Возвращение

Шестидесятые. Ленинград. Квартира этой зимой как нарочно плохо отапливалась, поэтому она, спросонья, как обычно протянула руку к спинке стула, взяла шерстяную мамину шаль, от которой всегда пахло чем-то приятным, и пошла на кухню ставить чайник.

Стены в её квартире были черного цвета, на удивление только черной краски хватило, чтобы закрасить побеленные десять лет назад стены, помнящие стоны и всхлипы блокадного репродуктора. Жизнь, несомненно, подходила к концу. Но с каждым днем, в квартире становилось больше белого. В центре зала висела большая фотография заснеженного Эльбруса, а рядом - еще несколько крохотных изображений с животными - белым медведем, зайцем-беляком и снежным барсом. Большой круглый стол, явно не соответствующий габаритам кухни (его подарили соседи), украшала пышная белая скатерть.

Она ограбила сахарницу на две чайных ложки, и с кружкой подошла к окну. Раздвинув тюль, ей представился необыкновенной красоты вид. Ленинград заметало. Из-за снега не было видно даже шпиля Петропавловки.

Лишь одна деталь черного цвета неизменно не могла волновать её. На стуле около телефона в чёрной рамке стоял портрет её сына, и помятая бумажка, на которой почти медицинским почерком были выцарапаны ключевые слова.

Шестнадцать лет в чёрной комнате.

В дверь позвонили один раз. Она неспешно подошла к двери, посмотрела в глазок, но на площадке никого не увидела.

Шестнадцать лет в чёрной комнате.

Она взяла первую попавшуюся книгу с полки и начала вдумчиво читать содержание. Михаил Лермонтов. Герой нашего времени. Удивительно - подумала она - эта книга стояла на краю полки всю мою жизнь, а познакомиться с Печориным мне удастся только сегодня.

В дверь позвонили два раза. Всё то же молчание, лишь звуки стоптанной об ковер обуви в снегу, были слышны на первом этаже.

Ею овладел страх.

В дверь постучали. Она открыла дверь, не посмотрев в глазок. Весь в снегу, на пороге стоял мужчина в военной форме.

 - Здравствуй, мама. Я вернулся.