Заложники солнца. Глава 2

Глава 2. 

Балашиха – Ногинск (33 км.)

Кирилл ехал в телеге. Рэдрик и остальные шестеро шли пешком.
Начало путешествия сложно было назвать комфортным – обычно обоз перевозил товары, и место для единственного пассажира в нем расчистили с явной неохотой. Не говоря уж о том, чтобы озаботиться удобством размещения: телегу трясло и подбрасывало на каждой рытвине, Кирилл дважды успел прикусить язык.
Прибор ночного видения, которым путешественника снабдили в Бункере, комфорта также не добавлял. Когда, готовясь к походу, Кирилл только начинал к нему привыкать, это веселило – забавно было рассматривать ставший черно-зеленым мир. А сейчас не расставался с девайсом с того момента, как выбрался на поверхность, и тот успел изрядно надоесть.
Кирилл попытался поделиться ощущениями с девушкой, которая шла впереди, ведя в поводу лошадей. Девушка не ответила и даже бровью не повела, как будто он со стенкой разговаривал.
Звали молчунью Олесей – услышав это красивое имя, Кирилл даже поперхнулся: до сего момента был уверен, что разговаривает с парнем, – а лошадей Дюной и Звездочкой. И это было все, что он сумел выведать у спутницы. Голос девушки оказался еще более сиплым, чем у Рэда, и – возможно, поэтому – общительностью она не отличалась. Впрочем, идущие впереди другие адапты тоже не разговаривали.
Когда Кирилла принялись трясти за рукав, он понял, что ухитрился задремать.
– На, – сказала Олеся. – Обед. – И сунула в руки миску с ложкой.
Прибор ночного видения, пока хозяин спал, болезненно впечатался в скулы. Кирилл, поморщившись, ослабил крепление.
– Где мы находимся?
– Железку перешли, – непонятно пробурчала Олеся. – Держи посуду.
Кирилл взял в руки «посуду» – металлическую миску, – и адаптка прицельно, не разлив ни капли, плеснула туда что-то из фляги с широким горлышком.
«Что-то» оказалось горячим – мгновенно нагревшаяся миска обожгла руки. Кирилл вскрикнул и коварную посудину выронил.
– Ты чего орешь?
– Горячо…
– Так поставить надо было! Поднимай давай. У нищих прислуги нету!
Кирилл торопливо перекинул ноги через борт телеги.
Неловко спрыгнул на землю, ухитрившись наступить прямо в миску. Поскользнулся и упал, а через секунду ослеп – ПНВ соскочил с головы и улетел неведомо куда. Звук, который раздался сразу после этого, ему страшно не понравился.
– Вот же кляча, – недоуменно прокомментировала Олеся. – На. – И, присев на корточки, извлекла из-под телеги потерю.
– Спасибо. – Кирилл надел прибор. – Ой…
Мерзкий звук не почудился. Линз в окулярах больше не было.
– Выпал птенчик из гнезда, – радостно объявил чей-то незнакомый, внезапно оказавшийся рядом, голос, – все, теперь ему – п..зда!
Должно быть, последнее слово означало что-то смешное. Вокруг сдержанно захихикали.
Когда спутники успели окружить Кирилла – бог их знает. Не сказать, чтобы темнота вокруг была кромешной, очертания фигур путешественник различал, но вот передвигаться адапты умели совершенно бесшумно. Приблизились неслышно, словно призраки. Да и ориентировались они ночью, в отличие от бункерного сверстника, превосходно – адаптированному зрению не нужны были никакие устройства.
– Цыц, – это раздался голос Рэда. – Что стряслось?
– У меня разбился прибор ночного видения, – признался Кирилл.
Наступила тишина.
– Зашибись. И что теперь? Запасной есть?
– К сожалению, нет.
Из темноты присвистнули.
– Все, что ли – приплыли? Назад шагаем? – предположил тот же насмешливый голос. – План по спасению мира обломался в пункте «ноль»?
– Цыц, – не меняя тона, повторил Рэд. – А без очков ты совсем ни хрена не видишь?
– Вижу, но очень плохо. Увы.
Адапт вздохнул.
– Красавец! Где ж вас, блин, берут-то, таких косоруких? – Кирилл еще при первой встрече понял, что командир адаптов к нему не расположен. Мягко говоря. – Вставай, чего разлегся!
Сильные руки ухватили Кирилла за плечи и поставили на ноги. Они с Рэдом были почти одного роста – хотя в целом габариты отличались на порядок – и оказались лицом к лицу.
На небольшом расстоянии разглядеть лицо адапта было можно. Но выражение на этом лице отражалось такое, что лучше бы «косорукий» пассажир его не разглядывал.

