Июльские грузди 12

- Уфффффф! – фырчал я, когда Зосимыч окатывал меня вторым ведром ледяной воды. После первого я хотел уж, было, броситься на него, но быстро впал в нирвану и смог только прошептать: – Ещё!..

- Эт тебя ещё с парной в снег не окунали… - посмеивался старик, подчерпывая третье. – Да в сорокоградусный морозец. А это так, баласьтьво, - он с поддёвкой  посмотрел на меня, – для начинающих…

Выдираясь из тумана в голове, я шёл на голос старика и понемногу приходил в себя. Мой мозг, почти полностью отключившийся там, на пологе, понемногу оживал, обретая не только прежнюю хваткость, но какую-то ранее неизвестную лёгкость.

 - Ты где сейчас снега-то возьмёшь? – едва шевеля губами, спросил я.

- Так ты зимой приезжай, - Зосимыч весело посмотрел на меня. – Тогда, может быть, отыщем где-нибудь. К марту вон от бани из-под снега одна труба торчит, да лаз к двери. Так что проблема не снег найти, а человека в нём… На!..

И старик окатил меня третьим ведром.

- То есть со ста шестидесяти, да под минус сорок… это же перепад в двести градусов получается, - начал я расчёты, и усомнился: – Человек такого не вынесет.
Зосимыч спорить не стал, а переменил тему.

- Ты думаешь, почему мужики в деревне испокон веков бородатые были?
Я посмотрел на его «украшение», а потом мой взгляд метнулся дальше:

- Дверь нараспашку! – доложил я старику.


- И что? – искренне удивился тот.

- Так жар же выходит!

- Пусть выходит, кому он теперь нужен? – пожал плечами Зосимыч. – Или ты хочешь, чтобы девки наши тут заживо сварились? Хотя в молодости моя Марья в парной и мне спуску не давала, да отошли её бабьи годы – давление.

- А у тебя?

- И у меня тоже…, - старик вздохнул. – Будь я помоложе, так не лясы бы тут с тобой разговаривал, а веник бы уже дотрепывал. А сейчас… Выдохся я с тобой, Славка. Мочи нет на кутник подняться, – сейчас Зосимыч, обращаясь ко мне, смотрел уже куда-то в сторону.
 
Я поначалу подумал, что он рассматривает что-то там, в углу, но быстро догадался, что ему стыдно своей стариковской немощи, что он не хочет из-за этого смотреть мне в глаза. А, может быть, он не хочет смотреть на меня? На моё сильное, здоровое тело, обтянутое крепкой кожей… я бросил взгляд на него и… тут же опустил в пол. Здоровьем, благодаря возрасту, я, конечно, обошёл старика, но вот кожей… моя «шкурка» отжив сорок годов, была уже дряблее его закалённой жизнью, да, в общем-то, можно сказать, шкуры…

- Вот поэтому, Слава, и носил бороду русский мужик, - неожиданно для меня сказал Зосимыч (Вот ведь старый сыч! Всё видит, всё подмечает!). – Потому как через такую шкуру может пробиться только крепкий волос, сбрить который можно только хорошей сталью, да её не было тогда.

 Вспомнив о бритье, но не отвлекаясь от разговора, я начал доставать из пакета с банным бритвенные приблуды.

- А сейчас?

- А сейчас… - Зосимыч сделал вид, что задумался. – То ли мужики дурнее стали, то ли бабы…

- То есть? – не понял я.

- А ты брейся, Слава, брейся, - усмехнулся старик, наливая в тазы воды. – Потом увидишь.
 
Я давно привык доверять словам старика, а потому начал выдавливать пену на ладонь.

- Ты  себя  в  зеркало-то  видел?  –  в ответ на это с ехидцей поинтересовался Зосимыч.
 
Я бросил взгляд в висевшее на стене старинное зеркало, откуда на меня удивлённо глянула ярко-красная чужая физиономия. И я спиной почувствовал улыбку старика. Да уж…, кожа на моём лице была так распарена и податлива, как не справилась бы ни одна пена, а потому положив баллон, я взял станок и осторожно провёл по щеке….
Ощущение было такое, словно я погладил себя ладошкой, но после станка оставалась совершенно чистая полоса кожи, обрамлённая с обеих сторон трёхдневной щетиной. Под одобрительный кивок старика я принялся бриться дальше.

Когда с неприятной в ванных условиях процедурой было покончено, я с гордостью взглянул на Зосимыча, который успел к этому времени второй раз вымыть голову. Впрочем, «мыть голову» для него было совершенно не то, что подразумеваем мы с вами. Ему пришлось мылить не только участок от лба до затылка, но и бороду. Этим он мне так напомнил Ленку, так же тщательно ухаживающую за своими длинными волосами, что я даже улыбнулся, за что и был наказан порезом.

- Водичкой! Водичкой холодной залей! – тут же на правах знающего начал руководить моим самоспасением старик.

И точно, после второй пригоршни холодной воды струйка крови, хлынувшая из меня как из подранка, почти мгновенно прекратилась. Я взглянул на старика.
- Так это ты тут у нас учёный, - ответил он, выжимая свою бороду. – Сам знаешь, что в тепле сосуды расширяются, в холоде сжимаются … Или никогда холодный пятак к фингалу не прикладывал?

А ведь и верно: было дело! Холодом только и спасались.

Добрившись, я уже гордо посмотрел на старика:

- Так почему хотя бы в бане нельзя было раньше бриться, пусть даже и топором?
- А ты ладонью по морде проведи…

Я приложил руку к правой щеке и медленно, через подбородок, дотащил её до левой… Действительно ведь,- морда. Едва кожу на ладони оставшейся щетиной не содрал. Представляю, что чувствует при этом Ленка, когда… «Так ведь я бреюсь каждый день!», подумал я, но оказалось, что сказал это вслух.

- Сегодня слева недобрил, завтра справа…, - закончил мою мысль Зосимыч так, что у меня вырвалось:

- И что делать?
 
- Не доверять зеркалу… - бросил старик, но тут же продолжил. – Бриться надо не по зеркалу, а по ладони….
 
- Это как?

- Молча. Бреешься, потом проводишь ладонью по лицу. Везде, где колется, бреешь снова. Потом опять ладонью, и снова бреешь…
 
Пока я следовал совету старика до тех пор, что моё лицо стало совершенно гладким, тот успел вымыться, вытереться и одеться.

- Ну что? Видишь, сколько времени надо, чтобы поцеловаться с привередливой девушкой? А каждый день? И было ли столько времени у крестьянина? – спросил Зосимыч уже из дверей, и добавил. – Девок твоих я сейчас пришлю. Вымоете Машку и приносите, а сами мойтесь…

 Мылись мы с Ленкой  долго. Вот что значит, чисто выбриться…

Продолжение: http://proza.ru/2016/03/31/2111