Земля после конца времен

     I
     Поверхность широкой серой реки, пересекающей равнину, кажется абсолютно спокойной, неподвижной. Эта обманчивая безмятежность смертельна: любое живое существо, попавшее в воду, уже не выберется на берег живым – течение здесь настолько сильное, что выворачивает даже гигантские валуны, покоившиеся на дне веками. Река проложила свое русло по прямой от Сумеречных Гор к Великому Морю: не в ее правилах было идти на уступки, поэтому все на пути стихии, будь то холмы или дремучие леса, оказалось стертым с лица земли. Правый берег ее изрыт шрамами осыпей и обвалов, отвесные обрывы резко переходят в заболоченные равнины, хотя последние встречаются крайне редко. За ними до самого горизонта тянется безбрежье вечнозеленых исполинов, закрывающих своими лапами высокое серое небо. Под их сенью водятся гигантские твари, степень опасности которых прямо пропорциональна их размеру, ограниченному только свободным пространством между массивными стволами деревьев на земле, переплетением ветвей над и лабиринту корней под ней. Поэтому обитают там только хищники, ибо все остальные рискуют немедленно быть сожранными, едва ступив на их территорию.
     Левый берег скрывает сплошная завеса тумана, который, в зависимости от погоды, отвоевывает у реки большую или меньшую ее часть, но земля по ту сторону мертвой воды всегда остается в его власти – порой кажется, что ее просто не существует. Единственные, кто видит противоположный берег – прилетающие с Сумеречных Гор на охоту стервятники. Эти гигантские твари парят низко над водой, вылавливая прибитые к берегу трупы, порой рискуя сами угодить в ловушку течения, но иногда они не брезгуют и живыми существами, которые ютятся в пещерах и норах на обрывистых склонах. Тогда стервятники поднимаются выше, выслеживая добычу из рваных клочьев облаков, и только болтающиеся на ветру словно тряпье рваные хвосты хищников да блики солнца на  пепельной чешуе выдают их присутствие. И все-таки левый берег считается самым безопасным местом на многие мили вокруг: леса кишат кровожадными чудовищами, что пожирают друг на друга за неимением других жертв; выше по течению, в горах, обитают стервятники и гигантские ящеры. Благодаря убийственному течению река мертва: на ее дне не растут даже водоросли, а Великое Море, в которое она впадает, располагает к плотоядным созданиям размеров, повергающих разум в первобытный ужас.
     Этот мир жесток, в подавляющим большинстве населен хищниками, и поэтому не располагает к миграции в поисках лучших мест: если тебя не сожрут через десять миль, то сожрут через двадцать, в этом можно не сомневаться. Существа, менее преуспевшие в своем эволюционном развитии, а именно в обладании множеством приспособлений для убийства, предпочитают ютиться в сырых темных норах и пещерах, пытаясь выжить всеми мыслимыми способами, хотя даже при отсутствии желающих съесть тебя на второй завтрак сделать это довольно проблематично.
     К природе серого мира олицетворение «мать», так свойственное многим другим мирам, едва ли применимо. Основной ее закон – абсолютная непредсказуемость: знакомые растения спустя несколько месяцев могут стать ядовитыми или совершенно изменить свой внешний вид; полакомившись мелкой тварью, не исключено отравиться точно такой же на следующий день. Создается впечатление, что эволюция впала в затянувшуюся истерику, причем, чем меньше подопытный объект, тем сильнее она над ним издевается. Многотонные морские твари ощущают эти глобальные возмущения лишь по внеочередному приступу желудочных колик (в одном или нескольких из десятка желудков), в то время как отдельно взятые виды жуков и растений за год могут изменить до неузнаваемости как внешние, так и внутренние свойства. От этого страдает, в первую очередь, промежуточное звено в пищевой цепи. Многие считают, что виной всему вода в небе и в земле – она никогда не отличалась постоянством. Иногда дождь испаряется, не долетая до земли, иногда капли рикошетом отскакивают от поверхности немногочисленных водоемов или же остаются на ней концентрированными лужицами ртути. В особо запущенных случаях изумительно красивые ливни лилового оттенка отравляют воздух на недели, прожигают насквозь камни, не говоря уже о шкурах нерасторопных животных – что и заставляет природу метаться в агонии, пытаясь приспособиться к изменчивому миру.
     Есть во всем этом что-то неумолимо прекрасное: например, чарующий черный снег короткими, но предельно жестокими зимами, убивающими до двух третей живых существ на планете. С равнодушного неба за ними наблюдает каторжное блеклое солнце, приносящее с рассветом в серый мир смерть и забирающее на закате ее многочисленных жертв.

