меняет восприятие человеком, его регулярно употребляющим, отношение ко всей окружающей жизни, как он (алкоголь), «благодаря» изменению химических процессов в мозге, убивает, уничтожает на корню естественную радость бытия!
      Вике хотелось сказать Лехе, что если бы он хоть полгода прожил в полной трезвости, он бы, вполне возможно, сумел бы ответить на вопросы «зачем я живу?» и «зачем мне деньги?»! Что он незамутненным нечистым дешевым спиртом взором увидел бы и красоту окружающего его мира и постепенно научился бы находить хоть маленькую радость в каждом дне, в каждом своем деянии и от работы своей получал бы не только деньги, но и еще большее удовольствие.
       Тем более что Лехе его профессия сварщика (и, судя по его рассказам, сварщика высококлассного!) очень нравилась! Можно даже сказать, что он ее по-своему любил! Леха часто и с удовольствием рассказывал Вике, как он умеет сваривать ТО и в ТАКИХ МЕСТАХ, что и где сварить, кажется, невозможно! И Леха, похоже, не врал. И еще любил завершать рассказы о своих рабочих подвигах любимой фразой: «Как есть, так и говорю»!
        Но завести с Лехой серьезный разговор о несовместности алкоголя и чувств-с Вике все никак не удавалось…Слишком уж мало времени она видела Леху трезвым и способным на относительно длинный серьезный разговор, который невозможно было начать ни с того, ни с сего. Нужна была зацепка, а таких зацепок Леха на трезвую голову Вике не давал…               
         
                23.

        Так Вика и жила, условно говоря, на два дома: в реальности она почти каждый день встречалась с Лехой, пьяные явления коего ее то раздражали, то расстраивали, а в виртуале один раз в два-три дня беседовала с абсолютно трезвым и вообще непьющим Лешечкой, который, кроме обсуждения огородной газеты, делился с Викой разной любопытной и Вике доселе неведомой  информацией, кажется, на все возможные жизненные темы – от политики до литературы и искусств, вспоминал подробности их короткого студенческого романа, почти всякий раз восхищался Викой, рассказывал к случаю анекдоты и так далее.
        Причем, все их беседы всегда звучали на оптимистично-веселой волне – оба они все время смеялись и даже хохотали до упаду. А еще Лешечка «взял моду» сидеть перед своим компьютером в одних лишь очках и тапочках – правда, Вике были видны лишь его мощные плечи и часть груди, к которой Вике в такие моменты всегда хотелось прильнуть! Но прильнуть можно было только к монитору…
        Беседы с Лешечкой невероятно радовали Вику и всегда поднимали ей настроение до самой высокой точки кипения. Однако, вспоминая эти веселые встречи, Вика где-то в глубине души ощущала легкое разочарование и иногда – даже раздражение. Ибо она видела, что их «романтические отношения» с упорством кретина упрямо топчутся на одном и том же клочке земли, что в них нет даже легкого намека ни на какое совместное будущее. И даже на встречу с Лешечкой в Викиной деревне…
        И хоть Вика понимала, что Лешечка так и не нашел постоянной, достойно оплачиваемой работы, которая позволила бы ему разориться на дальнюю поездку, она все равно расстраивалась и раздражалась.
        А тут еще Лешечку дернул черт уже в который раз заговорить о том, что Викино место не в деревне, а в городе! И, как всегда, не объяснил, ЗАЧЕМ Вике сдался город?! Зато Лешечка даже сказал, чтобы Вика поставила перед собой такую задачу, чтобы захотела уехать в город – и тогда, дескать, все будет складываться так, что она бросит, наконец, свою деревню со всеми ее красотами!
        После этого разговора Вика даже всплакнула, плохо спала ночью и прямо с утра, даже не заглянув в Интернет, принялась писать Лешечке длинное письмо, которое мы здесь полностью приведем. Итак…

       Ну, вот, Лешечка,  я опять ВЫНУЖДЕНА писать тебе письмо, потому что наш вчерашний разговор так разбередил и раздражил (!?) меня, что я просто должна отвязаться от всех мыслей, которые нужно было сказать тебе в ответ еще вчера.
       Оказывается, что изложить свои резоны в письменном виде мне легче, чем озвучить их картинке на экране. Я собиралась сказать тебе то, что я сейчас скажу, гораздо позже, но придется сейчас. Я выделю эти слова жирным курсивом.
      Итак. Мой переезд из города в деревню. Тебе сразу не понравился этот мой жизненный шаг, а меня это расстроило и слегка разочаровало. Ты «обозвал» меня вольтерьянкой и как бы надо мной посмеялся. Я в ответ написала тебе «объяснительное» письмо (можешь его перечитать), но оно не произвело на тебя впечатления и ни в чем не убедило.
       Поэтому отчасти я это письмо повторю. Но только отчасти. В моей жизни было три места, свое отношение к которым я сравнивала с любовью к мужчине: Калининград, куда я дважды ездила на практики; Питер, куда я приезжала в гости к однокурснице; и моя горная деревня, которая затмила все и вся!
       Это место, где я всегда (уже почти двадцать лет) чувствовала себя счастливой, и мне ничего и никого не было больше нужно.  Когда я сравнивала эти места с мужчинами, думала, что у меня крыша едет. Но однажды услышала в интервью какой-то зарубежной звезды, что она так же воспринимает нашу столицу – Москва как любимый мужчина! Слава Богу, подумала я, у меня есть соратницы, и крыша моя в порядке. Просто она не совсем такая, как у множества других людей. Я – другая, я – ТАКАЯ!
        Маленькое отступление. Я практически никогда не ставила в жизни никаких целей, я плыла по течению. Но когда плывешь по течению, по дороге все равно встречаются разные повороты, развилки, большие камни и т.д. – и тебе нужно делать выбор: куда и как плыть дальше. Или, может быть, стоит выйти отдохнуть на бережок. То есть я почти никогда ничего не добивалась, я – выбирала.
       Это первое. Второе. Материальные ценности меня интересовали меньше всего в жизни. Поэтому я никогда не стремилась заработать побольше денег, пахать на мамонну с утра до ночи и т.д. Хотя в начале 90-х такой момент у меня был и длился года два или три.
        У меня было четыре работы, одна из которых давала мне больше, чем остальные три, и у нас апельсины в холодильнике сгнивали. Но в какой-то момент взбунтовалась моя хроническая вегетатика и заодно щитовидная железа. У меня начала резко снижаться работоспособность и… Нет, не стану описывать свое нездоровье в тот момент. И один умный доктор сказал мне, что если я и дальше так буду продолжать, я долго не протяну.
        И я начала бросать одну работу за другой, и все время просила Господа  дать мне одну такую работу, которая давала бы мне возможность нормально жить от зарплаты до зарплаты. Я была услышана – меня позвали в главную губернскую газету, которая мне такую возможность давала.
       Это был, согласно восточной философии, так называемый срединный путь: не бедность, не богатство, а только то, без чего не проживешь: пища и минимум необходимой одежды. Однако, несмотря на отсутствие разнообразных нарядов, я всегда была окомплиментчена. Ибо я знала, что французы полагают, что главное в женщине – вовсе не одежда, а внешний вид ее головы и ухоженное лицо, а также обувь. Этот вид я всегда держала, поэтому слегка комплексую, что ты видишь меня, как правило, с какой попало головой и без макияжа.
        Второе. Мне НИКОГДА НИКТО из лиц мужеского пола не помогал выращивать ребенка. Один почти годовой случай гражданского брака не в счет. Мне не хотел давать денег даже собственный отец. Даже когда я сидела в декретном отпуске!
       Однажды отец (мир его праху!) привез мне кусок мяса, который сколько-то времени бездельно лежал в морозилке, потому что дочь тогда еще мяса не могла есть, а варить суп себе одной мне и в голову не приходило. И вот однажды в выходные позвонил отец, сказал, что у них с мачехой нет света, они ничего не могут приготовить,  и не могу ли я сварить для них какой-нибудь суп. Я его из того мяса и сварила. А они и съели. Ну, и мне немножко досталось…
        Мне помогали подружки – одеждой для ребенка (тогда же даже детские трусики были в дефиците), детским питанием и едой для меня. И я всегда говорила, что мать-героиня – не та, что многих вырастила, а та, что в полном одиночестве и без помощи матери-отца, проезжего молодца и материальной помощи с их стороны вырастила одного ребенка.   
       А теперь вернемся к плаванью по течению. Я ничего в жизни не добивалась. Всего, может быть,  раза два… Один раз речь шла об увеличении жилплощад, другой – о карьерном росте и, соответственно, увеличении зарплаты для взращивания дочери.    А цель, получается, была одна: уехать на ПМЖ в то место, где я испытываю счастье ПРОСТО ТАК. Я мечтала почти двадцать лет уехать в горную деревнюк. И я сделала это!
       Причем, в этом была большая доля чуда. Я бы еще не знаю сколько собиралась, ждала, когда меня нечто само выпнет, и тут меня взяли (по телефону!) на работу – правда, школьным учителем всего-навсего, но кто считает?! У меня ведь уже была пенсия плюсом к зарплате!
       Было страшно, не скрою. Я же не совсем безголовая, чтобы не ощущать волнений и сомнений. Но я с ними справилась и уехала, как сбежала. Думаю, что среди моих знакомых еще остались люди, которые не знают, что в городе меня – нет.
        И несмотря на то, что я живу здесь два с половиной года, я все равно иными часами (и даже днями) испытываю ощущение ЧИСТОГО СЧАСТЬЯ! Для этого мне достаточно выйти во дворик, посмотреть в одну сторону – на главную гору, где восходит солнце, в другую – там небольшая гора и лес (там закат), обозреть небо, которое ВЕЗДЕ, и сказать сакраментальную фразу, которую я произнесла в свой первый приезд в эту чудную деревню: Господи, хорошо-то как!!!
       Теперь о возможности переезда. Ты в самый же первый разговор предлагал мне переехать поближе к Москве – «тебе разве нравится такое общение по скайпу?». Это твои слова. То есть ты предложил мне невесть зачем переехать в Подмосковье, где меня никто не ждет и где мое одиночество непременно примет патологический характер.
        О материальной стороне моего переезда мы вчера говорили по телефону (и в одном из писем я об этом писала) . Чтобы снимать квартиру в Подмосковье, мне нужно будет работать. А с работой в нашем возрасте, как ты сам знаешь, сейчас трындец даже в столице! И потом – Я НЕ ХОЧУ ходить на работу каждый день. Я еще лет в пятьдесят ощутила, что я – выработанная жила. И я работала через силу и как бы на автомате, а в последние два года – даже за недостойное «вознаграждение».
         Не знаю, научный ли это факт, но мне кажется, что каждому человеку отпускается определенное количество жизненной энергии. И я, если и дальше буду работать (не получая от этого ни удовольствия, ни аплодисментов), я просто сдохну раньше отпушенного мне срока. Меня всегда и все считали и называли сильной женщиной, но и сильные могут в конце концов УСТАТЬ. От собственной силы и от того образа жизни, который они вели всю жизнь.
       А еще, извини за интимную подробность, климакс, который начался у меня в сорок с небольшим – и скрутил меня так, что мало не покажется. Про подробности этого женского периода жизни, который длится, собственно говоря, до самой смерти (количество эстрогенов-то никак не увеличивается, а только уменьшается), ты, возможно, и сам знаешь, и в Интернете можешь прочитать. Я на больничном месяца по три в году проводила со своей вегетатикой и неврастенией, которые кратно усилились, что свойственно климаксу – обострять хронические заболевания.
      Так что моя усталость имеет еще и эти физиологические корни. А самые гадкие проявления климакса – это немотивированная депрессуха, ненависть к мужу и детям, у некоторых дам – алкоголизм и попытки (зачастую удачные) суицида. Был период, когда мне периодически хотелось уйти из жизни, потому что я уже сделала все, что могла, а больше не могу. Потом был период, когда мне не хотелось, но было совсем не страшно умереть. Да и сейчас не страшно…
        Однажды я решила посоветоваться по поводу своих хронических заболеваний, усиленных климаксом, с одним хорошим приятелем – доктором-нейрофизиологом и конченым циником и хамом. Я попросила у него совета (а он отменно разбирается не только в своей нейрофизиологии), а он мне сказал: «Я ничем не могу тебе помочь. Вика, ты уже сейчас полутруп. Могу только совет дать: срочно коренным образом изменить весь образ твоей жизни. Иначе скоро будешь трупом!»
        Помню, я очень обиделась и даже плакала, потому что до пенсии было еще лет семь примерно, я должна была еще выучить дочь – и менять ничего не могла… 
      Ну, и последнее, наверное. Опять относительно моего переезда. Я тебе в том объяснительном письме написала фразу, которую сказала одному своему приятелю: «Уехать из деревушки я смогу, наверное, только за принцем на белом коне!» То есть резко изменить свою жизнь ради того, что я в своей жизни еще не сделала и не испытала. Я не побывала ничьей женой и ни одного мужчину не сделала счастливым (на время не считается).
        Так вот, если бы ты сказал мне: «Виктория! Приезжай ко мне! Давай попробуем начать все сначала (твои студенческие слова) – на новом возрастном уровне, когда жизнь только начинается!» (Вот они, обещанные в начале письма фразы). Я бы, конечно, сначала сказала, что мне надо подумать, еще пообщаться, увидеться, наконец. А потом, наверное, бы согласилась покинуть свою землю обетованную, потому что (это удивительно!) я отчего-то ощущаю тебя родным…
        Несмотря на то, что мы так недолго были вместе и, в сущности, очень мало знаем друг друга! Но я почему-то жду твоих звонков и очень радуюсь нашему несовершенному виртуальному общению.
      А ты посоветовал мне переехать куда-нибудь поближе, невесть ЗАЧЕМ. 
      Кстати, если на всякое предложение или вопрос все время отвечать «зачем», собеседник в результате не найдет, что ответить.
       Вот, наверное, и все, что я хотела сегодня написать. Когда начинала, давило сердце и тревога будоражила, а сейчас, спустя каких-то четыре часа (примерно столько времени я все это писала) мне спокойно и хорошо, как будто я свершила какое-то жизненно важное дело. Во всяком случае, - акт односторонней коммуникации.
         Я вполне отдаю себе отчет, что это мое письмо может стать точкой в нашем общении. Ну, что ж, значит, опять не судьба. Смирюсь, урезоню иллюзии, закрою в мозговом компьютере файл твоего имени – и буду жить так, как жила до того случайного (хотя, уверена, ничто в жизни не случайно, всякий поступок – всегда звено в цепи закономерностей) желания найти тебя в глобальной мировой сети… Буду жить так, как МОГУ…
        Обнимаю и целую в губки
        Ненормальная Вика с иллюзиями

                24.

