Рыжекудрая

На городской площади стояла девушка, задрав в серое мартовское небо рыжекудрую голову, и многие люди косились на нее, на ее тугие кудри цвета египетских апельсинов – да и вообще, стоит только чуточку выделиться из толпы, как тебя тут же записывают в психа…. А волосы и впрямь завораживали - целая палитра языческого пламени: охра, киноварь, багрянец, амальдин...

Но ей было все равно. Ведь в душе у нее распускалась розовыми бутонами сакура, со склонов гор журчали ручьи, а ажурных кронах деревьев пели птицы. И голос Гакта. Она была влюблена. В этот голос, в этого артиста. Так же как была влюблена в хищную вязь сарматского кинжала, в аромат свежеиспеченного хлеба, в прохладу хлопковой пряжи – из которой она вывязывала на подарки завораживающие салфетки, в нежные глазки подснежников и пушистые почки верб. Все перечислить – невозможно. Рыжекудрая искала счастье во всем. Друзья – настоящие! Проверенные временем и жизнью! – говорили ей, что она как буддистский монах в миру: в эпоху вседозволенности и доступности сохранила невинность – во всех смыслах (и в этом тоже). А ей просто некогда было задумываться о плотских утехах – ведь кругом столько всего неизвестного, и хочется успеть все перепробовать: нарисовать картину, сшить игрушку, залезть на гору и ночью, вылезти из палатки и сосчитать звезды на чернильном небе и погрустить, глядя на огромную луну, купить домик за городом и вырастить, в конце концов, сакуру – чтобы каждый год она роняла лепестки на каменную дорожку перед крыльцом…

Жизнь потихоньку отщипывала у нее перья из крыльев, но рыжекудрая не унывала – через месяц снова вырастут, только уже не пушистые и нежные, а стальные. Ее квартира – это уютная норка, где на подоконниках стояли горшки с петуниями и геранями, на полках теснились книги, а на столике рядом с диванчиком лежали раскрытое «Сказание о Ёсицуне» и незаконченный рисунок – ветка сакуры на фоне голубого неба… На другом столике – в пузатых глиняных вазах стояли кисти, крючки, спицы, карандаши и фломастеры. Здесь чувствовался дух непостоянства и непоседливости, вечного поиска красоты и искусства…

О любви? Когда многие при слове «любовь» думали: «Мужчина плюс женщина равно любовь и все такое», она думала иначе. Совершенно иначе. Потому до сих пор одна. Нет, конечно, иногда ей взгрустнется – особенно, когда в очередной раз пытаются подрезать крылья – но ненадолго. Она включит музыку – и голос окинавского ветра по имени Гакт Камуи задует все меланхолии в душе и очистит сердце от тоски, останется лишь только легкое чувство, похожее на полет лепестков сакуры…