     II
     Дрим стоял на берегу, разглядывая свое отражение в воде, которая сегодня была словно серебро. Он знал, что стоит ему сделать шаг вперед, и через пять минут в сотне метров отсюда течение будет рвать его труп на части. Поэтому Дрим просто скреб короткими мощными когтями слежавшийся песок, время от времени дергал прозрачными ушами в красных прожилках сосудов, отгоняя мелких летающих паразитов, любой из которых мог оказаться смертельно опасным, и втягивал длинным носом воздух, по привычке принюхиваясь к изменчивому миру. Со стороны казалось, что он завороженно следит за собственным отражением в зеркале реки, на самом же деле его внимание было сосредоточено на обманчиво-пустом небе, откуда в любую минуту мог спикировать стервятник. Тогда с проворностью, удивительной для столь коротконогой, круглой, неуклюжей туши Дрим кидался в укрытие, которым служил ему многие годы каменный мегалит. Убежище представляло собой нагромождение многотонных плит, сложенных наподобие шалаша – столь причудливо потрудились над камнем кислотные дожди и сезонные ветра. Однако вовсе не появление хищника заставило Дрима отвлечься от созерцания собственной морды в зеркале воды.
     С ближайшего склона кубарем скатилось нелепое, покрытое вылинявшей, серой шерсткой существо, состоявшее, казалось, из одних только тощих, длинных конечностей на шарнирах. Зверёк тащил в цепких лапах целую охапку корешков, грибов, пытавшихся улизнуть жуков и прочей подозрительной на съедобность всячины. Существо задыхалось от быстрого бега, однако ни на минуту не переставало бубнить себе под нос:
     - … а вот жучек такой зелененький,  жирный очень – ты такого еще не видел, они, наверное, вывелись на прошлой неделе из темно-красных полосатых гусеничек, вот бы он оказался съедобным… Я нашел еще улитку, но у нее крапинки на панцире – значит, она ядовитая, хотя на самом деле я проверил – от ее слизи шерсть тут же выпадает… Я не рассказывал, как внучатая семиюродная тетушка моей сводной кузины отравилась склизкими корешками?
     Дрим не обратил на болтовню зверька никакого внимания – он уже привык к лишенным смысла, бесконечным монологам своего друга, общавшегося со всем и вся, включая тех, кто пытался его сожрать. К тому же, замолкал он только в трех случаях: когда ел, спал и слушал Дрима.
     Пэк, так звали существо, вывалил перед товарищем добычу, прижав лапой одну особо вертлявую личинку, и затих (что само по себе было событием примечательным), ожидая вердикта.
     - Не таскал бы ты волосатых, только время тратишь зря, они ведь все ядовитые. Зачем еще гусеницам шерсть, если на ней нет яда? – Дрим шумно втягивал носом запах корений и насекомых, каждого по очереди, в левую сторону отодвигая лапой ядовитых, в правую – съедобных. – Я заметил: все желтые плохие, ни одного хорошего не видел, только не вздумай проверять…
     Пэк и Дрим составляли идеальную пару для выживания в этом мире: Пэк, будучи зверем социальным, болтал без умолку; Дрим, молчаливый отшельник, умел слушать и слышать.  Пэк обладал неуемной энергией, расходуя ее на бесполезные, большей частью хаотичные телодвижения; медлительный, неуклюжий Дрим умел направить энергию друга в нужное русло. Пэк умудрялся находить пищу везде, но совершенно не умел определять степень ее съедобности (разве что сожрать все сразу – если через пару часов не сдохнет, значит все удобоваримое). Дрим крайне неохотно пускал в дело свои когти, неприспособленные для рытья земли и поимки извивающихся многоножек (обычно он считал их ножки любопытства ради), зато его вытянутый, смешной нос обладал удивительной способностью по запаху определять ядовитые растения и насекомых. И, в конце концов, у них в целом мире не было никого кроме друг друга.

     III
     Дрим, сколько себя помнил, жил на берегу реки и прятался в тени каменного мегалита, хотя всего год назад он был здесь вместе со своей семьей. В его памяти навсегда остался большой и сильный отец, защищавший их, практичный и находчивый, пусть иногда и несговорчивый, и мать, заботливая и внимательная, знавшая множество невероятных историй и легенд о мире и существах, его населявших. Еще в детстве малышу объяснили, что на самом деле их племя не ограничивается тремя особями и есть множество других, разбросанных по всему свету, просто большому стаду таких крупных животных трудно найти пропитание, поэтому когда-то им пришлось разделиться – так его родители оказались у мертвой реки.
