Москва слезам не верит... Зеленоград, поверь!

    В самом конце позапрошлого, 2014 года, в Зеленограде (анклав Москвы), едва отметив свой полувековой юбилей, почил в бозе известный в прошлом завод "Элион". Так бывает.
    Все площади "Элиона" вместе со всеми потрохами, а именно, людьми, был выкуплен, или как там это делается (тонкостей не знаю), предприятием НИИДАР, базирующимся в большой Москве. Тоже не редкость.
    Все эти полтора года на "новом-старом" заводе периодически начиналось бурление народных масс. По большим выразительным глазам и учащенному судорожному дыханию работников было понятно, что пошла очередная волна сокращений и увольнений. Те, у кого нервы были на пределе, отчаянно грозили найти справедливость, другие, с уже сдавшими нервами, по-тихому уходили добровольно. Так тоже случается.
    Как забавное исключение из правил на заводе тихо и смиренно, безо всякой суеты и паникёрства, продолжал работать мой знакомый, - милый, всегда доброжелательный, немного забавный бывший станочник высокого разряда, а ныне разнорабочий Коля. Николаша. Николай Игоревич Кремер. Маленького росточка, вечно улыбающийся одинокий юноша на восьмом десятке лет с диабетом.
    Собственно, это вся предыстория.

    А теперь сама история. В понедельник, 21 марта, он зашел ко мне в кабинет, как он сам сказал, "попрощаться". Стоял возле конторки и рассказывал, что его и еще десять человек сократили, а пятеро, те, которые со сдавшими нервами, уволились сами. Вот так... Да, работал здесь со дня основания... 50 лет на одном заводе... Всех директоров, сколько их было, знал... А теперь вот окончательно ... на пенсию... Сказали, что больше не нужен...
    Он взглянул на меня перед уходом. "В его покрасневших глазах были слёзы", - это не сентиментальный литературный шаблон. Стикер с номером моего телефона он забыл на конторке, а может просто не захотел брать.

    Николай Игоревич Кремер. Сегодня я поняла, кто он, этот маленький безропотный человек. Он -- наш современный Акакий Акакиевич Башмачкин, тот, из гоголевской "Шинели". И если Башмачкин складывал копеечку к копеечке, чтобы заказать для себя новую шинель, то Николай Игоревич копил деньги на хороший планшет. Почему бы не побаловать себя современным девайсом! Одному-то вечерами ой как тоскливо.
    Он не был женат. Его женой была работа. Его домом был завод. Он продолжал работать, потому что не работать не мог. Люди, станки, запах нагретого металла, его тележка, - все это заменило Николаше семью. Так тоже, к сожалению, бывает.
    И вот его жены не стало...

    Не имея никакого отношения к НИИДАРу, я набралась духу и пошла в профсоюзный (!) комитет, чтобы попросить за Николая Игоревича. Нет, не вернуть его на работу, хотя это был бы лучший вариант. Я пришла попросить о том, чтобы его проводили на пенсию достойно. Чтобы в цех, где он проработал полвека, собрались начальники, чтобы пришел хотя бы заместитель директора, чтобы Николай Игоревич услышал пусть формальные, но для него так много значащие слова о его добросовестном и честном труде, о его вкладе в производство, о том, что такие люди, как он, и есть самый ценный капитал для страны. Да-да, все уже отвыкли от мысли, что доброе слово и кошке приятно, забыли о том, что главный капитал все-таки измеряется не в деньгах... Не успела я сказать и половины, как председатель профсоюзного (!!!) комитета, долженствующая (на минуточку!) защищать трудящихся, с облегченной улыбкой сказала "нет". Вся её аргументация сводилось к тому, что Николай Кремер долго работал на "Элионе", а в "НИИДАРе" он проработал всего год, и следовательно, никаких почётных проводов на пенсию не будет. Всё ясно?

    Если подходить к делу формально, то да, "Элиона" уже нет полтора года. На месте старой вывески гордо красуется слово, устремленного в будущее производства (погуглите из интереса). Но для нашего Акакия Акакиевича ведь это ровным счетом ничего не значит! Посудите сами: если ваша жена, с которой вы прожили бог знает сколько времени, вдруг решит сменить прическу и платье, она же не перестанет от этого быть вашей женой! Стены завода остались прежними, станки прежние, люди тоже прежние. Ну, кроме тех, пришлых из большой Москвы, которые слезам не верят, которые выросли не из "шинели", а сразу из Версаче, у которых вместо сердца канцелярская скрепка, а вместо души степлер.

    Смысл жизни у каждого свой. Потеряв работу, Николай Игоревич потерял этот смысл. Можно сказать, он овдовел. А по статистике мужчины-вдовцы часто умирают вскоре после смерти любимых жён. И не важно, что в данном случае женой оказалась работа. Кто даст гарантию, что Николай Кремер переживёт потрясение от предательства и не умрёт в ближайшие полгода? А ещё вспомним, чту у Николая Кремера диабет, и стресс может поднять сахар до критических показателей. А ещё он одинок...

    Ах да, Москва же слезам не верит. Москва верит бухгалтерским счетам и расчётам экономистов, которые твёрдо знают, что разнорабочий Кремер не отрабатывает свои 12 тысяч рублей, катая тележку с тяжелыми деталями.

    А может, это не Москва виновата?

Иллюстрация: http://www.stihi.ru/pics/2013/02/01/6229.jpg