Снежная маска Блока и Синяя звезда Гумилева

 

 
                "ЕЩЕ НЕ РАЗ ВЫ ВСПОМНИТЕ МЕНЯ..."
      
        ( СНЕЖНАЯ МАСКА АЛЕКСАНДРА БЛОКА И СИНЯЯ ЗВЕЗДА НИКОЛАЯ ГУМИЛЕВА.)
   



   В 1990 году фирма грамзаписи «Мелодия» выпустила  пластинку романсов в исполнении Валерия Агафонова. Был на ней и романс  « Еще не раз вы вспомните меня» на стихи Николая Гумилева. Эта строка стала не только названием винилового диска, но и заглавием  последующих ежегодных вечеров памяти, посвященных певцу. Стихотворение написано в 1917 году и включено  в сборник  «К синей звезде», изданным уже после гибели поэта.   
 
     «Еще не раз вы вспомните меня» -  эта строка  может стать эпиграфом к любовной лирике любого поэта.
   
         *  *  *
 
 Еще не раз Вы вспомните меня
 И весь мой мир, волнующий и странный,
 Нелепый мир из песен и огня,
 Но меж других единый необманный.

 Он мог стать Вашим тоже, и не стал,
 Его Вам было мало или много,
 Должно быть плохо я стихи писал
 И Вас неправедно просил у Бога.

 Но каждый раз Вы склонитесь без сил
 И скажете: «Я вспоминать не смею,
 Ведь мир иной меня обворожил
 Простой и грубой прелестью своею».

            ******          

  «Имя твое — птица в руке, Имя твое — льдинка на языке»,-  написала Марина Цветаева в стихотворении, посвященном Александру Блоку. Именно эта «льдинка» определила интонацию поэтического цикла «Снежная маска», созданного поэтом в 1907 году.
  Александр Блок… В нем все было необычайно, от утонченного  облика до непостижимой гениальности.

  Георгий Петрович Блок, двоюродный брат, писатель:«При первой встрече с Блоком всех поражала неподвижность его лица. … Лицо, предназначенное не для живописи и не для графики, а только для ваяния.«Медальный» профиль Блока. Он держался всегда очень прямо, никогда не горбился. Добавьте к этому спокойную медлительность движений (он не жестикулировал ни при чтении стихов, ни в разговоре), молчаливость, негромкий, ровный, надтреснутый голос и холодноватый взгляд больших светлых глаз из-под темных, чуть приспущенных век. Таким он бывал во все времена своей жизни: и в самой первой юности, и в поздней молодости, и незадолго до смерти. Но именно только «бывал»: это была завеса или, точнее, забрало.». 
   
   После смерти А.Блока  в его записной книжке обнаружилось три сотни женских имен, но несмотря на это у  А.А. не было «донжуанского списка» по той простой причине, что он никогда не был  Дон Жуан.  Он никогда не стремился завоевать Женщину. Его поклонение женщине сравнимо разве что с поклонением Данте, Петрарки, с поэтами и художниками эпохи Возрождения. Его идеалом была Прекрасная Дама, божественная Красота, Вечная Женственность. Эту божественную Незнакомку он искал повсюду, искал всю жизнь. Она ускользала, меняла облик,  имена, а поэт гнался за ней и ...ошибался.

  «Синдром Прекрасной Дамы» в начале 20 века исследовал французский  психиатр Жак Лакан, ученик и последователь Зигмунда Фрейда. По Лакану  парадокс отношений с ней – постоянное откладывание любовных отношений.  Любовь существует только благодаря отсрочке. Фигура Прекрасной Дамы одновременно воплощает и наслаждение и его потерю.   В своих работах Жак  Лакан впервые разводит Любовь и Желание.
               
   Александр Блок  был  человеком театральным, он любил и понимал театр, и возможно, именно  поэтому его четыре  Прекрасные Дамы, четыре Музы его любовной лирики  были в большей или меньшей степени связаны с  театром.
   
   Первая любовь настигла Блока летом 1897 года в Германии на курорте Бад-Наугейм, куда он прибыл  с матерью и тетей.  Блоку – шестнадцать, его возлюбленной – тридцать семь.
 Александра Андреевна, мать поэта  писала в письме домой: «Сашура у нас тут ухаживал с великим успехом, пленил барыню, мать троих детей... Смешно смотреть на Сашуру в этой роли. Не знаю, будет ли толк из этого ухаживания для Сашуры в смысле его взрослости, и станет ли он после этого больше похож на молодого человека».
       Именно в те дни был открыт первый лирический цикл  стихов Блока, озаглавленный тремя буквами: «К.М.С». Ксения Михайловна Садовская, мать семейства, супруга помощника Министра,  стала для Саши Блока Первой Прекрасной Дамой   и первой женщиной в его жизни.
 
…В такую ночь успел узнать я,
При звуках, ночи и Весны,
Прекрасной женщины объятья
В лучах безжизненной луны
       
  Узнав о случившемся,  Александра Андреевна  сказала сыну: «Куда деться, Сашурочка, возрастная физика, и, может, так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни?».
    Их встречи  продолжались два года — до конца 1899 , а переписка — до августа 1901-го. Эта юношеская  любовь отозвалась эхом в цикле «Через двенадцать лет», одном из лучших в любовной лирике Блока.
     Умерла Ксения Михайловна в 1925 году в Одессе.  Потеряв все, она сохранила самое дорогое — пачку писем, полученных четверть века назад  от влюбленного в нее юноши. Тоненькая пачечка была накрест перевязана алой лентой... В одном из писем есть такие слова: «Чем ближе я вижу тебя, Оксана, тем больше во мне пробуждается то чувство, которое объяснить одним словом нельзя! В нем есть и радость, и грусть, а больше всего горячей, искренней любви, и любовь эта не имеет границ и, мне кажется, никогда не кончится...»
               