     Дрим любил слушать рассказы матери, когда отец уходил добывать пропитание и они оставались вдвоем. Глава семейства не любил истории, не касавшиеся выживания в окружающем мире, а тем более не одобрял, когда его сын забивал всякой чушью свою ушастую голову. Больше всего малышу запомнились сказки о далеком-далеком прошлом, хотя, кто знает, сказки то были или размытая рекой времени быль. Матушка вечерами шептала ему о прекрасном, ярком мире, где жило множество удивительных существ, которые не всегда пожирали друг друга. Там было много всего: и воды, и растений, и все жили в гармонии, а природа находилась в равновесии. Еще в этом мире обитало удивительное многочисленное Племя – говорят, они имели четыре ноги, но ходили прямо, всего на двух, а еще отличались такой изобретательностью, какую невозможно себе вообразить. Не имея крыльев, они научились летать; природа не дала им жабры, но они приспособились плавать под водой, оставаясь на глубине долгое время; эти невероятные создания строили себе огромные норы и гнезда на земле и насочиняли бессчетное количество всякой интересной и диковинной всячины. Но среди творений Племени было множество таких, которые предназначались для истребления себе подобных – этого Дрим так и не смог понять. Зачем убивать тех, кто не охотится на тебя, к тому же твоего вида, если вокруг такое изобилие и всего хватает на всех? Ма рассказала, что виной всему была болезнь, поражавшая разум почти каждого члена Племени от рождения – но что это, объяснить она так и не сумела. Про себя малыш решил: от множества хитрых изобретений мысли прямоходящих созданий тоже стали хитрыми и совсем запутались, как это бывает у лесных тварей, если они долго не могут найти воду, и от жажды разум их понемногу высыхает. И вот однажды два самых больших и могучих стада Племени не поделили что-то и устроили Большой Облачный Бум – что это такое малыш тоже до конца не понял, но главное – это делает очень большой и громкий Бум, много света и Ядовитое Облако, после которого умирают многие как после Черной Зимы. Тогда-то и исчезли с лица Земли удивительно изобретательные, но пораженные болезнью разума существа, а мир навсегда стал другим – но еще не таким, как сейчас. Сначала Облако породило Зиму, самую первую, долгую и жестокую, убившую почти всех, а тех, кого она убить не смогла – изуродовала в приступе неуемного любопытства, словно ребенок, отрывающий стрекозе крылья – как-то она без них полетит? Ходили слухи, что немногие из Племени прямоходящих укрылись за рекой – той самой, на берегу которой поселилась его семья, якобы туда не добралась ядовитая чума, сожравшая планету. Хотя все это были чистейшей воды домыслы: никто не знал наверняка, как давно все произошло, а туман другого берега надежно и безмолвно хранил свои тайны. В детстве, по ночам, когда родители спали под защитой каменных плит, Дрим вглядывался в густую темноту над мертвой водой. Иногда, если воображению случалось особо разыграться, ему мерещились в сумрачной пелене того берега блуждающие призрачные огоньки. Тогда малыш воображал, что там, за рекой, все еще живет удивительное прямоходящее Племя. На самом же деле, в реальном мире не существовало ничего, кроме опасности, кровожадных тварей, ядовитых растений, насекомых да смерти с тысячью масок, поджидавшей на каждом шагу.
     Однажды сказки закончились вместе со счастливой жизнью для Дрима под опекой родителей: наступила очередная зима, и пересох источник пресной воды – единственный в округе в это время года. Отец отправился к лесу, надеясь найти хотя бы ручеек, пригодный для питья, и не вернулся. За ним ушла мать, строго настрого наказав сыну не высовываться из укрытия и ждать их возвращения. Спустя два дня тревожного одиночества и холодного слепого страха Дрим понял, что родители не вернутся никогда. Тогда он вышел на берег реки и, подняв заплаканные глаза к пустому небу, стал ждать смерть – он не представлял себе, как жить теперь, без мамы и папы, в пугающем большом мире. Однако, вместо голодного стервятника с Сумеречных Гор судьба подарила ему Пэка – того несло течением у самого берега, только чудом зверек был все еще жив. Дрим догадался опустить нос к самой воде, за него-то и ухватился отчаянно барахтающийся зверёк – это было одно из тех редких, счастливых исключений, которые только подтверждали дурную славу мертвой реки. Так и встретились два одиночества: спустя несколько минут, прочистив легкие от воды придя в себя, Пэк выдал спасителю историю своей короткой, но крайне богатой на события жизни.
