Харламова заповедь. Глава 6. Голгофа

Харламова заповедь.

Глава 6. Голгофа.

Утром Феогност поднялся с ощущением слабости. Голова болела, заложенный нос не дышал, тело знобило. С трудом оделся. Руки мыл отчего-то долго и тщательно, хотя с утра ни к чему не прикасался.
- А, отец Феогност, - обрадовался Михаил, когда Феогност зашёл в трапезную. Рядом сидел Василий. - Мы вас будить не стали - решили: пусть человек отдыхает. Постойте-ка, вы не заболели ли? Лоб дайте потрогаю. Точно - заболели. Это вчерашний ливень виноват. У меня травы лечебные имеются… Подождите минут пять - сейчас я их принесу…
На столе остались хлеб, яйца, остывал чай, но аппетита не было.
- Василий Васильевич, - осторожно обратился Феогност к своему шофёру, - вы жизнь не по книжкам знаете: несправедливость на себе испытали, и добро, наверное, вас не обошло... Скажите, как поступить человеку, который всегда считал себя честным праведником, старался делать только хорошее, а потом выясняется, что на нём висит тяжкий грех?
- Это вы меня спрашиваете? - растерялся Василий.
- Вас.
- Даже не знаю… Ну, покаяться надо, помолиться.
- Каяться и молиться - само собой. Но мало этого, мало!
- А ошибку можно исправить?
- Нельзя: человек, которому незаслуженно досталось от грешника, умер.
- Тогда надо помочь детям или внукам умершего. Имеются ли таковые?
- Дочка имеется. Правда, неизвестно, где живёт.
- Сложная ситуация, отец Феогност. Вы подробнее расскажите, подробнее.
- В Пегушине когда-то жила Ульяна, или Ульянка-егоза, как здесь её до сих пор называют. Сошлась с парнем, хотели свадьбу сыграть, но поссорились и разъехались. После размолвки дочка родилась…
- Ясно: селяне женщину жалеют, а парня ругают?
- Да нет, совсем наоборот: парня хвалят, так как он слыл мастером на все руки. А вот почему женщину ругают, убей, не могу понять.
- Тут и объяснять нечего. Если парня всё село любило, то женщину, которая вначале его к себе приманила, а удержать с собой, на семейную жизнь настроить, не смогла, хвалить не станут, верно? Я так понимаю, вы, отец Феогност, собираетесь дать совет тому самому парню, который бросил бедную женщину? Тогда мой совет сам напрашивается: пусть этот парень добьётся прощения Ульянки селянами, иначе останется по покойной недобрая память. Нам всем крест нести выпадает, а такому «горе - папаше» давно пора…
- Постойте, как вы сказали? Крест нести?
Феогност неожиданно вскочил и выбежал вон из комнаты.
- Нести… - тихо подтвердил Василий ему вдогонку, застыв от удивления с поднятой чашкой в руке.
…До вчерашней мастерской, куда священники заходили под вечер, было рукой подать.
Каменотёс Гриша, как всегда в пыли, с молотком руке, встретил Феогноста с радостью, рассчитывая на хороший заказ. Предложение продать крест его не удивило - удивила просьба подобрать …толстую верёвку. Для порядка поинтересовался у клиента:
- Машина приедет сегодня?
Ответ озадачил мастера:
- Какая ещё машина?..
Тогда на всякий случай Гриша решил молчать себе во благо и лишь наблюдать: покупатель какой-то нервный попался, вдруг откажется от дорогого креста в последний момент?
Феогност между тем просунул руки в верёвочные петли, обвязанные вокруг креста, и взвалил крест себе на спину.
…Нести мраморную махину оказалось нелегко: «груз» за спиной всё время норовил свалиться. Дорога изобиловала кочками, ямками и камнями. Плюс ещё солнце припекало… Спустя некоторое время одежда пропиталась потом, прилипла к телу.
Неожиданно сзади послышалось несколько знакомых голосов:
- Ты что же это, Гриша, себе позволяешь! Живот наел, кулачищи во, а клиента заставляешь крест на себе нести! Да на тебе самом креста нет!
- Тётка Авдотья, я тут ни при чём. Он ко мне пришёл, крест купил и взвалил его себе на спину…
- Так ты хоть предупредил бы, что он не туда его несёт!
- Отец Феогност, правильно Авдотья говорит: наше местное кладбище в противоположной стороне… Погоди-ка Авдотья, не до тебя… Эй, председатель! Я понимаю, ты - наша власть, во всё обязан вникать... Но зачем отвлекаешь человека? Если он уронит этот крест себе на ногу - ноге хана. Ей богу, не вру: отец Михаил вчера за крест запнулся - и долго ругался нехорошими словами…
