ТЕНЬ

                ТЕНЬ
   

      В начале 50-х годов можно было увидеть много странных людей, кто-то со следами прошедшей войны, кто-то, по сей день, находился в жестких рамках страха проходящих репрессий, кто-то был напуган и тем и другим и, кроме всего прочего, изможден изнурительным послевоенным трудом. Бедность и бытовая неустроенность рабочих поселков была нормой жизни. Бытовало мнение, что люди жили скромно и сдержанно. Наверное, более точное определение  было бы – скромность,  переходящая в нищету. Если следовать формуле Черчилля – «Капитализм – это неравное распределение блаженства, социализм – это равное распределение  убожества».
      Гардероб, как понимание количества одежды у каждого человека отсутствовал. Практически персональный гардероб – это то, что одето на человеке, несколько пар сменного белья (стиранного- перестиранного) и иногда запасная всесезонная обувь (сапоги). Очевидно, кто-то владел несколькими костюмами, дюжиной галстуков, десятком пар обуви, но в нашем и близлежащих поселках, подобного не замечалось. В многодетных семьях младшие донашивали вещи за старшими, многие матери шили одежду для детей из того что попадалось под руку что-то вырезали, что-то кроили, глядишь и получилось платьице для дочки, а может быть и порточки для пацана. Порой взглянешь на старую фотографию и в памяти, как на экране кино, вспыхивают эпизоды пробежавшей жизни, мелькают лица ребят, картинки быта, старые до и послевоенные дома, тонкие былинки посаженных деревьев, нынче превратившиеся в великанов, всё это крутится в цветном и чёрно-белом калейдоскопе моей жизни. К счастью, не всё остаётся в памяти, многое стирается, в противном случае, головной мозг, не вынес бы столь объёмную информацию.
      Двухэтажные деревянные дома довоенной постройки по своему первоначальному предназначению строились, как временные жилища, но время по-своему распорядилось и они простояли более четверти века. Это был небольшой заводской посёлок, тогда на окраине Москвы, автомобильного завода КИМ, затем АЗЛК предназначался для рабочего люда с печным отоплением, а следовательно с сараями для дров, всё это выглядело убого, серо, да и сама архитектура (барачного типа), если это можно назвать таким громким именем, несла под собой только условие дать людям «крышу» над головой. Люди не роптали над своей судьбой, не было протестных акций, демонстраций «солидарности», объявления голодовок (люди и так жили впроголодь), о демократии и свободе слова и не заикались. Просыпались по звонку и отправлялись на работу, заканчивали работу по фабрично-заводскому гудку и шли домой, кто-то выпивал и начинал буйствовать в коммунальной квартире, тем самым изливая накопившуюся горечь на душе, иногда жильцы объединялись (когда лопалось терпение) и лупили дебошира, на следующий день всё забывалось и жизнь (если это можно назвать жизнью) катилась дальше.
      Курьёзных случаев в посёлке было хоть отбавляй, в порыве душевной страсти и под воздействием того же алкоголя, кто-то из соседей мог высадить табуреткой оконную раму, вступить в кровопролитное (битьё морды другому ненавистному соседу или соседям) единоборство с жильцами коммунальной квартиры. Бывали случаи более печальные и подлые, если вдруг какой-нибудь Израиль Соломонович деликатно намекал на неудовольство существующим строем или просто тихо роптал на тяжёлую судьбу, то к нему на следующий день приходили люди из НКВДе и он тихо без шума отправлялся в длительную «командировку» на Колыму или Магадан. Мы неоднократно были свидетелями, когда в «лом» пьяный дворник, например, Трофим, в очередной раз перепутав водосточную трубу с входной ручкой от квартиры и сильно огорчённый этим обстоятельством ревел (в основном матом) у себя в каморке, проклиная свою жизнь и всех жидов, виноватых в его неурядицах, и в его воспалённом мозгу возникала лютая ненависть к людям и обязательно из всех них, он выбирал евреев. В пьяном угаре, он брал перо и строчил донос на того же Израиля Соломоновича, закончив не лёгкий труд и с чувством глубокого удовлетворения засыпал на табуретке, с которой немного позже, как тяжёлый  бомбардировщик пикировал на пол. Бытует мнение, «Чуток и тревожен сон алкоголика», но только не в нашем случае, Трофим был гораздо выше этих наговоров, единственное, что он мог и делал регулярно, так это обильно мочился во сне (видимо забывал навестить туалет до пьянки) и пробуждение, в основном, проходило от неприятных, мокрых ощущений и головных болей. Похмелье всегда было тяжёлым, мрачным и срочно подталкивало на снятие волнующего напряжения, с помощью полного гранёного стаканчика. После восстановления здоровья о работе (мести улицу) думать, как-то не хотелось, а вот «попроказничать» написать донос ещё на кого-нибудь, руки так и чесались. Тем более, что плоды творчества были видны «на лицо», прошлой ночью сотрудники НКВДе увезли в «воронке» очередную жертву, эдак лет на восемь-десять, подальше от родных пенатов. По всей стране процветал культ  разновидности людей, носящих образ ничтожества, которое даже растворить или утопить в навозе было крайне сложно, всё равно, всплывёт радужной пеной.

