Отряд

 Этимологический словарь Крылова : слово «Отряд» образовано от слова отрядити


1

Борим точил нож. Он любил этот нож, с нежностью  приговаривал:

- Самочка ты моя!

Ну пусть читатель современный не подумает чего на предмет извращения, слово «самочка» в устах Борима имело другой смысл, нежели смысл – самка. Самое лучшее лезвие и самая лучшая рукоять, вот что имел в виду корявый, маленького росточка служилый человечек с именем Борим. Все происходило от  слова «самость», т.е. другого такого ножа на свете с точки зрения Борима не было.

И все это имело определенный смысл, ибо  нож был сработан в Индии, в то время (дело происходило на Руси  в 1530 году) из Индии на Русь приходило много товаров разных – ткани цветные, камни-самоцветы, пряности, но изделия из металла редко, ибо были дорогие. Отец Борима выиграл этот нож у  вотчинника в походе, вот так же послали их в дозор, день сидят, неделю сидят, месяц сидят, смены нету, уже осень, жрать нечего, корни вырывают и варят, лошади корой деревьев питаются. Обычное дело для отряда в дозоре тех времен, дело обычное, но скучное. Вот и стали играть вотчинник из малых воевод с отцом Борима. Отец Борима отказался было (со своей стороны ставил сбрую), но вотчинник такую рожу страшную состроил, что  пришлось кинуть кости, так он нож и выиграл.

Другой служилый человек в отряде, Влас, соответствовал своему имени и был властен в повадках и зычен голосом. Поскольку отряд находился в дозоре, в данный момент засели в кустах ольхи, то  зычность Власа все проклинали. Как рявкнет, птички с веток взлетают. А если татарин рядом? У татарина слух замечательный. Оно, конечно, и татарин может быть глухим. К примеру, кобылу доил в детстве, а она маленькому в ухо дала, он и оглох, или вошь особая степная в ухо ночью вползла и ворочается там, татарин и не слышит ничего.  Вот это радость была бы, и чтобы именно этого татарина в дозор послали,    Влас рявкает, а татарин-то глухой, ничего не слышит! Такой поворот событий в отряде часто в шутку обсуждали, но в глухих татар не верили.

Татары для отрядников люди в чем-то мифические, разговоры только о татарах и ведутся, об их глупости, слабости и тупости. Но разговоры эти ведутся для того, чтобы заглушить страх. Иной раз вспомнят татарского богатыря, который прет напролом, глаза огнем горят, стрелы от него отскакивают, сам  урррра кричит. Точно так же на другой стороне этого холма, поросшего ольхой, расположилась группа татар,  и они там  высмеивают урусов. И так же иногда притихают, вспоминая русского богатыря.  Никто так хорошо не  знает на земле друг друга, как русские и татары, они уже сотни лет воюют между собой, и повадки своих врагов изучили замечательно.

- Тебе, Влас, оглоблю в горло вбить, - говорит суровый Глеб,  имя «Глеб» означает мощный. Он и есть самый здоровый из четверых, хотя надо признать, что все четверо народ довольно мелкий. Обычно сотник в поиск или в заслон отправляет людей, которые хорошо дополняют друг друга, один из четверки обычно бывает физически сильным. Часто его же назначают главным, если среди четверых нет ни одного уважаемого воина. Уважаемый воин – это ценность, это  талант, это уникальный нюх, но не в том смысле, что он запахи хорошо распознает, а так интуицию называют. Именно интуиция главного в четверке спасает, укрывает, правильно выводит на цель или уводит от погони. Что это такое есть в человеке, не знает никто, но оно бывает. И хороший воин, даже если он по характеру мерзок, ценится, как клад. Но хороший воин и человек обычно не злой, ибо привыкает к уважению, к лести, радости ему много от жизни, сладка жизнь человека, который не просто так на землю пришел, а со смыслом.

Так вот Глеб был самый сильный изо всех четверых, но не богатырь. Просто выглядит помощнее прочих, но не более того.  Если кто кого в бою порешит, то тот и окажется сильнее. Ибо бой – это судьба, а каждый из воинов имеет за душой  обычно один прием коронный, отточенный до мастерства, до изумления. А чей прием перевесит – Богу решать.

Глеба назначили главным среди четверых, но не опасались его подчиненные, не уважали, а он и не претендовал на особое положение, он был достаточно умен и опытен, и лет ему было уже пятьдесят, старик уже, хотя подковы гнул легко. Предпочитал он все решать добром и советом со всеми своими. Но пошутить любил:

- Ты бы Влас, красивый был с оглоблей в горле, - хихикнул он.

- С чего бы? – ощерился Влас.

-  А один бы был такой на купище (рынке) ходил бы с оглоблей в горле, все девки твои бы были, и не орал бы так. С оглоблей в горле не поорешь.