***

– Ты че бормочешь? – раздалось над ухом примерно через час.
После короткого обеда – за пятнадцать минут все, кроме Кирилла, съели густую, странного вида похлебку, сжевали хлеб и выпили чай – ездока подсадили назад в телегу, и тем же порядком двинулись дальше.
Поесть Кирилл толком не успел, варево оказалось слишком горячим. Он кое-как проглотил хлеб, а в руке держал кружку с чаем – тоже горячим, но на сей раз догадался обернуть ладонь рукавом. Предосторожность, впрочем, не спасла – лошади тронулись, и жидкость расплескалась.
Хотелось пить, мокрый рукав неприятно холодил руку, и было обидно, что остался без обеда. Но Кирилл твердо решил держаться. Чтобы отвлечься, принялся шепотом читать стихи – любовь к простым четким рифмам перенял у Сергея Евгеньевича.

Славная осень! Морозные ночи,
Ясные, тихие дни...
Нет безобразья в природе! И кочи,
И моховые болота, и пни —
Всё хорошо под сиянием лунным,
Всюду родимую Русь узнаю...
Быстро лечу я по рельсам чугунным,
Думаю думу свою...

Вопрос «Че бормочешь?» ему задал Рэд.
– Стихи, – удивился Кирилл.
– Вот же мозговед! Тебе что, даже в поход уроки задали?
Кирилл улыбнулся. Слово «уроки» позабавило.
– Уроков мне давно не задают. Если хочешь знать, Сергей Евгеньевич с Любовью Ленидовной считают, что меня и учить-то дальше нечему. Просто нравятся стихи, вот и читаю.
Неизвестный Кириллу парень, идущий с другой стороны телеги, присвистнул.
– Ух, свезло тебе, Сталкер! Такого умника везешь. Ты от него далеко-то не отходи! Глядишь, тоже ума наберешься, окуляры выдадут.
Предположение было встречено насмешливым фырканьем. Кирилл почувствовал, что краснеет.
– Выдадут сейчас тебе, – пообещал парню Рэд.
Но Кирилл отчего-то подумал, что сделал это вовсе не из желания заступиться.
Когда глаза начали, наконец, ясно различать контуры телеги, Рэдрик сунул Кириллу в руки странное полотнище.
– На, завернись. А то сгоришь.
Полотнище красиво посверкивало в темноте.
– Но ведь еще даже не рассвет… – Кирилл расстроился. Только-только собрался вокруг оглядеться.
– Рассветет – поздно будет. Заворачивайся! Да смотри мне, как следует, а то сам заверну.
– А вы?
– Нам такое солнце не страшно.
После того, как телега остановилась, Кириллу голосом Рэда было велено «не рыпаться». Беспомощный груз взвалили, судя по всему, на плечо, куда-то отнесли и сбросили на твердое – путешественник болезненно охнул.
– Можешь разматываться, – разрешил командир. – Рюкзак – у входа. Фонарь-то хоть есть?
– Конечно, – обиделся Кирилл, – я хорошо экипирован.
Рэдрик на это саркастически хмыкнул и больше ничего не сказал.
Кирилл неуклюже выбрался из кокона. Нащупал в рюкзаке фонарь и спички. Поджег фитиль и сначала даже зажмурился – таким ярким показался свет.
Он находился в полукруглом матерчатом домике около двух метров в длину и полутора – в ширину. Встать в полный рост здесь не смог бы, на коленях и то уперся головой в потолок.
Состав для пропитки палаток, то самое вещество, из-за которого ткань так волшебно серебрилась, изобрел Вадим Александрович. Состав отражал солнечные лучи, не позволяя им проникать внутрь, хорошо отталкивал воду, но пропускал воздух, благодаря чему в домике можно было дышать.
Тем же составом в Бункере покрывали защитные комбинезоны, которые позволяли в течение недолгого времени – час-полтора – находиться на открытом солнце. Дольше не получалось, потому что выделяемый телом пот нарушал защитные свойства. Ученые трудились над усовершенствованием не первый год, но далеко пока не продвинулись.
Кирилл сообразил, что спать сегодня будет здесь. И, если бы Рэдрик не ушел, смог бы убедиться, что спутник действительно хорошо подготовлен: в рюкзаке находились и свернутый коврик, чтобы положить на пол, и спальный мешок, чтобы в него залезть.
Кирилл раскатал коврик. Вытряхнул из чехла мешок. Вытянулся во весь рост, подложив, как учили, рюкзак под голову… Если не думать о том, как неудобно будет спать на твердой, несмотря на подстеленные предметы, земле, то тут даже уютно. По крайней мере, гораздо удобнее, чем в трясущейся телеге.
Поразмыслив, Кирилл извлек из рюкзака блокнот и карандаш – решил, что продолжит вести дневник. Однако много написать не удалось: сначала в палатке появилась Олеся, которая принесла ужин, а потом Рэд, который быстро разделся, забрался в спальник и погасил фонарь.
На возмущение Кирилла «Подожди, я еще не закончил!» он никак не отреагировал. А повторно поджигать фитиль путешественник, припомнив мрачную горбоносую физиономию, не рискнул.

