Древо. Глава 1

Древо. Смерть и рождение.

Глава 1. Проклятие и начало пути.

Зеленое поле раскинулось от горизонта до горизонта. Удивительно ровное, без холмов и оврагов. Будто водная гладь озера в безветренный день. Под стать ему зеленела трава. Листочек к листочку, одинаковая и по виду, и по длине. Короткие и тонкие травинки, словно иголочки, тянулись к золотисто-розоватому небу. О разнотравье это идеальное поле уже давно забыло. Единоличным его обитателям теперь рослось вполне комфортно и вольготно. Погруженные в абсолютную тишину они не вспоминали прошлого. Над этим уснувшим зеленым океаном возвышалось висевшее в воздухе дерево-исполин. Его длинные голые ветви с одной стороны пропускали золотистые рассветные лучи, а с другой розоватые закатные. Время от времени крупными темными пластинками отрывалась шероховатая кора. Она падала, задевая ствол и корни, парила, вращалась и ложилась на зеленую гладь. Это были те немногие моменты, когда далеко по округе разлетались звуки, не встречая никакого препятствия. Еще иногда шумел лёгкий ветерок, появляющийся откуда-то из сердца гигантской кроны, посвистывая в обнаженных ветвях. Он слетал вниз к траве, пуская зеленую рябь, иногда поднимал опавшую красно-коричневую листву и носил ее над землей.  После, просто растворялся, вновь уступая покою и безмолвию.
И ветви, и темнеющая жухлая листва, и белые прогалины ствола говорили о том, что время Мать-древа подходило к концу. К слову, имя этого огромного величественного растения имело опосредованное отношение к материнству. Не смотря на минувшие тысячи лет после своего зарождения, оно не дало даже побега, не говоря о миллионах семян, что должны были бы явиться на свет. Дерево, возвышающееся над всем, само себя так именовало. А возразить давно уже было некому. Дело в том, что желание Мать-древа, о котором вечность шелестели зеленые листья в его кроне, единолично владеть этим миром, исполнилось. И установившийся новый порядок оставался нерушимым до недавнего времени. До момента прозрения. Простая, но, словно, недоступная ранее мысль пронзила все существо древа от кончиков корней и до самой макушки. О том, что величие можно познать лишь в сравнении, о том, что некому этим величием восхититься, если нет никого рядом. Тогда-то и проявило себя страшное проклятие.
Раз за разом великое дерево распускало прекрасные, как небо цветки и опыляло их ветром, давая ему начало в сердце громадной зеленой кроны. Завязывались плоды, зрели семена. И каждый раз вслед за этим прилетали страшные черные птицы. Огромная стая, заслоняющая крыльями небо. Черными клинками сверкали прямые и крепкие, словно из стали, клювы. А хищные острые когти целились прямо в мягкую сердцевину древа, игнорируя защиту коры. Птицы медленно приближались, начинали кружить, а затем одновременно кидались вниз, все как одна. Вороны рвали плоть, пожирали семена, сбивали мощными крыльями листья, разрывали плоды. И так каждый раз. Едва спадает цвет, едва начнет зарождаться жизнь, тут же скрываются за горизонтом оба солнца, темнеет небо, восходит над Мать-древом убывающая луна и летит воронье. Исполняется проклятие, замыкается круг.
Два светила вновь поднимаются над горизонтом, как только исчезает из вида последняя птица, и занимают свою часть неба. Когда-то давно, тысячи лет назад, обе звезды были единым солнцем. Мать-древо, уже тогда высившееся над землей целую вечность, невзлюбило темные холодные ночи, когда некому было его согреть. Жаркие дни же грозили губительным зноем, и вновь никого не было рядом, способного отбросить хотя бы легкую тень, преисполненную приятной прохладой. Тогда Мать-древо показало насколько велика его воля. В тот день ужасающая вспышка озарила весь небосвод. И не было возможности взглянуть ввысь, мгновенно не ослепнув. А если бы нашелся способный устоять, то он увидел бы черную полосу, медленно ползущую от одного края солнечного круга к другому. Древо будто под страшным ураганом клонилось к земле, шумело листьями, скрипело. А солнце в этот момент разрывалось на две части, растягиваясь и отделяясь там, где проходила полоса. Две половины еще какое-то время тянулись друг к другу, не желая отделяться, но все быстрее рвались последние связи. Еще сильнее зашелестело дерево и пара светил устремилась в противоположные стороны. Вечный рассвет затаился далеко на востоке, и вечный закат обосновался на западе. Небо навсегда озарилось золотисто-розовым светом.
