Память призраков

Мистический детектив




"ПАМЯТЬ  ПРИЗРАКОВ"

http://www.amazon.com/dp/B017831WC6




    
Аннотация




    Тайны, угрожающие жизни людей, существуют для того, чтобы их раскрывать. Так однажды решает проницательная и отважная девушка-индиго, взявшись за распутывание умопомрачительного досье на один преступный синдикат и его знаменитые, но глухие преступления. Всё начинается с обнаружения довольно свежих мумий  и разных колдовских фетишей в подвале министерского особняка. Московские сыщики в замешательстве от найденного рядом ножа разведчика, что влечёт следствие в Петербург к корням банды, верхушка которой крутые госчиновники и главы спецслужб, а основа  «живые мертвецы»…









Глава I. Освещая тьму



Чёрный квадрат… Это выход или вход? Окно, настежь распахнутое в беззвёздное небо или монитор внезапно разрядившегося компьютера? А может это таинственная комната, в которой погасли все источники света, и затаилась неуловимая чёрная кошка? Как бы то ни было, это последний кадр любого засыпающего сознания. И временно гаснет оно для того, чтобы вспыхнуть с новой силой в подсознательном измерении, озарить на мгновения таинственную подоплёку жизненных кинолент, выйти за рамки замкнутого и мрачного пространства.
Это была старая запертая дверца, геометрические контуры которой очерчивал пробивающийся сквозь проём приглушённый свет. Ни ручки, ни замка в ней не прощупывалось, но любопытной душе, преисполненной охотничьего азарта, любыми способами хотелось заглянуть за неё. Вдруг, неизвестно откуда налетела стайка ярко;синих бабочек и засуетилась над светящимися проблесками двери. Мотыльки облепили своим ажурным шёлком световой контур, и дверца легко поддалась, впустив в свой тайный мирок. Кто;то по ту сторону сна, будто беззвучно приглашал просмотреть важную, но изрядно запылившуюся на полке картину.
А пылью историзма и заброшенности здесь, в зазеркалье чёрного квадрата, было овеяно всё. Единственным источником освещения служила лишь старая керосиновая лампа. Несмотря на тусклость, волшебная стайка резвилась вокруг сосуда с маслом, и свет его вдруг вспыхнул небывалой яркостью, осветив сумеречное подполье лазоревым светом. Перед глазами предстал большой зал, уставленный по всему периметру странными предметами. Отовсюду на входящего скалились черепа и зловеще щурились неподвижные уродцы в колбах. По обе стороны от входа потянулись стеллажи с забальзамированными и мумифицированными артефактами. Какой;то музей ужаса или жуткое хранилище некроманта?
Посмотрите направо – там из банки вам приветственно улыбается жуткий младенец без головного мозга, которому вторят десятки таких же водянистых соседей. Извольте взглянуть налево – здесь вас томительно дожидаются составляющие зрелого человеческого организма: внутренние органы в мутном растворе, тошнотворные кружева раковых метастаз и гора беспорядочно разбросанных людских конечностей. Примечательно, что одни трофеи имели явный налет старины и профессиональной обработки, а другие выглядели пугающе свежо, словно эти отсечённые пальцы и внутренности изъяли у законных хозяев совсем недавно.
Приступ тошноты не заставил себя ждать, но его потеснил настойчивый импульс животного страха, когда с адских полок сверкнуло лезвие, приглушенно мерцавшее в гуще окровавленных органов. Однозначно не музей и не профессорская лаборатория, а тайная коллекция зверски жестокого маньяка! И, стало быть, он недалеко ушёл от своего страшного тайника. На выход, на выход! Скорее уносить ноги, пока они не пополнили кошмарную коллекцию.
Но коварные бабочки… Этим чертовкам будто не доставало острых ощущений, и они, оставив занятную лампу, настойчиво звали в самый сокровенный уголок мертвецкой. Сверкая сапфировыми крыльями, бесплотные мотыльки, как магнитом притягивали к самым опасным археологическим находкам. Их любопытство привело своего Шлимана в глубокий затемнённый альков, предусмотрительно прикрытый полупрозрачной шторкой, надобности в которой, на первый взгляд, не было. Ведь если в адском логове и появляются посторонние глаза, то исключительно для того, чтобы «украсить» очередную баночку с формалином.