***

Следующим вечером Кириллу пришлось тронуться в путь так же, как прибыл сюда – замотанным в палатку. Честно говоря, не расстроился – пробудился с трудом, и в мягком серебристом коконе с удовольствием досыпал. До тех пор, пока Рэд, постучав пассажира по голове и состоянием его никак не интересуясь, не приказал «разматываться».
Это не было просьбой или предложением – именно приказом, жестким и категоричным. Просить и предлагать командир адаптов, судя по стилю общения, не умел. И времени на выслушивание возражений не тратил. В ответ на бормотание Кирилла «я еще не проснулся, нельзя ли попозже» попросту сдернул с него полотнище. После чего одним рывком стащил с телеги.
Обоз продолжал двигаться – останавливаться ради того, чтобы пассажиру удобней было сойти, никто не собирался. Телега проехала мимо, удаляясь в темноту. Кирилл с Рэдриком стояли.
– Что-то случилось? – Собственный голос показался робким, даже жалким. Кирилл откашлялся. – Зачем мы остались?
– За стенкой, – буркнул адапт. – Ходить будешь учиться, вот зачем.
Кирилл обиделся.
– Я умею ходить!
– Это ты по Бункеру умеешь. Шагай давай. – Большие пальцы рук Рэд затолкал за поясной ремень и застыл в ожидании.
Спорить Кирилл не решился. Пожав плечами, двинулся вперед.
Дорогу перед собой он худо-бедно различал, а вот с ямами под ногами дела обстояли хуже. Через несколько шагов споткнулся – хорошо, что на этот раз хотя бы не упал, но лодыжку подвернул и зашипел от боли.
– Зашибись, – недовольно прокомментировал Рэд. Он возник рядом неизвестно откуда. Признался: – Я, если по-честноку, вчера не поверил, что ты совсем ни хрена не видишь. Думал, может, приколы у вас в Бункере такие… А ты в натуре – жопа слепая.
– Кто-кто?
Рэдрик фыркнул и не ответил.
Кирилл решил, что имеется в виду какое-то неизвестное ему животное – возможно, тоже из адаптированных. Была, например, до того, как все случилось, «мексиканская слепая рыба», аквариумный вид, а тут «слепая жопа» – почему бы и нет. Зоология не была его сильной стороной, это Даша по животным с ума сходила. Она-то уж любое название наверняка бы вспомнила.
– Пяти шагов не прошел – брякнулся, – продолжал ворчать Рэд. – Силен…
Кирилл обиделся.
– Во-первых, я прошел больше! Во-вторых, не брякнулся. А в-третьих, эта проблема решается очень просто – нужно всего лишь взять фонарь. Попроси, пожалуйста, ребят остановиться.
– Ты дебил? – заинтересовался адапт. – Или прикидываешься? Про Диких слыхал?
– Допустим…
– Это у вас в Бункере – «допустим».
Говорил Рэдрик возмущенно, но по-прежнему очень тихо. Все адапты, попав на дорогу, вели себя очень тихо. Шли, переговаривались, забирались в телегу и соскакивали с нее – все происходило в полной тишине, как взрывы в космосе.
Наверное, если б новые соратники решили Кирилла убить, это тоже произошло бы бесшумно. Подошел бы вот этот самый Рэд сзади, свернул шею одним движением – и вся недолга. Отпихнул бы ногой остывающий труп, и пошел себе дальше…
Кирилл встряхнул головой, усмиряя разбушевавшуюся фантазию. Представится же такая чушь!
С Рэдом они не друзья и друзьями, по понятным причинам, не станут – но партнеры. Они делают общее, очень важное дело. И нужно научиться доверять этому парню, какие бы ни были у него жестокие глаза и аллигаторская ухмылка.
– Прости, что ты сказал?
– Ты в уши, что ли, долбишься?! Я говорю – Дикие могут свет увидеть. Слетятся, что твои мухи на дерьмо. Не дрался давно?
– Я никогда не дрался.
Рэдрик вздохнул. Но комментировать уже не стал – надоело, наверное.
– Значит, так, – непререкаемо заявил он. – Слушай сюда, повторять не буду. Про фонарь больше не заикайся. Свет зажигать на дороге – нельзя! Орать, чихать – тоже нельзя. Говорим шепотом, ползем тише, чем перья из курятника воруют. Делаем вид, что ежики. Иду я, ты рядом – нога в ногу. Хочешь, за рукав держись. Если яма – скажу. Вкурил?
– Нет…
– Что еще?
– А разве ежики в природе остались? Любовь Леонидовна рассказывала…
– Пошли, блин, – простонал Рэд. – Вот же принесло-то, на мою голову! Да не за правую, за левую берись. И крепче держись, не кусаюсь. – Он прицепил ладонь Кирилла на свое могучее плечо. – Давай: раз-два, раз-два… Да не пыхти ты в ухо! Раз-два, раз-два…