     Существа, которых природа обделила по части острых клыков, длинных когтей или смертоносного яда, искали другие пути для выживания, порой особо оригинальные. Так собратья Пэка кочевали по лесам и долинам, время от времени пробираясь к реке. Несмотря на обилие хищников в этих местах, популяция маленьких созданий, питавшихся корнями и жуками, не уменьшалась. При этом они были напрочь лишены самого главного, позволяющего выжить в негостеприимном мире – инстинкта самосохранения: ели все подряд; лезли из любопытства во всевозможные норы; заслышав шорох в ночном лесу, тут же кидались проверять – что там, а их миграции проходили через ареалы обитания самых опасных убийц животного царства. Его вид могли бы полностью уничтожить всего за неделю, если бы не одно «но»: плодились сородичи Пэка с той же скоростью, что и запихивали себе в рот потенциальный обед. Будучи легкой добычей для охотников, эти зверьки компенсировали потери самым естественным образом, не переставая быть при этом ужасно бестолковыми по части выживания. Не лишены они оказались и некоторой родовой философии: крайне дорожили семейными узами, помнили всех до единого родственников до десятого колена по именам, но очень практично относились к их гибели. Да, мы очень любим тетушку Иво, как-то она заблудилась на соседнем дереве… Как, тетушка Иво умерла? Досадно, а мы очень любим дядюшку Эма, вооот такущий хвост у него, ни у кого такого нет…
Точно так же, когда Пэк в один прекрасный день, зазевавшись, свалился в реку, никто и не подумал его спасать (включая самого Пэка): родичем меньше, родичем больше. Зато еще одна любопытная история, которую можно будет рассказать… Хоть кому-нибудь.
     Дрим поначалу без особого энтузиазма отнесся к новому знакомому – слишком тяжела горечь недавней утраты, да и смерть не за горами: пресной воды не будет до следующей весны, когда с гор зажурчат многочисленные ручьи и речушки, по большей части ядовитые. Узнав о проблеме, Пэк тот час принялся ее решать в своей обычной манере бестолковой, но крайне активной деятельностью: почти сутки он рыл землю в том месте, где раньше находился источник. Оставалось только удивляться, откуда в таком тощем существе столько сил и энергии. К вечеру яма оказалась впечатляюще глубокой, но, что главное, там была вода, которую неутомимый зверек нашел еще днем, но так и не смог остановиться до самых сумерек. Это и спасло им обоим жизнь: иногда, конечно, импровизированный колодец приходилось углублять – понемногу вода уходила в землю, но при должной экономии ее хватило надолго. С приходом весны друзья перестали использовать старый источник: некоторые из сезонных ручьев, впадавших в реку, оказались неядовитыми. Дрим предусмотрительно прикрыл колодец большим плоским камнем, чтобы в воду не попали отравленные дожди.
     Теперь неумолимая зима возвращалась: стервятники все чаще кружили в небе, выискивая добычу, но было нечто, беспокоившее друзей (по крайней мере, одного из них) гораздо больше. На днях, проверяя колодец, Дрим с тревогой отметил: вода почти ушла, хотя это не самое страшное, яму снова можно было разрыть. Чуткий нос уловил гиблый запах серы – источник отравлен, и теперь совсем не важно, что тому виной – река, ядовитые дожди или подземные стоки. Тревожная мысль, которую разум упорно гнал от себя, боясь даже признать ее существование, становилась все реальнее и отчетливее – придется идти к лесу, на поиски воды, точно так же, как год назад ушли его родители. Ушли и не вернулись.
     Дрим неподвижно лежал на холодной земле, разглядывая тусклые звезды, вслушиваясь в ночные шорохи: небо сейчас не опасно, хищники появляются в нем только днем, и теперь, с приходом зимы, их станет гораздо больше – голод гонит их с гор, заставляя спускаться к реке.
     - … так я ему и сказал: «Кан, не ел бы ты эту штуковину: она на вид хуже тех тварей, что по ночам падают с деревьев, кусают тебя за ушами и выпивают всю кровь до последней капельки»… Но он к тому времени уже покрылся бурыми пятнами – я такого красивого цвета потом… Никогда не видел… – под боком бормотал Пэк, но сон брал свое, и все чаще он затихал, посапывая и дергая лапами.
     - Знаешь, вода ушла, - высказал, наконец, Дрим то, что беспокоило его уже неделю, так просто, без лишних слов, но и эти два прозвучали как смертный приговор.
     Пэк на минуту снова замолчал, будто бы уснув, но вдруг, хмыкнув, ответил:
     - Тогда пойдем искать воду к лесу.
     Именно этого и боялся его друг больше всего, но выбора у них не было. Дрим лежал в темноте, напуганный неизбежностью, прислушиваясь к ровному дыханию Пэка, ощущая тепло его маленького, пушистого тельца и даже биение его крохотного сердца. В конце концов, голодные хищники убивают гораздо быстрее, чем жажда, при этом не так мучительно – пожалуй, можно даже считать такую смерть милосердным подарком небес. К лесу, так к лесу.