Раз за разом, как только приближалась черная стая, сияние солнц сменялось тьмой. А ночь озаряла одна единственная белая холодная луна.  После вновь стояло разодранное обнаженное древо, испуская из глубоких ран сладковатый сок. Тянулись годы, прежде чем снова возрождалось былое величие Мать-древа. Действительно долгий срок для тех, кто мог познать смерть. Столько времени необходимо, чтобы влага по капельке поднялась с поверхности земли и достигла корней, вновь наполнила жизнью ствол и ветви. А подниматься приходилось далеко, ведь растение находилось высоко над землей. Дерево парило с тех пор, как решило, что глупые корни, находясь в земле, могли дать побеги. Те, словно паразиты, начали бы вытягивать соки, пожирать плодородную почву вокруг. Желая избежать этого, Мать-древо пожелало разорвать связь с землей. Вновь проявилась великая воля. Зашелестели листья, вздыбилась земля, и корни начали выползать из-под земли, словно змеи из нор. Медленно один за другим они появлялись на поверхности, извиваясь, оставляя дерево без опоры. Но гигантский ствол не рухнул на землю. Наоборот, он начал подниматься над ней, действуя против всех законов мироздания. Настолько мощной была воля Мать-древа. Оно высоко вознеслось над землей и оттуда наказало воде достигать своих корней и омывать их, питая живительной силой.
В очередной раз, лишь окрепли ветви, Материнское древо приняло решение не кормить собой и своим будущим черную птичью орду. В самой гуще зеленой кроны зародился единственный цветок. У него не было всех красок радуги, не было и больших бархатных лепестков. Маленький белый цветок. Только появился, тут же и отцвел. Вместо семени явилась миру белая голубка. Вспорхнув, села на нижнюю ветку и стала слушать наказ дерева. Мать приказывала отправляться в дальний путь. Предстояло найти те земли, где еще властвовали смертные. Лишь там можно было отыскать воина, способного бросить вызов проклятой тьме. С этим птица и пустилась в путь.
Солнце, зависшее над землей в вечном восходе, указывало направление к заветному миру. Нужно было лететь вперед, не отрывая от светила глаз. Рассвет был прекрасен, как и сотни лет вплоть до этого дня. Нестерпимо обжигал прекрасный свет, но голубка не могла ослушаться материнского указа и свернуть в сторону. Вскоре весь мир для нее погрузился в вечную темноту, но и тогда птица не оставила пути. Белые крылья все также сильны, а лучи солнца поддерживают веру, греют, помогают не сбиться.
Минуло уж порядком времени, как Мать-древо направило птицу сыскать воина, чтобы тот помог снять древнее проклятие. Впервые крылья ощутили слабость. Вот, как только силы стали покидать голубку, она почувствовала, что воздух стал заметно теплее. Да, это солнце набирало силу, поднималось выше в небеса. Так и было предписано ему здесь с начала времен. Кроме того, все вокруг наполнилось звуками. Птичьи трели, шум листвы, журчание воды и крики животных. Другой мир встречал далекую гостью. Сердце птицы наполнилось радостью и верой. Белые крылья захлопали с новой силой, мелькая все чаще, обретая покой, лишь, когда могли опереться на взмывающие теплые потоки. И хоть голубка не имела больше возможности видеть, она знала, что все равно достигнет цели и найдет помощь. Впервые она свернула с прямого пути и стала внимательно слушать, искать.