                ____________

   
     Свою вторую Прекрасную Даму – Офелию - Любу Менделееву Саша Блок встретил в возрасте 17 лет,  в начале лета 1897 года. Это произошло в имении  Менделеевых в Боблово.  В домашнем театре Саша играл Гамлета, Любочка – Офелию. После спектакля – прогулка наедине. С этого начался их  роман. В январе 1903  Александр  сделал официальное предложение, в августе состоялась свадьба. Однако, после свадьбы А. Блок  наотрез отказался от исполнения супружеских обязанностей. Реальный образ женщины слился с  мистическим  представлением о  нерушимой платонической  любви, о чистой, лучезаной Деве, которая и предстала в блоковском цикле «Стихи о Прекрасной Даме». 


 Приближений, сближений, сгораний -
 Не приемлет лазурная тишь...
 Мы встречались в вечернем тумане,
 Где у берега рябь и камыш.

 Ни тоски, ни любви, ни обиды,
 Всё померкло, прошло, отошло..
 Белый стан, голоса панихиды
 И твое золотое весло.
 

 «Отвергнутая, еще не будучи женой» Любовь Дмитриевна приложила немало усилий, чтобы  при помощи «злого умысла» добиться супружеского внимания, но ни к чему хорошему это не привело. По ее словам  « …установились редкие, краткие, по-мужски эгоистические встречи». К весне 1906 года и они прекратились.

   Мария Андреевна Бекетова тетя А.Блока: Из дневника: «Она несомненно его любит, но ее «вечная женственность», по-видимому, чисто внешняя. Нет ни кротости, ни терпения, ни тишины… Лень, своенравие, упрямство,…скудость и заурядность. При всем том она очень умна, хоть совсем не развита, очень способна, хотя ничем не интересуется, очаровательна, хотя почти некрасива, правдива, прямодушна и сознает свои недостатки».

Александр Александрович Блок. Из дневника: «Люба создала всю эту невыносимую сложность и утомительность отношений, какая теперь есть. Но …я не могу с ней расстаться и люблю ее».

 Их отношения были сложными. Но когда Александра Блока спросили: «Это правда, что у вас было много женщин?».  Он ответил: «Только две. Люба и все остальные».
Любовь Дмитриевна скончалась в 1939 году в Ленинграде. 

                ___________ 
 
               
    Четвертой Прекрасной Дамой поэта стала оперная Дива Любовь Александровна Дельмас (Тишинская).
 Увидев певицу  в  марте 1914  в роли Кармен, А.Блок написал ей: "Я смотрю на Вас в „Кармен“ третий раз, и волнение мое растет с каждым разом. Прекрасно знаю, что я неизбежно влюблюсь в Вас...». Ей он посвятил цикл стихов «Кармен».

Сама себе закон — летишь, летишь ты мимо,
К созвездиям иным, не ведая орбит,
И этот мир тебе — лишь красный облик дыма,
Где что-то жжет, поет, тревожит и горит!
И в зареве его — твоя безумна младость...
Все — музыка и свет: нет счастья, нет измен...
Мелодией одной звучат печаль и радость...
Но я люблю тебя: я сам такой, Кармен.
                (А. Блок. 1914)

     Из письма жены, Л.Д. Менделеевой:
     « Физическая близость с женщиной для Блока с гимназических лет это – платная любовь, и неизбежные результаты – болезнь.  … Не боготворимая любовница вводила его в жизнь, а случайная, безликая, купленная на несколько минут. И унизительные, мучительные страдания… И только ослепительная, солнечная жизнерадостность Кармен  победила все травмы, и только с ней узнал Блок желанный синтез и той и другой любви.» 

   Мария Андреевна Бекетова. Из дневника: « В ней нашел он ту стихийную страстность, которая влекла его со сцены.  Да, велика притягательная сила этой женщины. Прекрасны линии ее высокого, гибкого стана, пышно золотое руно ее рыжих волос, обаятельно неправильное, переменчивое лицо, неотразимо влекущее кокетство. И при этом талант, огненный артистический темперамент и голос, так глубоко звучащий на низких нотах. В этом пленительном облике нет ничего мрачного или тяжелого. Напротив – весь он солнечный, легкий, праздничный».
       
        Шесть месяцев  они  практически не расставались, но оказалось, что такая всепоглощающая любовь, делая Блока счастливым, одновременно разрушает его как личность, как поэта. Эта любовь оказалась слишком красивой, чтобы продолжаться вечно. В ящике своего письменного стола А.А. хранил все, что как-то было связано с его Кармен: письма, засушенные цветы,  заколки, ленты… После разрыва он с трудом заставил себя разобрать эту символическую могилу любви и сетовал на то, что после такого счастья с этой женщиной, ничего не осталось, кроме  груды лепестков, сухих цветов, роз, верб, ячменных колосьев, резеды и листьев, шелестящих под руками.
   А. Блок. Из дневника: «…Как она плакала на днях ночью, и как на одну минуту я опять потянулся к ней, потянулся жестоко, увидев искру прежней юности на лице, молодеющем от белой ночи и страсти. И это мое жестокое (потому что минутное) старое волнение вызвало только ее слезы… Бедная, она была со мной счастлива». (А. Блок)

О да, любовь вольна, как птица,
Да, все равно — я твой!
Да, все равно мне
будет сниться
Твой стан, твой огневой!
Да, в хищной силе
рук прекрасных,
В очах, где грусть измен,
Весь бред моих
страстей напрасных,
Моих ночей, Кармен…
               
                (А. Блок .1914 год)
    
 В 1918 поэт подарил  певице экземпляр своей поэмы "Соловьиный сад" с надписью: "Той, которая поёт в соловьином саду". Свидетельством глубокой дружбы явилась шестилетняя (1914—1920) переписка между ними. За несколько месяцев до смерти А. Блок посвятил ей одно из последних своих стихотворений.
    Любовь  Дельмас  умерла в 1969 года в Ленинграде.
 
