Шанс

Посвящается моему сыну Демиду и Марии Российской

Бытует такое утверждение, что каждому человеку свыше дается один шанс, когда он круто может поменять свою жизнь, за минуту взлететь из грязи в князи, нужно лишь оказаться в нужном месте в нужное время. Однажды и мне представился такой случай, но обо всем по порядку...
В конце девяностых я жил и работал в Москве, представляя интересы одной пермской компании. Не то, чтобы я много зарабатывал, отнюдь нет. Но у меня был офис на улице Академика Королева, «BMW» с личным шофёром, а обедал я в телецентре Останкино в окружении телезвёзд той поры: Леонид Парфёнов, Светлана Сорокина, Александр Любимов... Казалось бы, о чём ещё мечтать – полный комплект яркой мишуры! Но с каждым годом меня неумолимо тянуло обратно – в Пермь, в город, где я действительно жил душой. Я любил этот город, знал все его переулки и закоулки. Знал, где всегда тусуются кто-нибудь из приятелей... Знал десятки адресов, где мне были искренне рады, особенно если я приносил с собой гитару и пиво.

И здесь, у спружиненных линий
родимых, у самых корней,
здесь девушки были красивей,
а пиво казалось вкусней...

Конечно, я встречался в столице с приятелями из так называемой пермской диаспоры, кто в ту же пору перебрался в Москву. Но это случалось настолько редко, что лучше бы совсем не случалось...
И к исходу третьего года, Москва мне опостылела окончательно. Ко всему, в это же самое время я познакомился в Перми с очаровательной девушкой Машей. Я был бесконечно влюблен, мечтал создать с ней семью, но понимал, что бороться за ее расположение нужно там, в Перми, а расстояния и разлуки могут всё погубить. Моё решение вернуться созрело окончательно, и уже невозможно было сказать наверняка, куда же я еду – к Маше или из Москвы.

Обычно я летал самолетом, но в последний отъезд мне пришлось тащить несколько сумок и баулов с пожитками, поэтому я купил билет в вагон СВ и перед самым Новым 2000-м годом, 30 декабря, отправился домой. Добрые знакомые вызвались мне помочь с машиной и котомками, но из-за предновогодних пробок мы едва не опоздали на поезд, и на площадь трех вокзалов добрались за пять минут до его отправления. Разобрав поклажу на троих, мы рванули на перрон, и, конечно же, 5-ый вагон был в дальнем конце состава.
Мы подбежали к тамбуру, когда поезд уже тронулся.
– В пятый? – весело спросила проводница.
– Да!
– Кидайте сумки в тамбур!
Пока состав медленно двигался вдоль перрона, в тамбур летели сумки и баулы, а последним запрыгнул я, сжимая в руке пакет с продуктами и проездной билет.
– Дверь закройте, – раздался голос проводницы из глубины тамбура. Вся эта история её явно позабавила: – Давайте билет.
– Я постою здесь немного, отдышусь?
– Да хоть до самой Перми!... – хохотнула она. – У Вас третье купе.
Она скрылась в вагоне, закрыв за собой дверь, а я остался стоять, вглядываясь в тяжелых сумерках на столичные огни, которые – слава богу! – больше никогда не увижу:
– Здравствуй, Маша! Здравствуй, Пермь!