– Я, вообще-то, тренировался, – стараясь попадать в ногу с Рэдом, не удержался от хвастовства Кирилл. – Я к этой миссии давно готовлюсь. Два часа могу идти без остановки! И обувь у меня хорошая.
Рэдрик не впечатлился.
– Язык у тебя – помело. Давно готовишься, а про Диких не знаешь? Что свет зажигать нельзя, что орать нельзя?
Кирилл сконфуженно замолчал. Разумеется, в рамках подготовки, ему обо всем рассказывали. Но в тот момент будущий миссионер даже не подозревал, что требования окажутся настолько категоричными.
– И не трепись, – добавил Рэд, – береги дыхалку. Уже, вон, сбилась, сопишь, как паровоз… Курить поменьше не пробовал?
– Я вообще не курю. С чего ты взял?
– Шутка. Мы тут – ребята с юмором. Привыкай.
Двух часов Кирилл не продержался. Час десять, от силы час двадцать – неутомимый спутник шагал гораздо быстрее, чем он привык.
А еще страшно угнетала духота. Кирилл в очередной раз подумал, насколько же прав был бункерный врач Григорий Алексеевич, категорически заявивший, что без специальных упражнений «малыш» не продержится на поверхности и суток, и заставивший его регулярно выходить наверх, постепенно наращивая часы – чтобы дать организму возможность притерпеться к тяжелому климату.
После неизменных, днем и ночью, двадцати двух градусов Бункера – с его кондиционированием, озонированием и порционным увлажнением – выбраться наружу, в душную и липкую жару, Кириллу и впрямь оказалось непросто.
Он от обычных-то прогулок, во время которых в компании Олега и Даши неспешно бродил вокруг Института, и то старался увильнуть под любым предлогом. А Григорий Алексеевич разработал для будущего миссионера целую программу, включившую в себя гимнастику, ходьбу и даже бег – и строго следил за тем, чтобы от упражнений подопечный не отлынивал. Вмешательство Любови Леонидовны и то не помогло. Кирилл уповал лишь на то, что врач перестраховывается. В походе наверняка все окажется не так сложно! Не могут ведь, в самом деле, здравомыслящие люди столько ходить пешком…
Но реальность показала, что могут. Причем, судя по всему, сами никакого дискомфорта не испытывают – хотя здесь, на дороге, духота ощущалась сильнее, чем на тренировочной площадке. И под ногами было отнюдь не гладкое покрытие. Кирилл уже не раз пытался, споткнувшись, упасть – и, если бы не впивавшиеся в плечо адаптские пальцы, непременно бы это сделал. Сердце стучало, как бешеное, кололо в боку и страшно хотелось пить. А Рэдрик шагал рядом, будто запрограммированный – потрясающе равнодушный и к духоте, и к усталости, – и только с неудовольствием косился на тяжело сопящего спутника.
Почувствовав боль в намятых внутри ботинка пальцах, Кирилл даже обрадовался.
– У меня нога заболела.
Рэдрик не удивился. Он остановился, вдохнул и издал горлом странное чириканье.
– Что это?
– Сигнал нашим, чтоб остановились. А вообще, воробьи так орут – не слышишь, что ли?
Действительно – сейчас Кирилл, прислушавшись, это понял, – позади давно раздавались похожие звуки. Но он был настолько занят, что внешние раздражители не воспринимал.
– Воробьи за нами всю дорогу прыгают, в навозе конском ковыряются, – пояснил Рэд. – Пошли.
Они снова тронулись, теперь уже гораздо медленнее. Кирилл решил воспользоваться передышкой, чтобы попытаться наладить отношения.
– Ты, пожалуйста, не злись на мои вопросы. Для меня ведь действительно многое внове – то, что для тебя само собой разумеется... Но ведь чем быстрее я во всем разберусь – тем лучше для нас всех! Ведь мы общее дело делаем, очень важное и нужное! Правда?
Вадим Александрович считал, что эту фразу следует произносить почаще – тогда есть шанс, что в ненадежных адаптских мозгах она укоренится. Но определить, укоренилось что-то в мозгах у Рэда или нет, Кирилл не сумел. Командир посмотрел на него, как на дурака, и промолчал.
– Хорош у тебя прицеп, Сталкер, – встретил пешеходов неунывающий насмешник. – Этак вы далеко уволокетесь!
– Зато легкий, – заметил другой парень, подсаживая Кирилла в телегу. – Если что, в рюкзак засунешь.
– Башкой вниз, для устойчивости! Башка-то – умная, тяжелая, поди.
Вокруг снова захихикали.
– Если что, пинка дам, и птичкой полетит, – буркнул Рэд. – Лар, глянь у него ногу. Говорит, натер… Все, отставить базар! Трогаемся.