                ___________               

      
    И только любовь к третьей Прекрасной Даме – Снежной Деве, актрисе театра В.Ф.Комиссаржевской, Наталье Николаевне Волоховой  так и осталась платонической.
Этой женщине А.Блок посвятил цикл стихов «Снежная маска». 
    
    Все началось с постановки «Балаганчика».
    Еще до премьеры, до той самой скандально - знаменитой премьеры, Александр Блок стал пропадать в театре.
    Валентина Веригина, актриса театра В.Ф.Комиссаржевской: «Блок зашел, по обыкновению, к нам в уборную. Когда кончился антракт, мы пошли проводить его до лестницы. …Вдруг Александр Александрович обернулся, сделал несколько нерешительных шагов к ней, потом…поднявшись на первые ступени лестницы, сказал смущенно и торжественно… «Я только что увидел это в ваших глазах, только сейчас осознал, что это именно они и ничто другое заставляют меня приходить в театр».
       
    29 декабря 1906 года  А. Блок написал первое стихотворение цикла «Снежная маска».
         
          *  *  *
            
 И вновь, сверкнув из чаши винной,
 Ты поселила в сердце страх
 Своей улыбкою невинной
 В тяжелозмейных волосах.

 Я опрокинут в темных струях
 И вновь вдыхаю, не любя,
 Забытый сон о поцелуях,
 О снежных вьюгах вкруг тебя.

 И ты смеешься дивным смехом,
 Змеишься в чаше золотой,
 И над твоим собольим мехом
 Гуляет ветер голубой.

 И как, глядясь в живые струи,
 Не увидать себя в венце?
 Твои не вспомнить поцелуи
 На запрокинутом лице?

         Премьера «Балаганчика» состоялась  30 декабря 1906 г. После премьеры на квартире актрисы Веры Ивановой  устроили «Вечер бумажных дам», когда «все женщины нарядились в платья из цветной гофрированной бумаги. Гости «танцевали, кружились, садились на пол, пели, пили красное вино, как-то нежно и бесшумно веселясь в полутемной комнате; в темных углах сидели пары, вежливо и любовно говоря» (Михаил Кузьмин. Воспоминания) 
   
    1 января 1907 года поэт прислал Волоховой красные розы с новыми стихами: «Я в дольний мир вошла, как в ложу. Театр взволнованный погас, и я одна лишь мрак тревожу живым огнем крылатых глаз». Влюбленность А. Блока стала очевидной для всех.

    Алексей Толстой, писатель : «Я увидел Блока в первый раз в 907 году. Он вошел в вестибюль театра Комиссаржевской, минуя очередь, взял в кассе билет и, подбоченясь, взглянул на зароптавшую очередь барышень и студентов. Его узнали. У него были зеленовато-серые, ясные глаза, вьющиеся волосы. Его голова напоминала античное изваяние. Он был очень красив, несколько надменен, холоден. Он носил тогда черный, застегнутый сюртук, черный галстук, черную шляпу. Это было время колдовства и тайны Снежной Маски».
 
  Увлечение  Александра Блока подобно снежной метели: почти весь цикл «Снежная Маска» написан за две недели: 3-го января — 6 стихотворений, 4-го — пять, 8-го — три, 9-го — шесть... Сам ритм стихов то ровный,  то разорванный, сбивчивый, вьюжный…
      
       * * *          

Снежная мгла взвилась.
Легли сугробы кругом.


Да. Я с тобой незнаком.
Ты — стихов моих пленная вязь.

И, тайно сплетая вязь,
Нити снежные тку и плету.

Ты не первая мне предалась
На темном мосту.

Здесь — электрический свет.
Там — пустота морей,
И скована льдами злая вода.

Я не открою тебе дверей.
      Нет.
      Никогда.

И снежные брызги влача за собой,
Мы летим в миллионы бездн...
Ты смотришь всё той же пленной душой
В купол всё тот же — звездный...

И смотришь в печали,
И снег синей...

Темные дали,
И блистательный бег саней...

И когда со мной встречаются
Неизбежные глаза,—

Глуби снежные вскрываются,
Приближаются уста...

Вышина. Глубина. Снеговая тишь.
И ты молчишь.

И в душе твоей безнадежной
Та же легкая, пленная грусть.

О, стихи зимы среброснежной!
Я читаю вас наизусть.

                ( Снежная вязь.3 января 1907)
   

     Н.Волохова вспоминала: «Читая стихи, я невольно теряла грань реального и трепетно, с восхищением входила в неведомый мне мир поэзии. У меня было такое чувство, точно я получаю в дар из рук поэта необыкновенный, сказочный город, сотканный из тончайших голубых и ярких золотых звезд».

