5. 20. Как на меня охотился КГБ - Гадюшник

Сергей ЖИРНОВ, политолог, публицист, политэмигрант (Франция),
бывший кадровый старший офицер нелегальной разведки КГБ СССР и СВР РФ

Ирония судьбы шпиона с Юго-запада Москвы (лубянско-ясеневские байки, главы из неопубликованного, продолжение, начало в первых четырёх частях)
______________________________________

5. КАК НА МЕНЯ ОХОТИЛСЯ КГБ.
Автобиографический и исторический роман в жанре политико-шпионского детектива.

Глава 20 – Комсомольский гадюшник и филиал Лубянки.

(Продолжение, начало в главах 5.1 Телеграмма – 5.19. Хождение по мукам http://www.proza.ru/2016/03/13/1743 )
______________________________________

В мире животных, когда кошка охотится на мышку, это не всегда делается по объективной необходимости – чтобы мышку съесть и утолить голод. Кошки бесхитростно и инстинктивно реагируют на всё движущееся, скрипучее и шуршащее. Поэтому более умные, чем домашние животные люди могут играть с кошками, потешаясь, как они послушно бегают за банальной верёвочкой с привязанной к ней шуршащей бумажкой.

Но сытые кошки играют и без участия людей, сами по себе. Охотясь на мышек или птичек, они, таким образом, ещё и развлекаются. Сидя на заборе или на комоде, кошкам интересно с высоты наблюдать за бегающей внизу, глупой и беззащитной мышкой, не подозревающей, что за ней пристально наблюдают и на неё охотятся.

Примерно такое чувство должны были испытывать Андропов и его подчинённые из всемогущего КГБ в тайной охоте на студента Жакова в конце брежневского периода в СССР в 1980-81 годах. Объект оперативной разработки "Фермер" был давно и надёжно обложен негласной "наружкой" и секретной агентурой госбезопасности. Он находился под "колпаком". Ему некуда было деваться. Все его шаги были под контролем.

Довольно быстро поняв, что никакой реальной угрозы для государственной безопасности Жаков не представляет, чекисты просто развлекались, глядя с высоты своей власти на безуспешные попытки наивного советского юноши преодолеть непреодолимые барьеры "совковой" системы безжалостного подавления любой несанкционированной личной инициативы и индивидуальности, не предусмотренной пятилетними планами и решениями съездов КПСС.

После "обломов" с Гостелерадио СССР и так называемым обществом дружбы "СССР-Франция", входившим в полностью подконтрольную КГБ структуру Союза советских обществ дружбы и культурных связей с заграницей (ССОДа),  следующую попытку официально получить выигранные во Франции призы Жаков предпринял через комсомол. То есть, огромную и как бы общественную (но реально – тоже государственную) организацию, членами которой являлись 38 миллионов юношей и девушек Советского Союза в возрасте от 14 до 28 лет.

Так хождения Жакова по мукам, после ССОДа, привели его в главный международный комсомольский и чекистский гадюшник того времени – КМО СССР, о котором стоит поговорить подробно.


Чекистский гадюшник при ЦК комсомола.

Комитет молодёжных организаций СССР (КМО СССР) числился как бы независимой общественной организацией советской молодёжи, имевшей целью развитие и укрепление дружбы, сотрудничества и взаимопонимания советских молодёжных  организации с зарубежными молодёжными и студенческими национальными союзами, а также региональными и международными молодёжными организациями.

Широта охвата у КМО была целенаправленно больше, чем у комсомола – поскольку многие иностранцы чурались этой откровенно коммунистической и сильно идеологизированной организации. КМО намеренно представлялся иноземцам как бы более "нейтральным" и даже, якобы, полностью чуждым не только коммунистической, но и всякой идеологии. Но, как всё в СССР, это был простой обман глупой зарубежной и наивной советской публики. На деле, КМО СССР являлся обыкновенным Международным отделом ЦК ВЛКСМ и молодёжным филиалом КГБ СССР.

Формально КМО был "переучрежден" в 1956 году во времена Хрущёва и Шелепина на костях так называемого Антифашистского комитета советской молодёжи, существовавшего с 1941 года (известно, что его "взрослый" аналог при Сталине - Еврейский антифашистский комитет - стал жертвой громкого дела, сфабрикованного чекистами, и последовавшей за ним очередной волны сталинских репрессий – "чисток").

