Китайские колокольчики

1.


Некий Бирский, студент одного серьёзного  университета,   носил странное для здешних мест имя Орлин.  Папаша его,   болгарин,  погиб, когда  сыну едва ли было лет 10. Вот тогда Орлин переехал к матери.

А до этого  вместе с отцом он  любовался восходами и закатами на Тихом Океане  в одной деревушке на побережье. Привязался к  красивой природе,  пристрастился,  как и все,  к рыбалке, хотя был мал.  И океан  тоже  шлифовал  у Орлина характер, как и у других живущих  на его берегах.

Орлин знал,  что у него есть мать, бывшая  с отцом  в разводе. А родители не сообщали,  почему они развелись.  Плели какие-то красивые байки, но правды ребёнку не говорили. Отец  менял женщин  через 2-3 года,  так что Орлин то одну тётку матерью называл, то другую.  И самое интересное,  женщины к мальчику относились замечательно, не зависимо от того, были свои дети или нет. Они  всерьёз желали себе в мужья  Василена,   отца Орлина, а ребёнок – кратчайший путь к этому.  Орлин думал, что все живут  так,  как  он. Впрочем, у многих его знакомых ребят отцов не было.  А то и вовсе ни отца, ни матери, - дед с бабкой, или какие другие родственники воспитывали и растили его приятелей.

Отец Орлина   о  бывшей жене  никогда не говорил  плохо. Иногда сумрачно и отрешённо бурчал:

- Сынок, Орлик, мамка у нас золото. А я — дрянь. Знаешь,  семья — это терпение,  помноженное на труд. Сколько ты и чего вложишь, такая семья  будет. Я же бродяга. Всё  казалось, что семья — кОндалы. Нет, семья — это крепость и гавань.


Орлин рос. Отец  оставался полуодиноким,  по его выражению. Однажды он признался, что сына  забрал от жены, потому что она изменила. Может, и не изменила.  Он сам  был хорош.  Иногда любил погулять с друзьями, но не был  пьянью, нет. По работе  уезжал надолго. А вот это нельзя. Сына любил.


Как-то  вернулся домой из поездки на несколько дней раньше, чем должен был  и  обнаружил  спящего мальчика  в запертой  кладовке, а жену -  в обнимку с каким-то усатым. Он без слов забрал трёхлетнего сынишку и уехал в рыбацкий поселок на берегу океана, где когда-то прошло его детство.  Мать Орлика пыталась оправдаться, извинялась, даже судилась. Но папаша оказался крепким орешком и убедительным на удивление. Не отдал сына.

 Он о жене  вспоминал  своё,   у  Орлина   о матери  другие смутные картины, но  то,  что помнил – было хорошим.   

Что  он  мог помнить?   Кое-что: плюшевого большого медвежонка или собачку, торт со свечками на три года, он тогда обжёг пальцы,  пытаясь поймать огонёк свечки, маленький автомобильчик с  пластиковым цветным водителем.  Усатые  в памяти не отложились, мама его не наказывала, покупала игрушки, сладости и ходила с ним в цирк и на пляж  у реки.

 
Отец  утонул в море, шла корюшка и многие теряли голову  на рыбалке.

Орлина  отправили  к матери, жившей в большом городе, при встрече  она заплакала и  обрадовалась сыну. Оказывается, Инна Елисеевна  исписала тонны писем  упрямому  Василену, а  он рвал  их,  не читая. И  замуж не вышла. Вероятно,  какие-нибудь ухажёры были.  Может,  надеялась, что  вернется отец Орлина и любила,  наверное,  сумасбродного  болгарина.  Но гордость не позволяла приехать  к мужу и сыну?

Орлин об этом  не задумывался.  Он скучал по отцу, по деревушке на берегу океана, по свободе.   Но началась совсем другая жизнь, без отца.  Жизнь,  продиктованная матерью.


Инна Елисеевна  ничего для Орлина  не жалела. Навёрстывала упущенное в любви и заботе, тем более  возможности были.

- Что там твой батя в деревне мог тебе дать? Я же могу всё!- с гордостью в голосе  повторяла. – Они думают, что женщина не может заменить отца? Всё может! Иные  отцы только портят.

- Мой батя ничего не портил. Ты, мама, зря говоришь. Был бы он живой, мы бы с ним на рыбалку  отправились. А с тобой  нет.

- Ты со мной три страны посмотрел, сына.

- Мам, все равно,  ну и что,  я не был с ним нигде, но он хороший. И ты хорошая и я люблю тебя.

- Ах, ты мой мудрый!  Я ж только хочу сказать, ты у меня настоящий  мужичок растёшь.

Орлин не слишком задумывался, отчего мать так и не вышла замуж. Хотя видел, возле неё вертелись мужчины, а она горделиво:

- Сначала пусть научится   зарабатывать больше, чем я.

Уж очень в этом она была привередлива.

 С сыном она не обсуждала никаких семейных вопросов.
 «Сынок, я выбрала школу, хорошую, учиться будешь  там», «Сын, пойдёшь  в спортивную секцию плавания, ты же плавать умеешь», «Орлин,  смотри,  чего я накупила тебе. Что не подойдет,  отнесу назад и поменяю. Примеряй!»,  « Орлик,  я думаю, этот университет  -  подходящий вуз для тебя!»


 И так во всём – Орлин своё ещё не успеет обдумать, а мать  решит по-своему. «Я же лучше знаю эту жизнь, правда?»

Всё для того, чтобы  сын рос здоровым, умным, образованным и счастливым. Она  работала  в одной хитрой фирме  главным бухгалтером и денег зарабатывала – никто не знал сколько, но не обижена была . О том, какие дела и какими людьми  проворачиваются через фирму, она никому ни слова.

 
Иногда признавалась ему:

- Твой отец   замечательный был человек, но не всегда справедлив – характер у него  южный, вспыльчивый. А тебя очень любил. Мы  с ним  два дурака  – ну как тебя разделишь?

            И вытирала слёзы.

  Орлин рос спокойным,  не слишком хлопотным    сыном, мать любил и  старался ей во всём угодить. Он  себя чувствовал виноватым, что не всегда был таким,  как ей хотелось.  А уж если ей что в голову приходило, то застревало основательно. Вот застряло же  в голове её  желание, чтобы всё было так, как считает она.

 Орлин   как-то ухитрялся без слов отвоёвывать права на своё мнение и тихо говорил матери:

- Мамуль, как видишь, ничего страшного. Прости, ну прости…
- Ты весь в отца. Я боюсь, да-да,  ну что поделаешь?

  Об отце он думал часто,  вспоминал слова:
 
- « Люби, сынок,  мамку. Я,  дурак, не так жил, но пусть она поймёт — ненавижу быть под каблуком. Может,  я и не прав, но мужчина не должен быть подкаблучником. Нет, есть такие, которым нравится,  чтобы на них давили, приказывали им и их гоняли. Я свободен».

А пришло время, Орлин и другие отцовские  размышления   вспоминал.

« Мужчина должен быть свободным,  тогда он  всё правильно сделает. А если он не имеет свободного ума — пропал. У тебя должно быть право выбора. Понял?   Но и чересчур свободным быть — вот как я — тоже не то».

Орлин  понимал их по-своему, ему не нравилось, что мать давила на него, но почему-то считал,  он скоро уедет,  куда, пока не думал, и заживёт своей жизнью.

В 18 лет Орлин поступил, по выбору матери,  в  один из лучших университетов. Учиться  любил.

Увлекся науками,   интересной жизнью.  Появились новые немногие друзья, приятели. Со Славкой Нежинским сложились доверительные отношения, тот не раз бывал у Орлина.  Мать обстоятельно  выяснила у самого Славки кто он и что и потом сказала Орлину:

- Парень из серьёзной семьи,  мне нравится.

Славка это чувствовал и  даже откровенничал с Инной Елисеевной, не понимая, что она выведала о сыне всё, что хотела. Особенно,  с кем сын встречается.  Но  девушек у него не было. Подружки скорее.

Инна Елисеевна  мечтала найти сыну девушку  чтобы из приличной семьи, состоятельной,  сын достоин  хорошей жизни,  непыльного  места-должности  где-нибудь в администрации города или края. Что же, зря она столько денег за учебу вбухивает?

Орлин останавливал взгляд -  красив и подтянут.  Он не увлекался пустой болтовней и сомнительной занятостью в виде просиживания за компом, просаживания  денег  в каких- то клубах или  на  посиделках с вином, пивом. Это нравилось Инне Елисеевне.

Нередко бывал у родственника по отцу, торговца картошкой и овощами.  Дядя Веселин  любил племяша, тетя Тая всегда кормила вкусной домашней едой, дядя подкидывал немного деньжат (когда мать уехала) и ещё  по душам говорил с Орликом. А вот это совершенно не нравилось матери. «Что ты там забыл? Борщ ему понравился…  Чем он лучше моего?».