    Часто после спектакля они совершали большие прогулки, во время которых Александр Александрович знакомил  свою  Крылатую Снежную Деву со «своим городом», как он его называл. Минуя пустынное Марсово поле, они поднимались на Троицкий мост и вглядывались в бесконечную цепь фонарей, расставленных, как горящие костры, вдоль реки и терявшихся в мглистой бесконечности. Шли дальше, бродили по окраинам города, по набережным, вдоль каналов. Александр Александрович показывал места, связанные с  пьесой «Незнакомка»: мост, на котором  стоял Звездочет, где произошла встреча с Поэтом; место, куда упала Звезда и прекратилась в  женщину,  аллею из фонарей, в которой она скрылась.

     *  *  *

В длинной сказке
   Тайно кроясь,
Бьет условный час.

В темной маске
   Прорезь
Ярких глаз.

Нет печальней покрывала,
   Тоньше стана нет...

— Вы любезней, чем я знала,
   Господин поэт!

— Вы не знаете по-русски,
   Госпожа моя...

На плече за тканью тусклой,
На конце ботинки узкой
   Дремлет тихая змея.

                (Сквозь винный хрусталь.  9 января 1907)

    По свидетельству В.Виригиной, слова последних шести строк были сказаны Блоком и  Волоховой в действительности. Еще на вечере «бумажных дам» Наталья Николаевна подвела поэту брови, а он написал об этом: «Подвела мне брови красным, посмотрела и сказала: — Я не знала: тоже можешь быть прекрасным, темный рыцарь, ты».
  Почти во всех стихах «Снежной маски» живут настоящие разговоры и факты из тех дней.
   Наталья Николаевна бесконечно ценила Блока как поэта, как личность, но она не могла любить его обычной женской любовью, может быть оттого, что чувствовала:  Блок любит не  ее, а свою мечту в ней.

        * * *
          
 Не надо кораблей из дали,
 Над мысом почивает мрак.
 На снежносинем покрывале
 Читаю твой условный знак.

 Твой голос слышен сквозь метели,
 И звезды сыплют снежный прах.
 Ладьи ночные пролетели,
 Ныряя в ледяных струях.

 И нет моей завидней доли -
 В снегах забвенья догореть,
 И на прибрежном снежном поле
 Под звонкой вьюгой умереть.

 Не разгадать живого мрака,
 Которым стан твой окружен.
 И не понять земного знака,
 Чтоб не нарушить снежный сон.

                (Не надо. 04 января 1907)

   Временами  Наталья  Николаевна  жалела, что не может влюбиться в Блока. «Зачем вы не такой, кого бы я могла полюбить!» – вырвалось у нее однажды.
    По словам В.Веригиной,  «Снежная маска» вылилась из первого смятения от неожиданного отношения женщины. Блок говорил: «Так со мной никто не обращался». Все же он облекся в форму красивую – не отвергнутого любовника, а рыцаря « в  высшей степени нужного». От Волоховой он получил второе крещение: «И гордость нового крещения мне сердце обратила в лед». Пламя живой любви отвергнуто, есть только любовь снежная, есть только снежное вино. 
   
     *  *  *

Тайно сердце просит гибели.
Сердце легкое, скользи...
Вот меня из жизни вывели
Снежным серебром стези...

Как над тою дальней прорубью
Тихий пар струит вода,
Так своею тихой поступью
Ты свела меня сюда.

Завела, сковала взорами
И рукою обняла,
И холодными призорами
Белой смерти предала...

И в какой иной обители
Мне влачиться суждено,
Если сердце хочет гибели,
Тайно просится на дно?

               (12 января 1907. Обреченный).
   
   
    Цикл «Снежная маска», в который вошли тридцать стихотворений, вышел отдельной книжкой 8 апреля 1907 года.  Наталья  Волохова в своих воспоминаниях написала, что любви между ними не было. Был «духовный контакт, эмоциональный, взрывной момент встреч», а  строки о «поцелуях на запрокинутом лице» и «ночей мучительного брака» - это «одна только литература».
     Любовь Дмитриевна  тяжело переживала вихревой роман своего мужа. Однажды она пришла к Н. Волоховой и прямо спросила — может ли, хочет ли она принять Блока на всю жизнь. Наталья Николаевна  сказала «нет» и  откровенно созналась, что в этом ей мешает чувство к другому мужчине, но и отказаться от А. Блока насовсем она не готова.  Слишком  упоительно духовное общение с таким поэтом.
     Но зима закончилась и наваждение рассеялось. Наталья Волохова уехала с театром на гастроли, Александр Блок просился ее сопровождать, но она не позволила.
   
    Мария Андреевна Бекетова.(Из дневника):  « 11 ноября. 1907 г. Сегодня вечером …отправилась к Блокам. …дома один Блок. …Прочел мне; хорошо, но не ново и не первосортно для него. «Маска» была сильнее. Но все она и она, лучезарная. Насколько могу понять, он безумствует, а она не любит или холодна и недоступна, хотя и видятся они беспрестанно. Вида страдающего он не имеет, хотя в одном прекрасном стихотворении описано, как тянет холодная бездна воды… А Люба что? ‹…›  Она не победила Н. Н.  …Люба прелестна, но кокетство ее неприятно и резко, и это плохой признак.  А Н. Н. и кокетство не нужно. Она и не кокетничает, это ей бы не шло. Она ведет себя совершенно так, как ей нужно и с полным спокойствием и серьезностью, без суровости и без резкости. Ее глаза говорят, ее улыбка сверкает, ее тонкий стан завлекает… Поэт нашел свою «Незнакомку». Это она. Да, бывают же такие женщины!»
   
