Талант и Бездарность

Когда Талант распушал свой хвост, и он переливался всеми мыслимыми и немыслимыми цветами Радуги, весь птичий двор сбегался посмотреть на такую красоту. И заворожённые этим волшебством, птицы , не отдавая себе отчёта, выстраивались в хороводы, и их водило, и водило, аж до головокружения. И сами собой выкрикивались гортанные и негортанные (у кого какой voice) возгласы изумления и восторга.

Некоторые падали в обморок, но затоптанные, вновь поднимались, и хромая,  покряхтывая, тащились, захваченные великой магией красоты.

Пингвин... ой, сори, ну как это по-русски  peacock? Короче жар-птица прохаживалась взад и вперёд, взад и вперёд, презрительно взглядывая на толпу поклонников и поклонниц.

Иногда для поощрения энтузиазма, она, жар-птица,  ... ой, вспомнила, павлин! Ну надо же забыть такое простое слово, позор! Ну да ладно, вспомнила же. Так вот, для поощрения наиболее рьяных участников хоровода Павлин (или Павлиниха, я точно не знаю, да это и не важно) издавал короткий добродушный клёкот, и этим вызывал ответные апплодисменты.

Хлопали все, не хлопала  одна Бездарность. Ну вы же понимаете, что это было, скорее всего: 1. непонимание 2. зависть 3. гнев на то состояние гипноза, в которое впадала вся толпа.

Надо сказать, что Бездарность в своё время пережила общий экстаз восторга, но со временем, она стала осмотрительнее, и ощутив первую волну диктатуры, тихо отходила в сторону. Как ей это удавалось? Её спасала её Бездарность.

Когда Павлин замечал неповиновение, он добавлял в краски своего хвоста красный цвет, а ведь известно, что это цвет агрессии, и сразу же из рядов хоровода выпрыгивали храбрецы, и набрасывались на Бездарность.

Они колошматили её по-чёрному, они выщипывали ей перья, которых и так было не много (вы же помните, что это была Бездарность). И  колотили до тех пор, пока из глаз у Бездарности не текли слёзы.

Тогда они успокаивались, понимая, что сделали своё дело качественно и ответственно. Они взглядывали на Талант, и он одними глазами показывал им своё одобрение. И они становились счастливы. Как мало нужно для счастья! Только уловить желание Таланта и исполнить его. Но для этого надо быть преданным ему и душой, и телом.

А Бездарность, оставшись почти без перьев, и испытывая боль от побоев и унижений, плакала и плакала, и скоро под ней образовалась лужа (может, даже это были не только слёзы).

Ноги Бездарности стали разьезжаться, и она вдруг ощутила себя скользящей по двум мокрым дорожкам, как на лыжах.

И эти дорожки, ровные, как две параллельные прямые (ну её-богу, лыжня) уводили её и уводили куда-то вдаль. Ехать было легко и приятно. Скорость нарастала. Вот уже не видно птичьего двора и не туманит взор искрящийся хвост Таланта.

Дядька Евклид прокричал Бездарности: Прямые никогда не сойдутся." И Бездарности стало немножко жутковато, но она продолжала катиться по этим рельсам, которые сама же и наплакала.

Становилось холодно. Что ли лыжи вывели за Атмосферу? Бездарность с удивлением заметила, что последние пёрышки облетают с неё. И даже её имя начинает терять буквы.

Бездарность, -ость,  ось Земли подкручивала и подпихивала её, а по выходе в Космос , отпала, и осталось только Бездар.

Невесомость позволила расправиться и двигаться со скоростью Света. И тогда отпало Бес, и осталось Дар.  Кто-то (она не знала, кто) был ей Рад.

То, что от неё осталось, мчалось со страшной скоростью по туннелю, и туннель был такой узкий, что прямые почти сошлись в одну точку.

Дальше след её теряется. Так что я не могу сказать, что было дальше. А выдумывать я не буду. Для этого нужны перья.