      Даже такая, казалось бы, простая и безобидная вещь, как прослушивание радиоприёмника «Голос Америки» и «Свободная Европа» на русском языке, и замеченное «соседом-доброжелателем», могли привести к печальным последствиям, в лучшем случае «поселение» на пять шесть лет, в худшем приходилось отвечать по пресловутой 58 статье (политическая). И народ не роптал, покорно принимая удары судьбы.
      Я пишу эти строки и меня не покидают сомнения, что читатель, особенно молодое поколение, в недоумении, не уж-то такое было и так ли всё это?  К великому сожалению, именно так. Вероятнее всего, я бы тоже подверг сомнению написанные строки, если бы не был свидетелем того времени. 
      Люди превращались в маленькие облачка, ужасающе мрачного серого цвета, гонимые потоком ветра в нужном направлении, завод-предприятие – дом, на следующее утро, снова завод – предприятие – дом и так до бесконечности. «Винтики» в сложном тоталитарном механизме Государства работали безотказно, а  тех у кого срывалась резьба удаляли, как больной зуб, выкидывая его на помойку, в утиль. Новые «винтики» уже дожидались своей очереди. Если вглядеться в народную толпу бредущую через проходную завода, то создавалось впечатление, что они все на одно лицо (безликие), с угрюмыми глазами, впалыми щеками, нахлобученными на самые глаза шапки или кепки, женщины закутанные в шали, одетые во всё серое или черное, время поработало над ними, превратив их в «людей-тени». Даже праздничные дни мало чем отличались от трудовых будней, если только, на улице можно было встретить мужиков в поношенных пиджачках с позвякивающими медалями и орденами, степенно бредущими выпить кружечку пивка.
      В противовес безликой, угрюмой послевоенной советской массе, всплывают Кустодиевские красочные художественные образы – краснощёкие мужики и бабы, в цветастых платьях, лихо заломленных картузах, с гармошками растянутыми на полный размах рук, вокруг кипит торжество, гроздьями висят бублики и сладости, из кабаков вываливается весёлый подвыпивший люд, кто-то замер в разухабистом танце, одним словом, «веселится и гуляет весь народ …». Как всё это похоже на обещанный «Коммунизм»! А ведь если призадуматься, так все персонажи на картинах Кустодиева это же ведь наши предки – позвольте поинтересоваться? А куда же они все подевались?  Куда подевалась русская удаль? Или за этот короткий промежуток времени, опять просвистел ледниковый период, выборочно, только над нашей державой.

      Но даже в этой серой толпе можно было разглядеть уникальные творения человечества не похожие ни на кого, иногда можно было смотреть на них и удивляться, контуры человека есть, а внутренностями, как бы забыли его заполнить, и если такой человек остановился, и собой пытался загородить наблюдаемый вами предмет, то он для вас не являлся помехой, вы смотрите через него, как через стекло (invisible men). Безликие и безтелые они наводили ужас на окружающих, подобно инопланетянам или пришельцам из иного мира. Когда ощущаешь опасность или беду, с какой-либо стороны, невольно концентрируешь всю свою энергию, дабы противостоять опасности, но если она не видима и не ощущаема, то от этого тревога может приобретать катастрофические размеры. В эту секунду мурашки и холодный пот захлёстывают тебя, заставляя учащённо биться сердце, ощущать лёгкое шевеление волос на голове, и испытывать состояние близкое к обморочному. Именно в ту же самую секунду с высоты звучит чей-то глухой голос: – Не прячьтесь и не пытайтесь скрыться, к вам придут, в своё время, и отнимут самое дорогое, что у вас есть – жизнь.
      Страна приступила к строительству Социализма, не «за горами» призрачно маячил Коммунизм (светлое будущее для трудящихся, по крайней мере, так обещали), искусственно выдуманная глупость, рождённая в больных умах персонажей из фантастических рассказов,  не имеющая под собой ни малейшей разумной основы. Время покажет правдивость наших высказываний.
      Однако мир не остановился, всё продолжало крутиться и вертеться, где-то рождались дети, где-то кто-то умирал и если рождение ребёнка как-то отмечалось скромным праздником, то смерть человека навевала скорбь и отчаяние, частенько звучали слова «Наконец-то, отмучился». Возникает вопрос – значит человек всё это время жил и мучился? Тогда, за ним возникает, второй вопрос – тогда зачем жить?
      Как здесь не вспомнить афоризм из кинофильма Кавказская пленница – «Жить хорошо! А хорошо жить ещё лучше!»
      Я не в коем случае, не хочу вынести жизни пессимистический приговор и за собой утащить читателя в мир противоречий, грязи, нищеты, низменных человеческих порывов – конечно, нет. Мне хотелось, лишь только, приоткрыть занавеску прошлого и, до некоторой степени, поделиться впечатлениями очевидца.
 