 Неожиданно для всех  он увлёкся  юриспруденцией,  и  изучение закона показалось очень интересным – это жизнь людей. Он без страха   окунался в термины, с удовольствием  сравнивал, анализировал, сопоставлял, вытаскивал историю,  особым нюхом разбирал всю эту крючкотворщину (материно выражение),  имел поразительную  память на    параграфы и статьи и скоро был замечен преподавателями и,  что ещё более  впечатляло –некоторыми законниками и юристами в городе.

Но  наступила   чёрная  полоса жизни.

Мать оказалась без работы - предприятие  прогорело и начальство, то бишь владельцев,  объявили мошенниками, в их число попала Инна Елисеевна Бирская.  Денег не стало. Большая и уютная, заставленная  квартира в центре города была продана и куплена похуже.  Инна Елисеевна кое-как избежала судебной тяжбы, на что пошла серьёзная часть  её накоплений. Свои люди  предложили ей временно покинуть город  и  для всех - срочно выехала на запад к сестре.  Она ничего не рассказывала сыну ни о неприятностях, ни о судах,  ни об ухудшении положения и причинах. Просто в один прекрасный день  с тревогой в глазах     ознакомила сына:

- Сына, у меня проблемы на работе и я уеду – куда, не могу сказать. Останешься один на время. Будем перезваниваться. Скажу,  что буду у тёти Ирины в Б*, она болеет. Ты уже взрослый, 19 скоро,  сможешь   без меня. Деньги на учебу и жизнь буду слать без проблем. Сам понимаешь, обо мне не нужно ни с кем говорить.  Пойми правильно – либо мне сидеть, либо нам переждать, пока утрясется.

Ей  не хотелось посвящать сына в свои дела,  путь её денег был хитрым и извилистым. Она откупалась, куда-то что-то переводила, надеясь сохранить основное.

Орлин остался  один на время,   как им думалось.  Прошли полгода, год. Никто  не интересовался  ни матерью, ни самим Орлином. Он как-то по крупицам кое-что собрал, что же  случилось у матери. Хорошего было мало, но деньги заткнули рты всем. Он удивлялся тому, что мать,  оказывается,  рисковая.

 Незаметно истекло  два года,  третий.  Инна Елисеевна  сумму уменьшила, сославшись на некоторые возникшие проблемы и что  у сестры плохое здоровье.
. 
Материных денег едва   хватало на плату  за обучение и дядя Веселин  устроил к себе на продуктовый склад  с  графиком два дня работы, два - отдыха. Спасало то, что студент он был  серьёзный,  и  ему позволялось многое. Матери  он не обо всем говорил.

Инна Елисеевна  звонила и писала часто. Плакалась, всё его проверяла, советовала,  как деньги потратить, выведывала, не попал ли он  в дурную компанию, не завёл ли себе какую девку, которая женит на себе и приберёт  не своё   к рукам.

Орлин успокаивал,  некогда ему заниматься этим, нет времени  на девушек.  Работа и учеба. А еще надо себе приготовить еды, убрать  в квартире, постирать. Даже со Славкой  встречались редко,  хотя любили посидеть и поспорить.

Его такая неумеренная опёка,  сами понимаете, смущала, даже бесила.  Вот что  её  волнует – как бы какая-нибудь  не прибрала к рукам.  Что? Или кого? И чего она так?

Ему хотелось познакомиться  с  простой и доброй девчонкой.

Тем более  дядя Веселин    приговаривал:

- Орлик,  ты парень видный, один не останешься, но и как твой отец –глупо годы проматывать. С бабами нельзя  жить на  черновике и чистовике. Сразу нужен чистовик. Жизнь  не терпит этого – коротка. Сук руби по себе – ищи ровню.  Вместе подниметесь.
Однажды вернулся домой поздно,  что-то принес поесть  - хлеба и колбасы с маслом, фруктов. Глаза слипались, а он за книги.

Поговорил с матерью, которая сообщила  - жизнь пошла на улучшение.  Есть реальная возможность скоро, месяца через три-четыре, вернуться.  А может Орлину переехать в  Б*?  Он подумал, что  привык здесь, его знают, даже  звали на службу.  И ему не нравилось,  что  мать постоянно  ловила его — нет ли в квартире посторонних, не пьет ли Орлин, не окручивает ли его бойкая пробивная девка.


Старые часы на стене пробили полночь.

Он лежал на диване,  и свет настольной лампы освещал лишь книгу в руках.
За окнами скрипел под редкими шагами снег. Фонарь раскачивался,  и неровный свет перебегал с одной стены на другую. Орлин  думал о том, что мать не доверяет. Чего-то боится.  А  он даже друзей не водит сюда,  не был склонен к пирушкам  и застольям.

А девушки... Мелькал идеал  блондинки с яркими глазами и губами, волосы  пышной гривой, конечно же,  веселая и разумеется,  нежная и самостоятельная… Кто о таких не грезит?


  Друзья- девушки были. Но не далее. Он  считал себя необтёсанным чурбаном. Да и состояние, в котором он пребывал,  вовсе не привлекало, по его мнению,  девушек  - занят, свободных денег нет. Мамаша строга и  угодить тяжело. Хотелось ей, чтобы девушка была из семьи зажиточной,  чтобы деньги водились, а не ждала, когда парень  будет своё  из карманов доставать и платить везде. Она даже машину ему не купила, когда  была возможность. А вдруг он будет девок катать и  с ними  возиться. 

Орлин не то чтобы спал,  или бодрствовал, какое-то странное состояние, которое трудно описать.  Между сном и явью.

Орлин решил отложить книги. Надо поспать. Устал и глаза слипались.

Вдруг раздался звонок в дверь.

               2



Орлин подскочил, вздрогнув.  Кто бы это мог быть?

Славка Нежинский? У того так закручено  сейчас. Он нередко ночевал у Орлина,  захламленная квартира, которую он снимал, не  привлекала,  а нанять уборщиков  забывал.


Славка бы позвонил сначала.  Полгода назад Слава неожиданно женился.  Гулял с такими красотками – обзавидуешься, а женился на Ирке Краснояровой,  этакой тихоньке и даже немного косенькой. И не встречался даже толком.  Папа Ирочки оказался очень непростым, а чиновником высокого уровня.  Через некоторое время  сразу спросил Славку – «Зачем он с Ирочкой – просто так или как? Он солидный человек и репутация дочери – не пустой звук» .

 Славка  не знал,  что сказать, и  признался в любви к дочери солидного человека.  « Смотри – ты сказал и несешь ответственность».  Правда,  и Славка тоже не из случайных. Отец  занимал неплохую должность на железной дороге в соседней области.

Слава женился, а привычки сохранил – девчонки, телки, гульба. Открыто уже никак не погуляешь!


Ирочка  хоть была тихонькой, но с хваткой, что-то почувствовала и вдруг остервенела,  она не говорит, а визжит, орет беспрерывно, по  выражению Славки:  и туда не ходи, и сюда не ходи,  и на тех зачем смотрел, и почему не ночевал.

Славка  жаловался  - женитьба - это клетка. Может,  и разведусь, на-до-е-ло!

Орлин слушал молча. И на вопрос друга «Ты как думаешь?»,  пожимал плечами  или говорил:

 – Тебе виднее. Если все так,  как ты говоришь. Но я не слушал другую сторону, третьих лиц.



- Ирочка что-то пронюхала  про Дашку. И дома скандалы, драки не шутя, ты бы видел. Я проигрываю. С бабами как?   Ирка заговорила,  что ребенок будет, а мне он нужен? Не могу уже с нею. Я ей сказал, что так жить невозможно – разводиться пора. Дело к этому идет.


Славка?  Что там у него? Позвонил бы, но не обязательно. И звонок у него другой.
Орлин встал, отложил книги и планшет.

 Выждал. Может,  ошибка?  Кто кого ищет в полночь?

 Звонок  снова и снова трезвонил. Никакой ошибки. Орлин подошел к двери и с дрожью в сердце почему-то спросил:

-  Кто там?
 Женский странный голос:

- Извините. Я ищу Субботина Юрия. Улица Шмидта, дом…квартира.
- Но это другой дом. И улица не Шмидта.
Орлин посмотрел в глазок. В подъезде было темновато. Но он разглядел девушку. И больше никого.

Открыл. Одинокая  озябшая  фигурка, девушка какая-то невидная, в старом пальто или куртке. Сумка на полу.  Голос  был тихим и неуверенным:

- Я ищу Субботина Юрия - это мой брат.
-Да вы хоть имеете представление, сколько сейчас времени?
- Сколько?
- Полночь.

