Дорога длиною в жизнь. Глава 11

Благотворительный фонд. Болезнь Лены

Конец 1991 года ознаменовался не только, как везде, распадом СССР, но еще и местным переворотом. Объединившиеся вооруженные формирования изгнали президента З.Гамсахурдия. В Грузии установилась временная форма правления. Из Москвы вернулся Э.Шеварднадзе. Здешние лидеры уступили ему первое кресло. Но до выборов, намеченных на октябрь 1992 г. все органы были не совсем легитимными.
В это время, в марте 1992 г. Лена объявила, что она подозревает у себя рак, но не хотела об этом говорить, потому, что на улицах стреляют. Опасно для жизни. Боялась за нас.
Мы срочно обследовались. К несчастью ее подозрения оказались обоснованными. Кроме того, в связи с ее опасениями за жизнь близких, из-за событий в городе, она нам не вовремя сообщила о своей болезни. Когда мы приехали в Москву, на 6-ой день после ее признания, нас все упрекали, что болезнь запущена, и сразу к радикальной фазе переходить нельзя. И с этого периода, т.е. с марта 1992 г. и до конца января 2001 года жизнь всей нашей семьи прошла под знаком болезни и лечения Лены.
Но жить чем-то надо. К этому времени ни один из сыновей еще не был надлежаще устроен. Им еще нужна была определенная поддержка из дома. Да и сам дом надо было, как то держать. Не говоря о тех сумасшедших расходах, которые требовались для лечения. Вначале еще не так, а к концу вообще по страшному.
Как раз в этот период я получил предложение на работу из благотворительного фонда, который учреждался Э.Шеварднадзе. Меня туда брали заместителем. Это было достаточно престижно. Но зам. по финансам.
Эта была единственная сфера в аппарате, с которой я никогда не соприкасался, и естественно не знал ее. Но в такое время, когда вообще некуда приткнуться, я бы, наверное, согласился пойти даже в балет, надеясь, как всегда, что научусь. К тому же там была достаточно хорошая зарплата. В это время я еще не ушел с работы в ГЛАВСНАБЕ, и две зарплаты покрывали мои расходы.
Лену я оставил в больнице, а сам вернулся, чтобы представиться на новой службе. Меня приняли. Снова надо было учить азы.  Руководителем фонда назначался человек, который жил и работал в Москве.
Лене делали химиотерапию. Мы тогда плохо ориентировались в лечении и применяли те препараты, которые назначали. Лена очень мучительно проходила через эти процедуры. Через время мы узнали, что существуют импортные, но дорогие препараты, которые очень сильно облегчают жизнь после химиотерапии. Естественно мы стали их доставать, и в последующем это уже не было связано с такими муками.
Через три недели я забрал Лену из больницы домой, чтобы она немного окрепла. Потом опять отвез ее в Московский онкоцентр. Операция. Опять химия. Месяца через два забрал ее домой. Она еще успела увидеть умирающую мать.
Одновременно надо было осваиваться на новой работе. Состав оказался скомплектован так, что в нем не нашлось ни одного моего старого знакомого. Учитывая, что, особенно вначале, организация была очень престижной, туда стремилась вся знать. Мне вначале было там очень трудно. Моим руководителем первоначально был человек, который долгие годы в очень крупном ведомстве работал начальником управления финансов.
Естественно я ему был не нужен, и он «в упор» меня не замечал. Но за моей спиной была такая мощная школа двух ведомств, что справиться со мной уже было не совсем просто. К тому же «выяснилась» еще одна вещь. Совсем недавно я был самым молодым начальником отдела, главным инженером, начальником главка, а тут я стал едва ли не самым старшим.
Не считаться со мной практически становилось очень трудно. К тому же у меня ведь не было никаких претензий. Я только не хотел, чтобы кто-то наступал мне на ногу. «Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более, когда в нее плюют». Эти слова поэта, в слегка измененной форме почти всю жизнь заставляли меня всегда быть в боевой готовности, к отпору всем, кто покушался на мой «суверенитет».
 Немного изменилась и организационная структура нашего Фонда «Демократия и Возрождение».