Одно нетерпеливое движение и на наблюдателя выплеснулась тлетворная туча различных летающих и ползучих гадов. Отбиться от мерзопакостного клубка пауков, комаров и даже лягушек было непросто, но на помощь пришли вездесущие мотыльки. Они лишь мелькнули на фоне назойливой напасти, как она бесследно рассеялась и только одна зелено;бурая жаба уныло прошлепала в противоположный угол зала, где громоздилось кашпо с экзотическими растениями. Благодаря спасительным бабочкам мрак чуть рассеялся и обнажил основное сокровище алькова, где одиноко таился странный деревянный истукан. Под другим углом зрения, находка показалась лишь постаментом для засушенной ритуальной головки. То ли нещадное время и специфическая среда сделали её такой тёмной, то ли первое впечатление не обмануло, и голова когда;то была снята с плеч некоего африканца. Не открывая зажмуренных глазок и ссохшегося рта, артефакт внезапно рассмеялся потусторонним издевательским смехом, от которого в тайнике вздрогнуло всё, и такие вроде бы бесстрашные бабочки попрятались по углам.
А голова, похожая не на профессора Доуэля, а на африканского шамана, используя редкий момент, беззастенчиво попросила полить себя свежей порцией эликсира для упрощения общения. При близком рассмотрении, кувшин с заветным «эликсиром» оказался наполнен чем;то очень похожим на жертвенную кровь. И действительно, повсюду в затемнённом углублении имелись пятна и кровоподтёки старых обливаний.
Нет уж, такого удовольствия уродливой кровопийце не хотелось доставлять, и голове, ни солона хлебавши, пришлось общаться вслепую. То, что некогда служило ей глазами, теперь представляло собой слегка чадящие угольки, похожие на прикуренные концы кубинских сигар. Но, используя гнетущее чревовещание, бестелесная мумия начала свой удивительный рассказ. Уверяла, что была полноценным человеком ещё относительно недавно. Будто бы она вовсе не археологический реликт или культовый фетиш исчезнувшей цивилизации, а сухой остаток от африканского эмигранта, погибшего при странных обстоятельствах двадцать лет назад. В странностях и экзотике никто усомнился бы, но заявление о том, что бывший владелец головы при жизни был милиционером, вызвало шок и недоверчивую усмешку, которая раздосадовала странного собеседника, и сморщенные глазки задымились сильнее. Вокруг распространился специфический запах, словно терпкая трава пережигалась с птичьими перьями.
Вновь затребовав крови, но получив лишь заманчивое обещание в обмен на подробный рассказ о себе, голова болезненно скривилась, но всё же поведала, будто у неё было своё время, как и у каждого человека. Но время это остановилось в разгар лихих девяностых годов руками заклятых врагов, а после обернулось вспять. И теперь он, бывший страж порядка, съедает время тех глупцов, которые используют его озлобленный дух в колдовских целях. Не упокоенный призрак забирает жертвенные души и жизненные силы своих алчных жрецов, исполняя некоторые их желания. Потому то последние дорожат этой колдовской головкой больше, чем своей, ценя, как заветную чашу Грааля.
В конце беседы, болтливый уголёк, знакомый с законами и правами не понаслышке, пообещал большие неприятности за незаконную эксплуатацию себя, и вдруг запел загадочную этническую песенку на своём языке. Сначала она показалась на удивление безобидной и тихой, но эта приглушённость была пронизана лютым злом и опасностью. Неведомые слова рифмами сплетали магический узор, путая мысли и отнимая силы. Надвигалась тяжкая и всепоглощающая дрёма, сквозь которую гулко доносилось роковое пение и гадкое хихиканье. Наконец;то трепещущие мотыльки шумно взметнулись и, окружив шамана, облепили его рот и все остаточные органы чувств. Но в следующую секунду они истлели в незримом огне, осыпавшись вниз серым пеплом.
Тем не менее, ритуальная песнь всё;таки прервалась, и мумифицированную голову объяло внутренним огнём гнева. Вся она сильно задымилась, словно лежала на печке, а не покоилась поверх деревянных истуканов с уродливыми ликами старцев и зверей. Она чадила исключительно чёрным дымом, который стремительно окутывал всё вокруг. И, когда в этом инфернальном шлейфе потонул сам источник дыма, раздался последний и самый противный смешок африканского духа, а из;под ветхих досок пола вырвался чёрный трос, который обхватил ноги и резко дёрнул вниз, унося в безвестное подземелье.