       Вика была почти уверена в том, что это письмо начисто отобьет у Лешечки всякое желание продолжать их виртуальную дружбу. И потому была немало удивлена, когда вечером того же дня запиликал скайп, и это оказался Лешечка. А кто еще?! Ни с нем больше Вика по скайпу не общалась…
        Пока грузилось изображение, Вика, как всегда, уже услышала голос Лешечки, который весело спросил:
         - Есть кто-нибудь дома?!
         Давно успокоенная своим решительным письмом Вика тут же радостно расхохоталась и, как всегда (так у наших героев с какого-то момента повелось) ответила:
        - Дома никого нет! – И, кликнув нужную кнопку на экране, открыла свое видео-изображение. – А теперь есть!
        - И, как всегда, хороша! Настоящая аглицкая леди! – Похвалил Лешечка Вику. – Ну, рассказывай!
       - О чем я должна тебе рассказывать?! – Удивилась Вика. – Я все в письме написала, а ты его, похоже, не прочитал! Потому что, если бы прочитал, вряд ли стал бы звонить?!
       - Да прочитал я твое письмо! – Засмеялся Лешечка. – А звонить почему не стал бы?! Наоборот, надо звонить! Я же вижу, девушка в истерике и ее надо успокоить и развеселить!
        И тут Вике, глядя на обаятельнейшую улыбку Лешечки, сделалось стыдно за то, что она позволила себе так мерзко распоясаться – и надавить на Лешечку своими дурацкими (хоть и искренними) признаниями! Зачем?! С какого переполоху?! Она же вовсе не хочет жить в столице, а Лешечке не нужна ее деревня! Но зато, слава скайпу, они могут регулярно общаться. А человеческое общение, как сказал великий французский философ Мишель Монтень, - есть самое большое сокровище на свете! И пусть это общение не совсем полноценное, но оно же все равно ЕСТЬ и приносит Вике радость!
        - Это правильно, - весело ответила Вика, - потому что своими разговорами о моих мифических переездах ты вгоняешь меня в тоску-кручину! И вынуждаешь писать дурацкие письма, дабы ее задушить!
       - Ну, так и пиши! Это нормальный психологический ход – разгрузка! – Рассмеялся Лешечка. – А сейчас у тебя просто случился настоящий катарсис. Ты себя самостоятельно накрутила, довела до истерики – и вот тебе катарсис! Ты, конечно, помнишь, что это – наивысшая точка напряжения в литературном произведении.
       - Как же я могу не помнить?! – Воскликнула Вика. – Литературоведение-то мы с тобой в универе вместе проходили, только в разное время! Я – раньше, ты – позже. Я даже помню, что вослед за катарсисом случается развязка, но между ними может пройти какое-то неопределенное время и случиться разные события.
        - Именно! – Подтвердил Лешечка. – В данном случае, события – это наши с тобой беседы, которые, я надеюсь, будут продолжаться и впредь…
       - … а время не нам с тобой определять! – Завершила Вика. – Ладно, я уже успокоилась и с остервенением ждать твоих звонков, похоже, больше не буду. И в гости звать тебя не стану! Буду газету выпускать!
      - Вот это правильно! – Радостно сказал Лешечка. – Ты уже насобирала статеек на первый номер?
      - Да, кажется, насобирала, - ответила Вика. – Осталось только колонку редактора написать – да и топать к верстальщику-типографу Паше делать из всей этой огородной каши внятную газету. Когда сверстаем, я тебе обязательно пришлю странички, чтобы ты хоть мельком посмотрел, как все это будет выглядеть. Читать-то тебе необязательно. Ведь это же не мои тексты – интернетовские. И я их пока толком не обрабатывала! Зачем время попусту тратить, если вдруг окажется, что никого моя газетка не заинтересует.
        - Ну, уж нет! – Решительно сказал Лешечка. – Я не просто просмотрю, я и прочитаю.
         - Ну, читай, коль времени не жаль, - «разрешила» Вика. – Главный редактор-то у нас – это ты!
         - Не придумывай!– Не согласился Лешечка. – И главный редактор – ты, и идея – твоя!
         - Да что бы я со своей идеей без твоей моральной и информационной поддержки делала! – Воскликнула Вика. – С кем бы я свою идею обсуждала и развивала?!! Нет, без тебя я бы помечтала-помечтала да и, в конце концов, забыла и успокоилась!
         - Ну, ладно, не преувеличивай мой скромный вклад в деревенскую жизнь, - рассмеялся Лешечка. – Просто мне хочется, чтобы у тебя появилось какое-нибудь общественно полезное дело, не то ты в своей деревушке рано или поздно чахнуть начнешь!
         - Чахнуть – это вряд ли, - не согласилась Вика. – Но мне, и правда, по всей видимости, недостает того, что называется «быть нужной людям». Иначе я и углубляться бы не стала…
        - А это значит, что я был прав, когда тебя уговаривал не отмахиваться от своей случайной идеи… - Начал Лешечка, а Вика продолжила:
       - …ибо ничто в этом мире не случайно! Все записано в книге наших судеб! – С иронической торжественностью сказала Вика. – Но записана ли там газетка, мы еще посмотрим!
       - Именно! Поживем-увидим! – Весело согласился Лешечка и принялся давать Вике советы, что и как ей написать в вышеупомянутой колонке редактора.
       Вика, честно говоря, слушала вполуха. Во-первых, она и без советов знала, что и как она собирается писать; а во-вторых, она просто тихо радовалась тому, что Лешечку не остановило ее «прощальное» письмо – и он не собирается прекращать их виртуальную дружбу.
        Однако же, через недолгое время после окончания их развеселой беседы, Вика сначала задумалась, а затем и расстроилась. Почему? Да потому что Лешечка, выходит, попросту проигнорировал ВСЁ, чем поделилась с ним Вика в своем письме. Он вычислил из письма одну лишь истерику, а все рассказы Вики об ее жизни и мироощущении Лешечка презрел! И, заметим, не в первый уже раз. Ну, ладно, пусть не презрел, но обсуждать Викину жизнь, мысли и чувства Лешечка НЕ захотел. А это, по мнению Вики, могло значить только одно: НИЧТО в ее прежней и нынешней (не считая газетки, конечно) жизни Лешечку не интересовало: собака лает – ветер носит…
        А интересовало Лешечку, по всей видимости, лишь их мимолетное совместное прошлое и виртуальное настоящее. Ну, и, возможно, будущее, конечно… Прекрасное далеко… В этом, безусловно, был свой резон! Какая ему разница, что происходило с Викой в минувшие тридцать лет, если они снова как будто бы вместе. Пока, дескать, виртуально, а там – как сложится! Или не сложится… Зато есть с кем раз в эн дней приятно поболтать о том, о сем!
        Вика рассмотрела, конечно, и эту точку зрения, но она ей понравилась гораздо меньше собственной. Однако Вике удалось-таки заставить себя особо не расстраиваться и довольствоваться тем, что предлагает ей день сегодняшний!
         Тем более, что таких приятных, умных и невероятно эрудированных собеседников у Вики до явления Лешечки было всего два: один – доктор медицинских наук, другой – выдающийся музыкант, который частенько приезжал в тот город, который Вика безжалостно покинула. С ними обоими можно было говорить обо ВСЁМ! Причем, равно как на чисто мужские, так и на чисто женские темы! Часто даже на такие, на какие и с подружками не побеседуешь!
       А Лешечка, хоть и был третьим, давал фору тем двоим, вместе взятым. И не потому, что был умнее, интеллектуальнее и эрудированнее. Ибо разве эти качества возможно измерить?! Разве что посадить напротив себя всех троих и задавать им одинаковые вопросы, а потом судить, кто из них лучше ответит. Но собрать их вместе, во-первых, было невозможно. А, во-вторых, разве Вика им судья?!!
       Нет, Лешечкина фора заключалась в том, что Лешечка, верный своим юношеским чувствам, давал Вике столько тепла, нежности и восхищения, сколько те двое, каждый по своим причинам, дать не могли. Ибо они никогда не любили Вику ТАК, как любил ее юный Лешечка в студенчестве, и как трепетно он относился к ней и сейчас, и как светился улыбкой, едва увидев Викино постаревшее личико на экране монитора…
        Лешечка светился столь очевидно, что Вике иногда казалось, что он ласково проводит своей мягкой ладошкой по ее давно толком не стриженной голове…   
         
                25.

          Ну, а день сегодняшний предлагал Вике позвонить Паше-верстальщику-типографу и договориться с ним о дне и времени верстки огородной газетки. Вика так и сделала – и они договорились, что завтра вечером она придет к Паше домой, ибо верстать что-либо можно было лишь на его суперсильном и профессионально опрограммленном компьютере, а вовсе не на несерьезном Викином ноутбуке.
        Потом Вика разбросала собранные для пилотного номера материалы по страницам-файлам, каждую из которых она озаглавила идущими к делу рубриками, перекинула будущую газетку на флешку; вышла в огород, окинула взглядом грядки, на которых еще ничего не могло вырасти – рано! – и отправилась на утреннюю прогулку к любимой Реке – к тому самому камню-дракону, на котором она любила загорать в летние деньки.
        Денек выдался славный – по-настоящему весенний! Солнышко ласкало теплом, деревья (те, что не вечнозеленые) нежно зеленели, воздух был напоен дурманящими весенними ароматами, «состав» которых мог описать только дегустатор Лешечка, а вокруг – куда ни кинь взгляд – простиралось голубое небо, населенное тут и там фигурами неведомых белых животных, сотканных из пушистых облаков.
       Легкий поднебесный ветерок то и дело менял очертания «неведомых белых животных» - и они на несколько мгновений иногда превращались во вполне узнаваемых зверей или птиц: вон там – лающая  собака, справа – бегущий конь, слева – распластавшийся в полете орел, а сзади – огромный кролик… 
        Вика вошла в прибрежный лесок и спустилась на голову «дракона». Однако здесь оказалось очень жарко, и Вика вернулась на самую верхушку камня, упиравшуюся в негустой прибрежный лесок, нашла подходящий, удобный для сидения камень, на который падала тень от близлежащей сосны, - и уселась на этот каменный «пуфик» лицом к Реке.
        О, какая чудная с этого места открывалась панорама: внизу – резво несущая свои хладные воды пока еще мутно-зеленая (синей она станет несколько позже) Река, которая именно в этом месте делала поворот, огибая поросший лесом островок – и потому, если смотреть то вперед, то влево, Река уходила как будто бы в неведомые дали – меж горок и сосен. Ну, а слева, на высоком берегу, была собственно деревня.
        И потому, если не смотреть влево, создавалось ощущение, что ты – единственное живое существо в этом сказочном уголке земли. А еще это было то самое место в деревушке, где можно было наблюдать самые необъятные и упоительно красивые закаты!
        Вика иногда приходила или приезжала сюда на велосипеде в тот урочный час, когда светило потихоньку уходило на покой, прихотливо раскрашивая небо умопомрачительными картинами, которые чрез неопределенные промежутки времени менялись, как в калейдоскопе! Вика только ахала и горько сожалела о том, что ей не дано быть художником и что она никак не может скопить из своей пенсии денег хоть на самый заурядный фотоаппарат!
        Но сейчас было еще позднее утро, и потому думала Вика не о фотоаппарате, а о Лешечке. А вернее о том, каким чудесным образом повлиял на нее катарсис вкупе с написанным письмом и послекатарсисной беседы с Лешечкой! Ибо вдруг куда-то исчез этот ненормальный «любовный» гон: ах, нам надо как можно скорей  двигаться вперед, навстречу друг другу – и слиться при встрече в единое неделимое целое, прожить под одной крышей отпущенный остаток жизни, и, не разжимая объятий, умереть в один и тот же день!!!
       А теперь Вика анализировала свои чувства и осознавала, что ее отношение к Лешечке – это не пышно пылающий костер глупой молодости, грозящий при неумелом с ним обращении выжечь все вокруг дотла; а малюсенький листик огня, исходящий от зажженной свечи, которая может гореть, исходя очистительными слезами воска, долго-предолго.
       А когда от свечи останется только замысловатая кучка застывших «слез», можно зажечь вторую свечу, а потом – третью, четвертую, пятую… Словом, столько, сколько нужно для того, чтобы малюсенький нежный листик огня все горел и горел в уютной полутьме, полной тепла, ласки и ощущения мягкой ладошки на голове…
       Поэтому теперь, - думала Вика, - я не стану, как оглашенная, ждать Лешечкиных видео-явлений и расстраиваться, что он звонит не так часто, как мне бы хотелось! Мало ли чего мне хочется?!! Я просто буду ждать, когда судьба, которой угодно было свести нас с Лешечкой через столько лет, распорядится нашими чувствами и судьбами…
         -Лешечка, как хорошо, что ты – ЕСТЬ в моей жизни! - В заключение вслух сказала Вика и, покинув свое каменное ложе, отправилась в обратный путь…

                26.

        Верстка огородной газетки заняла у Вики с Пашей весь вечер следующего дня, и этот процесс превращения отдельных статеек и сопутствующих фотографий в симпатичную газетную полосу ей очень понравился! Вика подсказывала Паше, как лучше расположить статейки и фотографии, заголовки и подзаголовки,  Паша щелкал по клавишам – и на экране монитора постепенно появлялась вполне профессионально сделанная газетная страница! Как здорово, что Лешечка уговорил ее выпускать газетку и что верстать ее надлежит раз в неделю!
        Наутро Вика отправила на Лешечкин мэйл свой (и Пашин, конечно, тоже) первый плод огородного «дерева». А тем же вечером Лешечка вызвал Вику в скайп – и похвалил ее творческие дерзанья!
        - Только, мне кажется, надо бы тебе переписать статейки своим хорошим стилем! – Прибавил Лешечка.
        - Да я знаю, - ответила Вика. – Но для первого номера заморачиваться не буду! Если он окажется востребован, на стиль никто и внимания не обратит! А уж потом… Если…
        - Наверное, ты права, - согласился Лешечка. - И я очень рад, что тебе это дело нравится! А если нравится тебе – понравится и другим. Я в этом уверен!
        Ну, а потом, забыв о газетке, Вика с Лешечкой проболтали еще целый час: и о Лешечкиных делах, и о неувядающей Викиной красоте, и о Лешечкиных интеллекте и эрудиции, а также об его могучей памяти, которая хранила в себе столько информации, сколько Вике и не снилось.
        - Страстно целую! – Сказал в заключение Лешечка и сложил свои пухлые губки для поцелуя. Вика сделала со своими губами то же самое, и они несколько раз виртуально чмокнули друг дружку…
        Едва Вика оторвалась от скайпа, как пришел Леха в состоянии уже не совсем легкого подпития, и они сколько-то времени посидели на крылечке, беседуя о Лехином пьянстве, Лехиных сварных и прочих трудовых подвигах и Викиной красоте. При этом Леха обнимал Вику за плечи или талию и прижимал к своему боку с такой силой, что Вика не на шутку опасалась за состояние своих хрупких косточек. Руки у Лехи, напомним, были железные! Просто Железный Дровосек какой-то!  А когда Вика стала выпроваживать Леху, который начал говорить все менее и менее разборчиво, Леха, по своему обычаю, нежно поцеловал Вику в шейку…
        А Вика подумала, что лучше бы этот поцелуй был Лешечкин, и объятья – тоже его: мягкие, теплые и ласковые! И пахло бы от Лешечки не дешевым спиртом, а невиннейшим молоком их наивной юности… Ах, Лешечка-Лешечка!..         
         
                27.

        Начиная с этого места, читатель вряд ли продолжит думать о том, о чем наверняка думал допрежь! То есть о том, что Вика в глубине души своей сравнивала этих двух, столь разных поклонников и прикидывала, кто для нее лучше: воробей в руках или журавль в небе?! Иначе говоря, углубляться ли ей в отношения с Лехой, но зато жить в любимой деревушке; или отдать, наконец, свое сердце в теплые мягкие ладошки Лешечки – да и уехать к нему в не слишком желанную столицу, по которой она меж тем в молодости столько лет лила слезы?!.  Правда, Лешечка ее к себе пока все не звал да не звал…
       Хотя, если быть до конца честной, следует заметить, что слабое подобие этих мыслей в Викиной голове возникало. Ну, очень слабое! Ибо она понимала, что жить с алкашом-будь-он-хоть-на-все-руки-мастер она не сможет. Ибо и душу ея, и тело необратимо тянуло к Лешечке… Потому она и думала иногда: ах, Лешечка-Лешечка; ах, дура-я-дура!!!
       И тут случилось «страшное»! Идея огородной газетки в одночасье дала дуба (уместный афоризЬм, не правда ли?), не успев даже, как следует, зачахнуть! И это было первое после катарсиса событие, которое могло привести к пока неведомой Вике развязке.
        Идея газетки благополучненько разбилась о, так сказать, быт – ну, то есть на отсутствие денежных средств, необходимых для выпуска хотя бы ста экземпляров одного номера! И сумма-то была ничтожная – всего каких-то три жалких тысячи с небольшим хвостиком. На бумагу да на краску для печати, которых у Паши в данный момент не было ВООБЩЕ – даже для того, чтобы вывести на принтере хоть один лишь номер. Денег этих жалких ни у Вики, ни у Паши не оказалось, а взять их в долг было не у кого – деревня-с!
       А эти копейки нужны были безотлагательно, ибо если газетка не выйдет в свет в ближайшие три дня, она, грубо говоря, «протухнет» - то есть большая часть заложенной в ней информации окажется неактуальной! Эх, не надо было мне первый номер привязывать ко времени! – Запоздало подумала Вика. – Надо было составить его из интересных и, говоря языком журналистики, «вечнозеленых» материалов, и никакой цейтнот нам бы был не страшен! Но умная мысля, как говорится… 
       - Я бы дала тебе эти деньги, - сказала Вике дочь по телефону. – Но я не уверена, что ты найдешь спонсоров для дальнейшего существования твоей газетки. Я уверена, что у московского друга твоего Лешечки был начальный капитал. Только Лешечка этого либо не знает, либо забыл, либо почему-то не хочет говорить, чтобы не отбить у тебя охоту к твоей газетке!
        Дочь произнесла слово «спонсор», а Вике почему-то даже и в голову не пришло назавтра же помчаться со своим ноутбуком в единственный в деревне садово-огородный магазинчик, показать газетку хотя бы на мониторе, попросить у хозяйки эти жалкие тыщи, предложив заполнить рекламой товаров магазинчика всю, отведенную под рекламу площадь газеты!
         Вместе этой уместной пробежки Вика впала в уныние, даже, возможно, всплакнула – и решила отложить выпуск газетки примерно на полгода. То есть выпустить первые номера в конце- зимы-начале-весны, когда народ начинает выращивать рассаду будущего урожая на своих подоконниках. А пока распечатать где-нибудь парочку экземпляров и начать «ковать» будущих спонсоров.
       Но и этого Вика не сделала ни в том июне, ни в другие месяцы. Почему? Да потому, что,  несмотря на все вдохновенные речи Лешечки, она вдруг всерьез стала побаиваться статуса индивидуального предпринимателя, который в ответе за всё! И за налоги в том числе… Ведь в нашей стране можно ожидать чего угодно плохого, а хорошего – обыщещься-не-найдешь!
        Да и бегать по спонсорам в разные концы деревни было для Вики делом весьма напряжным. На велосипеде еще туда-сюда! А зимой, да на своих двоих… Ну, не любила Вика длинные пешие прогулки – и всё тут! И на лес поэтому чаще смотрела издалека, чем в него углублялась. Вот если бы лес был совсем рядом – в шаговой доступности… Но до него, увы от Викиного домика было топать и топать…
       В общем, все это Вика тем же вечером рассказала Лешечке, бросив ему заодно дочерин упрек: почему, дескать, не сказал, что у его товарища наверняка был начальный капитал?!
       - Наверное, было что-то, - ничуть не смутившись, ответил Лешечка. – Но я-то думал о другом! Я хотел, чтобы ты заняла себя общественно-полезным делом, которое к тому же тебе понравилось! А тебе понравилось! Я думал, ты бы начала, а там к тебе потихоньку подтянулись бы и спонсоры, и те, кто будет бегать по этим спонсорам. Сама же знаешь, что начало – это половина дела, которую ты уже сделала!
         - Да знаю, - с некоторой унылостью ответила Вика. – Но пилотный номер мы все равно не сможем выпустить. А значит, эта половина дела – зряшная.
          - Ничего не зряшная, - не согласился Лешечка. – Во-первых, ты опыт некоторый приобрела. А во-вторых, просто решила отложить выпуск газеты на полгода. Может, оно и правильно. Потому что то, что делается быстро и спонтанно – не всегда хорошо! Хотя всяко бывает… Но, в твоем случае ты, наверное, права. И еще! Бюджеты разных администраций (в том числе и бюджет страны) начинают формироваться осенью. И ты пока сможешь подкинуть свою идейку вашему руководству – и тогда тебе не придется становиться индивидуальным предпринимателем, чего ты так боишься. В общем, все, что ни делается – к лучшему!
         - Вот именно, - ответила Вика. – И спасибо тебе за то, что ты меня не отговариваешь, а, напротив, успокаиваешь. Надеюсь, что и не презираешь за мою нерасторопность, трусость и отчасти лень!
        - Как я могу за что-то презирать такую умную, талантливую и во все времена красивую даму! – Радостно сказал Лешечка. – К тому же твоя боязнь мне совершенно понятна. Ты дама, и ты мечтаешь о могучей поддержке! А еще, похоже, что ты – не тот лидер, который идет напролом...
        - Откуда ты это знаешь? – Изумилась Вика.
        - Что именно знаю? – Переспросил Лешечка.
        - Ну, то, что я не лидер! – Сказала Вика. – Да, я не лидер, я классный исполнитель и серый кардинал, который настраивает лидера на нужные дела…
         - Тут я тебя немного поправлю, - загадочно улыбнулся Лешечка. – Это в работе и, так сказать, общественной жизни ты, возможно, не лидер, а в личной жизни – ого-го!
         - В смысле? – Удивилась Вика. – По-моему, в личной жизни я пассивно возлежу, как львица на солнышке, и жду, когда кто-нибудь меня за гриву потянет. Насколько я помню, я никогда не вступаю в отношения первой. Вот ты, например, потянул, и я…
         - Кто?! Я потянул?!! – Расхохотался Лешечка. – Ты и вправду совсем не помнишь, как мы с тобой познакомились?!
         - Только по твоим рассказам! – Воскликнула Вика. – Я же тебе говорила, что память у меня странная: я помню отнюдь не все детали наших отношений, моя память сохранила их в общем – как радость, свет, тепло, ласку и сожравшее всё это пламя сумасшедшего ожидания тебя в тот вечер, когда ты не приехал. Ну, и как расставались, кажется, хорошо помню. А вот как познакомились… Мне всё время казалось, что это было на вечеринке у Риночки.
       - Вечеринка у Риночки была потом, - радовался Лешечка. – А сначала было наше любимое кафе в общежитии, где мы упивались кофе и объедались настоящими советскими сосисками. Помнишь, какие они были вкусные?! Ты подошла к моему столику, как будто я тебя звал, села напротив и вступила со мной в беседу – сначала как бы ни о чем, а потом мы почему-то переключились на тему атеизма – можно ли, дескать, считать его наукой? Я же тебе это столько раз рассказывал!
       - Да я помню! – Воскликнула Вика. – Но расскажи, пожалуйста, еще раз! Тем более, я же вижу, как тебе нравится об этом вспоминать!
        - Ох, нравится, - улыбаясь, не стал перечить Лешечка. – Где-то я недавно прочитал, что не надо держаться за прошлое, не надо жить воспоминаниями, ибо тогда тебе трудно будет идти вперед и ты будешь топтаться на одном и том же месте! Я с этим высказыванием вполне согласен. Но! Я все время ловлю себя на том, что я НЕ хочу НЕ вспоминать всё то немногое, что между нами было! Эти воспоминания доставляют мне радость и вовсе не тормозят мой жизненный бег!..         
         