***

В Ногинске обоз встречали.
Вокруг замотанного в полотнище Кирилла начали раздаваться веселые голоса, приветствия и хлопки по плечу.
– О-о, Сталкер и команда!
– Здорово!
– Припозднились сегодня…
– Генератор привезли?
– Дмитрич сказал, вы с собой бункерного тащите? Че-то не видать – сожрали, что ли?
– Ясен пень, сожрали, со Сталкера станется! В три горла лопает.
– Ну! Скоро поперек себя шире будет.
– Ларочка, солнышко, скучала по мне? Я-то с прошлого раза ни дня не спал – все о тебе думал…
– А это что у вас за куль?
– Куль – не трожь! – послышался властный голос Рэда. – Самый ценный груз, поценней генератора... Не трожь, сказал! Давай под крышу. Где Дмитрич?
Телега, судя по всему, въехала в помещение – перевалила через порог и остановилась. Кирилла потрясли за руку.
– Можешь разматываться, – сказал Рэд.
Кирилл стащил с головы палатку. Сел и огляделся.
В детстве Любовь Леонидовна рассказывала воспитанникам про зоопарки, где животные со всех концов света сидели в клетках, чтобы люди могли прийти на них посмотреть. Сегодня у Кирилла появилась возможность лично выяснить, что животные при этом чувствовали: на него с неподдельным интересом уставились светлые глаза двух десятков адаптов.
– Ойнунифигасебе, – первой выразила общее мнение стоящая ближе всех девушка. Склонила голову набок – короткие волосы украшал ряд разноцветных заколочек. – А че он такой белый? А лохмы – черные?
– Они в Бункере – все такие, – авторитетно разъяснила другая девушка – из тех, что привезли Кирилла сюда. Улыбчивая и симпатичная, с ямочками на щеках.
Голос у спутницы тоже был приятный – легкий и мурлыкающий, не чета сиплой Олесе. Звали девушку Ларой, о чем она охотно сообщила, пока накладывала мазь на ступню Кирилла. И его, в свою очередь, засыпала вопросами, в основном касательно жителей Бункера – все ли они так «стремно» выглядят, что едят, как одеваются?
Кирилл поначалу удивился подобной неосведомленности – ведь адапты посещали бункерную «школу», давно могли бы расспросить подземных жителей о чем угодно, – однако постарался отвечать, не выказывая удивления. Вовремя вспомнил слова Любови Леонидовны о том, что в головах "варваров" информация надолго не задерживается. После долгих мук расскажет некий персонаж определение или правило, а на следующую ночь – чистый лист, будто и не учил никогда.
Любовь Леонидовна страшно уставала после уроков, которые давала адаптам. Кирилл с Олегом и Дашей очень ей сочувствовали и сами старались отвечать как можно лучше, чтобы порадовать воспитательницу.
Теперь же, после получасовой беседы – потом командир Лару с телеги прогнал – информация в памяти девушки, очевидно, была свежа. И та считала себя несомненным авторитетом по части всего, что касалось жителей Бункера.
– Они там все белые, потому что под солнце никогда не ходят, а волосы у всех разные, – разъясняла любопытствующим она. – Есть черные, есть коричневые. Они у них не отваливаются. Вот посюда могут отрастать. – Лара чиркнула ладонью по локтю. – И глаза тоже у всех разные.
– Да ла-адно! – не поверила оппонентка в заколочках. – А че Евгеньич тогда – тоже бункерный, а лысый?
– Так Евгеньич – старый уже! Он старше даже Германа. А кто молодые – те все разные. Скажи? – Лара повернулась к Кириллу.
Тот утвердительно кивнул и, похоже, этим кивком произвел не меньший фурор, чем появлением из палатки. Для местных, видимо, явилось откровением, что гость их слышит и понимает.
Теперь они загалдели все. Недоверчивая Ларина собеседница с любопытством, будто неведомую зверушку, потрогала Кирилла за волосы.
Пальцы ее, хоть и девичьи, мало отличались от лапы Рэда – коричневые, сильные, с обрезанными под корень ногтями. Кирилл подумал, что если попытается убрать от лица руку назойливой девицы, а та воспротивится, неизвестно, чья возьмет.
Не зная, как себя вести, он принялся искать глазами Рэда, когда к телеге протолкнулся нормальный человек – не адапт. Мужчина, на вид – ровесник Сергея Евгеньевича.
– Ребята, ну что вы за балаган устроили? Наталья, ну-ка отойди! Тебе самой-то понравится, если полезут за волосы хватать?.. Добро пожаловать, юноша. – Мужчина помог Кириллу спуститься. – Меня зовут Максим Дмитриевич.
– Здравствуйте. – Путешественник с удовольствием пожал протянутую руку – обычную, человеческую, не такой кремень, как у Германа, или, наверняка, у этой вот незнакомой Натальи. – Кирилл.
– Очень приятно. Здравствуй, Рэдрик. Как добрались?
– Здрассьте. Нормально. Дмитрич, этого – в дом бы отвести, а то скоро совсем рассветет.
«Этого» – было про Кирилла.
– Да-да, – спохватился Максим Дмитриевич. – Ребята, принимайте товар! Пойдемте, друзья.
В просторном здании, где разместилось ногинское население, Кирилл оглядывался по сторонам с интересом.
Ему понравился коридор с высокими окнами, которые уже начали закрывать ставнями, и ряд деревянных дверей, покрашенных прозрачно-желтым лаком, с виднеющимися сучками и прожилками. Полы в коридоре тоже оказались деревянными, вкусно-коричневого цвета, и под шагами уютно поскрипывали.
Кирилл никогда прежде не бывал нигде, кроме Бункера. Он привык к полукруглым низким потолкам и белым стенам. К ровному глушащему шаги покрытию на полу и к постоянному освещению – энергию в убежище подавали генераторы на солнечных батареях. Здешнее освещение было скудным. Электричество в поселке, называвшемся когда-то городом Ногинском, как и везде, экономили.
То есть, энергии-то в изменившемся мире было вдоволь – солнечной, например. А вот с генераторами дела обстояли хуже.
Собирать их умели только в Бункере, необходимые детали добывали в развалинах городов адапты. Собирали небыстро, по одному в два-три месяца, и очередь стояла на годы вперед. Собранный генератор отправлялся с обозом в путь, в конце которого обменивался на еду, оружие, домашний скот – все, чем был богат заказчик. Этот товар был востребован, как никакой другой в Цепи. И именно за генераторами в первую очередь охотились Дикие. Случалось, что у кого-то отбирали. И тогда – если в ограбленном поселке еще оставались жители и возможность заплатить за товар – в Бункер поступал новый заказ.
Цепью прозвали поселения, вытянувшиеся вдоль Дороги. Из рассказов взрослых Кирилл знал, как образовалась Цепь.

