Почему я не стал Генералом! - 4 глава - 25
И вот спустя немного времени, но уже в гражданской одежде, я прибыл туда.
Наши самолеты, а это были «ишаки» И-16, прибывали туда в разобранном виде, где собирались и вручались пилотам. Получил очередной самолет и я.
Конечно, быстроходностью они не отличались по сравнению с немецкими мессершмиттами, но по маневренности превосходили их. Но сбивали они нас все же больше, чем мы их .
Однажды возвращался я с очередного боевого вылета и уже почти над нашей территорией увязался за мной мессер, а мне с ним в бой вступать было бесполезно, так как и боезапас я свой израсходовал.
Да и скорость у меня была не ахти какая, чувствую, что сейчас зайдет мне в хвост и расстреляет меня как куропатку.
Что было делать? Вижу, он сверху начал пикировать на меня, а я, стараясь оторваться от него, резко бросаюсь вниз на бреющий полет, но он вот - вот подойдет ко мне на самую верную дистанцию, чтобы наверняка зажечь меня.
Чувствовал гад, что я без боезапаса. Тогда у меня мелькнула мысль: «повернусь я сейчас к нему брюхом, пусть выпустит очередь по днищу самолета, у нас днище все же к тому времени уже имело под сиденьем пилота кое – какую бронь.
Вот я на нее и надеялся, тем более что его пулеметная очередь пройдет под углом к моей броне.
Я еще в своей части научился летать вверх ногами и не боялся этого маневра, так как и пролететь - то надо 10 - 12 секунд, пока он проскочит меня.
Он вот - вот уже близко, мгновенно делаю иммельман - поворот, слава богу, знаю, что ишаки - машины крепкие.
И в этот момент слышу, как пулеметная дробь бьет по брони днища, мгновение и он проскочил мимо меня.
На мою беду я оказался очень близко к земле и при обратном перевертывании задел крылом одну из верхушек деревьев.
Раздался треск, самолет мой затрясло, он стал сам как - бы сваливаться в сторону поврежденного крыла.
Я буквально почти нечеловеческими усилиями кое - как выправил его, выпустить шасси даже не успел и приземлился на брюхо самолета, но все же приземлился и остался жив, хотя погнул винт и подрал днище.
А фриц еще раз, проскочив меня, вернулся еще раз, пикирнул, выпустил еще раз очередь и улетел, к счастью, не попал он по мне.
Добравшись до аэропорта пехом, я доложил, как и, что было.
На место приземления выехала комиссия, и мне никто из них не поверил, что я таким способом спас себя и самолет.
Обвинили меня в трусости и умышленной порчи самолета да и откомандировали в Москву, а по прибытию на родину все произошло очень быстро.
Меня и слушать не стали, сразу под трибунал, разжалования и 10 лет, и вот я здесь разговариваю с тобой на многострадальной колымской земле….
Я сидел, подавленный его довольно короткой и без хитростной боевой историей, и думал:
«Ну как же так, неужели у нас это возможно? Ему ведь героя дать можно, он спас себя, самолет и нашел выход, казалось бы из безвыходного положения, а за это ему 10 лет да еще « Вредителя?»
У меня не было никакого основания не верить ему, весь его облик, манера разговора и поведения говорили за то, что так оно и было….
Факты, которые видел я, говорили «да», это вернеком, было так.
Пару строк о моем желание завести знакомство с той Майко .
Ничего из этого не получилось. Наш шкипер мне передал со слов его подружки, что пока все это дело собиралось, в совхозный лагерь пригнали новую партию зэков, ну и какой - то из них перехватил ее, предел моих желаний.
Этим все и закончилось мои В.Сеймчанские любовные попытки.
Вскоре из Н. Зырянки прилетел Борис Карасенко с женой Валей и сыном Борисом.
Я конечно был рад этому, так как все же мы с ним были в приятельских отношениях еще во Владивостоке и, далее в пути.
Он прибыл с назначением зам. Начальника верхнего плеса. Это назначение видно было вызвано тем, что начальник верхнего плеса, должен был уехать весной, на материк так как срок договора 3 года у него заканчивался вот и подготавливали на его место Бориса Карасенко.
Я очень часто бывал у него, фактически каждый день. Узнал я из его биографии то, что женился он на Вале еще студентом 3 курса, родился у них Борис, жить было материально тяжело.
Валя, его жена, работала до этого на одеяльной фабрике вот и стала она с ним как - бы подрабатывать - шить стеганные одеяла дома и продавать , тем по сути дела и существовали до конца его учебы.
Она была большая любительница играть в карты, в подкиднова дурака, сам Борис не увлекался этим, вот и резались мы с ней в карты по вечерам, только она была очень недовольна, когда проигрывала, так время и шло…
Но, вот организовались у нас курсы радистов, вел практические занятия по изучению азбуки Морзе на слух, наш бывший радист Леня Ветер.
Надо признать, что азбуку Морзе я знал по знакам то - есть запомнил еще раньше и мог свободно писать ее знаками, а вот принимать на слух, оказалось совсем другое дело, чем читать телеграфный текст азбукой.
И конечно, по вечерам, я как и многие другие молодые парни ежедневно ходили на занятия.
В течение месяца мы все уже довольно свободно принимали на звук по 50 - 60 в минуту, конечно этого было мало нужна была ежедневная, систематическая практика.