     IV
     На следующее утро друзья покинули убежище и двинулись на поиски источника пресной воды. Если бы Дрим был один, скорее всего, он так никуда бы и не пошел, но Пэк, вскочив на рассвете, стал бодро карабкаться вверх по осыпающемуся склону, и его товарищу ничего не оставалось, кроме как отправиться следом. Ниже по течению левый берег постепенно уходил вверх: они все еще шли вдоль реки, но спуститься к ней не представлялось возможным (разве что, сломав себе шею), зато лес теперь оказался пугающе близко. Пока еще не буравящие вершинами небо хвойные великаны, а только лиственные деревья, стволы которых словно изуродованы некой злобной силой. Если бы не Пэк, Дрим не протянул бы здесь и получаса: вернуться назад, к каменному мегалиту, и умереть от голода и жажды – больше не на что ему было рассчитывать, но Пэк своей непрекращающейся болтовней и неиссякаемой энергией заставлял его двигаться дальше. Неизведанные места пугали, опасность подстерегала на каждом шагу: в лесу прятались голодные твари, если в небе вдруг появится стервятник – укрыться можно только под деревьями, и еще неизвестно, опаснее хищники небесные или обитавшие под покровом раскидистых лиственных крон. Съедобные коренья и жуки попадались нечасто, этого вполне хватало для двоих, но воды все не было.
     Дрим устало брел вдоль обрыва, инстинктивно стараясь держаться поближе к реке и не смотреть вперед. Однообразие горизонта угнетало, поэтому вот уже несколько часов он разглядывал свои шагающие ноги – массивные, похожие на пни, покрытые серой чешуей. Где-то впереди без умолку балаболил его друг, вспоминая не только близких родственников вплоть до десятого колена, но и родственников своих родственников, их родственников – всю эту толпу не удалось бы перечислить до скончания времен, а тем более всех съеденных ими гусениц и корешки.
     Вдруг в лесу послышался шорох, и Дрим по привычке шарахнулся в сторону. Его левая задняя нога соскользнула с края обрыва, и животное, неуклюже накренившись на бок, стало заваливаться в пропасть. Несчастный изо всех сил цеплялся за сухую траву передними лапами, но тяжелая туша упорно тянула вниз. Его сердце бешено колотилось, норовя вырваться из груди, а в глазах метался ужас. Пэк среагировал молниеносно: подскочив к ближайшему дереву, стащил с него лиану на вид покрепче и бросился на помощь другу. Он проворно запрыгнул на голову Дриму и, спустившись по спине (зверек весил так мало, что для падающего с обрыва животного в полтора центнера весом был не тяжелее пушинки), обвязал его лианой-веревкой, после чего, снова оказавшись на твердой земле, стал вытягивать товарища из пропасти. Для такого маленького создания Пэк обладал порядочной силой, которой хватило, чтобы Дрим почувствовал спасительную твердь: его лапы были пусть и неуклюжими, зато мощными, и понемногу ему удалось втащить на край обрыва сначала брюхо, а потом и задние ноги.
     Когда все закончилось, Дрим упал без сил: сердце до сих пор разрывалось от пережитого страха, а легким отчаянно не хватало кислорода. Тем временем Пэк сновал вокруг товарища, распутывая лиану, которую с перепуга завязал всеми мыслимыми и немыслимыми узлами. В какой-то момент они встретились глазами: в очередной раз Дрим понял, как повезло ему с другом, и почувствовал безмерную благодарность к этому отважному, пусть и безалаберному существу, не находя слов, чтобы выразить ее. Пока он судорожно собирался с мыслями, Пэк успел прийти в себя и даже поймал жирного полосатого жука, которого тут же предложил товарищу.
     - Не ядовитый. Спасибо, лучше сам съешь, – прошептал в ответ Дрим. Он собирался еще что-то сказать, но друг опередил его:
     - Тогда пойдем! Уверен, нам сегодня обязательно повезет, мы точно найдем славное озерцо с вкусной водой! – с этими словами Пэк запихал жука в рот, и, жуя на ходу, бодро зашагал вперед. Дрим еще пару минут сидел на земле, ошарашено потряхивая ушами, потом послушно встал и засеменил вслед за удаляющейся тощей фигуркой.

     V
     Перевалило за полдень, а они все еще шли вдоль крутого речного берега. Лес подступал все ближе, тая в себе тысячу опасностей, но были и добрые приметы: в воздухе запахло сыростью, да и хищников пока не видно. Деревья здесь оказались немного другими: ветви – более гибкие и тонкие, листья – длинные, бледно-зеленые, корни местами выступают из-под земли. Почва становилась все мягче и податливее; оглянувшись, Дрим заметил, что в оставленных им глубоких следах ненадолго проступала вода – под ногами чувствовалась влага. То тут, то там стали попадаться мелкие лужицы, и Пэк восторженно голосил при виде каждой из них. Наконец, они увидел то, на что и не смели надеяться – Водяные деревья, темные, с извивающимися над поверхностью корнями, уходившими под воду. Здесь было мелкое, мутное озерцо, его край терялся где-то в сумрачных зарослях стволов, покрытых водорослями и растениями-паразитами.