                28.

        И Лешечка с видимым удовольствием принялся рассказывать (в который уже раз!) Вике о том, как он впервые увидел ее года за два до знакомства в общежитии на младших курсов. Вика была крупная и лохматая, умная и ядовитая в высказываниях и, на вкус Лешечки, очень красивая. Он сходу в нее влюбился и спросил у приятеля, к которому пришел в гости, КТО эта девушка?!
        Но познакомить Вику с ним Лешечка не попросил – побоялся, что она со своим высокомерным ядовитым ехидством его отошьет, если не пошлет подальше. Ибо он и сам себе тогда не нравился: недавно демобилизованный из армии и наголо подстриженный. Тогда, в семидесятые прошлого века, ещё не было моды на крутых бритоголовых молодчиков…
         А через три года, когда Лешечка во второй раз увидел Вику в общежитском кафе (это было самое крутое по тем временам столичное общежитие!), он почувствовал то же самое, что и в первый раз: он ОЧЕНЬ хочет быть с этой девушкой. И тогда уж Лешечка стал говорить о своей влюбленности в эту лохматую высокомерную девицу всем своим друзьям. Не подозревая, что тем самым он формирует желанные мыслеобразы и запускает их высоко в космос…
        Видимо, эти мыслеобразы были уловлены и Викой, которая немного времени спустя, теплым апрельским предвечерьем, по-хозяйски присела за столик напротив Лешечки и поставила перед собой чашечку кофе… И увела Лешечку, как бычка (пардон за трюизм-с!) из стойла, в свою жизнь! Правда, увы, ненадолго…
        - А ведь меня тогда и уводить ни от кого не надо было,- продолжил Лешечка. – Я был совершенно одинок. Может быть, от того, что слишком часто вспоминал о тебе. И, очевидно, сравнения с реальными девицами оказывались отнюдь не в пользу моих воспоминаний о тебе. А ты помнишь нашу первую ночь? – Вдруг спросил Лешечка.
       - Местами и в общих чертах! – Почему-то чувствуя себя виноватой, ответила Вика. – Лучше всего я помню твою лучезарную утреннюю улыбку и запах молока, которым пахла твоя кожа…
        - А мне, если уж говорить об общих ощущениях, запомнилась твоя невероятная щедрость! Ты была такая… такая… О, что я вспомнил! – Переключился Лешечка с романтики на юмор. – В нашу первую ночь ты почему-то решительно не хотела снимать с себя футболку! И не сняла!
        - Чё это я?! – Изумилась Вика. – Так до утра и не сняла?!
        - Не-а, - помотал головой Лешечка.
        - А ты где был?! – Шутливо рассердилась Вика. – Почему не настоял?! Не содрал вместе с кожей, не порвал, наконец?!
        - Ох, Викуся, ты себя совсем не знаешь! – Воскликнул Лешечка. – Ты – дама непреклонная! Во всяком случае, в юности ты такой была! Но наверняка и сейчас в тебе это осталось! Ведь это ты меня в сетях отловила – или забыла уже?! Ты решила меня найти – и нашла! Решила уж не знаю почему, не снимать футболку – и не сняла! Бодаться с тобой было бесполезно, это я точно тебе говорю!!!
        - Ну, надо же, - впав в легкую задумчивость, сказала Вика. – Значит, все-таки человек действительно на самом деле вовсе не то, каким он себя видит; а то, каким его видят другие…
        - В этом есть немалая доля истины! – Согласился Лешечка. – А, может быть, и истина в последней или предпоследней инстанции. Во всяком случае, наши представления о себе самих отнюдь не всегда совпадают с представлениями окружающих нас людей. К тому же каждый человек многогранен, и к другим людям поворачивается лишь несколькими своими гранями – или вообще одной! И каждый видит в нас то, что хочет (или способен) увидеть.
        - Это точно! – Воскликнула Вика. – В юности я не увидела в тебе интересного собеседника, ибо априори была убеждена, что ты – младший и уже поэтому не можешь быть умнее меня!
        - Ну, вот, - продолжил Лешечка. – А я увидел в тебе умную, ядовитую и весьма решительную даму, которой лучше не перечить, не то нарвешься. А я не хотел нарываться, потому что боялся из-за какого-нибудь пустяка тебя потерять!
         - Боже мой! Какие же мы были идиоты! – Расстроенно воскликнула Вика.
         - Мы просто были молоды… И какой с нас спрос?! – Утешил Вику Лешечка.
         - А теперь мы повзрослели и поумнели, - сказала Вика. – Думаешь, сейчас с нас спросят?!
         - Поживем – увидим… - Как будто с некоторой загадочностью ответил Лешечка.
         Обдумывая эту отчасти романтическую беседу, Вика, кажется, начала понимать, почему Лешечка никак не отреагировал на ее супероткровенные письма, не предложил начать все сначала – и к себе не зовет. Вика поняла, что Лешечка просто НЕ МОЖЕТ ее позвать к своему полуразбитому корыту, ибо у него нет постоянного стабильного заработка, и он не сможет взять на себя заботу о Вике – стать для нее умозрительной каменной стеной!
        Это, во-первых. А, во-вторых, Вика прекрасно помнила, с каким воодушевлением Лешечка повествовал ей о своем выстраданном одиночестве,  и как он наверняка боится пускать кого-либо в свое уединение. Даже ее, Вику. И потом всё хорошее, что он ей говорил – всего только СЛОВА, за которыми вовсе не обязательно должны скрываться его истинные чувства к Вике. Хотя… Ведь Лешечка едва ли не в каждой третьей беседе с видимым удовольствием предавался воспоминаниям об их коротком романе, а перед монитором любил посиживать в одних очках и тапочках!
       Правда, Вике, как уже упоминалось, был виден лишь его мощный полуторс, к которому ей всякий раз хотелось прильнуть. Но прильнуть она могла только к монитору…
        В общем, действительно, прав Лешечка: поживем-увидим. Главное здесь – не впадать в лихорадочное ожидание, не торопиться, не гнать коней… А просто тихо радоваться…

                29.

        И дальнейшая, после-огородно-газетная, жизнь Вики потекла привычным своим чередом. Верстальщику Паше Вика сказала о своем решении отодвинуть выпуск газеты на следующий год, раз уж у них нет денег даже на пилотный номер. И попросила Пашу сохранить в своем компьютере то, что они наверстали, прибавив:
      - Таким образом, июньский номер в нас уже будет готовеньким!
      Паша, конечно же, согласился с Викиным решением и пообещал сохранить номер. А что ему еще оставалось?..
       Вика без особой радости принялась заниматься огородными делами, время о времени ездила на велосипеде к двум-трем подружкам и по магазинам тоже ездила на велосипеде. Но главными Викиными поездками и главной радостью были велопробеги к любимой Реке,  которой в июне никто из местных практически и не купался – бр-р-р-р, холодно!
        Поэтому почти во всякий солнечный денек на прогретом жарким горным солнцем камне-драконе Вика возлежала в гордом одиночестве, подставляя слепящему светилу и теплому ветерку свое, одуревшее от зимних одежек тело. Однако Вика не только тупо лежала на камне и медленно поджаривалась – нет!
        Ибо через каждые примерно четверть часа она покидала свою подстилку и бросалась в ледяную воду, совершая в околокаменной лагунке недлинные заплывы – и выходила из целительных вод как заново рожденная и как будто даже помолодевшая! И почти всегда сопровождала свой выход фразой из «студенческого» Гомера: «Вышла из мрака младая с перстами пурпурными Эос…»
        Это были самые счастливые моменты Викиной деревенской жизни, ради которых она готова была терпеть и длиннющую зиму, и прихотливую осень, которая то радовала душу почти по-летнему горячим солнцем и очаровательным разноцветьем дерев, то заливала холоднющими долгими (несколько дней кряду) дождями…
       Именно осенью Вике начинало казаться, что горный климат любимой деревушки ей совсем не подходит, ибо в эти ненастные денечки Вика ощущала себя сонной, разбитой, бессильной и ни на что не годной! И тогда Вика думала, что в деревушке ей не место… Но потом приходила зима, и Викино состояние, а вместе с ним и настроение как-то гармонизировались, и она весело говорила себе и всем вокруг: «Крепитесь, люди! Скоро лето!»
        Ну, а Леха меж тем жил своей алкогольной жизнью, которую почти каждый день пересекал с Викиной. Иногда Леха ненадолго впадал в трезвость, и тогда несказанно удивлял Вику неожиданными умными словами и высказываниями, которых Вика ну никак не ожидала от него услышать.
       Дело в том, что Лехина речь бывала то почти литературной, то просторечно-разговорной. Особенно Вика вздергивалась, когда посреди трезво-культурной Лехиной речи вдруг проскакивало какое-нибудь просторечное словечко. Например, вместо «оба» Леха всегда говорил «обои» или даже «обое». Но разница невелика…
        Вика частенько поправляла Леху, понимая при этом, что его привычную речь ей исправить уже не удастся.
        - Вот скажи мне на милость, - однажды сказала Вика, - почему ты вместо литературного «оба» всегда говоришь «обои»?!
        - Да потому! – Отрезал Леха, но до объяснения своей ошибки все же снизошел. – А ты знаешь, что, по-моему, до сорок восьмого года (точно не помню) и «обои» и «обое» считались литературной нормой. И сейчас при склонении этого числительного мы говорим «обоих» или «обеих». То есть основа у них – обои. А потом эти слова перевели в разряд разговорно-просторечной лексики. А еще в некоторых областях нашей страны это по-прежнему считается практически нормой. ПОняла?! – Леха нарочно сделал неправильное ударение и щелкнул Вику по носу.
       - А ты откуда это знаешь? – Ошеломленно спросила Вика, просидевшая во всё время Лехиной речи с открытым ртом.
       - Оттуда! – Сказал, как отрезал, Леха. – Я думаю, что книжек разных я за свою жизнь не меньше, чем ты, прочитал. Ну, может быть, немножко меньше…
        И Вике стало ясно, что таких «открытий», покопайся она в Лехиных мозгах, было бы еще немало. И оказалось бы вдруг, что Леха эрудирован почти так же, как профессиональный знаток и умник Лешечка. Но копаться в Лехиных мозгах не влюбленной Вике не очень-то хотелось. Да и копаться-то особенно было некогда, ибо Леха чаще бывал пьян, чем трезв.
        Причем, что интересно (и об этом уже упоминалось выше) о плотской любви с Викой говорил лишь пьяный Леха! А трезвый Леха даже и слова молвить на тему сию не пытался. Пьяному же Вика всякий раз говорила, что если ЭТО (то есть плотская любовь) когда-нибудь и случится, то лишь в состоянии полной и безоговорочной трезвости.
        А трезвый Леха был деловым и даже как бы в ЭТОМ смысле застенчивым. Он делал для Вики всё, что ей было надобно, и на расплату натурой никогда даже и не намекал. Как будто ему было достаточно совершить для Вики очередной «трудовой подвиг», посмотреть на нее, поговорить немного – да и уйти восвояси. Такая вот была у Лехи к Вике сугубо платоническая любофф! 
               
                30.

         Так, в разговорах с Лехой, Лешечкой, немногими реальными и многими виртуальными друзьями, а также в бытовых и огородных хлопотах, ну, и конечно, купании в Реке пролетело третье лето Викиной жизни в деревушке. И началась осень…
        Скажете, день сурка?! Как ты не так! Во-первых, разговоры со всеми перечисленными участниками Викиной жизни были разноплановыми; а, во-вторых, - ПРИРОДА (всякий день выкидывающая какое-нибудь коленце!), в честь которой Вика взялась писать миниатюрки и выставлять их в сетях на всеобщее обозрение. Вот такие, например.

                ПРОДЕЛКИ ПРИРОДЫ
        Выхожу сегодня, 6 октября, на крыльцо в семь утра и обалдеваю. Снег падает пышными рождественскими хлопьями - густо-густо!!! Через полчаса на земле, растениях и крышах лежал серьезный белый покров. Небо густо-серое, и такое ощущение, что снег будет идти весь день!
        Куда там! Через час-полтора тучи резко убежали, выглянуло солнце и все растаяло! Казалось, что день будет солнечным!
        Куда там! Пока я собиралась к подружке, небо потихоньку заволакивало, и пока я шла к подружке, на меня (и в лицо тоже) сыпались колкие снежные шарики! Их становилось все больше, да еще и ветер поднялся!
        Просидела у подружки час - и домой возвращалась, "опаленная" солнцем, которое так и сияло до самого вечера!
Примерно в половине пятого светило настойчиво позвало меня прогуляться до Реки. Я не стала сопротивляться - и пошла по улице навстречу заходящему слепящему шару, который потихоньку закатывался за лес впереди.
       Увы, пока я дошла до Реки, солнце таки скрылось за лесом, но я все равно погуляла по берегу, полюбовалась бегущей водой и желто-зеленым лесом на другом берегу.
       А когда я шла назад по деревенской улочке, все видимые глазом горы отражали ушедшее на покой солнце - они были РОЗОВЫМИ!!!
      И трудно было поверить, что с утра снег падал пышными хлопьями...

        Этот свой литературный пост Вика выставила с утра. А, заглянув на свою страничку вечером, с радостью и удивлением  обнаружила под своей первой миниатюрой штук двадцать лайков (в том числе и от Лешечки) и несколько хвалебных отзывов ее перу и непредсказуемой горной природе!
        И тогда два дня спустя Вика написала и выставила ранним утром новый опус. Он был посвящен любимой реке, и сейчас мы раскроем ее имя – Бия, Биечка!!! Вот он. 
         
                БИЯ – ЛЮБОВЬ МОЯ!

       Вчерашний вечер вновь выдался солнечным. И снова, как и накануне, я шла по деревенской улочке на встречу с Бией. Я шла, ослепленная солнцем, которое висело прямо над верхушками сосен и потихоньку опускалось все ниже и ниже… Закат!
       Когда я вышла на берег, солнце еще освещало небольшой его кусочек, хотя диск светила уже скрылся за лесом, но игриво просвечивал сквозь ветви темно-зеленых сосен и освещал малую часть берега.
       Я подошла к Бии, опустила в ее холоднющую воду ладони и сказала:
       - Здравствуй, Бия! Как я тебя люблю!
       Потом, выбрав на берегу камень побольше и поудобнее, присела на его плоскую макушку и принялась смотреть на стремительно бегущую воду и слушать ее медитативную музыку. А еще я думала о том, почему я ТАК СИЛЬНО люблю эту вроде бы малоприветливую холодную реку?!
        Ну, во-первых, конечно, за это потрясающее ощущение от летних купаний: когда холодная вода обжигает, как огонь, кажется, до самых костей - и из реки выходишь с таким ощущением, как будто родилась заново! А подстилкой тебе служит горячий  пористый серый камень!
      А какая благодать – окунаться в освященную воду Бии в праздник Крещения! Впервые в жизни я сделала это позапрошлой зимой, затем – прошлой, и сейчас с нетерпением жду очередного зимнего купания в проруби!..
       Мои друзья удивляются моей любви к Бии. А я им всегда говорю, что я люблю эту реку за то, что она – честная и целеустремленная. Она несет свои воды с такой скоростью, что как будто бы предупреждает об осторожности: не рискуй – не то унесу, и ты разобьешься о камни!
        Летняя Бия – пронзительно синяя или темно-голубая. Это зависит от освещения. А еще она  – ЧИСТАЯ и ПРОЗРАЧНАЯ!!! Местные жители преспокойно пьют из нее воду. Этим летом я даже напоила бийской водой своего маленького внука, который страдал от жажды, а воды мы с собой не взяли. Мы зачерпывали синюю воду его бейсболочкой вместо кружки…
        А однажды мы с внуком видели ЧЕРНУЮ Бию. Это была вторая половина дня, солнце едва просвечивало сквозь тучи. И в этом необычном освещении река стала черной. Честно говоря, я с трудом верила своим глазам и потом опрашивала всех своих знакомых, видели ли они когда-нибудь черную Бию?! Нет, не видели!
        …Я все смотрела на воду, бегущую быстро, но не суетно и с большим достоинством – и в голову мне пришло слово «мужественно»! Почему? Откуда взялось это слово по отношению к реке с названием женского рода?!
         Я изо всех сил напрягла память и вспомнила одну из алтайских легенд о Бии и Катуни. Вот она.      
        «…Когда-то на Алтае не было больших рек и гор. На огромной равнине жил богатый хан Алтай, у которого самым главным богатством была дочь — красавица Катунь. Многочисленные поклонники добивались руки красавицы, но были отвергнуты. Никто не знал, что она тайно любила молодого пастуха Бия.
       Разгневанный отец и сказал: «Выдам тебя за того, кого пожелаю». Видя свое безвыходное положение, Катунь решила сбежать к любимому. В глухую темную ночь, она исчезла, а утром хан, обнаружив пропажу, собрал свое войско и сказал, что Катунь будет принадлежать тому, кто ее догонит.
       Бросились войны в погоню, но Катунь обратилась рекой и стремительно помчалась на север, пробивая дорогу среди камней. Оставив байские отары, пастух Бий, тоже превратился в стремительный поток и помчался навстречу любимой. Не догнали воины беглянку. Она встретилась со своим избранником, кинулась к нему в объятия, и они потекли вместе, образовав могучую сибирскую реку Обь.
        Страшно разгневался хан, в гневе превратил он всех своих незадачливых слуг в валуны и камни, а сам окаменел высокой горой Белуха. Самый быстрый из войнов — Бабырган — убежал дальше всех и теперь стоит, окаменевший, на равнине вдали от гор.»
        Ну, вот тогда мне и стало ясно, за что я, похоже, люблю Бию. Ведь она же – Бий! То есть воплощение настоящей мужской любви! Вот почему я хожу к ней (к нему?!), как на свидание, а ее (его?!)  холодная вода ласкает меня куда нежнее, чем какое-нибудь теплое море!
         Сказка, конечно, ложь, но в ней – намек…
         Да! А если вы захотите позвать Бию по-алтайски, произнесите нежно и гортанно: «Ёё!»