КМО СССР как бы объединял общественные, профессиональные, спортивные, культурные и другие организации советской молодёжи, а также организации, ведущие работу среди молодёжи, представляя их на международной арене. Студенческие организации советской молодёжи были представлены в КМО СССР Студенческим советом СССР. В республиках, краях и областях функционировали республиканские, краевые и областные комитеты молодёжных организации.

Молодёжные организации СССР имели через КМО постоянных представителей в Секретариате Международного союза студентов и в Бюро Всемирной федерации демократической молодёжи (ВФДМ) – двух самых активных подставных организаций, созданных на деньги СССР, являвшихся "крышей" для подпольной работы КГБ и манипулируемых из Москвы.


Лукавые мемуары вице-премьера Рогозина, бывшего "кмошника".

Дмитрий Рогозин, нынешний скандальный вице-премьер, в книжке своих мемуаров "Враг народа" довольно любопытно описал эту замечательную молодёжную организацию, в которой ему довелось прослужить верным слугой советской коммунистической диктатуры в последние годы СССР перед его развалом.

После окончания МГУ в 1986 году Рогозин поступил на работу младшим референтом в КМО СССР. По собственным словам, как и Путин, он мечтал о работе во внешней разведке. Несмотря на успешное прохождение преддипломной полугодовой практики на Кубе (сентябрь 1985 - февраль 1986), во время которой он предположительно начал оказывать секретные стукаческие услуги КГБ СССР, в дальнейшем якобы попал под действие чекистской инструкции об ограничении для прохождения кадровой службы в КГБ, введённое там для ближайших родственников действующих оперативных сотрудников (тесть Рогозина — Геннадий Николаевич Серебряков служил в то время в Первом главном управлении (внешняя разведка) КГБ СССР).

Это, конечно, явные враки Рогозина. Потому что по советским и чекистским правилам тесть и зять (как и бабушки-дедушки, дяди-тёти, свояки и т.п.) вовсе не считались официально близкими родственниками (ими были отец, мать, брат, сестра, жена, муж, дети), и ни по каким кадровым анкетам, в том числе самым развёрнутым и подробным, не проходили.

Наоборот, ситуация с женитьбой на выгодной невесте, имеющей высокопоставленного папашу, была идеальной для дальнейшей карьеры её мужа именно потому, что всё было шито-крыто, скрыто уже в первом поколении от любопытного внимания широкой публики и одновременно предоставляло все выгоды от "блата" по полной программе без ограничений. Так дочка Косыгина стала никому не известной Гвишиани, а дочь Брежнева - никому не известной Галиной Милаевой.

А уж второе поколение - внуки и их жены-мужья - получали все выгоды по полной программе так, что никакая комиссия по партийной этике не подкопается. Дочка Галины Милаевой (Брежневой) Виктория вышла замуж за никому не известного певуна Варакуту, и тот сразу попал в Дипакадемию и по её окончании стал зампредом КМО СССР. 

Но вруну Рогозину явно нравится именно такая версия отказа ему в принятии на кадровую службу в разведку (как Путину - своя), хотя всё это известно исключительно с его собственных слов. И тут явно скрыта какая-то неприятная для Рогозина тайна, если он пытается врать так откровенно. Скорее всего, у него, как и у Путина, кадровики нашли изъян, рассказать о котором стыдно. Как дело обстояло в действительности, знают теперь только кадровики ФСБ и СВР, наследников КГБ СССР.

Как бы то ни было, рогозинские воспоминания любопытны своей симптоматичностью. Поэтому позволим себе пространно процитировать ностальгические откровения этого нашего советского ренегата, нынешнего "русофила" и "государственника", дословно переписанные Рогозиным в главу "Мёртвые души" в другую свою книжку "Ястребы мира: дневник русского посла":