***

А где;то на просторах многолюдной «терра;инкогнито» потерянно брёл в никуда немолодой мужчина. Вид имел опрятный, но изрядно изношенный. Взгляд его был растерянный, словно у потерявшегося ребёнка. Он всё вертелся по сторонам, надеясь отыскать хотя бы одно знакомое лицо или дом, разочарованно опускал свою голову, периодически встряхивал ею и отчаянно сжимал чуть поседевшие виски. Было очевидно, что именно он являет собой безнадежного «инкогнито», вдруг сбившегося с курса посреди легко узнаваемого мегаполиса, который уже четвёртый век вонзался в хмурое балтийское небо Адмиралтейской иглой.
В этот исключительно приятный денёк не было дождя, и бывшую столицу щедро заливало лишь солнечным светом. Потому издали виднелись основные достопримечательности Санкт;Петербурга.
Тревожно вечерело. А тем не менее, ещё удивительно яркому солнцу, стремительно огибавшему лазурный купол, чтобы скорее выпрыгнуть в небесную форточку Европы, было не под силу пробиться сквозь тягостный туман в бледно;голубых глазах незнакомца. Густая туманная завеса эта наполняла всю взлохмаченную голову мужчины. Отчаявшись вглядываться в безучастных прохожих и бесконечную кавалькаду автомобилей, он с апатичным видом устало присел на ближайший поребрик.
Белый лист… И сердце отчего;то всё тревожно сжималось, словно над пропастью. А упрямый мозг силился подобрать пароль хотя бы к имени своего незадачливого владельца. И вот, на мысленном плане начали, кака на школьной доске, выцарапываться буквы. Очевидно русские! Прекрасно, с национальностью и вероятным гражданством определились. Теперь очередь за именем – в этой графе почему;то укоризненно белела пустота. Мужик, а точнее его непокорный разум, решил следовать методу подбору и, как в детской головоломке, перебирать буквы, с тем, чтобы на одну из них сработал сакраментальный сигнал «дежа;вю». Несколько раз для чистоты эксперимента пропускал он глумливую карусель алфавита сквозь свою гудящую, словно с похмелья, голову. И всё же пришёл к единственной за первый день своей новой жизни убеждённости – буква «В» была определённо неравнодушна к нему и до того стиснутое ледяным оцепенением сердце незнакомца отвечало ей колкой взаимностью. Но подлая буква, как и всякая дама, будто решила подразнить его и не обнажала заветное мужское имя полностью.
Не хватало помощи собеседника, но равнодушные горожане по;прежнему сновали мимо. Впрочем, некоторые шли медленным прогулочным шагом, любуясь архитектурными изысками города, фотографируясь на память, но все, как один не удостаивали рассеянного маргинала вниманием. И даже полицейский кортеж ДПС;ников, надрываясь тревожными спецсигналами, промчался мимо неустановленной личности, явно портящей открыточную эстетику исторического фасада. Но форсаж полицейских, взволнованных неким происшествием или опозданием на службу очередного сановника, вызвал бурю негативных эмоций у незнакомца. Все естество его в страхе затрепетало, голова ушла в плечи и он весь, словно черепаха, подобрался в невидимый панцирь. Только, когда мнимая опасность миновала, здравый смысл пожурил мужика за трусость, поскольку, кто, кроме полиции на данный момент взялся бы восстановить его личность и память.
И ни магазинов, ни лавочек, ни социальных учреждений в поле зрение, как назло, не было, что предвещало дальнейший тягостный дрейф, но почему;то закостенелые мышцы вконец отказывались подчиняться. Глядя в безответные глаза неумолимо приближающейся голодной ночи. Только пока несчастному страннику хотелось не есть, а напиться до посинения. Иными словами, принять анестезию от собачьей жизни, чтобы вернуться в прежнее забытье, из которого его часом ранее выдернул ослепительный закат. Но в карманах потрепанной куртки не нашлось ничего, кроме песка и опилок. От досады верная мышечная память вдруг подсказала влезть во внутренний карман. Там зияла сквозная дыра, хотя гражданин рефлекторно вспомнил, как иногда нырял за старинной фляжечкой, всегда теснившейся рядом с паспортом. Последняя тропинка в прошлое оказалась отрезанной, бедолага инстинктивно взмолился, зашептав «Отче наш», скорбно глядя на позолоченный купол собора вдали.