          А вечером Вика вновь считала лайки (и от Лешечки тоже) и радостно читала немногочисленные комментарии своих виртуальных друзей. В основном тех, кто хотел своими глазами увидеть описанную Викой красоту – то есть приехать к Вике в гости. И Вика, конечно же, их всех приглашала!
        И все эти лайки и отзывы приносили Вике дополнительную радость: она не только сама видит божественную красоту ПРИРОДЫ; она может ее (жаль, что лишь словами, а не красками) описать; а значит, поделиться своей радостью и приобщить к ней всех (пусть их даже всего двадцать) своих друзей! А значит, свершает нечто общественно значимое! И оправдывает тем самым смысл своего уединенного бытия в далекой от благ цивилизации горной деревушке…

                31.

        Осень принесла некоторые изменения и в жизнь обоих Викиных поклонников: они почти день в день нашли работу. И оба – работу временную, не по основной профессии и не по душе. Разница была лишь в том, что для Лешечки это была работа дополнительная, а для Лехи – хоть и временная, но основная. Начнем, пожалуй, с Лехи, ибо рассказ о нем будет очень коротким.
        Половину августа Леха расклеивал по всей деревне объявления, в которых предлагал свои услуги профессионального сварщика. Ибо август – это то самое время, когда люди начинают готовиться к зиме и чинить свои печки и водопроводы. Да и мало ли что еще в хозяйстве сварки требует!
        Однако время шло, а Леха так и сидел практически без работы. Разве что раз в неделю калым какой свалится! Леха ругался люто и непечатно! Ничего не понимаю, - говорил он, - они что, зимой, что ли, сварными работами собираются заниматься?! Идиоты!!! Ну, и пил, естественно…
        И вдруг в середине сентября Леха объявил Вике, что завтра он пойдет на биржу труда и, может быть, найдет любую работу вахтовым методом. И уедет из этой ненормальной (Леха употребил другое слово) деревни хоть месяца на два-три. Хотя обычно он больше двух недель «запойного» труда с утра до ночи обычно не выдерживает, и его начинает тянуть в другой, алкогольный, запой.
        В общем, Леха ушел на биржу – и исчез! И телефон его дня два  не отвечал ни утром, ни днем, ни вечером. Тогда Вика, слегка обеспокоившись, позвонила Лехиному отцу, номер которого невесть как появился в Викином телефоне.
        - Так он в тот же день уехал в тайгу, лес валить, - радостно ответил Вике отец Лехи. – На два месяца, до середины ноября. Да вот только не знаю, выдержит ли?!
        - Поживем-увидим, - сказала Вика. – Сколько бы ни выдержал, а все перерыв будет между запоями. Да и денег хоть сколько-нибудь заработает.
        - Вообще-то он у нас очень работящий, - вдруг похвалил Леху отец. – Если бы не водка эта проклятущая!..
         - Да уж… - Ответила Вика.
         А вечером позвонил Леха. Он извинился, что не позвонил Вике в тот же день и сказал, что звонить ей, по всей видимости, сможет очень редко, ибо в тайге со связью – большие проблемы! Нужно выходить в определенное место, подниматься на некий холмик, на котором только сигнал и ловится.
         - Но в любом случае я рада, что ты при деле, и что твой организм отдыхает от спирта и восстанавливается.
         - Ох, не знаю, сколько я здесь выдержу, - повторил Леха слова своего отца. – Два месяца – это так долго!
        -Ну, ты уж постарайся, - сказала Вика, - а я тут по тебе буду скучать. И ждать…
        Тут Вика, конечно, немного слукавила. Ибо под скукой она подразумевала отнюдь не то состояние, когда с нетерпением ждешь возвращения из долгой командировки любимого мужчины. Просто немногие подружки к ней забредали ну очень нечасто, а Леха навещал ее практически каждый день, и она, конечно же, привыкла к его вниманию и посильной заботе. Ну, и на этом мы Леху пока оставим и обратимся к Лешечке.
        - Завтра я иду на собеседование, - объявил Вике виртуальный Лешечка практически в тот день, когда Леха отбыл в тайгу лес валить.
        - В какую газету?! – Обрадовалась Вика.
        - Не в газету, - ответил Лешечка. – В газеты я буду писать, но, конечно, гораздо меньше, а работать буду …курьером. Там, правда, заработок тоже не стабильный, от выработки зависит. Сколько заработаю и сколько выдержу – не знаю. Но я вдруг почувствовал, что дико устал от постоянной писанины, и мне просто необходимо взять от нее отпуск. Я же лет двадцать в отпуске вообще не был.
       - Какой же ты молодец! – восхитилась Вика. – Я восхищаюсь тем, что ты готов работать незнамо где и незнамо кем! Уверена, что на самый худой конец ты бы и слесарное дело вспомнил…
        - Да, легко, – ответил Лешечка.
         -Это примерно то же самое, - продолжила Вика, - когда какая-нибудь ученая дама, отправленная на пенсию, идет работать уборщицей или там гардеробщицей! А вот то, что у тебя столько лет не было отпуска – это очень плохо. Знаешь же, что даже болезнь такая есть – СНО называется. Синдром неиспользованного отпуска.
        - Да знаю… - Откликнулся Лешечка. – Но … не дождетесь!
        - Мне нравится твой несгибаемый оптимизм! – Воскликнула Вика. – И это здорово, что вместо отпуска, которого тебе предоставить некому, ты решил сменить род деятельности. Пусть хоть мозги отдохнут от строчкогонства. А что это за работа, куда и что ты будешь доставлять? Документы из одной организации в другую возить?
        - Да нет, посложнее, - ответил Лешечка. – Ты же знаешь, что у нас существует система индивидуальных заказов самых разных товаров. И, соответственно, есть конторы, которые этим занимаются. Они, как правило, нанимают сотрудников, у которых есть собственные авто. Ну, и мне придется развозить в разные концы Москвы (а ты себе еще представляешь, что это такое «разные концы Москвы»?) разным людям  какие-нибудь пылесосы и другую бытовую технику, которая поместится в мою машину. Знаю, что норма – двадцать поездок в день и не знаю, что еще.
       - Ну, все же ездить, это не писать! – Сказала Вика.
       - Это так, - согласился Лешечка и исчез из сетей не меньше, чем на неделю. Если не больше…
        Все эти дни Вика возносила хвалу изобретателям компьютеров и интернета, ибо заглядывая по утрам на Лешечкину страничку, она всякий раз обнаруживала не менее десятка постов, которые Лешечка выставил накануне – после десяти часов вечера по московскому времени, когда Вика в своей сибирской глуши отдавалась Морфею. А раньше этого времени Лешечка в сетях и не появлялся!
        И Вика, зная, что Лешечка жив, здоров и «не дождетесь», терпеливо и смиренно ждала его звонка. Ну, и конечно, дождалась! Причем, во время совсем (в сравнении со всеми предыдущими звонками) неурочное – в первой половине дня.
        - Как твои дела? – Улыбаясь, заботливо спросил Лешечка.
        - МОИ дела?! – Изумленно воскликнула Вика. – ТВОИ дела как?! У меня такое впечатление, что ты работаешь с утра до ночи! А по ночам еще и посты выставляешь! Рассказывай!
        - Ох, Вик! Кажется, мою работу нельзя назвать отпуском! – Признался Лешечка. – Ложусь я поздно, ты же знаешь. А вставать приходится в шесть утра, чтобы к восьми, простояв в пробках, успеть доехать до конторы за заказами. Возвращаюсь, совершенно измотанный, не раньше десяти часов, когда ты уже спишь. Да и на разговоры сил уже не остается. Сегодня я взял себе частичный выходной, чтобы хоть выспаться и тебе позвонить.
       
                32.

       И Лешечка принялся в возможных подробностях рассказывать Вике о новой своей работе, в которой оказалось столько скрытых подводных камней, сколько Лешечка и не подозревал!
      Во-первых, не бывало так, чтобы хоть два заказа находились в относительной близости друг от друга. И Лешечке приходилось заниматься логистикой – разрабатывать такой  маршрут, по которому удобнее всего попадать из одного места в другое, не тратя понапрасну бензин, который ему никто не оплачивал.
      Во-вторых, вдруг во весь рост встала проблема парковки: вот ведь доехал уже, а машину поставить негде! И либо жди, когда место освободится, либо напрягай мозги и находи, куда свою колымагу можно втиснуть так, чтобы ни свое, ни чужое авто, не приведи господь, не попортить!
      В-третьих, нужно было разбираться в том «приборе», который привез заказчику, чтобы объяснить ему, что в приборе к чему.
       В-четвертых, нужно было взять у заказчика деньги за доставленный «подарок», а у Лешечки то сдачи нет, то у заказчика нет налички. И решать эту проблему должен не заказчик, а курьер Лешечка!
      Ну, и в-пятых, - самолюбие и отчасти гордыня взялись пошаливать. Ведь к нему, к Лешечке, – медийному персонажу, знатоку, умнице да еще и известному винному эксперту относились как к простому курьеру! И хоть Лешечка и позиционировал себя как дзэн-пофигиста (не унаёте известного умника страны, да и фиг с вами!), эмоции от встреч с клиентами он испытывал негативные. И был сам себе противен.
        - Неужто никто ни разу не признал в тебе капитана команды из передачи «Кто умней»? – Поразилась Вика. – Ведь ты практически не изменился – только крупнее стал! Но это же не повод, чтобы не узнавать!
       - Да нет, людей можно понять, - сказал Лешечка. – Ведь они ждут, что к ним приедет курьер и смотрят на меня именно как на курьера, который привез им покупку. Думаешь, они рассматривают меня? Да они тут же и лицо мое наверняка забывают, стоит мне закрыть за собой дверь! Хотя… Иногда мне кажется, что человек как будто  силится вспомнить, откуда ему знакомо мое лицо…
      - …и никто не вспоминает… - закончила Вика. – Но зато ты потом сможешь описать свою работу новую работу в картинках! Это же целый цикл можно написать! Под старой советской рубрикой «Журналист меняет профессию»!
      - Может, и напишу, если эта работа к финалу мне не опротивеет настолько, что мне захочется поскорее ее забыть!
       - Знаешь, я бы на твоем месте так сразу и представлялась: и журналистом, который меняет профессию, и знатоком, - сказала Вика.
        - Не могу, - к вящему Викиному удивлению ответил Лешечка. – У меня самооценка почему-то заниженная…
        - У ТЕБЯ?! Самооценка заниженная?! Да с какой стати?! – Возмутилась Вика. - У тебя же – куча достижений для нормальной или даже завышенной самооценки! Почему ты ее занижаешь?!
       - Не знаю… - Ответил Лешечка. – Может, это от того, что незнакомые люди меня с первого взгляда всерьез не воспринимают. Это все мое лицо…
       - Да у тебя чудесное лицо: доброе, открытое, радостное! – Воскликнула Вика. – А то, что сквозь черты взрослого мужчины проглядывает умненький ребенок, - это вообще классно. Ведь если ребенок в тебе умер, - значит, конец твоему духовному развитию!
        - Кто бы это понимал?! – Риторически вопросил Лешечка.            
        В следующий раз Лешечка снова позвонил дней примерно через десять. И среди разных приключений на дорогах, парковках и в процессе подсчета вырученных денег с веселым смехом рассказал, что его, наконец, узнали.
       Это была молодая, крутая (в смысле очень состоятельная) и оттого высокомерная дама, которая (первая из всех, кто пытался Лешечку опознать) спросила прямо и решительно:
        - Убей меня Бог, но ваше лицо мне очень знакомо. Только я не могу представить себе, на какой вечеринке я могла бы встретиться с курьером! У меня совсем другая компания, - с плохо скрытым высокомерием сказала дама.
        И Лешечка ничтоже сумняшеся пояснил даме, что она могла видеть его в телевизоре – например, в передаче «Кто умней?»…
        - Ты бы видела, что стало делаться с ее личиком! Сколько на нем появилось разнообразных эмоций! – Хохотал Лешечка. – Помнишь это? «Графиня с изменившимся лицом скрылась в спальне…» Как, говорит, почему такой достойный человек работает простым доставщиком всякой ерунды?!!
        - И что ты ей ответил? – Спросила, тоже расхохотавшись, Вика.
        - Тебя процитировал. Помнишь, ты советовала, как мне отвечать? – Смеялся Лешечка. – Журналист меняет профессию! Задание у меня такое! А потом, говорю, я про эту работу и про своих клиентов серию статеек напишу!
        - А она? Испугалась, что ты про нее напишешь? Ведь ты и фамилию ее знаешь! Возьмешь да и напишешь какой-нибудь желтый компромат! – Веселилась Вика.
        - Нет, она, к ее чести, ничего не испугалась, - смеялся Лешечка. – Она вообще на это внимания не обратила. Зато очень обрадовалась, поняв, откуда она меня так хорошо (ну внешне, имеется в виду) знает! Сказала, что смотрела нашу умную передачу с детства вместе с мамой, которая передачу очень любила. И сама она сейчас иногда ее посматривает. Жаль, сказала, что вы теперь так редко играете. Я помню, вы мне очень нравились. Такое, дескать, детское личико и ТАКОЙ ум!
        - История – блеск! – Подытожила Вика. – Ох, тебе найдется, о чем писать!
        - Поживем – увидим… - Ответил Лешечка.

                33.

       Жить, чтобы увидеть, пришлось недолго. Примерно через полмесяца, едва ли не в один и тот же день и Лешечка, и Леха бросили свою работу.  Впрочем, причины для совершения сего «неблаговидного»  поступка у Викиных поклонников были разные.
       Лехина бригада (и в основном, надо полагать, благодаря Лехиному трудоголизму) так усердно валила и пилила означенный в договоре фрагмент леса, что закончила работу почти на месяц раньше установленного срока. Леха получил свою, по деревенским меркам огромную зарплату, вернулся в деревушку, отдал практически все денежки матери, тут же отметил со своими друзьями-алкашами завершение своего трудового подвига и Вике позвонил лишь вечером – нетрезвый, естественно. И, естественно, предложил Вике с ним выпить.
       Однако Вика, памятуя, чем может грозить для нее «праздник» с Лехой, отказалась его принять, ибо, пояснила Вика, Леха уже так пьян, что она с трудом разбирает его речь. Пусть лучше приходит завтра, пока снова не напьется, и расскажет Вике, каково это – лес валить! И Леха не обиделся…
        Но зато наутро он пришел к Вике еще не опохмеленный, но, естественно, с парочкой фанфуриков, которые  собирался употребить за компанию с Викой. В смысле, употребить самостоятельно под сочувствующим Викиным взглядом – в этом и заключалось ее участие в Лехиной алкогольной церемонии.
        Леха принял внутрь полпузырька чистого спирта, долил в пузырек воды, приосанился и принялся рассказывать Вике о своих приключениях. Собственно говоря, приключений никаких особенных не было, потому и в речах Лехи Вике почти ничего не было интересно.
        Единственное, что ее потрясло до глубины души – это внушительная сумма денег, которая выделялась на пропитание лесорубов. Называть сумму в связи с перманентной инфляцией в отечестве мы не будем. Скажем лишь, что на эту сумму обычному бюджетнику можно было очень прилично питать свое тело почти неделю. И что потратить на еду столько денег в один день одному человеку было бы очень трудно. Разве что икру ложками есть!
        - Странно, что ты совсем не набрал весу! – Сказала Вика. – Столько жрать-то!
        - А ты сосну хоть одну сруби, я на тебя посмотрю! – Расхохотался Леха. – Вот у нас все калории в работу-то и уходили!
       - А, ну да! – Ответила пристыженная Вика. – Я об этом как-то не подумала…
        Часа примерно через полтора понимать Лехину речь Вике стало все труднее, и она предложила ему продолжить его праздник где-нибудь за пределами ее жилища. А остальное, дескать, расскажешь потом…
       Леха, как уже был упомянуто, был «человеком чести», он никогда не нудил и не выпрашивал еще полчасика. Он просто встал, оделся и ушел, не забыв поцеловать Вике ручку…
       А через пару дней Вике позвонил Лешечка и сообщил, что он больше не курьер.
        - Устал?! – Сочувственно спросила Вика.
        - Устал так, что даже не чувствую себя отдохнувшим от писанины. Но зато понял, что лучше писать, чем тупо гонять по Москве, стоять в пробках, да еще и место для парковки искать. Считать деньги – это тоже не мое, а я же ведь должен был предоставлять полный финансовый отчет. Ну, и самое главное: не так тяжела работа, как мала за нее оплата. Я когда увидел, сколько всего я заработал, я тут же написал заявление об уходе.
       - Значит, снова будешь гнать строку?
       - Буду! А что делать?! Но моя дочь нашла мне другую курьерскую подработку. Цветы развозить! И не весь день, а пару-тройку часов. И один заказ стоит гораздо дороже, чем в фирме, которую я покинул.
       - Ну, что я могу сказать?! – Воскликнула Вика – Слава Богу, что ты избавился от работы, которая тебя, наверняка больного синдромом неиспользованного отпуска, так изматывала! Но жаль, что ты потратил столько сил и совсем не отдохнул.
         - Отдыхать будем на том свете, - рассмеялся Лешечка. – А пока – работать, работать и работать! И не дождетесь!

                34. 