"Формально КМО СССР, созданный ещё в годы Великой Отечественной войны под названием "Антифашистский комитет советской молодежи", представлял собой автономную по отношению к аппарату ЦК ВЛКСМ организацию. Нас связывали общие управление делами и здание на улице Богдана Хмельницкого (ныне – улица Маросейка), в котором около ста сотрудников или, точнее, "ответственных работников" Комитета занимали второй и третий этажи.
Добрая половина всех ответработников КМО СССР одновременно работала либо во внешней разведке, либо в контрразведке. Мы их так и называли: "многостаночники". Они то и дело отлучались с работы, объясняя свое отсутствие "необходимостью выйти на связь с Центром". Мы же подозревали, что они просто ходили за пивом или в хозяйственный магазин…
В круг задач [сотрудников КМО – прим. наше] входило выявление и пропагандистская обработка наиболее перспективных молодых политиков [зарубежных] стран – будущих "агентов влияния СССР", организация регулярных и содержательных контактов с молодежными крыльями ведущих политических партий и решение отдельных специфических задач по поручению наших кураторов из Международного отдела ЦК КПСС.
… Республиканские ЦК комсомола были напичканы молодыми карьеристами, … а высокопоставленные сотрудники центрального аппарата в Москве к концу 1980-х годов занимались только личным бизнесом.
Старинные московские особняки, розданные после революции под горкомы и райкомы комсомола, как-то незаметно переходили под имущественный контроль будущих менатепов, альфа-банков и прочих олигархических структур. При этом первые секретари этих многочисленных райкомов-горкомов, не меняя своих кабинетов и длинноногих секретарш, становились "ударниками капиталистического труда".
Доходы от хозяйственной деятельности собственных туристических агентств и многотиражных газет, ежемесячные добровольно-принудительные членские взносы масс рядовых комсомольцев – все это конвертировалось в твердую валюту.
Через будапештский офис Всемирной федерации демократической молодежи (молодежного Коминтерна) и пражский офис Международного союза студентов эти деньги уводились из страны на счета ливанских банков и бесследно исчезали. Чуть позже на этих украденных комсомольских взносах разжиреет поколение "новых русских", вылупившееся из скорлупы недавних комсомольских вожаков.
В КМО СССР существовала негласная традиция, согласно которой переговоры с участием "большого начальства" (секретарей ЦК ВЛКСМ) наши работники должны были обеспечивать самостоятельно, не прибегая к услугам профессиональных переводчиков. Это было вызвано не столько степенью откровенности беседы, сколько желанием подчеркнуть статус приема "на высоком уровне". Действительно, когда я лично заводил в пафосный кабинет секретаря ЦК очередного "заморского гостя", многозначительно оставляя в приемной штатного переводчика, иностранец начинал откровенно трусить, восстанавливая способность объективно воспринимать мир только к середине разговора…
… По уровню политической ответственности, которой наделяли молодого профи в Комитете молодежных организаций, наши сотрудники ничем не уступали дипломатам уровня советника МИД СССР, а по возможностям творческой работы – намного их превосходили. Пройдет несколько лет, и привычка к самостоятельности не даст сотрудникам КМО сгинуть вместе с развалом СССР – все они, несмотря на критическое отношение к "чудесам российской демократии и дикого рынка", быстро сориентируются в новой обстановке и в основном станут успешными предпринимателями [читай – жуликами и ворами]."

Лукавый Рогозин, как многие номенклатурные чиновники из бывших комсомольцев-аппаратчиков (профессиональная болезнь), сказал только половину правды. Он явно хотел приукрасить общую картину и свою конкретную роль, принизив степень зависимости КМО СССР от идеологических цепей ЦК комсомола и КГБ СССР, преувеличив самостоятельность КМО и его штатных сотрудников.

Рогозин попытался свести зависимость КМО от ЦК ВЛКСМ к чисто бытовой: делили, мол, общее здание и управление делами. И соврал товарищ бывший комсомолец-функционер Рогозин. Не во всём, но во многом.

Здание у ЦК ВЛКСМ и КМО СССР было не общим, и располагалось вовсе не по указанноум вруном Рогозиным адресу. ЦК комсомола действительно находился на углу улицы Богдана Хмельницкого (нынешней Маросейки) и Лубянского проезда (что само по себе весьма символично, учитывая, что именно там располагался главный вход в ЦК ВЛКСМ), рядом с Политехническим музеем и наискосок от здания ЦК КПСС на Старой площади. А вот мрачный, серый, бетонный, многоэтажный дом КМО СССР хоть и был прописан примерно в том же квартале и состоял на балансе управделами ЦК ВЛКСМ, но находился отдельно и на задворках комплекса зданий ЦК ВЛКСМ - в Большом Комсомольском переулке.

Здание КМО СССР не было связано внутренними или подземными переходами с комплексом ЦК ВЛКСМ. Чтобы пройти из КМО в ЦК нужно было обязательно выйти на улицу и обогнуть солидный квартал справа или слева, пройдя пешком чуть не полкилометра направо вниз по улице Богдана Хмельницкого или налево вниз по Лучникову переулку.

Это имело большое преимущество для КМО СССР - его месторасположение знали только посвящённые в святая святых комсомольского аппарата. Физическая близость к ЦК комсомола (500 метров не бог весть какая длина) при одновременной "независимости". Люди не знакомые с топографией аппаратной Москвы, особенно иностранцы, чаще всего даже не знали о том, что КМО СССР и ЦК ВЛКСМ прочно связаны идеологической и материальной пуповиной. 