Девушка удивилась. А сама все дрожит от холода. В глазах проглядывало отчаяние.
Выяснилось, что она ищет брата уже часа три.  Приехала из какого-то городка. Теперь  беда - идти ей некуда в позднее время. И брата не нашла.

С чего-то Орлин открыл широко дверь и сказал:
- Входите. Куда ж вы теперь?  Ночь на дворе. Останьтесь здесь до утра. Не бойтесь. Я вас не трону.

Она  заулыбалась, а в глазах  нерешительность:
- А вы сами не боитесь? Совершенно  незнакомая девица.   Спасибо. Я уже не знала,  что мне делать. Вероятно,  мне что-то напутали.
- Давайте-давайте, - решительно приглашал Орлин. – Я вас не могу в  глубокую ночь выгнать на мороз. Да входите же!

  Она как-то неуверенно  вошла. Вместе с нею ворвались клубы мороза.
Орлин помог ей снять легкую не по сезону курточку, шапку и увидел,    что девушка его возраста. Не более. Лицо и руки замерзшие,  и вся она продрогла так, что  еле говорила. Да, одета она  не продуманно -  джинсы в сапогах, свитерок   светлый и тоненький,  безрукавочка - все  явно не для январской стужи. Зато темные густые  волосы спускались блестящей  волной ниже плеч.


Орлину захотелось помочь  ей, а почему, он и сам не понимал.
Она робко прошла в комнату и опустила руки  на батарею. У нее была хорошая фигурка и вся она  совсем  не выглядела ни пошлой,  ни вульгарной, и видно,  чувствовала себя не в своей тарелке.

Орлин назвал себя, чтобы как-то развеять смущение. Она спросила:
-  А имя?
-  Это имя — Орлин.
  Она удивленно подняла брови и качнула головой  в жесте « надо же».
Он ждал, что девушка скажет  свое имя, она молчала.   Вдруг  смущенная слабая улыбка:

- Ах да… Я же себя не назвала - Руфина. Руфа. Или Фина, как хотите.
Орлин подивился редкому имени, стоял « дурак дураком»   и смотрел на нее. Она грела  руки и тоже молчала и не то улыбка, не то гримаса  на лице. Только раз извинилась. Что-то происходило,  совершенно непонятное и  невидимое для них, где все зависело от случая.

Вдруг очнулся и застыдился своего вида -  он как пришел с работы, так пребывал в домашних  заношенных  джинсах. Майка  уже цвет потеряла — не то белая, не то желтая, обтягивала его сильную грудь, волосы  на  голове  всклочены — привычка детская,  читает или решает и волосы на пальцы крутит. Босиком. Покраснел.    Стоит и не знает,  что сказать. Неожиданно она заулыбалась, потом вообще расхохоталась и он следом:

- Имена! Имена у нас!!!
- Ну и имена у нас! Одно стоит другого.
-  Руфина! Орлин!  Орлин и Руфина!
Они смеялись, повторяя свои имена.  Орлин спросил:
- А что имя Руфь значит?
- Подруга! Вы Орел? Орлин – Орел! Какое имя замечательное у вас!
- И у вас тоже –Руфь.  Подруга… Чья?  Ну да… Подруга Орла, может быть?  - Руфина еще улыбалась.
- А еще Рута – Рута – трава такая пахучая, меня мама Руткой зовет.
- Ру-та…- и они замолчали. 

Тут  он вспомнил, как отец говорил: «Кто бы к тебе не пришел, покорми, предложи хоть чаю. Обретешь друга, потеряешь врага, будет,  о чем говорить.»

- А вы есть хотите? Я могу яишницу. Чай.  Я представляю, извините дурачка, стою - глазею. Гостя ночь послала.  Простите, Руфа.  А может, колбасы поджарить?
Что-то торопливо объясняет  и  бросается то шкаф открыть,  то в холодильнике что-то ищет.

Она не манерничала,  просто  и   улыбаясь,  сказала негромко своим чистым и каким-то особенным голосом, который он полюбил сразу:

- Не буду врать. Конечно,  хочу. А давайте, Орлин,  я сама и приготовлю. Не переживайте. Вы скажите, что у вас есть. Я вижу, что здесь всего давно не касалась женская рука. Хоть этим вас отблагодарю.

Орлин смутился. Показал все как-то машинально, не веря,  не предполагая, что девушка что-то сделает. Что там современные девушки умеют – варить пельмени из магазина. Так, долг вежливости. Но ему понравилось ее решительность. И  очень захотелось хорошенько накормить гостью,   и  чтобы она почувствовала себя как дома.

К его удивлению,  она оказалась проворной и легкой, кроме того и поварихой неплохой. Через полчаса  на столе стояли две пиалки с  дымящимся рассыпчатым  рисом, к рису поджарила котлеты, валявшиеся в морозилке больше месяца. Приготовила и вкусный соус.   Откуда-то появился кочан капусты, про который он уже и забыл. Руфь его мелко- мелко накрошила, добавила соль,  уксус, сахар, перец, лучок, помяла руками и вот уже на столе стояла более или менее домашняя еда, свежая и маняще  пахнущая. Орлин удивился еще более, когда она вышла в прихожую, принесла вино в бутылке и сказала как-то нерешительно и смущенно:


- Это я на встречу с Юриком,  братом,  приготовила. А где теперь его искать, даже не знаю. Вы не думайте – это как маленький подарок – вино,  мне сказали,  хорошее.
И хотя он не был любителем  винопития, но  решил  поддержать девушку, она еще толком и не согрелась,  и вино… не водка. Отыскалась и плитка шоколада,  нарезал  пару пахучих яблок.

Она раскраснелась, и хотя оба устали, но выпив по бокалу ароматного,  прозрачно-желтоватого   вина, они  уже не  чувствовали себя парочкой дикарей. Тем более, пока готовилась еда,  что-то рассказывали. Легкость, едва  себя обозначившая, пока  стучали ножами и звенели посудой, теперь распахнула свои крылья,  и они оба потянулись друг к другу, скрывая интерес.


Орлин  внимательно и,  стараясь незаметно,  рассматривал девушку, которая была свежа и   светла. Глаза серые большие так и вспыхивали от смущения,  и вообще Руфина была   мила в своей застенчивости и естественности. Иногда  улыбаясь, встряхивала густыми волнами волос, склоняла голову к  левому плечу,  и этот жест был очарователен. Он не курил, но предложил ей сигареты, сохранившиеся от какой-то  встречи со Славкой.  Она сконфуженно сказала, что отстала от жизни — не курит, хотя у нее подруга  считает, что курение помогает при общении. Орлину очень это понравилось. Что и говорить, запах курящей женщины это … Брр... Однако же привыкаем. Но он не стал  развивать эту тривиальную тему.

 Они выпили еще,  и словно исчезла граница. Рассказывали  о своих семьях, чем занимаются. Оказалась,  она студентка,  заочница. Институт не называла. Выяснилось, что жить она должна была на период сессии у своего женатого  брата, который переехал на новую квартиру буквально недавно, не успел даже предупредить. А она внезапно приехала и вот, здравствуйте -  пожалуйста, его нет. Придется искать квартиру, но и не понятно,  почему молчит его телефон. Она переживает, не случилось ли чего.

Орлин вдруг  торопливо сказал,  сам не зная почему, положив ей  руку на плечо:
- Зачем?  Не надо ничего искать, Руфочка, живи у меня. Пока сессия.  Я тоже занят по макушку:  институт – работа,  я еще подрабатываю.  Я  тебе не помешаю,  да и ты мне тоже.


Девушка ему понравилась. Он чувствовал себя с нею легко и просто. Хотя она все смущалась. На его предложение она ничего не ответила, смешалась.
Отступать Орлину было некуда – сказал А. Но он и не думал об этом.

- Послушайте, Руфина, что вы  так краснеет? К чему эти смущения. Будем запросто. Я и сам   как-то  не в своей тарелке. Поверьте, я  от чистого сердца, Руфочка. Извините, если не…  Я  вижу, какая вы. Вы меня извините,  что я так – честно-честно,  я от всего сердца. – И сам запутался, покраснел.

Взял ее  руки и приложил к своему лицу. Руки у нее были теплыми и нежными. Согрелась. Теплота чувств наполнила его сердце и захотелось сказать  самые сердечные слова. Но он обошелся  этими:

- Знаете, у меня чувство, что я давно вас ждал. И дождался.
От таких признаний девушка заулыбалась. Оба оттаяли. Разговор стал более легким, они смешили друг друга  всякими подначками,  и было так, словно они действительно давно уже знают друг друга и вот встретились в радости видеть. Каждый из нас хоть раз в жизни, но испытывал такое.  Она как будто перестала смущаться. Словно раскрылась вся. Он признался, что  так вкусно  давно не ужинал и  где она всему  научилась?

