Я не боюсь собак?!

Всё случилось когда-то давно, тогда ещё дома были большие–пребольшие, а под стол в то славное время легко можно было ходить пешком, надо только было слегка наклонить голову и всё. Была зима.
Так вот, всё случилось, когда мы с отцом шли уже в ранних сумерках домой от бабушки. Точнее из её дома, сама бабушка с осени гостила в городе у одной из моих тёток, то есть у одной из папиных сестёр или одной из своих дочерей. Все эти родственные связи меня тогда страшно путали и вводили в тоску, никак не мог разобраться, у кого же на самом деле гостит бабушка. Казалось, что там, в городе родственников неприлично много. Вот мы, пока её небыло и приглядывали за домом. Топили печку, огребали снег, кормили, как и сама бабушка тоже очень старую кошку Муську.
Работы по хозяйству зимой в деревне не много, так, только скотину покормить-попоить, прибрать у неё, печи натопить, воды наносить, снег разгрести… Можно даже перед телевизором посидеть, развеять грусть-тоску. Поэтому для отца такие походы в бабушкин дом были, наверное, в развлечение, ну а мне это казалось большим делом. Вот и в тот раз мы переделали, кажется, все дела, даже картошки напекли в углях, пока ждали, чтобы всё в печке прогорело, а то ведь и вьюшку не закрыть.
Вот и шли мы не спеша, домой. Отец как всегда, что-то рассказывал, я слушал. Он много всего знал, и слушать его было интересно. Он шёл немного впереди, я поспевал за ним и, конечно, чуть-чуть отставал.
Вдруг, прямо передо мной, как это я раньше не заметил, возникла огромная собачья морда. Собака стояла, словно преграждая мне дорогу, словно отделяя меня от всё ещё что-то рассказывавшего отца. Стояла и глядела, показалось недобрыми глазами, а потом потянулась носом к моему лицу, ей даже голову поднимать для этого не пришлось, такая большая она была. Наши глаза оказались напротив. Стремясь избежать этого контакта, я потихоньку стал отворачивать в переулок. Собака, как назло, пошла за мной, держась всё так же близко. Я попытался кричать, но голос словно пропал, как бывает в нехорошем сне, когда кричишь и крика не слышишь. Я попробовал пойти быстрее, но и ноги меня не слушались, будто связали их.
А собака – какая-то помесь овчарки и дворняги никак не отходила, словно желая ещё раз посмотреть, и убедиться действительно ли я напугался?
Ужас от близости такого большого зверя, всё больше сковывал меня, при этом удаляющегося отца ещё было видно. Потеряв всякую надежду спастись, я просто стоял и ждал, что вот сейчас меня съедят… А собака так и не бросилась меня грызть, она уже бегала вокруг помечая сугробы и забор возле которого был разгребён снег. Я попытался двинуться, и… не смог.
Отец обнаружил, что меня нет, когда стал открывать ворота нашего дома, конечно, он сразу пошёл назад разыскивать меня. И наверно, совсем скоро нашёл и спас, идти-то было не больше двух сотен шагов...
Отцовская рука коснулась моей, и сразу всё напряжение вырвалось, неистовым рёвом, так что насилу остановился, и долго ещё всхлипывал, с трудом переставляя ослабевшие ноги.
Потом, не помню, сколько недель, мама почти каждый день водила меня отпаивать травами и откачивать заговорами к известной деревенской бабушке Лизавете способной, по общему мнению, снять испуг, вправить вывих и грыжу... Я ходил туда как в сказочную избушку доброй волшебницы и нисколько бабушки не боялся.
Может, я так бы и жил, лелея этот свой страх, но появилась в один прекрасный во всех отношениях вечер Она. И рядом с Ней я уже не мог бояться каких-то там собак, да пожалуй, и сам бы загрыз любую псину, что попробовала бы взбрехнуть на неё. А потом явились на свет мои дочки…
Так, что сейчас если иду во главе своего выводка, я собак не боюсь, и, видя мою решительность, они чаще всего убегают. Правда, одна мелкая и поэтому злобно-нервная шавка всё же цапнула меня за ногу и убежала уже только потом, выполнив свой священный долг перед всем собачьим родом. Но ведь и я-то не дрогнул, не отступил, заслонил собой свою семью и как бы тоже выполнил долг перед родом, но уже своим…
А вот если окажусь с собакой один – на один… стоит только глянуть на меня какой-нибудь зверюге, как опять возвращается всё, и колени предательски слабеют, и во рту делается вдруг сухо…