Джейн, перевод с английского рассказа С. Моэма

Н
       Я очень хорошо помню обстоятельства, при которых я впервые увидел Джейн Фаулер.  И это только потому,  что детали моего первого впечатления о ней тогда, сейчас  настолько ясные,  что я боюсь доверять своей памяти вообще, так как оглядываясь назад, я должен признаться, что мне трудно поверить, что она не сыграла со мной злую шутку,  Я недавно вернулся из Китая и сидел  у миссис Тауэр за  чашечкой чая. Миссис Тауэр была охвачена всепоглощающей страстью к усовершенствованию своего дома и с безжалостностью, присущей ее полу, пожертвовала стульями, в которых  уютно сидела годами;  столами, безделушками, на которых она останавливала взгляд вполне мирно с тех пор, как вышла замуж, картинами, знакомыми ей годами, и отдала себя в руки эксперта.  В ее гостиной не осталось ничего, что напоминало о прежней обстановке или что могло взывать к ее чувствам.  В тот день она пригласила меня полюбоваться на модную роскошь, которая  окружала ее сейчас. Все, что можно было скопировать под  античность, было скопировано,  а что нельзя, было нарисовано под нее. Ничто не подходило одно другому, но все вместе создавало гармонию.
  – Вы помните тот смехотворный  гарнитур для гостиной, который был у меня раньше? – спросила миссис Тауэр.
     Портьеры были роскошные, но слишком суровые; диван был обтянут индийской парчой, а стул, на котором я сидел, – вышитой тканью. Комната была красивая, богатая без кричащей показухи, оригинальная без аффектации; тем не менее ей чего-то недоставало; и пока я вслух хвалил ее, мысленно  спрашивал себя. почему мне намного больше нравился старенький ситец презренного гарнитура,  Викторианские акварели, так давно мне знакомые, смешные Дрезденские статуэтки из белого фарфора, украшавшие каминную полочку. Я удивлялся, почему скучал по этим комнатам, которые декораторы  изменили до неузнаваемости с выгодным для себя усердием? Была ли это душевная тоска? Но миссис Тауэр выглядела вполне счастливой.
     – Вам нравятся мои алебастровые лампы? – спросила она. – Они излучают такой мягкий свет.
   – Лично у меня слабость к свету, при котором я хорошо вижу. – улыбнулся я.
 – Так трудно сочетать тот свет, с таким, при котором вас слишком хорошо видно. – засмеялась миссис Тауэр.
     Я не имел представления о ее возрасте. Когда я был еще совсем молодым человеком, она была замужней женщиной, намного старше меня, но сейчас она обращалась со мной. как будто я был ее ровесником. Она всегда говорила, что не делает секрета из своего  сорокалетнего возраста и добавляла с улыбкой, что все женщины убавляют себе годы на 5 лет. Она никогда не пыталась скрыть тот факт. что красит волосы. (которые были очень красивого  каштанового цвета с рыжеватым оттенком) и сказала, что делает это, потому что волосы смотрятся отвратительно, когда начинают седеть; но,  как только они полностью поседеют, она перестанет их красить.
– Потом будут говорить, какое у меня молодое лицо.
   Но пока что оно было накрашено, однако умеренно, а живость взгляда во многом была обязана  искусству косметики. Она была красивой женщиной, безукоризненно одетой, и благодаря неяркому свету алебастровых ламп, выглядела не больше сорока лет, за которые себя выдавала.
    –Только перед своим туалетным столиком я могу себе позволить открытую яркость электрической лампочки в тридцать две свечи, – прибавила она, цинично улыбаясь. – Только зеркало вынуждает меня признать неприятную правду и заставить принять необходимые меры для ее исправления.