Донеслись тут до птичьего слуха два голоса, распевающие на разные лады. Один был голос метала. И хотя голубка только появилась на свет, дерево наделило её своей памятью и знаниями. Звук был знаком. По-видимому, сталь терзала какой-то чурбан, чтобы клинок не покрылся ржавчиной. Чувствовалась мощь, исходившая от владельца звеневшего оружия. Не мало врагов, верно, отправилось в лучший мир по воле могучего воина, явно, закаленного в боях. Другой голос был прекрасен, как журчание быстрого весеннего ручья, как птичья трель на рассвете, как пение самой жизни. Несомненно, владелица его была прекрасна ликом и чиста душою. Ее песню хотелось слушать вечность, мгновенно забывая о боли и страданиях. И пташка едва не забыла. Но воля Мать-древа оказалась сильнее. Строгий наказ не отпускал. Голубка, собрав последние силы, вспорхнула и уселась воину на плечо, приготовившись было передать ему мольбы о спасении. Но распаленный, преисполненный боевой ярости, мужчина не ожидал увидеть на своем плече незваного гостя. Схватил птицу и швырнул на землю. 
- А-ну лети отсюда, пока мой стальной друг не решил отведать твоей крови.
От неожиданности, голубка даже не успела расправить крылья. Упала камнем, едва не потеряв сознания. Слова воина доносились до нее сквозь пелену боли и отчаяния. Сломано крыло, но, что страшнее, сломлен дух. Совсем не с этим она ожидала столкнуться. Откуда теперь уже найти силы для своего спасения? Голубка уронила голову, готовая смиренно принять судьбу. Ее сердце было наполнено жалостью. Но не к себе, хоть и успела прожить всего ничего. Не исполнен наказ Мать-древа, а значит, оборвётся теперь не только птичья жизнь. Вдруг звонкий голос рассек воздух серебряным клинком.
- Эй, остановись, немедленно! Ты все так же глуп и жалок, хоть и силы да проворства тебе не занимать. Истинно тот воин преисполнен воинской мудрости, который врагами видит только своих недругов. Так было и так есть. Напала ли птаха на тебя?
- Тебе-то откуда знать о воинской мудрости, женщина?
- Да, я в руках отродясь меча и не держала, в походах не была. Однако, каждое слово нашего отца впитывала, словно земля, изможденная засухой дождь. А ты способен, видимо, только похлебку походную впитывать. Отойди от пташки! И вспомни о чести и отце!
Уязвленный воин громко сопел. Стальной клинок с удвоенными силой и яростью начал кромсать бревно. А тело птицы обняли нежные, словно бархат ладони и подняли с земли. В тот миг голубке пришло озарение - не в крепких руках, не в остром мече спасение надо искать, а в добром сердце, да светлом разуме. Истинный воин, которому суждено спасти вечное древо, только что сохранил жизнь беззащитной птицы. Вот истина, вот успешное завершение поиска.
Девушка не стала бросать голубку на милость судьбы, забрала с собой в дом, чтобы обогреть и выходить. Лишь дверь хлопнула за ее спиной, как птица заговорила по-человечески:
- В том, что ты меня от гибели спасла - наше предназначение. Спасибо тебе за сбереженную жизнь, но вынуждена я просить о большем. Мать-древо, что меня в дальний путь отправило, стоит на краю гибели. – Птица торопилась, говорила сразу обо всем, что знала, временами сбиваясь, -темные силы желают его сгубить. Молю, помоги.
Спасительница чуть не выронила чудную птицу. Но удержалась, едва справляясь с удивлением. А потом стала прислушиваться. Голубка говорила о странных и непонятных для девушки вещах. Ясным как день было одно – кто-то в огромной беде. Кому-то нужна помощь.