Формально являясь самостоятельной организацией, в реальности КМО был особой, но всё же структурной единицей и органичной частью аппарата ЦК ВЛКСМ – его Международным отделом, своего рода комсомольским министерством иностранных дел.

Председатель КМО СССР по должности являлся членом ЦК ВЛКСМ и приравнивался по статусу к секретарю ЦК комсомола. Руководство КМО разъезжало на служебных чёрных "Волгах" с цековскими, мосовскими номерами. Абсолютно все сотрудники КМО состояли на комсомольском или партийном учёте в соответствующих организациях аппарата ЦК ВЛКСМ: там платили членские взносы, туда ходили на собрания, заседания и политинформации.

Организационно КМО СССР состоял из двух основных отделов: "отдела связей",  разбитого на сектора Северной Америки, Европы, Азии, Африки и Латинской Америки, а также отдела печати, куда входил и сектор СМИ. Помимо этого в структуру КМО входил Студенческий Совет СССР и детский сектор, тесно работавший с единственной и огромной пионерской организацией страны, ходившей под идеологической и оперативной опекой ЦК ВЛКСМ. Всё это умещалось на двух этажах, количество сотрудников немного превышало сто человек. Отдельный сектор занимался международными  организациями, такими как ООН, ЮНЕСКО и т.д.   

Выше КМО СССР, на четвёртом этаже того же угрюмо-серого бетонного дома, размещался отдел аппарата ЦК ВЛКСМ по взаимодействию с молодёжными организациями социалистических стран - то есть, молодёжный эквивалент отдела аппарата ЦК КПСС, которым долгие годы руководил Андропов.

И с принадлежностью к КГБ вице-премьер Рогозин тоже сказал только полуправду, то есть, солгал умолчанием второй половины правды. Он упомянул про ту "добрую половину" аппарата КМО, которая являлась кадровыми сотрудниками КГБ СССР, работавшими под прикрытием, под "крышей" КМО.

Но Рогозин в своих полуоткровениях "забыл" сказать, что все остальные сотрудники КМО – такие, как он сам – не являясь кадровыми "легальными подкрышниками" Конторы глубокого бурения, были негласной агентурой КГБ – завербованными агентами и доверенными лицами, в просторечье именуемыми "сексотами" или "стукачами". Кадровые чекисты или "добровольные" помощники КГБ – выполняли в КМО СССР задания "органов".

Весьма символично было то, что если выйти из здания КМО СССР и идти по Большому Комсомольскому (нынешнему, с 1994 года Большому Златоустинскому) переулку налево, на северо-запад, то буквально через 400 метров вы оказывались... на Лубянке - в районе Большого дома КГБ СССР! Дороженька от КМО до штаб-квартиры главной чекистской конторы была такой же короткой, как и до ЦК ВЛКСМ, а символическая связь - много прочнее.

Отсюда и упомянутые, но не названные прямо Рогозиным задачи всех референтов, завсекторами, завотделами и руководства КМО – поиск среди молодёжных деятелей иностранных государств кандидатов на вербовку для секретной работы в пользу СССР и КГБ. Таким образом, КМО СССР был обычным филиалом площади Дзержинского, решавшим "специфические поручения Международного отдела ЦК КПСС".

В переводе с рогозинского, лукавого новояза, это означало использование Комитетом госбезопасности легальной "крыши" КМО СССР как канала для банального подкупа иностранных молодёжных функционеров, передачи им чемоданов наличной валюты или перевода советских, партийных и чекистских денег в "ливанские банки".

Зачем? Для тайного проведения за рубежом выгодной КПСС, КГБ и СССР политики, для издания просовестких молодежных газетёнок и другой подрывной литературы, для осуществления преступной, конспиративной, шпионской и диверсионной деятельности, в том числе и с применением оружия молодёжными организациями террористического толка, запрещёнными в своих странах и действующими в подполье.


Проделки отпрысков высших партийных бонз в КМО СССР.

Единственные сотрудники КМО, которые могли избежать позорной участи обязательного и поголовного секретного сотрудничества с КГБ, были члены семей высшей партийной номенклатуры, которых, в результате хрущёвских реформ органов госбезопасности, было строго-настрого запрещено вербовать чекистам. Вышеупомянутый Дмитрий Рогозин к их числу явно не относился.