        И Лешечка принялся работать, работать и работать – развозить цветы, и однажды о неизвестных ему доселе (и Вике, разумеется, тоже) видах этой приятной «продукции» Лешечка просто «спел песню»! Понятно было, что развозить цветы ему нравится гораздо больше, чем, чем скажем, пылесосы или там кофеварки…
        Во все оставшееся от цветов свободное время он писал-писал-писал на разные (а это значит, почти абсолютно все) темы – и Вике потому звонил не чаще, чем раз в десять дней. Но Вика, с счастью, уже научилась не ждать, как дура с мытой шеей, макияжем и прибранной причесочкой, Лешечкиных звонков.
       Это (то есть внешность а натюрель) можно было назвать признаком ее наивысшего доверия к Лешечке. Тем более что Лешечка почти всякий раз (ну, или через раз) повторял одно и тоже: Вика ему нравится ВСЯКАЯ и даже вне зависимости от возраста. На что Вика обычно отвечала, что Лешечка ну совсем не изменился! Разве что стал воистину большим и брутальным джентльменом!
       Но цветы и статейки были только частью Лешечкиной работы. Хоть и основной – но все же частью. А вот неосновная часть, похоже, была для Лешечки самой важной и самой главной! Это было ТЕЛЕВИДЕНИЕ!
        Лешечку вдруг стали все чаще и чаще приглашать в разноканальные (в том числе и на самый главный Первый) передачи в качестве винного эксперта. Приглашали то как участника, то как главного собеседника. И Лешечка со своей хорошо поставленной речью (и голосом тоже) боролся с массой дебильных запретительных законов по поводу продажи алкогольной продукции и увеличения на оную цен. Ибо увеличение цен неизбежно ведет (и, собственно, давно уже привело) к непомерному расширению подпольного рынка и производству дешевого некачественного алкоголя.
      А это – ба-а-альшой минус для госбюджета и возможность отравления для граждан страны, которая вовсе не занимает одно из первых по уровню потребления алкоголя – а значит, отнюдь не спивается. Более того, одна треть страны – вообще не употребляет!
       Мы не будем загружать наше повествование разной доказательной цифирью, которой была набита Лешечкина голова. Скажем лишь, что если он в телепередаче был в качестве участника, победить ему никогда не удавалось, несмотря на всю его непреклонную уверенность и победительную убедительность! А, впрочем, в этих многоучастниковых передачах не побеждал никто. Разве что ведущей журналистке удавалось как-нибудь элегантно (и как бы почти в пользу Лешечки) завершить этот спор анти- и алкогольных «гигантов»…
       Некоторые передачи Вике удавалось отследить, о других – ей в скупых словах и фразах рассказывал Лешечка. Однажды, впрочем, поведал в подробностях об одной молодой дуре-журналистке, которая, будучи явной непрофессионалкой, даже, по всей видимости, не знала, что к интервью с любым собеседником нужно заранее ГОТОВИТЬСЯ. Причем, узнать не только о том, что он думает на заданную тему; но и в биографии его хоть поверхностно покопаться: родился, учился, работал и так далее.
        Причем, разговор об этой горе-журналистке начала Вика, ибо примерно за полчаса до Лешечкиного звонка она просматривала главную ленту, где и наткнулась на Лешечкин пост, состоящий из фото Лешечки и предваряющего изображение Лешечки комментария о том, как он чувствовал себя идиотом, беседуя с высокомерной журналисткой, которая вела себя так, как будто она знает ВСЁ, а Лешечка ей нужен лишь для того, чтобы свои знания (а вернее, НЕзнания) продемонстрировать!
       - Я тебе уже не раз говорил, что лик мой – враг мой! – Сказал Лешечка. – Эта девица увидела мое доброе и неВИННОЕ детское лицо и, очевидно, подумала, что знать больше, чем она, я ну никак не могу. И задавала мне такие тупые вопросы, что я вначале было разозлился, а потом как-то легко расслабился – и стал ловить кайф от этого дурдома. Я был абсолютно спокоен, а она просто бесилась от того, что не может вывести меня на эмоцию! Чтобы, наверное, сумничать и сказать небрежно: «Юпитер ты сердишься! Значит, ты неправ!»
       - Но Юпитер все никак не сердился! – Расхохоталась Вика. – Я вообще, когда вижу тебя в передачах, потрясаюсь твоему спокойствию и веселому лику и взгляду! Ты молодец! Я бы на твоем месте ТАК распсиховалась, что стала бы голос повышать и даже, возможно, орать, как сумасшедшая. И меня бы вывели из студии! Я просто восхищаюсь твоей выдержкой.
       - И правильно делаешь, - сказал Лешечка. – Вот тебе еще повод для восхищения. Примерно в середине передачи эта девица меня вдруг спрашивает: «А высшего образования у вас, конечно, нет!» Ну, правильно: разве может человек с высшим образованием защищать идиотские антиалкогольные законы?! Так она, наверное, себе подумала.
        - Ну, а ты?! Ты что ей ответил?!   
        – Знаешь, я не стал читать ей лекцию на тему о том, что можно быть дельным человеком и думать о красе ногтей. Я ответил скромно: институт иностранных языков и неоконченное электротехническое образование…
       - А она что?!!
       - Да ничего особенного. Разве что язвить меньше стала, но фразы мои все равно перевирала. Например, я сказал о том, что запреты еще ни в одной стране не сработали и что нужно «просто» учить людей культурному питию. А она переспрашивает: «Как?! Вы призываете учить ДЕТЕЙ культурному питию?!!» Я отвечаю: «Не понял! Кто из нас двоих произнес слово ДЕТИ?!» Все, не хочу больше о ней вспоминать. Я лучше еще раз вспомню, как мы с тобой познакомились, и как ты в первую ночь ни за что не хотела снимать футболку! А сейчас сидишь передо мной – такая умная, красивая, элегантная… Такая тонкая, всё понимающая и романтичная… А знаешь…
       И тут Лешечка вдруг принялся рассказывать о первой своей жене, на которой он женился по «рабочей» необходимости. Ему светила работа в райкоме комсомола, а туда без жены – ну, никак.
       А Лешечка, оказывается, так сильно и так долго переживал разрыв с Викой, что даже слегка увлечься особой иного пола не мог. Он их просто не видел, не существовали они для него. Существовала только Вика! А вернее сказать, воспоминание о ней.
      Но делать нечего! Пришлось осматриваться кругом себя – и искать хоть кого-нибудь. Но искать, слава Богу, долго не пришлось, ибо это Лешечка не видел дам, но зато некоторые дамы его видели и с ним кокетничали. Ну, Лешечка и откликнулся на кокетство одной из самых приятных дам – да и быстренько женился.
       Никаких счастливых воспоминаний об этой первой (недолгой, всего года три) супружеской жизни у Лешечки не осталось, зато осталось воспоминание горькое и печальное: полуфиктивная (ибо без любви) супружеская пара лишилась своего первого и единственного ребеночка. Он оставил своих «странных» родителей, когда ему было всего девять месяцев…
       Есть семьи, которые утрату ребенка переживают совместно и начинают изо всех сил поддерживать друг друга, заботиться друг о друге – их осиротевший союз питает взаимная любовь. А когда любви нет или она вдруг исчезает – семьи распадаются.
       Лешечкина семья относилась ко второму варианту – она распалась. Причем, распад спровоцировала первая жена – она просто взяла да и ушла от Лешечки вместе со своими материнским горем…
        Лешечка не стал делиться с Викой ни своими переживаниями  по поводу утраты младенца, ни тем более по поводу ухода жены. Но зато он сказал:
       - А ты знаешь, она оказалась (и была, конечно) на самом деле очень хорошим человеком. Мы с ней поддерживаем телефонные отношения, и она не раз говорила мне, что жалеет о своем уходе и что с радостью бы ко мне вернулась. Ты, кстати, с ней «знакома» - вы пару раз пересекались в комментах к моим постам.
        - Мистика! – Воскликнула Вика.
        - Жизнь… - Ответил Лешечка. – А сейчас передо мной сидишь ты, и я испытываю к тебе все те же романтические чувства! И вообще, пока меня не было, ты жила безо всякой перспективы! А теперь, когда у тебя есть я, у тебя появилась перспектива…
        Лешечка не стал объяснять Вике, какую именно перспективу он имеет в виду. А Вика то ли затормозила, то ли просто постеснялась спросить, какую перспективу он имеет в виду. Но зато она, мгновение подумав, нагло и безапелляционно спросила:
        - Так, может, нам пора уже испытывать эти чувства, сидя рядышком на твоем диване? Почему ты меня к себе не зовешь? Почему не хочешь попробовать начать все сначала на новом, так сказать, жизненном витке?!
        - Трудно сказать, - медленно подбирая слова, начал Лешечка. – Может быть, мне пока хватает нашего виртуального общения?! Ведь мы же с тобой не знали друг друга такими, какими стали сейчас. Ты, во всяком случае, меня совсем не знала! И потом мне почему-то кажется, что нам с тобой надо жить поодиночке…
         - Почему?! – Едва ли не возопила Вика.
         - Почему? Ну, может, потому, что я очень ценю свое одиночество, – честно ответил Лешечка. – Да и ты, мне кажется, тоже. Неужели тебе интересны какие-то кардинальные изменения?!  Это же такая суета… И такая неизвестность…
        - Ну, и что?! – Заупрямилась Вика. – А, может, я жажду изменений?! Может быть, я их люблю! А иначе разве я сбежала бы из города в деревушку – в неизвестность! Ведь одно дело – отдыхать тут в отпуске и совсем другое – жить. Но я живу и, несмотря на всяческие трудности, радуюсь! В общем – все, закрыли тему! И дернул же меня черт ее поднять…
       - Ну, дернул и дернул, сказала и сказала, не расстраивайся, - утешил Лешечка Вику. – Давай я лучше расскажу тебе, как мы однажды в театр с тобой ходили…
 
                35

        Стоит ли говорить, что разговор с Лешечкой, мягко говоря, не вдохновил Вику. Более того, он ее расстроил. Ну, а как тут было не расстроиться, когда Лешечка прямо сказал, что ему комфортнее жить в одиночестве, и что всяческие перемены его пугают. Или пугают, или просто не нужны. Ни к чему Лешечке перемены!
       Конечно, Вика, будучи не окончательной дурой, подумала и о другой стороне дела: Лешечка сейчас находится в таком незавидном материальном положении, что ему вовсе не с руки брать на себя ответственность за такую «обузу», как Вика. Хоть она и была обузой, в которую Лешечка (если, конечно, верить его словам) был по-прежнему влюблен. 
       Но все равно первая сторона дела довлела над Викиными чувствами. Однако плакать Вика не собиралась, ибо она хотела бы прожить остаток жизни с Лешечкой, но ей совсем не хотелось покидать горную деревушку и жить в столице, к которой Вика не испытывала никакой влюбленности!
        Поэтому Вика сказала себе почти спокойно «поживем – увидим» и засунула эту неприятную часть разговора с Лешечкой подальше – в самый потаенный сундучок (или, если хотите) файл своей памяти. Да и стала жить дальше, радуясь наступившей, блестящей на солнце зиме, теплым пасмурным дням с рождественским снегом – ну, и, конечно, восходам и коротким (темнеть стало уже после четырех) закатам. Ну, и еще регулярным  явлениям Лехи, о существовании которого мы как-то подзабыли.
        Леха же меж тем находится в состоянии длительной ремиссии и взялся с помощью Викиного компьютера искать работу через посредство интернета. Поиск оказался делом невероятно трудным, ибо Леха ни в какую не хотел регистрироваться на сайтах, размещать свое резюме и так далее.
       - Чё это я буду им про себя всё рассказывать?! С какой стати?! – Не на шутку сердился Леха. – Сказал: «газоэлектросварщик высшего разряда с двадцатилетним опытом работы, ну, фамилию назвал – чё им еще надо?! Приглашайте – и увидите! Ведь в этих ваших резюме можно черте что про себя наврать. А на деле окажется – пшик. Что за фигня – этим бумажкам верить?! Ты возьми человека на работу и в деле его посмотри! А то резюме, резюме…
        Какая-то доля истины в Лехиных речах прослеживалась, и Вика перестала его уговаривать состряпать красивую саморекомендацию. И потому Леха действовал по старинке: то есть, найдя какую-то фирму, где были указанны телефоны, он эти телефоны записывал на мятый огрызок бумаги, чтобы назавтра (сейчас он, дескать, уже устал «от твоего интернета») совершать процедуру обзвона.
       Но по телефону его лишь отчасти информировали и все равно предлагали разместить в интернете свое резюме. Таким образом, получался замкнутый круг, разомкнуть который могло только чудо! 
       И чудо в конце концов случилось. Но отнюдь не с помощью интернета. Лехе просто позвонил бывший напарник из недалекого города и, зная Лехин, не побоимся сказать, талант сварщика, позвал его в свою бригаду – на полгода на северную вахту!
        Вика одновременно и обрадовалась за Леху, и расстроилась за себя: кто же ей теперь в хозяйстве помогать будет?! Леха же однозначно обрадовался, ибо его достало безработное существование, а Вика свое расстройство сформулировала тактично. Сказала, что ей Лехи будет не хватать, и что она без него скучать будет. И это была правда. Ибо под словами «не будет хватать» и «скучать будет» Вика подразумевала отношения вовсе не гендерные, а чисто человеческие. Ну, не могла же она в самом деле к нему, как к симпатичному ей существу, не привязаться!
        - Я тоже буду скучать, - ответил Леха. – Но мы же можем с тобой перезваниваться. Со своим столичным дружком-то ты вообще не встречаешься!
        - Это так… - Спокойно ответила Вика. Но развивать тему о том, что встреча в скайпе и разговор по телефону – это две большие разницы, не стала! Ибо на экране монитора ты ВИДИШЬ выражение лица собеседника, его глаза и доступную часть плоти – как правило, плечи и некоторую часть груди; и можешь представить себе ВСЕГО собеседника.
       И разговаривать можно не только информационным пунктиром, как зачастую по телефону, а долго, подробно и так, как будто расстался только вчера. Все же скайповое общение – это были не просто разговоры с зачастую непонятными интонациями, это были почти настоящие ВСТРЕЧИ! Ибо только в живом (или почти живом – скайповом) общении можно услышать (и увидеть) интонацию собеседника, которая (интонация) – гораздо важнее слова. Считается даже, что понять истинную сущность человека можно только через интонации его речи! Но Лехе ничего этого Вика рассказывать не стала, дабы  не огорчить его ненароком перед отъездом.   
        В общем, Леха через несколько дней уехал на свою северную вахту и позвонил первый раз только через неделю. Леха вкратце рассказал Вике о том, ЧТО он там на своей вахте сваривает, ну, и Вику по-быстрому расспросил, как она живет, не изводят ли ее какие-нибудь проблемы. Леха был совершенно трезв, а в этом хорошем состоянии свое отношение к Вике (как тут не раз уже упоминалось) он никак не проявлял. И по телефону даже «обнимаю и целую» не говорил…
       А через несколько дней к Вике «пришел на свидание» Лешечка, которому Вика очень обрадовалась, - и они проговорили больше часа о том, о сем. И еще кое о чем, но об этом чуть ниже! Ио сначала они, с Викиной подачи, обсудили последний Лешечкин винный пост.
       Пост представлял собой фотографию, на которой Лешечка нюхал вино из бокала – то есть демонстрировал первый этап дегустации. Вика тут же откликнулась: «Трудна работа!!! Чем пахнет?!! )))»
       «Хороший вопрос! – Ответил Лешечка. – В данном случае, слива, красная смородина, спелое красное яблоко!»
        Вика, хоть и не могла проверить, чем в действительности пахло Лешечкино вино, да и запахи вряд ли смогла бы разделить на составляющие, но она все равно восхитилась суперчувствительным Лешечкиным нюхом! Сначала – про себя, а затем и вслух – по скайпу.
         - Больше всего меня шокировало, что яблоко именно спелое и красное, - восхищенно сказала Вика.
         - Да, ладно, не прикидывайся, - слегка закокетничал Лешечка. – Можно подумать, ты не знаешь, что спелые и неспелые, красные и зеленые яблоки пахнут по-разному!
         - А вот представь, что не знаю, - честно сказала Вика. – Я никогда об этом не задумывалась и в яблоки не внюхивалась. Я в них вгрызалась! А красная смородина вообще, по-моему, ничем пахнет!
         - А ты ее раздави – и почувствуешь! – Рассмеялся Лешечка.
         - Точно, почувствую, - сообразила Вика и даже представила себе запах красной смородины. – Но выделить из запаха вина эти три составляющие я все равно ни за что бы не смогла!
         - Ну, так ты же не дегустатор, - успокоил Вику Лешечка. – Я – нюхаю, ты – иногда выпиваешь. У нас с тобой – разные профессии!!! И вообще ну ее – эту работу. Давай поговорим о тебе. Черт, как печально, что ты так далеко от меня!
         И Лешечку не в первый уже раз понесло! Он опять принялся упрекать Вику в том, что она заехала в такую даль, и что ей там вовсе не место!
        - Ну, вот зачем, скажи на милость, ты взялся портить мне настроение?! - Раздражилась Вика. - Ведь ты же прекрасно знаешь, что места мне нет НИГДЕ! Жить в городе с дочерью и внуком в однокомнатной квартире– это не вариант! Живя со мной, она проживет мою одинокую жизнь. На съём городской квартиры она не зарабатывает, я – тоже! О том, как трудно в нашем возрасте найти работу, ты прекрасно знаешь – сам-то ведь до сих пор не нашел. У меня для дочери-то порядочная работа никак не находится! Поэтому, конечно, в моем отъезде в деревню есть некая доля вынужденности! Но очень небольшая…
       - Это все так!  - Согласился Лешечка. – Но если ты развернешь свои мысли на сто восемьдесят градусов и станешь думать об отъезде, ситуация начнет складываться так, что тебе найдется, куда уехать.   
         - Ты предлагаешь мне создавать мыслеобразы… - Сказала Вика.
         - А почему бы и нет? – Ответил Лешечка. – Мыслеобразы – штука сильная!
         Лешечка продолжал еще что-то говорить про создание метафизической реальности, но Вика его уже почти не слушала, ибо она вдруг вспомнила, как Лешечка однажды сказал о ней: «Если ты что-то решила, тебя не свернешь! Поэтому я и не стал тогда тебя еще сильнее уговаривать! Я видел: ТЫ – РЕШИЛА! И ВСЁ!» Вика вспомнила все это, и ей вдруг подумалось, что решения об их гипотетическом воссоединении Лешечка ждет от нее! И Вика решилась...

                36.