     - Она чистая, можно пить, – нос Дрима как всегда не подвел своего хозяина.
     - Я же говорил! – Пэк, подпрыгивая от радости, кинулся к воде.
     - Стой, бестолочь! Вдруг там опасно? – в отчаянии закричал Дрим, слух которого уловил настораживающее бульканье среди корней. – Нужно сначала проверить!
     - Да нету никого, видишь? Нам на всю зиму воды хватит! Осталось только  найти поблизости уютную нору, чтобы ты туда поместился, – Пэк уже успел запрыгнуть в воду и теперь проверял лапами дно в поисках моллюсков или съедобных водорослей.
     Внезапно на поверхности рядом с ним показалось нечто плоское, длинное и лоснящееся – в приступе любопытства, зверёк подался в сторону странного предмета. Сердце Дрима замерло на секунду и рухнуло вниз: ноги отказывались слушать хозяина, казалось, на каждый шаг до озерца приходится целая вечность, а разум бил тревогу, содрогаясь от ужаса. В этот миг челюсти скользкой твари распахнулись, обнажая острые зубы в два ряда, и тут же защелкнулись – только тощая лапа Пэка, торчавшая из пасти хищника, подергивалась в предсмертных конвульсиях. Монстр сглотнул, откинув плоскую, длинную голову назад, и уставился на вторую жертву горящими желтыми глазами-щелками – это был ящер с шестью парами лап, раздвоенным длинным хвостом и узким телом, идеально подходившим для маскировки среди корней Водяных деревьев. На поверхности воды рядом с ним появилось второе такое же существо.
     Не помня себя от ярости, Дрим кинулся на врага: его мощная передняя лапа словно молот обрушилась на голову рептилии, раздался хруст ломающейся кости. Одной ногой поскользнувшись на илистом дне, другой – на размозженном черепе противника, Дрим чуть не полетел кубарем в воду, но успел вовремя отскочить назад – из густых зарослей показалось еще несколько тварей. Он больше ничем не мог помочь другу.
     - Чтоб вас!!! – в бешенстве прокричал Дрим и бросился вдоль берега вверх по течению, домой – хищники не последуют за ним, не посмеют отойти далеко от воды. Не разбирая дороги, он несся вперед, сбивая ноги о камни и рискуя полететь вниз с обрыва на очередном крутом повороте, а перед его внутренним взором сквозь кровавую пелену проступало навязчивое страшное видение – дергающаяся в агонии, покрытая серой шерстью лапа, торчащая из пасти жуткого чудовища. Он мог, нет, он должен был его остановить! Но за что?!? Ведь Пэк не сделал за всю жизнь никому, ничего плохого! Почему именно безобидный, маленький Пэк, сейчас, когда он ему так нужен… В то время как мерзкие твари, которые противны даже дневному свету, живут, плодятся и процветают на земле – ведь если кто и заслуживает смерти, так это они!
Мысли проносились в голове Дрима, не успевая до конца проникнуть в сознание, вывшее от боли и отчаяния. В своем безумном бегстве зверь не заметил, как оказался на родном берегу: задыхаясь от слез, он скатился по рыхлому склону и распластался на песке у самой воды.
     «Все заслуживают смерти, абсолютно все, – думал Дрим, невидящим взором уставившись на призрачно-безмятежную поверхность мертвой реки. - Одни за то, что в их жизни нет ничего, кроме убийства: они убивают, чтобы жрать, жрут, чтобы жить, и живут чтобы убивать - они заслужили смерть, каждый из них. А другие мучаются всю жизнь, а в конце становятся обедом для какого-нибудь хищника – смерть будет им лучшим подарком, избавит от мучений. И так все–все в этом мире, и он сам тоже заслуживает смерти, за свою жестокость, безразличие, серость…»
Так думало несчастное создание, обреченное на одиночество и гибель. Вторя его мыслям, совсем рядом шептала река, словно приглашая осуществить невысказанные желания, начав с самого себя. Всего один шаг – стремительное течение – подводная скала, коими изобиловало дно – и Дриму больше никогда не придется переживать горечь утраты. Нет, это было бы слишком просто, и судьба в этом угрюмом мире распорядилась иначе.