И снизошло проведение. Слава отцам небесным! В полуметре от поребрика притормозил раскрашенный микроавтобус «Фольксваген», из которого выплеснулись суетливые и восторженные туристы. Но теперь неожиданно подвёл расстроенный вестибулярный аппарат, вместо того, чтобы встать по;человечески, мужчина бросился под колёса отъезжающему автобусу. Будто бы хуже уже не будет, либо память, либо смерть.
– Жив? Сильно стукнуло? Повезло, что скорость не набрал, просто припарковаться хотел! – донёсся из;за обморочной пелены голос водителя. В роли земного ангела;хранителя выступал тридцатилетний соотечественник с доброжелательным взглядом. Его наружность и уже знакомая городская панорама прояснялась, светлело в глазах, но больнее прежнего звенело в голове. Бездомного стукнуло в левое плечо и левую лобную часть, которую незадачливый камикадзе потёр, а затем автоматически глянул на своего крупногабаритного обидчика. В то же мгновение потерпевшего прошибло нервным током – он ошарашенно уставился на фирменный лейбл туристического автобуса. Померещились две перекрещенные латинские буквы, и они вызывали необъяснимую панику в травмированном сознании.
– Вэ?! Вэ, это похоже на… – испуганно забормотал незнакомец, оборачиваясь к подоспевшему водителю. Ватное тело моментально оживилось, лишь бы удрать поскорее от жуткого автобуса.
– В чём дело? Что вас напугало? – недоуменно спросил водитель, придержав сумасшедшего с мёртвенно бледным лицом за плечо. Он мыслил оперативно, не дождавшись от невменяемого и несколько асоциального гражданина ответа, парень решил подбросить терпилу в Боткинскую больницу, где медицинскую помощь окажут и временным кровом обеспечат. А после, любезно впуская бродягу в салон автомобиля, всё же ненастойчиво предложил воспользоваться в такой странной ситуации услугами доблестной полиции, до ближайшего отделения которой было вообще рукой подать. Но это предложение вызвало бурю протеста, и водитель понимающе рассмеялся.
– Не будем пока отвлекать этого брата от насущных проблем. Через полчаса япошки вернуться из Кунсткамеры, повезу их в гостиницу у метро «Александра Невского», там и закину тебя в больничку. У тебя наверно сотрясение или шок. Хотя, сдаётся мне, это что;то давнее… – молодой мужчина в бейсболке с отечественным триколором изучающе оглядел своего подопечного, который скромно примостился рядом с водительским штурвалом. Заметив следы измождённости на немолодом лице, сердобольный парень предложил потерпевшему минералки, – А значок с буковкой «Вэ», поверь мне, старина, не так страшен. Это всего лишь «даблъю», марка немецких тачек «Фольксваген», – приободряюще улыбаясь, пояснил он, – Ну, что полегчало чутка? Кто, откуда сам? Меня Лёха зовут, если что.
Загадочный странник хранил напряжённое молчание. К великому сожалению, клин клином ничего конструктивного не вышиб, и вместо новых воспоминаний удар добавил лишь болезненную шишку на седеющей голове. Не скажешь ведь, что зовут на букву «В», которая теперь уже не заманчиво подмигивала, а скалилась жуткими латинскими зигзагами. Она, очевидно, была фатальным наследием позабытой жизни, ведь этот популярный автомобильный бренд мужик знал и ранее.
– Я не помню, – обречённо ответил он, решив открыться понимающему человеку. Молодой человек изменился в лице и надвинул бейсболку на виноватые глаза. – Да не беспокойтесь, я это… В общем, я и до вашего автобуса ничего не помнил. Как будто все стёрли.
– А;а, знакомая история, – махнул рукой водитель, – Палёное пойло в комплекте с кулаками верных товарищей. Вот америкашки всё лепят про опыты инопланетян и спецслужб. На какой хрен мы им нужны были бы. Сколько дней ты так болтаешься, старина?
– Только сегодня. Честное слово… – по;детски оправдался бродяга. – Как будто из комы вышел и за спиной полная пустота, стена. Меня охранник у магазина растолкал, и я пошёл, куда глаза глядят.