   Мы приятно посплетничали о наших общих друзьях, и миссис Тауер просветила меня об очередном скандальном происшествии у всех на устах. Обсудив его во всех подробностях, я наслаждался беседой с этой остроумной, привлекательной женщиной, сидя в удобном кресле, перед ярко пылающим камином, любуясь очаровательным чайным прибором на очаровательном столике. Она воспринимала меня, как блудного сына, вернувшегося после своих скитаний, и с пылом, свойственным  ей, попыталась использовать меня полной мерой. Она с гордостью рассказывала мне о своих званых обедах; она больше старалась приглашать подходящих гостей, чем кормить их изысканными блюдами: и мало кто из ее гостей не считал честью для себя быть приглашенным на ее приемы. Сейчас она спрашивала меня, кого бы я хотел увидеть.
      – Но есть одна вещь, о которой я вам должна сказать. Если Джейн Фаулер все еще будет здесь, мне придется отложить прием.
    – Кто такая Джейн Фаулер? – спросил я
   Миссис Тауер обреченно улыбнулась.
 – Джейн Фаулер – мой крест.
 – О!
 – Помните фотографию, которая стояла на пианино до того, как я обновила мои комнаты? Фотографию женщины в прилегающем платье с узкими рукавами, с золотым медальоном на груди, с прической, открывающей лоб и уши, и в очках на довольно тупом носу? Вот это и была Джейн Фаулер.
    – У вас было так много фотографий в этой комнате до переделки, – ответил я неопределенно.
   – Меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю об этом. Я заложила их в пакет в оберточной бумаге и спрятала на чердаке.
  – И все-таки, кто такая Джейн Фаулер, – снова спросил я с улыбкой.
 – Она моя золовка, сестра мужа. Вышла замуж за фабриканта на севере, но уже много лет
 вдова и очень богата.
   – И почему она ваш крест?
 – Она слишком старомодна, лишена вкуса и провинциальна.  Она выглядит на 20 лет старше меня, но способна сказать каждому встречному, что мы вместе учились в школе. У нее чрезмерно развито чувство семейной привязанности, а поскольку я являюсь ее единственной живой родственницей, она испытывает ко мне нежные чувства. Когда она приезжает в Лондон, ей никогда не приходит в голову остановиться где-нибудь, кроме как у меня – она думает, что я могу обидеться – а приезжает она обычно на 3 или 4 недели. Мы сидим здесь, и она вяжет и читает. А иногда настойчиво приглашает меня в самый модный ресторан в центре Лондона,  при этом выглядит, как  комичная пожилая горничная, и все, особенно те ,кого бы я не хотела встретить, видят меня  в ее обществе и сидят за соседним столиком. По дороге домой она любит говорить о том, что ей нравится  доставлять мне развлечение. Она собственноручно шьет для меня чехол на чайник и салфетки на стол, которыми я вынуждена пользоваться, когда она приезжает.
    Миссис Тауэр на минутку замолчала, чтобы передохнуть.
   – Я полагаю, что женщина, обладающая Вашим тактом, может найти выход из создавшейся ситуации.
  – Ах, Вы не понимаете. У меня нет возможности. Она бесконечно добра, у нее золотое сердце. Она надоедает мне до смерти, но я ни за что на свете не дам ей возможности это понять.
    – А когда она приезжает?
 – Завтра.
     Но едва ответ прозвучал из уст миссис Тауэр, как раздался звонок в дверь. В коридоре послышалась  легкая возня, и через пару минут слуга ввел в комнату пожилую леди.
    – Миссис  Фаулер, – провозгласил  он.
 – Джейн! – воскликнула миссис  Тауэр, –  Я не ожидала тебя сегодня.
 – Да, твой дворецкий сказал мне только что. Но в письме я писала о сегодня.
    Миссис Тауэр пришла в себя.
 – Ах, это не имеет значения. Я рада тебя видеть, когда бы ты ни приехала. К счастью, на сегодняшний вечер у меня ничего не запланировано.
  – Ты не должна позволять мне доставлять тебе лишние хлопоты. Я прекрасно обойдусь на обед сваренным яйцом.
   Легкая гримаса на мгновение исказила красивое лицо миссис Тауэр. Вареное яйцо!
 – Ну, я думаю, найдется что-нибудь получше этого.