***

После того как все случилось, уцелевшие в разрозненных местах люди – кто раньше, кто позже – начинали интересоваться соседями. В результате поисков попадали на Дорогу – рваное асфальтовое полотно с развалившимися отбойниками, бывшую федеральную трассу. Встречи соседей друг с другом заканчивались по-разному, в диапазоне от радушных объятий до тотального истребления, но пятнадцать лет – долгий срок. За это время отношения между неистребленными утряслись и худо-бедно цивилизовались. Самыми населенными оказались местности, непосредственно прилегающие к Дороге – через них шел товарообмен, там было относительно сытно и безопасно. Так образовалась Цепь.
Неприсоединившееся к Цепи население – в большинстве своем те, кого трагедия застала в «хлебных» местах, вблизи продовольственных складов и торговых центров – сплотилось в разрозненные шайки. Эти мрачные персонажи с чьей-то нелегкой руки именовались Дикими и, в сущности, таковыми и являлись.
К своим местам обитания Дикие никого из жителей «цивильных» поселков не подпускали, товарообмена с ними не вели. Между собой то воевали, то мирились, не занимались ни сельским хозяйством, ни производством, зато умели гнать самогон и наркотические вещества из чего угодно и лихо метать сюрекены, вырезанные из железа и заточенные до состояния хирургического скальпеля. Пущенный умелой рукой сюрекен если не убивал, то калечил противника до полной потери боеспособности.
Неизвестно, производили когда-нибудь Дикие подсчеты своих запасов – как продовольственных, так и прочих – или нет, но вели себя по принципу «на наш век хватит, а там хоть трава не расти». И, в общем-то, не так уж были неправы – именно к такому выводу пришел Кирилл, узнав в один прекрасный вечер, что за тринадцать лет, прошедшие после катастрофы, ни в одном известном обитателям Бункера поселке не родился ни один ребенок.
Кирилл провел в уме несложные вычисления – к тому времени знал, что в изменившемся мире пятидесятилетний юбилей справляют единицы, а большинство умирает раньше – и, нахмурившись, спросил:
– То есть, через тридцать лет на Земле вообще никого не останется?
До сих пор его как-то не беспокоило воспроизводство в живой природе вообще и в человеческом подвиде в частности. Лекцию про сперматозоиды-яйцеклетки, из которых формируется эмбрион, будущий путешественник прослушал без интереса. В Бункере детей не было, кроме них с Олегом и Дашей – но в Бункере и не положено было находиться детям. Это было «научное учреждение, а не ясли», и им с друзьями просто повезло оказаться рядом, когда все случилось.
А за пределами Бункера какие-то неведомые люди, должно быть, размножались этими самыми яйцеклетками. И у них появлялись дети – как цыплята из яиц на ферме у Германа, а может быть, как-то еще – но, в любом случае, Кирилла это не касалось.
И вдруг оказалось, что никакие дети ни у кого не появлялись. И что когда умрут Олег и Даша – Кирилл был самым младшим из троицы, а потому свою очередь определил последней, – он останется в Бункере – да что в Бункере, во всем мире! – совсем один?! Потому что новым детям, младше него, взяться неоткуда?!
От этой мысли стало жутко, и Кирилл с надеждой посмотрел на Вадима Александровича.
Наставник ответил именно так, как хотелось:
– Если сидеть сложа руки, то да.