    Александр Александрович с нетерпением ждал  свою Снежную Деву, но  когда она вернулась с гастролей, он ясно увидел, что та  приехала не ради него. Этого было достаточно для окончательного разрыва. Впоследствии  даже упоминание о Наталье Волоховой вызывало в нем раздражение. 
       Мария Андреевна Бекетова.(Из дневника): «Кто видел ее тогда, в пору его увлечения, тот знает, какое это было дивное обаяние.  Высокий, тонкий стан, бледное лицо, тонкие черты, черные волосы и глаза, именно крылатые, черные, широко открытые «маки злых очей». И еще поразительна была улыбка, сверкающая белизной зубов, какая-то торжествующая, победоносная улыбка… Но странно, все это сияние длилось до тех пор, пока продолжалось увлечение поэта. Он отошел, и она сразу потухла.».

   *  *  *   
               
И взвился костер высокий
Над распятым на кресте.
Равнодушны, снежнооки,
Ходят ночи в высоте.

Молодые ходят ночи,
Сестры — пряхи снежных зим,
И глядят, открывши очи,
Завивают белый дым.

И крылатыми очами
Нежно смотрит высота.
Вейся, легкий, вейся, пламень,
Увивайся вкруг креста!

В снежной маске, рыцарь милый,
В снежной маске ты гори!
Я ль не пела, не любила,
Поцелуев не дарила
От зари и до зари?


Будь и ты моей любовью,
Милый рыцарь, я стройна,
Милый рыцарь, снежной кровью
Я была тебе верна.

Я была верна три ночи,
Завивалась и звала,
Я дала глядеть мне в очи,
Крылья легкие дала...

Так гори, и яр и светел,
Я же — легкою рукой
Размету твой легкий пепел
По равнине снеговой.

             (На снежном костре. 13 Января 1907 года)

    После ухода в 1909 году из театра В.Ф.Комиссаржевской Н.Волохова работала в провинциальных театрах, в 1910 году вышла замуж, родила дочь, в 1915 году  девочка умерла от скарлатины. В 1926 году актриса закончила свою сценическую деятельность.
    Последняя встреча Натальи Волоховой с Александром Блоком произошла в 1920 году в Столичном драмтеатре. А. Блок был неизменно учтив, поцеловал даме руку, на предложение встретиться после спектакля не ответил, но до окончания действия покинул театр.
 Свои мемуары об Александре Блоке актриса опубликовала в 1961 г в.«Учёных записках Тартуского университета».
  Скончалась Наталья Волохова в 1966 году.


                ******************   

   
 ... А  Николай Гумилев был Дон Жуан  и, как всякий Дон Жуан, имел свой «донжуанский» список и, надо отметить,  весьма скромный, учитывая тот оглушительный успех у женщин, который выпал на  его долю.  Всего два десятка имен. Но каких!
       Лидия Аренс, Мария Кузьмина-Караваева, Татиана Адамович, Ольга Высотская, Лариса Рейснер, Паллада Богданова-Бельская, Мария Левберг, Маргарита Тумповская, Ольга Гильдебрандт-Арбенина, Анна Энгельгардт, Елена Дюбуше, Дориана Слепян, Нина Шишкина-Цур-Милен, Ирина Одоевцева (при встрече с Гумилевым – Рада Густавовна Гейнике), Аделина Адалис, Нина Берберова … Спикок больше похож на словарь иностранных слов.
    
    Юрий Анненков ( Из воспоминаний): «Гумилев очень нравился женщинам: он всегда был элегантен… всегда слегка надменен. .. я никогда не слышал, чтобы он повышал голос. Его надменность была надменностью художника».
   
   С литературными собратьями Николай Степанович держался всегда холодно, почти высокомерно, разговаривал ледяным тоном, часто забывал здороваться, но зато в обществе женщин преображался. Было известно, что он иногда, «из экономии» посвящал один и тот же мадригал разным корреспонденткам, внося подходящие к случаю правки.
    Ирина Одоевцева вспоминала, что  «Приглашение в путешествие» посвящалось многим, с измененной строфой, смотря по цвету волос воспеваемой:
«Порхать над царственною вашей /Тиарой золотых волос.»   
«Порхать над темно-русой вашей/ Прелестной шапочкой волос.»
 Еще были и «роскошные», и «волнистые»  и «атласно-гладкие»…

   Эрих Голлербах( Из воспоминаний): «Он любил в жизни все красивое, опасное, любил контрасты нежного и грубого, изысканного и простого. Персидские миниатюры и картины Фра Беато Анжелико нравились ему не меньше, чем охота на тигров».
   
    Он любил музеи,  любил экзотику. Самой большой его страстью была восточная поэзия. Любил синий цвет.
 
 Он любил три вещи на свете:
 За вечерней пенье, белых павлинов
 И стертые карты Америки.
 Не любил, когда плачут дети,
 Не любил чая с малиной
 И женской истерики.
                (А.Ахматова)

       Николай Степанович проповедовал кодекс средневекового рыцарства, считал, что драться можно только за женщин и за стихи. А  рыцарь служит своей Прекрасной Даме. Но Прекрасной Дамой «конквистадора в панцире железном» Николая Гумилева была Муза Дальних Странствий и ей он остался верен до конца жизни. 
 