- Он Ульянке крест несёт! Больше в той стороне могил нет!..
- Догадливый ты, Кузьма, когда трезвый…
- Неужели он на самую гору с крестом полезет? Вот крутой мужик! Только не дотянет - надо трактор сюда. Вспомнил, у председателя в саду, с той стороны, где красные яблоки растут, колхозный трактор спрятан! Пригнать - пять минут!..
- Молчи, Корольков. Ты ещё пацан, чтобы о взрослых судить. Человек, должно быть, грех свой искупляет и наши грехи тоже, прости меня, господи, за трактор. Ты лучше собирай свою тимуровскую команду и веди сюда: пусть смотрят, пример с человека берут. Хоть польза от тебя будет. А ну, бегом отсюда…
- Говорила я вам: Харламка это - а вы мне не верили. Жаль, не всем соседям успела сказать.
- Сорока ты Авдотья… Только языком бы чесала. Дома я тебе почешу одно место, чтобы не зудело. Надо же, обо всех всё знаешь, а мне ничего не рассказываешь?
- Тут праздник или поминки? Выпить или закусить дают?
- А, Медовуха? Толпа собралась, а про главного забулдыгу позабыли? Тебе наливай - не наливай - разницы никакой: ты и так всегда пьян.
- Да, пьян. И всегда буду пить - никого не спрошу.
- Погоди, муженёк ненаглядный, домой вернёмся - я тебе ящик водки выставлю. Чтобы спился ты, идол проклятый. Я завтра отцу Феогносту пойду помогать Ульянкину могилку поправить. Феоност - настоящий мужик, не чета тебе.
- Но-но, не очень-то. Да мне одно слово сказать - и ты как миленькая дома сидеть будешь. И Феогност никуда не пойдёт…
- Какое слово? А ну выкладывай!
- Чего вы раскричались? Вали отсель, Медовуха, в другом месте шатайся.
- Слышь, Кузьма, председатель нас гонит. Пошли, выпьем без него. Я видел: ты под «Китайской стеной» бутылку спрятал.
- Шиферы припёрлись... Мало нам тут ругани без них…
- Клавдия, куда ты бежишь? Домой иди, кому я сказал! Так и быть, помогу я ему - ну, как его зовут, священника-то? - крест донести.
- Видишь, не нужна ему твоя помощь. Лучше не кричи, а смирно иди - надоело мне с тобой при людях собачиться. Кричать любишь, а целовать стесняешься! Какой же ты муж после этого? Или в берлоге с медведем лучше, чем со мной? С отца Феогноста бери пример!
- Чего ты за Феогноста, цепляешься? Он что, поцеловал тебя? Слышала от Авдотьи, на чью могилу он крест несёт? К Ульянке-покойнице. Вертихвостке…
- Врёшь! Вертихвосткам каменные кресты на себе не носят. А Авдотье ты сам глазки строишь...
- Верно, Клава, «большой» человек - большого креста достоин. Заходи, народ честной, в мою мастерскую - каждому по кресту отгрохаю…
- Отец Феогност, это я Василий. У меня ведь это так: вырвалось про крест-то. Какие ваши грехи? Время все грехи списало. Себя не жалеете - меня пожалейте: если надорвётесь, мне за вас от начальства не поздоровится.
- Подожди Василий Васильевич, дай мне с ним переговорить. Нельзя вам сейчас тяжести таскать. Послушайте старика, отец Феогност, температура у вас; вам сейчас в кровати лежать надо. Я настой на травах приготовлю, силы к вам вернутся, тогда и свой крест несите, куда хотите. Остановитесь, погубите вы себя.
- Прости меня, Харлам Максимович, за обидные слова - не глупый ты вовсе. Это мы глупые -  бабы, которые в своё время тебя не поделили. Ждала тебя Ульянка, плакала, а я, глядя на неё, радовалась… Потом и от меня муж ушёл - и поделом мне: не надо над чужим горем потешаться. Но мы с ней за дело отмучились, а ты за какие прегрешения такое наказание себе придумал? Подожди, мы с тобой дочурку твою поищем, только брось крест-то, не надрывайся...
Уже немалая доля пути осталась позади - впереди показалась одинокая берёзка.
Селяне не расходились. Они уже не кричали, не возмущались - шли молча, лишь изредка перешёптывались.
За сотню метров до дерева, крест словно потяжелел, с каждой секундой всё сильнее давил на плечи. Тогда Феогност остановился, присел, тяжело дыша, и взглянул на стоящих перед ним безмолвных людей.
«А ведь не ошибся настоятель, - прошептали пересохшие губы. - Наступит время, когда церковь будет перед мирянами каяться».