Орлин откровенно  рассказал   о матери и отце. Мать  любит – она очень хорошая и красивая, он скучает по ней. И она тоже – но смолчал о ее желании и подозрительности.

Оказалось, что у Руфы  семья  большая, детей у родителей пятеро,  есть еще брат и сестра младше – школьники. Мать работает в китайской фирме – она полукитаянка - полурусская, отец  водитель,   все  дружные и красивые, старший брат живет в Китае и зовет Руфу по окончании вуза в  Китай-они  через мать знают китайский, и всякие милые слова о семье  говорила, понятно  было  -  она всех любит.

Орлин удивлялся,  как она   обо всех с любовью.  И  даже нечто похожее на зависть внутри ощутил – хорошо быть с такими людьми. Мать всех мерила деньгами –  недвижимость, накопления или приобретения. Только сейчас вдруг он понял.
Они сидели уже часа два. Еда съедена, вино выпито. Шел третий час ночи.
Руфина зевала. Орлин подскочил и сказал, что постелет ей в комнате матери.

Так и сделал. Но когда лег, то все что-то беспокоило. Удобно ли ей, может,  что надо и она не говорит.  Он встал и пошел к ней. Руфина  будто спала. Он осторожненько, как когда-то отец, поправил одеяло, штору задвинул, чтобы свет фонаря не мешал.  И все  никак  не мог уйти. Вдруг захотелось девушку   поцеловать, тихонько-тихонько, едва ощутить  кожей ее пушок на щеке. Но когда Орлин сел на  краешек  дивана  и  наклонился, чтобы коснуться в нежности губами волос, их руки встретились. Глаза в темноте комнаты, едва освещенной   уличным светом,  мерцали.  « Милая моя!» -  шептал он еле слышно, повторяя  два слова,  и в них вкладывал все чувства, все самые разные  чувства, рождающиеся  от  желания  быть с нею. Он привлек ее к себе и стал любить.

Утром они проснулись в одной постели. И не было мучительного состояния,  что все не так, и когда,  разбежавшись,  чувствуешь легкость.

Орлин боялся, что она уйдет и более не появится. Дал  свой телефон, узнал, когда Руфь   освободится, решил,  пора кончать с такой безжалостной работой и договорились, что увидятся во столько-то. И невозможно передать, как он переживал, только бы она не передумала,  только бы  осталась.  Какой-то страх внутри – он ее больше не увидит и сердце сжималось. Днем ей не звонил, как она и просила. Орлин   работал с думами и чувствами о происшедшем,  и душа рвалась к ней.

Он еле дождался вечера  и набрал ее номер.  Руфина  спросила,  что надо на ужин.  Ее звонок был в виде нежного звучания  качающихся на ветру китайских колокольчиков.  Орлин  сразу же полюбил этот звук.

-  Ничего не надо, милая моя, -  сказал и  удивился неожиданным словам, повторил несколько раз «Милая моя». - Тебе не надо об этом  беспокоиться.

  С радостным желанием  заботы  заскочил в магазин, набирал всего, хватал мясо, рыбу, фрукты, красные перцы, сыры,  какие-то вкусняги и  представлял их совместный ужин. Как он хотел снова сидеть с нею за одним столом,  смотреть в милые глаза,  держать в руках ее пальцы,  лежать в одной  постели, любить, гладить  шелк волос.

  Они встретились на автобусной  остановке. Он заказал такси  и  пока  ждал ее, слушая обрывки мелодий, стук дверей, голоса, шум машин.  В морозном полумраке  клубился воздух,  скрипел снег под  спешащими ногами, фонари в желтой дымке исчезали вдали. Он запомнил этот зимний городской пейзаж, свое нетерпение.  Руфь  окликнула негромко его, в руках какие-то пакеты, аромат морозной свежести вился вокруг нее. Орлин  был вне себя от радости.

- Привет, Руфь, здравствуй, милая моя! Милая моя! – Она подняла глаза и взгляд был  долгим и ласковым.

- Как мне нравится и хочется говорить такие слова тебе – Руфа, милая моя! Я бы только их и говорил.  Никогда бы не подумал, что  есть такие ласковые слова.

И в машине он переживал – вдруг она поймет  иначе его стремления быть с нею.
- Брата видела?
-Да, потом расскажу.
- Я еле дожил до вечера.

Жизнь обретала какой-то новый смысл.

Дома  сказала – давай картошки с мясом потушим? Ты любишь?  Орлина  никто давно об этом не спрашивал и он удивленно  кивнул. Руфина  принялась готовить. Запахло вкусно,  и  поплыл аромат  уюта и тепла. 

Из пакетов достала соленые  огурцы, яблоки, мандарины. Орлин  разложил на столе свои покупки и они захохотали : Я тебе купил.- А я тебе купила!
Ощущение  словно они были семья. И этот появившийся теплый круг  рождал в нем столько не ясного и хорошего. Ни одной гнусной мысли.  Сидел и радовался, как ребенок.

Руфь рассказала, что брат, Юрик,  оказывается,  купил квартиру, но ее  надо ремонтировать,  и  все собрано в узлы,  а перевезти нельзя. Кое что понадобилось в новом жилье, но   этой неразберихе нет конца,  и даже из-за    этого потерял телефон. Теперь нашел,  он и его жена, конечно, ждут  Руфину. Она не будет  мешать и новые неудобства создавать. У нее есть,  где остановиться.  Брат выслушал.  Услышав историю с поисками его, смущенно признался в том, что он виноват, но согласился,  что доверяет ее уму и  чувству.

- Я знаю, надо семь раз отмерить, думаю, что все выглядит   скоропалительно… -Руфина   помолчала. – Что-то мне говорит, что все не так просто. Я не знаю, что происходит. Я верю себе, и чувствую,  что не ошибаюсь.
Орлин  смотрел и  не слышал.

Страшно хотелось ее обнять и целовать   глаза и свежий рот. Но он не решался. Но когда они сели за стол совсем как муж и жена, любящие друг друга, он снова привлек ее и целовал и целовал. И снова они провели ночь в объятиях друг у друга.


Прошла неделя или  больше.

Они  не на шутку  слюбились,  сердца их переплелись  в неге. Он даже называл Руфину  своей женушкой, которую подарила судьба. Она здесь  чуть более  недели, а кругом все сверкает чистотой, наполнено  теплом и пахнет хорошим уютным домом. Он не слышал от нее этих бесконечных  и быстро стирающихся  «Я люблю тебя», « А ты любишь меня?». Он ни разу не услышал  их. Но и не нуждался в них.

От нее исходило ровное тепло  души, казалось, что сердце источает свет любви,  спокойный и ласковый. Только бы не потерять его. Только бы он не погас. Ну что надо для этого? Она не лезла на глаза, не задавала вопросов,  ничего не требовала, она была рядом и только. Хотелось  быть с нею, говорить, доверять. Ей можно. Ее  ровный теплый голос – уже потребность – слышать его. «Я влюблен, наверное. Я люблю ее. И это мне нравится».

Орлину  хотелось ей постоянно звонить, чтобы слышать колокольчики как песню счастья, ее негромкий голос. Но Руфь  сказала, что это будет не совсем уместно – лекции и экзамены.

- Ну да,   вот  свалилось на тебя неожиданное счастье, не ждал- не гадал.- повторяла смеясь.
-  А какую красавицу и умницу, хозяйку  и любовницу получил. Нет, ты моя жена, милая моя. Я тебя очень люблю. Понимаешь,  я ждал чего-то,  и небо мне послало счастье.

Руфь  ходила на свои занятия, а вечером   рассказывала смешно,  как сдавала зачеты или экзамены, какие лекции им читают преподаватели, в общем,  все такое простое и нужное для тех, кто вместе. Из этих  милых  черт и складывается большое и хорошее – думал Орлин.

Друг Славка  как-то заметил их вместе вечером и с любопытством :
- Орел, что за девчонка рядом? Скрываешь не зря. Красота безусловная, хотя и провинция за 100 верст видна  - ей оправа нужна – красива и бедна!!!,  но я бы все отдал за такую.

- Славча, скажу одно, я как снова родился. А знаешь, как ее зовут – Руфина. Имя редкое – подруга означает. Как-то так или мяту – Руфа- Рута – Рута. Рута… Молю небеса, чтобы ничто ее не отобрало у меня. Вот матушка – не знаю,  как воспримет.  Понимаешь, смешно скажу, я ее только своей женой вижу. Она моя половина.  Ее мне небо послало. У меня смысл жизни обрисовался.   А вот как  мать отнесется…  Прямо не представляю, ты же в курсе.

Славка удивлялся зрелости  мыслей  и поступку Орлина и с завистью сказал:
- Я постараюсь отбить ее у тебя.
- Славка,  не  сможешь, никогда не сможешь, просто не сможешь,  я так долго ее ждал, она – моя судьба. Она не глупышка. Я только  матушку  жду, надеюсь – они понравятся друг другу. Я без нее, вот как небо без солнца.