Зато в их число входил председатель КМО СССР Владимир Аксёнов – сын одного из уцелевших при Брежневе соратников Шелепина и Семичастного, Александра Аксёнова, бывшего первого секретаря ЦК ЛКСМ Белоруссии (1956-57 гг.) и секретаря ЦК ВЛКСМ (1957-59 гг.), бывшего зампреда КГБ Белоруссии (1959-60 гг.), бывшего министра внутренних дел БССР (1960-65 гг.), бывшего второго секретаря ЦК белорусской компартии (1971-78 гг.), члена ЦК КПСС (1976-90 гг.), тогдашнего председателя Совмина Белоруссии (1978-1983 гг.), ставшего затем Послом СССР в Польше (1983-85 гг.) и сменившего в 1985 году Сергея Лапина на посту председателя Гостелерадио СССР.

Владимир Аксёнов был совсем даже не дураком, хотя и являлся "блатным" отпрыском влиятельного советского вельможи. Он весьма успешно окончил престижный МИФИ, куда дурак из высокопоставленной семьи мог бы поступить по блату, но где не смог бы проучиться и одного семестра. Закончил даже аспирантуру, но диссертацию по физике он так и не защитил.

Зато в МИФИ Аксёнов-младший начал крутую комсомольскую карьеру, став там освобождённым (кадровым) секретарём институтского комитета ВЛКСМ на правах райкома. Позднее закончил Академию общественных наук при ЦК КПСС, получив учёную степень кандидата экономических наук.

Что, в сочетании с протекцией влиятельного папаши из бывших "комсомольцев" хрущёвского призыва, открыло ему путь к престижному креслу своего рода "министра иностранных дел советского комсомола" – председателя КМО СССР, сменив занимавшего 12 лет этот завидный комсомольский пост Геннадия Янаева, ушедшего на повышение - во "взрослый" ССОД.

Но такой великолепный номенклатурный рост и завышенная самооценка сильно вскружили высокопоставленному, амбициозному и честолюбивому "комсомольцу" Владимиру Аксёнову голову и чуть не стоили успешной карьеры. Вообще завышеный и неадекватный уровень личных претензий был давнишним недугом высших комсомольских аппаратчиков.

В ЦК ВЛКСМ Аксёнов близко (слишком близко!) сошёлся с Валерием Ганичевым – другим весьма успешным комсомольским функционером, который прекрасно рос по служебной лестнице, заняв в 1978 году важную и заметную должность главного редактора третьей в стране по степени влияния (после "Правды" и "Известий") газеты – "Комсомольская правда".

Однако, спустя два года, того отправили в отставку. И отнюдь не за страстные статьи в защиту русской (читай – национал шовинистической, славянофильской и профашистской) культуры, якобы всколыхнувшие всю страну, а за пьяный трёп в саунах Новогорской базы олимпийской подготовки и ведомственной гостиницы "Орлёнок" БММТ "Спутник" ЦК ВЛКСМ. И вместе с ним чуть не полетел из своего высокого кресла председатель Комитета молодёжных организаций Владимир Аксёнов.

Надо отметить, что на закате брежневского застоя партийная верхушка много что прощала номенклатурным деятелям. Посещение в рабочее время бани серьёзным проступком уже никто не считал. Сколько раз закрывали глаза и на выпивки, и на "аморалку". Строго каралось другое – несанкционированная делёжка власти и больших постов.

В окружении Брежнева не забыли, как в 1964 году проходило устранение Хрущёва. Перед тем, как собрался знаменитый октябрьский Пленум ЦК, противники тогдашнего советского лидера долго неформально зондировали почву. Они часто пересекались друг с другом то на охоте, то в санаториях, чтобы без лишних ушей обсудить в узком кругу механизм отстранения Хрущёва от власти. Хотя личная разведка Хрущёва подобные "дружеские посиделки" заговорщиков откровенно и не прозевала, но сам "хрущ" в готовящийся переворот не верил (на эту тему был снят неплохой, но содержащий немало исторических неточностей художественный фильм "Серые волки").

Естественно, позднее, захватив и охраняя свою власть, брежневский клан очень не хотел, чтобы сценарий 1964 года полностью повторился в конце 70-х – начале 80-х годов. Поэтому "днепропетровская мафия" тщательно отслеживала все неформальные "междусобойчики" высокопоставленных функционеров, особенно комсомольских. Цель была одна – не допустить в начальствующих, номенклатурных и элитных кругах никаких разговоров о возможной замене Брежнева и его выдвиженцев.