    Первый сборник «Путь конквистадора»(1905)  появился  на фоне «Стихов о Прекрасной Даме» (1904), то есть в самый расцвет блоковской рыцарской мифологии. Между рыцарем и конквистадором не то что существует разница, между ними пропасть. Это герои разных исторических и культурных эпох. Рыцарь - благородный и бескорыстный служитель Идеала,  преданный слуга  Прекрасной Дамы. Конквистадор сам хозяин своей судьбы. Он воюет не за абстрактные идеалы, а из личного интереса, он бесстрашен, дерзок, свободолюбив.

Я вышел в путь и весело иду,
То отдыхая в радостном саду,
То наклоняясь к пропастям и безднам.
Порою в небе смутном и беззвездном
Растет туман… но я смеюсь и жду,
И верю, как всегда, в мою звезду…

                (1907)

   Создатель самого экзотического мира в русской поэзии в жизни был человеком деятельным и практичным. Во всех его «проектах» видна обстоятельность, целеустремленность.
 Он последовательно учился мастерству у Брюсова, много лет добивался брака с  Анной Ахматовой; совершал  африканские путешествия, работал в журнале, воевал на фронте -  в наступлениях и окопах; занимался переводами, обучал стихосложению. Не все удавалось (первые издательские опыты провалились, семейная жизнь не сложилась, экзамен на офицерский чин не сдал ),но, преодолевая трудности, Н.Гумилев нарабатывал  опыт, который впоследствии пригодился. Складывается впечатление, что за короткие тридцать пять лет он прожил несколько жизней.
     Поэт был жизнелюбив, но с ранних лет думал о  смерти, писал о  ней.
«Мне снилось мы умерли оба»,«Смерть»,» «За гробом». Смерть для него была  соперница и  любовница,  которую он выберет сам и встретит, как подобает Войну и Поэту –  мужественно и радостно.

 Не спасешься от доли кровавой,
 Что земным предназначила твердь.
 Но молчи: несравненное право —
 Самому выбирать свою смерть.

   Он верил  в то, что со смертью ничто не кончается, а только начинается.

 Там, где всё сверканье, всё движенье,
 Пенье всё, — мы там с тобой живем.
 Здесь же только наше отраженье
 Полонил гниющий водоем. 
               
  Он примерял на себя разные маски и играл разные роли:  ученика, несчастного влюбленного, парижского денди, издателя журнала,  дуэлянта, мэтра, председателя, заговорщика …
 Но театр-жизнь стал для него не развлечением,  а инструментом самопознания.  Ролью он испытывал себя. Так,  будечи еще мальчиком, в доказательство своей «кровожадности»,откусил голову живому карасю. Он шел по жизни  то с иронической улыбкой, то с гримасой отчаяния, но всегда с вызовом. Это было победоносное шествие. 

Как в этом мире дышится легко!
Скажите мне, кто жизнью недоволен,
Скажите, кто вздыхает глубоко,
Я каждого счастливым сделать волен
................................
Пусть он придет! я должен рассказать,
Я должен рассказать опять и снова,
Как сладко жить, как сладко побеждать
Моря и девушек, врагов и слово.

               
  Судя по стихам, свою самую головокружительную страсть, самое упоительное вдохновение Николай Гумилев пережил в Африке  и потому сердце его рвалось в этот волшебный экзотический  мир.  Африка сделала Н.Гумилева Поэтом и он никогда этого не забывал, продолжая грезить,  писать, говорить о ней.  Его рассказы сравнивали с мифотворчеством. Его «африканские» стихи завораживают.
   После загорелых красавиц, сверкающих ослепительной белизной  жемчугов, блеклые петербургские барышни его не вдохновляли. Богемными пороками он не страдал, алкоголем и кокаином не увлекался, по борделям не ходил, но был молод, знаменит и его влекла Любовь.  А если  полюбить не получается, можно в нее сыграть.  Что он и делал с большим успехом. Возникали краткие, не очень искренние, а порой откровенно лживые романы. По несколько  параллельных, словно одновременная игра на  шахматных досках. Иногда  его увлечение напоминало африканскую охоту.
   
   Однажды Николай Гумилев сказал такую фразу:  «На бессмертную любовь я вряд ли способен. Хотя кто его знает? Голову на отсечение не дам. Ведь я сам Дон Жуан до встречи…»
   До встречи с  Донной Анной? 
   И такая встреча произошла в 1917 году в Париже.
    
     Орест Николаевич Высотский: «Весна в тот год в Париже выдалась позняя. Только к середине июля разгулялось, и Николая Степановича пригласили совершить прогулку в Орлеан. Собралась небольшая компания… среди которых Гумилев обратил внимание на высокую, стройную девушку в простом, но элегантном платье, с большим букетом белой сирени. У нее были большие карие, чуть раскосые глаза, темные локоны оттеняли ровную матовость лица. Ларионов назвал ее имя: Элен Дибуше …полуфранцуженка, полурусская, дочь врача-хирурга. Русские звали ее Еленой Карловной…».

       Дон Жуан влюбился. Позже Н.Гумилев признается Ирине Одоевцевой: « Без влюбленности у меня никогда не обходится. А тут я даже сильно влюбился. И писал ей стихи… А я как влюблюсь, так и запою…»
       
      Они бродили по городу, заходили в собор, кормили на площади голубей. Николай Степанович  рассказывал Елене об Орланской Деве.  Прощаясь, Елена подарила ему веточку сирени из своего белого букета.

      *  *  *

 Из букета целого сиреней
 Мне досталась лишь одна сирень,
 И всю ночь я думал об Елене,
 А потом томился целый день.

 Все казалось мне, что в белой пене
 Исчезает милая земля,
 Расцветают влажные сирени
 За кормой большого корабля.