Я дошел до приема 70 знаков. Радистами из нас никто не стал, а для себя знания- практику приема все же каждый получил.
На этом закончились и эти курсы. И опять потянулись вечера безделия…..
Как, я уже и писал ранее, что в Нижне Сеймчанской больнице лежал наш линейный механик Иван Фришмут, так вот наше начальство систематически ездило туда проведать его и по прибытию в затон мы узнавали, что ему все хуже и хуже.
Лечили его в вольнонаемной больнице, где главным врачом была какая - то молодячка - хирург, а я почему - то никогда не верил женщинам хирургам.
Может быть это и неверно с моей стороны, но все же это не женское дело, слишком оно грубое, кровавое, как работа мясника, а женщина?
Увы в моих глазах - звучит с сомнением. При последней беседе с ней начальнику плеса она сказала:
- Ничего особенного у Фришмута нет, были отморожены некоторые пальцы ног и рук, я их удалила. Он немного простыл, но это пройдет.
А на самом деле он все таял и таял…. И вот однажды пришло письмо на его имя, от жены из Ленинграда.
Это письмо переправили в больницу даже не вскрыв его так как все могло быть в нем и радостные и печальные вести, а надо было вскрыть его, так как оказалось потом, это был для него еще один удар, но теперь уже по нервной системе.
В этом письме, его дрожащая супруга ему сообщала, что она вышла замуж и требует от него согласия на развод.
Получив такое письмо, он еще больше замкнулся в себя, чувствуя свою беспомощность и даже отказывался от еды, хотя и до этого плохо ел.
Наше начальство перед управлением ЮЗ ГПУ ( Южно - Западное горнопромышленное управление) стало настаивать, чтобы его, то -есть Фришмута осмотрел профессор Плетнев, сидящий в лагере Н.Сеймчане и работающий в больнице для заключенных.
А эта хирургиня возмущалась и говорила:
- Что это такое? Какому- то врагу народа доверяют больше чем мне, я врач, член партии и знаю не хуже его, - и так далее и тому подобное.
Немного о профессорах Плетневе, Казакове и Левине. Это все были крупные медицинские светила работающие в Москве, в Кремлевских больницах и обслуживающие головку « Корифейского» правительства.
Но как и следовало ожидать за свою принципиальность и независимость в 1936 - 1937 годах были обвинены в злостном отравлении сына Максима Горького.
Который был алкоголик, и сдох от водки, приписано им еще было заговор с целью уничтожения «Корифея».
Вот они и оказались в лагере на Колыме, имея 58 статью и по 20 -25 лет отсидки, а им уже и было под 60 с лишним, так что сидеть им, не пересидеть….
Но вот все же наше начальство настояло на осмотре Фришмута профессором Плетневым.
По рассказу очевидца присутствующего при этом происходило так: Доктору Плетневу, а возможно доктору Казакову (я сейчас, что - то путаю их) было предложено осмотреть больного.
Вот они входят в его палату, а Фришмут лежал один, далее доктор Плетнев - Казаков остановился, взглянул на больного и ничего не говоря вышел из палаты.
Все вышли вслед за ним и стали его спрашивать:
- В чем дело, почему Вы не осмотрели больного?
А он немного помолчав сказал:
- Мне здесь делать нечего, этому человеку уже никто не поможет, ему осталось жить два - три дня.
Все же его упросили осмотреть Фришмута, он, осмотрел его, кое - что спросил у него и пожелав ему выздоровление, вышел.
Уже в ординаторской он сказал:
- У него было крупозное воспаление легких, отморожены и застужены почки, сейчас идет процесс туберкулеза - каверны в обеих легких, почки почти не работают.
Я ничем ему помочь не могу, нужно было раньше 1,5 месяца тому назад его лечить, а не калечить…
И действительно через три дня сообщили, что Иван Фришмут -скончался… Ну ладно, что он не пил, не употреблял алкоголь, и берег свое здоровье это хорошо.
Хотя порой во время принятый алкоголь при определенных обстоятельствах способствует предупреждения простуды и недомогания, так бывает.
Очень хорошо, что он не курил, это действительно залог здоровья.
Но вот то, что не имел с собой спичек в условиях севера - это уже в тайге равносильно обреченности на смерть, что собственно говоря и произошло.
Что было потом? Хирургиню эту с работы сняли и она уехала в Магадан, вместо ее глав врачом был назначен профессор Плетнев и обслуживал он две больницы; вольную и зека.
Как - то раз я где - то простыл и из - за сильного кашля вынужден был пойти пешком в Н.Сеймчан.
Я был на приеме у этого профессора, а это был высокий, совершенно лысый с сухощавым лицом, старый человек.
Когда я по очереди зашел к нему в кабинет на прием, он спросил меня:
- Что у Вас? Раздевайтесь, - разделся до пояса, ослушев меня, прикасаясь холодными пальцами к спине и груди. Осмотрел ослушал, выписал какую - то микстуру и молча подал рецепт мне, добавив - пейте лекарство, прогрейтесь хорошенько вот все и пройдет.
На этом и закончился мой визит к нему. И опять я шагаю 10 -1 2 км по морозу , к себе в затон………….
Продлолжение в Книге – 5 - http://www.proza.ru/2016/03/21/2209
Свидетельство о публикации №216032201859