Что же такого запретного устроили в бане Новогорского спорткомплекса подвыпившие Аксёнов и Ганичев? Элементарный делёж власти на вырост, глобальные планы смены руководящих элит в партии и стране, ностальгический комсомольский переворот, так и не удавшийся Шелепину (напомним, Брежнев в 1964 году, в отличие от Шелепина, считался временной фигурой, лишенной политических перспектив).

Причем размечтавшиеся Аксенов и Ганичев строили свои наполеоновские планы с вошедшим тогда в моду и процветавшим в около комсомольских литературных изданиях и издательствах уклоном в русофильство, славянофильство, если не сказать в русский неофашизм, в противовес засилью брежневских "хохлов" в высшем руководстве страны. В этих прикидках на будущее одного из заговорщиков провозгласили будущим министром иностранных дел уже не только комсомола, но и всей страны, а другого назвали главным комсомольским идеологом при живом Пастухове. А это уже попахивало глобальным подпольным заговором.

В СССР у всех стен, даже номенклатурных, имелись уши. И хотя андроповские чекисты уже не могли, как при Сталине, сами арестовывать и заводить уголовные дела на высшую политическую (в том числе и комсомольскую) элиту, но немедленно последовал чекистский донос в ЦК КПСС о банных посиделках высокопоставленных комсомольских функционеров.

Первый заместитель заведующего отделом оргпартработы ЦК Николай Петровичев потребовал от Аксёнова и Ганичева письменных объяснений. Молодёжные чинуши попытались отделаться отписками: мол, ничего плохого они не замышляли. Ганичев, в частности, написал:
"…действительно, 6 августа 1980 года я находился в плавательном бассейне и бане Олимпийского спорткомплекса в Нагорной. Был там случайно, первый раз по приглашению председателя КМО В.Аксёнова.
Мой мотив поездки: отдых (известно, что во время Олимпиады ежедневно приходилось работать в газете до 12 часов и позже) и лечение (у меня радикулит).
В комплексе были также: друг т. Аксёнова – учёный, спортивный руководитель комплекса и строитель Олимпийских объектов.
Основное время (1–1,5 часа) провёл в бассейне.
В комнате было пиво и сухое вино. Я почти не пил (после операции мне нельзя).
Мои разговоры шли вокруг закончившейся Олимпиады и построенных объектов. Кадровые вопросы не обсуждал. Возможно, они велись в моём отсутствии.
В дополнение можно сказать, что через комнату, где мы раздевались, прошла сборная по шахматам и остановился космонавт Севастьянов. Возможно, я точно не помню, он и пошутил о том, что я главный комсомольский газетчик и журналист.
Второй раз за последние месяцы был в бане гостиницы "Орлёнок" с учёными (т. Орёл В.И. – замдиректора НИИ АН, доктор наук, зам. председателя общества "Знание" Карабасов Ю., Чилингаров А. – полярник, нач. управления Гидрометслужбы и доктор наук из МГУ, экономист Г.Заранян). Здесь было без алкогольных напитков, была банная процедура. За пользование баней заплатили.
Понимаю, что следует не давать, вообще, поводов для ненужных разговоров, вести себя чётко, сдержанно и ответственно везде. Обязательно учту это в своём будущем поведении."

Но Петровичев объяснительными отписками Ганичева и Аксёнова не удовлетворился, и решил подстраховаться. На первом же Секретариате ЦК после только что завершившегося Пленума ЦК КПСС, который снял Косыгина с поста предсовмина СССР и ввёл в Политбюро ЦК Горбачёва, 24 октября 1980 года он письменно доложил о скандале высшему партруководству. На его записке в ЦК остались автографы Суслова, Капитонова, Долгих, Зимянина, Пономарёва, Русакова, других секретарей ЦК КПСС.
"В ЦК КПСС поступили сигналы о том, что председатель Комитета молодёжных организаций СССР т. Аксёнов В.А., главный редактор газеты "Комсомольская правда" т. Ганичев В.Н. посещают коллективно, с участием работников других организаций, баню. При этом они допускают выпивки, ведение разговоров, в которых Аксёнов В.А. прославляется как будущий заместитель министра и даже министр иностранных дел СССР, а Ганичев В.Н. – как главный идеолог комсомола.
По указанным сигналам с т.т. Аксёновым В.А. и Ганичевым В.Н. отдельно с каждым, в Отделе организационнопартийной работы ЦК КПСС состоялись беседы. Оба они в ходе бесед и в представленных объяснениях признали, что действительно, за последнее время один раз вместе, а другой раз поотдельности, с участием ряда других работников, посещали баню в спорткомплексе и в гостинице "Орлёнок". Из напитков при этом было пиво и сухое вино.
В то же время т.т. Аксёнов В.А. и Ганичев В.Н. отрицают, что они вели какие-то разговоры, связанные с кадрами, допускали из карьеристских соображений восхваление себя.
Тов. Аксёнов В.А. также отрицал, что он просил привести к нему "девочек".
Как т. Аксёнов В.А., так и т. Ганичев В.Н. заявили, что они понимают непродуманность своих действий, ненужность подобных коллективных времяпрепровождений, заверили, что впредь будут более строго и требовательно подходить к своим поступкам."

Петровичев предложил помиловать председателя КМО.Аксёнова-младшего, которого спасли связи его высокопоставленного и влиятельного папаши – члена ЦК КПСС и тогдашнего предсовмина Белоруссии.

А вот Ганичеву не повезло. "Что касается т. Ганичева В.Н., – подчеркнул Петровичев, – то, учитывая, что он ранее замечался в деятельности группы т.н. "славянофилов", было бы целесообразным перевести его в последующем на другую работу". Ганичева в итоге "задвинули" с руководства "Комсомолкой" в "Романгазету". А он потом упорно всех стал уверять в том, что партийная верхушка его якобы беспощадно травила за отстаивание русской литературы.

Окончательно от опасности должностного падения председателя КМО СССР Владимира Аксенова спасла природная смекалка. Когда он взял к себе в 1982 году в заместители, после окончания им Дипломатической академии МИД СССР бывшего студента ГИТИСа, оперного певца Геннадия Варакуту – мужа Виктории Филипповой (урождённой Милаевой), дочери Галины Леонидовны Брежневой и внучки генсека ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева.

Так Аксёнову-младшему удалось просидеть в кресле председателя КМО СССР и после смерти Брежнева ещё при трёх генсеках ЦК КПСС до 1987 года и дважды стать депутатом Верховного Совета РСФСР – малозначимого и лишённого большой власти, но престижного государственного органа. С началом горбачёвской перестройки и, особенно, после ухода на почётную пенсию высокопоставленного Аксёнова-старшего, закончилась и блестящая карьера его мечтательного и амбициозного сына, который претендовал на первые роли в государстве и партии. После чего оба благополучно канули в безвестность.


Долгая дорога от КМО до ГКЧП.

А самым известным из "кмошных" начальников стал некий Геннадий Янаев, который прослужил прислужником Андропова и КГБ СССР в ранге председателя КМО СССР с 1968 по 1980 год, а затем ещё 6 лет (до 1986 года) - замом председателя Президиума ССОДа. Пьяница и бабник, как многие комсомольские аппаратчики, он также обладал чрезмерными претензиями и личными амбициями, которым было суждено закончиться самым печальным образом.

У нашего народа короткая память, а у нас с памятью пока – всё нормально. Поэтому напомним один единственный, но весьма показательный эпизод тем, кто уже забыл (а молодые и вовсе этого могут не знать).

На съезде народных депутатов СССР в 1990 году, с трансляцией по центральному телевидению в прямом эфире (такое тогда было возможно), выбирали вице-президента СССР. Была у нас очень недолгое время такая никому не нужная государственная должность – кормушка и синекура.

Так вот, первый и последний президент СССР Михаил Горбачёв представил в свои заместители кандидатуру своего личного приятеля по сельскому хозяйству и комсомолу Геннадия Янаева. Никому не известную, серую личность, вроде Путина. Только постарше и с помятым лицом хронического алкоголика.

Даже агрессивно-послушное большинство советского съезда народных депутатов её не могло не отвергнуть. Настойчивый Горбачёв выставил ту же кандидатуру своего протеже на повторное голосование. Съезд её снова прокатил. Упорный (если не сказать – упёртый и настырный) Горбачёв выдвинул в вице-президенты своего колхозно-комсомольского приятеля в третий раз, желая продавить его кандидатуру, во что бы то ни стало.

Перед решающим голосованием президент СССР Горбачёв сам себе предоставил слово, пламенно и, по своему обыкновению, долго разглагольствовал. Что, мол, на всей планете человека лучше, белее и пушистее, чем бывший "кмошник" Янаев, и не сыскать (после самого Михал-Сергеича, знамо дело). Что он де, Горбачёв, за Янаева ручается лично и клянётся всем святым, что есть на свете, что тот страну и Горбачёва не подведёт.