 И за огненными небесами
 Обо мне задумалась она,
 Девушка с газельими глазами
 Моего любимейшего сна.

 Сердце прыгало, как детский мячик,
 Я, как брату, верил кораблю,
 Оттого, что мне нельзя иначе,
 Оттого, что я её люблю.
 
         _______             

  О  редкой  красоте Елены Дюбуше, о ее особенном обаянии  писали многие. Она тонко чувствовала поэзию. Николай Степанович рассказывал, что  Елена, будучи девушкой строгой, менялась, когда слушала его стихи.
     Встречи были не частыми и о них мало что известно.  Николай Степанович никогда не рассказывал о своих романах, но о том, что это была не  «игра в любовь» говорит тот факт,  что Н.Гумилев готов был развестись А. Ахматовой , чтобы жениться на Елене. Он сгорал от любви, он писал о любви…

     * * *

Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в темное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у бога
Для губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твое из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.
              ----
             
    В штабе, куда он являлся ежедневно, ожидая отправки на Салоникский фронт, приказа все не было. Но Н.Гумилев был этому только рад,  его  уже не тяготила мысль, что придется «торчать в Париже».
    Они посетили балет. В вечернем платье Елена была особенно красивой. Потом он провожал ее по ночным улицам «к тупику близ улицы Декамп», где находился ее дом, и  долго прощался перед  массивной входной двери с бронзовыми ручками. 
    Гумилев выполнял служебные обязанностей у комиссара Раппа, совершал  поездки в военные лагеря и постоянно ждал нового  свидания с Еленой. Между страниц книги он хранил  фрагмент той веточки, которую она ему подарила в день знакомства.

    * * *
   
 Об озерах, о павлинах белых,
 О закатно-лунных вечерах,
 Вы мне говорили, о несмелых
 И пророческих своих мечтах.

 Словно нежная Шахерезада
 Завела магический рассказ,
 И казалось, ничего не надо
 Кроме этих озаренных глаз.

 А потом в смятеньи <грез?> туманных
 Мне, кто был на миг Ваш господин,
 Дали два цветка благоуханных,
 Из  которых я унес один.

                -----------

    Орест Высотский, сын поэта (от актрисы О.Высотской) Из воспоминаний:« При встрече Гумилев читал ей стихи, написанные накануне, стараясь по выражению лица угадать ее отношение – не к стихам, к любовным признаниям. Она слушала с улыбкой, говорила, что любовь всегда свободна, и от ее слов Гумилев терзался еще сильнее"
      
 
Я смотрел в глаза её большие,
И я видел милое лицо
В рамке, где деревья золотые
С водами слились в одно кольцо.

И я думал: «Нет, любовь не это!
Как пожар в лесу, любовь — в судьбе,
Потому что даже без ответа
Я отныне обречён тебе».    

             
      Странными были их отношения. Встречаясь с Еленой уже несколько недель, он все не решался открыто с нею объясниться. Мысли о будущем его не тяготили, а прекратить свидания с Еленой было выше его сил.»

      * * *
 
 Пролетала золотая ночь
 И на миг замедлила в пути,
 Мне, как другу, захотев помочь,
 Ваши письма думала найти —

 Те, что вы не написали мне…
 А потом присела на кровать
 И сказала: «Знаешь, в тишине
 Хорошо бывает помечтать!

 Та, другая, вероятно, зла,
 Ей с тобой встречаться даже лень,
 Полюби меня, ведь я светла,
 Так светла, что не светлей и день.

 Много расцветает черных роз
 В потайных колодцах у меня,
 Словно крылья пламенных стрекоз,
 Пляшут искры синего огня.


 Тот же пламень и в глазах твоих
 В миг, когда ты думаешь о ней,
 Для тебя сдержу я вороных
 Неподатливых моих коней».

 Ночь, молю, не мучь меня! Мой рок
 Слишком и без этого тяжел,
 Неужели, если бы я мог,
 От нее давно б я не ушел?

 Смертной скорбью я теперь скорблю,
 Но какой я дам тебе ответ,
 Прежде чем ей не скажу «люблю»
 И она мне не ответит «нет».

               
   Но однажды Елена пришла в отель, где жил Гумилев, что даже по меркам французов считалось неудобным для молодой особы и Николай Степанович понял: пришло время объясняться.
    Орест Высотский: «Они встретились в кафе; она объявила, что их отношения зашли слишком далеко и это не приведет ни к чему хорошему. Нужно думать о будущем. Возвращение в Россию для нее невозможно. Надо устраивать свою жизнь. … Стало ясно – роман окончен».

        *   *   *

Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

Что же думать, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.

 
  Николай Степанович больше ей не звонил, не просил свиданий. Но в конце октября Елена позвонила сама и  предложила встретиться.  Она сказала, что выходит замуж за американца французского происхождения и уезжает в Америку, где  у его отца большое дело.

        * * *

 Ты не могла иль не хотел
 Мою почувствовать истому,
 Свое дурманящее тело
 И сердце бережешь другому.

 
 Зато, когда перед бедою
 Я обессилю, стиснув зубы,
 Ты не придешь смочить водою
 Мои запекшиеся губы.

 В часы последнего усилья,
 Когда и ангелы заплещут,
 Твои сияющие крылья
 Передо мной не затрепещут.

 И ввстречу радостной победе
 Мое ликующее знамя
 Ты не поднимешь в реве меди
 Своими нежными руками.

 И ты меня забудешь скоро,
 И я не стану думать, вольный,
 О милой девочке, с которой
 Мне было нестерпимо больно.