       - Значит, говоришь, стоит захотеть – и все сложится?! – С легчайшей ехидной улыбочкой перебила Вика Лешечкины речи. – Так вот, слушай меня внимательно! Я РЕШИЛА! Я ХОЧУ уехать из своей любимой деревушки К ТЕБЕ, любимому! Приеду и скажу: дорогой, давай начнем всё скачала, ибо я уверена, что у нас ВСЁ получится! Ну, и что ты на это скажешь?!!
       - Что скажу? – Кажется (а может, Вике это показалось?), Лешечка слегка растерялся, но быстро взял себя в руки и сказал то ли в шутку, то ли всерьез. – А приезжай! Будем голодать вместе!
       - Ой, напугал! – Расхохоталась Вика. – Напугал голодом бедную пенсионерку! Зато, представь: у нас с тобой будет хоть и очень маленький, но стабильный ежемесячный доход. Во всяком случае, без хлеба мы не останемся.
       - А через год я тоже стану пенсионером! - Подсказал Лешечка.
       - Ну вот, у нас будет сразу два небольших стабильных дохода! – Обрадовалась Вика. – Подработки свои ты все равно не бросишь! А там, смотришь, и я себе что-нибудь присмотрю. И проживем, как какая-нибудь юная студенческая семья, каковой мы с тобой так и не стали!
       - Да, может, и хорошо, что не стали, - рассудительно сказал Лешечка. – Потому что, не изменись мы оба за эти тридцать лет, мы с тобой с нашими юношескими установками (особенно твоими – «ах, я звезда!») через пару лет бы разбежались – и сейчас бы по скайпу не общались!
        - А ведь мы с тобой оскайпляемся уже почти год! – Воскликнула Вика. – В Новый год можно будет праздновать первую годовщину нашей виртуальной жизни! Мы ее как-нибудь назовем, и…
        - … будем дальше общаться! – В пошутку-полувсерьез продолжил Лешечка.
        - Ну, уж нет! – Решительно отрезала Вика. – Я же ЕДУ к тебе! Ну, не завтра, конечно, не пугайся! И как снег на голову я тебе не свалюсь. Я дам тебе время свыкнуться с мыслью о том, что я разрушу твое одиночество. Я проведу здесь лето, ведь один Бог знает, когда мы сможем сюда приехать; а осенью возьму необходимый кредит да и прилечу на крыльях любви!
       - А у меня кредит за машину еще выплачивать и выплачивать, - без грусти сказал Лешечка. – Разве что машину продать! Но жалко… 
       - Не надо ничего продавать! Сколько еще лет тебе его выплачивать? – Спросила Вика.
       - Ой, мне еще долго-долго жить придется, чтобы его выплатить, - засмеялся Лешечка. – Но я умирать пока еще и не собираюсь. Не дождутся!
       - Вот именно! – Сказала весело Вика. – Мы будем жить долго и счастливо, выплачивать наши кредиты и умрем в один день. В общем, решено, я к тебе еду! Так что готовься морально и физически.
       - Да я, в общем-то, готов, - не слишком решительно (а, может, Вике это показалось) сказал Лешечка и прибавил иронически: - Как ты скажешь, так и будет! Я же знаю, что ты – дама решительная!
        - А кстати! – Вдруг пришло в голову Вике. – Мы с тобой как бы вместе… А я вот тут подумала: а ну как в какой-нибудь нежданный момент глобальная сеть возьмет да и рухнет навсегда! И мы с тобой опять потеряемся! Ведь нам ни разу не пришло в голову обменяться телефонами!
        - Какие проблемы?! – Резво откликнулся Лешечка. – Сейчас я тебе смс-ку кину.
       - Лучше продиктуй! – Сказала Вика. – У меня с цифрами – вечные проблемы. Я обязательно, неправильно перепишу.
       - ОК! Пиши, - сказал Лешечка.
         Вика записала заветные цифирки прямо в телефон, вызвала Лешечку и услышала, как откликнулся на ее звонок его мобильник.
          - Ну, вот, теперь я спокойна! – Сказала Вика. – Теперь мы не потеряемся до тех пор, пока не потеряем свои мобильники! Ура!
          - Ура! – Повторил вслед за Викой Лешечка. - Ой, совсем забыл тебе сказать! У меня же послезавтра запись передачи на одном из главных каналов.
        - И ты, как всегда, забудешь прислать мне ссылку, - предварительно укорила Вика.
        - Да зачем тебе эти ссылки? – Рассмеялся Лешечка. – Ты же и так знаешь, что я могу сказать. Ведь я же в беседах с тобой практически всё проговариваю!
         - И то правда, - согласилась Вика – Не присылай. Ты мне больше нравишься в драной футболке, чем в официальном пиджаке. Хотя и в пиджаке, что уж греха таить, ты тоже хорош!
        Так под сурдинку будущей телепередачи Вика с Лешечкой как бы замяли важный разговор о Викином переезде и в дальнейшей беседе к нему не возвращались.
         Однако Вика всё равно была очень довольна своим решительным словесным поступком. Она СКАЗАЛА Лешечке, что готова к нему приехать, а Лешечка ее слова УСЛЫШАЛ. И вряд ли забудет. Он наверняка станет представлять себе будущую жизнь с Викой в его однокомнатной не окончательно устроенной квартире да еще с финансовыми проблемами. А Викино дело – время от времени о ВАЖНОМ разговоре Лешечке напоминать. А там – как Бог даст!
       После этого разговора Лешечка отнюдь не стал звонить Вике чаще. Напротив, он звонил еще реже (но все равно хоть один раз – в десять дней), в сетях тоже стал являться гораздо реже. А когда являлся, то в скайп выходил лишь с вышеописанной регулярностью.
        Это можно было толковать двояко. С одной стороны, Лешечка пребывает в усиленных рабочих бегах; а, с другой, он сильно напуган Викиными намерениями. Хотя, с третьей стороны, если бы он был напуган, он бы вообще перестал звонить Вике, исключил бы ее из своих сетевых и скайповых друзей. Но Лешечка ниоткуда Вику не исключил, а продолжал звонить ей хоть и не слишком часто, но зато регулярно!
        Правда, их разговоры теперь частенько бывали гораздо короче часа (рекорд – пятнадцать минут!) и выстраивались Лешечкой таким образом, чтобы Вике некуда было вставить свои «три копейки» о грядущем своем явлении к Лешечке.
       Но Вику это нисколько не расстраивало. Будучи в своей жизни особой весьма торопливой и ненавидящей всяческое ожидание (пережиток совковых очередей, видимо!), Вика вдруг поймала себя на том, что она никуда не торопится. Означенный ею срок переезда – осень – был еще далеко впереди. О, прекрасное далеко…
        А пока на дворе царила зима разной степени морозности и снежности, впереди маячил Новый год, потом еще зима, а за ней весна и лето. Времени для раздумий было полным-полно. А Вике это время было, ох, как нужно.
        Ведь нужно было, во-первых, найти изъяны в ее бытии в горной деревушке, которые помогли бы ей почти бесслезно оставить свой рай обетованный. А во-вторых, прожить в уме хотя бы несколько дней сосуществования рядом с лишь отчасти знакомым (но почему-то таким родным!) мужчиной, которого она когда-то – о дура-дура!!! – безжалостно прогнала. И ведь не бросила, а именно прогнала!!!   
        А Лешечка, хоть и был когда-то сражен Викой наповал, теперь, тридцать лет спустя, с ней уже год общается, и восхищается ею, и глаза его всегда сияют! Правда, иногда Лешечка ее и упрекает за юношеское бездумье, но тут же и оправдывает… Как, дескать, молоды мы были; как верили в себя и в свое светлое будущее и высочайшее предназначение! Вика, во всяком случае, производила именно такое впечатление – высочайшего предназначения! И где оно – это предназначение?! Природой любоваться да рукоделья свои дарить направо и налево?!
       Даже бабушкой толковой Вике стать не довелось! Она, мучаясь отсутствием личного пространства, просидела с малышом, которого на самом деле ОЧЕНЬ любила, всего два с половиной года – до садика, и смылась в свою деревню. Обжираться личным пространством! 

                37.

         Новый год Вика собиралась отмечать одна, что она, собственно говоря, очень любила: попивать в одиночку сухенькое винцо, поглядывать одним глазом в телевизор, другим в ноутбук, а  ровно в 12 часов, после финального звука курантов и поздравительного звонка дочери, отдаться Морфею. Вика, как многие одинокие женщины, не любила праздники.
        А еще (отдельно от всех женщин) она с некоторых пор вообще разлюбила эту всемирную «обязаловку-обжиралову-обпиваловку» с ее предпраздничной суетой, кулинарными подвигами, заполночными пьяными развлечениями –  и горой грязной посуды наутро.
       Зато утром можно было проснуться не среди дня, в похмелье и вялости, а почти как обычно – и именно в эти утренние часы остро почувствовать, что Новый год наступил, и что жизнь, вопреки всем личным и общественно-политическим неурядицам – хороша! А когда это утро оказывалось еще и солнечным, Вике казалось, что в воздухе отчетливо пахнет будущей весной! Особенно здесь, в горах, где даже зимнее солнце было … горячим! Недаром же говорят, что Новый год – к весне поворот!
       Леха Вику со всемирным праздником вообще не поздравил, чему она в общем-то и не удивилась и совсем не расстроилась: или уже запил на своей вахте, или – издержки воспитания.
        А вот Лешечка, который поздравил Вику за четыре часа до сибирского Нового года, Вику одновременно и обрадовал, и расстроил.
        Вика «в честь праздника» решила, наконец, выкрасить волосы, и потому отправила свой ноутбук в спящий режим, дабы не пропустить из-за какого-нибудь письма или звонка момент смывания краски, а потом высушить и уложить обновленные волосы…
       Едва Вика со всем этим управилась, раздался телефонный звонок. Наверное, Леха, - подумала Вика. Но нет! Это оказался Лешечка!
         - Вика, ты почему не в скайпе?! - Услышала Вика волнение в Лешечкином голосе. – Ну, давай я тебя быстро поздравлю…
         - Стоп-стоп-стоп! – Воскликнула Вика. – Я через секунду войду в скайп, так что не трать свои мобильные деньги.
         Вика лихорадочно пощелкала клавишами – и через несколько мгновений «влюбленные» увидели друг друга. Они обменялись поздравлениями и пожеланиями, а потом почти час беседовали на разные непраздничные, но непроходимо жизненные темы. С комплиментами, воспоминаниями и идущими к делу анекдотами.
        А когда их разговор закончился, Вика подумала, что это был единственный и самый главный для нее подарок на Новый год! А еще она с сожалением и даже некоторой грустью вспомнила о прошлогодней новогодней (письменной) беседе, которая длилась почти полночи! И после которой Вика, перечитав наутро переписку, почувствовала себя обласканной и даже почти счастливой!
         Кстати сказать, Лешечка, если верить его словам, никуда, как и в прошлый раз, не собирался, никого к себе не ждал и желал встретить Новый год на диване. Только, в отличие от Вики, без бутылочки сухого винца, ибо он, напомним читателю, был отъявленным (не считая его дегустационной деятельности) трезвенником.
       
                38.

       Январь, как специально, как бонус за долгую зиму, выдался, по большей части, солнечным и маломорозным. Дни становились все длиннее, благодаря чему Вика, если просыпалась где-нибудь около семи, имела чудесную возможность, наблюдать слепящий глаз восход солнца, а потом следить за тем, как светило шествует из одного окна в другое – и так до самого заката.
       Правда, от собственно заката Вике доставались лишь малые отблески. Но если уж очень хотелось полюбоваться уходящим на покой светилом, можно было одеться потеплее (к вечеру всегда подмораживало) и пойти на берег Реки. Иногда Вика так и поступала…
      …Леха вспомнил о Вике лишь в старый Новый год, с коим он ее поздравил, невнятно объяснив, почему не сделал этого вовремя. Разговор с Лехой был недолгим и малоинтересным: как всегда, об его работе да о том, какие новости в деревушке, что на самом деле его не очень-то интересовало. На прощание Леха, как обычно, не обнял Вику и не поцеловал, но зато сказал что скучает, хотя скучать тут ему особенно некогда!
       Отключившись от Лехи, Вика ощутила некое разочарование и подумала о том, что она на самом деле без Лехи практически не скучает. Так, если самую малость…         
      От простецких мыслей о Лехе Вику отвлек скайповый вызов. Вот Лешечка меня сейчас развеселит и порадует! – подумала Вика, принимая вызов.
        Лешечка на экране, как всегда, улыбался. Но улыбался, как показалось Вике, с некоторой вымученностью и натяжкой – и глаза его почти совсем не светились. ТАКОГО Лешечку Вика еще ни разу не видела.
       - Ты, наверное, умаялся за праздники со своими цветами! Ты выглядишь очень усталым, - сказала Вика после обычного (как у тебя дела?!) пролога к беседе.
       - Умаялся, - честно признался Лешечка. – И вообще я проанализировал весь свой прошлый год и понял, что такого ужасного времени в моей жизни еще никогда не было!
       - Как?! – Мгновенно и обиженно вскричала Вика. – А я?! Ты же нашел меня!
       - Да, мы с тобой нашлись! – Без особого энтузиазма, но и слегка повеселев, ответил Лешечка. – Правда, если быть точным, виртуальными друзьями мы стали в последние дни позапрошлого года.
       - Да, ты прав, - согласилась Вика. – Так же как и в том, что минувший год был для тебя ужасным! Ведь для вас, мужчин, - работа на первом месте. А уж девушки – потом… И знаешь, я даже чувствую себя отчасти виноватой в твоих неудачах!
        - Глупости, - сказал Лешечка. – Где тут твоя вина?
        - Это мистика, - ответила Вика. – Но работу ты потерял через тринадцать дней после нашей первой письменной беседы! Вот и выходит: что-то теряешь, что-то находишь…
        - Нет тут никакой мистики, - не согласился Лешечка. – Это простое совпадение. То, что мы с тобой нашлись, - единственное, что меня утешает…
       - А работа твоя, я уверена, уже бродит где-то рядом! – Сказала Вика. – Я это чувствую…
      А у Лешечки между тем резко изменился режим дня. Вика имела возможность отслеживать его пребывание дома, благодаря сетям. В какой-то момент Вика удивилась, почему Лешечкины посты она встречает только в главной ленте (ну, или если войдет на его страницу)? Потому что от некоторых других друзей, сообщения о постах в сети ей приходили прямо на почту.
       И поскольку Лешечкина страница почти всегда загружалась долго-предолго, она ничтоже сумняшеся кликнула в табличке «Подписки» какую-то, как ей показалось нужную, строчку – и понеслось!!!
       Вечером, когда она устроилась смотреть (а вернее, пересматривать) один хороший фильм, она обнаружила «ужасное». Оно заключалось в том, что едва ли не каждую минуту внизу экрана справа то и дело всплывали таблички с именем Лешечки, который с бешеной скоростью выставлял свои посты!
       Через какое-то время, увлеченная фильмом, Вика перестала замечать эти таблички справа. Да они и сами минут примерно через сорок перестали появляться – Лешечка на время как бы иссяк. Но зато потом, когда фильм закончился, и Вика зашла на свою почту – она просто осатанела от удивления и подобия злости. Ибо Лешечкины посты, как выяснилось, занимали едва ли не три страницы ее почты!
        И что ей было с ними, с этими чертовыми постами, делать?! Ибо Вике понятно было, что просмотреть их все она просто не в состоянии, ведь на это пришлось бы угробить не менее половины следующего дня! И Вика поняла, какую «страшную» ошибку она совершила в Лешечкиных «Подписках» и принялась яростно Лешечкины посты выкорчевывать – ну, удалять то есть. Вика удаляла и считала – постов оказалось то ли пятьдесят, то ли шестьдесят! Правда, из уважения к Лешечкиной «работе» Вика пять или шесть постов все же оставила, чтобы прочитать их наутро.
       Однако, войдя наутро в свою почту, Вика обнаружила там вчерашнюю картину – не менее двух страниц постов, которые Лешечка выставлял до середины ночи! И Вика, отчаянно ругаясь, вновь принялась Лешечку выкорчевывать!
        Напомним, что Вика знала, что Лешечка один из ведущих информаторов сети, что он таким образом «торгует мордой» - то есть пиарится; но, о, Господи, не в таких же количествах!!! Может быть, Лешечка болен игроманией, ведь выставление постов можно считать своеобразной игрой – постоманией!
        Но в любом случае, что-то с Лешечкиной головой не в порядке…   
          
                39.

          В течение трех-четырех дней Вика боролась с Лешечкиными «Подписками», но какие бы функции она не включала, а какие – не отключала; Лешечкины посты продолжали литься в ее почту бурными потоками. И Вике приходилось раза два или три в день чистить свою почту от Лешечкиного «хлама».
       Лешечка меж тем не звонил, и Вика написала ему письмо о том, какую «страшную» ошибку она совершила, и как теперь страдает! И что у нее к Лешечке есть вопросы…
       На подобные Викины «вызовы» Лешечка раньше всегда через несколько секунд откликался в скайпе. А сейчас – не  только промолчал, но Викину записку даже и не посмотрел. Во всяком случае, под запиской не было словца «просмотрено».
      Тогда на следующий день Вика, едва лишь полился поток Лешечкиных постов, написала ему, переступив через свою «девичью гордость», коротюсенькую ехидную записку: «Работаем, значит, в поте лица и даже на записки не реагируем, что весьма странно и непонятно…»
      На сей раз Лешечка ответил немедленно: «Вик, ща попробую вызвать…»
       На что Вика, обрадованная тем, что Лешечка откликнулся,  ответила «не надо», ибо у нее сейчас «по расписанию» тихий час, и ей очень спать хочется.
        «Добро, - ответил Лешечка. – У меня запланировано интервью для Лайф Ньюз, а потом выйти на улицу придется. Так что смогу вызвать тебя часов в семь-восемь по вашему времени».
       Однако в означенное время Лешечка не перезвонил, а наутро Вика не обнаружила в своей почте ни одного Лешечкиного поста. Что можно было толковать двояко: либо у Лешечки в очередной раз сломался его старенький компьютер, либо Лешечки просто не было дома. Ибо когда он был дома, он до сих пор ВСЕГДА полночи проводил за компьютером!
        Вика, с ее вечной тревожностью и не присущей ей подозрительностью, для раздумий выбрала, конечно же, самый худший вариант – Лешечки не было дома! И провел он эту ночь наверняка у женщины… Или с ним что-то случилось?!,
       И вечером Вика снова написала Лешечке: «Я, кстати, почти и не сомневалась, что ты не перезвонишь. И даже предполагаю, почему… Но все равно поздравляю тебя с твоим профпраздником – Днем российской журналистики!»
      «Спасибо, знойная девушка!» - Тут же откликнулся Лешечка!
      «Я больше тебе не верю, ибо никакая я не знойная! И вообще я уж подумала, что тебя нет среди нас…»
       «Не дождетесь! Щас вызову!»
        И действительно Лешечка тут же позвонил, и Вика, увидев его как будто бы честную радостную улыбку, тут же отбросила прочь все свои печали и даже забыла поговорить с Лешечкой об его компьютерно-постовой зависимости. Но не забыла сказать о том, что замаялась удалять его посты. Однако спросить Лешечку о том, как ей исправить ситуацию, Вика тоже забыла. Ибо Лешечка умело увел ее в очередной разговор о ней самой и об их престарелых отношениях, рассказал о том, зачем нужно менять пробки в зреющем вине, ну, и парочку анекдотов, конечно. Так что разговор вышел очень веселый!
        Но потом Лешечка опять пропал на несколько дней. Посты остались, а Лешечка пропал. Причем, свою «работу» он принялся делать в то время, когда Викин ноутбук пребывал в состоянии сна – в Викин тихий или ночной час.
       И тогда Вика, выждав четыре или пять дней, снова написала Лешечке записку: «Лешечка! Ну, куда же ты все время пропадаешь?! Моя неверная интуиция подсказывает мне, что у тебя завелся новый роман и появились новые романтические чувства! А я – что?! Я – прошлое!!!»
        Лешечка ничего на этот Викин клич не ответил, и тогда на другой день она написала ему снова: «Даже не просмотрено! И не отвечено! Значит, моя интуиция – верна! А твои посты заколебали! Не знаю уже, как от них избавиться, просто ежедневно удаляю тупо по сорок-пятьдесят!»
       Лешечка отчего-то молчал. И тогда Вика на другой день, подогрев себя бокальчиком-другим сухого винца, написала следующее: «Я бы модераторов сайта убила!!! Им по фигу, что я не хочу получать от тебя по тыще постов в день – и их удалять!!! Тем более, что ты практически перестал мне звонить! Забанить тебя, что ли, на фиг?!!»
       Лешечка откликнулся мгновенно! «Вик, ты чё – озверела???!!! Я сегодня целый день по сугробам вышиваю по Москве с краю на край. Еле добрался домой…»
        Вике моментально стало очень стыдно, и она даже попросила у Лешечки прощения за свою злую выходку. Хотя, конечно, и подумала о том, что у нее не было бы к Лешечке никаких претензий, если бы она хоть в относительных подробностях знала, как протекает его жизнь, и как он мотается с этими чертовыми цветами или по какому-нибудь другому поводу по враз засыпанной снегом столице с ее ужасающими расстояниями и жуткими пробками! Но Лешечка ей о трудностях своей работы, далекой от главной своей профессии, практически не рассказывал…

                40.       