Славка  задумчиво  слушал. « Да, с твоей маманей не знаю как  договоришься.  Возле тебя только те, кого она выбирает. Я не знаю, как она меня выбрала.  Она верит -  я дворянского рода. А твоя подруга не славянка, похоже, да и  одну восьмую китайской  крови не спрячешь…

- Я  надеюсь, что  мать поймет и  примет, до крайности не дойдет.
Сказать –то сказал, а сомнения над головой как тучи.

И за эти быстро пролетевшие дни он мало вспоминал  о матери,  ее,  что естественно,  заслонила другая женщина. И только предстоящая разлука с Руфиной  заставила взглянуть на все с других сторон.


Позвонила мать и встревоженно сказала, что ей приснился плохой сон про сына.

3


- Ну-ка, сыночек,  признавайся, как дела? Что-то подсказывает мне, ты  не все мне говоришь. А я  всегда требовала от тебя искренности и правды. Ты не завел случайно какую-нибудь проныру в мое отсутствие?  Я не против,  если это просто  для секса, да ведь ты в отца. Я знаю. Но не забывай быть осмотрительным. Желательно, чтобы их не было в нашем жилье.

Сердце его почему-то  испуганно забилось, как у нашкодившего мальчишки. Он только теперь осознал, что у него есть мать, которой такое знакомство не понравилось бы.

Девушка сидела с вилкой и накладывала в тарелки картошку,  тушеную  с грибами-шампиньонами, приправляя  необыкновенным вкусным  соусом с мелко-мелко нарезанным мясом.  Все это было приготовлено за полчаса, что постоянно его удивляло. Но вдруг услышала, как сын сказал матери:
- Мама, да сон твой ерунда. Все нормально. Я еще на работе. Еду домой. Один. Нет, я один. Мама,  какие девушки, у меня сессия.
Он еще утешал мать, посматривая на Руфину. Разговор был долгим и каким-то странным,  сын только оправдывался.


Смущенно сказал тихо, взяв девушку за руку:
- Знаешь, я ей ничего не могу сказать. Я не то, чтобы боюсь, не знаю, как донести до нее.  Я ее люблю и не могу огорчать. Ей  будет неприятно, если она заподозрит что-то. Все  так быстро – и не совсем так, как хочется  ей. Вот приедет и тогда уж…


Что-то голос его боязлив или робок?
Руфина непонятно  взглянула на него. Молчала. Он обнял ее:
- Она у меня хорошая, но слишком переживает. Вот думаю, как ей все изложить. Скажу честно, как мужчина – ты для меня  свет, солнце,  смысл. А мать,  сама понимаешь – я у нее единственный. 

Что-то пытался  обосновать,  краснел, не зная от чего.
- А ты и не говори ей ничего. Пока. К этому надо готовить. Если она  так влияет, что ты  даже вдруг смешался, подготовься конечно, и ты как мужчина поведешь себя.- ее доводы были разумны.
Они продумали, что и как будет Орлин говорить, когда приедет мать.

А Инна Елисеевна,  что-то чувствуя, или вбивая себе в голову,  начала звонить каждый день и нередко даже в моменты их любви. И допытывалась и угрожала и возмущалась чем-то. В общем, было даже непонятно и неприятно. Прямо допросы и ловушки по телефону, она словно что-то читала между строк. И Орлин внезапно понял, почему отец не смог быть рядом с женщиной, его матерью.
Время летело. Скоро сессия кончится, что он будет делать? Страх и еще что-то словно тень проносились.


Руф сказала:
- Знаешь, я не могу спать на ее кровати. Я с тобой лягу. Что-то гнетет.
И хотя его диванчик был так узок, что одному места едва хватало, но для них это было шикарным ложем. Как дети, они во время приготовления ужина играли в города и смеялись,  придумывая  или вспоминая названия  на буквы. А то сидели на кухне,  и она рассказывала о своем городке,  как любит лес,  что город ей тоже нравится, здесь  она правда устает и очень одиноко бывает. Раньше она приезжала и не могла дождаться конца сессии.

А теперь у нее любовь и ее серые глаза вспыхивали.

После улицы  она грела пальцы у него на груди, а затем ее красные губы так и порхали, а его руки словно  ветер сметали все преграды. Смех и счастливые вздохи так и взлетали. А наутро  спали без задних ног, как говорится.
В выходные она выкраивала время  от занятий,  все мыла, стирала, гладила, а он ей помогал и даже нравилось вертеться рядом и все что-то рассказывал. И смеялись и целовали друг друга, шутили и  свивались в сладких объятиях. Старались не думать о скорой разлуке.


Позвонила мать и снова встревоженно начала допытываться. Сказала,   у нее предчувствия, что не все в  порядке.  Проскальзывали такие ноты, словно он что-то сделал не так, не то, и теперь должен получить по строгости… она так и говорила: И если что обнаружится — пусть пеняет на себя. Такой тон  ему не понравился. Она угрожает ему? И стыд заливал его.


Руфине тоже не понравилось,  что мать не просто не уважает сына, не доверяет и боится. Но ничего не сказала, потом взъерошила  волну волос:
-У тебя были девушки? Почему твоя мама против девушек? 
- Нет, - признался он. -  Мать была против них всех.  Сказала, что  когда закончу институт, она  мне  найдет  жену.


- А почему она?
Он замялся
-А прочему ты так боишься? Ты же взрослый, сам можешь решать, что и когда делать. Ведь плохого ничего нет в этом. Разве 21 год мало для ответственности за свою жизнь? Ты весьма разумный и самостоятельный, чтобы уже 3 года жить одному и тебе отказывают во всем,  когда дело  касается девушки?

Орлину стыдно было признаться, что мать его держит в повиновении,  и он просто боится противоречить,  начинаются истерики, слезы, попреки, что она ему все отдает, а он ее не ценит и все такое. И самое важное, что раньше он на это мало обращал внимания, уже три года  один,  а вот теперь вдруг понял  свое положение. Наверное, повзрослел.


Руфина  молчала и ходила по комнате от дивана до окна, словно там находила нужное. Потом вздохнула и сказала.
- Оторваться от матери — это первый шаг к мужественности. У мужчины три роли — сын, муж и отец. Если он навсегда останется только сыном, он не будет мужчиной, мужем и отцом.

Орлина  удивил такой взрослый взгляд и очень  откровенный. Он ничего не сказал. Все обдумывал, как остаться с ней, как сказать матери, как все уладить.
- А знаешь, я ей скажу все – люблю тебя, ты замечательная девушка и жена. Ведь для меня ты  подарок  неба. Мне с тобой так легко и просто, так сладко и  хорошо. Ты ей понравишься. Я думаю…

- Но я из  простой семьи.  А у твоей матери запросы к жизни крайне высокие. Ладно,  что-нибудь придумаем.
Прошел месяц. Руфине  пришло время возвращаться домой. С тяжелым сердцем отпускал ее  Орлин . Все держал возле себя и даже, что скрывать -  плакал, предчувствуя разлуку. И когда она уехала, долгое время был сам не свой. Звонил ей бесконечно, фото на телефоне напоминало о недавнем счастье. В сердце песня колокольчиков на ветру напоминала о  лучших днях с ненаглядной Руфиной. Она тоже была грустна и молчалива.


Договорились,  что будут звонить вечерами,  а на выходные приедет к ней. Ему очень хотелось познакомиться с ее родственниками, окунуться в семью, где вопросы не решают истериками и угрозами.


Поступил звонок от матери, что вероятно, она приедет  на днях  и  не чает души увидеть его.  Радости ее хватило не надолго.  В первое время она довольно оживленно рассказывала,  как с трудом избежала крупных неприятностей, что пришлось  расстаться с немалой суммой, но если  умно себя вести, то можно достойно жить.  Может они уедут,  чтобы не искушать судьбу. Орлин не вдохновлялся этим. Сердце его разрывалось.


Однажды он спросил ее, почему она не вышла замуж, ведь она еще хороша и выглядит молодо.
- Находились-находились. Голодранцы безквартирные. Женам все оставят и ищут дур. Я с одним  чуть не расписалась. А потом узнаю – всю зарплату  жене, которая ушла с детьми от него. Мало того, что квартиру им, так и всю почти зарплату. А я знала сколько у него, вместе  работали. Я подумала-подумала, а ты? Как я брошу тебя? Тебе еще надо помочь. Мы тебе найдем самостоятельную и состоятельную девушку. Поверь мне, я эту жизнь знаю.

Мать  обнаружила слишком наведенную чистоту и какие-то мелкие детали, которые не важны были для влюбленных. Проверила без сомнений  его телефон и пришла в гнев, увидев СМС, фото и кому он названивал.
С раздражением начала придираться,  угрожать зачем-то.