– Ну стена, это не пустота, в ней лазейку найти можно, – оптимистично заверил спаситель в жизнеутверждающей бейсболке. – Так ты откуда конкретно путь держишь? Надо бы вернуться к истокам, там народ расспросить. Искать себя нужно там, где потерял.
– Сейчас скажу… – мужчина задумчиво сощурился и простёр ладонь к Зданию Двенадцати Коллегий. – Там с улочки такой узкой путь начал, от крытого рынка… Кажется, «Васильевский дворик», написано было. Оттуда верзила в чёрной форме меня и прогнал. А я ничего вспомнить не могу, хоть ты тресни, кто и откуда не знаю. И ни документов, ни знакомых. Потому и сижу на поребрике, болтаюсь весь день, как в проруби сами знаете что.
– М;да, крутой улов у меня сегодня. Значит, один день, говоришь? Был у меня один знакомый, я тогда на Садовой ещё снимал жильё. Так вот, его суточная амнезия мучила. Сегодня помню, завтра нет. Народ ободрал его, как липку, занимай – не хочу, всё равно не вспомнит ни фига. Каждый день с чистого листа, как у рыбки. Знаешь, там, в Боткинской конечно приютят, но мозги бесплатно реставрировать или в «Ищи меня» писать не станут. Так что ты уж как;нибудь сам собирай себя по кусочкам, – сочувственно усмехнулся парень, – Покопайся в карманах, может что;нибудь попадётся. Вот, возьми карту города, полистай, может, вспомнишь свой дом с поребриками и парадными. Ты явно местный, питерский.
Улыбаясь, водитель затянулся сигаретой и эмоциональным рассказом о своём переезде в чопорный Петербург из горячо любимого, но вконец обнищавшего Урюпинска, а бродяга, последовав дельным советам, погрузился во все уголки своей слишком скромной для зябкого марта одежды.
Недаром завещали Дельфийские мудрецы: «Сначала, познай себя». Заглянув к себе за ворот, мужчина обнаружил маленькую деревянную иконку Святого Николая на верёвочке. И этой многозначительной находке водитель туристического автобуса обрадовался больше настороженного пассажира, сразу окрестив его «моряком Колей».
– Знакомые все лица. Вон видишь мой иконостас? – Лёха кивнул на свои иконки, украшавшие салон, – Там у меня и именная для Алексея есть.
Только у незнакомца своя икона почему;то вызывала колючее чувство, и асоциал с неохотой продолжил личный досмотр себя. Спустя минуты поисков, не веря своему счастью, он всплеснул обрывком старой газеты, выловленным из дырявой подкладки ветровки. На засаленном листке был нацарапан номер мобильного телефона с неразборчивой надписью.
– Антонина или Антохина? – попытался расшифровать клинопись Лёха, – Твой почерк наверно, узнаёшь, Николай?
Тот с недоумением и опаской вновь взглянул на обрывок и, весьма отчётливо представив, как собственноручно делал эту важную запись, понуро кивнул.
– Замечательно! Звони этой дамочке. – воодушевлённо отозвался водитель и широким жестом протянул свой мобильный, – Ну чего медлишь? Тебе повезло, старина. Украли все документы с деньгами, отоварили до потери памяти, а тут такое послание в бутылке. Давай, давай, звони!
– И что я скажу? – попятился потерянный мистер Х, – Здравствуйте, угадайте, кто я? Или заберите меня отсюда?
– Да хоть бы так, не суть! Может это единственный шанс, Колян. Показаться дураком лучше, чем стать неопознанным бомжом. Да и я гляжу, что газетёнка Василеостровская, пешком придёт, если любит. – шутил водитель, щёлкая семечки, а с бледного лица названного Николая не сходила мгла сомнений. Он и без «толерантного» напоминания о бомжатнике чувствовал себя повисшим над жуткой пропастью, но в голове не было ни одной толковой мысли – все файлы были безнадёжно пусты. Потому, правили бал одни только обострённые чувства. Некое наитие терзало угнетённую душу, ужасно не хотелось набирать эти одиннадцать цифр и возвращаться в затуманенное прошлое. Хотелось остаться в уютном автобусе рядом с энергичным Лёхой, чьи глаза настойчиво блестели из;под полосатого козырька, а рука уже протягивала мобильник, издающий томительные гудки.