       Но зато Вика вдруг вспомнила, что пару месяцев назад, когда она встречалась с Лешечкиными постами только в главной ленте или на его странице, она вспомнила, что Лешечка объявил о том, что разрабатывает курс лекций о пользе вина, об его истории и о том, как правильно с ним обращаться, чтобы не сделаться алкоголиком.
       Этот пост был положительно откомментирован пользователями, после чего Лешечка свой пост повторил, снабдив его предложением приглашать его в разные организации, желающие просветиться, «обогатить свою память знаниями всех тех богатств» и уберечься от пут зеленого змия.
       И все – больше ни разу Лешечка о своих лекциях не заикался, ибо некогда ему было до ума их доводить. Зато Вика этот пост запомнила и занялась своим любимым делом – фантазировать, или, лучше сказать, создавать мыслеобразы. Но в своих фантазиях Вика представляла Лешечку отнюдь не за кафедрой какой-нибудь официальной сцены с бутылочкой воды и стаканчиком справа! Нет!
       Вика принялась представлять Лешечку на телевизионном экране! Вот где его место – с его-то обширнейшими познаниями, телегеничностью и бешеным обаянием. Да, глядя на Лешечку, массе людей захотелось бы пить вино ПРАВИЛЬНО, получая от этого действа максимум удовольствия и пользы –  и минимум вреда!
       В одной из их бесед Вика даже озвучила свою фантазию, и они с Лешечкой хором над ней посмеялись: кто же пустит в эфир ТАКУЮ передачу в самый разгар борьбы с алкоголизмом россиян! Однако Вика, хоть и посмеялась, думать на эту тему не переставала, ибо телевидение и радио (о нем Вика тоже думала!) были, пожалуй, единственными (не считая театрального искусства) средствами массовой информации, где возрастной ценз не имел значения!
        И вдруг на днях Вика наткнулась на информацию, что в Питере прошел несколькодневный семинар сомелье, которые учили народ тому же, чему собирался учить его (народ) Лешечка! И Вика стала обставлять свои мыслеобразы еще бОльшими подробностями…
       Для начала Вика, конечно же, совершила поход в Интернет, дабы узнать значение загадочного слова «сомелье». И узнала, что его первое значение (в переводе с французского) – виночерпий. А в современном понимании – это работник ресторана, ответственный за приобретение, хранение вин и предоставление их клиенту.
       Кроме того, сомелье занимается дегустацией вин (а значит, Лешечка был в некотором смысле сомелье) и дает профессиональные рекомендации по выбору вин посетителям ресторана. В этом смысле, Лешечка тоже был отчасти сомелье, ибо время от времени (например, к Новому году) давал рекомендации по выбору вин своим сетевым друзьям-приятелям!
       Далее Вика узнала, что семинар в Питере был не первым и не единственным, что они проходят с определенной регулярностью и далеко не первый год – и НИКТО их не запрещает! А участие в семинаре (в интернетовском тексте он назывался «школой») могли принимать не только начинающие специалисты отрасли, но и обычные люди, предпочитающие всем другим алкогольным зельям ВИНО.
      На начальных занятиях семинара его участники могли получить следующую информацию: о географии производства вин в мире, об основных типах и стилях вин, об умении читать этикетки, об освоении навыков дегустации и структурного анализа вина и вообще все о городской винной культуре!
        Вот оно – ВИННАЯ КУЛЬТУРА! Тут Вике вспомнилась старая истрепанная книга «О вкусной и здоровой пище», изданная в середине прошлого века, которая была хорошим подспорьем её мамы в «изобретении» разных блюд.
        А одним из первых текстов в этой коммунистической книге была статья известного революционера, коммуниста и государственного деятеля Михаила Ивановича Калинина о … культуре винопития! Старый большевик призывал народ не увлекаться водкой и прочими крепкими напитками, а культурно пить вино!
       Автор, конечно же, не упоминал в своей статье о первом чуде Иисуса Христа, который на свадьбе в Кане Галилейской превратил воду в вино. Но Вика бы ничуть не удивилась, узнав о том, что создатель текста это чудо подразумевал! Не постеснялись же коммунисты передрать свой «Моральный кодекс» с десяти библейских заповедей…
        А значит (возвращаясь к школе сомелье), вполне можно было организовать такие передачи и на телевидении – и обучать   КУЛЬТУРЕ ВИНОПИТИЯ гораздо более широкие массы населения! У Лешечки бы это классно получилось! И Вика стала формировать свои мыслеобразы о потенциальной Лешечкиной работы и МИССИИ с еще большей силой…
               
                41.
      
        Меж тем, Лешечка, как казалось Вике, звонил все реже и реже. И она время от времени продолжала писать Лешечке записки, на которые он отвечал отнюдь не всякий раз. И Вика всякий раз расстраивалась. Пока однажды ей не пришло в голову заглянуть в регистрацию звонков на скайпе и увидеть, что на самом деле самый большой перерыв между их «встречами» – всего пять дней.
       Однако Вике они казались не менее чем полумесяцем. Хоть Вика давно уже перестала ждать Лешечкиных виртуальных явлений, как поначалу и как сумасшедшая. Она смирилась с данностью. А еще поняла, что Лешечка был неправ, когда однажды сказал ей, что у них время идет по-разному: она – на пенсии и в тихой юдоли, а он – в маете мегаполиса, все время в работе, и не замечает, как летят часы и дни.
       Однако Вика в какой-то момент осознала, что, невзирая на ее якобы безделье, она тоже не замечает, как летит время, ибо в горной деревушке со временем были свои отношения. Углубляться в эти отношения мы не будем. Скажем лишь, что Вике стало понятно, что Лешечка звонит ей с прежней регулярностью, а она – дура!
        В одной из бесед Лешечка вдруг попросил Вику показать ей свои университетские фотографии. Фотофактов счастливой студенческой поры у Вики было до обидного мало. К тому же часть их осталась в покинутом ею городе. И она с трудом нашла четыре или пять снимков, которые поочередно подносила (и долго держала) к видеокамере и ждала, пока Лешечка лелеял свои воспоминания о ТОЙ Вике, не забывая делать комплименты ЭТОЙ.
       Особенно долго он любовался послеуниверситетской фотографией, на которой пышнотелая (но с ног до головы одетая) Вика возлежала на диванчике в позе Данаи…
       - Что тебе тут может нравиться? – Искренне удивилась Вика. – Я же тут толстая!
        - Да никогда ты не была толстой! – Так же искренне ответил Лешечка. – Ты была большая и величественная. И на всех смотрела свысока, с некоторым даже пренебрежением. Потому ты и вызвала у меня желание тебя завоевывать! Конечно, и другие твои достоинства: ум, уместная язвительность, талант и прочее…
       - Но теперь-то я другая! Внешне, я имею в виду…
       - Но это же все равно ТЫ, и чувства у меня вызываешь все те же – романтические!
       - Надеюсь, ты не забыл, - решительно наступив на горло своей женской гордости, сказала Вика - что я через какое-то время собираюсь приехать к тебе насовсем и начать все сначала?! Я уже и тряпки свои мысленно пакую!
       - Ну, вот, ты опять совершаешь свою главную ошибку, - не разделив Викиных устремлений, серьезно и даже с некоторой жесткостью сказал Лешечка. – Ты принимаешь решения, не учитывая никаких реалий и ничьих мнений! Я решила с ним познакомиться – и познакомлюсь! Решила бросить – брошу! Решила приехать – и приеду!
       - Стоп-стоп-стоп! – Перебила Лешечку ошеломленная Вика. – Так ты все это время врал о своем отношении ко мне?! И вовсе не хочешь меня увидеть?! Или ты просто трус?!
        - Вика, ты все неправильно поняла, - принялся оправдываться Лешечка. – Конечно, я хочу тебя увидеть! Но ты чересчур решительна! А насчет трусости… Безусловно, зная эту твою черту, я не могу не опасаться того, что наши новые отношения ты по какой-то причине решительно завершишь и снова заставишь меня страдать.
        - О, Господи, Лешечка, я тебе столько раз уже говорила, что чувствую себя безмерно виноватой! – С чувством воскликнула Вика. – Более того, ты единственный в моей жизни мужчина, которого я прогнала, потому что во мне в одночасье все сгорело! Я даже не знала, что так бывает, что чувство может сгореть в любую секунду. Никогда больше я моей жизни я этого не переживала. Похоже, ты так и не простил мне ту, причиненную мной боль!
        - Да простил-простил, - рассмеялся Лешечка. - Тем более я понимаю, что и сам был в чем-то виноват. Неправильно высказался и не объяснил… А кстати, помнишь мой звонок лет через пять после твоего отъезда из Москвы?
        - Ну, конечно, помню!
        - Так вот. Я ведь был тогда еще не женат и звонил тебе с матримониальными намерениями…
         - А почему не сказал?!! Почему не предложил руку и сердце?!! – Вскричала Вика. – В юности – неправильно выразился и не объяснил, хотел жениться – и ничего не сказал! Как же мне не быть решительной?!
         - Викуся, успокойся, пожалуйста, - нежно сказал Лешечка. – Действительно мы с тобой виноваты оба.
         - Наверное, зачем-то нужно было, чтобы мы с тобой начали толком общаться только в этом нашем зрелом возрасте, - сказала Вика. – А зачем это нужно, мы поймем гораздо позже…
        - Знаешь, что, - сказал Лешечка, - покажи мне еще раз ту фотографию, где ты возлежишь, как Даная…
        Несмотря на вполне радостное окончание беседы, Вика, хорошенько обдумав все ею сказанное и услышанное, почувствовала себя и обиженной, и расстроенной. Вот если бы Лешечка не читал ей наставлений об ее характере, а взял бы да и сказал искренне и просто: «Вика, я очень хочу, чтобы ты ко мне приехала! Но ты же знаешь, в каком ужасном материальном положении я нахожусь уже целый год!»
        И Вика бы не обиделась и не расстроилась, ибо понимала (хоть и дура!), что пока у Лешечки нет «доходного места», он и думать не может о том, чтобы взять к себе Вику. Но Лешечка опять побоялся СКАЗАТЬ… Вместе этого он «наехал» на Вику…
        Поэтому полчаса спустя Вика устроила Лешечке спайповую переписку.
        ВИКА: «В результате я все равно расстроилась…))) Дура!!!»
        ЛЕШЕЧКА: «Вик, да расслабься ты! Не дура. Причем далеко.»
        ВИКА: «Ты не представляешь, сколько всего мне в себе переступить пришлось в этом милом раговоре!! Думаешь, он легко мне дался?!»
        ЛЕШЕЧКА: «Вика! Еще раз: не пытайся все спланировать, исходя из твоих надуманных интересов! Это твоя природная ошибка.»
        ВИКА: «Я ничего не планирую! Я фантазирую! И интересы – не надуманные! Вот.»
        ЛЕШЕЧКА: смайлик-поцелуй.
        ВИКА: «Смайлики очень выручают, правда?! А если бы я планировала свою жизнь (а не плыла, как дура по течению), я была бы сейчас не в горной деревне, а где-нибудь на Кипре и играла бы с Колечкой Берзиным в покер и преферанс! Ты ни фига меня не знаешь! Может, процентов на пятьдесят. Впрочем, как и я тебя!)))»
        ЛЕШЕЧКА: (смайлик с сердечками вместо глаз) Ой, ты прелесть! Ой, какая же ты прелесть, Викуся!
        ВИКА: «Спасибочки! Ты – тоже! (смайлик-поцелуйчик)»
       
                42.

         Эта короткая эпистолярная беседа в основном успокоила Вику, и она приняла судьбоносное решение НИКОГДА больше не поддаваться на Лешечкины провокации и не пугать его своим «решением» бросить все – и приехать к нему навсегда, чтобы делить радость и горе, пока смерть не разлучит их.
         Вика решила, что с этого дня она станет бесстрастно ждать, когда Лешечка решит САМ, ЧТО делать дальше с их романтическими виртуальными отношениями. Тем более жизнь в горной деревушке пока нравилась ей все же больше, чем потенциальное суета в мегаполисе.
        Вику, конечно, все сильнее и сильнее раздражали расстояния, резкие перепады температур в течение дня, еще какие-то деревенские проблемки. Но она решила их не множить и не искать достоинств в городской жизни, а продолжать жить так, как будто деревушка – это ее последнее пристанище! Она приехала… И все… А дальше: поживем – увидим! 
      И нарушила это свое решение Вика всего один раз, дней через пять, когда ей снова показалось, что Лешечка уже давненько ей не звонил.
        И потому нижеприведенная переписка, которую Вика начала, чтобы спровоцировать Лешечку на скайповый звонок, будет в нашем повествовании последней! А спровоцировал Вику Лешечкин видео-пост – фрагмент из всенародно любимого фильма «Ирония судьбы», в котором звучали стихи душераздирающие стихи «С любимыми не расставайтесь!» 
        ВИКА: «Вы сговорились с моим французским однокурсником?! Он только что выставил «Песню Сольвейг», а ты – «С любимыми не расставайтесь! И каждый раз навек прощайтесь, когда уходите на миг…»! Романтики хреновы! А на самом деле романтизм дал дуба! ))) Чего и следовало ожидать!»
       ЛЕШЕЧКА: «Витька, не бухти! Ничего никому он не дал! Вот закончу текстик – с свяжусь с тобой в высокоромантическом смысле!»
       ВИКА: «Сам не бухти!»      
        ЛЕШЕЧКА: «Мне можно! Я – зануда-журналист! И пишу сейчас о линиях диагностики автомобилей – с перечислением датчиков, сканнеров и стендов. И потому и укусить могу!»
        ВИКА: «Ой! И посты выставлять, и статью писать, и мне отвечать! Все одновременно! Юлий, блин, Цезарь!)))»      
        ЛЕШЕЧКА: «А это – защита от сумасшествия при перечислении датчиков… Две минуты перерыва… Иначе завою, начну рвать волосы везде, где есть, и плевать в окно на голову милиционера!»
        ВИКА: «Маленький, бедненький, я так тебе сочувствую!»
        ЛЕШЕЧКА: «В общем, ничего не меняется… И ты в том числе…»
        ВИКА: «Я, может, и не меняюсь, но у меня настойчивое ощущение, что ты ко мне изменился и во мне разочаровался. И вообще мне кажется, что у тебя роман с той девицей, которую я уже трижды видела в твоих фотках! Или тупо меня испугался… Не надо широко раскидывать руки, не то тебя распнут… И болтать о себе поменьше надо. Но я такая, какая есть – открытая, как последняя дура!!!»
        ЛЕШЕЧКА: «Вик, не изобретай! И к тебе я не изменился, а вот ты – все такая же порывистая и творческая. Опять создаешь здание на основе выдуманной тобой ситуации. В общем, Вик, не бухти! Жизнь остается такой же! Да и я не меняюсь…»
        ВИКА: «Допущу, что фантазирую в жизни и направлю свою фантазию в узкое русло – буду активнее формировать мыслеобразы о твоей гипотетической работе, которую я тебе придумала!»
        ЛЕШЕЧКА: «Вика! Ты – прелесть! И вааще великолепная женщина!»
         ВИКА: «Лешечка! Как много ты знаешь успокоительных слов! Как таблетку съела!»
         ЛЕШЕЧКА: смайлик с непонятным выражением лица и черточками вместо губ и рта.
        ВИКА: «Ты что, китаец?!»
        ЛЕШЕЧКА: «Нет, это я когда тебя целую, то зажмуриваюсь от восхищения.
        ВИКА: «Остроумно!)))»
        …Меж тем наступил февраль, а солнце все сияло и грело так, как будто поставило себе невыполнимую задачу – установить в горной деревушке весну как минимум на месяц раньше срока.
        И Вика практически каждый день часов в двенадцать, когда солнце становилось особенно жарким, отдирала себя от виртуальных или иных дел и отправлялась на свидание с покрытой льдом и снегом Рекой и кусочком леса. А вернувшись, всегда хвалила себя за то, что она СДЕЛАЛА это – дала работу ногам, порадовала глаза, подышала чистым прохладным воздухом и хоть чуть-чуть зарядила свой не новый организм так необходимым ему витамином Д.
       А еще во время этих прогулок мыслеобразы о гипотетической Лешечкиной работе формировались лучше всего. Как-то раз Вике вдруг подумала о том, что в передачах о культуре пития Лешечка мог бы, например, встретиться со всемирно известными виноделами-любителями и любимцами российских киноманов: французскими артистами Пьером Ришаром и Жераром Депардье, который зачем-то сделался гражданином нашей страны.
       Вика так наглядно (обаятельнейший брутальный красавец Лешечка тет-а-тет Ришар-Депардье) представила себе эти телевстречи, что ночью ей приснился «вещий» сон: она увидела Лешечку, Ришара и себя самое на виноградной плантации великого французского комика. Лешечка и белоголовый седобородый Пьер о чем-то оживленно беседовали, хохотали, и время от времени по ходу беседы дружески похлопывали друг друга по плечу… А сама Вика шла следом и изумлялась огромным виноградным кистям прозрачно зеленого винограда…
        О чем беседовали Лешечка и Ришар, Вика наутро, конечно, уже не помнила. Но это же и так было понятно – о виноделии. А хохотали, наверное, над дурацкими антиалкогольными законами нашей страны, которую хлебом не корми, а дай побороться с ветряными мельницами…

                43.

