Свои советские люди

Это было давно—в далекие студенческие годы в  городе Омске.
   Я в то время жила в частном доме, снимая комнату у одной женщины. Второй курс считался самым легким и поэтому, если мест в общежитии не хватало, то старались не давать второкурсникам, к тому же я имела несчастье повздорить со старостой потока. Он жил внизу на первом этаже нашего женского общежития и тут был правой рукой комендантши.
   Подруга была выше меня курсом, она жила в общежитии. Я  когда приходила к ней, то частенько мылась в душе общаги,  поскольку жила в частном доме. Один раз я тоже пришла к ней, постиралась; и мы вдвоем  понесли еще мокрые  вещи ко мне домой.
   После этого  решили идти обратно в общагу, так как оказалось, что хозяйка ключи не оставила. Наверно подумала, что я осталась ночевать в общяге у подруги, что иногда случалось.
   А время-то уже позднее -- смеркалось, но поскольку начало лета --еще не темнело, да и мы частенько ходили по этой дороге в любое время и ничего — все спокойно было.
  ТТихо разговаривая о чем-то своем девичьем, мы приближались к общаге — оставалось около трехсот метров.
    И вдруг проезжавшая машина «газик»--остановилась возле нас и открыв дверцу высунулся сидевший за рулем:                --Девчонки, давайте садитесь—подбросим!                --А я ответила:                --Да нет, спасибо, мы уже почти пришли!                --А он сказал:                --Ну садитесь, садитесь, что ж вы так поздно ходите—довезем до дому!                --А я:                --Да не стоит вам беспокоиться за нас—отсюда рукой подать до нашей общаги!                --А он;                --А нам не трудно! Садитесь, подвезем!               
   Мне надоело это препирательство,  и я,  чтобы отвязались эти настырные и назойливые доброжелатели – твердо и громко, ясно и гордо произнесла:                --В этом нет необходимости, мы и сами дойдем!                --Тогда он в упор посмотрел в мои глаза таким взглядом, словно змея перед своим ядовитым укусом, испытующим. А у меня душа и так в пятки ушла от  этих назойливых приглашений подвезти, а после этого пытливого взгляда тем более, хотя это было как бы для добрых побуждений.
   Ну а внутри машины сидели еще два человека.
   У меня и коленки задрожали, и сама вся задрожала от страха, словно меня к электрическому току присоединили и чтобы не заметили всего этого, я оперлась как бы невзначай, слегка, небрежно о край дверцы машины и это очень помогло мне скрыть неприглядную картину моего страха.
   Он продолжал в упор смотреть в мои глаза и спросил:                -- Что, боитесь?               
   Призвав всю силу воли,  которая у меня была,  я  сделала вид, будто  совсем спокойна, ничего и никого не боюсь. И с таким усилием победив   дрожь моментально пересохшего голоса;  так наивно-доверчиво,  недоуменно-спокойно  и даже слегка удивленно – я  ответила встречным вопросом:                --Да нет, а чего же нам бояться   С В О И Х,    С О В Е Т С К И Х    людей?               
   Потом мгновенно подумала,  что,  вдруг наша  внешность позволит им подумать, что свои-то свои—советские, но все же с чужих далеких земель и потому добавила сразу:                --На   С В О Е Й,    С О В Е Т С К О Й    земле?               
   Спасительные слова—«СВОИ, СОВЕТСКИЕ»--в обоих случаях были сказаны с чувством, с толком и с расстановкой—им придано  было  большое значение, главный акцент; потому что в то время мы гордились тем, что мы— cоветские люди, что  живем в Советском Союзе и очень любили свою Родину, сильную духом,  богатую и уникальную тем, что состояла из содружества народов разных национальностей. Я и сейчас радуюсь, что у меня было счастливое детство в Советском Союзе. К тому же,  он дорог мне тем, что --то давно  ушедшее поколение   наших дедов,  прадедов,  через  революцию и гражданскую войну --  ценой своей крови, здоровья и жертвуя одной-единственной Богом данной и родителями подаренной жизнью своей и других -- добилось его как смогло   не столько  ради себя, а и ради счастья будущего поколения, то есть и ради нашего с вами счастья.               
   Человек за рулем, я помню,  был в костюме и при галстуке, далеко не похожий на шофера. Он продолжал в упор смотреть в мои глаза, в которых я изображала море спокойствия.
   Видимо, он осознавал смысл сказанных мною слов высокого доверия, разжевывал в своей голове.
   Я не могу сказать,  насколько долго, в одно мгновение или на несколько минут – тянулся этот промежуток времени, который решал нашу судьбу.
   И наконец-то этот человек сказал:                -- Если так, девочки, то счастья вам!--Эти слова были произнесены им по мужски твердо и по-человечески искренне.  В свою очередь я тоже благословила их тем, что пришло на ум:                – Спасибо, пусть  Бог будет вам в помощь!                -- Спасибо!               
   Мне этих слов показалось недостаточно, для ставшего своим нашего советского человека, и к тому же я знала, что мы его и их больше никогда не увидим и  потому разве  было бы жалко  сказать  что-нибудь светлое, доброе, вечное напоследок?
   Поэтому   я еще  пожелала им наше студенческое, самое сокровенное:                --Ни пуха, ни пера на дороге вашей жизни!               
   Он выдохнул ответное:                --К  черту! -- 
   Дверца захлопнулась, машина тронулась и поехала, но сквозь шум отъезжающей машины,  он на ходу успел выкрикнуть в открытое окошко:                                --Девочки-и! Больше не ходите так поздно по ночам, опасно!!!               
   Я  с подругой, без слов, изо всех сил помчались к общаге.
   Подруга тогда даже не успела толком понять,  с какой перипетией жизни мы, может быть, благополучно разминулись.
   Долгое время я ломала голову, когда вспоминала этот случай.
   Кто же они были?
   Действительно ли доброжелатели—стремившиеся делать благие дела;  или разбойники, вершившие по ночам недобрые поступки? 
   Я желала, что если, это были люди действительно добрые, то пусть Бог воздаст им сторицей за их доброту.
   Но потом, когда не один десяток лет прошел с тех пор, я пришла к выводу, что доброта не могла быть назойливой. 
   Но даже если и так, то…   я все же благодарна тому человеку за то, что,  слава Богу, у него оказалось достаточно  светлого ума: чтобы понять и принять; и благородства: чтобы не разрушить и не растоптать этот аванс молоденькой девчонки. 
    Аванс ее  веры и надежды в своих, советских людей и за то, что тем не уронил, высоко  поднятое ею  имя СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА.