***

И, когда наши бабочки в животе снова оживают,
а мой язычок на твоем уверенно уплотнившемся жезле
начинает сам порхать ветреной бабочкой,
исследуя горячим шаловливым кончиком
каждый миллиметр гладкой нежной скользкой ткани
с пряным и терпким вкусом забытой вечности,
я живу...

И, когда чуть припухшие от поцелуев,
обжигающие, жадные губы смыкаются
на верхней, налитой каждой пульсирующей жилкой,
и похожей на скипетр части, -
плотным кольцом бесконечности,
вибрируя неизбежностью встречи для мудрости расставания,
я живу...

И, когда глубже и глубже входит твой величественный покой
в мой задыхающийся хаос,
удушающий до слез –
мгновением чужого не подконтрольного желания,
а тяжелые, еще не пролитые, полушария твоих обреченных мыслей
покоятся в сладко оттягивающей и сжимающей их руке,
я живу...

И, когда  в монотонном, всезнающем, размеренном ритме
поглощается время,
а затем наступает особая последняя секунда отсчета новой,
не раз открытой нами, Вселенной,
я живу...

И, когда ты отталкиваешь меня со стоном
или изливаешься густой рекой,
сковывающей, 
вяжущей слова в гортани навсегда не произнесенными,
так, что остается лишь легонько дуть на апогей всего сущего
в преддверии нового пролога,
я живу...

Живу для тебя.