        Викины мыслеобразы оказались так сильны, что она даже не удивилась (ну, разве что совсем чуть-чуть), когда поздним вечером того же дня она увидела Пьера Ришара в развлекательно-ироничной маленькой передачке на главном канале.
        Оказалось, что восьмидесяти-с-хвостиком-летний, бодрый, подвижный и развеселый Ришар приехал в нашу страну на гастроли с моноспектаклем и чувствует себя весьма счастливым, ощущая искреннейшую любовь россиян к своей персоне.
        Но самым потрясающим было другое. На вопрос ведущего, ЧТО помогает Ришару пребывать в такой замечательной форме, артист, ни на секунду не задумавшись, но расхохотавшись, ответил:
       - Вино и путешествия!
       И это его заявление не удалили из эфира, хотя оно, безусловно, подрывало основы борьбы с алкоголизмом в нашей стране!
        Это была фантастика (хотя и объективно объяснимая – гастроли!), но на другой день Ришар вновь блистал на экранах телевизоров. Но уже не в маленькой передачке, где он сиял своей обаятельной улыбкой всего минут десять, а в часовом ток-шоу, где беседовал с не менее обаятельной красавицей-ведущей и актрисой.
       Ближе к концу их симпатичнейшей беседы ведущая тоже задала Ришару вчерашний вопрос: что помогает ему оставаться в такой прекрасной форме? Ришар снова расхохотался, но ответил на этот раз однозначно и безальтернативно:
       - Вино!
       И это его бодрое заявление опять не удалили из эфира!
       Об этих своих «встречах» (в том числе и во сне) с актером-виноделом Вика на другой день рассказала Лешечке, заявив, что высказывание Ришара – это, возможно, первая ласточка, свидетельствующая о возможной Лешечкиной работе! Лешечка Викиных восторгов не разделил. По крайней мере, внешне. Они дружно посмеялись над мистическим совпадением Викиного сна и яви, а потом Лешечка увел Вику в какую-то другую сферу…      
       А спустя буквально пару недель Вика услышала в новостной утренней передаче информацию о том, что в верхах решено НЕ повышать возрастной ценз для продажи алкоголя до двадцати одного года, а продавать его по-прежнему молодым людям с восемнадцати лет! А значит, Лешечкины усилия не пропали даром! Причем, эту информацию журналист завершил «сакраментальной» фразой: хорошо бы еще, дескать, при этом заняться обучением нации культуре пития!
        Вика тут же написала Лешечке сообщение, в котором предложила ему вместе с ней формировать мыслеобразы о том, чтобы на телевидении появилась ЕГО передача о культуре пития. А также раздумывать в свободные минуты о темах, структуре гипотетической передачи, об ее названии и так далее. Ведь телевидение и радио – это те средства массовой информации, где возраст не имеет значения. Как на театре… 
       Лешечка ничего в ответ не написал и в тот день на связь не вышел. А когда, спустя пару дней, позвонил, на эту тему они не говорили.
       Но Лешечка наверняка параллельно с Викой формировал свои мыслеобразы, потому что в телевизоре появлялся все чаше и чаще…
        А примерно пару месяцев спустя – где-то в конце апреля – случилось ЧУДО! Лешечка позвонил Вике и в первых же строках беседы, брызжа радостью, чуть ли не закричал:
        - Вика, ты – чудо! Твои мыслеобразы сработали! Я сегодня был на собеседовании с директором главного канала, и он предложил мне вести передачу о культуре пития! Сначала два раза в месяц, а потом – еженедельно, по воскресеньям. И они берут меня в штат!
       - Фантастика! – Воскликнула Вика. – И когда ты приступаешь?
       - Да прямо завтра! – Ответил Лешечка. – Ну, не снимать, конечно. Сначала мы посмотрим все мои наработки. Ты же помнишь, что я начал разрабатывать цикл лекций?!
       - Конечно, помню! – Радостно ответила Вика. – А название ты уже придумал?
       - Всю ночь буду думать! – Сказал Лешечка.
        - А еще вы там можете устроить мозговой штурм, если твое название их не устроит.
        - Ох, мне даже не верится, что меня признали профессиональным винным экспертом, - сказал Лешечка.
        - Ну, теперь тебя признает вся страна! – Ответила Вика. – И еще вспомнит твою былую славу в «Кто умнее?!» Если б ты знал, КАК я за тебя рада! И совершенно уверена, что у тебя ВСЁ получится на высшем уровне!
       - Во всяком случае, я буду стараться изо всех сил! Спасибо тебе за то, что ты в меня верила и веришь!
       - А как же иначе?! – Ответила Вика. – Я ведь с тобой беседовала полтора года и знаю, как ты здорово можешь говорить на эту скользкую тему! Только теперь наши беседы, наверное, станут еще реже. Но зато я буду еженедельно видеть тебя в телевизоре и в гораздо лучшем изображении, чем в своем скайпе.

                44.

          И началось! Первая Лешечкина передача вышла примерно через полмесяца. Называлась она просто – «In vino veritas!», что в переводе с латинского, как известно, означает «Истина – в вине!», и посвящена была одновременно и вреду винопития, и его пользе. В передаче Лешечка не был голословен, он ссылался на высказывания многих выдающихся и даже великих людей на сию якобы нехорошую тему.
        Лешечка был чертовски обаятелен и убедителен, а речи его звучали не только вдохновенно, но и были приправлены изрядной долей юмора.
        - Сначала я хочу объяснить, почему мы решили назвать нашу передачу «Истина в вине!», - начал, по-чеширски улыбаясь, Лешечка. – Главным образом потому, что все люди, которые в рамках школьной программы читали стихотворение «Незнакомка» Александра Блока, возможно, помнят двустишие: «…и пьяницы с глазами кроликов «Ин вина веритас!» кричат!» Хотя наверняка всё это коротенькое двустишие помнят немногие, но уж три слова, которые мы сделали названием нашей передачи, знают все! Даже если не помнят, откуда в их головах взялись эти слова.
       Ну, а самым начитанным наверняка известно, что эта сакраментальная фраза пришла к нам аж из первого века нашей эры. Ее произнес (а вернее, написал) известный древнеримский ученый Плиний Старший в своем труде «Естественная история». Плиний употребил ее во всем известном значении: что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Но сейчас это красивое выражение можно употреблять в любом смысле: от осуждения пьянства до полного его оправдания. Придумано даже продолжение поговорки: In vino veritas, ergo bibamus! Говоря по-русски: истина – в вине, следовательно – выпьем! Но! Выпьем – культурно!
      А дальше Лешечка принялся рассказывать, сколько противоречивых стихотворений написал о винопитии великий индийский поэт Омар Хайям. И Лешечка процитировал несколько стихотворений наизусть!
      Почти все эти стихи Вика знала, поэтому из этой первой передачи ей больше всего запомнились высказывания других известных личностей. Они (высказывания) ей так понравились, что она их даже зачем-то записала! Вот они.
     «Антибиотики лечат людей, но счастливыми их может сделать только вино», - сказал создатель пенициллина Александр Флеминг.
      «В бутылке вина больше философии, чем во всех книгах!» - сказал французский химик и микробиолог Луи Пастер, а уж он, как специалист вышеназванных наук, похоже, знал толк в этой теме.
      «Кто пьет, тот не знает о вреде вина. Кто не пьет, не знает о его пользе» - гласит японская пословица.
       Но, пожалуй, больше всего Вику порадовал великий американский политический деятель восемнадцатого века Бенджамин Франклин – дипломат, писатель, журналист и даже  изобретатель (например, громоотвода), который заявил, что «вино – это постоянное напоминание о том, что Бог желает видеть нас счастливыми!»
        Наверное, он имел в виду первое чудо Иисуса Христа в Кане Галилейской, - подумала Вика.
        Кстати сказать, именно этим и еще некоторым цитатам в пользу вина и его культурного потребления студия аплодировала больше всего. А Лешечка познавал вкус аплодисментов и зарождающейся славы!
        А когда все (ну, или почти все) «за» и «против» в пользу употребления вина были исчерпаны, Лешечка предложил «слушателям» задавать вопросы. И тут оказалось, что вопросы есть практически у всех присутствующих. Вопросы самые разные: от «пить или не пить» до «как вылечить  мужа-алкаша»…
        А поскольку микрофонов в студии было всего несколько и на всех не хватало, люди несли Лешечке записки. О, это было едва ли не Вавилонское столпотворение!
        Но Лешечка силой своей могучей харизмы с «вавилонянами» справился и сказал, что ответить он успеет всего на два или три вопроса, ибо время передачи, увы, подходит к концу. Но ведь эта передача – далеко не последняя…
      Стоит ли говорить, что уже через месяц-полтора (точное время Вика не засекала) рейтинг Лешечкиной передачи стал, что называется, так зашкаливать, что она сделалась еженедельной!
       Сначала это были исключительно Лешечкины монологи плюс ответы на вопросы. А потом стали случаться и «дуэли», в которых Лешечка «дрался» с известными политиками или общественными деятелями – ярыми поборниками запретительных мер и вообще сухого закона.
       В сравнении с Лешечкой (улыбка и душа нараспашку) эти деятели-«дуэлянты» выглядели снобами и надутыми гусями, которые были уверены, что они сейчас запросто положат этого «наглого несерьезного мальчишку» на лопатки. Ан не тут-то было! На лопатках оказывались они сами, и некоторые даже признавали вслух, что Лешечка – винный эксперт высочайшего класса, и что знания, которыми он располагает, выходят далеко за границы их собственных куцых познаний и установок.
        Это были самые драйвовые передачи, на которых студия просто неистовствовала и, кажется, готова была, дай ей волю, Лешечку качать. А еще, как-то признался Лешечка, его стали узнавать на улицах…

                45.

        Лицезреть изрядно похудевшего, но невероятно счастливого Лешечку в скайпе Вике теперь приходилось, как правило, реже раза в неделю. Вика изо всех сил нахваливала Лешечку и его харизму, они перебирали самые смешные моменты очередной передачи, Лешечка рассказывал о том, какие «важные люди» стоят в очередь к нему на «дуэль» («чтобы попиариться», - смеялся Лешечка), но почти никогда не забывал сказать Вике какое-нибудь приятное тепленькое словечко, желал «поцеловать» ее всю или просто в губки и так далее…
          Однако каждый раз Вика думала, что этот новый Лешечка, обремененный, наконец, интересным и полезным ДЕЛОМ и увлеченный массой новых знакомств, о ней рано или поздно забудет – и звонить вовсе перестанет. И потому каждый звонок для нее был как последний.
         А с другой стороны, Вика думала и о другой стороне медали. О том, через сколько, интересно, времени Лешечка окажется в состоянии оплатить ее хоть недлинную «командировку» в столицу – к нему в гости. Или решится приехать сам в Викину несусветную глушь. Если он, конечно, не утратил еще романтических чувств-с и своего первоначального желания увидеть Вику а натюрель…
        От этих противоречивых рефлексий примерно с середины лета Вику немного отвлекал совсем нами позабытый Леха, который вернулся, наконец, со своей длительной вахты. Худеть ему, в отличие от Лешечки, было некуда, но зато он вернулся с посветлевшим лицом и гораздо более ясным, чем обычно, взглядом.
       Впрочем, ясность взгляда была не слишком долгой, ибо Леха, конечно же, принялся свое возвращение «с каторги» отмечать. И потому к Вике являлся в состоянии легкого подпития. Ну, а если подпитие было не легким, и Леха заплетался языком, Вика предлагала ему покинуть ее – и Леха, как уже было упомянуто выше, послушно уходил.
       Когда было нужно, Леха по-прежнему что-нибудь чинил в Викином хозяйстве, а разговаривали они в основном на темы бытовые или жизненные – то есть Леха или Вика вспоминали и рассказывали друг другу разные интересные случаи из своих жизней. И хотя беседовать с Лехой Вике иногда бывало скучно, все же это было живое общение. Тем более что от природы Леха был вовсе не глуп…
       А теперь в их общении появилась новая и к тому же регулярная тема – Лешечкины передачи. Леха, хоть сразу и заявил, что никакие разговоры не заставят его расстаться с рюмкой, Лешечкины передачи принялся смотреть «от корки до корки» и не смог не признать, что почерпывает от Лешечки очень много не столько полезной (как пил, так и буду пить, - говаривал Леха), сколько просто интересной информации!
        Поэтому практически каждую Лешечкину передачу Вика с Лехой обсуждали. Леха даже грозился придумать для Лешечки какие-нибудь «вопросы на засыпку» и послать их на электронный адрес «Истины в вине», да так и не придумал. Вернее, он их придумывал, но посылать не успевал, ибо в следующей передаче Лешечка именно на этот не посланный вопрос и отвечал! Была в этом какая-то мистика…
       … Так незаметно пролетело почти все лето. Вика успела и накупаться в своей любимой холодной Реке, и очень симпатично загореть, и на велосипеде накататься, и даже кое-что вырастить в своем небольшом огородике.
        А Леха в конце июля снова нашел себе вахту, но на сей раз не на полгода, а на два месяца, и отвлекать от мыслей о Лешечке Вику стало некому.
       Лешечкина передача почему-то не ушла, как все другие ток-шоу на летние каникулы, и Лешечка продолжал еженедельно светиться на телеэкране.
       - Но в августе у меня все же будет отпуск. Кажется, за всю жизнь – первый! – Сказал Лешечка в одной из бесед в ответ на Викино вопрос, почему его не отпустили на каникулы. – А поработать летом меня попросили потому, что у передачи очень высокий рейтинг, и потому у нее нет отбоя от рекламодателей. Ба-а-а-льшой доход я своему каналу приношу, - расхохотался Лешечка. – Ну, и сам кое-что, кроме популярности, зарабатываю… 
Вика смотрела на него – этого вальяжного, теперь весьма успешного, оптимистично настроенного джентльмена – и думала вот о чем: ее одолевают фантазии (но, слава Богу, не разнузданные) о совместной жизни с Лешечкой, но смогут ли они в действительности жить вместе?! Сойдутся ли, что называется, характерами?! Не станут ли невесть чем друг дружку раздражать?!
        Ведь тогда Вике непременно захочется вновь, как в юности, бросить Лешечку! Он, конечно, ее уход переживет. Возможно, и вовсе безболезненно. Ведь теперь у него есть ДЕЛО, которое для настоящего мужчины –  важнее всего на свете! Но нет, - возражала самой себе Вика, - уж теперь, повзрослев и помудрев, она ни за что не бросит Лешечку, ибо научилась, кажется, принимать людей (а тем более Лешечку!) такими, какие они есть, – со всеми их мухами и тараканами! И простить может, похоже, всё, что угодно…
        Но эти свои рефлексии Вика с Лешечкой не обсуждала и разговоров о встрече «а натюрель» (в столице или в деревушке) не заводила. Она просто ждала, чем дело кончится, и сердце успокоится. И ждала не оголтело, а вполне себе спокойно, отдавшись естественному течению времени и Божьей воле…

                46.          
      
       … И вдруг в середине августа Лешечка сказал:
       - Ты же знаешь, что я ни разу в жизни не был в отпуске. И что сейчас, с начала августа, отдыхаю. Ехать на Кипр или Канары у меня желания нет. И я решил поехать на недельку к тебе. Мне вдруг захотелось посмотреть и почувствовать, ЧТО же такое особенное держит тебя в твоей деревне. Ну, и тебя хочется, не только увидеть и услышать, но и потрогать. Что ты на это скажешь?
       - Ты еще спрашиваешь?! – Радостно возопила Вика. – Я скажу: да-да-да!!! Приезжай ты, мой голубчик; устала жить я без тебя! О, Господи! Даже не верится, что ты решился совершить такое далекое путешествие!
        - Я, конечно, сначала подумал позвать тебя к себе, - сказал Лешечка. – Но потом передумал. Ты Москву знаешь, как облупленную. А я, хоть в своей жизни и наездился выше крыши, своего «детского» любопытства к узнаванию чего-нибудь новенького не утратил! В общем, любопытство взяло верх – и через пару дней я буду у тебя!
       - Жду-жду-жду!!! – Воскликнула Вика.
      …И действительно пару дней спустя к Викиному домишке подкатило авто цвета бордо (ну, в смысле, такси). Ну, а поскольку Лешечка, согласно договоренности, позвонил Вике, как только авто въехало в пределы деревушки, то Вика, естественно, поджидала Лешечку у калитки, и сердце ее неистовствовало!
       И вот из авто вышел приятнейший джентльмен в элегантно потертых джинсах и синей футболке с картинкой на груди. Это и был Лешечка! Он смотрел на Вику, улыбался своей самой расчудесной чеширской улыбкой и не произносил ни слова. Он как будто онемел. И Вика, кстати сказать, тоже…
       И, как только авто, «выплюнув» Лешечкину сумку, отъехало, Вика с Лешечкой, по-прежнему не произнося ни слова, устремились навстречу друг другу и слились в нежнейшем объятии. И Вика моментально ощутила себя так, как будто оказалась в родном, мягком и теплом коконе, состоящем из одной только одуряющей нежности и аромата хорошего мужского парфюма.
        Руки Лешечки ласково скользили по Викиной спине, а его губы готовы были отдаться в Викин плен. Но Вика почему-то инстинктивно отвернула голову и уткнулась носом в Лешечкину шею. И вдруг сквозь аромат парфюма Вика унюхала упоительно знакомый запах!
       От Лешечки по-прежнему, как в далекой юности, пахло … молоком! И Вика сей же час почувствовала себя глупой юной девчонкой, страстно влюбленной в этого славного красивого мальчика, от которого так чудесно пахнет самой первой и главной пищей новорожденных младенцев… И из Викиных глаз на Лешечкину шею пролилась соленая влага.
       - Почему ты плачешь? – Нежно прикоснувшись губами в Викиному ушку, прошептал Лешечка.
       - Ты… пахнешь… молоком… - Тихо всхлипывая, прошептала Вика. – Ах, Лешечка! Какая же я была дура! 
      
                Март 2016 года,
             Турочак