- Я так и знала! Эта китайка смутила тебя! Ну да, красива и ты не устоял. Я не зря волновалась. Мальчишка глупый!  Я ее не хочу видеть и знать не желаю.
Орлин нашел мужество сказать ей :

-Мама, почему  ты  кричишь, будто твой сын глупец?  Я жил три года один и ты не считала меня маленьким, ты подчеркивала, что  твой сын взрослый и радовалась моей  самостоятельности. И узнав,  что есть девушка,  называешь   меня мальчишкой,  не способным понять жизнь? Ну да, у меня есть девушка. И я женюсь на ней. Я ее очень люблю. Она не китайка, она хорошая девушка. Ты же не знаешь.
- Женюсь? И на ком? Мне любопытно.


Когда мать узнала кто она, яд так и полился. Ну не меньше, чем сын министра вдруг стал ее Орлин. И невесту ему нашла уже из  порядочной обеспеченной семьи,  и чтобы ноги не было этой  самозванки. Не успела мать из дому, как эти голозадые уже польстились на квартиру. А сынок глуп, чем и  пользуются эти  юркие и падкие до чужого…


И не думай,  что ее место будет здесь.
- Да ты, сынок, пойми, сегодня каждый хитер и свою выгоду ищет. Это случайная связь… Бывает у каждого.  Но зачем не зная броду… Ты ее не знаешь, а подумай, если девица легко идет на связь, это говорит об одном- ее легкомыслии или хитрости – она решила завладеть квартирой, ей жить негде, нищенку подобрал, сын. Ну ошибся, бывает. Забудь о ней.


Мать избрала тактику морального и психологического  уничтожения невесты, подумал сын. И чем больше она    пыталась его увести в другую сторону, тем  менее он слушал мать, каждое слово казалось мучительным.
Он сначала просил не говорить так о Руфине, потом сердито возмутился, чем вызвал ответный скандальный ход матери. Как она смеялась ядовито над именем, затем   угрожающе предупредила, что ноги не будет этой голозадой   побл***и в ее квартире и сын полный дурак. Она вот чувствовала сердцем, она чувствовала, что сыночка нельзя оставлять было.


Орлин перестал с нею общаться по душам. Лицо ее приобрело  замкнутость и отгороженность с обидой, поджатые губы и холодные глаза  - он ее такой не знал и сердце его металось,  не зная что делать и чем успокоиться.

Он тайно съездил в Н* и был поражен гостеприимством,  сердечностью и вниманием как к друг другу,  так и к нему. Ни одного щекотливого вопроса. Друг и близкий дочери стал другом семьи. Для Орлина это было странным. Он  покидал  дом Руфины  неохотно и с тяжелым сердцем – матери он не сказал куда уехал, что-то наплел про друга, чтобы избежать  ссоры.

 
Звонки от милой Руфы  были длинными и теплыми, но в отсутствие матери. Или он выходил, чтобы поговорить всласть,  но  тогда мать начинала свои истерики.
Руфина сообщила, что она будет матерью и она счастлива. Он будет похож на тебя такой же красивый и добрый, умный и сильный.


Орлин чуть с ума не сошел от радости.
-Я еду к тебе и мы поженимся у тебя. Я хочу быть с тобой рядом. Я так счастлив — я отец. Я буду отцом. Я хочу,  чтобы это была дочка. Или нет,  пусть будет двое.

Мать заметила в нем радость и поняла все по-своему. Сказавшись больной,  она слегла, наприглашала докторов, скорые  приезжали и что-то делали.
И выведала у него, что он хочет уехать. Закатила глаза, схватилась за сторону бока, где сердце.

Но он мужественно сказал, превозмогая страх и неприятные последствия:
- Мама, я хочу жениться на Руфи, я буду отцом.

Эта фраза подняла такую бурю, что в ход пошла и тяжелая техника слов,  от которых ему было  мерзко, он пытался  сказать, что ему плохо от  гнусных обвинений и слов. Однако мать будто оглохла и ослепла.

- Отцом? Так эта сука ложилась под тебя?
Всякие такие слова и выражения лились из ее рта,  ревность вспыхивала, ненависть обжигала.

- Эта девка не будет здесь ,жить.Ты как жить собираешься? Ты думал, что я тебе помогу в твоей безголовости? Он отцом будет, а ты уверен?
- Мама, я уеду к ней. Как ты со мной говоришь?
 
- Где ты там будешь жить, работать?  А институт? Ты опозорил себя и меня.
- Мама, да я же работаю и учиться смогу, чем же я опозорил? Что позорнее сидящего на шее, пьяницы, наркомана, вора? Разве я у тебя такой?

- Ты  идиот, тебя окрутила авантюристка, мошенница, она там никому не нужна, со всей деревней переспала и нашла дурачка в городе.
Все такое несла женщина в своей слепоте и глупости.

Орлин в ужасе отшатнулся.
        Наконец, нашла  работу  у каких-то хороших знакомых и на время занялась собою. Но сыну как всегда ничего не говорила – нашла работу, и хорошо. Меньше виделись. Орлин еще пытался рассказать о своих успехах, что в суде выиграл первое  непростое дело и теперь ему неплохо заплатят, что дядя Веселин тоже зовет к себе работать уже в юридической службе его торговой компании, что он сможет  содержать свою семью и снять… Лучше бы он молчал.  Мать  в непонятном гневе бросила.
 
- Хорошая компания – Веселин. Такой же как и твой беспутный отец.
А Орлин осознал – мама никогда не роднилась с братом отца.


 Орлин почти каждый вечер  разговаривал со своей милой Руфиной.  Как он хотел ее видеть. По воскресеньям всякие пути и уловки приводили его к милой. И все думали, как бы им быть, чтобы  мать изменила  свое жесткое мнение. Он предлагал  взять да и зарегистрироваться. Она что-то волновалась за его мать. Надо найти другой вариант. Она подумает.
4


 Наступила весна.  Руфина приехала в город по делам. Они встретились на вокзале. От луж шел парок, воробьи и голуби купались в них, громко приветствуя  весеннюю  жизнь.  Руфь  с блестящими глазами и радостным  лицом, была красива, и останавливала взгляды.  Она прильнула к Орлину и что-то шептала, и голова у обоих  кружилась. Он не отрывал от нее глаз. И все спрашивал, как она,  как там наш малыш.

Она с любовью смотрела на него.
- Я подожду  тебя. Знаешь,  мои родители уже знают. Они конечно встревожились. А что ты решил?  Твоя мама меня не  примет.
Орлин стал сумрачным. 

- Ты ей скажи, что ты не будешь счастлив без меня, ведь ты так говоришь. Скажи ей твердо о своих намерениях. Ты же все еще сын. Хотя и уже и отцом будешь, но стать мужем  и мужчиною  ты сможешь?

- Я для вас все сделаю.  - Он решил, что поговорит с матерью и будет настаивать на своем. Или он уйдет с Руфой  и будет снимать жилье.
 Руфина отправилась  к брату Юрику. Юрик уже познакомился с Орлином и  удивлялся нерешительности  того сделать  нужный шаг.

- Рута,  ты его не дергай. Пусть сам придет к решению  и поступит как считает необходимым. Я скажу, что он парень нормальный, но семьи  путевой не было, вот  и мечется.



Мать говорить с ним отказалась. Она молчала, гневно хмурилось  и каменело ее лицо. Повторяла  только одно — он ей не сын, если не хочет слушать мать и не хочет понять, что она только добра желает. С этой шлюхой, а она выяснила, что девка-то шлюха, счастья не будет.

На следующий день,  когда Орлин приехал с работы домой и собирался поехать провожать Руфину,  увидел  мать, лежащую на диване,  и она слабым голосом вызывала скорую. За этот месяц  скорая приезжала уже трижды.  На его вопросы не отвечала,  показывая,  он виновник того, что с нею. Сын  виновато  вертелся и с жалостью утешал, гладил руки, но Инна Елисеевна закрыла глаза и молчала.
Орлин чувствовал себя  подлецом.


Скорая приехала быстро. Доктор мерил давление, вводил лекарства, что-то писал.
Раздался звонок в дверь. Орлин открыл. На пороге стояла Руфина,  глаза вспыхивали.

Она вошла,  красивая, милая и нежная. Испуганно спросила,  что случилось. Увидев мать, бросилась к ней, гладила руку  и  что-то шептала.
Женщина  театрально закатила глаза и простонала, как на сцене, выставив ладонь,  словно защищаясь.  Она говорила вполголоса, но как яростно.
- Пошла вон, мошенница. Сына моего захотела окрутить? Квартира тебе понадобилась. Ничего не получишь. Ты меня до гроба довела.


