Мотя

    Угораздило меня зайти в парикмахерскую сделать первую  в жизни химическую завивку. Сидела перед громадным зеркалом с глупой-преглупой миной и никак не могла повлиять на это обстоятельство . Мою спину подпирала большим бесформенным животом парикмахерша, которую постоянно окликали Мотей.
 - Ну и Мотя! – Подумала я, и осеклась мыслями, представив, как с возрастом отложу вокруг своей талии такую же кучу припасов.
  Он вошёл в салон, когда уже не глупо, а прямо-таки дебильно, в  зеркало смотрело незнакомое мне существо с волосиками-спиральками.
 - Одуванчик…  А можно что-нибудь сделать, чтобы это всё убрать? - Обратилась я к мастеру.
 - Нет, милочка, Ещё не изобрели. С вас шесть сорок пять.
   Он посмотрел в зеркало:
 - Напрасно вы так, девушка. Вам очень идёт.
   Потом коснулся губами мотиной папилломы на трёхэтажной шее, из-за спины преподнёс ей букетик ландышей и удалился.
 - Начальник наш, прямо ходу мне не даёт… - Похвасталась Мотя. А остальные мастерицы салона покрылись одинаковой поволокой неприязни. То ли к ней, то ли к нему, то ли к обоим сразу.
Как только волосы отросли до приемлемого для стрижки минимума, я пошла почему-то к Моте. Ну, были же парикмахерские и в бане через дорогу, куда я бегала по пятницам. По дороге на работу две. А мотину, на площади Ленина, посещало правительство из административных зданий.
   Когда с мочалкой на голове было покончено, я вышла на площадь. У памятника Ленину с газона он торопливо дёргал гайлардии. И, когда я прошла мимо, догнал, окликнув:
 - Позвольте представиться: Иван Николаевич.
И протянул цветы.
 - Букетов с газонов не принимаю.
 - Ну не сердитесь, не было временного ресурса на более достойный букет. Идёмте.
Взяв под руку, он повлёк меня через площадь к торговым рядам. И собрав все цветы, что выставили в б-ушном целлофане тётки разных мастей, увязался донести мне их до дому.
 - Вот тебе, Мотя! – Согласилась я на вояж.
 - Где ты подцепила этого прохвоста,  - подслеповато щурясь, сразу разглядела в нём главное моя старая мать.
  Он не обиделся. Отрекомендовался ответственным секретарём по бытовому обслуживанию города и поцеловал ей руку.
- Позвольте просить руки вашей дочери. – Склонил он перед мамой голову.
– Александрой её зовут. – Словно угадала будущая тёща.
- Не хочешь, что ли  видеть, что он лет на десяток тебя моложе. Или в твои тридцать восемь мать уж мозгами тебе не советчица?
Так знай. Ты ему нужна для того, чтобы молча сносить все его гнусности. По бесперспективности своего  возраста. И поступай, как знаешь.
   Он одевал меня в подведомственных ему ателье по последней моде на свой неплохой вкус.Я теперь пожизненно носила шестимесячные кудряшки и трудилась над ними в его присутствии Мотя. Называл меня прилюдно "моя фарфоровая статуэтка", рука его поселилась у меня на талии. Прилюдно.
  Но мама оказалась права. Чтобы не видеть вежливого садизма зятя, уходила на ближний рыночек торговать малиной и яблоками, собирая деньжонки на похороны.
А я, ожидая ребёнка, успокаивала свои нервы вязанием.
- Не смей ковырять крючком своё дитя! – Набрасывалась на меня мать, приходя с рынка.
Но я это считала предрассудками и, когда пришёл срок родин, ажурная скатерть была готова. А на пальце уже кровоточила проковырянная крючком ранка.
Моя дочка родилась с полостью на спинке, в которой просматривался позвоночник и края лопаточек. Её дыхание сопровождалось свистом. До нашей выписки она не дожила. А мама ушла на погост вместе с внучкой.
Иван Николаевич проводил тёщу в последний путь с почестями, какие и присниться не могли, и стал полновластным хозяином в её доме. Работать мне настрого запретил, но урожай нашего громадного сада велел реализовывать неукоснительно. Так я стала торговкой зелёного рынка.
 - Шурик! Расскажи, как мы с тобой разбогатели сегодня? – Контролировал он прибыль от продаж. И поднимал скандал, каковой бы она не была.
Он имел одну склонность – лечиться впрок. Не страдая никакими недугами, добывал импортные препараты и регулярно их употреблял. Его  органы поочерёдно получали профилактические, как представлялось ему, дозы. И в один из вечеров его увезла "скорая".
 - У него остановились почки и  мочевой пузырь, - констатировал лечащий врач, - идёт общая интоксикация организма, держится высокая температура. Всё возможное мы делаем. Но готовьтесь к худшему.
   Через неделю у него началась агония. В бреду, он звал Мотю. Я пошла к ней в парикмахерскую:
 - Наведайте его перед смертью – он вас зовёт.
 - Мы с ним только сослуживцы, - ответила Мотя и повернулась ко мне спиной.
Она не предполагала, видимо, что её биография мне известна. На рынке биографии всех передаются из уст в уста.О ней было известно, что сын её записан Ивановичем на фамилию моего мужа. Пусть - не она перешла мне дорогу, а я ей. Что половина дорогих вещей из моего дома стали её вещами. Пусть. Там без отца растёт ребёнок. Но, главное, получив всё это, она, как и ко мне, к Ивану Николаевичу повернулась спиной...