В общем, не мытьем, так катаньем, продавил-таки через съезд народных депутатов СССР Горби на тогдашний второй пост в государстве бывшего "кмошного" начальника Янаева, лично поручившись за него своею честью.

А в августе 1991 года, во время путча, именно этот самый белый и пушистый бывший комсомольский аппаратчик, вице-президент, горбачёвский личный ставленник и протеже Янаев стал председателем того самого пресловутого Государственного комитета по чрезвычайному положению (ГКЧП), который неудачно попытался отстранить самого Горбачёва от власти.

Это у него – у пьяницы Янаева из КМО СССР – на первой пресс-конференции тряслись ручонки хронического алкоголика. Когда вся авантюра с провалившимся опереточным путчем накрылась медным тазом, как бы жертва Горбачёв вернулся из Крыма этаким гоголем, якобы из "заточения" на своей госдаче, типа победителем. И в праздничном задоре все тогда забыли как-то у него спросить одну простую, но важную вещь: а кто собственно привёл на вторую должность в стране пресловутого Янаева, и откуда он вообще взялся? А взялся он из пресловутого КМО СССР.


Тщетные надежды Жакова на фарисеев-чекистов от комсомола.

Вот в какой комсомольско-чекистский гадюшник угораздило в очередной раз обратиться Жакова во время хождений по мукам со своей историей с французскими призами. Случилось это весной 1981 года, когда он, в паре со своей однокурсницей, дочерью ответственной сотрудницы аппарата ЦК КПСС, пришёл на собеседования в КМО СССР по поводу летней подработки внештатным переводчиком французского языка.
   
В состоявшихся тогда неформальных беседах с ответственными работниками французского и переводческого секторов КМО СССР Валентиной Малыгиной, Натальей Клишиной и Алексеем Рябовым студент МГИМО Жаков, воспользовавшись удобным случаем, изложил и суть своей немного необычной проблемы.

Поначалу вроде бы заинтересовавшись, ни один из кмошных чиновников, выслушав до конца суть вопроса, так и не решился взять на себя смелость в простейшем деле, не требовавшим никакой большой смелости.

И это, несмотря на все торжественные уставные обязанности КМО содействовать дружбе между народами, развитию образовательных и культурных молодёжных обменов. Несмотря на так прославляемую теперь вице-премьером Рогозиным огромную личную самостоятельность и свободу (якобы, аж на уровне советника МИДа!) в принятии решений функционерами КМО СССР. Всё оказалось тщетным. Хвалёные рогозинские самостоятельные и инициативные "советники" комсомольского МИДа на деле оказались обыкновенными трусами, карьеристами-аппаратчиками, совковыми конформистами и банальными перестраховщиками, лишёнными всякой инициативы и думающими только о собственной карьере.

Более того, подававшего надежды студента МГИМО МИД СССР Жакова на внештатную переводческую работу летом 1981 года в КМО СССР не взяли (это состоится только год спустя, после двух месяцев внештатной работы по линии Международного отдела ЦК КПСС), несмотря на блестящие результаты собеседований на знание французского языка и многочисленные победы, во славу советской системы образования, в лингвистическом конкурсе на радио Франции.

Наоборот, весной 1981 года в соответствующее дело оперативной разработки (ДОР), заведённое в декабре 1980 года Зеленоградским райоделом УКГБ СССР по городу Москве и Московской области, были аккуратно и негласно подшиты очередные детальные отчёты тайных кадровых оперативных сотрудников и секретной агентуры КГБ СССР из числа работников КМО СССР о состоявшихся в стенах этого молодёжного филиала Комитета госбезопасности беседах с объектом негласного наблюдения "Фермер", о его несанкционированном участии в иностранном, буржуазном радиоконкурсе и его отвергнутых попытках получить через КМО СССР выигранные призы из Франции.

Так рухнули последние надежды Жакова найти понимание среди советских фарисеев, служивших в фиктивных "общественных организациях", реальной государственной функцией которых был, в лучшем случае, простой обман народа и, в худшем, тайный чекистский надзор за народом и политический сыск.

После того, как стала очевидной тщетность усилий Жакова заставить всевозможные советские и молодёжные организации исполнить их прямые обязанности по помощи простым советским гражданам, он решил идти сдаваться властям…


Но, как это случилось, вы, бог даст, узнаете в другой раз…
(Читайте продолжение в главе 21: http://www.proza.ru/2016/03/23/1901 )