Девушка смущенно замолчала. Доктор внимательно наблюдал. Затем пошел к двери и в коридоре прошептал Орлину:
-Вот что молодой человек, объяснять мне вам долго.  Хотите себе счастливой жизни - свою девушку в охапку и бегом из этого дома. Не даст тебе матушка жизни. Она здорова как бык, вас переживет, но мы же  сюда ездим не впервые и знаем все о вас и вашей девчонке. Любишь ее  - убегай.

- Как же я  мать  оставлю?
- Мужчина всегда должен сделать выбор. Если ты мужчина, будешь жить своей жизнью. А она перебесится и оставит вас в покое.

Но Орлин,  видя измученное страдающее лицо матери,   испугался. А вдруг она умрет?  Он не поверил доктору. Зачем же  уколы и лекарства?
Руфина стояла на площадке и слушала краткую речь доктора. Кивала головой. Доктор пожал руку Орлину:


- Парень, у тебя  такая девушка, поверь, она вся как на ладони. Береги ее. Мать никуда не денется. Что же ты  себя мучишь?
Похлопал по плечу и убежал вниз на улицу.


 Орлин раздирался муками, не зная,  что делать?  Из комнаты  послышался плач. Мать истерически  рыдала, со стонами.  Орлин хотел одного, чтобы все это прекратилось.

- Моя милая, я к тебе приеду на неделе. Сердце мое раздирается между вами обеими.
- Хорошо. Я тебя жду. Мне тоже волноваться доктора не советуют. Я так люблю тебя и  хочу быть с тобой. Но я уезжаю.

Орлин зашел в комнату к матери. Она продолжала рыдать с сухими глазами, причитая о неблагодарном сыне.

- Не говори так, мама. Я люблю  тебя, и я не могу без  нее. Она ничего от нас не требует. Я уеду к ней.

- Вот идиот. Да где же вам жить? Значит,  ты ее сюда. Прописывать надо. Жилье и ее будет, родятся ее щенки, и они будут иметь право. Все,  что моей трудной жизнью нажито для тебя, достанется   проходимке и аферистке, шлюхе…
- Мама,  как ты смеешь, ничего не зная?

-Это я не знаю?  Я  все узнала и про  семью и про нее. Ты, дурак,  ничего  не хочешь знать и видеть.  Попробуй, еще раз  приведи сюда эту шлюху. Окрутила тебя с первого разу. Ты дурачок,  бабы не знал, ты повелся на женские  прелести. Хорош мужчина, если тебя так легко окрутить.


Такого цинизма  Орлин выдержать не мог. Он ушел из дома.  Спал на работе, ел,  где придется. Домой не звонил, но  Инна Елисеевна  обрывала телефоны. Однажды  незнакомый  кто-то  позвонил  -  мать  в больнице. Вина  охватила его. Он помчался в больницу.   Мать была жива. Врач сказала, что ничего страшного. Через неделю выпишем. Но вот сыну надо бы повнимательнее быть к матери. Некому было помочь.


               Орлин ушел с больной головой. Позвонил Руфине — срочно приезжай. Она уже вечером  была.
             -  Я знаешь,  что придумал? Мне на работе один предложил свою хату, а сам уезжает на Север в артель. Я согласился. Мать не даст жизни. И у вас негде работать,   институт  надо заканчивать. Переезжай,   вместе будем жить.
             - Ты знаешь  - она меня  везде достанет.  Я боюсь. Ты сможешь? – на его лице  сомнения и груз проблем и мыслей.
 

                Пока мать лежала в больнице,  сын каждый день навещал ее.  Руфина рядом и он счастлив. Хорошо бы всем вместе быть – он их обоих любит, он так ждет своего сыночка,  представлял себе,  как будет катать его на горбушке, а сынка хохочет, гулять с ним  и отвечать на самые невозможные вопросы,  и гордость наполняла – он -  отец.  Руфа -  как он любит ее. Мать… Ну почему она так? Он несколько раз пытался говорить. Она   начинала мрачнеть и недуги валились на нее со всех сторон.

Артельщик уехал, оставив ключи, но переехать Орлин не мог –  как  сказать матери- ? она сразу же за сердце. Руфина без него отказывалась. Положение было странное.

Весна набирала  красок и  легкости.  А Орлину казалось, что он заперт неведомой силой в неволе. Почему-то вспомнился рассказ отца о спящем мальчике, запертом в кладовке, пока усатый  лежал с матерью. Усатого нет, а он заперт матерью.


                Руфа терпеливо ждала. В  апреле, когда уже снег растаял и птицы прилетели,  она  приезжала, они проводили  все  свободное  время.  Орлин на работе договорился с  товарищем, что бы тот не выдавал.
Это были счастливые дни. Орлин ухо к животу Руфы  и ласково беседовал с сынкой. Он не мог понять мать – почему,  ну почему она такая. Но  так долго быть не могло.

Май ошеломлял цветением и песнями птиц, а на душе от разлуки была зима. Орлин жил как во сне. Мать  молчала и радовалась, что сын с нею.


Как-то сказала,   что их пригласила в гости семья – начальница- подруга, спасавшая некогда  Инну Елисеевну. День рождения. Орлину не понравилось это.
- Я-то зачем? Ведь это твоя подруга.
Мать убеждала,  что подруга помогла избежать суда и наказания.
- Ты же деньги получал, институт- учебу оплачивал, машину купим , моя работа  – ее помощь.  Ты присмотрись, как живут, Жанна Геннадьевна умнейшая женщина,  если бы не она, кто б ты был и я? Считали бы копейки. Твоя будущая должность в ее руках. В администрации города  тебе уже местечко присматриваю, и она  поможет


- Мама, спасибо ей, но я сам себе найду все.
- Найдешь – найдешь. Присмотрись к ее дочери.  Владелица хорошей турфирмы.  Но требуется помощь. А мы бы могли все вместе много. Сына, не надо рвать мне сердце.  Я о многом тебя не прошу.


Скрепя сердце согласился, а на вечер разговор с Руфиной.
Она позвонила, мать каким-то жестким голосом сказала, видя, как заметался сын, как пытается скрыть,  с кем говорит.
- Дай мне трубу. Если ты отшить не можешь, я смогу.
- Мама, что ты делаешь? Это мой разговор, это моя Руфа.
- Я тебя предупреждала. Ты не понимаешь, и в гроб меня гонишь.
Мать падала на диван, слабый голос и стоны.
Он с ума сходил,  но не знал,  что предпринять.
А китайские колокольчики звонка разрывали сердце.

5

Подруга жила в новом доме  с консьержкой, муж оказался военным пенсионером с дурацкой присказкой  «Что б нам жить,  не тужить» и повторял ее по всякому поводу. Сам он работал охранником в солидной организации.
Подруга, молодящаяся дама,  проницательно  оглядывала Орлина, была заботлива и распорядительна.

За обильным и модно украшенным  столом прислуживала нанятая работница и ею командовала полная и грубоватая девица со странной косой через плечо, в длинном платье с декольте, голой спиной  и краснокрашенными губами. Удивляла ее шляпа с широкими полями. Лицо выглядело загадочным и полным чего-то  киношного.


Пришли еще двое -  женщина с любовником – об этом сказала сама и улыбаясь,  протянула руку всем. Любовника Ромика  здесь знали,  и он не церемонился - много пил, обнимал свою  лапоньку, свою  Масичку,  Орлину предложил косячок с мариванной. «Не употребляешь? Да и зря, расслабляет, поверь, а жизнь требует этого» -  сказал скороговоркой.

Полная девица оказалась дочерью хозяйки. Она недавно развелась с мужем и теперь наслаждалась тем, что звонила бывшему и говорила:
- Ты можешь придти, но будешь лишним. Уже лишним.

Орлин сидел рядом с нею,  и ее запах духов был удушливым и шляпа мешала. Он терпел, молчал. Потом надоело,  решил незаметно уйти.  Едва  вышел в прихожую, как столкнулся с Тиной  - так звали девицу.  Не успел что-либо подумать, а  она уже  прижала его к крохотному  креслу или диванчику и в объятия. Вот же идиотское положение. Он пытался выбраться, но девица  впивалась в его рот и шептала о том, что она то, что ему надо.

Ромик  шастал взад-вперед, пока его лапонька обсуждала что-то с хозяйкой и кажется, прицеливался к Тине.
Военный вышел в коридор и засмеялся:
- Ах,  молодежь, все вам не терпится.

Любовник  не против был заграбастать Тину,    упал на них,  целуя шею и спину девицы, хохотавшей без умолку.  Любовник  тоже хохотал  и был пьян. Орлин  выбрался из этой кучи малы:

- Забирай, твоя.
Тина  хохотала, в зеркале отражалась шляпа, Ромик, стоящий на коленях и целующий живот Тины, Орлин  сморщился и решил предупредить мать об уходе.