 Очень скоро фондом фактически стал руководить его вице-президент (Светлая память этому человеку. Зверски убитому на пороге собственного дома, вместе с водителем). Эта была одна из самых незаурядных личностей, встреченных мною в жизни. Интеллигент, образован, начитан, писал стихи. Долгие годы был секретарем ЦК. В результате сведения счетов с ним, его на какое-то время засадили в тюрьму. Он и там не потерялся. Даже церковь построил. Выйдя, он не вел себя, как озлобленный человек, единственная цель которого – это мщение. Он спокойно и углубленно работал. Будучи по природе очень талантливым, он буквально генерировал идеи.
 Но отсутствие деловой практики, очень часто превращали его идеи в нереальные проекты. Он очень быстро понял, что у меня реального опыта побольше. И если его идеи получали добро и у меня, у нас рождался новый проект. Именовал он меня, почему то «профессор». И относился предельно уважительно. Он воспитался в комсомоле, долго работал в Москве и был настоящим интернационалистом. Все это вместе взятое очень скоро превратило меня в фонде в ведущую фигуру.
Эта ситуация была мне очень важна, потому, что в то время я был вынужден подолгу отлучаться по делам Лены. Пользуясь именем фонда, я даже лекарства кое-какие доставал. А впоследствии в ряде клиник даже установились дружеские отношения.
Были какие-то знаки внимания с моей стороны. Пользуясь своей должностью и правом подписывать документы, я от своего имени посылал благодарственные письма, туда, где оказывали нам особо весомые услуги. Очень часто, это было впервые в практике клиники, чтобы официально, на имя директора приходило официальное благодарственное письмо с указанием фамилий тех, кто заслужил этот низкий поклон. В первую очередь в институт переливания крови. Тогда я впервые понял, что мало найти донора с одинаковой группой крови. Надо, чтобы они друг другу соответствовали. Я даже сам увидел, что значит соответствие, или нет.
Положение осложнялось, что кровь всегда нужна была неожиданно и немедленно. Сколько врачей, лаборантов, даже профессоров становились на ноги, зачастую и в неурочное время, для того, чтобы решить мои проблемы. Найти нужную мне кровь, взять кровь из вены у Лены, сопоставить на совпадение, очистить ее, превратив в плазму, зная, что целая бригада медиков, ждет меня дома с этой драгоценной жидкостью. Мы даже после Лены, еще долго сохраняли с ними отношения.
Лене надо было постоянно пить какие-то лекарства. В Тбилиси я их достать не мог. Но у нас работал бывший начальник Главного аптечного Управления. Он вывел нас на своих бывших коллег в Москве и все нужные на тот период лекарственные вопросы решились.
Лена необычно долго выходила из послеоперационного периода. Это время примерно год, за ней присматривала одна молодая врач, которую нам порекомендовали в Москве. Она их выпускница. Постепенно Лена все же входила в колею и у нас года два была относительно стабильная жизнь.
Бытовые условия в то время в Республике были ужасными. Ни света, ни воды, ни отопления, даже газ с перебоями. Обогревались кирпичом, который все время был на огне, пока был газ. В один из сравнительно нормальных дней, нам пришло в голову, воздать должное кирпичу.
Общими усилиями родился такой стишок, который мы назвали «Ода кирпичу»

Кабы поэтом был бы я большим ,
Сложил бы оду непременно.
Не про любовь, не про цветы,
И даже не о птичках тоже.
Я б всей душой воспел кирпич!
Простой кирпич, что на печи моей лежит!
О милый, дорогой кирпич!
Ты подарил нам жизнь и вдохновение!
Ты обогрел наш дом, и души успокоил!
Когда вокруг нет света, нет воды
Все наши упованья только на кирпич!
Ты грел наш хлеб, и воду, и другую пищу!
Ты, как магнит тянул к себе всех нас!
Да что там говорить?
Ты в нашем доме, без прикрас-
основа мирозданья .
О мой кирпич! Клянусь тебе!
Ты будешь вечно живым примером
Служения и скромности одновременно!
Да здравствует Кирпич!
У нас сегодня нет уж выше идеалов!

Кстати говоря, даже когда улучшилось положение, мы еще долго хранили этот кирпич за его былые заслуги.
В этот период и в Москве решались посильные задачи.
