Радость

       В этом доме давно не звучала радость: ни смех, ни громкий голос. Здесь лежал тяжело больной человек. Домашние ходили с напряженными лицами, и в каждой черте – печаль.
   Тусклые окна, давно не прибранный шкаф, молчащее пианино. Даже телевизор уткнулся в угол и притих под тёмной салфеткой. Ушла, ушла безвозвратно радость, и её не вернуть.
  Так продолжалось полгода, как вдруг…
  Кто-то понял, что конец уже близок, и робко сказал:
  - Давайте позовем священника!
  Смутились домашние: как-то странно, да и соседи увидят! Но всё же, подумав, решили: да, позовем. Хорошо это, по-человечески.
  Он пришёл утром: молодой, серьезный, внимательный.  И хотя все отнеслись немного скептически, - ну, что за священник, самому-то нет тридцати! – почувствовали, что в дом вошла радость. Она была в том, как мягко и скромно он улыбался, как по-доброму пожал всем руки, а затем, видя, что под благословение никто не подходит, - не умеют, - просто, широким жестом всех благословил.
  Радость чувствовалась в складках его платья, - черного, длинного, непривычного взгляду, и даже в том, как он подобрал его, когда сел. Но самую главную, сильную радость все ощутили, когда он достал большой крест и епитрахиль...
  В комнате больного надолго воцарилась тишина. Там шло таинство исповеди…
  Домашние ходили на цыпочках, вдыхая то, что незримо поселилось в воздухе: торжественно-благую радость. Когда священник вышел, на его чистом лице все увидели следы скорби: оттого, что услышал, но она таяла, таяла быстро, уступая место светлой, всепоглощающей радости: покаяние совершилось!
  Он пил чай и почти ничего не говорил, а глаза излучали тепло.
  Когда он ушёл, все переглянулись: что изменилось? Почему стало светло? Поспешили к больному и увидели: на лице его – радость!
  - Мне так хорошо, - говорил, - так хорошо…
  И брался рукой за грудь, потому что сердце болело, но уже по-другому: без муки, без скорби… В нем был мир, а с миром пришла тихая радость.
  Он умер легко, без страдания. Его отпевали, звучали молитвы, и тот же священник говорил добрые, понятные слова. А когда все вернулись, то явственно ощутили: в доме, высоко-высоко, над печалью и болью, витает  чистая, мудрая, небесная радость…