Кирилл облегченно выдохнул. Слова Вадима Александровича означали, что задача предстоит трудная, но разрешимая. А трудные задачи самый одаренный ребенок из группы раннего развития «Солнышко» любил. Чем труднее была задача, тем больше она ему нравилась. И ужасно не понравилось открывшееся недавно в линейной алгебре понятие – задача, не имеющая решений.
– Мы обязаны победить, – горячился, рассказывая Кириллу о предстоящей миссии, Вадим Александрович. – Химия – основа всех основ! А человек, как любое природное творение, всего лишь набор молекул. И если какие-то из этих молекул вдруг дали сбой, первостепенная задача ученого – этот сбой выявить. Перенастроить организм. Вернуть его в нормальное русло и заставить функционировать по-прежнему.
Сергей Евгеньевич грустно качал головой.
– Позволь напомнить, Вадик, нас тут – пятьдесят человек химиков! С учеными степенями и высокими заслугами. Мы тринадцать лет бьемся над этим вопросом, но так и не выяснили, в чем именно заключается так называемый сбой…
– Естественно! Медицина, увы, не наш профиль. Не мне вам рассказывать, что до того, как все случилось, Институт занимался отнюдь не разработкой лекарств… Но, я считаю, что за эти годы мы очень далеко продвинулись! И разработка вакцины должна стать последним, грандиозным шагом на этом тернистом пути.
Кирилл восхищенно слушал. Ему не терпелось сделать последний, грандиозный шаг.
К миссии будущий путешественник готовился два года. Заучивал сложные формулы синтеза, практиковался в получении нужных веществ.
– …У нас нет того, что требуется, мы получили вот этот аналог, но он не работает. А в той лаборатории должен быть. Но даже если его нет в готовом виде, можно получить из…
Кирилл записывал и запоминал, что из чего можно получить. Очень многое учил наизусть.
– … Время не всегда будет на твоей стороне. Иногда обстоятельства складываются так, что действовать приходится быстро. А для этого необходимо, чтобы ты даже не задумывался, что из чего получается и каким путем…
Формулы являлись во сне, наползая одна на другую.
– …Но если в той лаборатории есть нужные вещества, почему там до сих пор не разработали вакцину? – в какой-то момент осенило Кирилла. – Неужели в Академгородке не знают, что происходит?
– Вариантов два, – сумрачно разъяснил Вадим Александрович. – Первый – оптимальный – вакцину наши коллеги получили и успешно применяют, но из-за отсутствия сообщения не могут передать. А второй – худший, но наиболее вероятный – в лаборатории не осталось никого, кто мог бы это сделать. Мы ведь не знаем, что происходит в Новосибирске. Не знаем, в каком состоянии лаборатория, и все, что когда-то было Исследовательским центром… Бункера у них нет. Может быть, там вообще живых не осталось. Сюда ведь за все эти годы никто не добрался. Когда все случилось, люди бежали от наводнения на запад, все дальше и дальше. И даже когда большая вода ушла, возвращаться в необжитые места желания не возникло. Нам, видишь ли, и тут отнюдь не тесно. Давно ли страдали от перенаселенности, предсказывали демографические катастрофы… А сейчас знаем в лицо каждого в радиусе ста километров.
– Я не знаю, – простодушно напомнил Кирилл.
– Ничего! Еще столько людей встретишь, пока до цели дойдешь, что все пробелы в знакомствах закроешь разом.
И вот он уже прошел первый отрезок большого пути.


Продолжение:

http://www.proza.ru/2016/03/21/2429