Валера к тому времени уже успел защитить диссертацию. Но все равно работа эта его не интересовала и он вскорости, вместе с одним тбилисским однокашником, стали заниматься мелким бизнесом. Женя периодически выезжал за рубеж. Зарабатывал какие-то деньги, что очень поддерживало его.
Наступил 1995 г. Фонд развивался. Однажды при поездке в Москву мой руководитель в самолете встретился с одним нашим общим знакомым. Не знаю, о чем они там говорили, но приехав, он мне сказал, что намечаются крупные проекты и ведение одного из них решено доверить мне. Тут же он добавил: «я и раньше считал, что на Вас можно положиться, а недавно я получил очень мощную аттестацию в Ваш адрес. Так что будем вместе Работать!»
Это были первые числа месяца. А 20 числа его убили. К нам пришли представители контрольной палаты и КГБ с тотальной проверкой. Эта проверка отняла у меня пол жизни. Ведь я был заместителем по финансам и на всех документах стояли мои подписи. К этому времени фонд затеял крупную стройку в Гудаури. Был взят большой валютный кредит.
 Его как-то надо было покрывать. А там были свои проблемы. Наш шеф много лет был оторван от своего любимого детища, когда он вернулся, там уже были новые хозяева. Но никто не посмел ставить под сомнение его претензии и планы.(В свое время, будучи секретарем ЦК ВЛКСМ  Республики,, именно он добился строительства Гудаури. К тому же он возглавлял Федерацию зимних видов спорта.)  Нам удалось договориться с новыми хозяевами о совместном владении существовавшим объектом. Кроме того, наши решили пристроить добавочный объект, который поддерживал бы то, что есть.
После гибели руководителя все изменилось. Кто-то сильно обнаглел и стал требовать расторжения всех согласований по имуществу. Да и проверяющие, по крайней мере, некоторые из них, не слишком благоволили усопшему. И вновь назначенное руководство не считало своим долгом слишком рьяно защищать старые дела. Поэтому было очень трудно и опасно.
КГБ выявил такой факт, что год, или два назад, во время войны в Абхазии Фонд принял от различных военизированных формирований весьма солидную сумму для покупки оружия за рубежом. Все они требовали расписки. Подписывал их естественно я. При проверке меня взяли за горло. Вы деньги взяли? Взяли. А где или деньги, или оружие. Не было ни того, ни другого,
Дело в том, что оружие на самом деле закупили и привезли. Но в аэропорту самолет встретили те, кто был сильнее других, и реквизировали, все, что было привезено. Вероятно, если бы это оружие во время попало в Абхазию, события сложились бы по-другому. Перед отлетом меня вызвал шеф и уточнил сумму, которой мы располагаем. У него в кабинете собрались все заинтересованные лица. Мне сказали, дайте все деньги вот этому человеку, он будет за все отвечать. Я сказал: нет, неофициально не дам, даже если Вы меня здесь убьете.
Сначала подпишите вот этот документ. Уже глубокая ночь. Машинисток нет и в помине. Я на листке из школьной тетради от руки написал несколько слов. Такая-то сумма. Такого то числа передана такому-то лицу для покупки оружия. Подписи Шефа, меня, и получателя. Зал взревел. Таких документов оформлять нельзя.
По существу это была контрабанда. Я показал, что у меня всего рукописный клочок бумаги. Составлен в одном экземпляре. А если документы не нужны, верните мне мои расписки. Время уходило. Опаздывали. Нервы у всех на пределе. И видя, что я стою насмерть, эту бумагу все же подписал Шеф, я, и тот, кто взял деньги. Понимая ценность этой бумажки, я не рискнул хранить ее ни на работе, ни дома.
Когда я предъявил документ проверяющим, они глазам своим поверить не могли. Никто не знал о существовании подобного документа. Кто-то из них не выдержал и сказал, что этот клочок бумаги по существу спас Вашу голову.
Они у нас пробыли почти полгода. Но в конечном итоге составили приемлемый акт, за каждое слово которого мы боролись всеми доступными нам средствами. А меня еще раз убедили, что, не имея над собою крепкой крыши, если хочешь выжить, научись быть крышей для самого себя.