     Инстинкт самосохранения сработал быстрее, чем отреагировало сознание: как только слух уловил легкий, похожий на дуновение ветерка шорох крыльев в небе, мозг мгновенно направил ноги без одной минуты жертвы в сторону убежища. Едва Дрим оказался под защитой массивных плит, как на землю камнем свалился стервятник: его когти прочертили в песке глубокие борозды, и тварь с недовольным криком снова взмыла вверх. Прижавшись к дальней стене пещеры, Дрим не мог унять дрожь: еще никогда хищник не был так близко, обычно друзья успевали заметить опасность раньше, но сегодня помутившийся от горя разум среагировал слишком поздно.
     Светлое пятно неба во входном проеме стало бледнеть: близился закат, значит, стервятник еще недолго покружит над местом несостоявшегося пиршества и вернется в горы. Вдруг Дрим услышал глухой, тяжелый удар, с потолка посыпались мелкие камешки – то ли летающая тварь была слишком голодна, то ли особо сообразительна, но раньше они никогда не додумывались опускаться на многотонные плиты и поджидать жертву. Сначала хищник топтался где-то над головой, скреб  когтями мегалит, а потом появился новый звук: тяжелый взмах крыльев, минута тишины – и стервятник с высоты обрушился всем своим весом на убежище. Каменные стены содрогнулись, у самого входа с потолка обвалился целый пласт породы. Дрим забился в угол, его колотила крупная дрожь. Перед глазами была только плесень на сырых стенах, слабо фосфоресцирующая в сгущающихся сумерках, а в голове – абсолютная пустота. Наверное, так все и должно происходить в самом конце.
     Удар, еще один – хищник бился грудью о камень, желая во что бы то ни стало   достать свой ужин, и даже наступление ночи его не остановило. Сегодня смерть была особенно настойчива. Сердце колотилось в унисон с мощными ударами, сотрясавшими стены, но вдруг прямо под Дримом земля начала проседать, и он провалился в никуда.
     Какое-то время все было тихо, сверху не доносилось ни звука, Дрим, вытаращив глаза от испуга, вглядывался в теплую, влажную темноту. Нос его уловил множество запахов, которые раньше могли показаться ему восхитительными: пресная вода, сытные коренья, упитанные гусеницы и еще один, новый – множество незнакомых животных. Когда глаза привыкли к мраку подземелья, Дрим увидел, что его окружают странные существа, выжидающие, кто знает, чтобы напасть и растерзать его в клочья. После нескольких минут напряженной тишины один из незнакомцев деловито спросил:
     - Ну и ну! Ты – хищник?
     - Нет, – тихо ответил Дрим, напуганный эхом собственного голоса в подземном царстве, и на всякий случай добавил: - Разве что жуков ем, но вы на них не похожи.
     Со всех сторон послышались гортанные смешки, из темноты выступили десятки удивительных существ, больше похожих на птиц на длинных ногах, с массивными клювами. Их круглые тела были покрыты бледными перьями.
     - Жуками говоришь? Ну и ну! А что ты здесь делаешь? – продолжил основательный допрос предводитель многочисленной стаи, члены которой плотным кольцом окружили свалившегося с неба толстого смешного незнакомца. Дрим, путаясь и запинаясь, как мог рассказал все: про маму с папой, Пэка, источник, рептилий и стервятника. Ему почему-то казалось, что с подземными обитателями шутить не стоит: их клювы могли легко раскроить череп врагу, против двух десятков этих созданий едва ли сможет устоять любой хищник, поэтому, чем больше они о нем узнают, тем менее опасным сочтут.
     Когда Дрим закончил рассказ, члены стаи дружно ему посочувствовали, некоторые особо сердобольные из них даже принесли бедняге стебли неизвестного растения, чтобы он мог подкрепиться. В это время группа наиболее ярко окрашенных особей – похоже, предводителей – устроила короткое совещание.
     - Мы с братьями решили: можешь оставаться, пищи у нас на всех хватит. Ну и ну! Проблем от тебя не будет. Кто знает, вдруг пригодишься – с виду ты крепкий, можешь таскать камни и помогать разбирать заваленные проходы, – возвестил вожак под одобрительные возгласы остальных членов стаи.

     VI
     Дрим не знал, радоваться ему или грустить – за сегодняшний день произошло столько событий, сколько раньше не случалось в его размеренной жизни за год. Подземные жители устроили ему экскурсию по своим пещерам, показали горячие и холодные, кристально чистые источники, упитанных гусениц, съедобный мох и вкусные мясистые растения, составлявшие их рацион. Чем дальше они заходили, тем больше казалось, что в этом сумрачном мире царит покой и гармония: ни хищников, ни ядовитых тварей, хотя и придется привыкать к вечной темноте. Дрима расспрашивали о жизни на поверхности, особенно заинтересовали стаю рассказы о летающих тварях. Отвечая на многочисленные вопросы, он думал о своем. Неужели теперь все закончится? Он найдет дом, друзей, обретет сытую жизнь без опасностей, подстерегающих на каждом шагу? Сознание смаковало эту мысль, рассматривало ее со всех сторон, искало изъян или подвох. А почему нет?... Ведь он заслужил это, столько выстрадав. Но вместе с тем он ощущал некую опустошенность – не так-то просто будет привыкнуть к новой жизни.
