Взрослое детство или как увидеть Ангела

"...истинно говорю вам,
если не обратитесь и не будете как дети,
не войдете в Царство Небесное"

(Евангелие от Матфея гл.18 ст.3)

(Картинка из интернета)



               Жил-был человек. И сейчас живет. А мог бы уже и не жить, а почивать где-нибудь на горочке, за тихим лесочком, упокоившись на вечные веки. Сколько историй с таким началом можно было бы написать! У каждого из нас найдется немало случаев даже из собственной жизни, когда тебя могло бы уже и не быть… ан, нет, смотришь, живешь еще, небо коптишь, или наоборот, смог разгоняешь. Но, это у кого как получается.

             Как известно, беда одна не приходит. Так было и в семье героя моего рассказа. Только схоронил Вениамин тещу – славная была женщина, царствие ей небесное! А тут новое горе – жену Галину насмерть сбила машина. И только, вроде, жить то начали с ней по-человечески.  У обоих с женой работа хорошая, детей – двух сыновей-красавцев вырастили, выучили, старший уже внуками порадовал.  Дом – терем двухэтажный отстроили, а до тех пор всю жизнь прожили во временной «засыпушке – мазанке».  Засыпушки эти строили в прошлом веке, как временное жилье для Черемховских строителей.  Черемхово – маленький сибирский шахтерский городок, известный тем, что в нем вырос драматург Владимир Гуркин.  Наибольшую известность Гуркину принесла экранизация его произведения «Любовь и голуби». Это я так, к слову.

             Так вот, времянки эти рассчитаны были на пять-восемь лет.  Только по забывчивости властей прожили в них люди по пятьдесят и более лет. Вон, эта хибарина до сих пор еще во дворе стоит, руки не доходят убрать.  Машина, опять же, огородик, садик, пасека – всё для тела и для души.  Вениамин долго после смерти жены отойти не мог.  Не женился несколько лет, хоть и не старый еще. Но горе со временем притупляется, жизнь берет свое. Как-то пришла новость, что женился таки Веня.  Вторая жена Наталья с Галиной покойной приятельницами были и коллегами по работе.  И опять жизнь налаживаться стала.  Заботы о доме, садике, огородике, пасеке.  И тут раз – как гром среди ясного неба!
 
            Дальше поведу рассказ от имени Алены.  Семья Алены – родственники и соседи Вениамина.  По-соседски раньше всякое бывало: ссоры и примирения, праздники и печали – всё вместе переживали.
               
                Рассказ Алены.

              Как-то поздно вечером громко застучали в калитку.  За калиткой стояла Наталья – вторая жена Вениамина.  Вернее не стояла, а просто билась в слезной истерике.  Из ее безсвязных слов кое-как поняли, что Вене плохо.  Мы всей семьей бросились бегом к их дому.  Увиденное превзошло все мои худшие ожидания: Веня лежал на полу и умирал.  То, что это была агония я, как медик, могу сказать с точностью.  Дрожащими пальцами набрала номер «скорой», хотя в глубине души понимала, что вряд ли тут чем-то можно помочь.  На наших глазах человек отходил в мир иной.  Зрелище не для слабонервных.  «Господи, спаси и сохрани раба Твоего Вениамина!»

               Помолилась скорее машинально. Знала, что Веня в храм не ходил.  Веселого и доброго нрава, шутник и балагур, надежный, любящий супруг и отец, на мои вопросы о его отношении к Богу всегда отшучивался:

– А зачем оно нам? Мы и так неплохо живем!

Как-то спросила:

– Веня, ты крещеный?

– А как же!

– А почему крестик не носишь?

– Да мне и так неплохо! – смеется.
 
Вениамина увезли в больницу с диагнозом «обширный инсульт».  Успокаивала, как могла, Наталью и примчавшихся издалека сыновей. Говорила о том, что нужно надеяться на лучшее, верить и молить Бога.  Тяжелее всего было говорить с младшим сыном – Сергеем.  Чуть более двух лет назад именно Сергей разрывался между реанимационной палатой, где лежала в коме Галина, и храмом.  Дежуря денно и нощно у постели умирающей матери, он часто, не заезжая домой даже перекусить, мчался в церковь. Тогда это не помогло.  И Сергей, как всегда это бывает, когда нам кажется, что Господь нас не слышит, отошел от храма, охладел.  Я уже и не помню, какие слова тогда говорила ему, как убеждала, что именно его, сыновья молитва, сейчас очень нужна отцу.