    Я усмехнулся про себя, когда вспомнил, что обе женщины были ровесницами.. Миссис Фаулер выглядела на все 55. Она была довольно крупной женщиной;  на ней была черная соломенная шляпа с большими полями, с которой спускалась до плечь черная кружевная вуаль,  накидка, странным образом сочетавшая  строгость с аляповатостью, длинное черное платье, настолько широкое, что, казалось, она носила под ним несколько нижних юбок, и тяжелые ботинки. Очевидно, она страдала  близорукостью, так как смотрела на нас через большие очки в золотой оправе.
  – Выпьешь чаю? – спросила миссис Тауэр.
 – Если позволишь, я сниму накидку.
  Она стянула с рук черные перчатки, а затем и накидку. На ее шее была массивная золотая цепь с золотым кулоном, в котором (я был в этом уверен) она носила портрет ее покойного супруга. Затем она сняла шляпу и аккуратно положила ее рядом с перчатками и накидкой на угол дивана. Миссис Тауэр поджала губы. Конечно эти вещи не подходили строгой, но роскошной обстановке ее обновленной гостиной. Мне было интересно, откуда миссис Фаулер брала эту экстраординарную одежду. Она не была поношенной, и ткань была дорогой, Трудно допустить, что портные все еще шили вещи, которые уже никто не носил около четверти века. Седые волосы миссис Фаулер были причесаны очень просто с прибором посередине, оставляя открытыми ее лоб и уши. Очевидно, они никогда не касались щипцов модного парикмахера. Ее взгляд упал на серебряный чайник Георгианской эпохи и Вустерские фарфоровые чашечки.
  –  Что ты сделала с чехлом для чайника, который я тебе подарила в мой прошлый приезд? – спросила она, –Ты им не пользуешься?
 – Да, Джейн. я пользуюсь им каждый день. – живо ответила миссис Тауэр. – К сожалению, ему недавно не повезло. Он сгорел.
 – Но и в предыдущий раз он сгорел.
 – Боюсь, у тебя сложится мнение, что мы очень небрежны.
 – Ну. это не важно. –  улыбнулась миссис Фаулер. – я получаю удовольствие что-то делать для тебя. Завтра поеду и куплю шелку.
     Миссис Тауэр мужественно сохраняла лицо.
 – Знаешь, я этого не заслуживаю. Может быть, жене твоего викария он тоже нужен?
 – О, я недавно ей уже его сделала, – с улыбкой ответила миссис Фаулер.
   Я заметил, что когда она улыбается, то видны ее некрупные, белые зубы идеальной формы. Они были красивые, и улыбка была очень приятной.
   Но я почувствовал, что мне давно пора оставить двух леди наедине, и я распрощался.
    Рано следующим утром миссис Тауэр позвонила мне, и я сразу понял по ее голосу, что она была в приподнятом настроении.
   –  У меня для Вас поразительная новость. Джейн собирается выходить замуж.
 – Вздор!
 – Ее жених придет сегодня вечером к обеду, чтобы быть представленным мне. Я хочу, чтобы Вы тоже пришли.
    – О, но я буду лишним.
 – Нет, не будете. Джейн сама попросила меня, чтобы я Вас пригласила. Пожалуйста, приходите.
   Она давилась от смеха.
 – Кто он?
 – Я не знаю. Она говорит, что он архитектор. Вы можете себе представить, какого рода человек может жениться на Джейн?
    Особых дел у меня не было, и я доверял миссис Тауэр, что обед будет вкусным.
   Когда я приехал, миссис Таузр, в роскошном красном платье, слишком смелым для ее возраста, была одна.
    – Джейн наносит последние штрихи своей внешности. Я не дождусь, когда Вы ее увидите. Она вся трепещет и говорит, что он ее обожает. Его зовут Джильберт, и когда она говорит о нем, ее голос звучит необычно и трепетно. Это заставляет меня едва сдерживать смех.
 – Интересно, как он выглядит.
 – О. я уверена, что знаю. Очень большой и массивный, с лысой головой и огромной золотой цепью через огромный живот. Большое, жирное, чисто выбритое, красное лицо и громоподобный голос.