Жаль было потерянного времени. Ему было ясно, кого мать ему нашла и скука охватила его, словно тесная и неудобная обувь.

В зале Инна  встретила вопросом:
- Как Тина-картина? Не правда ли интересная девушка –  работает,  своя турфирма, все есть, а самое главное нравится своей расторопностью.  Правда,  вот с мужем не повезло.
Подошедшая подруга пояснила, что турфирма ее, а могла бы быть и Тинкиной, но если замуж выйдет нормально. Если хороший муж в руки возьмет. Она  слишком добрая.

«Тина попивает».  – подумал Орлин.
Мать дома  сказала:
-  Если ты на ней женишься – турфирма будет  наша. Жанне  нет времени заниматься ею. Продать жалко. Прежде муж помогал, а развелись и валится фирма.  Хочет сдать в аренду.  А мы бы могли. Ты как юрист и я как бухгалтер,  сможем  поправить дела и зажить на широкую ногу – люди рвутся за границу.  Все  есть  -  хорошие связи и в Китае,  и в Корее, и в Таиланде,  и в Японии. Даром что ли я  работала в  торговой фирме .


- Ты что, продаешь меня за турфирму? Зачем мне твоя Тина, у меня есть девушка. А эта… Она крепко пьет.  Это не мое дело, говорить о чужих пороках.   Мама, я не хотел бы иметь  жену пьяницу, но ты почему-то мне такую подсовываешь. – Голос сына был тверд и незнаком, а холоду в нем.

- Ты язык держи за зубами, сын, она одинокая и разведенная девушка, с нами она переменится,  а мы будем владельцами хорошей турфирмы. Ты смотри вперед, никто тебе плохого не подсовывает, тебе уже подсунули. Все -  молчу. Присмотрись к  Тине.


-Мама, я не переживаю. Меня пригласили работать   в хорошую компанию, известный юрист Л*  и адвокат  Д* зовут в свою контору, я смогу обеспечить себя и свою семью. Но вижу женой Руфину. Я попрошу меня не дергать подобными вещами, своей подругой и девицами-алкоголичками.  – как холоден сын, как  чеканит слова,  как он отстранен. Ей не понравилось. И все же Инна Елисеевна избрала привычное.

Ему даже договорить не дали. Крики, стон, театрально  поданные падения.
- Через мой труп. Понял? Уйдешь к этой – ты мне не сын. Я на тебя положила все и ты так благодаришь.
-Мама, не смей так со мной. –  Ушел в горе.
На улице  набрал номер  милой Руфины и,  услышав колокольчики,  вдруг понял,  что надо делать. Но Руфина молчала. Он звонил и звонил ей, но - глубокая тишина и неизвестность, и это его испугало. Что еще?

Ехать к Руфине – не  везти  же свое горе-не горе,  детскую нерешительность, не захотел идти к другу Славке.  И  к понимающему родственнику, дяде Веселину. Что-то в нем происходило, а что? С кем  это обсудишь?  Напиться хочется и всех послать.


Он поехал к одному из грузчиков, с кем работал у дяди и с которым сложились доверительные и  дружеские отношения.  Нашел его. Тот уже пребывал после работы под шафе. Удивленно вскинул правую бровь, увидев Орлина,  отложил какие-то толстые старые журналы,  Все понял без слов и сказал жене, безразлично глянувшей из кухни:

- Галка, приготовь там рыбки да картохи. Будущий Плевако у меня в гостях. Я это вижу. И он им будет, если не пойдет по моим стопам и стопкам.
Галка безразлично поставила соленую кету и отваренную картошку  и ушла.

А Орлин вместе с   Кандидатом – кличка  грузчика, звали- то его Витек, наполнили рюмки водкой.  Водка показалась водой и парень,  не закусывая,  выпил еще. Кандидат молчал.  И после этого Орлин рассказал все без утайки, потом заплакал:
- Ты меня Плевакой назвал, а я не могу в свою ясную и понятную жизнь внести решение и выбор. Я готов утопиться от безысходности.
Витек аж подскочил, снова налил, предлагал рыбу и картошку, помидорный салат и молчал. Спросил лишь:


- Отец твой,  как ты думаешь, почему с матерью не жил?
Потом сказал:
- Как ты думаешь,  что естественнее – семья,  дети,  жена или  одиночество с матерью без внуков и злым тобой? Или тебя продадут за турфирму и женитьбу на ней.
- Как же я мать брошу?


- Почему надо бросать? Продолжай заботиться. Привыкнет со временем

Потом Витек все рассказывал  всякие истории со зверями – он,  оказывается, был охотником. И отец и дед были охотниками и охота была  их  семейным промыслом  и жизнью когда-то. Витьку охотником пришлось быть  изредка,  он скучал, а   изменить уже  ничего не мог. Но  сколько он видел, как тонко подмечал, и как интересно рассказывал,  и звери, птицы  были умны и по сравнению с человеком  добрее. 


И все получалось – что жить надо по природе. Все идет как надо, если выполнять ее законы.  И все смеялся мелким смешком,  и казалось, что и бед нет. Все люди придумывают. « И ты себе геморой наживешь,  если будешь жить чужим умом».
Одной бутылки было мало, от второй Орлин совсем  опьянел, но выстроилась удивительная ясность понимания своих ошибок и действий, а Кандидат был трезв почему-то и сказал на прощание:

- Мне не понятно,  кто хозяин у вас? Если мамаша Инна Елисеевна, ты не жалуйся и делай, что скажут. Если она еще  хозяин и  тебе, чего ты хочешь?  Женись на шляпе. Все будет, как мама скажет.

Если в доме  и себе хозяин ты,  так атрибутику  заведи, за себя и свое надо постоять даже перед лицом господа Бога. У тебя полный арсенал этой атрибутики.
Орлин не уточнял про атрибутику - вызывал такси.
Домой Орлин вернулся на бровях и  ничего не сказал матери. У нее привычный обиженный вид.  Молча прошел к себе. Звонил своей Руфе и слушал и слушал песню колокольчиков. Но связи не было, и сердце заполняла тревога. К утру  был сам не свой. Он  решил все.


Утром мать зашла и начала свою  песню.
Орлин слушал с больной головой, молчал, но когда она  опять  обычное   что-то про шлюху, которая … он вдруг встал, лицо побелело, глаза вытаращил дико  и сам не зная почему, как рявкнул:
- Молчать! И не суй свой нос не в свои дела! Молчать! Пошла к себе, к себе!  Еще раз скажешь, что про мою Руфу, пожалеешь обо всем. – Он горой стоял перед ней с блестящими глазами от бессонной и мучительной ночи, а в  них что-то ей не знакомое.

Мать   сжалась и заплакала.
- Дожила… Сы…
-Не сметь  мне плакать! Я тебя ничем не обидел. И попробуй еще раз завести свою песню. Останешься одна.
- Сынок, что с тобою?
- Молчать! Сиди и думай почему. Не сметь ломать мне жизнь.
Она попыталась бить своей картой – скорая, доктора, уколы. Он взял трубку, когда она хотела вызвать скорую:
- Мама, я  уеду, как отец. Почему я, взрослый человек,  как мальчик, запертый тобой. Ты же все понимаешь, пойми и это – нельзя человека запирать в кладовке,  считая его недоумком.  Выбирай, ты будешь с нами или сама с собой.  Я тебя любил и люблю. Полюби и ты меня и мою жизнь.


Инна Елисеевна молчала. Затем  проплакала,  причитая о том,  сколько вложено и как неблагодарны дети, где-то с неделю. Потом ходила со скорбным видом,  сын на колени не падал, но  его  сложной борьбы чувств она не видела.

Как он решился на такое, не знал и сам.
Через несколько дней  он и Руфина стали мужем и женой. Жили  в квартире друга, уехавшего на север, это было счастье и радость.

Инна Елисеевна  не разговаривала ни с кем. Жизнь Орлина приобрела новый и оформившийся смысл, и еще много будет впереди и испытаний и  сложных выборов, но китайские колокольчики  пели – не бойся и за свое счастье не ленись бороться, нельзя оставаться только сыном или мужем, стремись к победе как мужчина.

После университета его  пригласили в серьезную адвокатскую контору.
В хорошо пригнанном механизме  все отлажено и никто не скажет,  что это счастливый механизм. Это то, что отлично работает. Так и в семье Орлина и Руфины  -все понимают друг друга, в  ладу,  это и есть счастье.

Осенью родился сын,   и первой   известили мать.  Хотя Инна Елисеевна все изображала оскорбленную и униженную,  она была рада  внучку   и  полюбила его,  как это часто бывает, сильнее, чем сына.  И невестке  боялась  слово сказать.
Молодая и умная женщина победила в борьбе за мужское сердце.