Но не все обитатели северного города могли похвастаться такой скоростью мысли и реакции, как приезжий водитель, наблюдавший скомканный диалог с таким любопытством, который давно не испытывал за вечерним просмотром телевизора. Колю, еще более сметённого, никак не хотели узнавать на том конце провода. Не знали там, впрочем, и никакой Антонины, и гражданки Антохиной. Лишь твёрдо пообещали забрать звонящего из любой точки города. Только точку эту сразу несколько собеседников, женские и мужские возгласы которых доносились и до участливого водителя, просили уточнить. Когда трагикомедия, а с ней и странные телефонные переговоры завершились, на лбу Николая проступала испарина и морщины сумрачных раздумий.
– Сказали, сейчас приедут за мной и отключились, только обо мне и Антонине ни слова. Сомнительно… – мужчина перевёл недоверчивый взгляд с нового товарища на темнеющую водную гладь Невы.
– Вот блин, я то думал, что жена. Странные дела. Может и эту Тоню Антохину уже того, поминай, как звали? Болтается где;то по течению реки.
– Какой реки? – пасмурно осведомился Коля и рефлекторно сглотнул.
– Что? – откликнулся вдруг утративший оптимизм водитель, отрывая хмурый взгляд от скрытного русла Невы, – Да по реке… Реке Лете. Как говорят, канул в Лету, дескать, пропал…
– Я понял. – угасшим тоном приговорённого перебил его оппонент и, поджав обветренные губы, утих в напряжённом ожидании своей участи. Сердце отчего;то вновь сжалось. А мозг? Эта самонадеянная субстанция предлагала порадоваться тому, что близкие нашлись по горячим следам, пусть даже голоса их были далеки и загадочны, как Луна, что к тому времени уже воцарилась в сумеречной синеве небес. Её перламутровый свет завораживал, оказывая седативное действие, и «Николай на букву В» снова впал в молчаливую прострацию, несмотря на болтовню радиостанций и комментирующего всё подряд Алексея.
Незаметно истёк час ознакомления Японии с изощрёнными увлечениями российских императоров, а за Колей на Университетскую набережную так никто и не прибыл. Словно пёс, привязавшийся к доброму прохожему, он наотрез отказался снова оставаться на обочине жизни и судьбоносный «Фольксваген», преодолев Дворцовый мост, мягко поплыл вдоль лучших творений петербургских зодчих.
Помрачневший водитель выключил радио. И сквозь громоздко нависшую тишину звучало лишь приглушённое мяуканье интуристов, делящихся впечатлениями и фотографиями. А сердце Николая обхватило своей беспощадной ладонью отчаяние. Ему всё казалось, что эта затянувшаяся галлюцинация скоро закончится в постели родного дома, наполненного счастливыми родственниками и упорядоченными фрагментами былой судьбы.
Комфортабельный автомобиль и манера вождения умелого извозчика усыпляли, но на исходе Синопской набережной обездоленного пассажира растревожило нечто необъяснимое. В ушах вдруг зазвенело, и атмосфера сгустилась, словно перед взлётом авиалайнера. Внутри все затрепетало, а сердце булькнуло на дно чёрного омута страха. Он с неосознанной тревогой глянул сквозь лобовое стекло и только испуганно вжался в пассажирское кресло, не успев даже вскрикнуть – со встречной полосы на противоположную резко свернул рыжий самосвал и в упор направил все свои тонны на туристический автобус. Машина смерти неслась с такой безумной скоростью, что никакая реакция и опыт водителя не спасли бы. Всё сбилось со своего законного места, смешиваясь в одно визжащее и давящее месиво.
Последним, что слышал съёжившийся странник это оборвавшийся крик Лёхи с оглушительной волной бьющихся стёкол. А после мощный толчок и полное спокойствие, смешанное с тоскливой безмятежностью. Душу будто вынесло в шёлковые просторы сумрачных воспоминаний. Перед глазами, словно в персональном кинотеатре протянулась вся красочная и до боли знакомая лента забытой жизни, только кино это лишь проявившись, утратило свою актуальность. Ослепительно вспыхнуло в сознании, чтобы тут же перегореть, будто отслужившая свой век лампочка...

Читать далее http://www.proza.ru/2016/03/20/1324
Скачать одним файлом https://ridero.ru/books/pamyat_prizrakov