Теперь пришла пора разобраться с поклажей. В несколько приемов я перетаскал всё своё скромное «имущество» в купе, и еще несколько минут расталкивал его по полкам. Благо, мой попутчик ехал налегке, предоставив все багажное пространство мне. Он сидел и молча наблюдал за моими действиями. И когда я, закончив, не снимая пальто, плюхнулся напротив и устало опустил руки, спросил:
– Будешь?
На столе стояла бутылка водки.
– Буду, – кивнул я и снял перчатки.
Он вытащил второй стакан из подстаканника, что стоял тут же на столике, налил себе и мне грамм по сто, мы молча чокнулись и выпили.
– Владимир Иванович, – он протянул руку.
– Валерий.
Он снова разлил, но уже поменьше, и мы опять молча выпили. Слово за слово, мы разговорились. Я разглядел его только к середине второй бутылки.
На вид Владимиру Ивановичу было около 50-и. Он был худощав, невысокого роста, с большими залысинами и проплешинами. Одет неброско, совсем по-домашнему: тапочки, спортивные штаны и старенькая хлопчатобумажная рубашка поверх майки. Голос его был хрипловат, и он постоянно хватался за сигареты. Курили мы много. Много и часто. Курили и говорили, говорили и опять курили. Он оказался внимательным слушателем, не перебивал, ждал, пока оппонент выскажется полностью, а лишь затем излагал свою точку зрения. А точек таких было выше крыши. Мы говорили о беспомощном больном Ельцине, о молодом премьере Путине, о Чечне, о профессиональном обучении и перспективах укрепления рубля, о проблемах сельхоз производства и отечественного тяжёлого машиностроения, о творчестве Окуджавы и даже о фильме «Титаник». К концу дня казалось, что не было в мире такой темы, которой бы мы не затронули. А потом Владимир Иванович захрапел, в буквальном смысле. Храпел он так, что я проклял все на свете! Я навсегда зарекся ездить поездами, обещал господу бросить пить и курить и еще что-нибудь, что боженька только пожелает... Ничего не помогало! Ах, так? Еще посмотрим, кто-кого! Я налил почти полный стакан водки и залпом осушил его, решив проблему храпа самым радикальным образом. Я просто вырубился сам и тоже захрапел.
Когда я очнулся, свежевыбритый Владимир Иванович с полотенцем на шее попивал кофеёк из маленькой белой чашечки.
– У Вас кофе есть, Владимир Иванович?
– Вставай, Валера, иди умывайся, а я попрошу проводницу приготовить еще...
А потом мы схватились за сигареты, и наши дискуссии возобновились. Они продолжались за коньяком и на станциях, когда мы выходили размять ноги и подышать свежим воздухом, в вагоне-ресторане, и вновь по кругу...
Когда до Глазова оставалось примерно полчаса, Владимир Иванович начал собираться. Потом он замер на минуту, сел и сказал:
– Ты очень интересный человек, Валер, и мне нужен такой, как ты. Ты достаточно умён, неплохо разбираешься в бизнесе и в людях. Поэтому у меня к тебе предложение. Ты молод, не женат и у тебя детей нет. Короче, в Глазове мы выходим оба. У меня два сельскохозяйственных завода и не хватает надежных людей, кому я мог бы доверять. На старшего зятя надёжи нет. Поэтому, я выдаю за тебя младшую дочь и ставлю директором на одном из заводов. Пойдет дело, отдам тебе и второй завод в управление, а сам уйду на пенсию.
– А без женитьбы никак? – попытался отшутиться я.
– Без женитьбы никак! – твердо вторил он. – Все должно остаться моим внукам. Дом в три этажа для младшей я уже поставил, на свадьбу подарю вам «Мерседесу», а дальше все зависит только от тебя.
– Но, Владимир Иванович, а если я младшенькой не по нраву окажусь?
– Стерпится-слюбится, я ей свое слово заветное скажу, никуда не денется. Ну, не дал мне бог сыновей... И не думай, твой интерес распишем, помимо семейных денег и тебе перепадёт, в накладе не останешься... В общем, решай, или выходишь со мной сейчас, или езжай в свою Пермь...
О как! И вот только сейчас я понял, что он не шутит. Вот так просто, по-домостроевски. Но ведь и мне, если говорить «положа руку на яица», близки такие взгляды. Ведь по сути он прав, не должно быть в семье никакой демократии... Моё и всё!
Уж никак я не думал, что судьба подарит мне ШАНС выбора в образе маленького лысого Мефистофеля. Но, видимо, приближение к родным краям наполнило его некой внутренней силой, что он восстал с дивана купе, как Илья Муромец с печи, загуляла кровь по телу... Казалось, Владимир Иванович и в росте на полголовы прибавил.
Конечно, меня не отпускал дух авантюризма. Ведь это чертовски интересно – сделать первый шаг в кромешную темноту, на ощупь познавать новое… Куча новых людей, новых знакомств... Плюс юная девушка, без пяти минут жена и мать моих детей – лишь слово скажи...
Я молчал и мысли бешено вращались в голове. Мне вдруг почудилось лицо Маши, немного грустное, словно разочарованное во мне. И её глаза, и улыбка, её роскошные волосы остановили вдруг это сумасшедшее вращение, эту мистерию. Всё встало на свои места. Я еду домой... еду к Маше... я ее люблю, и мы будем рожать красивых умных детей. И да будет так!

А что до шанса? Наверное, он выпал мне тогда, когда помог нам с любимой встретиться среди сотен тысяч лиц. И я тогда свой шанс не упустил!
– Значит, всё-таки не надумал?
– Не, я домой...
– Ну, счастливо! – Владимир Иванович разочарованно пожал мне руку и вышел из купе.
Я выглянул в окно. Моего Мефистофеля встречало человек десять. Среди них явно выделялась по возрасту юная барышня лет двадцати... «А младшенькая-то весьма и весьма...» )))
– Владимир Иванович! – Я бросился к тамбуру. – Владимир Иванович!
Он обернулся и улыбнулся.
– Владимир Иванович, Вы шарф забыли…


21 февраля 2016
Пермь