    Вошла миссис Фаулер. На ней было очень плотное, черное шелковое платье с очень широкой юбкой и шлейфом, со скромным декольте в форме V и рукавами до локтей. На шее было бриллиантовое ожерелье в серебряной оправе. В руках она держала пару черных перчаток и веер из черных страусовых перьев. Ей удавалось выглядеть (как это удается немногим) точно той, кем она была. Никто бы  ни за что на свете не принял бы ее кем бы то ни было, кроме, как почтенной вдовой фабриканта с умеренным доходом из северного района страны.
   – У тебя очень красивая шея, Джейн – сказала миссис Тауэр с доброй улыбкой.
   Шея действительно выглядела удивительно молодой по сравнению с увядшим лицом. Она была гладкой, без морщин и белой. И я заметил, что ее голова красиво держалась  на плечах .
 – Мериан сказала Вам о моих новостях? – обратилась она ко мне, улыбаясь своей обаятельной улыбкой ,как будто мы были с ней старые друзья.
 – Я Вас поздравляю, – сказал я.
 – Подождите, пока не увидите моего молодого человека.
 – Я думаю, это очень мило с твоей стороны называть его молодым человеком – улыбнулась миссис Тауэр.
   Глаза миссис Фаулер сверкнули за ее нелепыми очками.
 – Не ожидай увидеть кого-то слишком старого. Разве ты хотела бы увидеть меня замужем за старой развалиной, с одной ногой в могиле?
  Это было единственное ее предупреждение нам. И в самом деле, для дальнейшей дискуссии уже не оставалось времени,  поскольку дворецкий распахнул двери и громким голосом провозгласил:
 – Мистер Джильберт Напьер.
        Вошел молодой человек в отлично сшитом  смокинге. Он был худощавым, среднего роста, со светлыми, слегка вьющимися волосами,  чисто выбритый и голубоглазый. Его нельзя было назвать красивым, но у него было приятное, приветливое лицо; через десять пет оно, конечно, покроется морщинами и потеряет свои краски, но сейчас оно было свежим, чистым и цветущим. Потому что ему безусловно было не больше двадцати четырех. Моей первой мыслью было, что он сын жениха Джейн (я не знал, был ли тот вдовцом), но его взгляд моментально остановился на миссис Фаулер, лицо его просияло, и он направился к ней, протянув руки. Она подала ему свои со смущенной улыбкой на губах и повернулась к своей двоюродной сестре.
 – Это мой молодой человек, Мериан,  – сказала она.
    Он протянул руку.
 – Я надеюсь понравиться Вам, миссис Тауэр, – сказал он. Джейн говорит, что Вы ее единственная родственница.
     На лицо миссис Тауэр стоило посмотреть. Я восхищался тем, как воспитание и положение в обществе могло взять верх над естественными женскими инстинктами. Изумление, а потом растерянность,  которые она на мгновение не могла скрыть, быстро сменились выражением радушного  гостеприимства.  Но она явно не знала, какие подобрать слова. Вполне естественно, что Джильберт тоже испытывал небольшую растерянность. А я едва сдерживал себя от смеха, чтобы что-то сказать. Одна миссис Фаулер оставалась абсолютно спокойной.
 – Я уверена, что он тебе понравится,  Мериан.  Никто, как он, не получает такого удовольствия от вкусной еды. – Она повернулась к молодому человеку.  – Обеды Мерион славятся в обществе.
 – Я знаю, – сказал он, улыбнувшись.
    Миссис  Тауэр что-то кратко ответила, и мы спустились в гостиную. Я никогда не забуду исключительную  комедию этой трапезы. Миссис Тауэр никак не могла решить, был ли это розыгрыш или Джейн, намеренно скрывая возраст своего жениха, хотела поставить ее в глупое положение.  Но Джейн никогда не шутила и была не способна на злой умысел. Миссис Тауэр была поражена, опустошена и обескуражена. Но она держала себя в руках и не позволяла себе забыть, что она отличная хозяйка, чей долг был поддерживать успешной атмосферу своего приема. Она с живостью поддерживала беседу, но мне было интересно понять, видел ли Джильберт, каким жестким и мстительным было выражение ее глаз за маской дружелюбия, когда она обращалась к нему. Она пыталась разгадать его, проникнуть в тайны его души. Я видел, что она была вне себя от злости, так как под слоем  румян полыхал огонь.