А к нам пришел новый руководитель, и началось все по-другому.
Но жизнь все-таки состоит не из одной работы. В описываемые годы нам пришлось похоронить двух бабушек. О бабе Нине я уже подробно писал. Бабушка Клара ушла через год. Она была уже очень слаба. А Лена еще не очухалась от своих операций, ходить за нею не могла. Как мог, делал сам, купал ее, как ребенка, кормил с ложечки. И хоть немного старался занять ее разговорами.
Для нее трудными были последние год-полтора. При последнем свидании с Володей, она его попросила, когда мне станет совсем плохо, ты забери меня к себе, я хочу, чтобы ты меня похоронил, ты сильнее. А Мишу мне жалко. Ему это будет очень трудно. Это мне Володя рассказал в аэропорту. Но жизнь распорядилась по-своему. Володя с семьей уехали. До последнего часа с нею был я. Правда, Володе просто чудом удалось приехать на ее похороны. Сейчас, когда я пишу эти строки, уже более двадцати лет, как она ушла.
Во время работы в фонде мне дважды пришлось заниматься очень трудными квартирными вопросами для детей.
Больше всего я переживал за Валеру. Они уже ожидали ребенка, а жить пришлось в небольшой квартире у тещи. Правда, достаточно скоро его тесть, как строитель получил однокомнатную квартиру в Северном Бутово, которую и отдали молодым. К этому времени заболела Лена и дополнительная площадь становилась необходимостью.
Денег достаточных не было. Значительную часть пришлось одалживать. Весомый вклад, в какой-то мере в счет взаимных расчетов, внес один Женин однокашник. Но, так или иначе, мы купили двухкомнатную квартиру в том же доме, где уже жил в однушке Валера со своей семьей. Предварительно я договорился с его тещей, что мы производим негласный обмен. Двухкомнатную отдаем Валере с семьей, а себе берем их однокомнатную. Так и порешили. Фактически и по сей день, почти 20 лет спустя однокомнатная квартира считается вроде моей собственностью.
Я начал расплачиваться с долгами. К тому времени у меня, конечно же, благодаря должности в Фонде, был достаточно свободный кредит. Но платить-то все равно надо было.
 После гибели старого шефа и прихода нового руководства, положение старожилов в Фонде заметно осложнилось. Другие ценности. Другие методы и технология. Несколько иные оценки, что такое хорошо, что такое плохо. Были и кадровые перестановки, но меня они не коснулись.
На следующий год в Англию на работу уехал Женя вместе с женой. Первоначально он работал один. Львиную долю зарплаты съедала арендная плата жилья. Особенно трудно им стало во второй год, когда к ним присоединилась и Нино (дочь Теоны от первого брака.) Мы с Валерой пытались оказывать им посильную помощь, но все равно было трудно. Для нас для всех стало очевидным, что если не избавиться от квартирного ига, добиться кардинального улучшения жизни Жене будет невозможно. Стали думать о покупке жилья для Жени. Какие-то маленькие сбережения к этому периоду удалось создать мне. Кроме того, у 11-и человек я одалживал деньги. Я даже лозунг выдвинул, что все друзья и близкие нашего дома одалживают деньги, без всяких процентов, на срок до 5 лет.
Очень активную позицию занял и большую роль сыграл в этих вопросах Валера (с привлечением своих друзей). Короче к 1998 г. мы с Валерой в основном покрыли нужную сумму.  Этот год для Жени оказался знаменательным.
Он купил дом.
Теона защитила в Тбилиси диссертацию и получила работу по специальности. Это была большая редкость для Англии, чтобы и муж и жена, оба получали работу по такой специальности, как математика...
Конечно, жить в английском филиале стало намного легче. Они смогли отдать Нино в платную школу, что сыграло важную роль в ее будущем. С годами, одному Господу известными путями, мы расплатились с долгами и немного вздохнули.
К периоду моей работы в Фонде относится еще один вопрос, едва не сыгравший трагическую роль в нашей жизни.
Уже упоминавшийся Женин однокашник, создал здесь маленький банк. Мы с другом  стали там акционерами.