     - Эй, Здоровяк! Я подумал, тебе стоит знать: завтра дыру, из которой ты свалился, завалят камнями, чтобы хищники с поверхности не смогли к нам пробраться. Ну и ну! - юнец с желтыми пятнами на клюве вынырнул откуда-то из бокового прохода и теперь выжидающе смотрел на новенького, склонив на бок голову на длинной тонкой шее. До Дрима не сразу дошел смысл сказанных им слов: никогда больше не увидеть неба и солнца, разве это возможно? Хотя, вместе с ними навсегда останутся в прошлом ядовитые твари и опасные хищники
     - Покажешь дорогу? А то у вас тут заблудиться недолго. Хочу… попрощаться, – печально вздохнув, пояснил Дрим.
     В ответ существо согласно закивало и, быстро перебирая длинными лапами, зашагало вперед.
     Когда они, наконец, добрались до места, Дрим сбил себе все ноги – в темноте он часто натыкался на камни и трещины в земле. Проводник отказался идти дальше, предложив подождать у входа – он никогда не был на поверхности и не горел желанием там оказаться. Дрим на ощупь взбирался по осыпающемуся склону, пока не оказался в родной пещере. Он на минуту остановился, вдыхая свежий ночной воздух, который здесь был совсем не таким, как под землей. Стервятник давно улетел, и, верно, Дриму стало бы немногим легче на душе от знания, что за скалой у самого гнезда назойливого хищника коротким, смертоносным прыжком настиг высокогорный гигантский ящер.
     Лунный свет в последний раз осветил красные прожилки сосудов на прозрачных ушах, серую чешую, длинный нос и короткие толстые ноги существа, которое за сегодняшний день потеряло все и обрело новую жизнь. Никогда еще зимняя ночь не была так красива: морозный воздух тихо потрескивал, два звездных неба, одно – в вышине, другое – на безмятежной поверхности реки, смотрелись друг в друга, а белый туман, вечно скрывавший правый берег, сворачивался клубами в причудливые очертания. Над безмятежным миром повисла благодатная тишина. Дрим подошел к самой воде, вглядываясь вдаль: и опять, как в детстве, почудились ему мерцающие огоньки. Все это казалось таким далеким, нереальным: родители, Пэк, грозные хищники – да и существовали ли оно на самом деле? Или были тревожным сном, наваждением ядовитых болот? Дрим уже ни в чем не был уверен, он просто заворожено смотрел вперед, медленно раскачиваясь в такт бесконечной песне мертвой реки.
     У его ног что-то мягко ударилось о песок. Дрим опустил глаза: без сомнения, это был плот из толстых бревен, перевязанных грубой веревкой, но самый настоящий плот. Зверь даже не удивился, что это незамысловатое судно выдержало его вес, когда он ступил на него – и так же бесшумно отчалило. Через минуту мрак поглотил левый берег, каменную пещеру, и только звезды в небе и в воде безмятежно сияли холодным светом, безразличные к борьбе за жизнь на этой и других планетах. Течение несло плот к правому берегу.
     Дрим широко раскрытыми глазами наблюдал, как туман таял, призрачные огоньки становились все ярче, рассеивая мглу. Он не чувствовал ничего, кроме могучего течения, несущего плот вперед – все остальные ощущения пропали, перестав быть реальностью и стирая из реальности его самого. Словно во сне белая пелена отступила, открывая высокий правый берег, защищенный от реки неприступным стальным заслоном, по периметру которого горели слепяще-белые лампы-маяки. За ним высились причудливые нагромождения башен, остроконечных шпилей, куполов – все из металла, отражавшего свет луны и мощных прожекторов, выхватывающих из темноты фрагменты города. На берегу зиял провал в стене, спускающиеся в воду каменные ступени, а за ними – многолюдная даже ночью главная площадь, ярко освященная, окруженная спящими во мраке зданиями. В ее центре возвышался монумент, на котором скрещивались потоки света от десятка прожекторов, не выключаемых ни днем, ни ночью – корпус гигантской атомной бомбы, одной из тех, которые много веков назад изменили этот мир. Остроконечный, устремленный в небо саркофаг, хранивший в себе некогда смерть, ныне превратился в вечное напоминание о болезнях Племени, истребившем самое себя – жадности, эгоизме, гордыне. Немой укор миллионов погубленных жизней и завет грядущим поколениям.