- Девки любят, чтобы оглобля в другом месте у парня была, - заметил красавец Гордей.
Р
усоволосый, но с яркими черными глазами, Гордей знал успех у девок и баб, и был большим знатоком в этой области. Ибо гормоны ему ни о чем другом думать не  давали.

Он лежал на траве, раскинув руки, и смотрел в синее небо на небольшое облачко. Был полдень, по русскому обычаю  в это время к людям приходили бесы, и нужно было спать обязательно после обеда, если человек спит, то бес не может плохое что-либо сделать. Но это для обычного горожанина было так, а для воина иначе. Сбились все ритмы у воинов, днем, они, когда спят весь день, а ночью напролет едут, когда наоборот, а когда и по двое-трое суток не  уснешь, а потом спишь беспробудно восемнадцать часов.

- А что жена твоя сейчас делает, Гордей? – спросил не без ехидства своим басом Влас.  Звонко и трубно прозвучал его голос. Захотел отомстить за оглоблю в горле, не одному ему страдать.

- Что делает? Лежит на спине, ноги раздвинув, - сказал мрачно Гордей. – Это ее любимое дело.

Жена его была люта на физическую любовь, и это вызывало некоторую гордость и одновременно досаду Гордея, иногда он смеялся на эту тему, иногда  злился. Больше всего боялся растить чужих детей, но двое мальчишек у него подрастали, так оба были с черными глазами и светлыми волосами, в папу, не отличить.
- Два дня уже не жрали толком, - говорит злобно Борим, убирая в сапог свой нож, он не любит носить его на поясе,  нож из сапога - последний аргумент Борима, случись чего. И шло это не от ума, а от опыта, нож за голенищем сапога спас ему раз жизнь.

А вокруг царил рай целебного месяца июня! Было тепло, но не было жары, зелень юная, запах цветов, запах юной земли, которая не иссохла еще от палящего солнца, синева неба и божественная свобода, воля этого мира, он был бескрайний этот мир, и в нем почти не было людей. Но было полно птицы, рыбы и всякого зверя. Живи – не хочу! Все есть для рая на земле. Если бы не отряд татар, который с другой стороны этого обширного холма сейчас не собирался в путь. Столкнуться в этой пустыне  двум отрядам – дело не очень простое, но их словно магнит какой притягивал друг к другу.

Татары запустили в поиск группы своей молодежи, об этом доложила пограничная служба русских.  И им навстречу тут же вышли разведывательные отряды русских, один из которых вот сейчас и должен был столкнуться с татарами, и горе было бы русским, ибо было их в четыре раза меньше числом. Но русских и посылали с тем, чтобы те могли погибнуть, но главное узнать замысел, что затевают татары – большой набег или малый разбой? Их было рассыпано в округе десятки таких малых групп, кто-то погибнет, но кто-то и принесет нужную весть.

2
Так вот татары собирали свои пожитки, которых, как и у русских было мало, а отряду  Глеб отдал приказ подниматься на вершину холма, обозреть окрестности. Русские попали на вершину, которая тоже вся поросла мелкой ольхой, когда татары уже спустились вниз, но ехали они по лугу, и маленькие точки татарских всадников русские опознали сразу.

Глеб прикрыл от солнца глаза рукой, напрягся как струна, молча вглядывался в чужой отряд. То, что это были татары, а  не свои, было понятно по многим деталям. Ехали они голова в голову, русские обычно по лугу держались парами, рядом гнали запасных коней, у русских так не было заведено, ибо кони эти татарам служили пищей. Но главное было не в этом: обычный отряд татарской молодежи, который пришел бы за добычей, не пер бы вот так открыто нагло днем у всех на виду, значит, где-то рядом была основная татарская сила.
Карт тогда у воинов не водилось, вся местность была в голове, татары имели обычай приходить со стороны Рязани, с Юга, и тут всякий воин из пограничной охраны знал все наизусть, где какая деревня, где какой город, где река, где ручей, где овраги глубокие, где рощи.

Глеб и прочие завертели головами все сразу, ибо все и подумали об одном – сожгли ли татары Скопин? Нет.  Пламя видно не было и гарью не несло, хотя далеко, кто его знает, что там твориться за неведомой чертой, может быть, вся орда с места снялась. Но чья орда? Казанцы? Ногайцы? С крымчаками вроде был мир и любовь, но кто может положиться на слово татарина? Были,  рассказывали еще деды нынешних воинов, времена, когда монголы слово держали. Но это когда было, во времена самого Чингиза.

Вот теперь начиналось для отряда самое трудное и страшное - идти за татарами, выследить их, понять, зачем они  пришли. Но пока следовало известить своих, Глеб послал громогласного Власа  доложить о том, что на татар наткнулись, рассказать, сколько их, куда двигаются, как себя ведут.  Сейчас к воеводе пограничному со всех сторон гонцы пойдут, и все ясно станет главному воеводе. Влас повесил свой большой нос печально. Ему теперь без отдыха к воеводе, потом с приказом обратно своих искать, а их не просто будет найти.