       Мальчишечий взгляд на окружающую жизнь всегда был пытливым и острым, многое откладывалось и запоминалось в памяти, на долгие годы, что-то менее важное, стиралось и забывалось. Из множества окружавших нас взрослых людей врезался в память один человек являвшийся для нас тайной загадкой. Никто из нас не знал ни его имени ни отчества, лет шестидесяти от роду, сухощавый, с длинной не аккуратно бритой шеей, как в прочем и лицом. Прежде всего, он поражал своим внешним видом и поведением, всех тех, кто мог наблюдать его, по долгу сидящим на табуретке, в почти пустой комнате небольшого размера. Человек, обременённый вековой усталостью, одинокий, худой, небритый с длинной шеей, прямой спиной и абсолютно отсутствующим взглядом, эта далеко не театральная поза вызывала у каждого недоброе предчувствие и холодок пробегал по спине при виде такой сцены. Тупой взгляд в стенку, был пустым и холодным, пережившим сложное и необратимое потрясение, словно, он хотел произнести кому-то «забудем своего одиночества боль». Каменное состояние лица человека и щетина, скрывавшая его серый цвет, делали его устрашающе неживым, он мог сидеть часами, как обваренный, не шевилясь, чтобы не причинить себе жгучую боль, вместе с тем, смешение глубочайшей скорби, тупой покорности, оставляли след какой-то страстной и мрачной мечты.
      Эту картину, частенько можно было наблюдать в окне первого этажа, наполовину завешенными давно нестиранными занавесками. Мальчишки нашего окружения, частенько встав на приступок дома, как зачарованные наблюдали эту жутковатую сцену. Даже наши неловкие движения, удары носов и лбов в стекло, шуршание цепляющихся пальцев за подоконник, не могли отвлечь его от собственных раздумий. Трудно припомнить, чтобы «человек тень», когда-либо был замечен суетящимся, бегущим, работающим, смеющимся скандальным или пьяным. Создавалось впечатление, что его тело создано из полупрозрачной ткани соединенной не нитками, а паутиной. Появление на улице происходило незаметно и без шумно также как и его возвращение в комнату. Похоже, что семейная жизнь мало волновала его, он был лишен радости и счастья качать в колыбели своего ребёнка, любить и быть любимым, приятных забот о доме и семье, он вроде бы жил и в тоже время его не было заметно на нашей Земле. Война прошла мимо него, не оставив на нём ужасающих следов ни окопной жизни, ни пулевых отметин, ну, а медалей за тихую спокойную жизнь, как известно, не дают. 
      Тень в облике человека бесшумно появлялась в дверях подъезда куда-то уходила, исчезала  и возвращаясь также без шумно скрывалась, не оставляя малейшего следа присутствия живого существа. Его внешний вид больше напоминал образ глубоко верующего сектанта или человека тихого помешательства рассудка. Назвать его душевно больным – нет, здоровым тоже не совсем будет правильно.
      Подобные персонажи обычно появляются в сложные периоды жизни народа,  в период коллективизации и бурного строительства Советской власти, во времена разрухи, голода, в период после военного восстановления, когда продолжительность трудовых будней поглощала у людей большую часть их жизни, когда свой досуг приходилось коротать порой в не об- устроенном жилище, когда люди были не избалованы театральными зрелищами – все это порождало затворничество и тихий замкнутый образ жизни. Красочно выглядит Платоновский образ, «…в хате сидел крестьянин, бороды и усов у него не было, лицо было утомлено трудом и подвигом».
      Редко приходилось замечать его передвижения по улице. Бесшумное появление в дверях подъезда тени человека сопровождалось точно таким же тихим его исчезновением в неизвестном направлении. Движения его были плавными тихими и мало заметными, не от того что он не хотел принести беспокойство окружающим – нет, это была его сущность.   
      По всей видимости, можно допустить, что нам с позиции нашего возраста многое было не понятно и от этого многое казалось странным. В то время, не под силу было понять вихрь событий кружащихся вокруг тебя смерти, разрушенных и подавленных человеческих судеб, жуткое ощущение проносящихся мимо тебя остатков жизни, возвышенное и романтическое чувство было равносильно брюшному тифу, воспалявшему и обжигавшему и уничтожавшему твою оболочку. Все наши юные недопонятые восприятия можно было прикрыть одной фразой «Основа жизни – природа», но увы она не давала полного ответа на наши детские вопросы.
      Образ этого странного человека надолго застрянет в наших головах и уже в старшем возрасте, мы начнём задумываться о связи земных законов с окружающим Космосом. В этом коротком рассказе, мы смогли бросить взгляд на одинокого человека из социалистического прошлого, перемолотого жерновами жизни великой страны, прошедшего сквозь трубы, но не выдержавшего огня,  в конечном счёте, превратившегося в тень.


20 июля 2012 г.