- Постой, милая птица. Не понимаю, как ты научилась говорить по-человечески, да вот только ты верно ошиблась в выборе. Нет, история твоя меня поразила до глубины души и сдавила сердце. Хотела бы я помочь, но я же совсем не воин. Мой отец до последнего вздоха оставался великим воином, брат мой тоже воин, хоть до величия ему и не хватает головы на плечах. А я хозяйством занимаюсь, да пою иногда, отчего людям на душе спокойнее становится.
- Ты права. Твои руки не держали меча, не отнимали жизни. Ты не носишь тяжелой брони. Не дано тебе было и в чистом поле стоять бесстрашно перед ордами врагов. Но ты воин. Твое оружие - правда, твоя лучшая броня - горячее доброе сердце, а пением своим ты способна обезоружить сколь угодно огромное войско. Доверься мне, и победа будет за нами. Твое имя навечно покроет слава.
- К чему мне эти победы, да слава?
- Тогда, молю, отправляйся со мной в путь ради добра и света, которые есть в твоем сердце. Ведь ты не сможешь спокойно жить дальше, зная, что могла спасти чью-то жизнь, но испугалась. Что сказал бы на это отец?
- Правда твоя. Проще умереть сразу. Куда мы держим путь? Есть ли время хотя бы вещи собрать?
- Дорога дальняя и времени совсем не осталось. Но глаза мои больше не видят дневного света. И сломано крыло, стараниями твоего брата. Я не могу проводить тебя, пока не найдем помощи. Прости, иначе я все себе представляла.
Девушка задумалась, решая кто бы смог вылечить птицу. Охотник? Да, он славился тем, что мог спасти любого раненного зверя, а убивал лишь из нужды. Но едва ли реально найти его в эту пору. Тот мог охотиться в непролазной чаще, а мог забраться за зверем на вершины гор. Пастух? Тоже мог знать что-то об исцелении животных. К тому же, идти не далеко. Девушка передала свою мысль голубке, и они вместе отправились на луг.
Птица не могла увидеть чудесного поля, но аромат разнотравья закружил голубке голову. К нему примешивались запахи пасущихся животных.  Удивительный наполненный мир. Глубоко в памяти поднялись воспоминания о старых временах. Девушка подошла с просьбой к пастуху.
- Так это же птица! Голубей мне еще, слава богам, пасти не приходилось. Откуда же мне знать - возмутился пастух.
- Это не просто птица, то мой друг. Может хоть поведать сможешь о том, кто в силах спасти голубку?
- Когда занеможет в стаде какой-нибудь бычок, я к знахарю иду. Дорого берет черт старый, да только потерять животное выходит дороже.
О знахаре она и не подумала. Но не спроста. Тот славился своей жадностью и жестокостью к тем, у кого нет ни золота, ни серебра. А девушка как раз была из их числа. Сколько бы мужчины ее семьи жизнями не рисковали в походах, кроме чести да славы ничего не нажили. Оттого пять лет уже прошло со смерти отца, что не успели вовремя собрать денег на снадобье. “Нет! Больше не позволю его жадности вершить судьбы. Достану зелье, чего бы не стоило.” - Твердо решила девушка, отправившись к опушке лесной чащи, неподалеку от деревни.
Высокий дом был выполнен добротно. Толстые крепкие бревна, подогнаны друг к другу. Ни единой трещинки, ни щели. Мистические узоры украшали стены. Резьба на темном дереве одновременно впечатляла и вселяла трепет. И ни капли краски, ни одного цветного пятна. На опушке, среди деревьев дом сильно выделялся темным пятном среди веселой зелени крон. Высотой в два этажа. Судя по окнам, однако - второго этажа в строении не было. Плотно запахнутые ставни, суровой стражей стояли перед светом солнца. Тени листвы в причудливой и жутковатой пляске скакали по ним. Казалось резной узор выполнен с тем расчетом, чтобы радость и непринужденную веселость игры теней превращать в страшное жутковатое действо. Мрачный дом не оставлял и намека на спасение или помощь. Скорее, он обещал, что внутри сбываются все кошмары, которые можно лишь представить. Но иного пути не было.