К 94 году  этот друг  уехал из Грузии. Руководство банком перешло к нам. Мы, как могли, работали и старались развивать банк. Года 4 мы нормально продержались, даже получая из банка небольшой доход. Но к 98-у году грянул гром. Управляющий банком оказался аферистом и по существу, совместно с приятелями из других банков, разворовал все деньги банка. Большим чудом для меня было то, что он не украл те деньги, которые я через этот банк переводил Евгению. Опубликовать, что банк ограблен, мы не могли. Сразу возник бы вопрос: «А Вы где были?!»
Если бы мы решились отдать его в тюрьму, чего требовали наши иностранные вкладчики, еще неизвестно, что бы он там наболтал. Причем вопрос затрагивал еще несколько банков и мог получить слишком громкое эхо.
 Для меня ситуация была особенно трагичной, ибо по распределению функций, именно я отвечал за учет и отчетность, и во время ничего не увидел. Кроме того, задолго до этих событий нам  предлагал убрать Управляющего, а я тогда его защитил. Во многом здесь была вина нашей излишней доверчивости.
Решили тушить своими силами. Отняли все, что было у самого управляющего. Потом отдали все, что было у нас . Отняли средства у самых близких людей, которые вошли в наше положение. Одалживали, у кого только могли. Одним словом ситуация была настолько тяжела и страшна, что, да простит меня Господь, я даже несколько раз поглядывал в сторону своего пистолета.
 Самым главным тормозом на таком пути, была боязнь опозорить своих сыновей. Короче мы приняли еще целый ряд экстраординарных мер и начали работать в новых условиях. Но нам понадобилось семь лет работы в суперсложных условиях, пока мы смогли сказать: Все! Эпопея закончена. С долгами расплатились. Свои средства, так или иначе, практически почти восстановили. И бегом ушли из банка. Благо никто этому особенно и не сопротивлялся. А Банк, подобно Бендеровским «Рогам и копытам» хорошо развился и входит в число ведущих банков республики.
Я больше всего времени уделяю среде обитания, фактически в ущерб делам дома и семьи.
В начале моей деятельности в Фонде, произошло два важных для нас события. Во-первых, тяжелая операция у Лены, изменившая в значительной мере весь уклад семейной жизни.
Второе важное событие - это рождение Анечки. Аня росла достаточно  своеобразным ребенком. Любила мини-театральные постановки, где сама была и режиссером и постановщиком. И это в три года. Я иногда думал, что это генетика прадеда.
Сначала Аня меня в упор не признавала. Я очень много времени и сил тратил, чтобы как-то сломать эту ситуацию. Очень активно Лена помогала. Но помогло не это, а другое.
Я начал писать Ане письма, когда ей было лет пять.. Она их еще читать не могла. Валера читал. Но эта переписка продолжалась без малого 10 лет. Аня выросла, стала отвечать. Мы с ней выдумывали некоторые игры, моральная составляющая которых, была основой всей игры. Думаю, что это сыграло положительную роль в формировании личности Ани. Короче, мы с ней очень подружились, и нам обоим нравилось общение друг с другом.
Я ей написал более 300 писем. Их потом перепечатали на компьютере, переплели, и Аня хранит три «тома», направленных ей посланий. После моего переезда в Москву, надобность в письмах, как будто отпала. А жаль. Мог сформироваться уникальный материал.
Примерно в этот же период Валера купил на свои, заработанные деньги еще одну квартиру, рядом с той, где жил, и таким образом заметно улучшил свои жилищные условия. Причем, главное здесь было не в этом. Дело в том, что впервые, такой масштабный вопрос был решен самостоятельно. Без участия родителей. Эта покупка послужила крупной исходной вехой, в отсчете материальной самостоятельности Валеры.
Более того, с конца девяностых он неоднократно помогал в трудных ситуациях и мне, и брату, и для лечения Матери.
Должен сказать, что я видел, как некоторые помогают своим родителям. Это почти всегда было связано с заметными унижениями для родителей. Надо было несколько раз говорить, напоминать, потом получать не всю сумму и т.д. Я глубоко признателен Валере, что он помогал всегда очень тактично, по-джентльменски, без напоминаний, точно по библейскому принципу. Молодец! Дай Бог, чтобы у него всегда была такая возможность.