                Возвращение Николая Гумилева в Советскую Россию совпало по времени с замужеством Елены Дюбуше. Перед отъездом они еще раз встретились и поэт подарил девушке рукописный альбом с посвященными ей стихами,который Елена Карловна увезла с собой. Судьба этого альбома неизвестна. Стихи, вошедшие в него, Н.С.позже разбросал по разным сборникам. В 1923 году в Берлине, уже после гибели Николая Гумилева, был опубликован сборник стихов «К синей звезде». 22 стихотворения. Анонимный составитель указал, что тексты публикуются по альбому, хранящемуся в Париже у частного лица. Однако оный тоже не найден. Остается только надеяться на предвидение самого Николая Гумилева и  альбом обнаружится в библиотеке «расчетливого внука  в год две тысячи и двадцать пять».

           *  *  *

 Мой альбом, где страсть сквозит без меры
 В каждой мной отточенной строфе,
 Дивным покровительством Венеры
 Спасся он от ауто-да-фэ.

  И потом — да славится наука! —
 Будет в библиотеке стоять
 Вашего расчетливого внука
 В год две тысячи и двадцать пять.

 Но американец длинноносый
 Променяет Фриско на Тамбов,
 Сердцем вспомнив русские березы,
 Звон малиновый колоколов.

 Гостем явит он себя достойным
 И, узнав, что был такой поэт
 Мой (и Ваш) альбом с письмом пристойным
 Он отправит в университет.


 Мой биограф будет очень счастлив,
 Будет удивляться два часа,
 Как осел, перед которым в ясли
 Свежего насыпали овса.

 Вот и монография готова,
 Фолиант почтенной толщины:
 «О любви несчастной Гумилева
 В год четвертый мировой войны».

 И когда тогдашние Лигейи,
 С взорами, где ангелы живут,
 Со щеками лепестка свежее,
 Прочитают сей почтенный труд,

 Каждая подумает уныло,
 Легкого презренья не тая:
 « Я б американца не любила,
 А любила бы поэта я».
         
                -----
 
  Михаил Ларионов. Из воспоминаний:  «Подобный альбом им был переписан и подарен Елене Карловне Дебуше (Дюбуше), в замужестве мадам Ловель. Вначале многие стихи, написанные во Франции, входили в сборник, называемый «Под голубой звездой» – название создалось следующим образом. Мы с Николаем Степановичем прогуливались почти каждый вечер в Jardin des Tueleries, …на дорожке, чуть-чуть вбок от большой аллеи, стояла статуя голой женщины – с поднятыми и сплетенными над головой руками, образующими овал. Я, проходя мимо статуи, спросил у Н. С., нравится ли ему эта скульптура? Он меня отвел немного в сторону и сказал:

      – Вот отсюда.

     … Он поднял руку и указал мне на звезду, которая с этого места как раз приходилась в центре овала переплетенных рук.

      – Но это не имеет отношения к скульптуре.

      – Да! Но ко всему, что я пишу сейчас в Париже «под голубой звездой».

       
       *  *  *
            
Ты пожалела, ты простила
И даже руку подала мне,
Когда в душе, где смерть бродила,
И камня не было на камне.

Так победитель благородный
Предоставляет без сомненья
Тому, кто был сейчас свободный,
И жизнь и даже часть именья.

Всё, что бессонными ночами
Из тьмы души я вызвал к свету,
Всё, что даровано богами,
Мне, воину, и мне, поэту,

Всё, пред твоей склоняясь властью,
Всё дам и ничего не скрою
За ослепительное счастье
Хоть иногда побыть с тобою.

Лишь песен не проси ты милых,
Таких, как я слагал когда-то,
Ты знаешь, я их петь не в силах
Скрипучим голосом кастрата.

Не накажи меня за эти
Слова, не ввергни снова в бездну, —
Когда-нибудь при лунном свете,
Раб истомленный, я исчезну.

Я побегу в пустынном поле
Через канавы и заборы,
Забыв себя и ужас боли,
И все условья, договоры.

И не узнаешь никогда ты,
Чтоб не мутила взор тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога.

         
 
   Через несколько лет Елена Карловна  приехала ненадолго в Россию. Ей хотелось встретиться с Анной Ахматовой. Встретились они или нет доподлинно неизвестно.  С одной стороны Анна Андреевна упоминала о редкой красоте Елены Карловны, а с другой стороны говорила, что иностранка не застала ее дома.   
 «Еще не раз вы вспомните меня». Строка поэта оказалась пророческой.

   Сергей Маковский, издатель: «Стихи «К Синей звезде» искренни и отражают подлинную муку, однако остаются «стихами поэта», и неосторожно было бы приравнивать их к трагической исповеди. … С точки зрения формальной стихи «К Синей звезде» часто небезупречны... в каждом есть такие строки, что останутся в русской лирике».


Р.S.

Снежная Дева Александра Блока и  Синяя Звезда Николая Гумилева…
Две платонические любви.Что здесь реальность, а что фантазия поэтического дара?
 
 Когда на первой странице издания "Снежной маски" Наталья Волохова  прочла:
"Посвящаю эти стихи Тебе, высокая женщина в черном, с глазами крылатыми и влюбленными в огни и мглу моего снежного города", смутилась,  но  Александр Александрович сказал: " В поэзии необходимо преувеличение - я вас вижу такой,  а сам факт для стихов не имеет значения".



               

   






------------------------------------
http://www.stihi.ru/2015/12/23/1087
http://www.stihi.ru/2016/04/15/4930