 – У тебя нездоровый румянец, Мериан – сказала Джейн, заботливо глядя на нее сквозь свои огромные круглые очки.
 – Я в спешке одевалась и, возможно,  переборщила с румянами.
 – А, так это румяна? Я думала, это естественный румянец, иначе не спросила бы. – Она застенчиво улыбнулась Джильберту. – Знаешь, мы с Мериан вместе ходили в школу. Тебе бы это никогда не пришло в голову, глядя на нас сейчас, правда? Ну, у меня же, конечно, был очень спокойный образ жизни.
Я не знаю, что она имела в виду этими словами, почти невероятно, чтобы
 она была настолько наивна; как бы то ни было, это довело миссис Тауэр до такой степени ярости, что она перестала  считаться со своим тщеславием и, лучезарно улыбнувшись, сказала:
 – Нам уже никогда не вернуть свои 50, Джейн.
Если это замечание предназначалось для того, чтобы смутить Джейн, оно не достигло цели.
 – Джильберт говорит, что ради него я не должна признаваться, что мне больше, чем 49, –  сказала она без всяких эмоций.
Руки миссис Тауэр слегка дрожали, но она нашла в себе силы произнести:
 –– Между вами, конечно, существенная разница в возрасте.
 –  27 лет – сказала Джейн. – Ты считаешь это слишком много? Джильберт говорит, что я выгляжу моложе своего возраста. Я тебе говорила, что не собираюсь выходить  замуж за человека с одной ногой в могиле.
Я действительно должен был рассмеяться, и Джильберт засмеялся тоже. Его смех был искренним и мальчишеским. Ситуация выглядела  так, как будто все,  что говорила Джейн, он находил очень забавным. Но миссис Тауэр была почти на пределе, и я боялся, что, если не облегчить ситуацию, она на мгновение забудет, что является светской женщиной. Я, как смог, пришел на помощь.
  – Полагаю, Вы были очень заняты покупкой приданого?
 – Нет, я хотела все заказать моему портному, услугами которого пользуюсь с тех пор, как вышла замуж, но Джильберт против. Он в этом хорошо разбирается и. конечно, обладает отличным вкусом.
 Она посмотрела на него с нежной улыбкой, скромно, как будто была семнадцатилетней девушкой. Миссис Тауэр побледнела, несмотря на макияж.
 – Мы едем в медовый месяц в Италию. У Джильберта никогда не было возможности изучить архитектуру  Возрождения, и конечно, архитектору очень важно увидеть все собственными глазами.  Мы остановимся в Париже по пути и там закажем мне гардероб.
 –  Вы там долго пробудете?
 – Джильберт договорился на 6 месяцев. Дело в том, что он  раньше никогда не отдыхал больше двух недель.
  – Почему нет? – спросила миссис Тауэр ледяным тоном, который невозможно было смягчить никаким усилием воли.
 – Он, бедняжка, не мог себе этого позволить.
 – А! – воскликнула миссис Тауэр многозначительно.
Подали кофе, и леди поднялись наверх. Мы с Джильбертом стали беседовать ни о чем, когда незнакомым мужчинам нечего сказать друг другу, но через пару минут лакей принес мне записку от миссис Тауэр, в которой она просила меня уйти и увести с собой Джильберта, поскольку она  хотела поговорить с Джейн, пока не довела себя до припадка.
Я  изобразил светскую улыбку Джильберту, сказав:
 – У миссис Тауэр разболелась голова, ей надо прилечь. Я думаю, Вы не возражаете, что нам лучше уйти?
 – Конечно – ответил он.
 Через 5 минут  мы были на улице. Я вызвал такси и предложил молодому человеку его подвезти.
 – Нет, благодарю.  – ответил он. –  Я только дойду до угла и сяду на автобус.
Продолжение следует