            Это казалось чудом, но Вениамин выжил!  И не просто выжил, а, после перенесенной операции, вопреки мрачным прогнозам врачей, через два месяца встал на ноги! Восстановились все двигательные функции и речь! Веня говорит чисто, внятно и без замедлений. Пострадала только память. Врачи развели руками и назвали это «невероятным». А я называю это чудом! Кто-то очень сильно молится за раба Божьего Вениамина! Для чего-то же он выжил? Значит, дал Господь его душе еще один шанс?!  Для чего?   

              У меня в душе воцарилось какое-то безпокойство, которое не давало мне спокойно есть, спать, работать.  Я почти все время думала о Вене.  Почувствовала какую-то ответственность за него, что ли.  Ведь кроме меня других воцерковленных людей в окружении Вени не было.  Понимала, что его состояние может ухудшится в любой момент, и нужно хотя бы попытаться направить его в сторону храма, а там, как Бог даст.


                ***
                После выписки Вениамина из больницы, ухаживать за отцом переехал в родительский дом Сергей. Каждое утро приходилось Сереже объяснять отцу, где он находится, где его жена Галина. (О Наталье Веня и не вспоминал. Наталья оставила больного почти сразу, но никто ее не осуждал: «Тут не всякая и родная-то жена выдержит!»).  Веня рвался то на работу, то в больницу.  Причем ловить его приходилось в любое время дня и ночи.  Пришлось Сергею придумывать всякие хитроумные задвижки-заложки на дверях, воротах и калитках.

                Стоило больному погрузиться хотя бы на краткое время даже в дневной сон, и память его становилась, как белый лист бумаги, он ничего не помнил из того, что было вчера, несколько часов назад.  Хотя, в бытовом разговоре глупостей не говорил.  Мы, как могли, поддерживали, прежде всего, Сергея.  И сейчас приглашаем их с отцом к нам в гости.  Наши сыновья очень часто ночуют в их доме, помогают Сергею приглядывать за «бегунком». Жалеем, конечно, Сережу, ведь Веня не понимает, что болен, поэтому он всем доволен, как ребенок.

               А меня все не покидала мысль: «Человек не зря выжил! Господь дал ему время на покаяние.  Я должна попытаться помочь ему.  Если я сделаю вид, что меня это не касается, то грех будет на мне».  После беседы со священником договорились о соборовании Вени.  Но, если человек в сознании, то прежде необходима исповедь и Причастие.  А как он поведет себя в храме, на исповеди?  Никто не знает, что может выкинуть не совсем здоровый на голову человек, ранее храм не посещавший. Опасения были большие.

                Но вот все договоренности позади. Вене с вечера несколько раз напомнили, что завтра едем к батюшке:

– Папа, ты хочешь поговорить со священником? С батюшкой?

Веня неопределенно пожимает плечами:

– Да можно было бы…

Я мысленно радуюсь: «Нет категоричного отрицания, и то Слава Богу! Завтра едем на вечернюю исповедь.»  Я специально выбрала день, когда в храме мало народа.  После обеда прихожу во двор соседей.  Сергей прогревает машину, а Веня встретил меня радостной улыбкой:

– Ты тоже с нами к врачу едешь?

У меня все похолодело внутри.  Я шепчу Сергею:

– Сережа, он к врачу собрался!

И тут я в который раз удивляюсь терпению, выдержке и огромной сыновней любви.  Сережа подошел к Вене, как маленькому поправил ему шапку на голове и, глядя в глаза, внятно, но очень тепло произнес:

– Папа, мы едем сейчас к батюшке, помнишь, мы вчера с тобой говорили об этом?

Было видно, что ничего Веня не помнил: насупился, перестал улыбаться:

– Это с каких пор в больнице батюшки есть?

Сергей, не меняя тона, но более властно:

– Папа, мы едем в храм.  Садись в машину.

Всю дорогу ехали молча.  Я украдкой поглядывала на Вениамина.  Он сидел непривычно серьезный.  А в моей душе нарастало волнение: «Ой, зря, наверное, все это затеяла!  Что-то теперь будет! Но сейчас поздно уже отступать.»

              Наконец, приехали.  Перед входом в храм крестимся с Сергеем.  Веня, глядя на нас, тоже стал махать рукой, изображая крестное знамение.  Я его тихонько поправила.  Но толку мало – машет рукой, как вздумается.  Зашли в притвор.  Смотрю, Вениамин шапку сам с головы стянул.  Я нырнула в свечную лавку за свечами. 

               Служба уже началась.  Веня стоял около меня, ни шагу в сторону, только что за подол не держался.  Головой крутит, иконы рассматривает, молчит.  Батюшка вышел из алтаря с кадилом, сразу заметил нас.  Пошел кадить по периметру храма.  Проходя мимо нас, покадил, как мне показалось, особо усердно.  Нас окутало целое облако ладана.  Веня не шелохнулся.

               Потихоньку объясняю Вене, куда ему нужно подойти на исповедь.  Вижу, волнуется. А я еще больше него.  Наконец, батюшка вышел на исповедь.  Я легонько подтолкнула Вениамина.  Он как-то сразу сгорбился, плечи опустил и пошел старческой шаркающей походкой, как будто нес непосильную для него ношу.

                Я вся замерла.  Сердце колотилось так сильно, что, думала, выпрыгнет. «Господи, помоги рабу Твоему Вениамину!»  Батюшка о чем-то спрашивает, а Веня машет головой: то соглашается, то отрицает. Наконец, и сам о чем-то заговорил. «Слава Богу!» – думаю. После исповеди Веня не шел, а летел ко мне, сияющий, как диск солнца:

–Мне батюшка сказал завтра с утра не есть, не пить и не курить.

Я смотрю на Сергея:

– Сереженька, это, скорее, для тебя задание.

Сергей понимающе улыбается.  Едем домой. «Слава Богу, половина дела сделана!»  Завтра Литургия и Причастие.


                ***
                Утром я пришла к началу службы, а Сергей с отцом – ближе к Причастию.  Слышу, шум в притворе, оборачиваюсь, Веня меня увидел и кинулся навстречу чуть не бегом с сияющим видом.  Встал, как и вчера, рядышком, будто боялся потеряться. И, вдруг, спрашивает меня:

– А свечки где?

Я растерялась:

– Какие свечки?

– Ты вчера свечки покупала.  Сюда поставила? – показывает на подсвечник.

Я согласно киваю, а у самой дух занялся: «Веня вчерашний день вспомнил!» Это было его первое воспоминание о прошедшем дне.  За долгие-долгие месяцы.  Чувствую, слезы комом в горле подступают.

                Подошло время Причастия. Беру Веню за руку и веду к чаше.  Бабушки пытаются пропустить Вениамина вперед, как и положено – мужчин и детей - впереди себя.  Но мне важно, чтобы Веня посмотрел, как другие люди принимают Причастие Христовых Тайн. Немного «пободалась» с упрямыми старушками, упросила не пропускать нас без очереди. Веня пошел к Чаше, а я уже жду его с другой стороны.  Новоиспеченный причастник у столика съел просфору, запил теплотой, сияя и светясь, как начищенная монета, подошел ко мне с восторгом:

– Ну! Накормили! И напоили!

А я про себя подумала: «Ну, вот. Теперь и умирать не страшно».


                ***
              Через несколько недель было и соборование.  А совсем недавно Вениамин рассказывал нам о своей вчерашней поездке к родственникам.  Память возвращается к нему. Пусть медленно, но уверенно Веня поправляется.  А Сергей, бывает, спрашивает отца после его пробуждения:

– Папа, как спал? Что-нибудь видел во сне?

И Вениамин, живя в своем взрослом детстве, с такой же детской непосредственностью иногда отвечает:

– Да, – махнет рукой, – приходили опять ЭТИ, в белом.

– Врачи, что ли?

– Нет, не врачи.  Врачи же не светятся.  А ЭТИ светятся.

– И что они делают? Что-нибудь говорят?

– Да ничего они не говорят.  Просто стоят, молчат.  И светятся.